Страница:
- А ты? Следи за своими детьми, - проскандировала Света голосом Льва Толстого из анекдота.
- Архипов, пошли отсюда! - Лю схватила сыновей в охапку. - Нас здесь не любят.
Миша стал показывать близнецам, как опасно после еды беситься. Он на колготках показывал, что такое заворот кишок. Вот так кишки переплетутся: в этом месте сразу непроходимость, воспаление - и смерть. На близнецов это произвело сильное впечатление. Они запросились домой. Света думала, что Миша сумел конфликт сгладить.
Но Лю никак не понимала юмора. Она считала, что Миша выгнал их, они еще пожалеют о таком отношении, они думают, что чужие дети лучше родни, но это не так. Пусть они потом вспомнят ее золотые слова: Настя еще бросит их в беде!
Глобус
- Мама, я так люблю географию, дай двадцать копеек на мороженое - я карту СССР куплю.
- Ты, Антон, правильно делаешь, что серьезно изучаешь свою страну. Света опять говорила мораль голосом Льва Толстого из анекдотов, но Миша на работе, поэтому она не боялась, что ее высмеют. - Впрочем, посмотри в сумке дяди Левы, там глобус. По-моему, вам... И много чего еще.
- Антарктида похожа на утку! - Антон тянул глобус к себе. - А материки двигаются! Индостан ведь оторвался от Америки и врезался в Евразию. Край у нее смялся, у бедной, в складочки. Горы Гималаи.
- Что, сильно двигаются материки? - азартно переспросила Настя, которую волновали только быстрые движения.
Антон важно пояснил: двигаются со скоростью пять сантиметров в год. Ох, Евразия ведь врежется в Австралию.
Света засмеялась: ну да, врежется со скоростью пять сантиметров в год. Обитатели Австралии в страхе разбегутся кто куда...
- Вчера видел лужу, похожую на Южную Америку, - по ней можно было заниматься, как по карте.
Стало ясно, почему Антону вчера пришлось стирать брюки, - он, видите ли, лужу видел, по луже занимался, как по карте. Значит, канализацию где-то прорвало. Света заставила его срочно гладить брюки. И Антон заспешил: хотел начать заниматься по глобусу. Глаженье его напоминало движенье континентов: одни складки разглаживались, а другие - появлялись.
- Люксембург такое маленькое государство, что ему карта не нужна, рассуждал будущий географ.
Из детской донесся грохот, и что-то покатилось по полу, как мяч.
- Глобус сломали? - с надеждой на обратное спросил Антон, поставил утюг и побежал в детскую. - Да! Ну! Голову можно вставить, а кто трещину заклеивать будет? Глобус сломали, все сломали, одну только луну не сломали! Идите в магазин за липкой лентой!
Раздался оглушительный рев. Даже Света понимала, как ему обидно: только подарили глобус, а из-за этой показушницы Насти, которая поставила его на подоконник, чтоб с улицы все видели, - глобус, глобус... и нет глобуса! Но Настя же холерик, начала было Света...
- Холеры все-е... - рыдал безутешно Антон.
- Слезки на колесках! Слезки на колесках! - Сонечка таким образом пыталась напомнить Антону, что он мальчик и должен быть сдержанным, но увидела, что слезки уже не на колесках, что они низвергаются потоком чуть ли не до пола: даже озоном запахло после слез, как после дождя.
- Когда я была маленькая, - традиционно начала она, - я с мамой шла, а сама все думала: если б я не родилась Соней, кем бы я была? Пустым местом? И как бы я жила-была пустым местом?..
Сладкое лекарство
О, сахар, о, мед! Света вдруг кинулась к сахарнице, как кидаются к колодцу в пустыне, - стала буквально забрасывать себе внутрь ложку за ложкой (песок), потом еще проглотила ложку меда. Настя тут сразу поняла, что у Цветы случилось страшное дело, которое она называет дребезжащим словом "стресс". Стресс - это звучит как "тряс" или как "резь", похоже на шнурок, крепко натянутый - так крепко, что он уже дрожит и вот-вот лопнет. Есть у Цветы еще более страшное слово "дистресс" - оно похоже на дихлофос, а им можно отравиться. И вот во время стресса Цвета ест сладкое, в обычное время - никогда. Настя сразу представила, что сейчас Ивановы на нее закричат, она хлопнет дверью, и только во сне... потом... порой ей будут сниться обрывки ивановских разговоров:
- В картине должна быть какая-нибудь странность...
- Материки двигаются со скоростью...
- Миша ушел внутрь себя...
СТОП! СТОП! СТОП! надо спасать этих Ивановых! Они же без нее, Насти, пропадут... не умеют жить-то! Это им она будет сниться иногда, если вот сейчас, в эту же секунду... что? А вот что! У соседки-то Нины Настя видела на полке липкую прозрачную ленту - целый моток... надо кусочек взять. И склеить этот глобус, тогда Цвета будет довольна, Ивановы - спасены, Настя останется с ними навсегда, а с нею уж они не пропадут, конечно! И когда глобус был склеен, Миша спросил:
- Неужели совесть детей заговорила?
Трещина по земному шару шла страшная, смертьнесущая. Вокруг треснувшего шара-глобуса дети с ножницами и липкой лентой. Сейчас все будет сделано хорошо. И совесть детей чувствуется.
- Назовем ее "Совесть детей", - предложила Настя.
- Лучше "Совесть людей", - отредактировал Миша.
Света впервые видела в Насте такого ребенка, потенции которого так высоки, что скорее можно - нужно - некое мистическое слово типа чудо, а не научный термин "потенция" вспомнить. А раз чудо, то рядом хочется слово Бог услышать. Буквально можно поверить в Бога, глядя на работы этой щуплой девочки. Еще три часа назад она готова была превратить выходной день в кошмар скандалов, а сейчас почти готова картина-предупреждение. У Светы сердце не выдерживает такого перепада, как железо порой не выдерживает перепада температур. Внутри у Светы что-то тоже как бы треснуло и разорвалось, а где взять такую липкую ленту, которая это склеит? Нет на свете такой липкой ленты... А что есть? И Света еще раз зачерпнула ложку меда. И тут вошел Андрей.
- Буйство красок, - равнодушно начал Андрей анализировать новую вещь Насти. - Изумрудный лес, так, рыжие белки, так, желток солнца... От столкновения яркости красок и мятущихся белок картина получилась напряженная... Чья идея?
- Ну, у Босха "Несение креста" так же - краски яркие, радостные, а смысл-то! - Настя в отличие от Андрея захлебывалась эмоциями - даже слюной брызнула пару раз туда-сюда. - Цвета всегда мне на Босха намекала!
Андрей спросил: талант Насти - электричество, так сказать, а где его исток - турбина, которая вращает воду, и прочее? Где причина всего? Как обычная девочка-первоклассница могла придумать такой сюжет, например?
- А! Цвета сказала: бедные белки - глобус-то треснул по тому месту, где леса... - Настя вдруг сама поняла, что турбина ее таланта-электричества пока в Свете.
