Страница:
- Людоед был ранен, а эти твари, подобно гиенам, со всех сторон собираются на запах крови. Однако они очень осторожны. Доселе им не встречалось ни одно человеческое существо, не побежавшее от них в ужасе. Видимо, акаана решили понаблюдать за тобой и застать врасплох на открытом месте, где ветки деревьев не смогут помешать их крыльям.
- Жрец, что же это за твари и откуда, во имя Господа нашего, они взялись? - спросил Кейн.
Гору пожал плечами. Его предки застали акаана здесь и до того ничего о них не слышали. Если же знали людоеды, то, по вполне понятным причинам, делиться этими сведениями с богондцами они не стали. Все, что его люди выяснили к настоящему времени, это то, что акаана жили в пещерах, нагие, как звери, не знали огня и ремесел, ели сырое мясо. Однако крылатые твари обладали чем-то вроде языка и признавали власть какого-то своего вождя.
- По счастью, - добавил он, - большая часть злобных демонов погибла во времена Великого голода - тогда у них сильный пожирал слабейшего. Однако уцелевшие стали быстро вымирать - уже несколько лет мы не замечали среди людей-нетопырей ни самок, ни молодых особей. Очевидно, что люди-нетопыри скоро исчезнут, впрочем, народ Богонды переживет их не надолго... печально закончил толстый жрец.
Пуританин вдруг поразился одному давнему воспоминанию. Много лет тому назад, когда он только познакомился с Н'Лонгой, тот как-то рассказал ему легенду, которую Кейн счел очевидным вымыслом. Так вот, старый колдун тогда говорил, что в незапамятные времена над их страной пронеслась целая туча крылатых демонов. Они летели не один час, и от множества их крыльев великая тьма пала на землю. Ужасные существа пришли откуда-то с севера и исчезли на юге. И лишь воля неназываемого Черного бога не дала им опуститься.
Жрецам вуду было известно, что на заре рода человеческого великое множество подобных тварей обитало на берегу бескрайнего соленого озера, лежащего далеко к северу от Западного Побережья. Н'Лонга говорил Кейну, что это было еще в те времена, когда Черным Континентом правили Звероподобные боги.
Так вот, некий великий вождь прогневался на чудовищ и повел свое могучее племя на них войной. Его подданные перебили из луков и пращей великое множество злобных бестий, вынудив оставшихся сорваться с насиженных мест и бежать от гнева вождя - Н'Ясунна было его имя - на юг. Кроме того, этот величайший из воителей древности приплыл на огромном каноэ, в котором одновременно гребли веслами сотня воинов, отчего этот челн мчался по водам быстрее стрелы.
Кейн вздрогнул от ледяного прикосновения Истины, перед которой оказывались бессильны само Время и Пространство и которой не было ни малейшего дела до человеческих веры или безверия. Пуританин понял, что еще одна старая зловещая легенда оказалась доподлинной. Чем могло быть это большое соленое озеро, как не Средиземным морем, и кем был великий воитель Н'Ясунна, как не предводителем аргонавтов Ясоном, одолевшим гарпий и прогнавшим их не только к архипелагу Строфады, но и в Африку?
Старое языческое предание самым невероятным образом подтвердилось, думал пуританин. Его разум был смущен нахлынувшими догадками. Если миф о гарпиях оказался чистой правдой, то не могли ли оказаться такой же правдой и многие другие истории? Например, легенды о Гидре, кентаврах, Химере, Медузе, Пане и сатирах? Может быть, правдивы все старинные легенды, повествующие о кошмарных злых существах с клыками, когтями, рогами и крыльями? Неужели прав был Н'Лонга, убеждавший пуританина в существовании древних звериных богов? О, Африка, Африка, Черный Континент, край теней и страхов, последнее прибежище порождений мрака, изгнанных с севера великими героями древности!
Кейн очнулся от размышлений. Толстый Гору робко и осторожно потрогал его за рукав.
- Ты великий воин, Соломон, - сказал негр. - Избавь нас от акаана! Если ты и не бог, то силой равен богу! Мои люди принесли твой посох. Я не смею ступать на темные пути вуду, но моих знаний вполне достаточно, чтобы увидеть мощь этого талисмана, служившего скипетром великих императоров и жезлом могущественнейших жрецов.
Белый воин, ты повелеваешь волшебными громовыми посохами, что посылают смерть с дымом и огнем, - Найела видела, как ты убил двух акаана, причем одного из них в воздухе. Ты станешь нашим повелителем... богом... кем только пожелаешь! Уже миновал месяц, как ты в Богонде. Пришло время жертвы, но у проклятого столба никого нет. Акаана остерегаются летать над деревней. Мы сбросили ярмо скотской покорности, понадеявшись на твою защиту!
Пуританин, до глубины души пораженный невероятной просьбой, прижал руки к груди.
- Жрец, ты сам не понимаешь, чего требуешь! - воскликнул он. - Видит Бог, сердце мое полно решимости избавить от древнего зла эти края, но я не всемогущ. Я могу из пистолетов, которые ты называешь волшебными жезлами, убить нескольких чудовищ, но пороху у меня почти не осталось. Будь у меня приличное количество пороха и мушкет, охота удалась бы на славу, но мушкет я утратил, сражаясь с ходячими мертвецами-магрудами в Городе Безмолвия. И даже если нам удастся избавиться от летающих людоедов, что мы будем делать с двуногими?
- Мы верим, ты сможешь нам помочь! Эти твари тебя боятся! - крикнул незаметно подошедший к собеседникам Куроба.
Вместе с ним появились красавица Найела и ее возлюбленный юноша Лога, которому на этот раз выпал страшный жребий. Они умоляюще смотрели на Соломона. В устремленных на него взглядах людей было столько веры и надежды, что ни один истинный британец не смог бы ответить отказом этим несчастным. Помочь попавшим в беду людям для пуританина было делом чести. Кейн оперся волевым подбородком на кулак и тяжело вздохнул:
- Хорошо. Если вы считаете, что я могу послужить живым щитом, охраняющим ваш народ, я до конца дней моих останусь в Богонде.
* * *
Неделя проходила за неделей, но Кейн так и не смог приспособиться к жизни в убогой африканской деревушке. И дело было вовсе не в людях: богондцы оказались на удивление добрым и душевным народом. Их природное жизнелюбие было подавлено долгой жизнью под сенью страха, но теперь, с приходом великого воина (которым они полагали Соломона), они зажили новыми надеждами.
