Грегори Филиппа. Любовник королевы

   Он щелкнул пальцами, и перед столом появился другой писарь.
   – Еще мне нужны люди, – вдруг заявил Дадли.
   Второй писарь стоял наготове с дощечкой для письма, пером и пузырьком чернил.
   – Какие люди, сэр?
   – Маленькая девочка с букетиком цветов. Затем старуха… крестьянка из какого-нибудь центрального графства. Отметь это себе и пошли Джерарда, чтобы нашел мне с полдюжины. Непременно запиши: старуха, внешне щуплая, но достаточно крепкая, чтобы сумела выстоять, сколько надо. С сильным голосом, чтоб ее было слышно. Дальше: девочку лет шести-семи, приятную личиком и бойкую, чтоб не побоялась выкрикнуть приветствие и поднести королеве букетик цветов. Нужен парень из подмастерьев. Статный, естественно. Он будет бросать лепестки роз под ноги лошади королевы. Кто еще?.. Да, старик крестьянин. Этот будет выкрикивать: «Да хранит Господь ваше величество!» Еще мне понадобится парочка смазливых купеческих жен… солдат, что сейчас болтается без работы… нет, лучше раненый. К нему – двоих матросов, откуда-нибудь из Плимута, Портсмута, Бристоля. Из тех мест. Только не лондонских. Они будут выкрикивать, что наконец-то пришла королева, которая умножит богатства страны заморскими землями. Пусть орут, что поплавали по белу свету, повидали чужие богатства. Мол, Англия достаточно сильна, чтобы взять их себе, поскольку теперь у нас появилась смелая и решительная королева.
   Писарь скрипел пером, торопясь занести все это на бумагу.
   Роберт, все более вдохновляясь своим замыслом, продолжал его развивать:
   – Пожалуй, мне понадобятся еще несколько стариков. Один впереди. Он будет издавать радостные возгласы, посему его должно быть видно. Другого поставим сзади. Тот станет кричать, что королева – дочь своего отца, истинная наследница и все такое. Всю эту публику мы разместим здесь, здесь и здесь. – Роберт ткнул пальцем в карту улиц. – Да, пожалуй, так. Такое их расположение меня устроит. Нужно предупредить этих людей, чтобы выкрикивали разные фразы, а не повторяли одну и ту же. Само собой, чтоб не сболтнули, что их наняли. Наоборот, пусть рассказывают всем и каждому, что оставили работу и пустились в дальний путь из желания увидеть королеву и любви к ней. Солдаты пусть говорят, что королева принесет стране мир и процветание. Женщинам приказать, чтобы вели себя достойно. Шлюх в передних рядах быть не должно. Дети чтоб не бегали и не вопили. Пусть родители следят за ними. Я хочу, чтобы все увидели, как нашу королеву любят все сословия. Побольше благословений, пожеланий долгих лет правления.
   – Сэр, а если она не услышит этих возгласов? – почтительно осведомился писарь. – На улицах будет весьма шумно.
   – Я подскажу ей, в каких местах делать остановки, – тут же нашелся Роберт. – Елизавета обязательно услышит приветствия. Я заранее предупрежу об этом королеву.
   За их спинами открылась дверь. Писарь тут же отступил и поклонился. В зал вошел Уильям Сесил. Он окинул взглядом два стола, заваленные бумагами, затем посмотрел на писаря, в руках которого тоже была целая кипа листов.
   – Вижу, вы весь в хлопотах, сэр Роберт, – вежливо заметил главный советник пока еще не коронованной королевы.
   – Да, Сесил. Но я надеюсь с ними справиться. Мне поручено заниматься коронационной процессией. Смею полагать, что учту интересы всех.
   Сесил еще раз взглянул на море бумаг и заметил:
   – Я лишь хотел сказать, что вы утомляете себя, чрезмерно вдаваясь в подробности. Насколько помню, королева Мария обошлась без детально расписанных церемоний. По-моему, она просто направилась тогда в аббатство, а двор последовал за ней.
   – Придворные ехали в каретах и верхом, – вспомнил Роберт. – Процессия шла определенным порядком. Шталмейстер Марии тоже составлял список. У меня есть его бумаги. Вся искусность церемонии – заставить предусмотренные события выглядеть так, словно они происходят сами собой.
   – Триумфальные арки и живописные сцены? – спросил Уильям Сесил, умудрившись прочесть перевернутые надписи.