Как хорошо, что Андрей в этот день к Ивановым явился: Света пришла в себя, а Миша ушел в себя - таким образом, выходной продолжался мирно.
Последняя новость
Света и Нина продолжили свои кухонные разговоры ("Завучу дали звание заслуженного учителя". - "Понятно, он ставит часы зав. районо, а тот получает денежки"...), когда из комнаты донеслись громкие голоса: "Он его убил!" - "Убил его лопатой?" - "Да". В чем дело? Неужели сегодняшняя суббота так и не кончится благостно?! Света побежала узнать: кто кого убил, где? когда? Оказалось, что это Геракл убил Авгия лопатой! Последняя новость, слыхали? Антон с удивлением посмотрел на мать: для него эта новость в самом деле была последняя, отец ему только что сообщил. Неужели мама этого не понимает? Мама понимающе кивнула и пошла... в стену. Уткнувшись, она поняла, что все еще нормально, жить можно.
О плодоносной пустоте
Вечером пришел после бассейна Лев Израилевич. К нему из детской, живописно закутанная в простыню, выбрела Настя со своей новой картиной. Это был просто набросок карандашом на доске: под напором ветра из висящего на улице белья (выстиранное) образовались странные люди - пустые.
- Есть теория о плодоносной пустоте - у буддистов, - начал гость и почувствовал, что от Светы усилилось свечение ("Как она любит Настю, если рада похвалам, что ж, надо это учесть, так, через Настю, и мне перепадет... одно-другое свечение").
Плодоносная пустота, конечно, сказала Света, что-то в этом есть, взять хотя бы этого... великого почтальона, с толстой сумкой на ремне, Гауди, который не кончал архитектурного, впрочем, может, я его путаю с великим художником Руссо, который тоже работал как примитивист... так Гауди хотя бы лепил свои великолепные фантазии на столе, буквально словами объясняя, как строить, а Вагнер, тот просто насвистывал музыку (мелодию), лишь в конце выучил нотную грамоту, а так все его помощник, интерпретатор, наигрывал: "Так? Нет? А как?"
Про Вагнера, впрочем, добавил уже Миша, который хотел и далее рассказывать - про дружбу Вагнера с Бакуниным, но Света тут его остановила. Она вчера вот играла с детьми в архитекторов ("Свечение усилилось"), Антон сразу предложил баню, облепленную снаружи (по стенам) мыльными пузырями из стекла, переливающимися...
"Свечение усилилось", - взглядом отблагодарил Свету за сопереживание Лев Израилевич, который прекрасно понимал, что Миша ревнует и что для этого у него есть все основания.
Настя выбежала попрощаться с гостем и так кстати загладила неловкость своей болтовней: она на днях болела гриппом и каждую ступеньку лестницы полила слезами, буквально каждую!
- Что вы, Миша! Я сам! - Лев Израилевич отбивался от помощи при одевании пальто.
- Да, спасибо, Миша, но я сам... ну!
- Ничего, - говорил Миша, насильно втискивая Льва Израилевича в его пальто, - когда я буду в вашем возрасте, мне тоже станут пальто надевать!
Все смешалось в доме Обломовых: и лицо, и одежда, и мысли, как говорил Лев Израилевич, Света прямо обезглаголела. Что это с Мишей вдруг? И почему Лев Израилевич не ответит ему, хаму, хотя бы так: "Да-да, я все понимаю... надеюсь, я не окончательно дряхл, иначе вы, как интеллигентный человек, мне бы об этом ни гугу!"
Во время Настиного бессмысленного тараторенья Света наконец пришла в себя: ты чего, зашипела она на мужа, как с гостями-то нужно! Миша в ответ показал ей кулак.
- Имейте в виду! - на прощанье попросил Лев Израилевич. - Когда вы ссоритесь, я в это время в параллельном пространстве все чувствую и страдаю.
- Ну? А мы вам будем кричать в параллельное пространство: не страдайте уж очень-то! Там! - Миша охотно переключился с ревности на всякие параллельные пространства, потому что это по крайней мере интересно, а ревность - это озлобление, скука и не для Миши, нет.
- А ты, Света, в старости замучаешь детей ежесекундной нравственностью, да-да! - говорил Миша.
Света молча оделась и ушла в магазин, а когда вернулась, муж в финской своей дубленке, вывернутой наизнанку, листал "Морфологию сказки"; но каждая сказка начинается с недостачи - яблоки в саду кто-то ворует, пшеницу потоптали... Волк! Пусть волк украдет посох, так-так... а без посоха и елку не зажечь, правда?
- Бороду сбрей, а то вспотеешь: на тебе еще будет борода ватная, мирно отвечала Света...
Дед Морозище
- Здорово, Дед Морозище! - зычно приветствовал Мишу глава пермской писательской организации Омлетов. - Я внуков на елку привел!
Миша хотел ответить: "Здорово, графоманище!", но он внутри чувствовал себя уже почти Дедом Морозом, поэтому сделал Омлетову щедрый подарок в виде того, что не сказал ему гадость.
- Разбинтуйте мне конфетку! - кинулась к Мише - Деду Морозу маленькая снежинка с конфетой в руке.
Мише было совершенно некогда разбинтовывать конфету - ему посох спрятать надо, поэтому он попросил Антона помочь крошке снежинке, но та с рыданиями прямо заставила лично Деда Мороза "разбинтовать" ей конфету.
- Негодство! - прошептала Настя и толкнула снежинку локтем.
- Это твой папа? - спросила снежинка. - Тебе повезло! Но я знаю, что если поехать на юг, то можно привезти папу. - И вдруг она топнула ногой и закричала на мать: - Вычеркните в паспортах ваш развод, не могу больше!
Мама снежинки, телевизионщица Сухова, заткнула рот дочери шоколадной конфетой.
Настя покосилась на Свету: может, та тоже даст ей конфетку, но та разглядывала с Сонечкой игрушки на елке.
Подошел Омлетов и запанибратски спросил у Светы:
- У тебя очень красивые дети - где ты таких берешь?
- Если бы нового года не было, то и людей бы на земле не было! доверительно сообщила Омлетову девочка-снежинка.
- Почему? - не понял Омлетов: у него было лицо упитанного доцента.
Но снежинка вдруг задала совершенно из другой оперы вопрос: можно ли навсегда сохранить воздушный шарик? Миша - Дед Мороз вышел без посоха и тоже сильно заинтересовался вопросом о шарике. Ему вдруг захотелось быть настоящим повелителем ветров и снегов. Он спел басом партию вьюги: ии-ууу-о-ы-и-и-и...
- Де-е-ти! Во-о-олк украл мой волшебный посох (тут снова голос пурги). А без посоха нам не видать и подарков! Одна надежда на вас! Тут где-то должна быть записка от доброй волшебницы...
Антон подал ему нужную записку: "Твой посох в пяти шагах от елки". Дед Мороз отмерил пять шагов - там его ждала в щели пола еще одна записка: "Нужно прыгнуть влево". Миша с гиканьем прыгнул - посох в его руках. Он начал стучать им об пол, но елочка не зажигалась.