Сердце англичанина щемило от того непритворного почтения и уважения, которые к нему проявляли местные жители. Негры распевали песни о его подвигах, работая в поле, с его именем танцевали вокруг костров, провожали его взглядами, полными восхищения и обожания. Пуританина же мучило острое чувство собственной бесполезности и беспомощности. Он прекрасно понимал, что окажется плохой защитой, когда - а это был лишь вопрос времени крылатые монстры обрушатся на селение с небес.
И тем не менее пока он не мог ничего изменить. Во сне англичанин видел белых чаек, кружащих в синем-синем небе, высоко над склонами такого далекого Девоншира. Когда же он просыпался, зов джунглей разрывал ему сердце - с такой силой его манили неизведанные земли. Но он оставался в Богонде, не переставая ломать голову, нащупывая надежный план истребления людей-нетопырей. Часами он просиживал, опершись на посох вуду, надеясь, что, быть может, черная магия придет на помощь бессильному разуму белого человека. Но и бесценный дар Н'Лонги ничем ему не помог.
Лишь однажды Кейну удалось вызвать старого колдуна, находящегося сейчас за многие сотни лиг от него. Но Н'Лонга объяснил, что посох может помочь пуританину только в том случае, когда его противниками окажутся сверхъестественные силы. А гарпии-акаана отнюдь такими не являлись.
Пуританин перебирал в уме все известные ему охотничьи премудрости, но как, скажите на милость, можно было поймать в ловушку дьявольски хитрых крылатых существ?
Рык львов служил своеобразным аккомпанементом его мрачным мыслям. На плоскогорье осталось так мало людей, что здесь стремительно возрастало поголовье хищников, не боявшихся ничего, кроме копий охотников. Кейн криво ухмыльнулся. Причиной его неприятностей были вовсе не львы - их-то можно было выследить и истребить поодиночке...
На некотором отдалении от остальных построек возвышалась большая хижина Гору, в которой некогда собирался совет племени. Кейн подумывал даже об использовании колдовских фетишей, но жрец, безрадостно махнув рукой, объяснил, что, хотя мощь сосредоточенного в них волшебства и велика, они могут успешно противостоять лишь злым духам. Против крылатых, равно как и двуногих, тварей из плоти и крови фетиши были бессильны.
4
Ужасные вопли вырвали Кейна из изматывающего сна, наполненного гнетущими сновидениями. Сперва он не мог понять, сон это или явь, но ни один сон не может оказаться страшнее, чем жизнь. Прямо за дверями его хижины страшной смертью гибли люди. Пуританин всегда спал с оружием под подушкой, поэтому он не терял времени на сборы. Натянув сапоги и накинув камзол, он в одно мгновение оказался на улице.
Тут же кто-то припал к его ногам, обхватил их и забормотал. В неверном свете звезд пуританин с трудом распознал в чернокожем молодого Логу - лицо юноши было обезображено до неузнаваемости. Не успел Кейн ничего сказать, как тело несчастного обмякло и Лога испустил дух.
Ночь была наполнена какофонией звуков, со всех сторон доносились пронзительные крики боли, вопли ужаса и бесчеловечный сатанинский хохот монстров акаана. Англичанин высвободился из хватки мертвых рук и побежал на свет меркнущего костра на центральной площади деревни. Было новолуние, и под покровом ночи он мог различить лишь мельтешащие в воздухе гигантские тени; перепончатые крылья людей-нетопырей заслоняли звезды.
Кейн выхватил из костра горящую головню и закинул ее на крышу ближайшей хижины. Сухая солома моментально занялась, и взметнувшийся столб пламени высветил разразившийся на улицах Богонды ад. От такого кошмарного зрелища пуританин застыл в ужасе: крылатые душегубы носились над улицами, десятками пикируя на головы ничего не соображающих от страха людей, разметывали крыши, чтобы добраться до тех, кто тщился найти спасение с хлипких строениях.
Разразившись потоком черной брани, англичанин согнал с себя оцепенение и выхватил пистолет. Он навел длинный ствол на метнувшуюся к нему с оскаленной пастью и горящими адским пламенем глазами гарпию и нажал на курок. Голова образины, точно перезрелый гранат, взорвалась облаком кровавых брызг. Мертвый акаана рухнул прямо в костер, и воздух наполнился запахом паленой плоти.
Испустив дикий вопль, пуританин ринулся в бой. В его крови вспыхнул огонь всепожирающей ярости предков - язычников-саксов. Впитавшие с молоком матери безропотность и покорность негры, привыкшие к столетиям унижения и страха, уже были неспособны к организованному отпору. Они десятками, словно овцы на бойне, гибли от ужасающих клыков и когтей, и лишь немногие, обезумевшие от ненависти, пытались сопротивляться. Но луки ночью оказались бесполезны, а дьявольское проворство чудовищ помогало им уворачиваться от копий и топоров. Подлетев к верху, акаана избегали удара, а потом пикировали, валили жертву на землю и вспарывали ей живот длинными острыми когтями.
В пылу сражения Соломон не сразу увидел Куробу - вождь, прижавшись спиной к стене хижины, отбивался он наседающих на него чудовищ. Под ногами его уже лежал труп акаана, оказавшегося недостаточно проворным. Здоровенным двуручным топором высокий негр отмахивался не менее чем от полудюжины гарпий. Англичанин метнулся ему на помощь, но его заставил остановиться тихий жалобный стон.
Буквально в дюжине футов от пуританина, на траве, под тушей здоровенного акаана, извивалась окровавленная Найела. Гаснущий молящий взгляд девушки встретился со взглядом Соломона Кейна. Выругавшись, англичанин, выпалил из второго пистолета. Судорожно забив в пыли крыльями, мерзкое создание откатилось от девушки.
Одним прыжком Кейн подскочил к Найеле и присел на корточки рядом с ней, но было уже слишком поздно... Бедняжка поцеловала руку, поддерживающую ее голову, и глаза ее закрылись навсегда.
Пуританин бережно уложил тело на землю и поискал взглядом Куробу, но увидел лишь кровавое месиво под ногами гнусных бестий. Свет померк в глазах пуританина. Издав ужасающий вопль, на мгновение перекрывший шум резни, он, сжимая одной рукой рапиру, а другой кинжал, ринулся в бой. Невероятно быстрым движением он вспорол кинжалом жесткое брюхо ближайшего к нему акаана, а горло другого пронзил рапирой. Оставив за спиной извивающихся и вопящих чудовищ, обезумевший человек устремился на поиски новых врагов.