   – Неожиданные проявления верности, – твердым голосом ответил Роберт и встал между Сесилом и столом, загородив бумаги. – Отцы города настаивали на этом. Должен сказать вам, мой уважаемый главный советник: на престол вступает очень молодая женщина, чьи права оспаривались едва ли не с самого ее рождения. Другая молодая женщина, чьи права на английский престол также подвергались сомнению, была коронована тайно, а затем скрывалась даже от глаз придворных. Мне думается, очень важно, чтобы в Елизавете все видели законную наследницу, вызывающую в людях радость и ликование. Ей незачем таиться от народа. Пусть все увидят ее, увенчанную короной.
   – Леди Джейн не была законной наследницей, – заметил Сесил, словно забывая, что говорит это ее бывшему шурину, и не заботясь о деликатности фраз. – А корону на ее голову нахлобучил государственный изменник, вскоре обезглавленный. Я говорю о вашем отце.
   Дадли стоически выслушал это и спокойно произнес:
   – Отец дорого заплатил за измену, а я – за свое участие во всем этом. Сполна. В свите Елизаветы вы не найдете никого, кто за минувшие годы хотя бы раз не сменил свои взгляды и убеждения. Кое-то делал это дважды. Думаю, даже вы, сэр, пусть вам и удалось уберечь себя от бесчестия и впадения в немилость.
   Сесил, руки которого действительно оказались чище, чем у всех остальных, воздержался от дальнейшего развития темы и сказал:
   – Возможно. Но есть одно обстоятельство, о котором вам надлежит знать.
   Дадли ждал.
   Главный советник наклонился к нему и заговорил угрюмо, почти шепотом:
   – У нас нет денег на коронацию и торжества. – Казна почти пуста. Королева Мария и ее испанский муж выжали из Англии почти все соки. Нам нечем платить за живописные панно, фонтаны с вином и золотую парчу для украшения арок. Настоящего золота в казне такие крохи, что едва хватит на коронационный пир.
   – Неужели все так скверно? – спросил Дадли.
   – Хуже, чем мы представляли, – кивнул Сесил.
   – Значит, нам нужно занять денег, – заявил Роберт, ничуть не смущенный таким известием. – Коронация – не забава, которую можно сделать поскромнее и подешевле. Поверьте, во мне нет ни капли тщеславия. Я забочусь не об удовлетворении своих амбиций, делаю это не ради тщеславия Елизаветы, хотя она не лишена его, в чем вы еще убедитесь. Так мы упрочим ее положение на престоле. Зрелища порою обладают большей силой, чем армия. В это вы тоже поверите. Торжественной процессией Елизавета завоюет больше сердец, чем мечами своих солдат.
   Но ей обязательно нужно выехать из Тауэра на белой лошади, с волосами, ниспадающими на плечи. Она должна с ног до головы выглядеть как настоящая королева.
   Сесил был настроен спорить, однако Роберт продолжал:
   – Нужны люди, которые будут провозглашать здравицы в ее честь, живописные полотна, показывающие Елизавету законной наследницей престола. Не забывайте, у нас полно тех, кто не умеет читать и не знает законов. Им ваши воззвания ничего не скажут, а картины просто и наглядно все объяснят. Королеву должен окружать прекрасный двор и радостные, ликующие толпы народа. Этим мы сделаем ее настоящей королевой. Сейчас и на всю оставшуюся жизнь.
   Сесил был поражен прозорливостью молодого Дадли. Все, о чем говорил Роберт, очень живо предстало перед мысленным взором главного советника.
   – Вы всерьез считаете, что это упрочит ее положение?
   – Она сама о себе позаботится, – ответил Роберт, ничуть не сомневаясь в своих словах. – Дайте ей сцену, и все будут смотреть только на нее. Коронация станет помостом, ступив на который Елизавета окажется на несколько голов выше кого бы то ни было во всей Англии. Она превзойдет своих двоюродных братьев и сестер, всех соперников и соперниц. А сколько мужских сердец покорит и завоюет! Вы должны найти деньги, чтобы я сумел построить Елизавете сцену. Все остальное она сделает сама, начнет играть роль королевы.