- А может, нужно еще головой об стену постучать? - спросил Миша и трижды стукнулся головой об стену: елочка зажглась. - Вы что, заскучали, дети?
- Они не заскучали, они забалдели, а внешне это выглядит одинаково, ответила ему Света, провожая взглядом женщин, которые побежали от детей в туалет: от напряженного смеха с ними случилось то, о чем в романах не пишут применительно к женщинам (исключение - Рабле).
Миша играл Деда Мороза, как чай пил: он с удовольствием гикал, прыгал, выл вьюгой, проклинал невидимого злого волка, который опять спрятал подарки. В записке доброй волшебницы было указано: "Парами, держась за руки, проползти четыре метра". Дети подозрительно быстро построились и, потея, поползли к подаркам. И вдруг из пары выскочила все та же девочка-снежинка и спросила у Деда Мороза:
- А есть где-нибудь дома - такие, как с брошенными детьми, но только там брошенные папы, чтобы выбрать получше и непьющего?
Миша вместо ответа сунул ей в руки подарок и поцеловал ручку, как у взрослой дамы. И пошел переодеваться. Только Миша с Антоном вышли из директорского кабинета, как девочка-снежинка подлетела и крикнула:
- А вы были Дедушком Морозом! Я вас узнала! Я вас знаете как узнала по тому месту, из которого у мужчин борода растет!
Чего она привязалась к этому месту, из которого борода растет? Антон стал оттирать девочку-снежинку от своего отца, а отец в это время вспоминал, когда же он обнажал свой подбородок - разве что в то время, когда он головой бился об стенку, борода несколько сползла...
- Бывший! Бывший Дедушка! Вы придете к нам домой на елку Дедом Морозом? Или быть дядей?
Миша якобы в рассеянности рванул вперед, и вся семья бегом за ним. Настя вцепилась в рукав Миши, Антон язвил: "Нашла родственников, дядю еще придумала..." Миша вдруг заявил, что вообще-то восемьдесят процентов населения России - родня Ярославу Мудрому, значит... в самом деле почти все родственники... Света считала, что не восемьдесят процентов, а лишь семьдесят семь... Восемьдесят, утверждал опять Миша. Так в уютных спорах о родстве с Ярославом Мудрым и добрались до дома.
А дома Света спросила Мишу: выпить надо? Нет-нет, не хочется, отвечал он. Дети угостили родителей сладостями из своих подарков, и Света еще раз спросила у мужа, может, все-таки он выпьет? Да ведь он уже сказал, что не хочет, чего это Света?..
- А ты говори, говори! - вот чего это она. - Мне так приятно это слышать.
О тонкости художников
Настя с утра первым делом закричала голосом своей пьяной матери:
- Дура! Безымянка! Спать не даешь! Как дам под зад... кошатина.
- Настя! - укорила ее Света. - Разве так можно? Художник, тонкий человек, только представь, что Ван Гог бы с утра на кого-нибудь грубо закричал!..
- О да, Ван Гог такой тонкий, что даже пытался зарезать Гогена!
Света была умна, но она забыла, что умна. Вот и сейчас, выпустив кошку Безымянку на улицу, она пошла на кухню и там угрюмо уставилась на градусник за окном, предчувствуя, что день пройдет неважно. А Миша, увидев Свету в таком состоянии, пошел в комнату и "наехал" на Настю: чего это она ест сладости из своего кулька лежа в постели!
- Древние римляне тоже ели лежа, ты сам говорил!
- Настя! И где ты видишь сейчас древних римлян? Они все вымерли! - не растерялся Миша, после чего опять пошел на кухню и озадачил жену заявлением: - А что касается безжалостного Ленина, то он в Россию не с неба упал такой - ты Печорина проанализируй!..
Настя стянула все лицо вниз, превратив его в какой-то рваный ботинок, который просит каши. Лицо Насти еще молчало - в раздумье и ожидании взрослых, без которых рыдать было бессмысленно. И тут в дверь позвонили. Сначала появилась кошка Безымянка с выражением обиды на морде: эх вы, люди, грубые какие, а еще называете себя высшими существами, а как со мною, такою тонкой натурой, обращаетесь! Чуть что - на улицу выставили. Следом за кошкой вошли писатель К-ов и Дороти, которая была вся в конфетти. Прямо с елки, что ли? Нет, просто... в конфетти - нет, это она под компостером сидела, насыпались бумажки, значит. Что же такое случилось у них, что не заметили, как на Дороти сыплются какие-то ничтожные бумажки? Писатель К-ов мял свое пухлое лицо о косяк двери:
- Взялся писать о доярке! Хотя мне это совершенно до лампочки, но начальству нужно... Вдохновение приходит и уходит, а кушать хочется всегда. У меня семья.
Дороти взмахнула руками, чтобы было видно ее новое платье модели "летучая мышь", и все объяснила: доярка не захотела, чтобы про нее писали! Да-да, героиня очерка не согласилась. Закочевряжилась почему-то. И нельзя понять: если просто из скромности, то можно через обком нажать еще... Обком ведь должен создавать свой иконостас. Ван Гога вот не заставляли рисовать колхозников.
- Быть или иметь - вот в чем вопрос! - сказал Миша. - Ван Гог написал же "Едоков картофеля", но сам... - Тут Миша перехватил взгляд Светы, который можно было перевести так: "Как я устала от ссор!" Миша тотчас вспомнил, что для Дороти общение - это обмен общими местами, и продолжил так: - А кстати, почему вы не были на елке в Домжуре? Я там всех заморозил... ах, синяя Настасья там могла бы повеселиться... простужена? Понятно.
- А куда уходит старый год? - спросила Сонечка, всегда желавшая общаться с гостями.
- В дом престарелых... Где старые года все вместе вечность коротают, - с ходу сочинил Миша, для которого общение - всегда сочинение сообща.
- Ну хорошо, - созрела для общения и Настя, - заставят меня рисовать... дояру... доярку, да... так я с помощью фона уже смогу свое сделать! Штора там в золотых цветах, как на картинах Возрождения, это одно, а если фоном сделать картину "Едоки картофеля", то... ваще оняне!
- Что в переводе означает "вообще нормально", - отредактировал Миша.
Настя подпрыгнула так, что сразу снизу соседки застучали по батарее. Это был тоже способ общения для тети Пани.
На горку
Настя обещала в каникулы сводить детей на горку, и вот они наконец выбрали день, с утра начали собираться. Причем Антон, как всегда, наполовину одевшись, замер в глубоком раздумье над раскрытой "Жалобной книгой" Чехова. "Ты - картина, я - портрет. Ты - скотина, а я нет". Разве картина и портрет не относятся друг к другу как род к виду, а, Настя?.. Папа говорил, что машина и трактор вот относятся... Антон очень любил надеть одну штанину и что-нибудь осмыслить. Но Настя торопила, и скоро они вывалились из квартиры. У Светы болела спина. Хоть бы дети подольше покатались, пока Света намажется змеиным ядом и полежит. Их не было три часа. Наконец Настин голосок послышался за окном. Почему голосок такой скандальный? Что случилось? И Миша выглянул в форточку: никого, лишь мирно замерзает пьяный на скамейке.