Повсюду вокруг Соломона в муках умирали жители Богонды. Завывающие и улюлюкающие демоны, словно ястребы за куропатками, гонялись за мечущимися в панике чернокожими. Многие богондцы пытались найти убежище в хижинах, но монстры срывали крыши или выламывали двери. К счастью, Кейну не довелось увидеть происходившее внутри их.
Низвергнутый в пучины отчаяния, англичанин был уверен, что именно он стал виновником трагедии. Поверив в сопричастность белого человека к их божествам, богондцы перестали ублажать своих палачей ежемесячными жертвами и теперь несли за это кару. Именно он, Соломон Кейн, виноват в том, что не смог их уберечь. Самым страшным испытанием для пуританина были полные муки глаза негров. В глазах этих не было злобы или гнева, только боль и немой укор - он был их пастырем, но не сумел защитить свою паству.
Не разбирая пути, словно ангел смерти, несся англичанин по улицам, раздавая гибельные удары направо и налево. Монстры, завидев белокожего убийцу, бросали своих покорных жертв и пытались ускользнуть. Но обожравшимся человеческой плоти демонам скрыться от ярости пуританина было нелегко.
Сквозь застилавшую его глаза багровую пелену (и ее причиной был не пожар, охвативший деревню) Кейн разглядел, как гарпия, схватив обнаженную женщину, повалила ее на землю, впившись в горло волчьими клыками. Англичанин сделал выпад, и раненая тварь, бросив захлебывающуюся кровью негритянку, взмыла вверх. Но не тут-то было! Пуританин, завывая как дьявол, отбросил рапиру, совершил безумный прыжок, обхватил руками и ногами тело акаана и впился зубами ему в глотку.
Кейн снова сражался в воздухе, но на сей раз он был хозяином положения. Суеверный страх сковал недалекий умишко гарпии. Дьявольское создание даже не пыталось использовать свои клыки и когти, а лишь отчаянно силилось вырваться из стальной хватки врага, рвавшего ей зубами глотку. Оно дико верещало и взбивало воздух крыльями до тех пор, пока Кейн не опомнился настолько, чтобы использовать вместо зубов кинжал. Стальное острие нашло гнусное сердце, и гарпия рухнула вниз.
По счастью, они угодили на соломенную крышу, смягчившую падение. Соломон и мертвое чудище пробили ее и упали на извивающиеся тела. Отблески пожара попадали в хижину через выломанную дверь, и в их красноватом свете англичанин увидел окровавленные клыки в разверстой пасти акаана, пожиравшего еще не успевшего умереть негра. Пуританин выплыл из мутно-багрового омута безумия, его стальные пальцы сомкнулись на горле монстра, и их хватку не смогли разомкнуть ни когти, ни удары крыльев. Соломон разжал сведенные судорогой руки, только когда ощутил, что акаана отдал дьяволу свою черную душу.
Снаружи доносились звуки резни. Кейн устремился прочь из наполненной мертвецами хижины. На бегу он подхватил какое-то оружие - это оказался топор - и выбежал на улицу. Гарпия попыталась взлететь из-под самых ног Соломона, но он, даже не замедляя бег, рубанул сплеча проклятую бестию. Пуританин, завывая в бешенстве, несся с окровавленным топором дальше, а за его спиной билось в агонии обезглавленное тело акаана. Однако больше противников ему не нашлось. Крылатые твари улетали. У акаана пропала всякая охота драться с белокожим безумцем, еще более диким в своей ярости, чем они.
Но адские твари взмывали в ночное небо не одни. В когтях акаана сжимали еще трепетавшие человеческие тела. Ночное небо оглашалось криками боли и тщетными мольбами. Кейн, потрясая окровавленным топором, метался во все стороны, пока наконец не остался один-одинешенек в заваленной трупами деревне. Запрокинув голову к равнодушным звездам, он посылал вслед монстрам страшные проклятия, а на лицо ему падали теплые соленые капли.
В поднебесье затихали последние отголоски кровавого пиршества демонов, смолкли предсмертные вопли людей и дьявольский хохот акаана, закончился кровавый дождь. Соломона покинули последние проблески рассудка. Он бормотал что-то бессвязное, время от времени дико вопил и раз за разом обрушивал топор на поверженных гарпий.
Чем выглядел сейчас в глазах Богов попирающий мертвые тела человек, залитый кровью с ног до головы, грозящий своим жалким топором самим небесам и выкрикивающий ужасные проклятия крылатым демонам ночи? Можно сказать, что он олицетворял собой все человечество.
Пришел рассвет, вершины гор озарились бледно-розовым светом, и солнечные лучи пали на то, что некогда было последним приютом народа богонда. Уцелело большинство хижин, лишь незначительная их часть превратилась в груду тлеющих углей - в том числе и хижина Соломона Кейна, но крыши всех без исключения строений были сорваны. Улицы были завалены трупами и залиты кровью. Пуританин, опираясь на окровавленный топор, наполненными безумием глазами равнодушно взирал на сию обитель смерти. Хотя грудь, лицо и руки англичанина покрывала кровь из многочисленных ран, он не чувствовал боли.
Кейн машинально подсчитал количество убитых акаана - их оказалось ровно две дюжины - десяток уничтожил лично он, остальных - негры. Но народ Богонды был истреблен полностью. Ни один из нескольких сотен несчастных чернокожих не дожил до утра, а насытившиеся гарпии улетели в свои пещеры.
Не соображая, что и зачем он делает, Кейн отправился собирать свое оружие. Собрав пистолеты, кинжал, рапиру и посох Н'Лонги, он вышел из деревни и направился к хижине Гору. Но и там его поджидало омерзительное зрелище. Теша свой палаческий нрав, гарпии не отказали себе в кровавом удовольствии. На колу перед входом в дом духов была насажана изуродованная голова толстого жреца. Щеки, губы и язык Гору были вырваны, и лишь не потерявшие еще живого блеска глаза взирали на Кейна взглядом обиженного ребенка. Они показались пуританину средоточием вселенской скорби и тоски.
Кейн оглянулся на уничтоженную Богонду, потом вновь посмотрел в мертвые глаза ее вождя и погрозил небу кулаком. Глаза его бешено вращались, на губах выступила пена. Соломон предавал проклятию небо и землю, все высшие и низшие сферы. Человек проклинал холодные звезды и жаркое солнце, равнодушную луну и насмешливый ветер; человек проклинал плетущие нити судьбы руки и высшую предопределенность; человек проклинал все, что любил, и все, что ненавидел. Умолкшие города, залитые водами океанов века назад, и каждое мгновение минувших эпох - все проклинал Соломон Кейн. Этот сумасшедший взрыв проклятий адресовался не только богам и демонам, для которых человечество служит разменной монетой в их древнем, как сама Вечность, противостоянии, но и человеку, что живет слепцом и добровольно подставляет свою шею под стальные челюсти выдуманных им же божков.
