Д у н я ш а. Ты всё ещё ждёшь, франтик?
С е м и к о в (бормочет). К своей какой-то тёмной цели...
Д у н я ш а. Сочиняешь? Ты бы частушки сочинил на Китаева, на дурака.
С е м и к о в. Китаев - грубый, а не дурак.
Д у н я ш а. Ну, много ты понимаешь в дураках! Вот сочини-ка что-нибудь смешное.
С е м и к о в. Я смешное не люблю.
Д у н я ш а (показав ему язык). Мэ-э! Тебе и любить-то - нечем. Туда же - не люблю...
(Лидия вышла.)
Л и д и я. Кого это?
Д у н я ш а. Вот - сочинителя. (Ушла.)
С е м и к о в. Лидия Петровна, вы эту книжку читали?
Л и д и я (взяла книгу). "Одеяние духовного брака". Нет. Что это значит - духовный брак?
С е м и к о в. Тут - вообще... о боге...
Л и д и я. Вы верующий?
С е м и к о в. Нет, - зачем же! Но он говорит: хоть не веришь, а знать надо.
Л и д и я. Кто это - он?
С е м и к о в. Учитель пения.
Л и д и я. Он, кажется, чудак? И пьёт?
С е м и к о в. Нет, он очень серьёзный... Образованный. Я в этой книжке ничего не понял. Тут предисловие Метерлинка, так он прямо говорит, что Рейсбрук этот писал пустынными словами.
Л и д и я. Вот как?
С е м и к о в. Да. Я вот записал: "Созерцание - это знание без образов, и всегда оно выше разума". Это, по-моему, верно. Мысли очень мешают творчеству, сочиняешь и всё думаешь, чтобы хорошо вышло. А он говорит, что хорошо будет, если не думать, а только слушать музыку своей души, тогда и будет поэзия. В жизни - никакой поэзии нет.
Л и д и я. Это - вы говорите или он?
С е м и к о в. Он. Но он верно говорит, по-моему. Только я никак не могу без образов. Я вот пишу:
И, в облаках погребена,
Чуть светит бледная луна,
И тёмной массой идут ели
К своей какой-то тайной цели.
Л и д и я. Что же? Кажется, - это не плохо.
С о м о в (выбежал). Э, голубчик, что же вы пришли, а не сказали?
С е м и к о в. Я сказал Дуняше...
С о м о в. Давайте чертежи... Дуняша! Вы не для Дуняши работаете. Можете идти! Впрочем - подождите!
Л и д и я. Вы - скоро?
С о м о в. Да. Сейчас. (Ушёл.)
С е м и к о в. Я выписал ещё вот: "При посредстве разума высказывается многое о начале, которое выше разума. Но постижение этого начала гораздо легче при отсутствии мысли, чем при её посредстве".
Л и д и я (рассеянно). Да...
С е м и к о в. Но - как же без мысли-то? Ведь вот заметно, что и собаки о чём-то думают.
Л и д и я (потирая лоб). Видите ли, Семиков...
С е м и к о в. Я переменил фамилию, на Семиоков. Так - лучше для творчества. А то - Семиков, Кузнецов, Горшков, - какая тут поэзия?
(Выходят: Изотов и ещё двое, один - толстый, другой - сутулый; они прощаются с Лидией почтительно и молча.)
И з о т о в. Могу прислать вам масла.
Л и д и я. Спасибо, у нас есть...
И з о т о в. Анна Николаевна сказала - нет. А мёд - есть? Могу прислать. Отличный мёд!
Л и д и я. Я спрошу свекровь.
И з о т о в. Имейте в виду: товарищи организуют пищевой голод...
(Лидия указывает глазами на Семикова.)
И з о т о в. Я, конечно, подразумеваю мужика, он сам всё ест. Он рассердился на город и ест масло, яйца, мясо - всё ест! Дразнит нас, скотина. Вы, дескать, хотите без мужика жить? Гвоздей, ситца не даёте? Так я тоже ни зерна не дам! Хо-хо! Ну, до свидания!
Л и д и я. В город?
И з о т о в. Нет, мы здесь ночуем, у Богомолова. Винтить будем. Старик у нас - азартнейший винтёр. Его - маслом не корми, но - обязательно - винт! Всех благ!
Л и д и я. Вы сегодня весёлый.
И з о т о в. Дела идут хорошо. Отлично идут дела! (Ушёл.)
С е м и к о в. О рыбах я тоже выписал...
Л и д и я. Что? О рыбах?
С е м и к о в. О том, что чешуя у рыб - разная и что люди тоже не могут быть одинаковы. Но ведь чешуя-то - одёжа, вроде пиджака или толстовки...
(Сомов, Богомолов.)
С о м о в. Слушайте-ка, голубчик, вы небрежно работаете! Напутали там чёрт знает как! Можете идти.
(Семиков быстро исчезает.)
Б о г о м о л о в. Чистенький какой парнишка...
С о м о в. Глуповат. Стихи пишет, ну и...
Б о г о м о л о в. В его возрасте глупость, знаете, только украшает...
Л и д и я. Чаю выпьете?
Б о г о м о л о в. Нет, спасибо! Н-да, молодёжь... Большой вопрос. Конечно, она получит право носить брюки и галстуки каких угодно цветов, н-но многие потребуют столыпинских галстуков, а?
Л и д и я. Вы очень... мрачно шутите...
Б о г о м о л о в. Живём в эпоху мрачных шуток-с! Да, кстати: Яропегов - писал вам?
С о м о в. Один раз.
Б о г о м о л о в. Ну, как он? Поправился?
С о м о в. Вероятно.
Б о г о м о л о в. Странный случай, а? Ну, я удаляюсь! Старик, болтлив стал... Доброй ночи! (Идёт.)
Д у н я ш а [входит]. Самовар подать?
Л и д и я. Да. Пожалуйста. Кто это ходит там?
Д у н я ш а. Катерина Ивановна с Фёклой. [Уходит.]
Л и д и я (зовёт). Катя, иди чай пить...
А р с е н ь е в а. Спасибо. Минут через десять.
[Арсеньева и Фёкла уходят.}
С о м о в (проводив Богомолова). Зачем ты позвала её?
Л и д и я. Чай пить.
С о м о в. Ты как будто избегаешь оставаться глаз на глаз со мною после той истерической сцены...
Л и д и я. Мы условились не вспоминать о ней...
С о м о в. Не избегаешь, нет?
Л и д и я. Как видишь.
С о м о в. Должен сознаться, Лида, что всё-таки тот вечер... очень болезненно ушиб меня! И я продолжаю думать, что эта Арсеньева...
А н н а (входит). Ты - об Арсеньевой, да? Она хочет быть любовницей увальня Терентьева и, кажется, уже добилась этого, об этом все говорят!
Л и д и я. Например - Титова.
А н н а. Это - пошловатая, но очень умная женщина! Мы, конечно, поставлены в необходимость вести знакомство со всякой швалью, но, Лида, я совершенно отказываюсь понять, что интересного находишь ты в этой сухой, глуповатой учительнице и - возможно - шпионке?
Л и д и я. Вы всё ещё не оставили надежду воспитать меня?..
С о м о в. Продолжая в этом тоне, вы поссоритесь, как всегда.
Л и д и я. Я никогда ни с кем не ссорюсь.
А н н а. Но тебе всё более нравится раздражать меня...
Л и д и я. Не ссорюсь и начинаю думать, что это один из моих пороков.
С о м о в. Довольно, Лида! Вы, мама, тоже...
А н н а. Ты лишаешь меня права...
С о м о в. Тише! Идёт эта... Куда ты, Лидия?
Л и д и я. Я пройдусь с нею к реке.
С о м о в. Надеюсь, - не до полуночи?
([Лидия уходит.} Дуняша вносит самовар.)
А н н а. Вы, Дуня, сегодня снова устроили в кухне базар...
Д у н я ш а. Что же нам - шёпотом говорить?
А н н а. Нет, конечно, но эти ваши... дикие песни!
Д у н я ш а. Кому - дикие, а нам - приятны. Вы - отпускайте меня вовремя, вот и будет тихо. Я работаю не восемь часов, а тринадцать. Это не закон! (Ушла.)
А н н а (заваривая чай). Разрушается жизнь. Всё разрушается.
(Сомов стоит у перил, смотрит в лес.)
А н н а. Как хочешь, Николай, но ты неудачно выбрал жену! Я предупреждала тебя. Такое... своекорыстное и - прости! - ничтожное существо. Ужас! Ужас, Николай... Вообще эта семья Уваровых - морально разложившиеся люди. Отец её был либерал... дядя - тоже, хотя - архиерей. Архиерей - либерал! Ведь это... я не знаю что! И вот теперь ты, такой сильный, умный, талантливый... Боже мой!
С о м о в. Вы кончили, да?
А н н а. Не так зло, Николай! Не забудь, что говоришь с матерью.
С о м о в. Послушайте меня молча, если можете... Я не однажды говорил вам, что в моём положении всякие... пустяки...
А н н а. Я надеюсь, что мать - не пустяк?