- ...я не понимаю, зачем это Троцкого проклинают за его теорию перманентной революции, а Кубу хвалят, но Кастро именно по теории Троцкого.
Света остановила красноречие мужа и послала его растолкать пьяницу. Во-первых, вдруг он не пьяный, а больной. Во-вторых, пусть дети меньше видят такое. Миша решил по пути и на горку сбегать. Он собирался, в то время как Антон то и дело прерывал одевание размышлениями вслух. Наконец он ушел. И вернулся без детей. На горке их нет. Света тут же забыла про свою спину. Ох эта Настя! Куда они ушли? Позвонить нужно всем-всем...
А уже пятый час вечера. Света в своем сверхпроводимом состоянии рисовала себе все возможные и невозможные ужасы. Можно поехать к йогу Андрею, но в такой гололед транспорт ходит совсем плохо. И все же Света оделась и вышла из дому. На остановке сидел нищий без одной ноги. А у Светы была примета: подай первому нищему! И она подала ему рубль. "Все будет хорошо!" - сказал ей нищий. С сомнением она прошла под крышу остановки. "И за что нам такое страдание?" - прочла надпись перед собой. Число сегодняшнее. Вдруг медленно подполз троллейбус с развороченным задом. Возле самой остановки он дернулся на скользкой дороге, затрепыхался, и тотчас его развернуло поперек проезжей части. Прямо на Свету оскалилась пробоина возле задних дверей. На многих пассажиров это так сильно подействовало, что они стали уходить. А Света осталась, проклиная Настину пьяницу мать, родившую такого расторможенного ребенка. Ну вовсе без тормозов! Готова в любое приключение пуститься немедленно. Тут подошел автобус. Света стучится к Андрею. Патриарх лекарственных трав удивился: почему она не звонит - так сильно спешит, понятно, но детей здесь нет и не было.
- Слушай, Патриарх, дай мне вот что... валерьянки или чего. - Света уже вся дрожала.
- Чифирем могу напоить, только сама раздевайся, а то моя Диана...
Чифирь ей был ни к чему. А трав и настоек, значит, нет, выпито уже. Но йог Андрей предложил с нею поехать в милицию. Света отказалась: вид у него уже не самый свежий, только повредить может... А вдруг дети за это время уже пришли домой? И Света побежала к остановке. Она снова час простояла на морозе, глядя на плывущие буквы световой рекламы, и вдруг от ярости включилась в действительность и прочла: "...ЛИЦО НАШЕГО ГОРОДА..." Но у нашего города нет лица, а есть морда... есть харя... И тут подошел автобус. Света вошла и вышла. Не помня ничего, она очнулась уже возле двери подъезда, где дворничиха тетя Паня громко рассуждала:
- Давление? Нет? А что? Настя? Я дам таблетки, немецкое название, аппарат... Его домуправша пила, помогло, паспортистка пила, вылечилась... У нас так не умеют лекарства делать!
"...ЫСТАВКА "КАЖДЫЙ ЧАС НАС ПРИБЛИЖАЕТ К КОММУНИЗМУ"..." - пылала и уплывала световая реклама на высотном доме вдали. Да, ножницы между светящимися лозунгами и учерняющейся жизнью стали Свете вдруг сразу видны. А ведь реклама могла бы скоро о выставке Насти Новоселовой вот так... светить...
- Тетя Паня, Настю с моими не видели сегодня? На горку ушли с утра и...
У тети Пани был сильно развит комплекс вахтера: она минуты не могла прожить, чтобы кого-нибудь не ругать. Сейчас же она принялась осуждать Настю: лиходейка, без ума, детей еще взяла... не родится от свиньи бобренок, а родится тот же поросенок... А может, они уже дома? Света побежала бегом, ворвалась, как вепрь, - детей не было. Она сказала Мише, что сейчас сбегает в милицию, и тут же упала без чувств. И тут вошли дети. Они, оказывается, замерзли, зашли согреться во Дворец Свердлова, где у Насти знакомая работает, потом снова на горку... снова греться... и так несколько раз за день... Света встала. А Миша слег. Что-то в спину тоже... того... вступило. Тут в гости пришла сестра Миши со своими близнецами и стала бросать на лежащего брата штирлицевские взгляды: мол, чего это он не вышел, не помог им раздеться. Миша решительно и кособоко прошествовал в туалет.
- Так и ходишь? - спросила ехидно Лю, когда Миша шел обратно.
- Я могу только ходить и лежать. Сидеть, оказывается, не могу...
- А как же ты на унитаз пристроился?
- В позе космонавта: полусидя-полулежа, когда перегрузки действуют в наиболее безболезненном направлении: грудь - спина.
- Вот, Настя, до чего ты человека довела! - радостно вскрикнула Лю.
Миша почувствовал, что сестра доведет его сейчас еще сильнее. Он хотел лечь на диван, но вдруг резко перекосился в другую сторону и упал, потеряв сознание. Света побежала вызывать "скорую". Когда она вернулась, Миша уже открыл глаза. А когда вошла миниатюрная женщина в белом халате, Миша даже выпятил свою мускулистую волосатую грудь.
- Встаньте! - приказала терапевтесса.
Мини-терапевтесса подбежала к его мышечной громаде и запустила ему пальчики меж ребер. Миша побледнел, задышал на всю комнату, но продолжал улыбаться. Видимо, чтобы исключить симуляцию, терапевтесса неожиданно подскочила высоко вверх, в полете сцепила руки и, уже летя вниз, нажала на череп подозреваемого. Полы ее халата победно развевались. Миша глухо рявкнул и стал оседать.
- Люмбаго, - удовлетворенно сказала терапевтесса. Миша ответил невнятным сипением, после чего лег, несколько усох и стал мутно глядеть в потолок.
- Понервничали, простудились или выпили много, - готовила она уколы, в очередной раз радуясь, что наука оказалась права.
Миша согласно сипел, с надеждой глядя на ампулы, которые могут его спасти от физического и морального падения. После укола стало в самом деле легче. Он даже встал. Встать было проблемой. Да еще сестра трещит без умолку:
- Ну вот, он вышел походкой Синей бороды - нервный смех меня одолел, честное слово...
Вдруг от этих слов Мишу пронзила такая боль, что он на некоторое время поверил в бога, а может быть - даже в Бога.
Близнецы успели прокатать по коврику в детской банки тушенки. Коврик стал коричневым и жирным. А Лю в это время похвалила своих сыновей за примерное поведение, называя их не акселератами, а почему-то бройлерами. Один из братьев принимал антибиотики. Судя по тому, что мать дала ему таблетку сразу по приходе и вот сует снова, они просидели в гостях уже четыре часа. Миша решил чем-нибудь вспугнуть сестру и запел:
- Архипов, пошли отсюда! - Лю схватила сыновей в охапку. - Нас здесь не любят.