Наконец пуританин бессильно рухнул на землю.
Из оцепенения его вывел львиный рык. Глаза Соломона хитро блеснули, у него созрел отменный план. Обильные всходы ненависти и безумия в его мозгу дали отличный урожай. Кейн отрекся про себя от только что произнесенных проклятий. Пусть лукавые боги и сделали человека ставкой своих игрищ, они же и отпустили ему хитроумия и жестокости больше, чем любому другому живому существу.
- Ты оставайся здесь, - сказал голове Гору Соломон. - Тебя высушит солнце, продубит холодная утренняя роса, я буду отгонять от тебя стервятников и гиен, и ты своими глазами увидишь смерть губителей твоего народа. Да, я оказался не в состоянии спасти племя богонда. Но, клянусь Богом живым, отомстить за вас мне по силам. Может, человек действительно только игрушка в руках созданий Тьмы, что раскинула свои громадные крылья над миром, но и повелителей Зла может постичь неудача. Вскоре тебе, мой друг Гору, предстоит самому в этом убедиться.
В течение следующих недель Кейн, как сомнамбула, трудился не покладая рук. Пуританин принимался за работу с первыми лучами солнца, а после заката, к моменту восхода луны, просто падал от усталости и засыпал. Неоднократно он ранил себя, но совершенно не замечал своих ран, которые заживали сами по себе, как на диком звере.
Англичанин спускался в низины и рубил там бамбук, таскал наверх огромные охапки длинных толстых стеблей. Он валил толстые деревья, нарезал гибкие лианы, служившие ему вместо веревок. Из всего этого Кейн возводил прочную просторную клеть прямо внутри хижины Гору, причем толщина бревен, которые шли на ее крышу, ничем не уступала толщине бревен, из которых возводились стены. Зато когда он закончил свой титанический труд, воздвигнутые им стены смогли бы удержать даже бешеного слона.
Тем временем на плоскогорье устремились целые прайды львов, у которых, кроме богондцев, не было естественных врагов. В результате через несколько месяцев и так не очень большие стада свиней сократились еще больше. А тех хрюшек, которым хватило везения или ума скрыться от гривастых хищников, методично истреблял Кейн, скармливая туши шакалам.
Несмотря на свое сумеречное состояние, англичанин оставался человеком незлым, и эта жестокая резня ему глубоко претила. Пуританин осознавал, что несчастные звери все равно стали бы добычей львов, но, что бы он ни чувствовал, без этой бойни было не обойтись, она была неотъемлемой частью его плана. В этой войне не было невиновных, и Кейн приказал своему сердцу стать тверже гранита.
Дни складывались в недели, недели - в месяцы. Кейн методично воплощал свой невероятный план в жизнь. В редкие минуты отдыха англичанин разговаривал со сморщенной, мумифицированной головой Гору. Невероятно, но глаза жреца ничуть не изменились. И при солнечном свете, и при лунном они все время смотрели на англичанина как живые. Уже много-много позже, когда сама память об этих месяцах сумасшествия подернулась пеленой забвения и возвращалась лишь в ночных кошмарах, Кейн не раз задумывался, действительно ли они с мертвой головой вели разговоры о необычайных и таинственных вещах.
И постоянно в небе над его головой кружили акаана. Но ненавистные создания ни разу не побеспокоили пуританина, даже когда он с пистолетами под рукой укладывался спать в хижине Гору. Монстры опасались его умения посылать смерть с огнем и дымом.
Пуританин обратил внимание, что сперва гарпии летали неспешно и вяло, отягощенные пожранной плотью несчастных чернокожих, унесенных в пещеры той страшной ночью. Но время шло, и акаана худели. Им приходилось все дальше залетать в поисках пищи.
Каждый раз, глядя на них, Кейн разражался безумным лающим смехом. Отвратительные создания своими бесчеловечными поступками сами уготовили себе страшную ловушку. Раньше ему не удалось бы привести в исполнение задуманное, но теперь не было ни людей, ни свиней, которых можно было бы сожрать. На всем плоскогорье не осталось ныне ни одного живого существа, которое могло бы стать добычей людей-нетопырей. Причин, по которым они даже не пробовали перелетать через горы, англичанин даже не пытался доискиваться. Может, там были густые джунгли, а может, и безжизненные лавовые поля - сейчас Кейна это совершенно не интересовало.
Крылатый народ пробовал было охотиться в саванне на антилоп, но львы живо охладили их пыл, разорвав на мелкие части неудачливых охотников. Гигантские кошки отнюдь не походили на беззащитных чернокожих или свиней, и у акаана не имелось ни малейших шансов с ними справиться.
Наконец голод переселил страх, и акаана с каждой ночью стали подлетать все ближе и ближе. Кейн с великой ненавистью следил за сверкающими в темноте жадными глазами. И выжидал... Когда он понял, что гарпии вот-вот отважатся на самоубийственную атаку, он решил, что настал его час.
Изредка семейства огромных лесных буйволов, нападать на которых опасались даже львы, не говоря уж о крылатой нечисти, забредали на плоскогорье, чтобы вволю попастись на заброшенных рисовых полях.
С невероятным трудом и риском для жизни Кейну удалось отбить от стада молодого бычка и с помощью камней и горящих пучков травы погнать его в сторону хижины Гору. Но даже один-единственный буйвол оказался чрезвычайно опасным созданием, и несколько раз англичанину едва удалось ускользнуть от рогов разъяренного животного. Наконец Соломон застрелил строптивого буйвола практически у самых дверей хижины.
Дул сильный западный ветер. Кейн слил кровь из освежеванного зверя на землю у дверей, чтобы гарпии почувствовали ее запах у себя в пещерах. Затем он разрубил тушу на части и свалил куски кровоточащей плоти кучей в углу хижины Гору, а сам спрятался в подготовленном укрытии поблизости и стал ждать.
Ждать ему пришлось недолго. Утреннюю тишину потревожил шум крыльев, и вскоре огромная стая мерзких акаана уже кружила над деревней. Судя по количеству крылатых бестий, решил Кейн, запах крови привлек все племя оголодавших чудовищ, Гарпии расселись вокруг хижины. Соломон с болезненным интересом разглядывал этих удивительных существ, непохожих как на человека, так и на библейских демонов.