   Сесил повернулся к окну и стал смотреть на черные ветви деревьев сада, окружавшего Уайтхолл. Роберт тем временем изучал его профиль. Сесилу было под сорок. Семьянин, тихий протестант, сумевший пережить власть католиков в годы правления Марии Тюдор, человек, обожающий свою жену и не забывающий об умножении собственных земельных владений. Когда-то он служил молодому королю-протестанту, затем отказался участвовать в заговоре с возведением на престол Джейн Грей. Сесил был последовательно и осмотрительно лоялен принцессе Елизавете. Он избрал себе скромную должность смотрителя за ее небольшими поместьями, следил за тем, чтобы они находились в надлежащем состоянии и приносили доход. Это давало ему законный повод часто видеться с принцессой. Советы Сесила удерживали Елизавету от участия в интригах и заговорах против ее сводной сестры Марии. Теперь его подсказки помогут ей прочно удержаться на троне. Роберт Дадли недолюбливал Сесила. Впрочем, он не жаловал никого из соперников, однако знал, что в ближайшие годы именно Сесил будет подсказывать решения молодой королеве.
   – Так как? – нарушил молчание Роберт.
   – Мы найдем деньги, – утвердительно кивнул Сесил. – Придется брать взаймы. Но ради Господа и королевы, сделайте это как можно дешевле.
   – Коронация не может быть дешевой! – инстинктивно замотал головой Роберт Дадли.
   – Она не может выглядеть такой, – поправил его Сесил. – Но должна быть нам по средствам. Вы знаете, сколько сейчас денег в казне?
   Роберт, конечно же, этого не знал. Этого не знал никто, пока Армаджил Уэйд, старший писарь Тайного совета, не навестил королевскую казну, которую в прошлый раз видел полной золота.
   Ему хватило беглого осмотра, чтобы вернуться оттуда с трясущимися руками и в ужасе прошептать:
   – Там ничего не осталось. Королева Мария потратила все золото короля Генриха.
   – Новая королева унаследовала шестьдесят тысяч фунтов долга – тихо сказал Сесил – Продать нечего, предложить под заем – тоже. Поднимать налоги… сами понимаете. Нам придется изыскать деньги для коронации Елизаветы, но мы сослужим королеве хорошую службу, если не будем роскошествовать.
 
   Триумфальная процессия двигалась из лондонского Тауэра в Вестминстерский дворец в полном соответствии с замыслом Дадли. Елизавета остановилась перед живописной сценой и улыбнулась портрету своей матери, леди Анны. В другом месте она с такой же улыбкой приняла из рук маленькой девочки Библию, поцеловала малышку и прижала к груди. Везде, где Роберт просил ее остановиться, она послушно натягивала поводья.
   Там, где по замыслу Роберта Елизавете нужно было принять цветы, из толпы выбежала другая девочка, размахивая букетиком. Елизавета наклонилась, взяла его, поцеловала и улыбнулась в ответ на восторженные крики. Чуть поодаль ей встретились раненые солдаты, выкрикивающие ее имя. Елизавета остановилась, чтобы поблагодарить бедняг за добрые пожелания. Все, кто стоял рядом, услышали их пророчества о мире и процветании для Англии, где отныне будет править дочь короля Генриха. Еще через какое-то время старуха крестьянка выкрикнула Елизавете свое благословение, и та чудесным образом расслышала в гуле толпы тонкий голосок. Конечно же, она и здесь придержала лошадь, чтобы сказать спасибо доброй женщине.
   Собравшихся куда сильнее интересовали ответы Елизаветы морякам, парням-подмастерьям, старому крестьянину из какого-то центрального графства, нежели великолепие упряжи и шаг белой лошади. Когда будущая королева остановилась перед беременной женой купца и попросила, если у той родится сын, назвать его Генрихом, толпа зашлась в восторженном реве. Елизавета сделала вид, что оглушена рукоплесканиями. Она посылала воздушные поцелуи раненым солдатам, заметила старика, отвернувшегося, чтобы скрыть слезы, и сообщила всем, что это у него от радости.
   Ни в тот день, ни когда-либо потом она не спрашивала Роберта, были ли все эти приветствия оплачены или же люди восторженно кричали из любви к ней. Хотя Елизавета немало лет провела, что называется, за кулисами, она считала себя главной на сцене. Ей было все равно, кем являются остальные: актерами или невзыскательными зрителями. Она жаждала только аплодисментов.
   Как и многие представители династии Тюдоров, Елизавета хорошо умела разыгрывать спектакли. Она не просто улыбалась толпе. Каждый человек, видевший ее улыбку, считал, что внимание королевы обращено именно на него. Едва ли не на всех углах по пути следования Елизаветы Роберт умело расставил приветствующих ее представителей разных возрастов и сословий. У тех, кто смотрел это зрелище, возникало ощущение, что она вполне естественно останавливается то тут, то там, чтобы поблагодарить за добрые слова и пожелания. Главная цель была достигнута. Всем запомнилось ликование народа и лучезарная улыбка принцессы в тот судьбоносный для нее день.
