Грегори Филиппа. Вайдекр, или Темная страсть

   – Мы – Лейси из Вайдекра, – просто сказала я.
   Этим утверждением я как бы прикрывала и оправдывала свое поведение. Оно звучало по-прежнему гордо, хотя человек, произнесший эти слова, давно лежал в земле, а его сын, мой брат, находился в моих объятиях.
   – Мы же – Лейси из Вайдекра, – настойчиво повторила я.
   Гарри не понимал. Ему нужно было много слов и высокопарных объяснений. На меньшее он не соглашался.
   – Кто еще мог бы обладать мною? – спросила я. – Кто еще мог бы любить тебя? На нашей земле, на которой мы – хозяева?
   Гарри улыбнулся.
   – Беатрис, ты раздуваешься от гордости, как маленький павлин. Это всего лишь мелкое поместье. Есть гораздо большие имения и гораздо более древние фамилии.
   Теперь я смотрела на него, ничего не понимая. Может быть, Гарри шутит? Но к моему изумлению, он действительно так думал. Мне не верилось, что он мог сравнивать наш Вайдекр с другими поместьями, как будто Лейси могли жить где-нибудь еще, как будто другая земля могла существовать для нас.
   – Ты прав, – ответила я, не задумываясь. – Но это ничего не значит. Эта земля принадлежит только одному хозяину и только одной хозяйке. И это всегда будут Лейси из Вайдекра.
   Гарри кивнул:
   – Хорошо сказано. И никому не должно быть дела до того, что происходит на нашей земле. Я согласен с тобой, наша земля – это наша собственность. Но дома мы должны быть осторожны.
   Я широко открыла глаза. Мне казалось, что наша любовь подобна любви бабочки к цветку и не нуждается в том, чтобы ее скрывали от слуг и соседей. Для Гарри же это было нечто совсем другое. Но он прав. Над этим следовало поразмыслить.
   – Каким образом мы будем встречаться дома? – спросил он меня. – Моя спальня находится рядом с маминой, и она прислушивается к каждому моему вздоху. А твоя – на втором этаже, где я совсем не бываю. А я хочу видеть тебя, Беатрис.
   – А как насчет западного крыла? – предложила я, размышляя вслух. – Мы очень редко пользуемся гостевыми спальнями, и гостиная для завтрака почти всегда стоит закрытая. Почему бы нам не превратить ее в контору, где мы могли бы работать, а свою спальню я переведу в гостевую.
   Гарри замер, пытаясь представить будущие перемены.
   – Комната для гостей? Какая?
   – Которая примыкает к твоей комнате, – сказала я с улыбкой. – Они соединены дверью, – она сейчас загорожена шкафами. Но мы легко можем открыть ее и тогда сможем встречаться в любое время дня и ночи.
   Гарри просиял, как ребенок, которому предложили игрушку.
   – О Беатрис, как бы это было чудесно!
   Но тут лицо его омрачилось.
   – Мама, – протянул он задумчиво. – Даже малейшая тень подозрения убьет ее. Я бы никогда не простил себе этого. К тому же существует Селия. И в конце концов, мы должны подумать о твоем будущем.
   Я опять почувствовала стену слов, воздвигаемую Гарри между нами, и прикрыла глаза, чтобы мой брат не догадался о том, какие воспоминания о прошлом чудесном лете с Ральфом приходят мне на ум. Тогда мы не обменивались и полудюжиной слов при каждой встрече. Но Гарри был такой умный.
   Я шутливо толкнула его в бок, и он упал на спину в мягкую, сочную траву. Он легко улыбнулся мне, но тут же его глаза потемнели от желания, и я прильнула к нему. Все его тело напряглось в ожидании предстоящего чуда, но никакого чуда не произошло… Он оставался спокойным. Я подняла лицо к его шее и вытянула губы, будто собираясь поцеловать его. Но вместо этого я тихонько дунула на его кожу и увидела пробежавшую по его телу чувственную дрожь. И так я скользила вниз по его груди, нигде его не касаясь, но он везде ощущал мое присутствие. Мое дыхание как бы проводило прямую линию от его загорелой шеи вниз, к ямочке его пупка. Когда дуновение, исходившее от моих губ, достигло завитков его волос, я откинулась назад, торжествуя. Мои щеки горели, глаза сверкали сознанием моей всепоглощающей власти над его телом.