Окутанные огромными, перепончатыми, кожистыми крыльями, акаана столпились у входа в хижину и о чем-то переговаривались пронзительными скрипучими голосами, так непохожими на голоса людей. На их гротескных лицах лежала печать древнего Зла, и Кейн понял, что на самом деле ничего человеческого в этих уродливых существах не было.
- Жрец, что же это за твари и откуда, во имя Господа нашего, они взялись? - спросил Кейн.
Гору пожал плечами. Его предки застали акаана здесь и до того ничего о них не слышали. Если же знали людоеды, то, по вполне понятным причинам, делиться этими сведениями с богондцами они не стали. Все, что его люди выяснили к настоящему времени, это то, что акаана жили в пещерах, нагие, как звери, не знали огня и ремесел, ели сырое мясо. Однако крылатые твари обладали чем-то вроде языка и признавали власть какого-то своего вождя.
- По счастью, - добавил он, - большая часть злобных демонов погибла во времена Великого голода - тогда у них сильный пожирал слабейшего. Однако уцелевшие стали быстро вымирать - уже несколько лет мы не замечали среди людей-нетопырей ни самок, ни молодых особей. Очевидно, что люди-нетопыри скоро исчезнут, впрочем, народ Богонды переживет их не надолго... печально закончил толстый жрец.
Пуританин вдруг поразился одному давнему воспоминанию. Много лет тому назад, когда он только познакомился с Н'Лонгой, тот как-то рассказал ему легенду, которую Кейн счел очевидным вымыслом. Так вот, старый колдун тогда говорил, что в незапамятные времена над их страной пронеслась целая туча крылатых демонов. Они летели не один час, и от множества их крыльев великая тьма пала на землю. Ужасные существа пришли откуда-то с севера и исчезли на юге. И лишь воля неназываемого Черного бога не дала им опуститься.
Жрецам вуду было известно, что на заре рода человеческого великое множество подобных тварей обитало на берегу бескрайнего соленого озера, лежащего далеко к северу от Западного Побережья. Н'Лонга говорил Кейну, что это было еще в те времена, когда Черным Континентом правили Звероподобные боги.
Так вот, некий великий вождь прогневался на чудовищ и повел свое могучее племя на них войной. Его подданные перебили из луков и пращей великое множество злобных бестий, вынудив оставшихся сорваться с насиженных мест и бежать от гнева вождя - Н'Ясунна было его имя - на юг. Кроме того, этот величайший из воителей древности приплыл на огромном каноэ, в котором одновременно гребли веслами сотня воинов, отчего этот челн мчался по водам быстрее стрелы.
Кейн вздрогнул от ледяного прикосновения Истины, перед которой оказывались бессильны само Время и Пространство и которой не было ни малейшего дела до человеческих веры или безверия. Пуританин понял, что еще одна старая зловещая легенда оказалась доподлинной. Чем могло быть это большое соленое озеро, как не Средиземным морем, и кем был великий воитель Н'Ясунна, как не предводителем аргонавтов Ясоном, одолевшим гарпий и прогнавшим их не только к архипелагу Строфады, но и в Африку?
Старое языческое предание самым невероятным образом подтвердилось, думал пуританин. Его разум был смущен нахлынувшими догадками. Если миф о гарпиях оказался чистой правдой, то не могли ли оказаться такой же правдой и многие другие истории? Например, легенды о Гидре, кентаврах, Химере, Медузе, Пане и сатирах? Может быть, правдивы все старинные легенды, повествующие о кошмарных злых существах с клыками, когтями, рогами и крыльями? Неужели прав был Н'Лонга, убеждавший пуританина в существовании древних звериных богов? О, Африка, Африка, Черный Континент, край теней и страхов, последнее прибежище порождений мрака, изгнанных с севера великими героями древности!
Кейн очнулся от размышлений. Толстый Гору робко и осторожно потрогал его за рукав.
- Ты великий воин, Соломон, - сказал негр. - Избавь нас от акаана! Если ты и не бог, то силой равен богу! Мои люди принесли твой посох. Я не смею ступать на темные пути вуду, но моих знаний вполне достаточно, чтобы увидеть мощь этого талисмана, служившего скипетром великих императоров и жезлом могущественнейших жрецов.
Белый воин, ты повелеваешь волшебными громовыми посохами, что посылают смерть с дымом и огнем, - Найела видела, как ты убил двух акаана, причем одного из них в воздухе. Ты станешь нашим повелителем... богом... кем только пожелаешь! Уже миновал месяц, как ты в Богонде. Пришло время жертвы, но у проклятого столба никого нет. Акаана остерегаются летать над деревней. Мы сбросили ярмо скотской покорности, понадеявшись на твою защиту!
Пуританин, до глубины души пораженный невероятной просьбой, прижал руки к груди.
- Жрец, ты сам не понимаешь, чего требуешь! - воскликнул он. - Видит Бог, сердце мое полно решимости избавить от древнего зла эти края, но я не всемогущ. Я могу из пистолетов, которые ты называешь волшебными жезлами, убить нескольких чудовищ, но пороху у меня почти не осталось. Будь у меня приличное количество пороха и мушкет, охота удалась бы на славу, но мушкет я утратил, сражаясь с ходячими мертвецами-магрудами в Городе Безмолвия. И даже если нам удастся избавиться от летающих людоедов, что мы будем делать с двуногими?
- Мы верим, ты сможешь нам помочь! Эти твари тебя боятся! - крикнул незаметно подошедший к собеседникам Куроба.
Вместе с ним появились красавица Найела и ее возлюбленный юноша Лога, которому на этот раз выпал страшный жребий. Они умоляюще смотрели на Соломона. В устремленных на него взглядах людей было столько веры и надежды, что ни один истинный британец не смог бы ответить отказом этим несчастным. Помочь попавшим в беду людям для пуританина было делом чести. Кейн оперся волевым подбородком на кулак и тяжело вздохнул:
- Хорошо. Если вы считаете, что я могу послужить живым щитом, охраняющим ваш народ, я до конца дней моих останусь в Богонде.
* * *
Неделя проходила за неделей, но Кейн так и не смог приспособиться к жизни в убогой африканской деревушке. И дело было вовсе не в людях: богондцы оказались на удивление добрым и душевным народом. Их природное жизнелюбие было подавлено долгой жизнью под сенью страха, но теперь, с приходом великого воина (которым они полагали Соломона), они зажили новыми надеждами.
Сердце англичанина щемило от того непритворного почтения и уважения, которые к нему проявляли местные жители. Негры распевали песни о его подвигах, работая в поле, с его именем танцевали вокруг костров, провожали его взглядами, полными восхищения и обожания. Пуританина же мучило острое чувство собственной бесполезности и беспомощности. Он прекрасно понимал, что окажется плохой защитой, когда - а это был лишь вопрос времени крылатые монстры обрушатся на селение с небес.