С о м о в. Нет, но она занимается пустяками, которые могут компрометировать меня. Ваше поведение... весьма забавно, но - я не могу относиться к нему юмористически.
А н н а. Я не желаю слушать! Ты не имеешь права ограничивать...
С о м о в. Не говорите фразами из учебника грамматики...
(Фёкла идёт.)
А н н а. Что вам нужно?
Ф ё к л а. Спекулянта-то нашего заарестовали, Анна Николаевна...
А н н а (перекрестилась маленьким крестом, почти незаметно). Вот видишь? Это был честный, разумный человек. Наверное, это ошибка, Фёкла...
Ф ё к л а. Да, ошибся, говорят; доски на стройке воровал, что ли. Это, конечно, его дело, да он сегодня должен был доставить разное для кухни...
А н н а. Ну, что же! Найдите другого поставщика... Идите!
Ф ё к л а (задумчиво). Тут есть одна баба, тоже кулачиха, да уж очень стерва.
А н н а. Прошу не ругаться!
С о м о в. От кого вы узнали об аресте?
Ф ё к л а. Мишутка-комсомол сказал.
А н н а. Идите, идите... Договоритесь с кем-нибудь...
Ф ё к л а. Ну, хорошо! Я уж с этой... стерлядью. Других-то нету. (Ушла.)
А н н а. Вот, Николай, как уничтожают людей! Силантьев был влиятельный мужик. Он, рабочий Китаев, Троеруков...
С о м о в. Вор, дурак и пьяный шут, но они могут втянуть... могут поставить вас в положение очень глупое...
А н н а. За всю мою жизнь я никогда не была в глупом положении. Ты должен понять, что с тобою говорит не только женщина, которая родила тебя, но - одна из тысяч женщин нашего сословия, оскорблённых, униженных, лишённых права на жизнь, - одна из тысяч!
С о м о в. Да, да, хорошо! Я говорил вам... вы знаете, что страна переживает тяжёлый кризис...
А н н а. Ты со мной не говоришь, ты мне приказываешь. Со мной говорит Яков Антонович, человек, которого ты должен бы...
С о м о в (изумлён). Богомолов? Что же он?
А н н а. Я - всё знаю, Николай! Я знаю героическую его работу, его жизнь подвижника, он - святой человек, Николай! А около тебя этот Яропегов, и ты так наивно, так детски доверчив с ним... Яков Антонович - в ужасе! Он боится, что Яропегов предаст и тебя и...
С о м о в (с тихой яростью). Богомолов... старый идиот... болтун... мелкий взяточник, вот - Богомолов! Что он говорил?
А н н а. Николай! Ты с ума сходишь!
С о м о в (схватил её за плечи, встряхнул). Молчите! Это вы сошли с ума! Запру в сумасшедший дом! Понимаете? Не смейте говорить с Яковом! И ни с кем - слышите? Этого... учителя - не принимать!
А н н а. Николай! Что ты делаешь? Опомнись! (Плачет.)
С о м о в (оттолкнул её). Завтра вы переедете в город.
А н н а. Ты делаешь дурное дело! Служить большевикам... ты, которого...
С о м о в (резко поднял её со стула). Идите к себе. Завтра - в город! Слышите?
А н н а. Пусти меня! Пусти... (Идёт. В двери - оглянулась.) Ты внушаешь мне страшную мысль, - проклясть тебя!
С о м о в. Не разыгрывайте трагикомедии... Довольно! ([Анна уходит.] Шагает по террасе. Закуривает. Спички ломаются. Остановился, прислушивается. Бросил коробку спичек за перила.)
Т р о е р у к о в (на лестнице, с палкой в руке, прихрамывает). Добрый вечер.
С о м о в. Что вам угодно?
Т р о е р у к о в. Спички. (Протягивает коробку.)
С о м о в. Что?
Т р о е р у к о в. Спички упали.
С о м о в. К чёрту! Что - вам - угодно?
Т р о е р у к о в. Записка от Якова Антоновича.
С о м о в (взял, читает, смотрит на него). Садитесь. (Взглянул на записку.) Ну-с, что же? Богомолов предлагает взять вас на место Семикова... Вы это знаете?
Т р о е р у к о в. Да.
С о м о в. Вы... преподавали историю?
Т р о е р у к о в. Чистописание, рисование. Невеждам говорю, что преподавал историю.
С о м о в. Вот как? (Не сразу.) Сидели в тюрьме, да?
Т р о е р у к о в. Два раза. Четыре месяца и одиннадцать.
С о м о в. За убеждения, конечно, да? То есть за болтовню?
(Троеруков молчит. Смотрят друг на друга.)
С о м о в. Мало. На месте ГПУ я бы вас - в Соловки. Лет на десять.
Т р о е р у к о в. Вы шутите или оскорбляете?
С о м о в. А - как вам кажется?
Т р о е р у к о в. Кажется - хотите оскорбить.
С о м о в. Ну и что же?
Т р о е р у к о в. Это - напрасно. Я так отшлифован оскорблениями, что от них не ржавею. Вы дадите мне работу?
С о м о в. Нет.
Т р о е р у к о в. Можно спросить - почему?
С о м о в. Спросите, но я не отвечу.
Т р о е р у к о в. До свидания. (Встал.) Так и сказать Якову Антоновичу?
С о м о в. Так и скажите... Впрочем - постойте! Вы способны говорить откровенно?
Т р о е р у к о в. Зависит от того - о чём и с кем.
С о м о в. О себе. Со мной.
Т р о е р у к о в. Зачем?
С о м о в. Вот как? Таким я вас не представлял. Любопытно. Вы давно знаете Богомолова?
Т р о е р у к о в. Пять лет.
С о м о в. И... что же вы о нём думаете? Можно узнать?
Т р о е р у к о в. Старый человек, не очень умный, обозлённый и неосторожный...
(Сомов молча смотрит на него. За террасой голоса Арсеньевой, Лидии.)
Т р о е р у к о в. Могу уйти?
С о м о в. Нет. Пойдёмте-ка ко мне... Вы как будто... человек неглупый, а?
Т р о е р у к о в. Не имею оснований считать себя дураком.
С о м о в. И не плохой актёр?
Т р о е р у к о в. Все люди - актёры.
(Ушли. Входят женщины.)
А р с е н ь е в а. Не знаю, как я могла бы помочь тебе.
Л и д и я. И я не знаю.
А р с е н ь е в а. Уж очень ты слабовольна.
Л и д и я. Вот это я знаю. Будем пить чай?
А р с е н ь е в а. Да. И детей нет.
Л и д и я. Он - не хочет. Да и - какая я мать?
А р с е н ь е в а. Он очень эгоистичен?
Л и д и я. Он - честолюбив. И - чёрствый. Он вообще... мало похож, совсем не похож на того человека, каким я видела его до замужества.
А р с е н ь е в а. Ты - сильно влюбилась?
Л и д и я. Да. Впрочем - не знаю. Может быть, я просто хотела скорее выйти замуж. Отец ненавидел революцию, рабочих и всё... И меня тоже. Он стал такой страшный. Мы жили в одной комнате, иногда мне казалось, что он хочет убить меня. Он говорил: "Если б не ты, я бы дрался с ними". Ты помнишь его?
А р с е н ь е в а. Смутно.
Л и д и я. Ночью он молился, рычал: "Господи, покарай, покарай!" Я не могла уснуть, пока он сам не уснёт. Утром проснусь, а он сидит на диване и смотрит на меня - так, что я не могу пошевелиться.
А р с е н ь е в а. Разведись, Лида, поживи со мной; у меня есть мальчик, приёмыш, беспризорный, удивительно забавный, талантливый.
Л и д и я. Я такая... дрянь! Знаешь, мне даже противно видеть себя в зеркале. Такое ненавистное, чужое лицо...
А р с е н ь е в а (гладит её плечо, голову). Перестань.
Л и д и я. Особенно гадко вспомнить себя... ночью. Он любит, чтоб в спальне горел огонь, понимаешь? Он такой... чувственный и заражает меня. Потом - думаешь: какое несчастие, какой позор быть женщиной!
А р с е н ь е в а. Мне очень... грустно с тобой...
Л и д и я. Грустно? И только?
А р с е н ь е в а. Ты была такая... прозрачная, правдивая, так серьёзно училась, думала.
Л и д и я. А я и тогда вижу себя ничтожной. Теперь стала хуже... глупее, нечестной.
А р с е н ь е в а. У меня, Лида, нет... мягких слов, я не умею утешать.
Л и д и я. Ты всегда была такой.
А р с е н ь е в а. Я преданно... искренно люблю людей, которые - вот видишь - строят новую жизнь. И все другие, кроме их, мне уже непонятны. Я даже и себя, иногда, не понимаю. Мне стыдно вспомнить, что я могла думать и чувствовать иначе, не так, как теперь.
Л и д и я. Как горячо ты...
А р с е н ь е в а. Люди, как Дроздов, Терентьев, действительно - новые люди. Они - в опасном положении, у них гораздо больше врагов, чем друзей.