Миша стал показывать близнецам, как опасно после еды беситься. Он на колготках показывал, что такое заворот кишок. Вот так кишки переплетутся: в этом месте сразу непроходимость, воспаление - и смерть. На близнецов это произвело сильное впечатление. Они запросились домой. Света думала, что Миша сумел конфликт сгладить.
Но Лю никак не понимала юмора. Она считала, что Миша выгнал их, они еще пожалеют о таком отношении, они думают, что чужие дети лучше родни, но это не так. Пусть они потом вспомнят ее золотые слова: Настя еще бросит их в беде!
Глобус
- Мама, я так люблю географию, дай двадцать копеек на мороженое - я карту СССР куплю.
- Ты, Антон, правильно делаешь, что серьезно изучаешь свою страну. Света опять говорила мораль голосом Льва Толстого из анекдотов, но Миша на работе, поэтому она не боялась, что ее высмеют. - Впрочем, посмотри в сумке дяди Левы, там глобус. По-моему, вам... И много чего еще.
- Антарктида похожа на утку! - Антон тянул глобус к себе. - А материки двигаются! Индостан ведь оторвался от Америки и врезался в Евразию. Край у нее смялся, у бедной, в складочки. Горы Гималаи.
- Что, сильно двигаются материки? - азартно переспросила Настя, которую волновали только быстрые движения.
Антон важно пояснил: двигаются со скоростью пять сантиметров в год. Ох, Евразия ведь врежется в Австралию.
Света засмеялась: ну да, врежется со скоростью пять сантиметров в год. Обитатели Австралии в страхе разбегутся кто куда...
- Вчера видел лужу, похожую на Южную Америку, - по ней можно было заниматься, как по карте.
Стало ясно, почему Антону вчера пришлось стирать брюки, - он, видите ли, лужу видел, по луже занимался, как по карте. Значит, канализацию где-то прорвало. Света заставила его срочно гладить брюки. И Антон заспешил: хотел начать заниматься по глобусу. Глаженье его напоминало движенье континентов: одни складки разглаживались, а другие - появлялись.
- Люксембург такое маленькое государство, что ему карта не нужна, рассуждал будущий географ.
Из детской донесся грохот, и что-то покатилось по полу, как мяч.
- Глобус сломали? - с надеждой на обратное спросил Антон, поставил утюг и побежал в детскую. - Да! Ну! Голову можно вставить, а кто трещину заклеивать будет? Глобус сломали, все сломали, одну только луну не сломали! Идите в магазин за липкой лентой!
Раздался оглушительный рев. Даже Света понимала, как ему обидно: только подарили глобус, а из-за этой показушницы Насти, которая поставила его на подоконник, чтоб с улицы все видели, - глобус, глобус... и нет глобуса! Но Настя же холерик, начала было Света...
- Холеры все-е... - рыдал безутешно Антон.
- Слезки на колесках! Слезки на колесках! - Сонечка таким образом пыталась напомнить Антону, что он мальчик и должен быть сдержанным, но увидела, что слезки уже не на колесках, что они низвергаются потоком чуть ли не до пола: даже озоном запахло после слез, как после дождя.
- Когда я была маленькая, - традиционно начала она, - я с мамой шла, а сама все думала: если б я не родилась Соней, кем бы я была? Пустым местом? И как бы я жила-была пустым местом?..
Сладкое лекарство
О, сахар, о, мед! Света вдруг кинулась к сахарнице, как кидаются к колодцу в пустыне, - стала буквально забрасывать себе внутрь ложку за ложкой (песок), потом еще проглотила ложку меда. Настя тут сразу поняла, что у Цветы случилось страшное дело, которое она называет дребезжащим словом "стресс". Стресс - это звучит как "тряс" или как "резь", похоже на шнурок, крепко натянутый - так крепко, что он уже дрожит и вот-вот лопнет. Есть у Цветы еще более страшное слово "дистресс" - оно похоже на дихлофос, а им можно отравиться. И вот во время стресса Цвета ест сладкое, в обычное время - никогда. Настя сразу представила, что сейчас Ивановы на нее закричат, она хлопнет дверью, и только во сне... потом... порой ей будут сниться обрывки ивановских разговоров:
- В картине должна быть какая-нибудь странность...
- Материки двигаются со скоростью...
- Миша ушел внутрь себя...
СТОП! СТОП! СТОП! надо спасать этих Ивановых! Они же без нее, Насти, пропадут... не умеют жить-то! Это им она будет сниться иногда, если вот сейчас, в эту же секунду... что? А вот что! У соседки-то Нины Настя видела на полке липкую прозрачную ленту - целый моток... надо кусочек взять. И склеить этот глобус, тогда Цвета будет довольна, Ивановы - спасены, Настя останется с ними навсегда, а с нею уж они не пропадут, конечно! И когда глобус был склеен, Миша спросил:
- Неужели совесть детей заговорила?
Трещина по земному шару шла страшная, смертьнесущая. Вокруг треснувшего шара-глобуса дети с ножницами и липкой лентой. Сейчас все будет сделано хорошо. И совесть детей чувствуется.
- Назовем ее "Совесть детей", - предложила Настя.
- Лучше "Совесть людей", - отредактировал Миша.
Света впервые видела в Насте такого ребенка, потенции которого так высоки, что скорее можно - нужно - некое мистическое слово типа чудо, а не научный термин "потенция" вспомнить. А раз чудо, то рядом хочется слово Бог услышать. Буквально можно поверить в Бога, глядя на работы этой щуплой девочки. Еще три часа назад она готова была превратить выходной день в кошмар скандалов, а сейчас почти готова картина-предупреждение. У Светы сердце не выдерживает такого перепада, как железо порой не выдерживает перепада температур. Внутри у Светы что-то тоже как бы треснуло и разорвалось, а где взять такую липкую ленту, которая это склеит? Нет на свете такой липкой ленты... А что есть? И Света еще раз зачерпнула ложку меда. И тут вошел Андрей.
- Буйство красок, - равнодушно начал Андрей анализировать новую вещь Насти. - Изумрудный лес, так, рыжие белки, так, желток солнца... От столкновения яркости красок и мятущихся белок картина получилась напряженная... Чья идея?
- Ну, у Босха "Несение креста" так же - краски яркие, радостные, а смысл-то! - Настя в отличие от Андрея захлебывалась эмоциями - даже слюной брызнула пару раз туда-сюда. - Цвета всегда мне на Босха намекала!
Андрей спросил: талант Насти - электричество, так сказать, а где его исток - турбина, которая вращает воду, и прочее? Где причина всего? Как обычная девочка-первоклассница могла придумать такой сюжет, например?
- А! Цвета сказала: бедные белки - глобус-то треснул по тому месту, где леса... - Настя вдруг сама поняла, что турбина ее таланта-электричества пока в Свете.