И тем не менее пока он не мог ничего изменить. Во сне англичанин видел белых чаек, кружащих в синем-синем небе, высоко над склонами такого далекого Девоншира. Когда же он просыпался, зов джунглей разрывал ему сердце - с такой силой его манили неизведанные земли. Но он оставался в Богонде, не переставая ломать голову, нащупывая надежный план истребления людей-нетопырей. Часами он просиживал, опершись на посох вуду, надеясь, что, быть может, черная магия придет на помощь бессильному разуму белого человека. Но и бесценный дар Н'Лонги ничем ему не помог.
Лишь однажды Кейну удалось вызвать старого колдуна, находящегося сейчас за многие сотни лиг от него. Но Н'Лонга объяснил, что посох может помочь пуританину только в том случае, когда его противниками окажутся сверхъестественные силы. А гарпии-акаана отнюдь такими не являлись.
Пуританин перебирал в уме все известные ему охотничьи премудрости, но как, скажите на милость, можно было поймать в ловушку дьявольски хитрых крылатых существ?
Рык львов служил своеобразным аккомпанементом его мрачным мыслям. На плоскогорье осталось так мало людей, что здесь стремительно возрастало поголовье хищников, не боявшихся ничего, кроме копий охотников. Кейн криво ухмыльнулся. Причиной его неприятностей были вовсе не львы - их-то можно было выследить и истребить поодиночке...
На некотором отдалении от остальных построек возвышалась большая хижина Гору, в которой некогда собирался совет племени. Кейн подумывал даже об использовании колдовских фетишей, но жрец, безрадостно махнув рукой, объяснил, что, хотя мощь сосредоточенного в них волшебства и велика, они могут успешно противостоять лишь злым духам. Против крылатых, равно как и двуногих, тварей из плоти и крови фетиши были бессильны.
4
Ужасные вопли вырвали Кейна из изматывающего сна, наполненного гнетущими сновидениями. Сперва он не мог понять, сон это или явь, но ни один сон не может оказаться страшнее, чем жизнь. Прямо за дверями его хижины страшной смертью гибли люди. Пуританин всегда спал с оружием под подушкой, поэтому он не терял времени на сборы. Натянув сапоги и накинув камзол, он в одно мгновение оказался на улице.
Тут же кто-то припал к его ногам, обхватил их и забормотал. В неверном свете звезд пуританин с трудом распознал в чернокожем молодого Логу - лицо юноши было обезображено до неузнаваемости. Не успел Кейн ничего сказать, как тело несчастного обмякло и Лога испустил дух.
Ночь была наполнена какофонией звуков, со всех сторон доносились пронзительные крики боли, вопли ужаса и бесчеловечный сатанинский хохот монстров акаана. Англичанин высвободился из хватки мертвых рук и побежал на свет меркнущего костра на центральной площади деревни. Было новолуние, и под покровом ночи он мог различить лишь мельтешащие в воздухе гигантские тени; перепончатые крылья людей-нетопырей заслоняли звезды.
Кейн выхватил из костра горящую головню и закинул ее на крышу ближайшей хижины. Сухая солома моментально занялась, и взметнувшийся столб пламени высветил разразившийся на улицах Богонды ад. От такого кошмарного зрелища пуританин застыл в ужасе: крылатые душегубы носились над улицами, десятками пикируя на головы ничего не соображающих от страха людей, разметывали крыши, чтобы добраться до тех, кто тщился найти спасение с хлипких строениях.
Разразившись потоком черной брани, англичанин согнал с себя оцепенение и выхватил пистолет. Он навел длинный ствол на метнувшуюся к нему с оскаленной пастью и горящими адским пламенем глазами гарпию и нажал на курок. Голова образины, точно перезрелый гранат, взорвалась облаком кровавых брызг. Мертвый акаана рухнул прямо в костер, и воздух наполнился запахом паленой плоти.
Испустив дикий вопль, пуританин ринулся в бой. В его крови вспыхнул огонь всепожирающей ярости предков - язычников-саксов. Впитавшие с молоком матери безропотность и покорность негры, привыкшие к столетиям унижения и страха, уже были неспособны к организованному отпору. Они десятками, словно овцы на бойне, гибли от ужасающих клыков и когтей, и лишь немногие, обезумевшие от ненависти, пытались сопротивляться. Но луки ночью оказались бесполезны, а дьявольское проворство чудовищ помогало им уворачиваться от копий и топоров. Подлетев к верху, акаана избегали удара, а потом пикировали, валили жертву на землю и вспарывали ей живот длинными острыми когтями.
В пылу сражения Соломон не сразу увидел Куробу - вождь, прижавшись спиной к стене хижины, отбивался он наседающих на него чудовищ. Под ногами его уже лежал труп акаана, оказавшегося недостаточно проворным. Здоровенным двуручным топором высокий негр отмахивался не менее чем от полудюжины гарпий. Англичанин метнулся ему на помощь, но его заставил остановиться тихий жалобный стон.
Буквально в дюжине футов от пуританина, на траве, под тушей здоровенного акаана, извивалась окровавленная Найела. Гаснущий молящий взгляд девушки встретился со взглядом Соломона Кейна. Выругавшись, англичанин, выпалил из второго пистолета. Судорожно забив в пыли крыльями, мерзкое создание откатилось от девушки.
Одним прыжком Кейн подскочил к Найеле и присел на корточки рядом с ней, но было уже слишком поздно... Бедняжка поцеловала руку, поддерживающую ее голову, и глаза ее закрылись навсегда.
Пуританин бережно уложил тело на землю и поискал взглядом Куробу, но увидел лишь кровавое месиво под ногами гнусных бестий. Свет померк в глазах пуританина. Издав ужасающий вопль, на мгновение перекрывший шум резни, он, сжимая одной рукой рапиру, а другой кинжал, ринулся в бой. Невероятно быстрым движением он вспорол кинжалом жесткое брюхо ближайшего к нему акаана, а горло другого пронзил рапирой. Оставив за спиной извивающихся и вопящих чудовищ, обезумевший человек устремился на поиски новых врагов.
Повсюду вокруг Соломона в муках умирали жители Богонды. Завывающие и улюлюкающие демоны, словно ястребы за куропатками, гонялись за мечущимися в панике чернокожими. Многие богондцы пытались найти убежище в хижинах, но монстры срывали крыши или выламывали двери. К счастью, Кейну не довелось увидеть происходившее внутри их.