 
   Коронация совершалась на следующий день, в воскресенье. По замыслу Дадли Елизавете надлежало ехать в Вестминстерское аббатство в паланкине, поставленном на высокий колесный помост, который везли четыре белых мула. Возникало впечатление, что она плывет над толпой на высоте плеч. По обе стороны от помоста двигались лейб-гвардейцы в темно-красных мундирах. Перед мулами шли трубачи в алых нарядах. Сразу за помостом шагал сам Дадли – первый во всей процессии! – и вел под уздцы белую лошадь Елизаветы. Толпа, приветствующая женщину, которая вот-вот станет их королевой, замирала, видя сэра Роберта, его богатую, украшенную драгоценными камнями шляпу, смуглое, мрачноватое, но такое обаятельное лицо и породистую, горделиво выступающую белую лошадь, поводья которой он уверенно держал в руке.
   Дадли улыбался, поворачивая голову в разные стороны, однако глаза под тяжелыми веками внимательно и настороженно оглядывали толпу. Ему было знакомо это обожание и гул приветственных голосов. Он успел познать и другое отношение к себе, когда его под крики, свист и улюлюканье вели в Тауэр. Тогда Роберт оказался вторым самым ненавидимым человеком в Англии, сыном первого, казавшегося простолюдинам настоящим исчадием зла. Толпа бывала такой же ласковой и податливой, как девушка, жаждущая любовной близости, однако на следующий день могла превратиться в покинутую женщину, брызжущую злобой и ненавистью.
   Но сегодня народ обожал Роберта Дадли. Он был для них фаворитом Елизаветы и самым обаятельным мужчиной Англии, их любимцем, который совсем молодым попал в Тауэр как изменник, но вышел оттуда героем. Он пережил мрачные годы и уцелел. Точно так же спаслась Елизавета, да и они сами.
 
   По прибытии в Вестминстерское аббатство красоту и безупречность процессии сменил такой же великолепный обряд коронации. Голова Елизаветы приняла корону, лоб – помазание елеем, а руки – скипетр и державу. Обряд совершал епископ Карлайлский, искренне уверенный в том, что через несколько месяцев он обвенчает Елизавету с самым набожным католическим королем во всем христианском мире. Эта уверенность наполняла его душу такой же искренней радостью. После коронации личный священник королевы отслужил мессу, на которой дарохранительница не поднималась и никто не преклонял колени перед лепешкой из пресного теста.
   Выйдя из сумрачного зала аббатства на яркий дневной свет, Елизавета услышала приветственный гул толпы. Люди расступались, давая ей дорогу, а она неторопливо шла, позволяя каждому рассмотреть ее, запечатлеть в своей памяти. Она была королевой, стремившейся потрафить всем. Любовь подданных становилась бальзамом для ее души, врачующим раны всех тех лет, что она провела в вынужденном затворничестве.
   Во время торжественного пира ей вдруг сдавило горло. Румянец на щеках свидетельствовал не о волнении, а о поднимавшемся жаре. Но ничто не заставило бы ее рано покинуть торжество. Венценосную особу ждал сюрприз. Двери зала распахнулись, и туда на коне въехал Роберт Дадли, давая понять всем и каждому, что отныне он является защитником королевы. Елизавета улыбалась ему, самому лояльному государственному изменнику, своему новому совету, половина которого лояльностью не отличалась, родственникам, вдруг вспомнившим о своей племяннице, волею судеб превратившейся из преступницы в законодательницу.
   Елизавета не покидала зал до трех часов ночи, пока в дело не вмешалась Кэт Эшли. На правах бывшей гувернантки, не раз загонявшей будущую королеву спать, она шепнула Елизавете, что той нужно немедленно ложиться, иначе завтра ее величество станет клевать носом и валиться с ног.
 
   «Боже, покарай ее смертью, едва она поднимется утром», – думала Эми Дадли, лежа без сна в далеком Норфолке и ожидая, когда длинная зимняя ночь сменится стылым рассветом.