Как хорошо, что Андрей в этот день к Ивановым явился: Света пришла в себя, а Миша ушел в себя - таким образом, выходной продолжался мирно.
Последняя новость
Света и Нина продолжили свои кухонные разговоры ("Завучу дали звание заслуженного учителя". - "Понятно, он ставит часы зав. районо, а тот получает денежки"...), когда из комнаты донеслись громкие голоса: "Он его убил!" - "Убил его лопатой?" - "Да". В чем дело? Неужели сегодняшняя суббота так и не кончится благостно?! Света побежала узнать: кто кого убил, где? когда? Оказалось, что это Геракл убил Авгия лопатой! Последняя новость, слыхали? Антон с удивлением посмотрел на мать: для него эта новость в самом деле была последняя, отец ему только что сообщил. Неужели мама этого не понимает? Мама понимающе кивнула и пошла... в стену. Уткнувшись, она поняла, что все еще нормально, жить можно.
О плодоносной пустоте
Вечером пришел после бассейна Лев Израилевич. К нему из детской, живописно закутанная в простыню, выбрела Настя со своей новой картиной. Это был просто набросок карандашом на доске: под напором ветра из висящего на улице белья (выстиранное) образовались странные люди - пустые.
- Есть теория о плодоносной пустоте - у буддистов, - начал гость и почувствовал, что от Светы усилилось свечение ("Как она любит Настю, если рада похвалам, что ж, надо это учесть, так, через Настю, и мне перепадет... одно-другое свечение").
Плодоносная пустота, конечно, сказала Света, что-то в этом есть, взять хотя бы этого... великого почтальона, с толстой сумкой на ремне, Гауди, который не кончал архитектурного, впрочем, может, я его путаю с великим художником Руссо, который тоже работал как примитивист... так Гауди хотя бы лепил свои великолепные фантазии на столе, буквально словами объясняя, как строить, а Вагнер, тот просто насвистывал музыку (мелодию), лишь в конце выучил нотную грамоту, а так все его помощник, интерпретатор, наигрывал: "Так? Нет? А как?"
Про Вагнера, впрочем, добавил уже Миша, который хотел и далее рассказывать - про дружбу Вагнера с Бакуниным, но Света тут его остановила. Она вчера вот играла с детьми в архитекторов ("Свечение усилилось"), Антон сразу предложил баню, облепленную снаружи (по стенам) мыльными пузырями из стекла, переливающимися...
"Свечение усилилось", - взглядом отблагодарил Свету за сопереживание Лев Израилевич, который прекрасно понимал, что Миша ревнует и что для этого у него есть все основания.
Настя выбежала попрощаться с гостем и так кстати загладила неловкость своей болтовней: она на днях болела гриппом и каждую ступеньку лестницы полила слезами, буквально каждую!
- Что вы, Миша! Я сам! - Лев Израилевич отбивался от помощи при одевании пальто.
- Да, спасибо, Миша, но я сам... ну!
- Ничего, - говорил Миша, насильно втискивая Льва Израилевича в его пальто, - когда я буду в вашем возрасте, мне тоже станут пальто надевать!
Все смешалось в доме Обломовых: и лицо, и одежда, и мысли, как говорил Лев Израилевич, Света прямо обезглаголела. Что это с Мишей вдруг? И почему Лев Израилевич не ответит ему, хаму, хотя бы так: "Да-да, я все понимаю... надеюсь, я не окончательно дряхл, иначе вы, как интеллигентный человек, мне бы об этом ни гугу!"
Во время Настиного бессмысленного тараторенья Света наконец пришла в себя: ты чего, зашипела она на мужа, как с гостями-то нужно! Миша в ответ показал ей кулак.
- Имейте в виду! - на прощанье попросил Лев Израилевич. - Когда вы ссоритесь, я в это время в параллельном пространстве все чувствую и страдаю.
- Ну? А мы вам будем кричать в параллельное пространство: не страдайте уж очень-то! Там! - Миша охотно переключился с ревности на всякие параллельные пространства, потому что это по крайней мере интересно, а ревность - это озлобление, скука и не для Миши, нет.
- А ты, Света, в старости замучаешь детей ежесекундной нравственностью, да-да! - говорил Миша.
Света молча оделась и ушла в магазин, а когда вернулась, муж в финской своей дубленке, вывернутой наизнанку, листал "Морфологию сказки"; но каждая сказка начинается с недостачи - яблоки в саду кто-то ворует, пшеницу потоптали... Волк! Пусть волк украдет посох, так-так... а без посоха и елку не зажечь, правда?
- Бороду сбрей, а то вспотеешь: на тебе еще будет борода ватная, мирно отвечала Света...
Дед Морозище
- Здорово, Дед Морозище! - зычно приветствовал Мишу глава пермской писательской организации Омлетов. - Я внуков на елку привел!
Миша хотел ответить: "Здорово, графоманище!", но он внутри чувствовал себя уже почти Дедом Морозом, поэтому сделал Омлетову щедрый подарок в виде того, что не сказал ему гадость.
- Разбинтуйте мне конфетку! - кинулась к Мише - Деду Морозу маленькая снежинка с конфетой в руке.
Мише было совершенно некогда разбинтовывать конфету - ему посох спрятать надо, поэтому он попросил Антона помочь крошке снежинке, но та с рыданиями прямо заставила лично Деда Мороза "разбинтовать" ей конфету.
- Негодство! - прошептала Настя и толкнула снежинку локтем.
- Это твой папа? - спросила снежинка. - Тебе повезло! Но я знаю, что если поехать на юг, то можно привезти папу. - И вдруг она топнула ногой и закричала на мать: - Вычеркните в паспортах ваш развод, не могу больше!
Мама снежинки, телевизионщица Сухова, заткнула рот дочери шоколадной конфетой.
Настя покосилась на Свету: может, та тоже даст ей конфетку, но та разглядывала с Сонечкой игрушки на елке.
Подошел Омлетов и запанибратски спросил у Светы:
- У тебя очень красивые дети - где ты таких берешь?
- Если бы нового года не было, то и людей бы на земле не было! доверительно сообщила Омлетову девочка-снежинка.
- Почему? - не понял Омлетов: у него было лицо упитанного доцента.
Но снежинка вдруг задала совершенно из другой оперы вопрос: можно ли навсегда сохранить воздушный шарик? Миша - Дед Мороз вышел без посоха и тоже сильно заинтересовался вопросом о шарике. Ему вдруг захотелось быть настоящим повелителем ветров и снегов. Он спел басом партию вьюги: ии-ууу-о-ы-и-и-и...
- Де-е-ти! Во-о-олк украл мой волшебный посох (тут снова голос пурги). А без посоха нам не видать и подарков! Одна надежда на вас! Тут где-то должна быть записка от доброй волшебницы...
Антон подал ему нужную записку: "Твой посох в пяти шагах от елки". Дед Мороз отмерил пять шагов - там его ждала в щели пола еще одна записка: "Нужно прыгнуть влево". Миша с гиканьем прыгнул - посох в его руках. Он начал стучать им об пол, но елочка не зажигалась.