Низвергнутый в пучины отчаяния, англичанин был уверен, что именно он стал виновником трагедии. Поверив в сопричастность белого человека к их божествам, богондцы перестали ублажать своих палачей ежемесячными жертвами и теперь несли за это кару. Именно он, Соломон Кейн, виноват в том, что не смог их уберечь. Самым страшным испытанием для пуританина были полные муки глаза негров. В глазах этих не было злобы или гнева, только боль и немой укор - он был их пастырем, но не сумел защитить свою паству.
Не разбирая пути, словно ангел смерти, несся англичанин по улицам, раздавая гибельные удары направо и налево. Монстры, завидев белокожего убийцу, бросали своих покорных жертв и пытались ускользнуть. Но обожравшимся человеческой плоти демонам скрыться от ярости пуританина было нелегко.
Сквозь застилавшую его глаза багровую пелену (и ее причиной был не пожар, охвативший деревню) Кейн разглядел, как гарпия, схватив обнаженную женщину, повалила ее на землю, впившись в горло волчьими клыками. Англичанин сделал выпад, и раненая тварь, бросив захлебывающуюся кровью негритянку, взмыла вверх. Но не тут-то было! Пуританин, завывая как дьявол, отбросил рапиру, совершил безумный прыжок, обхватил руками и ногами тело акаана и впился зубами ему в глотку.
Кейн снова сражался в воздухе, но на сей раз он был хозяином положения. Суеверный страх сковал недалекий умишко гарпии. Дьявольское создание даже не пыталось использовать свои клыки и когти, а лишь отчаянно силилось вырваться из стальной хватки врага, рвавшего ей зубами глотку. Оно дико верещало и взбивало воздух крыльями до тех пор, пока Кейн не опомнился настолько, чтобы использовать вместо зубов кинжал. Стальное острие нашло гнусное сердце, и гарпия рухнула вниз.
По счастью, они угодили на соломенную крышу, смягчившую падение. Соломон и мертвое чудище пробили ее и упали на извивающиеся тела. Отблески пожара попадали в хижину через выломанную дверь, и в их красноватом свете англичанин увидел окровавленные клыки в разверстой пасти акаана, пожиравшего еще не успевшего умереть негра. Пуританин выплыл из мутно-багрового омута безумия, его стальные пальцы сомкнулись на горле монстра, и их хватку не смогли разомкнуть ни когти, ни удары крыльев. Соломон разжал сведенные судорогой руки, только когда ощутил, что акаана отдал дьяволу свою черную душу.
Снаружи доносились звуки резни. Кейн устремился прочь из наполненной мертвецами хижины. На бегу он подхватил какое-то оружие - это оказался топор - и выбежал на улицу. Гарпия попыталась взлететь из-под самых ног Соломона, но он, даже не замедляя бег, рубанул сплеча проклятую бестию. Пуританин, завывая в бешенстве, несся с окровавленным топором дальше, а за его спиной билось в агонии обезглавленное тело акаана. Однако больше противников ему не нашлось. Крылатые твари улетали. У акаана пропала всякая охота драться с белокожим безумцем, еще более диким в своей ярости, чем они.
Но адские твари взмывали в ночное небо не одни. В когтях акаана сжимали еще трепетавшие человеческие тела. Ночное небо оглашалось криками боли и тщетными мольбами. Кейн, потрясая окровавленным топором, метался во все стороны, пока наконец не остался один-одинешенек в заваленной трупами деревне. Запрокинув голову к равнодушным звездам, он посылал вслед монстрам страшные проклятия, а на лицо ему падали теплые соленые капли.
В поднебесье затихали последние отголоски кровавого пиршества демонов, смолкли предсмертные вопли людей и дьявольский хохот акаана, закончился кровавый дождь. Соломона покинули последние проблески рассудка. Он бормотал что-то бессвязное, время от времени дико вопил и раз за разом обрушивал топор на поверженных гарпий.
Чем выглядел сейчас в глазах Богов попирающий мертвые тела человек, залитый кровью с ног до головы, грозящий своим жалким топором самим небесам и выкрикивающий ужасные проклятия крылатым демонам ночи? Можно сказать, что он олицетворял собой все человечество.
Пришел рассвет, вершины гор озарились бледно-розовым светом, и солнечные лучи пали на то, что некогда было последним приютом народа богонда. Уцелело большинство хижин, лишь незначительная их часть превратилась в груду тлеющих углей - в том числе и хижина Соломона Кейна, но крыши всех без исключения строений были сорваны. Улицы были завалены трупами и залиты кровью. Пуританин, опираясь на окровавленный топор, наполненными безумием глазами равнодушно взирал на сию обитель смерти. Хотя грудь, лицо и руки англичанина покрывала кровь из многочисленных ран, он не чувствовал боли.
Кейн машинально подсчитал количество убитых акаана - их оказалось ровно две дюжины - десяток уничтожил лично он, остальных - негры. Но народ Богонды был истреблен полностью. Ни один из нескольких сотен несчастных чернокожих не дожил до утра, а насытившиеся гарпии улетели в свои пещеры.
Не соображая, что и зачем он делает, Кейн отправился собирать свое оружие. Собрав пистолеты, кинжал, рапиру и посох Н'Лонги, он вышел из деревни и направился к хижине Гору. Но и там его поджидало омерзительное зрелище. Теша свой палаческий нрав, гарпии не отказали себе в кровавом удовольствии. На колу перед входом в дом духов была насажана изуродованная голова толстого жреца. Щеки, губы и язык Гору были вырваны, и лишь не потерявшие еще живого блеска глаза взирали на Кейна взглядом обиженного ребенка. Они показались пуританину средоточием вселенской скорби и тоски.
Кейн оглянулся на уничтоженную Богонду, потом вновь посмотрел в мертвые глаза ее вождя и погрозил небу кулаком. Глаза его бешено вращались, на губах выступила пена. Соломон предавал проклятию небо и землю, все высшие и низшие сферы. Человек проклинал холодные звезды и жаркое солнце, равнодушную луну и насмешливый ветер; человек проклинал плетущие нити судьбы руки и высшую предопределенность; человек проклинал все, что любил, и все, что ненавидел. Умолкшие города, залитые водами океанов века назад, и каждое мгновение минувших эпох - все проклинал Соломон Кейн. Этот сумасшедший взрыв проклятий адресовался не только богам и демонам, для которых человечество служит разменной монетой в их древнем, как сама Вечность, противостоянии, но и человеку, что живет слепцом и добровольно подставляет свою шею под стальные челюсти выдуманных им же божков.