 
   Ночь муж Эми провел в объятиях и постели одной придворной дамы. Утром он проснулся, прекрасный как Адонис, мягко, но настойчиво расцепил руки, обвивавшие шею, оставил на губах, ласкавших его, прощальный, ни к чему не обязывающий поцелуй и поспешил на прием к королеве. Дадли надеялся застать Елизавету одну, однако опоздал. С нею уже находился Уильям Сесил. Они о чем-то сосредоточенно говорили, сидя за столиком, заваленным бумагами. Подняв голову, королева улыбнулась Роберту, но войти не пригласила. Ему пришлось подпирать стены передней, обшитые деревянными панелями, вместе с дюжиной других придворных, явившихся поутру к королеве с заготовленными комплиментами и обнаруживших, что Сесил их опередил.
   Двери в комнату, где беседовали королева и ее советник, не были плотно закрыты. Хмурый Дадли попытался подслушать их разговор. Сесил вновь был одет в черное.
   «Как писарь», – пренебрежительно подумал Роберт.
   Однако писари не носили одежд из великолепного черного бархата и не шили их у дорогих портных. Камзол Сесила украшали тончайшие кружева, в которых утопала его шея. Окаймлением воротнику служили длинные блестящие волосы. Теплые, участливые глаза Сесила ни на мгновение не отрывались от оживленного лица Елизаветы. Он отвечал на ее порывистые слова о великом королевстве с той же самой спокойной неторопливостью, с какой прежде давал ей советы по наилучшему управлению загородными поместьями. Тогда только Уильям удерживал ее от глупых и опасных замыслов и теперь получал награду за эти годы преданного служения.
   Елизавета доверяла Сесилу, как никому другому. Он мог давать ей советы, противоречащие ее желаниям, и она их выслушивала. Назначая его своим главным советником, королева взяла с него клятву: всегда говорить ей правду без страха разгневать или желания польстить. В свою очередь, Елизавета пообещала всегда прислушиваться к его словам и не обвинять, если даваемые советы будут противоречить ее желаниям. Более никто из членов Тайного совета не обменивался подобными клятвами с новой королевой. Впрочем, никто из них и не значил для нее столько, сколько Сесил.
   Елизавета видела, как ее отец прогонял советников, слова которых расходились с его желаниями. Он мог обвинить их в государственной измене только потому, что они явились с плохими новостями. Ее не смущало, что в конце концов Генрих VIII превратился в тирана, ненавидимого своими ближайшими союзниками. Такова уж природа королевского правления. Но своей нетерпимостью и нежеланием слушать советы отец отдалил от себя лучшие умы королевства. Невзирая на юный возраст, Елизавета сумела извлечь из отцовского правления полезные уроки.
   Все же ей недоставало взрослости и опыта, чтобы править самостоятельно. Корона была великовата для ее головы в прямом и переносном смысле, а в стране хватало врагов новой королевы. Молодая женщина, всего двадцати пяти лет от роду, у которой ни отца, ни матери, ни любящих близких родственников, способных дать совет. Ей пришлось окружить себя надежными друзьями: Сесилом, ее бывшим учителем Роджером Ашамом, гувернанткой Кэт Эшли, грузным, любящим посплетничать казначеем Томасом Парри и его женой Бланш, которая в свое время нянчила Елизавету. Став королевой, она не забыла никого, кто оставался верным ей в ее бытность опальной принцессой. Всех своих старых друзей она щедро вознаградила за годы ожидания.
   «Смотрю, она предпочитает общество низов, – думал Дадли, переводя взгляд то на Сесила, устроившегося за столом, то на Кэт Эшли, сидевшую у окна. – Ничего удивительного. Ее воспитывали слуги, люди недалекого ума, и она усвоила их ценности. Торговля, крепкое домашнее хозяйство, значимость поместья, которым умело управляют, – это весь круг их интересов. Пока я слонялся по залам дворцов и учился у отца повелевать придворными, Елизавету волновало, как бы подешевле купить бекон и не залезть в долги. – За одной чередой раздраженных мыслей последовала другая. – Пока что она – правительница мелкого калибра. Королева только по названию. Устроила столько шума из-за дарохранительницы, поскольку та с детства мозолила ей глаза. А вот в крупные церковные споры она не сунется. Узость взглядов. Да и откуда им быть широкими, если Елизавета постоянно думала только о том, как уцелеть?»
   Сесил подал знак одному из своих писарей. Тот подошел и вручил молодой королеве исписанный лист бумаги.