   – Не беспокойся ни о чем, Гарри, – убеждающе повторяла я. – Думай только о том, что ты хочешь сейчас сделать.
   Ему не понадобилось много времени на эти раздумья.
   Дома мама все еще была нездорова, но голубые тени уже исчезли с ее лица и дыхание стало легче. Одна из горничных призналась нашему дворецкому Страйду, что, кажется, это она забыла закрыть заднюю дверь. Страйд пригрозил ей увольнением и теперь ждал моих распоряжений на этот счет.
   – Конечно, ее следует уволить, – велела я.
   Я уже и вправду забыла о моей руке, лежавшей на задвижке маминой двери. Страйд кивнул и распахнул перед нами двери. Гарри сидел на одном конце нашего огромного стола, я – на другом. Мы сияли от счастья в ярком свете свечей, как два ангела, и комната, казалось, светилась нашей любовью.
   Мы беседовали о земле. Мы говорили о здоровье мамы, о том, что хорошо бы ее вывезти на несколько дней к морю или показать лондонским докторам. Когда Страйд подал для меня фрукты и миндальное печенье, а для Гарри – сыр и портвейн, он оставил нас, поклонившись и тихо затворив за собой двери. Мы прислушались к звуку его удаляющихся шагов. Вскоре все стихло. Мы остались одни.
   Гарри наполнил свой бокал темно-красным густым вином и поднял его в мою честь.
   – Беатрис! – сказал он с чувством.
   Я церемонно приподняла в ответ свой бокал. Мы молча улыбнулись друг другу.
   Было утонченное удовольствие в том, чтобы сидеть здесь так чинно и церемонно после нашей яростной, страстной схватки в лощине. Я с удовольствием смотрела на элегантно одетого Гарри и надеялась, что составляю ему хорошую пару в нарядном платье глубокого фиолетового цвета.
   Вдруг Гарри разрушил охватившие меня чары.
   – Что делать с моей женитьбой на Селии? – спросил он. – Как мне поступить?
   Я немного встревожилась, потому что почти совсем забыла о Селии. Сегодня я была не в настроении что-то планировать, о чем-то думать. Я чувствовала себя глубоко удовлетворенной, как, должно быть, чувствует себя дворовая кошка после грубой случки со случайным котом. Но Гарри прав – нам следует подумать о Селии. И я с удовольствием отметила, что решение будет нашим общим: его и моим. Никогда больше мама не будет встревать со своими глупыми замечаниями, касающимися меня и Вайдекра. Отныне я сама буду принимать решения.
   – Она попросила меня поговорить с тобой, – сказала я. И, вспомнив страхи Селии, касающиеся сексуальности Гарри, я не смогла сдержать улыбки и передала ему содержание нашей беседы. – Она хочет оставить свой дом и стать хозяйкой Вайдекра, ничего не дав тебе при этом, не став тебе настоящей женой.
   Гарри кивнул.
   – Холодна, как я и думал.
   Как и положено вновь обращенному, Гарри был преисполнен энтузиазма. Невинность Селии больше не манила его, ее холодность он презирал.
   – Она предлагает сделку, в которой все получает, но ничего не дает, – значительно сказал он.
   – Она и вправду немного напугана, – справедливо заметила я, – потому что находит твои ухаживания довольно грубыми.
   – Грубыми! – удивился Гарри. – Беатрис, клянусь, я только поцеловал ее в губы и слегка обнял. Ну, может быть, немного прижал… – Он оборвал себя. – Но едва ли я могу назвать это грубым. А ты?
   Его рассудительные слова замерли на губах при воспоминании о том, что произошло между нами сегодня, и Гарри удовлетворенно усмехнулся. Одним движением мы оба поднялись и встали около камина, глядя на догорающие дрова. Затем я подняла глаза и взглянула в зеркало: как шел этот темно-фиолетовый цвет моему счастливо улыбающемуся лицу. Сейчас мои глаза казались еще более похожими на кошачьи, отблески свечей играли на моих волосах. Я стояла на расстоянии вытянутой руки от Гарри, дразня его своей близостью.
   – Она хотела бы заключить с тобой соглашение, – объяснила я.
   – Что она имеет в виду? – осторожно спросил Гарри.