Наконец пуританин бессильно рухнул на землю.
Из оцепенения его вывел львиный рык. Глаза Соломона хитро блеснули, у него созрел отменный план. Обильные всходы ненависти и безумия в его мозгу дали отличный урожай. Кейн отрекся про себя от только что произнесенных проклятий. Пусть лукавые боги и сделали человека ставкой своих игрищ, они же и отпустили ему хитроумия и жестокости больше, чем любому другому живому существу.
- Ты оставайся здесь, - сказал голове Гору Соломон. - Тебя высушит солнце, продубит холодная утренняя роса, я буду отгонять от тебя стервятников и гиен, и ты своими глазами увидишь смерть губителей твоего народа. Да, я оказался не в состоянии спасти племя богонда. Но, клянусь Богом живым, отомстить за вас мне по силам. Может, человек действительно только игрушка в руках созданий Тьмы, что раскинула свои громадные крылья над миром, но и повелителей Зла может постичь неудача. Вскоре тебе, мой друг Гору, предстоит самому в этом убедиться.
В течение следующих недель Кейн, как сомнамбула, трудился не покладая рук. Пуританин принимался за работу с первыми лучами солнца, а после заката, к моменту восхода луны, просто падал от усталости и засыпал. Неоднократно он ранил себя, но совершенно не замечал своих ран, которые заживали сами по себе, как на диком звере.
Англичанин спускался в низины и рубил там бамбук, таскал наверх огромные охапки длинных толстых стеблей. Он валил толстые деревья, нарезал гибкие лианы, служившие ему вместо веревок. Из всего этого Кейн возводил прочную просторную клеть прямо внутри хижины Гору, причем толщина бревен, которые шли на ее крышу, ничем не уступала толщине бревен, из которых возводились стены. Зато когда он закончил свой титанический труд, воздвигнутые им стены смогли бы удержать даже бешеного слона.
Тем временем на плоскогорье устремились целые прайды львов, у которых, кроме богондцев, не было естественных врагов. В результате через несколько месяцев и так не очень большие стада свиней сократились еще больше. А тех хрюшек, которым хватило везения или ума скрыться от гривастых хищников, методично истреблял Кейн, скармливая туши шакалам.
Несмотря на свое сумеречное состояние, англичанин оставался человеком незлым, и эта жестокая резня ему глубоко претила. Пуританин осознавал, что несчастные звери все равно стали бы добычей львов, но, что бы он ни чувствовал, без этой бойни было не обойтись, она была неотъемлемой частью его плана. В этой войне не было невиновных, и Кейн приказал своему сердцу стать тверже гранита.
Дни складывались в недели, недели - в месяцы. Кейн методично воплощал свой невероятный план в жизнь. В редкие минуты отдыха англичанин разговаривал со сморщенной, мумифицированной головой Гору. Невероятно, но глаза жреца ничуть не изменились. И при солнечном свете, и при лунном они все время смотрели на англичанина как живые. Уже много-много позже, когда сама память об этих месяцах сумасшествия подернулась пеленой забвения и возвращалась лишь в ночных кошмарах, Кейн не раз задумывался, действительно ли они с мертвой головой вели разговоры о необычайных и таинственных вещах.
И постоянно в небе над его головой кружили акаана. Но ненавистные создания ни разу не побеспокоили пуританина, даже когда он с пистолетами под рукой укладывался спать в хижине Гору. Монстры опасались его умения посылать смерть с огнем и дымом.
Пуританин обратил внимание, что сперва гарпии летали неспешно и вяло, отягощенные пожранной плотью несчастных чернокожих, унесенных в пещеры той страшной ночью. Но время шло, и акаана худели. Им приходилось все дальше залетать в поисках пищи.
Каждый раз, глядя на них, Кейн разражался безумным лающим смехом. Отвратительные создания своими бесчеловечными поступками сами уготовили себе страшную ловушку. Раньше ему не удалось бы привести в исполнение задуманное, но теперь не было ни людей, ни свиней, которых можно было бы сожрать. На всем плоскогорье не осталось ныне ни одного живого существа, которое могло бы стать добычей людей-нетопырей. Причин, по которым они даже не пробовали перелетать через горы, англичанин даже не пытался доискиваться. Может, там были густые джунгли, а может, и безжизненные лавовые поля - сейчас Кейна это совершенно не интересовало.
Крылатый народ пробовал было охотиться в саванне на антилоп, но львы живо охладили их пыл, разорвав на мелкие части неудачливых охотников. Гигантские кошки отнюдь не походили на беззащитных чернокожих или свиней, и у акаана не имелось ни малейших шансов с ними справиться.
Наконец голод переселил страх, и акаана с каждой ночью стали подлетать все ближе и ближе. Кейн с великой ненавистью следил за сверкающими в темноте жадными глазами. И выжидал... Когда он понял, что гарпии вот-вот отважатся на самоубийственную атаку, он решил, что настал его час.
Изредка семейства огромных лесных буйволов, нападать на которых опасались даже львы, не говоря уж о крылатой нечисти, забредали на плоскогорье, чтобы вволю попастись на заброшенных рисовых полях.
С невероятным трудом и риском для жизни Кейну удалось отбить от стада молодого бычка и с помощью камней и горящих пучков травы погнать его в сторону хижины Гору. Но даже один-единственный буйвол оказался чрезвычайно опасным созданием, и несколько раз англичанину едва удалось ускользнуть от рогов разъяренного животного. Наконец Соломон застрелил строптивого буйвола практически у самых дверей хижины.
Дул сильный западный ветер. Кейн слил кровь из освежеванного зверя на землю у дверей, чтобы гарпии почувствовали ее запах у себя в пещерах. Затем он разрубил тушу на части и свалил куски кровоточащей плоти кучей в углу хижины Гору, а сам спрятался в подготовленном укрытии поблизости и стал ждать.
Ждать ему пришлось недолго. Утреннюю тишину потревожил шум крыльев, и вскоре огромная стая мерзких акаана уже кружила над деревней. Судя по количеству крылатых бестий, решил Кейн, запах крови привлек все племя оголодавших чудовищ, Гарпии расселись вокруг хижины. Соломон с болезненным интересом разглядывал этих удивительных существ, непохожих как на человека, так и на библейских демонов.
Окутанные огромными, перепончатыми, кожистыми крыльями, акаана столпились у входа в хижину и о чем-то переговаривались пронзительными скрипучими голосами, так непохожими на голоса людей. На их гротескных лицах лежала печать древнего Зла, и Кейн понял, что на самом деле ничего человеческого в этих уродливых существах не было.