   «Если хочешь повелевать своей королевой, ее надо перво-наперво отделить от Сесила, – подумал Роберт, глядя на поглощенных чтением Елизавету и сэра Уильяма, головы которых почти соприкасались. – Если хочешь править Англией, перво-наперво придется избавиться от Сесила. А еще раньше нужно сделать так, чтобы она потеряла веру в него».
   Елизавета указала на какую-то строчку и о чем-то спросила. Сесил ответил. Она утвердительно кивнула, подняла голову, увидела Дадли, глядящего на нее, и подала ему знак приблизиться.
   Роберт, не скрывая самодовольства, выступил вперед, ловя на себе завистливые взгляды остальных придворных.
   Подойдя к столу, он отвесил глубокий изящный поклон.
   – Приветствую вас, ваше величество. Да хранит вас Господь в первый день вашего правления.
   Елизавета улыбнулась.
   – А мы тут готовим список посланников, которые отправятся к европейским дворам возвестить о моей коронации. Сесил предлагает отправить тебя в Брюссель, к Филиппу Испанскому. Ты передашь своему бывшему господину, что теперь я – помазанная королева?
   – Как вам будет угодно, – немедленно отозвался Роберт, скрывая раздражение. – Но неужели ваше величество намерены весь сегодняшний день провести в дворцовых покоях за работой? Погода стоит превосходная, и ваш охотничий жеребец ждет.
   Он поймал тоскливый взгляд королевы, устремленный на окно, и почувствовал, как ее охватила нерешительность.
   – Французский посол… – прошептал ей Сесил.
   – Думаю, он может и подождать. – Елизавета неопределенно пожала плечами.
   – А я полагаю, что вы не откажетесь прокатиться на новом коне, – голосом змея-искусителя произнес Дадли. – Ирландец. Светло-гнедой. Красивый и сильный.
   – Надеюсь, не слишком сильный, – сказал Сесил.
   – Королева ездит верхом, как Диана-охотница, – пустил в ход неприкрытую лесть Дадли, даже не взглянув на главного советника. – В этом ей нет равных. Я мог бы посадить королеву на любую лошадь из наших конюшен, и та сразу признала бы в ней хозяйку. Наша повелительница унаследовала бесстрашие от своего отца. Король Генрих обожал верховую езду.
   От похвалы Елизавета слегка покраснела.
   – Я приду через час. Сначала мне нужно узнать, чего хотят все эти люди.
   Она оглянулась на придворных, успевших переместиться из передней в приемную и теперь жавшихся к стенам. Мимолетный взгляд королевы подействовал на этих личностей обоего пола, как ветер на молодые пшеничные колосья. Всего один взгляд – и они уже затрепетали, ожидая ее внимания.
   Дадли негромко рассмеялся и цинично заявил:
   – Это я могу вам рассказать и так. Час тратить не понадобится.
   Елизавета наклонила голову. Роберт зашел с другой стороны, согнулся и принялся что-то шептать ей на ухо. Сесил видел, как она стреляет глазами в придворных и подносит руку ко рту, удерживая смех.
   – Тсс! Да вы просто клеветник, – сказала королева, ударяя Дадли перчатками по тыльной стороне ладони.
   Он немедленно перевернул ладонь, словно просил ударить вторично. Елизавета отвернулась и спрятала глаза за темными ресницами.
   Роберт вновь наклонился и продолжил шептать.
   Королева хихикнула и заявила:
   – Мой главный советник, вы должны отослать сэра Роберта. Он слишком сильно отвлекает меня.
   Сесил вежливо улыбнулся Дадли и сказал совершенно искренне:
   – Я только приветствую такие отвлечения. Ее величество слишком усердствует в делах. Королевство за неделю не преобразить. Надо еще многое сделать, но со временем. – Он помедлил. – Многие вещи требуют осторожного подхода, ибо они для нас новы.
   «Поэтому ты чуть ли не всегда пребываешь в растерянности. – Роберт мысленно усмехнулся. – Я бы знал, что делать. Но главный советник королевы ты, а я – всего лишь ее шталмейстер. Пока удовольствуемся тем, что имеем. Она согласилась кататься, и это уже хорошо».
   Вслух он сказал совсем другое, сопроводив свои слова улыбкой:
   – Вот и договорились! Ваше величество, едемте кататься. Нам вовсе не обязательно охотиться. Возьмем с собой пару конюхов, и вы проверите, каков шаг у этого гнедого.
   – Через час, – пообещала Елизавета.
   – Французский посол может поехать вместе с вами, – предложил Сесил.