Л и д и я. Рабочие так страшно упрощают всё.
А р с е н ь е в а. Они упрощают правду...
Л и д и я. Кто-то идёт?
Я р о п е г о в (в охотничьих сапогах, с двустволкой за плечами, с чемоданом в руке). Пардон, медам! Я, кажется, втяпался в лирическую сцену? Чай? О, дайте мне скорее чаю! Из оперы "Князь Игорь" - не замечаете?
А р с е н ь е в а. Как ваша голова?
Я р о п е г о в. Работает - как всегда: гениально!
Л и д и я. А болит ещё?
Я р о п е г о в. Немножко. Скорее - из вежливости, чем по необходимости.
Л и д и я. Где ты... где вы были?
Я р о п е г о в. Чёртова глушь. Шестьдесят три километра от ближайшей станции. Леса. Бурелом, валежник, гниль и вообще все прелести лесов, где никто, кроме лешего, не хозяйничал. Проводят ветку - адова работа, но весело! Николай дома? (Рассказывая, он снимает ружьё, ставит его в угол; вынул из кармана револьвер, положил его на подоконник, прикрыл шляпой.)
Л и д и я. Кажется, вы чем-то встревожены?
Я р о п е г о в. И сам себе - зубы заговариваю, - как вы любите выражаться?
А р с е н ь е в а. Ну, Лида, я пойду!
Л и д и я. Посиди ещё немножко.
Я р о п е г о в. Это не я спугнул вас?
А р с е н ь е в а. О, нет, я не пуглива.
Л и д и я. Посиди!
Я р о п е г о в. А я пойду, взгляну, где Николай. (Ушёл.)
А р с е н ь е в а. Какой он жизнерадостный.
Л и д и я. Нет, это только слова у него такие, а он - несчастный и притворяется. Я его знаю. Он чем-то встревожен. Он притворяется, но не умеет. И лгать не умеет.
А р с е н ь е в а. Его очень любит молодёжь.
Л и д и я. Он всегда заговаривает зубы себе и всем. Он был женат на двоюродной сестре мужа, а она ушла с каким-то англичанином в Сибирь и там умерла. У тебя муж - кто был?
А р с е н ь е в а. Плохой человек.
Л и д и я. Тоже?
А р с е н ь е в а (смеясь). Ах ты... Дитя ты ещё! Муж мой был журналист, после Октябрьской революции он показал себя так, что мы разошлись...
Л и д и я. Он - где?
А р с е н ь е в а. Убит в гражданской войне. Он - белый, корниловец.
Т р о е р у к о в (поспешно вышел из комнаты, схватил палку). Извините! (Сбежал с лестницы.)
Л и д и я. Вот противный человек.
А р с е н ь е в а. Да. Очень.
С о м о в (из комнаты). Лида!
Л и д и я. Что?
С о м о в. На минуту!
Л и д и я (ушла, быстро возвращается). Пойдём ко мне наверх...
А р с е н ь е в а. Мне пора домой...
Л и д и я. Нет, - пойдём! Ты так хорошо говорила со мной сегодня!
А р с е н ь е в а. Далеко я живу.
Л и д и я (ведёт её). Да, очень далеко от меня, далеко! Но мне так хочется побыть с тобой.
(Ушли. Через минуту Сомов - вышел, за ним - Яропегов.)
С о м о в. Здесь удобнее.
Я р о п е г о в. Чем? (Наливает чай.)
С о м о в. Всегда видишь, кто идёт...
Я р о п е г о в. Есть такой балет: "Тщетная предосторожность". (Ожёг руку.) А, чёрт...
С о м о в. Ты ничего не говорил жене?
Я р о п е г о в. Я вскочил на террасу и при этой учительнице заорал, как мальчишка-газетчик: "Попов приехал из-за границы и на вокзале арестован..."
С о м о в (ходит). Выхватывая из нашей среды таких, как он, товарищи обезоруживают себя. В конце концов - всё против них.
Я р о п е г о в. Ты думаешь? Гм...
С о м о в. Богомолов будет... встревожен...
Я р о п е г о в. Дуреет старик. Загнал фабрику в трущобу, а можно было построить километров на тридцать ближе к путям и на сухом месте. Вообще работу он ведёт не очень грамотно и спустя рукава. Пристыдят его товарищи, когда разберутся. А они скоро начнут понимать, из их среды уже появляются весьма остроумные парни.
С о м о в. Не замечаю.
Я р о п е г о в. Ты из-за проектов и бумаг людей не видишь. (Пауза.) Напрасно меня выдернули вы из живого дела. На практической работе я чувствовал себя лучше и пил меньше. У вас тут атмосфера низкого давления и какая-то... всё чихать хочется, а чихнуть - некуда.
С о м о в. Виктор! Когда автомобиль свалил тебя...
Я р о п е г о в. Числа - не помню.
С о м о в. Я не об этом. Шофёр не возбуждает у тебя никаких подозрений?
Я р о п е г о в. Подозреваю, что он был пьян, идиот. Трезвый не поедет с погашенными фонарями.
С о м о в. Странно, что ты не заметил шофёра и кто сидел с ним...
Я р о п е г о в. Когда на человека налетает автомобиль, так человек прежде всего замечает машину, затем - столкновение машины с его брюхом, далее он замечает, что его швырнуло на панель и что башка его неприятно стукнулась о какое-то твёрдое тело. После этого человек утрачивает на некоторое время способность замечать что-либо. А очухавшись, деловито соображает, насколько он испорчен. При всём этом - нет времени знакомиться с шофёром.
С о м о в. Это забавно, Виктор, но...
Я р о п е г о в. Почему ты вспомнил этот случай?..
С о м о в. Видишь ли, ты - извини! Но мне кажется, что автомобиля вообще не было, а просто ты упал...
Я р о п е г о в. Будучи в пьяном виде? На этом и согласимся.
С о м о в. Тут всё время ищут шофёра, этот... товарищ Дроздов, должно быть, подозревает хулиганство и, может быть...
Я р о п е г о в. Мне следует заявить, что это я сам, в пьяном виде, наскочил на автомобиль? Что ж, можно и заявить. Но гражданин, который поставил меня на ноги...
Б о г о м о л о в (идёт поспешно, с зонтиком под мышкой, говорит негромко, задыхаясь, заикается). Виктор Павлович... Действительно - Попов, а?
Я р о п е г о в. Именно - он.
Б о г о м о л о в. Странно как, знаете? И - почему, а?
Я р о п е г о в. Сие - неизвестно. Что вы - с зонтиком?
Б о г о м о л о в. От собак. Я думал - палка. Как же это... случилось?
Я р о п е г о в. Очень просто: его встретили люди, которые в таких случаях встречают...
Б о г о м о л о в. В каких случаях?
Я р о п е г о в. Ну, вот - в этих, когда человека арестовать надо...
С о м о в. Не так громко, Виктор...
Б о г о м о л о в. Надо? Надо... мотивы иметь!
Я р о п е г о в. Вероятно, у них есть и мотивы.
Б о г о м о л о в (озлобляясь). Вы шутите! Вы всё шутите...
Я р о п е г о в. Привычка. Свыше мне дана.
С о м о в. Яков Антонович, мне надобно сказать вам несколько слов...
Б о г о м о л о в. Сейчас, подождите! (Яропегову.) Ну, встретили и... что же?
Я р о п е г о в. И повели.
Б о г о м о л о в. Сказали что-нибудь?
Я р о п е г о в. Не слышал.
Б о г о м о л о в. Портфель у него? Багаж?
Я р о п е г о в. Да - что я? Багажный кондуктор? Я видел, что Попова любезно ведут, а он... идёт! И это - всё!
Б о г о м о л о в. Любезно! Ой, как нехорошо говорите вы! У вас... коллегиального чувства нет-с! Вы... не понимаете - кто арестован! Кто!
Я р о п е г о в. Я сказал: арестован - Попов, вы знаете его, да? Ну, вот. И - чего вы кричите на меня? По какому праву?
Б о г о м о л о в. Право старшего товарища... - Иду, Сомов, иду! Не возмущаться такими актами бесправия... (Сомов шепчет в ухо ему.) Да... Иду! Вы извините, Виктор Павлович, но... я - старый человек и - возмущён, знаете! Николай Васильевич - надо сказать Изотову...
С о м о в. Да, но мне некого послать...
Б о г о м о л о в. Подождите... Тут должен быть... (Кричит.) Кирик Валентиныч, вы - где? (Сбежал с лестницы. Из-за деревьев - Троеруков, шепчутся. Яропегов изумлён. Сомов, нахмурясь, следит за ним. Богомолов возвратился.) Идёмте! Какие волнения... На старости лет...
[Богомолов и Сомов уходят.]
(Яропегов протёр пальцами глаза, щупает затылок, крутит бородку, бормочет что-то, берёт чемодан, ружьё.)
Ф ё к л а [входит]. Здравствуйте, Виктор Павлыч, - приехали?
Я р о п е г о в (как сквозь сон). Очевидно... приехал! Как живём, премудрая?