- А может, нужно еще головой об стену постучать? - спросил Миша и трижды стукнулся головой об стену: елочка зажглась. - Вы что, заскучали, дети?
- Они не заскучали, они забалдели, а внешне это выглядит одинаково, ответила ему Света, провожая взглядом женщин, которые побежали от детей в туалет: от напряженного смеха с ними случилось то, о чем в романах не пишут применительно к женщинам (исключение - Рабле).
Миша играл Деда Мороза, как чай пил: он с удовольствием гикал, прыгал, выл вьюгой, проклинал невидимого злого волка, который опять спрятал подарки. В записке доброй волшебницы было указано: "Парами, держась за руки, проползти четыре метра". Дети подозрительно быстро построились и, потея, поползли к подаркам. И вдруг из пары выскочила все та же девочка-снежинка и спросила у Деда Мороза:
- А есть где-нибудь дома - такие, как с брошенными детьми, но только там брошенные папы, чтобы выбрать получше и непьющего?
Миша вместо ответа сунул ей в руки подарок и поцеловал ручку, как у взрослой дамы. И пошел переодеваться. Только Миша с Антоном вышли из директорского кабинета, как девочка-снежинка подлетела и крикнула:
- А вы были Дедушком Морозом! Я вас узнала! Я вас знаете как узнала по тому месту, из которого у мужчин борода растет!
Чего она привязалась к этому месту, из которого борода растет? Антон стал оттирать девочку-снежинку от своего отца, а отец в это время вспоминал, когда же он обнажал свой подбородок - разве что в то время, когда он головой бился об стенку, борода несколько сползла...
- Бывший! Бывший Дедушка! Вы придете к нам домой на елку Дедом Морозом? Или быть дядей?
Миша якобы в рассеянности рванул вперед, и вся семья бегом за ним. Настя вцепилась в рукав Миши, Антон язвил: "Нашла родственников, дядю еще придумала..." Миша вдруг заявил, что вообще-то восемьдесят процентов населения России - родня Ярославу Мудрому, значит... в самом деле почти все родственники... Света считала, что не восемьдесят процентов, а лишь семьдесят семь... Восемьдесят, утверждал опять Миша. Так в уютных спорах о родстве с Ярославом Мудрым и добрались до дома.
А дома Света спросила Мишу: выпить надо? Нет-нет, не хочется, отвечал он. Дети угостили родителей сладостями из своих подарков, и Света еще раз спросила у мужа, может, все-таки он выпьет? Да ведь он уже сказал, что не хочет, чего это Света?..
- А ты говори, говори! - вот чего это она. - Мне так приятно это слышать.
О тонкости художников
Настя с утра первым делом закричала голосом своей пьяной матери:
- Дура! Безымянка! Спать не даешь! Как дам под зад... кошатина.
- Настя! - укорила ее Света. - Разве так можно? Художник, тонкий человек, только представь, что Ван Гог бы с утра на кого-нибудь грубо закричал!..
- О да, Ван Гог такой тонкий, что даже пытался зарезать Гогена!
Света была умна, но она забыла, что умна. Вот и сейчас, выпустив кошку Безымянку на улицу, она пошла на кухню и там угрюмо уставилась на градусник за окном, предчувствуя, что день пройдет неважно. А Миша, увидев Свету в таком состоянии, пошел в комнату и "наехал" на Настю: чего это она ест сладости из своего кулька лежа в постели!
- Древние римляне тоже ели лежа, ты сам говорил!
- Настя! И где ты видишь сейчас древних римлян? Они все вымерли! - не растерялся Миша, после чего опять пошел на кухню и озадачил жену заявлением: - А что касается безжалостного Ленина, то он в Россию не с неба упал такой - ты Печорина проанализируй!..
Настя стянула все лицо вниз, превратив его в какой-то рваный ботинок, который просит каши. Лицо Насти еще молчало - в раздумье и ожидании взрослых, без которых рыдать было бессмысленно. И тут в дверь позвонили. Сначала появилась кошка Безымянка с выражением обиды на морде: эх вы, люди, грубые какие, а еще называете себя высшими существами, а как со мною, такою тонкой натурой, обращаетесь! Чуть что - на улицу выставили. Следом за кошкой вошли писатель К-ов и Дороти, которая была вся в конфетти. Прямо с елки, что ли? Нет, просто... в конфетти - нет, это она под компостером сидела, насыпались бумажки, значит. Что же такое случилось у них, что не заметили, как на Дороти сыплются какие-то ничтожные бумажки? Писатель К-ов мял свое пухлое лицо о косяк двери:
- Взялся писать о доярке! Хотя мне это совершенно до лампочки, но начальству нужно... Вдохновение приходит и уходит, а кушать хочется всегда. У меня семья.
Дороти взмахнула руками, чтобы было видно ее новое платье модели "летучая мышь", и все объяснила: доярка не захотела, чтобы про нее писали! Да-да, героиня очерка не согласилась. Закочевряжилась почему-то. И нельзя понять: если просто из скромности, то можно через обком нажать еще... Обком ведь должен создавать свой иконостас. Ван Гога вот не заставляли рисовать колхозников.
- Быть или иметь - вот в чем вопрос! - сказал Миша. - Ван Гог написал же "Едоков картофеля", но сам... - Тут Миша перехватил взгляд Светы, который можно было перевести так: "Как я устала от ссор!" Миша тотчас вспомнил, что для Дороти общение - это обмен общими местами, и продолжил так: - А кстати, почему вы не были на елке в Домжуре? Я там всех заморозил... ах, синяя Настасья там могла бы повеселиться... простужена? Понятно.
- А куда уходит старый год? - спросила Сонечка, всегда желавшая общаться с гостями.
- В дом престарелых... Где старые года все вместе вечность коротают, - с ходу сочинил Миша, для которого общение - всегда сочинение сообща.
- Ну хорошо, - созрела для общения и Настя, - заставят меня рисовать... дояру... доярку, да... так я с помощью фона уже смогу свое сделать! Штора там в золотых цветах, как на картинах Возрождения, это одно, а если фоном сделать картину "Едоки картофеля", то... ваще оняне!
- Что в переводе означает "вообще нормально", - отредактировал Миша.
Настя подпрыгнула так, что сразу снизу соседки застучали по батарее. Это был тоже способ общения для тети Пани.
На горку
Настя обещала в каникулы сводить детей на горку, и вот они наконец выбрали день, с утра начали собираться. Причем Антон, как всегда, наполовину одевшись, замер в глубоком раздумье над раскрытой "Жалобной книгой" Чехова. "Ты - картина, я - портрет. Ты - скотина, а я нет". Разве картина и портрет не относятся друг к другу как род к виду, а, Настя?.. Папа говорил, что машина и трактор вот относятся... Антон очень любил надеть одну штанину и что-нибудь осмыслить. Но Настя торопила, и скоро они вывалились из квартиры. У Светы болела спина. Хоть бы дети подольше покатались, пока Света намажется змеиным ядом и полежит. Их не было три часа. Наконец Настин голосок послышался за окном. Почему голосок такой скандальный? Что случилось? И Миша выглянул в форточку: никого, лишь мирно замерзает пьяный на скамейке.