   – Она знает, что Вайдекру нужен наследник, и готова пойти на это, – честно продолжала я. – Но я думаю, что она довольно холодна по природе и предпочла бы, чтоб ее оставили в покое. Она – спокойная и застенчивая девушка, и нетрудно догадаться, что ее дом является пыткой для нее. В Вайдекре она ищет мира и спокойствия и заплатит за это рождением наследника.
   – Это устраивает нас, Беатрис?
   Вопрос Гарри уверил меня, что теперь все в Вайдекре будет решаться по моему слову.
   Именно я буду решать, быть ли венчанию. Селия станет пешкой в моих руках, так же, впрочем, как и мама.
   Я держу у себя в кулаке самого хозяина Вайдекра, и теперь вся его земля, власть, его состояние будут моими, если только я этого захочу.
   Я небрежно пожала плечами.
   – Тебе выбирать, Гарри, – равнодушно ответила я, словно не думала только что об этом решении. – Тебе следует жениться, чтобы полностью войти в наследование и забрать опеку над имением из рук лондонских судейских. Иначе нам придется ждать твоего совершеннолетия. Это может быть Селия, а может быть любая другая. Кроме того, жена, которая не ищет слишком часто твоего общества, будет довольно удобна для нас с тобой.
   Гарри перевел глаза с затухающего камина на меня.
   – Ты находишь меня грубым, Беатрис? – глухо спросил он.
   Отрицательный ответ вертелся на кончике моего языка, но какой-то мудрый инстинкт удержал меня. В Гарри был какой-то странный изъян: он смешивал боль и удовольствие. От мысли, например, что он причинил мне страдание, его сердце забилось чаще, а щеки – порозовели. Его возбуждение заставило меня внутренне вздрогнуть. Путь Гарри не был моим, но я могла удовлетворить эту страсть.
   – Да, ты причинил мне боль, – медленно выдохнула я.
   – Тебе было больно? – спрашивал он так напряженно, словно готов был прыгнуть на меня.
   – Ужасно, – подтвердила я. – Ты кусал мои губы так, что из них пошла кровь.
   – Ты боялась меня?
   – Да. Но я отомщу тебе за это.
   Это был ключ к Гарри. Статуя ожила. Одной рукой он прижал меня к себе для жестокого, кусающего поцелуя, а другой, смяв шелк моего платья, впился в мои ягодицы. Мой рот приоткрылся, и он властно уложил меня на пол, взяв меня грубо, как врага. Одной рукой он зажал мне руки над головой, так что я оказалась совсем беспомощна под ним, а другой поднял мои юбки. Но когда я стала сопротивляться, он немедленно выпустил меня, обуздав свой порыв. Однако я высвободила руки только для того, чтобы обнять его.
   – О моя любовь! – проговорила я.
   Извращенный. Болтливый. Чванный. Но он был хозяином Вайдекра, и поэтому я хотела его.
   – Моя любовь, – повторила я снова.
   Эту ночь я спокойно спала в своей кровати впервые с тех пор, как умер отец и так ужасно погиб Ральф. Мой дорогой Гарри снял с меня это страшное напряжение, и я чувствовала себя свободной. Ни разу за всю ночь я не услышала щелканья захлопнувшегося капкана и хруста ломаемых костей. Ни разу я не подскочила в испуге, услышав, как ползет к моим дверям страшный калека, волоча на своих обрубленных ногах капкан. Гарри сделал меня свободной. Золотоволосый юноша вывел меня из тьмы моего страха.
   Я стояла перед туалетным столиком и пыталась разглядеть в зеркало, какой я выгляжу в глазах Гарри. Я случайно увидела синяк на моей левой груди и с удивлением подумала, что даже не заметила, как это произошло. В раннем свете утра моя кожа казалась шкуркой спелого персика. От белой, с высоким подъемом ступни до кончиков моих каштановых кудрей я была словно создана для любви. Я бросилась обратно в кровать и выгнула шею, чтобы посмотреть, какой меня видел Гарри, когда брал меня на траве или на деревянном полу гостиной. И, внимательно разглядывая себя, я решила, что Гарри и сам должен скоро прийти ко мне. Только начинало рассветать, горничная еще не приходила будить меня, мама спокойно спала в своей комнате. Мы могли бы немного побыть здесь вместе, а потом, после завтрака, сбежать в нашу лощину.