Ф ё к л а. Стряпаю да кормлю, вот и всё житьишко! Денег надобно, а взять не у кого, старшая хозяйка - заперлась, не допускает до себя, молодая - пищей не интересуется... Поправились от ушиба-то?
Я р о п е г о в. Вполне. Хоть жениться могу...
Ф ё к л а. Жениться вам - самое полезное дело. И женитесь - на молодой, вы - весёлый, с вами и молодая скучать не станет.
Я р о п е г о в (хочет идти). Так я и сделаю...
Ф ё к л а (собирая посуду со стола). А у нас тут всё скандалы, всё аресты. Шпекулянта Силантьева арестовали, Китаева, они, слышь, материал со стройки привыкли красть. Ведь вот какая это дурная привычка - воровать! Ну, Силантьев - пёс его возьми! А рабочему-то воровать не надо бы! Подумал бы: у кого ворует? Сам у себя ворует.
Я р о п е г о в (поставил чемодан на пол). Правильно! Китаева, говорите, зацапали?
Ф ё к л а. Да, да! И слышно, что будто бы он пьяный хвастался, что на человека наехал, - не он ли это на вас?
Я р о п е г о в. Не-ет... Мало ли таких... которые наезжают.
Ф ё к л а. Задумчивый вы нынче.
Я р о п е г о в. Устал, должно быть.
Ф ё к л а. Ну - отдыхайте, отдыхайте... (Несёт посуду в комнату.)
(Яропегов уступает ей дорогу, а из двери, оттолкнув Фёклу, бежит Богомолов.)
Б о г о м о л о в (задыхаясь). Нет-с, это невозможно. Я - протестую! Это - ваше дело, а - не моё! Это - ваш план! Возражаю! Это вы... перешагнули за рубеж... географический и разума-с!
С о м о в. Разрешите напомнить, что Яропегов не посвящён..!
Б о г о м о л о в. Не верю-с! Хладнокровием рисуетесь? И в хладнокровие не верю-с! Вот как, Виктор Павлович? Шуточки - шутили? Ловко!
Я р о п е г о в. В чём дело, Николай?
С о м о в. Как видишь - Яков Антонович в панике.
Б о г о м о л о в. Я? В панике? Ложь! Я - возмущён. Я - стар, в старости - ничего не боятся! (Плачущим голосом.) В старости... нечего терять... нечего, да!
Я р о п е г о в. Ясно, что в этой интимной беседе третий человек лишний.
С о м о в. Давайте обсудим спокойно...
Б о г о м о л о в. Спокойно? После сказанного вами? Нет, знаете...
С о м о в. Вы сделали целый ряд глупостей...
Б о г о м о л о в. Я? Да - что вы? Вы... Наполеоном себя считаете? Позвольте... чёрт возьми! Это - не пройдёт!
С о м о в. Подождите.
Б о г о м о л о в. Мне ждать от вас нечего...
С о м о в. Не от меня... Молчите... Слышите?
Б о г о м о л о в. Что такое? Что... слышать?
(Сомов - быстро сунул руки в карманы и - сквозь зубы негромко рычит. Богомолов, выпрямляясь, качается на ногах. На террасу входят четверо агентов ГПУ.)
А г е н т (очень вежливо). Николай Васильевич Сомов?
С о м о в. Это - я.
А г е н т. Вы арестованы. Выньте руки из карманов. А вы - кто?
Б о г о м о л о в. Яков... Богомолов. Яков Антонович... Богомолов...
А г е н т. Вы - тоже арестованы. Здесь живёте, нет?
Б о г о м о л о в. Я... случайно. То есть - пришёл в гости. Этот арест... явное недоразумение...
Агент. Здесь должен быть ещё... Яропегов, Виктор Павлов.
Я р о п е г о в (в двери). Вот он.
А г е н т. Подлежите аресту и вы.
Я р о п е г о в. Неприятно.
А г е н т (усмехаясь). Никогда не замечал, что этот акт приятен для тех, кого арестуют.
Я р о п е г о в. Не замечали? Странно.
А г е н т (Сомову). Ваш кабинет?
С о м о в. Я не держу здесь бумаг.
А г е н т. Всё равно, мы должны произвести обыск.
С о м о в. Пожалуйста. (Садится на подоконник.)
А г е н т. Вы не желаете показать, где ваш кабинет?
С о м о в. Вы же будете обыскивать всю дачу, кабинет - в ней. (Нащупал револьвер под шляпой Яропегова.)
А г е н т. Хорошо. При обыске отказываетесь присутствовать? Товарищи, займитесь там. (Сел к столу, вынимает бумаги из портфеля. Количество агентов постепенно увеличивается.)
Я р о п е г о в (схватил Сомова за руку). Ну, ну, это, брат, не игра! (Вырывает револьвер.) И нельзя стрелять, не подняв предохранитель. (Один из агентов берёт у него оружие.) Не подумайте, что он хотел стрелять в вас.
А г е н т (за столом). Нет, мы этого не подумаем, будьте спокойны.
(Богомолов - сидит, у него поза человека, который дремлет или крепко задумался. Около Сомова два агента. Яропегов, сидя на перилах, закуривает, наблюдая всех.)
С о м о в (Яропегову). Ты... свинья!
Я р о п е г о в (спокойно). Потому что не признаю за тобой права самоликвидации? Нет, это их право...
(Из комнат выходят Анна, Арсеньева, Лидия, их сопровождает агент.)
А н н а (на слова Яропегова). Что, Николай? Я говорила тебе, я говорила!
А г е н т. А что, собственно, говорили вы?
С о м о в. Это - моя мать... она психически ненормальна.
А н н а. Николай! Что ты сказал!
(Богомолов встал и тоже порывается вперёд, хочет сказать что-то, но, махнув рукой на Сомова, снова сел.)
Л и д и я (негромко). Николай... Это - серьёзно?
С о м о в. Не беспокойся.
Л и д и я. Нет... Виктор - что это значит?
Я р о п е г о в. Я думаю - ликвидация малограмотности...
А н н а. Балаганный шут...
(Лидия хочет схватить со стола револьвер Яропегова, Арсеньева удерживает её руку, агент - оружие.)
Я р о п е г о в (испуган). Что ты, что ты! Ты же не умеешь стрелять!
Л и д и я (кричит). Я хочу... я должна убить себя... Я - маленький зверь... Имею право...
А н н а. Не притворяйтесь, - вы! Истеричка!
А р с е н ь е в а (агенту). Можно увести её?
С о м о в. Веди себя прилично, Л и д и я!
Л и д и я. Нет, Николай... Я не могу больше... не могу...
А г е н т (товарищу). Уведи её в комнату, останься там.
Л и д и я. Катя, - не оставляй меня...
(Навстречу ей и Арсеньевой - Фёкла, Дуняша, агент.)
Ф ё к л а. Ба-атюшки, народу-то сколько! Здравствуйте, товарищи!
Д у н я ш а (агенту). Не толкайся! Я - не арестованная!
А г е н т. Нечаянно...
Ф ё к л а. Виктор Павлыч, - ох! Неужто и вас заарканят?
Я р о п е г о в. Уже.
Ф ё к л а. Ну, вас, наверно, по пьяному делу!
А г е н т. Не шуми, старушка!
Ф ё к л а. Да - разве я шумлю? Я тоже не арестованная.
Д у н я ш а. Наша власть, а - толкаетесь. Неучи!
Ф ё к л а. Зря это - рычите вы, товарищ.
Д у н я ш а. Прислуга за господ не отвечает...
А г е н т. Довольно!
Ф ё к л а. Ну, давай молчим, Дуняшка...
(Агент, с чемоданом в руке, вводит на террасу Троерукова. Богомолов, видя его, поднимается со стула, качаясь на ногах.)
А г е н т. Гражданин этот бежал куда-то с чемоданом...
Т р о е р у к о в. Я его нашёл в лесу...
Б о г о м о л о в. Этот... чемодан... этот человек...
А г е н т. Гражданин, не волнуйтесь!.. Мы разберём, кто этот человек и что в чемодане...
(Богомолов, всхрапнув, падает.)
Ф ё к л а. Ой, глядите, старичок-то...
А н н а (крестясь). Вот...
С о м о в (с надеждой, почти с радостью). Умер?
(Возня вокруг Богомолова. Троеруков сделал какой-то знак Сомову, тот усмехнулся. Погас огонь.)
А г е н т. Кто погасил? Света! Что с ним?
Я р о п е г о в. Должно быть - удар.
А г е н т. А где арестованный с чемоданом?
(Двое агентов вводят на террасу Троерукова, один из них говорит: "Гражданин этот хотел бежать".)
Т р о е р у к о в. Неправда! Просто, - я в темноте упал через перила...
А г е н т. Ловко падаете! Послать машину за доктором, и авто скорой помощи. Есть на фабрике такое авто? Живо! Что там, с обыском? (Троерукову.) Ваше имя, гражданин? Род занятий?
Т р о е р у к о в. Кирик Валентинов Троеруков, учитель пения.
1931 г.
С е м и к о в (бормочет). К своей какой-то тёмной цели...
Д у н я ш а. Сочиняешь? Ты бы частушки сочинил на Китаева, на дурака.
С е м и к о в. Китаев - грубый, а не дурак.
Д у н я ш а. Ну, много ты понимаешь в дураках! Вот сочини-ка что-нибудь смешное.
С е м и к о в. Я смешное не люблю.
Д у н я ш а (показав ему язык). Мэ-э! Тебе и любить-то - нечем. Туда же - не люблю...
(Лидия вышла.)
Л и д и я. Кого это?
Д у н я ш а. Вот - сочинителя. (Ушла.)
С е м и к о в. Лидия Петровна, вы эту книжку читали?
Л и д и я (взяла книгу). "Одеяние духовного брака". Нет. Что это значит - духовный брак?
С е м и к о в. Тут - вообще... о боге...
Л и д и я. Вы верующий?
С е м и к о в. Нет, - зачем же! Но он говорит: хоть не веришь, а знать надо.
Л и д и я. Кто это - он?
С е м и к о в. Учитель пения.
Л и д и я. Он, кажется, чудак? И пьёт?
С е м и к о в. Нет, он очень серьёзный... Образованный. Я в этой книжке ничего не понял. Тут предисловие Метерлинка, так он прямо говорит, что Рейсбрук этот писал пустынными словами.
Л и д и я. Вот как?
С е м и к о в. Да. Я вот записал: "Созерцание - это знание без образов, и всегда оно выше разума". Это, по-моему, верно. Мысли очень мешают творчеству, сочиняешь и всё думаешь, чтобы хорошо вышло. А он говорит, что хорошо будет, если не думать, а только слушать музыку своей души, тогда и будет поэзия. В жизни - никакой поэзии нет.
Л и д и я. Это - вы говорите или он?
С е м и к о в. Он. Но он верно говорит, по-моему. Только я никак не могу без образов. Я вот пишу:
И, в облаках погребена,
Чуть светит бледная луна,
И тёмной массой идут ели
К своей какой-то тайной цели.
Л и д и я. Что же? Кажется, - это не плохо.
С о м о в (выбежал). Э, голубчик, что же вы пришли, а не сказали?
С е м и к о в. Я сказал Дуняше...
С о м о в. Давайте чертежи... Дуняша! Вы не для Дуняши работаете. Можете идти! Впрочем - подождите!
Л и д и я. Вы - скоро?
С о м о в. Да. Сейчас. (Ушёл.)
С е м и к о в. Я выписал ещё вот: "При посредстве разума высказывается многое о начале, которое выше разума. Но постижение этого начала гораздо легче при отсутствии мысли, чем при её посредстве".
Л и д и я (рассеянно). Да...
С е м и к о в. Но - как же без мысли-то? Ведь вот заметно, что и собаки о чём-то думают.
Л и д и я (потирая лоб). Видите ли, Семиков...
С е м и к о в. Я переменил фамилию, на Семиоков. Так - лучше для творчества. А то - Семиков, Кузнецов, Горшков, - какая тут поэзия?
(Выходят: Изотов и ещё двое, один - толстый, другой - сутулый; они прощаются с Лидией почтительно и молча.)
И з о т о в. Могу прислать вам масла.
Л и д и я. Спасибо, у нас есть...
И з о т о в. Анна Николаевна сказала - нет. А мёд - есть? Могу прислать. Отличный мёд!
Л и д и я. Я спрошу свекровь.
И з о т о в. Имейте в виду: товарищи организуют пищевой голод...
(Лидия указывает глазами на Семикова.)
И з о т о в. Я, конечно, подразумеваю мужика, он сам всё ест. Он рассердился на город и ест масло, яйца, мясо - всё ест! Дразнит нас, скотина. Вы, дескать, хотите без мужика жить? Гвоздей, ситца не даёте? Так я тоже ни зерна не дам! Хо-хо! Ну, до свидания!
Л и д и я. В город?
И з о т о в. Нет, мы здесь ночуем, у Богомолова. Винтить будем. Старик у нас - азартнейший винтёр. Его - маслом не корми, но - обязательно - винт! Всех благ!
Л и д и я. Вы сегодня весёлый.
И з о т о в. Дела идут хорошо. Отлично идут дела! (Ушёл.)
С е м и к о в. О рыбах я тоже выписал...
Л и д и я. Что? О рыбах?
С е м и к о в. О том, что чешуя у рыб - разная и что люди тоже не могут быть одинаковы. Но ведь чешуя-то - одёжа, вроде пиджака или толстовки...
(Сомов, Богомолов.)
С о м о в. Слушайте-ка, голубчик, вы небрежно работаете! Напутали там чёрт знает как! Можете идти.
(Семиков быстро исчезает.)
Б о г о м о л о в. Чистенький какой парнишка...
С о м о в. Глуповат. Стихи пишет, ну и...
Б о г о м о л о в. В его возрасте глупость, знаете, только украшает...
Л и д и я. Чаю выпьете?
Б о г о м о л о в. Нет, спасибо! Н-да, молодёжь... Большой вопрос. Конечно, она получит право носить брюки и галстуки каких угодно цветов, н-но многие потребуют столыпинских галстуков, а?
Л и д и я. Вы очень... мрачно шутите...
Б о г о м о л о в. Живём в эпоху мрачных шуток-с! Да, кстати: Яропегов - писал вам?
С о м о в. Один раз.
Б о г о м о л о в. Ну, как он? Поправился?
С о м о в. Вероятно.
Б о г о м о л о в. Странный случай, а? Ну, я удаляюсь! Старик, болтлив стал... Доброй ночи! (Идёт.)
Д у н я ш а [входит]. Самовар подать?
Л и д и я. Да. Пожалуйста. Кто это ходит там?
Д у н я ш а. Катерина Ивановна с Фёклой. [Уходит.]
Л и д и я (зовёт). Катя, иди чай пить...
А р с е н ь е в а. Спасибо. Минут через десять.
[Арсеньева и Фёкла уходят.}
С о м о в (проводив Богомолова). Зачем ты позвала её?
Л и д и я. Чай пить.
С о м о в. Ты как будто избегаешь оставаться глаз на глаз со мною после той истерической сцены...
Л и д и я. Мы условились не вспоминать о ней...
С о м о в. Не избегаешь, нет?
Л и д и я. Как видишь.
С о м о в. Должен сознаться, Лида, что всё-таки тот вечер... очень болезненно ушиб меня! И я продолжаю думать, что эта Арсеньева...
А н н а (входит). Ты - об Арсеньевой, да? Она хочет быть любовницей увальня Терентьева и, кажется, уже добилась этого, об этом все говорят!
Л и д и я. Например - Титова.
А н н а. Это - пошловатая, но очень умная женщина! Мы, конечно, поставлены в необходимость вести знакомство со всякой швалью, но, Лида, я совершенно отказываюсь понять, что интересного находишь ты в этой сухой, глуповатой учительнице и - возможно - шпионке?
Л и д и я. Вы всё ещё не оставили надежду воспитать меня?..
С о м о в. Продолжая в этом тоне, вы поссоритесь, как всегда.
Л и д и я. Я никогда ни с кем не ссорюсь.
А н н а. Но тебе всё более нравится раздражать меня...
Л и д и я. Не ссорюсь и начинаю думать, что это один из моих пороков.
С о м о в. Довольно, Лида! Вы, мама, тоже...
А н н а. Ты лишаешь меня права...
С о м о в. Тише! Идёт эта... Куда ты, Лидия?
Л и д и я. Я пройдусь с нею к реке.
С о м о в. Надеюсь, - не до полуночи?
([Лидия уходит.} Дуняша вносит самовар.)
А н н а. Вы, Дуня, сегодня снова устроили в кухне базар...
Д у н я ш а. Что же нам - шёпотом говорить?
А н н а. Нет, конечно, но эти ваши... дикие песни!
Д у н я ш а. Кому - дикие, а нам - приятны. Вы - отпускайте меня вовремя, вот и будет тихо. Я работаю не восемь часов, а тринадцать. Это не закон! (Ушла.)
А н н а (заваривая чай). Разрушается жизнь. Всё разрушается.
(Сомов стоит у перил, смотрит в лес.)
А н н а. Как хочешь, Николай, но ты неудачно выбрал жену! Я предупреждала тебя. Такое... своекорыстное и - прости! - ничтожное существо. Ужас! Ужас, Николай... Вообще эта семья Уваровых - морально разложившиеся люди. Отец её был либерал... дядя - тоже, хотя - архиерей. Архиерей - либерал! Ведь это... я не знаю что! И вот теперь ты, такой сильный, умный, талантливый... Боже мой!
С о м о в. Вы кончили, да?
А н н а. Не так зло, Николай! Не забудь, что говоришь с матерью.
С о м о в. Послушайте меня молча, если можете... Я не однажды говорил вам, что в моём положении всякие... пустяки...
А н н а. Я надеюсь, что мать - не пустяк?
С о м о в. Нет, но она занимается пустяками, которые могут компрометировать меня. Ваше поведение... весьма забавно, но - я не могу относиться к нему юмористически.
А н н а. Я не желаю слушать! Ты не имеешь права ограничивать...
С о м о в. Не говорите фразами из учебника грамматики...
(Фёкла идёт.)
А н н а. Что вам нужно?
Ф ё к л а. Спекулянта-то нашего заарестовали, Анна Николаевна...
А н н а (перекрестилась маленьким крестом, почти незаметно). Вот видишь? Это был честный, разумный человек. Наверное, это ошибка, Фёкла...
Ф ё к л а. Да, ошибся, говорят; доски на стройке воровал, что ли. Это, конечно, его дело, да он сегодня должен был доставить разное для кухни...
А н н а. Ну, что же! Найдите другого поставщика... Идите!
Ф ё к л а (задумчиво). Тут есть одна баба, тоже кулачиха, да уж очень стерва.
А н н а. Прошу не ругаться!
С о м о в. От кого вы узнали об аресте?
Ф ё к л а. Мишутка-комсомол сказал.
А н н а. Идите, идите... Договоритесь с кем-нибудь...
Ф ё к л а. Ну, хорошо! Я уж с этой... стерлядью. Других-то нету. (Ушла.)
А н н а. Вот, Николай, как уничтожают людей! Силантьев был влиятельный мужик. Он, рабочий Китаев, Троеруков...
С о м о в. Вор, дурак и пьяный шут, но они могут втянуть... могут поставить вас в положение очень глупое...
А н н а. За всю мою жизнь я никогда не была в глупом положении. Ты должен понять, что с тобою говорит не только женщина, которая родила тебя, но - одна из тысяч женщин нашего сословия, оскорблённых, униженных, лишённых права на жизнь, - одна из тысяч!
С о м о в. Да, да, хорошо! Я говорил вам... вы знаете, что страна переживает тяжёлый кризис...
А н н а. Ты со мной не говоришь, ты мне приказываешь. Со мной говорит Яков Антонович, человек, которого ты должен бы...
С о м о в (изумлён). Богомолов? Что же он?
А н н а. Я - всё знаю, Николай! Я знаю героическую его работу, его жизнь подвижника, он - святой человек, Николай! А около тебя этот Яропегов, и ты так наивно, так детски доверчив с ним... Яков Антонович - в ужасе! Он боится, что Яропегов предаст и тебя и...
С о м о в (с тихой яростью). Богомолов... старый идиот... болтун... мелкий взяточник, вот - Богомолов! Что он говорил?
А н н а. Николай! Ты с ума сходишь!
С о м о в (схватил её за плечи, встряхнул). Молчите! Это вы сошли с ума! Запру в сумасшедший дом! Понимаете? Не смейте говорить с Яковом! И ни с кем - слышите? Этого... учителя - не принимать!
А н н а. Николай! Что ты делаешь? Опомнись! (Плачет.)
С о м о в (оттолкнул её). Завтра вы переедете в город.
А н н а. Ты делаешь дурное дело! Служить большевикам... ты, которого...
С о м о в (резко поднял её со стула). Идите к себе. Завтра - в город! Слышите?
А н н а. Пусти меня! Пусти... (Идёт. В двери - оглянулась.) Ты внушаешь мне страшную мысль, - проклясть тебя!
С о м о в. Не разыгрывайте трагикомедии... Довольно! ([Анна уходит.] Шагает по террасе. Закуривает. Спички ломаются. Остановился, прислушивается. Бросил коробку спичек за перила.)
Т р о е р у к о в (на лестнице, с палкой в руке, прихрамывает). Добрый вечер.
С о м о в. Что вам угодно?
Т р о е р у к о в. Спички. (Протягивает коробку.)
С о м о в. Что?
Т р о е р у к о в. Спички упали.
С о м о в. К чёрту! Что - вам - угодно?
Т р о е р у к о в. Записка от Якова Антоновича.
С о м о в (взял, читает, смотрит на него). Садитесь. (Взглянул на записку.) Ну-с, что же? Богомолов предлагает взять вас на место Семикова... Вы это знаете?
Т р о е р у к о в. Да.
С о м о в. Вы... преподавали историю?
Т р о е р у к о в. Чистописание, рисование. Невеждам говорю, что преподавал историю.
С о м о в. Вот как? (Не сразу.) Сидели в тюрьме, да?
Т р о е р у к о в. Два раза. Четыре месяца и одиннадцать.
С о м о в. За убеждения, конечно, да? То есть за болтовню?
(Троеруков молчит. Смотрят друг на друга.)
С о м о в. Мало. На месте ГПУ я бы вас - в Соловки. Лет на десять.
Т р о е р у к о в. Вы шутите или оскорбляете?
С о м о в. А - как вам кажется?
Т р о е р у к о в. Кажется - хотите оскорбить.
С о м о в. Ну и что же?
Т р о е р у к о в. Это - напрасно. Я так отшлифован оскорблениями, что от них не ржавею. Вы дадите мне работу?
С о м о в. Нет.
Т р о е р у к о в. Можно спросить - почему?
С о м о в. Спросите, но я не отвечу.
Т р о е р у к о в. До свидания. (Встал.) Так и сказать Якову Антоновичу?
С о м о в. Так и скажите... Впрочем - постойте! Вы способны говорить откровенно?
Т р о е р у к о в. Зависит от того - о чём и с кем.
С о м о в. О себе. Со мной.
Т р о е р у к о в. Зачем?
С о м о в. Вот как? Таким я вас не представлял. Любопытно. Вы давно знаете Богомолова?
Т р о е р у к о в. Пять лет.
С о м о в. И... что же вы о нём думаете? Можно узнать?
Т р о е р у к о в. Старый человек, не очень умный, обозлённый и неосторожный...
(Сомов молча смотрит на него. За террасой голоса Арсеньевой, Лидии.)
Т р о е р у к о в. Могу уйти?
С о м о в. Нет. Пойдёмте-ка ко мне... Вы как будто... человек неглупый, а?
Т р о е р у к о в. Не имею оснований считать себя дураком.
С о м о в. И не плохой актёр?
Т р о е р у к о в. Все люди - актёры.
(Ушли. Входят женщины.)
А р с е н ь е в а. Не знаю, как я могла бы помочь тебе.
Л и д и я. И я не знаю.
А р с е н ь е в а. Уж очень ты слабовольна.
Л и д и я. Вот это я знаю. Будем пить чай?
А р с е н ь е в а. Да. И детей нет.
Л и д и я. Он - не хочет. Да и - какая я мать?
А р с е н ь е в а. Он очень эгоистичен?
Л и д и я. Он - честолюбив. И - чёрствый. Он вообще... мало похож, совсем не похож на того человека, каким я видела его до замужества.
А р с е н ь е в а. Ты - сильно влюбилась?
Л и д и я. Да. Впрочем - не знаю. Может быть, я просто хотела скорее выйти замуж. Отец ненавидел революцию, рабочих и всё... И меня тоже. Он стал такой страшный. Мы жили в одной комнате, иногда мне казалось, что он хочет убить меня. Он говорил: "Если б не ты, я бы дрался с ними". Ты помнишь его?
А р с е н ь е в а. Смутно.
Л и д и я. Ночью он молился, рычал: "Господи, покарай, покарай!" Я не могла уснуть, пока он сам не уснёт. Утром проснусь, а он сидит на диване и смотрит на меня - так, что я не могу пошевелиться.
А р с е н ь е в а. Разведись, Лида, поживи со мной; у меня есть мальчик, приёмыш, беспризорный, удивительно забавный, талантливый.
Л и д и я. Я такая... дрянь! Знаешь, мне даже противно видеть себя в зеркале. Такое ненавистное, чужое лицо...
А р с е н ь е в а (гладит её плечо, голову). Перестань.
Л и д и я. Особенно гадко вспомнить себя... ночью. Он любит, чтоб в спальне горел огонь, понимаешь? Он такой... чувственный и заражает меня. Потом - думаешь: какое несчастие, какой позор быть женщиной!
А р с е н ь е в а. Мне очень... грустно с тобой...
Л и д и я. Грустно? И только?
А р с е н ь е в а. Ты была такая... прозрачная, правдивая, так серьёзно училась, думала.
Л и д и я. А я и тогда вижу себя ничтожной. Теперь стала хуже... глупее, нечестной.
А р с е н ь е в а. У меня, Лида, нет... мягких слов, я не умею утешать.
Л и д и я. Ты всегда была такой.
А р с е н ь е в а. Я преданно... искренно люблю людей, которые - вот видишь - строят новую жизнь. И все другие, кроме их, мне уже непонятны. Я даже и себя, иногда, не понимаю. Мне стыдно вспомнить, что я могла думать и чувствовать иначе, не так, как теперь.
Л и д и я. Как горячо ты...
А р с е н ь е в а. Люди, как Дроздов, Терентьев, действительно - новые люди. Они - в опасном положении, у них гораздо больше врагов, чем друзей.
Л и д и я. Рабочие так страшно упрощают всё.
А р с е н ь е в а. Они упрощают правду...
Л и д и я. Кто-то идёт?
Я р о п е г о в (в охотничьих сапогах, с двустволкой за плечами, с чемоданом в руке). Пардон, медам! Я, кажется, втяпался в лирическую сцену? Чай? О, дайте мне скорее чаю! Из оперы "Князь Игорь" - не замечаете?
А р с е н ь е в а. Как ваша голова?
Я р о п е г о в. Работает - как всегда: гениально!
Л и д и я. А болит ещё?
Я р о п е г о в. Немножко. Скорее - из вежливости, чем по необходимости.
Л и д и я. Где ты... где вы были?
Я р о п е г о в. Чёртова глушь. Шестьдесят три километра от ближайшей станции. Леса. Бурелом, валежник, гниль и вообще все прелести лесов, где никто, кроме лешего, не хозяйничал. Проводят ветку - адова работа, но весело! Николай дома? (Рассказывая, он снимает ружьё, ставит его в угол; вынул из кармана револьвер, положил его на подоконник, прикрыл шляпой.)
Л и д и я. Кажется, вы чем-то встревожены?
Я р о п е г о в. И сам себе - зубы заговариваю, - как вы любите выражаться?
А р с е н ь е в а. Ну, Лида, я пойду!
Л и д и я. Посиди ещё немножко.
Я р о п е г о в. Это не я спугнул вас?
А р с е н ь е в а. О, нет, я не пуглива.
Л и д и я. Посиди!
Я р о п е г о в. А я пойду, взгляну, где Николай. (Ушёл.)
А р с е н ь е в а. Какой он жизнерадостный.
Л и д и я. Нет, это только слова у него такие, а он - несчастный и притворяется. Я его знаю. Он чем-то встревожен. Он притворяется, но не умеет. И лгать не умеет.
А р с е н ь е в а. Его очень любит молодёжь.
Л и д и я. Он всегда заговаривает зубы себе и всем. Он был женат на двоюродной сестре мужа, а она ушла с каким-то англичанином в Сибирь и там умерла. У тебя муж - кто был?
А р с е н ь е в а. Плохой человек.
Л и д и я. Тоже?
А р с е н ь е в а (смеясь). Ах ты... Дитя ты ещё! Муж мой был журналист, после Октябрьской революции он показал себя так, что мы разошлись...
Л и д и я. Он - где?
А р с е н ь е в а. Убит в гражданской войне. Он - белый, корниловец.
Т р о е р у к о в (поспешно вышел из комнаты, схватил палку). Извините! (Сбежал с лестницы.)
Л и д и я. Вот противный человек.
А р с е н ь е в а. Да. Очень.
С о м о в (из комнаты). Лида!
Л и д и я. Что?
С о м о в. На минуту!
Л и д и я (ушла, быстро возвращается). Пойдём ко мне наверх...
А р с е н ь е в а. Мне пора домой...
Л и д и я. Нет, - пойдём! Ты так хорошо говорила со мной сегодня!
А р с е н ь е в а. Далеко я живу.
Л и д и я (ведёт её). Да, очень далеко от меня, далеко! Но мне так хочется побыть с тобой.
(Ушли. Через минуту Сомов - вышел, за ним - Яропегов.)
С о м о в. Здесь удобнее.
Я р о п е г о в. Чем? (Наливает чай.)
С о м о в. Всегда видишь, кто идёт...
Я р о п е г о в. Есть такой балет: "Тщетная предосторожность". (Ожёг руку.) А, чёрт...
С о м о в. Ты ничего не говорил жене?
Я р о п е г о в. Я вскочил на террасу и при этой учительнице заорал, как мальчишка-газетчик: "Попов приехал из-за границы и на вокзале арестован..."
С о м о в (ходит). Выхватывая из нашей среды таких, как он, товарищи обезоруживают себя. В конце концов - всё против них.
Я р о п е г о в. Ты думаешь? Гм...
С о м о в. Богомолов будет... встревожен...
Я р о п е г о в. Дуреет старик. Загнал фабрику в трущобу, а можно было построить километров на тридцать ближе к путям и на сухом месте. Вообще работу он ведёт не очень грамотно и спустя рукава. Пристыдят его товарищи, когда разберутся. А они скоро начнут понимать, из их среды уже появляются весьма остроумные парни.
С о м о в. Не замечаю.
Я р о п е г о в. Ты из-за проектов и бумаг людей не видишь. (Пауза.) Напрасно меня выдернули вы из живого дела. На практической работе я чувствовал себя лучше и пил меньше. У вас тут атмосфера низкого давления и какая-то... всё чихать хочется, а чихнуть - некуда.
С о м о в. Виктор! Когда автомобиль свалил тебя...
Я р о п е г о в. Числа - не помню.
С о м о в. Я не об этом. Шофёр не возбуждает у тебя никаких подозрений?
Я р о п е г о в. Подозреваю, что он был пьян, идиот. Трезвый не поедет с погашенными фонарями.
С о м о в. Странно, что ты не заметил шофёра и кто сидел с ним...
Я р о п е г о в. Когда на человека налетает автомобиль, так человек прежде всего замечает машину, затем - столкновение машины с его брюхом, далее он замечает, что его швырнуло на панель и что башка его неприятно стукнулась о какое-то твёрдое тело. После этого человек утрачивает на некоторое время способность замечать что-либо. А очухавшись, деловито соображает, насколько он испорчен. При всём этом - нет времени знакомиться с шофёром.
С о м о в. Это забавно, Виктор, но...
Я р о п е г о в. Почему ты вспомнил этот случай?..
С о м о в. Видишь ли, ты - извини! Но мне кажется, что автомобиля вообще не было, а просто ты упал...
Я р о п е г о в. Будучи в пьяном виде? На этом и согласимся.
С о м о в. Тут всё время ищут шофёра, этот... товарищ Дроздов, должно быть, подозревает хулиганство и, может быть...
Я р о п е г о в. Мне следует заявить, что это я сам, в пьяном виде, наскочил на автомобиль? Что ж, можно и заявить. Но гражданин, который поставил меня на ноги...
Б о г о м о л о в (идёт поспешно, с зонтиком под мышкой, говорит негромко, задыхаясь, заикается). Виктор Павлович... Действительно - Попов, а?
Я р о п е г о в. Именно - он.
Б о г о м о л о в. Странно как, знаете? И - почему, а?
Я р о п е г о в. Сие - неизвестно. Что вы - с зонтиком?
Б о г о м о л о в. От собак. Я думал - палка. Как же это... случилось?
Я р о п е г о в. Очень просто: его встретили люди, которые в таких случаях встречают...
Б о г о м о л о в. В каких случаях?
Я р о п е г о в. Ну, вот - в этих, когда человека арестовать надо...
С о м о в. Не так громко, Виктор...
Б о г о м о л о в. Надо? Надо... мотивы иметь!
Я р о п е г о в. Вероятно, у них есть и мотивы.
Б о г о м о л о в (озлобляясь). Вы шутите! Вы всё шутите...
Я р о п е г о в. Привычка. Свыше мне дана.
С о м о в. Яков Антонович, мне надобно сказать вам несколько слов...
Б о г о м о л о в. Сейчас, подождите! (Яропегову.) Ну, встретили и... что же?
Я р о п е г о в. И повели.
Б о г о м о л о в. Сказали что-нибудь?
Я р о п е г о в. Не слышал.
Б о г о м о л о в. Портфель у него? Багаж?
Я р о п е г о в. Да - что я? Багажный кондуктор? Я видел, что Попова любезно ведут, а он... идёт! И это - всё!
Б о г о м о л о в. Любезно! Ой, как нехорошо говорите вы! У вас... коллегиального чувства нет-с! Вы... не понимаете - кто арестован! Кто!
Я р о п е г о в. Я сказал: арестован - Попов, вы знаете его, да? Ну, вот. И - чего вы кричите на меня? По какому праву?
Б о г о м о л о в. Право старшего товарища... - Иду, Сомов, иду! Не возмущаться такими актами бесправия... (Сомов шепчет в ухо ему.) Да... Иду! Вы извините, Виктор Павлович, но... я - старый человек и - возмущён, знаете! Николай Васильевич - надо сказать Изотову...
С о м о в. Да, но мне некого послать...
Б о г о м о л о в. Подождите... Тут должен быть... (Кричит.) Кирик Валентиныч, вы - где? (Сбежал с лестницы. Из-за деревьев - Троеруков, шепчутся. Яропегов изумлён. Сомов, нахмурясь, следит за ним. Богомолов возвратился.) Идёмте! Какие волнения... На старости лет...
[Богомолов и Сомов уходят.]
(Яропегов протёр пальцами глаза, щупает затылок, крутит бородку, бормочет что-то, берёт чемодан, ружьё.)
Ф ё к л а [входит]. Здравствуйте, Виктор Павлыч, - приехали?
Я р о п е г о в (как сквозь сон). Очевидно... приехал! Как живём, премудрая?
Ф ё к л а. Стряпаю да кормлю, вот и всё житьишко! Денег надобно, а взять не у кого, старшая хозяйка - заперлась, не допускает до себя, молодая - пищей не интересуется... Поправились от ушиба-то?
Я р о п е г о в. Вполне. Хоть жениться могу...
Ф ё к л а. Жениться вам - самое полезное дело. И женитесь - на молодой, вы - весёлый, с вами и молодая скучать не станет.
Я р о п е г о в (хочет идти). Так я и сделаю...
Ф ё к л а (собирая посуду со стола). А у нас тут всё скандалы, всё аресты. Шпекулянта Силантьева арестовали, Китаева, они, слышь, материал со стройки привыкли красть. Ведь вот какая это дурная привычка - воровать! Ну, Силантьев - пёс его возьми! А рабочему-то воровать не надо бы! Подумал бы: у кого ворует? Сам у себя ворует.
Я р о п е г о в (поставил чемодан на пол). Правильно! Китаева, говорите, зацапали?
Ф ё к л а. Да, да! И слышно, что будто бы он пьяный хвастался, что на человека наехал, - не он ли это на вас?
Я р о п е г о в. Не-ет... Мало ли таких... которые наезжают.
Ф ё к л а. Задумчивый вы нынче.
Я р о п е г о в. Устал, должно быть.
Ф ё к л а. Ну - отдыхайте, отдыхайте... (Несёт посуду в комнату.)
(Яропегов уступает ей дорогу, а из двери, оттолкнув Фёклу, бежит Богомолов.)
Б о г о м о л о в (задыхаясь). Нет-с, это невозможно. Я - протестую! Это - ваше дело, а - не моё! Это - ваш план! Возражаю! Это вы... перешагнули за рубеж... географический и разума-с!
С о м о в. Разрешите напомнить, что Яропегов не посвящён..!
Б о г о м о л о в. Не верю-с! Хладнокровием рисуетесь? И в хладнокровие не верю-с! Вот как, Виктор Павлович? Шуточки - шутили? Ловко!
Я р о п е г о в. В чём дело, Николай?
С о м о в. Как видишь - Яков Антонович в панике.
Б о г о м о л о в. Я? В панике? Ложь! Я - возмущён. Я - стар, в старости - ничего не боятся! (Плачущим голосом.) В старости... нечего терять... нечего, да!
Я р о п е г о в. Ясно, что в этой интимной беседе третий человек лишний.
С о м о в. Давайте обсудим спокойно...
Б о г о м о л о в. Спокойно? После сказанного вами? Нет, знаете...
С о м о в. Вы сделали целый ряд глупостей...
Б о г о м о л о в. Я? Да - что вы? Вы... Наполеоном себя считаете? Позвольте... чёрт возьми! Это - не пройдёт!
С о м о в. Подождите.
Б о г о м о л о в. Мне ждать от вас нечего...
С о м о в. Не от меня... Молчите... Слышите?
Б о г о м о л о в. Что такое? Что... слышать?
(Сомов - быстро сунул руки в карманы и - сквозь зубы негромко рычит. Богомолов, выпрямляясь, качается на ногах. На террасу входят четверо агентов ГПУ.)
А г е н т (очень вежливо). Николай Васильевич Сомов?
С о м о в. Это - я.
А г е н т. Вы арестованы. Выньте руки из карманов. А вы - кто?
Б о г о м о л о в. Яков... Богомолов. Яков Антонович... Богомолов...
А г е н т. Вы - тоже арестованы. Здесь живёте, нет?
Б о г о м о л о в. Я... случайно. То есть - пришёл в гости. Этот арест... явное недоразумение...
Агент. Здесь должен быть ещё... Яропегов, Виктор Павлов.
Я р о п е г о в (в двери). Вот он.
А г е н т. Подлежите аресту и вы.
Я р о п е г о в. Неприятно.
А г е н т (усмехаясь). Никогда не замечал, что этот акт приятен для тех, кого арестуют.
Я р о п е г о в. Не замечали? Странно.
А г е н т (Сомову). Ваш кабинет?
С о м о в. Я не держу здесь бумаг.
А г е н т. Всё равно, мы должны произвести обыск.
С о м о в. Пожалуйста. (Садится на подоконник.)
А г е н т. Вы не желаете показать, где ваш кабинет?
С о м о в. Вы же будете обыскивать всю дачу, кабинет - в ней. (Нащупал револьвер под шляпой Яропегова.)
А г е н т. Хорошо. При обыске отказываетесь присутствовать? Товарищи, займитесь там. (Сел к столу, вынимает бумаги из портфеля. Количество агентов постепенно увеличивается.)
Я р о п е г о в (схватил Сомова за руку). Ну, ну, это, брат, не игра! (Вырывает револьвер.) И нельзя стрелять, не подняв предохранитель. (Один из агентов берёт у него оружие.) Не подумайте, что он хотел стрелять в вас.
А г е н т (за столом). Нет, мы этого не подумаем, будьте спокойны.
(Богомолов - сидит, у него поза человека, который дремлет или крепко задумался. Около Сомова два агента. Яропегов, сидя на перилах, закуривает, наблюдая всех.)
С о м о в (Яропегову). Ты... свинья!
Я р о п е г о в (спокойно). Потому что не признаю за тобой права самоликвидации? Нет, это их право...
(Из комнат выходят Анна, Арсеньева, Лидия, их сопровождает агент.)
А н н а (на слова Яропегова). Что, Николай? Я говорила тебе, я говорила!
А г е н т. А что, собственно, говорили вы?
С о м о в. Это - моя мать... она психически ненормальна.
А н н а. Николай! Что ты сказал!
(Богомолов встал и тоже порывается вперёд, хочет сказать что-то, но, махнув рукой на Сомова, снова сел.)
Л и д и я (негромко). Николай... Это - серьёзно?
С о м о в. Не беспокойся.
Л и д и я. Нет... Виктор - что это значит?
Я р о п е г о в. Я думаю - ликвидация малограмотности...
А н н а. Балаганный шут...
(Лидия хочет схватить со стола револьвер Яропегова, Арсеньева удерживает её руку, агент - оружие.)
Я р о п е г о в (испуган). Что ты, что ты! Ты же не умеешь стрелять!
Л и д и я (кричит). Я хочу... я должна убить себя... Я - маленький зверь... Имею право...
А н н а. Не притворяйтесь, - вы! Истеричка!
А р с е н ь е в а (агенту). Можно увести её?
С о м о в. Веди себя прилично, Л и д и я!
Л и д и я. Нет, Николай... Я не могу больше... не могу...
А г е н т (товарищу). Уведи её в комнату, останься там.
Л и д и я. Катя, - не оставляй меня...
(Навстречу ей и Арсеньевой - Фёкла, Дуняша, агент.)
Ф ё к л а. Ба-атюшки, народу-то сколько! Здравствуйте, товарищи!
Д у н я ш а (агенту). Не толкайся! Я - не арестованная!
А г е н т. Нечаянно...
Ф ё к л а. Виктор Павлыч, - ох! Неужто и вас заарканят?
Я р о п е г о в. Уже.
Ф ё к л а. Ну, вас, наверно, по пьяному делу!
А г е н т. Не шуми, старушка!
Ф ё к л а. Да - разве я шумлю? Я тоже не арестованная.
Д у н я ш а. Наша власть, а - толкаетесь. Неучи!
Ф ё к л а. Зря это - рычите вы, товарищ.
Д у н я ш а. Прислуга за господ не отвечает...
А г е н т. Довольно!
Ф ё к л а. Ну, давай молчим, Дуняшка...
(Агент, с чемоданом в руке, вводит на террасу Троерукова. Богомолов, видя его, поднимается со стула, качаясь на ногах.)
А г е н т. Гражданин этот бежал куда-то с чемоданом...
Т р о е р у к о в. Я его нашёл в лесу...
Б о г о м о л о в. Этот... чемодан... этот человек...
А г е н т. Гражданин, не волнуйтесь!.. Мы разберём, кто этот человек и что в чемодане...
(Богомолов, всхрапнув, падает.)
Ф ё к л а. Ой, глядите, старичок-то...
А н н а (крестясь). Вот...
С о м о в (с надеждой, почти с радостью). Умер?
(Возня вокруг Богомолова. Троеруков сделал какой-то знак Сомову, тот усмехнулся. Погас огонь.)
А г е н т. Кто погасил? Света! Что с ним?
Я р о п е г о в. Должно быть - удар.
А г е н т. А где арестованный с чемоданом?
(Двое агентов вводят на террасу Троерукова, один из них говорит: "Гражданин этот хотел бежать".)
Т р о е р у к о в. Неправда! Просто, - я в темноте упал через перила...
А г е н т. Ловко падаете! Послать машину за доктором, и авто скорой помощи. Есть на фабрике такое авто? Живо! Что там, с обыском? (Троерукову.) Ваше имя, гражданин? Род занятий?
Т р о е р у к о в. Кирик Валентинов Троеруков, учитель пения.
1931 г.