- ...я не понимаю, зачем это Троцкого проклинают за его теорию перманентной революции, а Кубу хвалят, но Кастро именно по теории Троцкого.
Света остановила красноречие мужа и послала его растолкать пьяницу. Во-первых, вдруг он не пьяный, а больной. Во-вторых, пусть дети меньше видят такое. Миша решил по пути и на горку сбегать. Он собирался, в то время как Антон то и дело прерывал одевание размышлениями вслух. Наконец он ушел. И вернулся без детей. На горке их нет. Света тут же забыла про свою спину. Ох эта Настя! Куда они ушли? Позвонить нужно всем-всем...
А уже пятый час вечера. Света в своем сверхпроводимом состоянии рисовала себе все возможные и невозможные ужасы. Можно поехать к йогу Андрею, но в такой гололед транспорт ходит совсем плохо. И все же Света оделась и вышла из дому. На остановке сидел нищий без одной ноги. А у Светы была примета: подай первому нищему! И она подала ему рубль. "Все будет хорошо!" - сказал ей нищий. С сомнением она прошла под крышу остановки. "И за что нам такое страдание?" - прочла надпись перед собой. Число сегодняшнее. Вдруг медленно подполз троллейбус с развороченным задом. Возле самой остановки он дернулся на скользкой дороге, затрепыхался, и тотчас его развернуло поперек проезжей части. Прямо на Свету оскалилась пробоина возле задних дверей. На многих пассажиров это так сильно подействовало, что они стали уходить. А Света осталась, проклиная Настину пьяницу мать, родившую такого расторможенного ребенка. Ну вовсе без тормозов! Готова в любое приключение пуститься немедленно. Тут подошел автобус. Света стучится к Андрею. Патриарх лекарственных трав удивился: почему она не звонит - так сильно спешит, понятно, но детей здесь нет и не было.
- Слушай, Патриарх, дай мне вот что... валерьянки или чего. - Света уже вся дрожала.
- Чифирем могу напоить, только сама раздевайся, а то моя Диана...
Чифирь ей был ни к чему. А трав и настоек, значит, нет, выпито уже. Но йог Андрей предложил с нею поехать в милицию. Света отказалась: вид у него уже не самый свежий, только повредить может... А вдруг дети за это время уже пришли домой? И Света побежала к остановке. Она снова час простояла на морозе, глядя на плывущие буквы световой рекламы, и вдруг от ярости включилась в действительность и прочла: "...ЛИЦО НАШЕГО ГОРОДА..." Но у нашего города нет лица, а есть морда... есть харя... И тут подошел автобус. Света вошла и вышла. Не помня ничего, она очнулась уже возле двери подъезда, где дворничиха тетя Паня громко рассуждала:
- Давление? Нет? А что? Настя? Я дам таблетки, немецкое название, аппарат... Его домуправша пила, помогло, паспортистка пила, вылечилась... У нас так не умеют лекарства делать!
"...ЫСТАВКА "КАЖДЫЙ ЧАС НАС ПРИБЛИЖАЕТ К КОММУНИЗМУ"..." - пылала и уплывала световая реклама на высотном доме вдали. Да, ножницы между светящимися лозунгами и учерняющейся жизнью стали Свете вдруг сразу видны. А ведь реклама могла бы скоро о выставке Насти Новоселовой вот так... светить...
- Тетя Паня, Настю с моими не видели сегодня? На горку ушли с утра и...
У тети Пани был сильно развит комплекс вахтера: она минуты не могла прожить, чтобы кого-нибудь не ругать. Сейчас же она принялась осуждать Настю: лиходейка, без ума, детей еще взяла... не родится от свиньи бобренок, а родится тот же поросенок... А может, они уже дома? Света побежала бегом, ворвалась, как вепрь, - детей не было. Она сказала Мише, что сейчас сбегает в милицию, и тут же упала без чувств. И тут вошли дети. Они, оказывается, замерзли, зашли согреться во Дворец Свердлова, где у Насти знакомая работает, потом снова на горку... снова греться... и так несколько раз за день... Света встала. А Миша слег. Что-то в спину тоже... того... вступило. Тут в гости пришла сестра Миши со своими близнецами и стала бросать на лежащего брата штирлицевские взгляды: мол, чего это он не вышел, не помог им раздеться. Миша решительно и кособоко прошествовал в туалет.
- Так и ходишь? - спросила ехидно Лю, когда Миша шел обратно.
- Я могу только ходить и лежать. Сидеть, оказывается, не могу...
- А как же ты на унитаз пристроился?
- В позе космонавта: полусидя-полулежа, когда перегрузки действуют в наиболее безболезненном направлении: грудь - спина.
- Вот, Настя, до чего ты человека довела! - радостно вскрикнула Лю.
Миша почувствовал, что сестра доведет его сейчас еще сильнее. Он хотел лечь на диван, но вдруг резко перекосился в другую сторону и упал, потеряв сознание. Света побежала вызывать "скорую". Когда она вернулась, Миша уже открыл глаза. А когда вошла миниатюрная женщина в белом халате, Миша даже выпятил свою мускулистую волосатую грудь.
- Встаньте! - приказала терапевтесса.
Мини-терапевтесса подбежала к его мышечной громаде и запустила ему пальчики меж ребер. Миша побледнел, задышал на всю комнату, но продолжал улыбаться. Видимо, чтобы исключить симуляцию, терапевтесса неожиданно подскочила высоко вверх, в полете сцепила руки и, уже летя вниз, нажала на череп подозреваемого. Полы ее халата победно развевались. Миша глухо рявкнул и стал оседать.
- Люмбаго, - удовлетворенно сказала терапевтесса. Миша ответил невнятным сипением, после чего лег, несколько усох и стал мутно глядеть в потолок.
- Понервничали, простудились или выпили много, - готовила она уколы, в очередной раз радуясь, что наука оказалась права.
Миша согласно сипел, с надеждой глядя на ампулы, которые могут его спасти от физического и морального падения. После укола стало в самом деле легче. Он даже встал. Встать было проблемой. Да еще сестра трещит без умолку:
- Ну вот, он вышел походкой Синей бороды - нервный смех меня одолел, честное слово...
Вдруг от этих слов Мишу пронзила такая боль, что он на некоторое время поверил в бога, а может быть - даже в Бога.
Близнецы успели прокатать по коврику в детской банки тушенки. Коврик стал коричневым и жирным. А Лю в это время похвалила своих сыновей за примерное поведение, называя их не акселератами, а почему-то бройлерами. Один из братьев принимал антибиотики. Судя по тому, что мать дала ему таблетку сразу по приходе и вот сует снова, они просидели в гостях уже четыре часа. Миша решил чем-нибудь вспугнуть сестру и запел: