– Я уже сказала: нет! – снова заявила Жанна.
– Неужели эти вещи смущают вас только потому, что они принадлежали парню, который давно умер? Вот эта дырка на рубахе пробита пулей. Не будьте излишне щепетильной, иначе вам будет труднее играть свою роль.
– Мистер Келс, вы, по-видимому, совершенно забыли, что я – девушка.
Глаза Келса выражали полное недоумение.
– Может быть… Я буду помнить… Но ведь вы же сами сказали, что уже надевали некогда мужское платье.
– Да, пелерину и рабочие штаны своего брата, в которых я вся тонула, – ответила Жанна.
Лицо Келса напряглось в размышлениях. Внезапно он так и заржал от радости.
– Теперь я понял! Ха! Эта штука… будет сидеть на вас как перчатка… Изумительно! Я горю от нетерпения увидеть вас в ней.
– Этого никогда не будет.
Он вдруг стал серьезен, и глаза его заблестели.
– Вы не хотите даже пошутить. Ну-с, сейчас я выйду отсюда, а когда вернусь, вы будете одеты.
В его голосе прозвучал металл. Так он обычно отдавал приказания своим людям.
В глазах Жанны загорелось упрямство.
– Если вы не переоденетесь к моему приходу, то… я сам сорву ваши лохмотья… Правда, вы довольно сильный маленький чертенок, и, может быть, я еще не настолько поправился, чтобы справиться с вами, но ведь я могу позвать подмогу… Если вы разозлите меня, то, быть может, я дождусь и самого Гульдена.
Ноги Жанны подкосились, и она беспомощно опустилась на кровать. Келс способен был выполнить свою угрозу. Она хорошо поняла зловещий огонек в его глазах.
– Раз вы принуждаете меня… – сказала она.
Не проронив больше ни слова, Келс вышел из комнаты.
Жанна сняла свое грязное, разорванное платье и стоптанные башмаки. Затем отчаянно торопясь, полная страха, что Келс вот-вот вернется, она надела костюм мертвого бандита. Денди Дейлс, должно быть, поистине был ее копией, так как его вещи превосходно на ней сидели. Жанна чувствовала себя настолько странно, что едва решилась взглянуть на себя в зеркало. Но взглянув, она вздрогнула от смущения. Не будь у нее открыто лицо, она никогда не узнала бы саму себя. Что получилось из ее рослой и стройной фигуры? Она испытывала странное чувство стыда, смешанное с неприятным сознанием того, что ее отражение в зеркале все-таки доставило ей мимолетную радость. Этот костюм подчеркивал и усиливал каждый изгиб ее стройного тела. Именно теперь в ней больше всего проявлялась женщина.
Как раз в эту минуту к ней постучался Келс.
– Ну, Жанна, вы оделись?
– Да! – ответила она.
Движимая каким-то бессознательным инстинктивным порывом, Жанна схватила одеяло и закуталась в него. Келс вошел в комнату со своим обычным насмешливым огоньком в глазах и выжидательной усмешкой на губах, но лицо его разом погасло. Он поочередно глядел то на одеяло, то на Жанну. Казалось, только теперь он начал понимать, какому испытанию подвергал ее. Ему сделалось жаль ее.
– Ах вы, маленькая дурочка! – воскликнул он, растроганный, и, отвернувшись, принялся смотреть сквозь щели балок. Опять, как уж не раз бывало, мысли его унеслись к прошлому, таким тяжелым и темным пятном застывшему в памяти.
– Я все стараюсь прилично обращаться с вами, – начал Келс, все еще не оборачиваясь. – Я хочу дать вам возможность как можно легче перенести затруднительное и опасное положение. Но вы еще ребенок, маленькая девочка… А я бандит. Человек, потерянный для всего хорошего, но который продолжает стремиться к вам.
– Нет, вы далеко еще не потеряны. Я знаю только одно… Будь Гульден на вашем месте… я не стала бы прятаться за… за этим одеялом. Я больше не боюсь вас, и поэтому я так… так повела себя, совсем как испуганная девочка… О, неужели вы сами не видите этого!
– Нет, не вижу. Зачем я затащил вас сюда? Но теперь уже поздно.
– Совсем не поздно… Вы… вы еще ничего не сделали мне дурного.
– Но я люблю вас! – горестно воскликнул он. – Я вижу только одно – что никогда не любил по-настоящему ни одну женщину. Что-то завладело мною. Оно натягивается вокруг моего горла подобно той веревке, которой некогда хотели удавить меня.
Жанна невольно вздрогнула, выслушивая страстное признание этого странного, сильного человека.
Келс долгое время молча глядел на зеленые холмы вдали.
Затем повернулся к Жанне, пронизывая ее суровым взглядом. Жанна сбросила одеяло, и жестокость постепенно исчезла с лица Келса. Он улыбнулся так, как она еще никогда не видела. В этой улыбке было невыразимое восхищение ею.
Наконец он снова обрел дар речи.
– Жанна! Я еще никогда не видел в своей жизни никого красивее вас.
– Мне трудно свыкнуться с этим облачением. Я не смогу выйти отсюда в таком виде.
– Но это надо, надо! Вы очень робки. Но, мне кажется, вот это поможет вам.
И он протянул ей кусок черного фетра, вероятно, отрезанного им от какого-нибудь сомбреро. Примерив этот кусок к ее лбу, он вынул из кармана нож и срезал нужное количество материала. Затем вырезал отверстия для глаз и с двух концов приделал короткие ремешки.
– Наденьте-ка это… Совсем стяните на лицо, до высоты глаз. Так. Теперь посмотрите-ка на меня.
Жанна повернулась к зеркалу и увидела вместо себя какого-то замаскированного незнакомца. Она не была больше Жанной Рэндль. Ее личность совершенно стушевалась.
– Ни один человек, знавший когда-нибудь меня, теперь меня не узнает, – пробормотала Жанна, и эта успокоительная мысль относилась, конечно, только к ее Джиму.
– Этого я даже и не учитывал! – ответил Келс. – Но вы правы… Жанна, если только мое предчувствие оправдается, то спустя немного времени вы сделаетесь притчей во языцех решительно во всех приисковых городках и лагерях.
Неожиданно Келс вплотную подошел к ней сзади и обнял. Все тело Жанны разом напряглось.
– Жанна, поцелуй меня, – нежно прошептал Келс с какой-то особой нотой в голосе.
– Нет! – резко крикнула Жанна.
И затем настало молчание. Жанна почувствовала, как руки Келса напряглись и крепко сжали ее. Грудь его порывисто вздымалась.
– В таком случае я заставлю тебя! – сказал он.
Насколько иначе прозвучал теперь его голос: словно в комнате заговорил другой человек. Резко дернув ее к себе, он освободил одну руку и, схватив за подбородок, попытался поднять к себе ее лицо.
Но Жанна сопротивлялась дико и страстно. Она сочла себя бесповоротно погибшей, но это только распалило ее гнев и силы. С опущенной на грудь головой, упершись в Келса обеими руками, она металась с ним от одной стены к другой. Полетел стол, разлетелись стулья, и, наконец, они повалились на кровать. Внезапно крепкая хватка разжалась. Жанна отскочила, растрепанная и запыхавшаяся. С ее стороны это было упорной и отчаянной борьбой. Она оказалась сильнее. Келс же все еще был больным человеком. Медленно поднявшись, он положил руку на грудь. Его лицо сразу осунулось; еще перекошенное от страсти, оно было мокрым и посеревшим от боли. В яростной схватке Жанна причинила ему боль, возможно, снова вскрылась его рана.
– Укололи вы меня чем-нибудь? Мне так больно…
– Нет, у меня ничего не было… Я только… отталкивала вас, – воскликнула Жанна, задыхаясь.
– Опять ранен… Проклятье… И какой же я все-таки трус… и скотина вдобавок. Не мужчина, а черт знает что! Ты, маленькая девочка! И я не смог удержать тебя.
Его боль и стыд страшно подействовали на Жанну. Она жалела его, но предчувствовала, что вслед за этим в нем поднимется мрачная злоба оскорбленного мужчины. И она оказалась права; неожиданно Келс изменился в лице. Его поза, выражавшая вначале полное отчаяние и самоуничижение, уступила место оскорбленному достоинств. Взяв с кровати брошенный Жанной пояс Денди Дейлса, Келс вынул из кобуры револьвер, посмотрел, заряжен ли он, и затем швырнул его к ногам Жанны.
– На, возьми! Сделай свою работу чище, – сказал он. Властность, прозвучавшая в его голосе, казалось, покорила Жанну, и, нагнувшись, она подняла револьвер с пола.
– Что… что вы хотите сказать? – спросила она, запинаясь.
– Стреляйте! Освободите меня от моей муки, от этого унижения… Я сыт по горло. Я буду только рад, если вы убьете меня.
– Келс! – дрожащим голосом воскликнула Жанна.
– Сделайте это теперь же. Сейчас, пока у меня нет сил, чтобы заставить вас… Поднимите револьвер… Убейте меня!
Он говорил с угрожающей серьезностью, и под его гипнотическим влиянием Жанна была почти готова выполнить это требование.
– Вы с ума сошли, – сказала она. – Я не хочу убивать вас… Я прошу от вас только… только того, чтобы вы прилично обращались со мной.
– Это я и делал, пока мог. На этот раз я только хотел пошутить, когда обнял вас. Но едва только я прикоснусь к вам, как забываю обо всем и не могу больше сдерживаться. Теперь мне все ясно… Жанна Рэндль, моя жизнь – или ваша душа!
И он поднялся, мрачный, взволнованный и жуткий.
Дрожащей рукой Жанна отбросила револьвер в сторону.
– Это ваше окончательное решение? – хрипло спросил он.
– Я не могу убить вас!
– Вы боитесь остальных бандитов, Гульдена? Это и есть причина, почему вы не можете убить меня? Вам страшно остаться здесь одной?
– Я не думала сейчас ни о ком.
– Тогда… тогда – моя жизнь или вы!
Подойдя к ней, он угрожающе взял ее за плечи. Вся дрожа, Жанна протянула к нему руки. После дикой борьбы наступила реакция: она ослабела.
– Если вы так безжалостны, то… тогда… пусть погибну я, – прошептала она. – Я не могу убить вас… Могли бы вы взять сейчас револьвер и убить меня?
– Нет, потому что я люблю вас.
– Вы не любите меня! Уничтожить человеческую душу – преступление куда более страшное, чем телесное убийство.
Внезапно Жанну охватил мощный порыв безотчетного стремления женщины увлечь мужчину, изменить, покорить его. Быстрыми шагами она подошла к Келсу вплотную и протянула к нему руки. Одна из них была в крови от резкого удара о стену во время борьбы. Обе кисти, красные и распухшие, были сплошь покрыты ссадинами.
– Вот, смотрите, что вы сделали. Вы были зверем и принудили меня бороться подобно зверю. Мои руки превратились в цепкие лапы, тело – в сплошной узел мускулов. Вы не смогли ни удержать, ни поцеловать меня. Но допустим, что придет время и я не вырвусь от вас… когда-нибудь… От меня останется одна пустая оболочка, то есть холодная, надломленная, бесчувственная вещь, а не женщина. Все, чем только я являюсь – девушкой, женщиной, к которой стремится ваша любовь, – все это глубоко замкнется во мне, полное омерзения, ненависти и смертельной тоски… Ваши поцелуи, ваши объятия будут принадлежать существу, вами же обесчещенному. Вся теплота, вся сладость, дрожь, страсть, жизнь, взаимная нежность – все-все, что только является душой женщины и делает ее очаровательной, все это будет обезображено!
Жанна все ближе и ближе придвигалась к Келсу. Волнуясь чудесной хитростью женщины, чувствуя, что вся ее жизнь поставлена сейчас на карту и необходимо найти средство к спасению, Жанна интуитивно создала из себя полный контраст тому свирепому, дикому и неукротимому существу, которое только что в борьбе оттолкнуло Келса.
– Дайте мне возможность показать вам настоящее чувство, – прошептала она и наклонилась к нему, жаркая, нежная, взволнованная, ужасная в своем женском очаровании. – Одну маленькую возможность… И… если возможно, почувствуйте, какой может быть женщина, когда… когда она… сама любит. Я покажу вам это, чтобы спасти себя!
Протянув зачарованному Келсу обе руки, Жанна скользнула в его объятия и на одно мгновение крепко прижалась к его груди. Ее нежное тело мягко покоилось в его руках. Затем, подняв свое бледное лицо, в честном порыве отдаленно доказать этому человеку все величие, красоту, нежность и душу любви, она прижала свои теплые, трепещущие губы к его устам.
Затем, вырвавшись, остановилась, испуганная и дрожащая, но он стоял, не трогаясь, как будто в его жизни случилось нечто невероятное. Злобное выражение его лица смягчилось. Он выглядел совершенно иным человеком.
– Боже мой! – сказал он тихо. И, точно очнувшись от сна, резко отдернул завесу и исчез.
Жанна бросилась на кровать и остаток своих сил потратила на поток облегченных слез. Она выиграла! Теперь ей нечего бояться Келса. В этот короткий момент она возвысила его в собственных глазах. Но чего это ей стоило!
Глава X
– Неужели эти вещи смущают вас только потому, что они принадлежали парню, который давно умер? Вот эта дырка на рубахе пробита пулей. Не будьте излишне щепетильной, иначе вам будет труднее играть свою роль.
– Мистер Келс, вы, по-видимому, совершенно забыли, что я – девушка.
Глаза Келса выражали полное недоумение.
– Может быть… Я буду помнить… Но ведь вы же сами сказали, что уже надевали некогда мужское платье.
– Да, пелерину и рабочие штаны своего брата, в которых я вся тонула, – ответила Жанна.
Лицо Келса напряглось в размышлениях. Внезапно он так и заржал от радости.
– Теперь я понял! Ха! Эта штука… будет сидеть на вас как перчатка… Изумительно! Я горю от нетерпения увидеть вас в ней.
– Этого никогда не будет.
Он вдруг стал серьезен, и глаза его заблестели.
– Вы не хотите даже пошутить. Ну-с, сейчас я выйду отсюда, а когда вернусь, вы будете одеты.
В его голосе прозвучал металл. Так он обычно отдавал приказания своим людям.
В глазах Жанны загорелось упрямство.
– Если вы не переоденетесь к моему приходу, то… я сам сорву ваши лохмотья… Правда, вы довольно сильный маленький чертенок, и, может быть, я еще не настолько поправился, чтобы справиться с вами, но ведь я могу позвать подмогу… Если вы разозлите меня, то, быть может, я дождусь и самого Гульдена.
Ноги Жанны подкосились, и она беспомощно опустилась на кровать. Келс способен был выполнить свою угрозу. Она хорошо поняла зловещий огонек в его глазах.
– Раз вы принуждаете меня… – сказала она.
Не проронив больше ни слова, Келс вышел из комнаты.
Жанна сняла свое грязное, разорванное платье и стоптанные башмаки. Затем отчаянно торопясь, полная страха, что Келс вот-вот вернется, она надела костюм мертвого бандита. Денди Дейлс, должно быть, поистине был ее копией, так как его вещи превосходно на ней сидели. Жанна чувствовала себя настолько странно, что едва решилась взглянуть на себя в зеркало. Но взглянув, она вздрогнула от смущения. Не будь у нее открыто лицо, она никогда не узнала бы саму себя. Что получилось из ее рослой и стройной фигуры? Она испытывала странное чувство стыда, смешанное с неприятным сознанием того, что ее отражение в зеркале все-таки доставило ей мимолетную радость. Этот костюм подчеркивал и усиливал каждый изгиб ее стройного тела. Именно теперь в ней больше всего проявлялась женщина.
Как раз в эту минуту к ней постучался Келс.
– Ну, Жанна, вы оделись?
– Да! – ответила она.
Движимая каким-то бессознательным инстинктивным порывом, Жанна схватила одеяло и закуталась в него. Келс вошел в комнату со своим обычным насмешливым огоньком в глазах и выжидательной усмешкой на губах, но лицо его разом погасло. Он поочередно глядел то на одеяло, то на Жанну. Казалось, только теперь он начал понимать, какому испытанию подвергал ее. Ему сделалось жаль ее.
– Ах вы, маленькая дурочка! – воскликнул он, растроганный, и, отвернувшись, принялся смотреть сквозь щели балок. Опять, как уж не раз бывало, мысли его унеслись к прошлому, таким тяжелым и темным пятном застывшему в памяти.
– Я все стараюсь прилично обращаться с вами, – начал Келс, все еще не оборачиваясь. – Я хочу дать вам возможность как можно легче перенести затруднительное и опасное положение. Но вы еще ребенок, маленькая девочка… А я бандит. Человек, потерянный для всего хорошего, но который продолжает стремиться к вам.
– Нет, вы далеко еще не потеряны. Я знаю только одно… Будь Гульден на вашем месте… я не стала бы прятаться за… за этим одеялом. Я больше не боюсь вас, и поэтому я так… так повела себя, совсем как испуганная девочка… О, неужели вы сами не видите этого!
– Нет, не вижу. Зачем я затащил вас сюда? Но теперь уже поздно.
– Совсем не поздно… Вы… вы еще ничего не сделали мне дурного.
– Но я люблю вас! – горестно воскликнул он. – Я вижу только одно – что никогда не любил по-настоящему ни одну женщину. Что-то завладело мною. Оно натягивается вокруг моего горла подобно той веревке, которой некогда хотели удавить меня.
Жанна невольно вздрогнула, выслушивая страстное признание этого странного, сильного человека.
Келс долгое время молча глядел на зеленые холмы вдали.
Затем повернулся к Жанне, пронизывая ее суровым взглядом. Жанна сбросила одеяло, и жестокость постепенно исчезла с лица Келса. Он улыбнулся так, как она еще никогда не видела. В этой улыбке было невыразимое восхищение ею.
Наконец он снова обрел дар речи.
– Жанна! Я еще никогда не видел в своей жизни никого красивее вас.
– Мне трудно свыкнуться с этим облачением. Я не смогу выйти отсюда в таком виде.
– Но это надо, надо! Вы очень робки. Но, мне кажется, вот это поможет вам.
И он протянул ей кусок черного фетра, вероятно, отрезанного им от какого-нибудь сомбреро. Примерив этот кусок к ее лбу, он вынул из кармана нож и срезал нужное количество материала. Затем вырезал отверстия для глаз и с двух концов приделал короткие ремешки.
– Наденьте-ка это… Совсем стяните на лицо, до высоты глаз. Так. Теперь посмотрите-ка на меня.
Жанна повернулась к зеркалу и увидела вместо себя какого-то замаскированного незнакомца. Она не была больше Жанной Рэндль. Ее личность совершенно стушевалась.
– Ни один человек, знавший когда-нибудь меня, теперь меня не узнает, – пробормотала Жанна, и эта успокоительная мысль относилась, конечно, только к ее Джиму.
– Этого я даже и не учитывал! – ответил Келс. – Но вы правы… Жанна, если только мое предчувствие оправдается, то спустя немного времени вы сделаетесь притчей во языцех решительно во всех приисковых городках и лагерях.
Неожиданно Келс вплотную подошел к ней сзади и обнял. Все тело Жанны разом напряглось.
– Жанна, поцелуй меня, – нежно прошептал Келс с какой-то особой нотой в голосе.
– Нет! – резко крикнула Жанна.
И затем настало молчание. Жанна почувствовала, как руки Келса напряглись и крепко сжали ее. Грудь его порывисто вздымалась.
– В таком случае я заставлю тебя! – сказал он.
Насколько иначе прозвучал теперь его голос: словно в комнате заговорил другой человек. Резко дернув ее к себе, он освободил одну руку и, схватив за подбородок, попытался поднять к себе ее лицо.
Но Жанна сопротивлялась дико и страстно. Она сочла себя бесповоротно погибшей, но это только распалило ее гнев и силы. С опущенной на грудь головой, упершись в Келса обеими руками, она металась с ним от одной стены к другой. Полетел стол, разлетелись стулья, и, наконец, они повалились на кровать. Внезапно крепкая хватка разжалась. Жанна отскочила, растрепанная и запыхавшаяся. С ее стороны это было упорной и отчаянной борьбой. Она оказалась сильнее. Келс же все еще был больным человеком. Медленно поднявшись, он положил руку на грудь. Его лицо сразу осунулось; еще перекошенное от страсти, оно было мокрым и посеревшим от боли. В яростной схватке Жанна причинила ему боль, возможно, снова вскрылась его рана.
– Укололи вы меня чем-нибудь? Мне так больно…
– Нет, у меня ничего не было… Я только… отталкивала вас, – воскликнула Жанна, задыхаясь.
– Опять ранен… Проклятье… И какой же я все-таки трус… и скотина вдобавок. Не мужчина, а черт знает что! Ты, маленькая девочка! И я не смог удержать тебя.
Его боль и стыд страшно подействовали на Жанну. Она жалела его, но предчувствовала, что вслед за этим в нем поднимется мрачная злоба оскорбленного мужчины. И она оказалась права; неожиданно Келс изменился в лице. Его поза, выражавшая вначале полное отчаяние и самоуничижение, уступила место оскорбленному достоинств. Взяв с кровати брошенный Жанной пояс Денди Дейлса, Келс вынул из кобуры револьвер, посмотрел, заряжен ли он, и затем швырнул его к ногам Жанны.
– На, возьми! Сделай свою работу чище, – сказал он. Властность, прозвучавшая в его голосе, казалось, покорила Жанну, и, нагнувшись, она подняла револьвер с пола.
– Что… что вы хотите сказать? – спросила она, запинаясь.
– Стреляйте! Освободите меня от моей муки, от этого унижения… Я сыт по горло. Я буду только рад, если вы убьете меня.
– Келс! – дрожащим голосом воскликнула Жанна.
– Сделайте это теперь же. Сейчас, пока у меня нет сил, чтобы заставить вас… Поднимите револьвер… Убейте меня!
Он говорил с угрожающей серьезностью, и под его гипнотическим влиянием Жанна была почти готова выполнить это требование.
– Вы с ума сошли, – сказала она. – Я не хочу убивать вас… Я прошу от вас только… только того, чтобы вы прилично обращались со мной.
– Это я и делал, пока мог. На этот раз я только хотел пошутить, когда обнял вас. Но едва только я прикоснусь к вам, как забываю обо всем и не могу больше сдерживаться. Теперь мне все ясно… Жанна Рэндль, моя жизнь – или ваша душа!
И он поднялся, мрачный, взволнованный и жуткий.
Дрожащей рукой Жанна отбросила револьвер в сторону.
– Это ваше окончательное решение? – хрипло спросил он.
– Я не могу убить вас!
– Вы боитесь остальных бандитов, Гульдена? Это и есть причина, почему вы не можете убить меня? Вам страшно остаться здесь одной?
– Я не думала сейчас ни о ком.
– Тогда… тогда – моя жизнь или вы!
Подойдя к ней, он угрожающе взял ее за плечи. Вся дрожа, Жанна протянула к нему руки. После дикой борьбы наступила реакция: она ослабела.
– Если вы так безжалостны, то… тогда… пусть погибну я, – прошептала она. – Я не могу убить вас… Могли бы вы взять сейчас револьвер и убить меня?
– Нет, потому что я люблю вас.
– Вы не любите меня! Уничтожить человеческую душу – преступление куда более страшное, чем телесное убийство.
Внезапно Жанну охватил мощный порыв безотчетного стремления женщины увлечь мужчину, изменить, покорить его. Быстрыми шагами она подошла к Келсу вплотную и протянула к нему руки. Одна из них была в крови от резкого удара о стену во время борьбы. Обе кисти, красные и распухшие, были сплошь покрыты ссадинами.
– Вот, смотрите, что вы сделали. Вы были зверем и принудили меня бороться подобно зверю. Мои руки превратились в цепкие лапы, тело – в сплошной узел мускулов. Вы не смогли ни удержать, ни поцеловать меня. Но допустим, что придет время и я не вырвусь от вас… когда-нибудь… От меня останется одна пустая оболочка, то есть холодная, надломленная, бесчувственная вещь, а не женщина. Все, чем только я являюсь – девушкой, женщиной, к которой стремится ваша любовь, – все это глубоко замкнется во мне, полное омерзения, ненависти и смертельной тоски… Ваши поцелуи, ваши объятия будут принадлежать существу, вами же обесчещенному. Вся теплота, вся сладость, дрожь, страсть, жизнь, взаимная нежность – все-все, что только является душой женщины и делает ее очаровательной, все это будет обезображено!
Жанна все ближе и ближе придвигалась к Келсу. Волнуясь чудесной хитростью женщины, чувствуя, что вся ее жизнь поставлена сейчас на карту и необходимо найти средство к спасению, Жанна интуитивно создала из себя полный контраст тому свирепому, дикому и неукротимому существу, которое только что в борьбе оттолкнуло Келса.
– Дайте мне возможность показать вам настоящее чувство, – прошептала она и наклонилась к нему, жаркая, нежная, взволнованная, ужасная в своем женском очаровании. – Одну маленькую возможность… И… если возможно, почувствуйте, какой может быть женщина, когда… когда она… сама любит. Я покажу вам это, чтобы спасти себя!
Протянув зачарованному Келсу обе руки, Жанна скользнула в его объятия и на одно мгновение крепко прижалась к его груди. Ее нежное тело мягко покоилось в его руках. Затем, подняв свое бледное лицо, в честном порыве отдаленно доказать этому человеку все величие, красоту, нежность и душу любви, она прижала свои теплые, трепещущие губы к его устам.
Затем, вырвавшись, остановилась, испуганная и дрожащая, но он стоял, не трогаясь, как будто в его жизни случилось нечто невероятное. Злобное выражение его лица смягчилось. Он выглядел совершенно иным человеком.
– Боже мой! – сказал он тихо. И, точно очнувшись от сна, резко отдернул завесу и исчез.
Жанна бросилась на кровать и остаток своих сил потратила на поток облегченных слез. Она выиграла! Теперь ей нечего бояться Келса. В этот короткий момент она возвысила его в собственных глазах. Но чего это ей стоило!
Глава X
На следующий день Келс позвал Жанну в соседнюю хижину. Она убедилась, что надежды ее оправданы – не столько по глубокой грусти и осунувшемуся виду Келса, сколько по интуитивному чувству, ее привлекательность подняла и облагородила его.
– Вы не должны больше сидеть там, точно пленница, – сказал он. – Вы похудели и побледнели. Выйдите-ка на воздух, на солнце. Бейд Вуд приходил ко мне сегодня утром и уверял, что видел дух Денди Дейлса. Это имя так и останется за вами. Мне безразлично, как вы будете обращаться с моими людьми, но если отнесетесь к ним приветливо, то вам будет гораздо легче жить среди них. Не отходите слишком далеко от нашей хижины. Если же вам что-нибудь не понравится, то просто стреляйте в них. Меня не зовите. Этих молодцов вы в состоянии так огорошить, что они больше никогда и пальцем вас не тронут.
Выйти днем в мужском костюме оказалось для Жанны мучительным испытанием. Она шагала неуверенно и под маской ощущала на своем лице холодные мурашки. Не страх, а стыд охватил ее. Лучше умереть, чем показаться Джиму в этом дерзком одеянии. Несколько запыленных и оседланных лошадей стояли, понуро опустив головы, возле блокгауза; отдыхавшие тут же мужчины разом прервали свой разговор при появлении Жанны. Жанна не знала ни одного из них, и это помогло ей быстро вернуть самообладание. Но сенсационное впечатление, произведенное на бандитов, сразу же развеселило ее. Застыв с широко раскрытыми ртами, они так и уставились на нее. Один старик даже выронил из своего обросшего сединой рта трубку и, казалось, вовсе не заметил этого. Темнокожий молодой бандит, свирепого и дикого вида, со следами отчаянной и беспутной жизни на лице, первый пришел в себя от изумления и с неуклюжей галантностью приподнял свое сомбреро. За ним последовали и остальные. Их приветствие было отрывистым, но с оттенком любезности. Жанна охотнее всего бросилась бы бежать от этого перекрестного огня наглых и любопытных глаз, однако она заставила себя сохранить вид полной беззаботности. Пусть только удастся это, остальное пойдет гораздо легче. Жанна еще раз порадовалась своей маске. Постепенно непринужденность снова вернулась к ней, а с нею возвратилось и прежнее мужество.
Легкой походкой она отошла от группы бандитов к усталым, лохматым лошадям и принялась их гладить и похлопывать. Вот по тропинке проехал одинокий всадник и спрыгнул с лошади возле хижины Келса; другой раз в лагерь прибыли еще двое бандитов и оба уставили на нее свои четыре совершенно круглых глаза. Что бы она ни делала и ни говорила, ее постоянно сопровождала пугливая мысль о Джиме. Где он сейчас? Что делает? Пьян ли, играет, дерется или спит?
В душе Жанны проснулся новый страх. А вдруг, несмотря на маску, Джим все-таки узнает ее?
Целиком занятая этой мыслью, она принялась ходить взад и вперед. Вдруг ее внимание привлекло какое-то необычное волнение среди бандитов. Они окружили нескольких прибывших всадников, из которых Жанна узнала Рыжего Пирса, Французика и – с внезапной дрожью – Джима Клэва. Сердце Жанны заколотилось. Она боялась показаться ему на глаза, не доверяя своей одежде… Все ее планы разлетелись, словно их никогда и не было. Маска маской, а пронизывающего взгляда Джима ей не выдержать. И, подобно маленькому трусишке, Жанна быстро направилась обратно к хижине.
Однако, еще не переступив порога, она подумала, что, вероятно, произошло что-то особенное, неожиданно расшевелившее отдыхавших грабителей, которые с напряженным интересом следили за подъезжавшей группой. До слуха Жанны донесся громкий разговор. Мимо нее вдруг быстро пробежал Келс, сверкая глазами и не замечая ее. Внутри хижина оказалась совершенно пустой. Сквозь входную дверь Жанна видела группу бандитов, сбившихся в кучу и о чем-то галдевших. Она также услышала повелительный голос Келса, но слов разобрать не могла. Гул хриплых голосов усилился. Распахнув дверь, Келс вошел в хижину вместе с Пирсом. Позади них шел Джим Клэв. Едва только эти трое очутились в хижине, как вся остальная компания бандитов потянулась за ними, подобно сердитому рою пчел. Говорил Келс, говорил Джим, но их слова тонули в общем гуле. Внезапно Келс дал волю своему характеру.
– Молчать, черт вас побери! – взревел он властным голосом. Наступила тишина.
– Ну… Что случилось? – спросил Келс.
– Только не выходи из себя, хозяин, – ответил Пирс дружелюбно. – Ничего плохого не произошло… Клэв испробовал на Гульдене свой револьвер, и больше ничего.
Келс чуть заметно вздрогнул, однако его резкий жест и мимолетное выражение, напоминавшее Жанне тигра, заставили ее подумать, что он испытывает чувство дьявольской радости.
– На Гульдене!? – восклицание Келса одновременно прозвучало и страстным вопросом.
– О, нет! Он не окочурился, – ответил Пирс. – Этого бульдога не так-то легко прикончить. Но немножко и его пообстреляли. Лежит сейчас у Бэрда. Думаю, будет не худо, если ты туда пойдешь и перевяжешь ему раны.
– Пусть лучше сгинет, чем я буду ухаживать за ним, – ответил Келс. – Где Бейд Вуд?.. Бейд, возьми мой лекарственный ящик и пойди к Гульдену. Ну, Рыжий, а из-за чего вышла вся свалка?
– Дружки Гульдена попробовали связаться с Клэвом, а Клэв – с ними, а я – между ними! И, сам понимаешь, мне приходилось глядеть в оба, только бы не получить на орехи.
Пока между Келсом и его лейтенантом происходил этот быстрый разговор, Джим Клэв сидел на краю стола с огрызком сигары во рту, лениво болтая своим пыльным сапогом со звонкой шпорой. Жанна никогда еще не видела его таким. Видно было, что он пьянствовал и до сих пор еще не протрезвел. Как хорошо читала она в этом опустившемся лице! Чтобы громко не взвыть от боли. Жанна прикусила язык. Да, да, Джим погиб!
– Из-за чего они повздорили? – спросил Келс.
– Спроси Клэва, – ответил Пирс.
Келс подошел к Клэву. Вид обоих мужчин, стоящих один против другого, заставил содрогнуться Жанну.
Как они были различны! Келс выглядел жестким, повелительным, мощным и крепким; все его существо дышало живым и дружеским уважением к молодому отщепенцу. Клэв же, наоборот, выглядел рассеянно, – словно равнодушный образ усталой и легкомысленной презрительности. Оба издали казались значительно выше остальных глазевших на них негодяев.
– Клэв, почему вы стреляли в Гульдена? – сурово спросил Келс.
– Это мое дело! – медленно ответил Клэв и, устремив свой угрожающий взгляд на Келса, принялся выпускать к потолку длинные, тонкие столбы табачного дыма.
– Конечно… Но я припоминаю, что на днях вы спрашивали меня относительно Гульдена. Это ли было причиной ссоры?
– Нет! – ответил Клэв.
– Ладно. Но я все-таки хочу знать причину. Пирс говорит, что вы поругались с друзьями Гульдена. Если я не водворю между вами мира, придется делиться на партии.
– Келс, мне решительно никто не нужен, – сказал Клэв и швырнул прочь свою сигару.
– И все-таки, – терпеливо продолжал Келс, – здесь каждый человек нуждается в помощниках.
– Ну, а я ни в ком не нуждаюсь.
– Это ваше дело. Я не хочу навязывать своих советов.
Вся властность и уменье подчинять себе людей сказались в этих словах Келса. Ничего не было легче, чем заставить Джима воспротивиться, ибо его существо самым непостижимым образом подходило к свирепым особенностям этой жизни на границе.
– Значит, вы отступаетесь от меня? – спросил Клэв, устремляя проницательный взгляд на Келса.
– Я подожду, Джим, – спокойно ответил бандит.
Джим принялся свертывать себе новую сигару.
Жанна видела, как дрожали его крепкие, загорелые руки, и догадалась, что виной этому было не волнение, а состояние его нервов. Ее сердце сразу заныло.
– Послушай-ка, Рыжий, – обратился Келс к Пирсу. – Расскажи мне, что там произошло? Что ты там видел? Джим против этого ничего иметь не может.
– Ну, вот, сидим мы там, у Бэрда, и игра за игрой течет как по маслу. Гульден вчера ночью вернулся в лагерь. Обычно он всегда злобный, но вчера выглядел еще страшнее. Вначале все шло благополучно. Все мы решили, что, должно быть, его поездка не выгорела. Он был как-то особенно взволнован. То и дело расхаживал взад и вперед, совсем, как ягуар в клетке. Ну мы не приставали к нему, спроси любого. Как вдруг он прямо катится к нашему столу – я, Клэв и Техасец играли в карты… Бац! Он одним взмахом перевернул наш стол. Я схватил золото, Клэв спас виски. Все мы пили, и Клэв больше всех. Бэрд весь побелел от злости, Техасец чуть было не задохся. Но все мы боялись Гульдена, кроме Клэва, хотя он сидел, не двигаясь, и ничего злобного в нем заметно не было. Гульден же трахнул по столу и прямо обратился к нему: «У меня есть дельце, которое вам понравится. Идемте!» – сказал он. «Дельце? Послушайте, как вас там, у вас никогда не будет такого дела, которое могло бы понравиться мне», – медленно и холодно ответил Клэв.
Ты сам знаешь, Келс, что творится с Гульденом во время подобных припадков. Точно сам дьявол проклял его в тот момент. Я не раз видал стрелков-любителей, которых так и подмывает кого-нибудь укокошить. Однако Гульден был в тысячу раз опаснее. Верьте мне, ребята, в его мозгу определенно недостает винтиков. «Клэв, – сказал он, – я отыскал золотую жилу Брандера… и девчонка тоже там».
Точно молния осветила лицо Клэва. Вспомнив нашего Луча, мы пригнули спины, готовясь к свисту пуль. Наружно Гульден нисколечко не изменился, но я чувствовал, что в нем клокочет ад. «Ого! В самом деле? – быстро сказал Клэв, будто обрадовавшись этому. – А удалось вам утащить эту девушку?» – «Нет еще. Пока только прозондировал почву. Теперь я предлагаю вам идти вместе со мной. Мы поделим золото, а девчонку я возьму себе».
Тут Клэв завертел над своей головой бутылкой с виски и изо всей силы швырнул ее в тыкву Гульдена. Тот гладенько улегся на пол. А Клэв, точно ужаленная кошка, вскочил и принялся палить. Все ребята разбежались по углам. И когда я удирал в безопасное место, то заметил, как, лежа во весь рост на полу, Гульден хватался за свой револьвер, но бац! – и его рука шлепнулась рядом с ним. Одна его щека залилась кровью. Я был твердо уверен, что он испустил дух, и решил схватить Клэва.
Конечно, было бы прекрасно, если бы Гульден отправился ко всем чертям. Однако ничего подобного! Он пришел в себя и заревел о своем револьвере, созывая дружков. Его можно было услышать за милю… И как я уже сказал, мне пришлось изрядно попотеть, чтобы удержать всеобщую свалку. А пока Гульден вопил, ревел и выл, я отправился с ребятами сюда. Гульден остался с отстреленным ухом. На этом дело и кончилось.
С серьезным видом Келс повернулся к группе темнолицых бандитов.
– Это столкновение ставит перед нами один вопрос, – сказал он. – Мы должны создать организацию. Если вы не просто банда сплошных дураков, то сами убедитесь в этом. Вам нужен главарь. Многие из вас примкнули ко мне, но некоторые стоят за Гульдена. И все потому, что он дьявольски кровожаден. Гульден – великолепное орудие для выполнения некоторых задач. Он не знает, что такое страх. Он – гигант, он любит бороться, любит убивать. Однако он почти сумасшедший. И последняя история лучше всего доказывает это. Судите сами, он носится по лесам, выслеживает какой-то одинокий лагерь, не то желая разграбить его, не то просто завладеть какой-то девушкой. Он вовсе не думает о том, чтобы посоветоваться насчет своих планов со мной или с людьми, которым я доверяю. У него никогда нет золота, как и у большинства его приверженцев. Я еще не знаю, кто они. Да это мне и безразлично. Однако нам придется разойтись, если они вместе с Гульденом не последуют моему совету и моим приказаниям. Я вовсе не на стороне Клэва, но каждый из нас должен согласиться, что поведение Гульдена дезорганизует банду. Ведь он уже давно у нас. Вот теперь он пристал к Клэву – Клэв чужой среди нас. Возможно, что он подходит нам, но все же не принадлежит к нашей банде. Гульден не должен был обращаться к нему. Это было нечестно. Правда, мы не знаем, чего, в сущности, добивался Гульден. Тут какая-то ошибка, и он должен объясниться… Подумайте об этом деле, ребята, – хотите ли вы примкнуть к Гульдену или ко мне. А теперь расходитесь!
Его речь произвела большое впечатление. Толпа бандитов молча направилась к выходу, и в хижине остались только Пирс, Клэв и Келс.
– Джим, скажите, отчего вы такой охотник до этих дьявольских драк? Или, может быть, вам хочется заделаться в этой глуши рыцарем – защитником некоторых бедных девушек?
Клэв выпустил изо рта струю дыма, окутавшую его голову.
– Я ненавижу пакостные сделки, – ответил он.
– От одного воспоминания о девушке кровь бросается вам в голову?
Резкое движение Клэва показало, что Келс оказался прав.
– Ого! Только не фыркайте! – воскликнул Келс с угрозой в голосе. – Если вы хотите иметь меня своим другом, то объяснитесь, как подобает мужчине.
– Келс, я благодарен вам за такое предложение, – ответил Клэв с серьезным видом, – но я ни к черту не гожусь. Иначе меня не было бы здесь… Я не могу слышать об этих историях с девушками!
– Вы не должны больше сидеть там, точно пленница, – сказал он. – Вы похудели и побледнели. Выйдите-ка на воздух, на солнце. Бейд Вуд приходил ко мне сегодня утром и уверял, что видел дух Денди Дейлса. Это имя так и останется за вами. Мне безразлично, как вы будете обращаться с моими людьми, но если отнесетесь к ним приветливо, то вам будет гораздо легче жить среди них. Не отходите слишком далеко от нашей хижины. Если же вам что-нибудь не понравится, то просто стреляйте в них. Меня не зовите. Этих молодцов вы в состоянии так огорошить, что они больше никогда и пальцем вас не тронут.
Выйти днем в мужском костюме оказалось для Жанны мучительным испытанием. Она шагала неуверенно и под маской ощущала на своем лице холодные мурашки. Не страх, а стыд охватил ее. Лучше умереть, чем показаться Джиму в этом дерзком одеянии. Несколько запыленных и оседланных лошадей стояли, понуро опустив головы, возле блокгауза; отдыхавшие тут же мужчины разом прервали свой разговор при появлении Жанны. Жанна не знала ни одного из них, и это помогло ей быстро вернуть самообладание. Но сенсационное впечатление, произведенное на бандитов, сразу же развеселило ее. Застыв с широко раскрытыми ртами, они так и уставились на нее. Один старик даже выронил из своего обросшего сединой рта трубку и, казалось, вовсе не заметил этого. Темнокожий молодой бандит, свирепого и дикого вида, со следами отчаянной и беспутной жизни на лице, первый пришел в себя от изумления и с неуклюжей галантностью приподнял свое сомбреро. За ним последовали и остальные. Их приветствие было отрывистым, но с оттенком любезности. Жанна охотнее всего бросилась бы бежать от этого перекрестного огня наглых и любопытных глаз, однако она заставила себя сохранить вид полной беззаботности. Пусть только удастся это, остальное пойдет гораздо легче. Жанна еще раз порадовалась своей маске. Постепенно непринужденность снова вернулась к ней, а с нею возвратилось и прежнее мужество.
Легкой походкой она отошла от группы бандитов к усталым, лохматым лошадям и принялась их гладить и похлопывать. Вот по тропинке проехал одинокий всадник и спрыгнул с лошади возле хижины Келса; другой раз в лагерь прибыли еще двое бандитов и оба уставили на нее свои четыре совершенно круглых глаза. Что бы она ни делала и ни говорила, ее постоянно сопровождала пугливая мысль о Джиме. Где он сейчас? Что делает? Пьян ли, играет, дерется или спит?
В душе Жанны проснулся новый страх. А вдруг, несмотря на маску, Джим все-таки узнает ее?
Целиком занятая этой мыслью, она принялась ходить взад и вперед. Вдруг ее внимание привлекло какое-то необычное волнение среди бандитов. Они окружили нескольких прибывших всадников, из которых Жанна узнала Рыжего Пирса, Французика и – с внезапной дрожью – Джима Клэва. Сердце Жанны заколотилось. Она боялась показаться ему на глаза, не доверяя своей одежде… Все ее планы разлетелись, словно их никогда и не было. Маска маской, а пронизывающего взгляда Джима ей не выдержать. И, подобно маленькому трусишке, Жанна быстро направилась обратно к хижине.
Однако, еще не переступив порога, она подумала, что, вероятно, произошло что-то особенное, неожиданно расшевелившее отдыхавших грабителей, которые с напряженным интересом следили за подъезжавшей группой. До слуха Жанны донесся громкий разговор. Мимо нее вдруг быстро пробежал Келс, сверкая глазами и не замечая ее. Внутри хижина оказалась совершенно пустой. Сквозь входную дверь Жанна видела группу бандитов, сбившихся в кучу и о чем-то галдевших. Она также услышала повелительный голос Келса, но слов разобрать не могла. Гул хриплых голосов усилился. Распахнув дверь, Келс вошел в хижину вместе с Пирсом. Позади них шел Джим Клэв. Едва только эти трое очутились в хижине, как вся остальная компания бандитов потянулась за ними, подобно сердитому рою пчел. Говорил Келс, говорил Джим, но их слова тонули в общем гуле. Внезапно Келс дал волю своему характеру.
– Молчать, черт вас побери! – взревел он властным голосом. Наступила тишина.
– Ну… Что случилось? – спросил Келс.
– Только не выходи из себя, хозяин, – ответил Пирс дружелюбно. – Ничего плохого не произошло… Клэв испробовал на Гульдене свой револьвер, и больше ничего.
Келс чуть заметно вздрогнул, однако его резкий жест и мимолетное выражение, напоминавшее Жанне тигра, заставили ее подумать, что он испытывает чувство дьявольской радости.
– На Гульдене!? – восклицание Келса одновременно прозвучало и страстным вопросом.
– О, нет! Он не окочурился, – ответил Пирс. – Этого бульдога не так-то легко прикончить. Но немножко и его пообстреляли. Лежит сейчас у Бэрда. Думаю, будет не худо, если ты туда пойдешь и перевяжешь ему раны.
– Пусть лучше сгинет, чем я буду ухаживать за ним, – ответил Келс. – Где Бейд Вуд?.. Бейд, возьми мой лекарственный ящик и пойди к Гульдену. Ну, Рыжий, а из-за чего вышла вся свалка?
– Дружки Гульдена попробовали связаться с Клэвом, а Клэв – с ними, а я – между ними! И, сам понимаешь, мне приходилось глядеть в оба, только бы не получить на орехи.
Пока между Келсом и его лейтенантом происходил этот быстрый разговор, Джим Клэв сидел на краю стола с огрызком сигары во рту, лениво болтая своим пыльным сапогом со звонкой шпорой. Жанна никогда еще не видела его таким. Видно было, что он пьянствовал и до сих пор еще не протрезвел. Как хорошо читала она в этом опустившемся лице! Чтобы громко не взвыть от боли. Жанна прикусила язык. Да, да, Джим погиб!
– Из-за чего они повздорили? – спросил Келс.
– Спроси Клэва, – ответил Пирс.
Келс подошел к Клэву. Вид обоих мужчин, стоящих один против другого, заставил содрогнуться Жанну.
Как они были различны! Келс выглядел жестким, повелительным, мощным и крепким; все его существо дышало живым и дружеским уважением к молодому отщепенцу. Клэв же, наоборот, выглядел рассеянно, – словно равнодушный образ усталой и легкомысленной презрительности. Оба издали казались значительно выше остальных глазевших на них негодяев.
– Клэв, почему вы стреляли в Гульдена? – сурово спросил Келс.
– Это мое дело! – медленно ответил Клэв и, устремив свой угрожающий взгляд на Келса, принялся выпускать к потолку длинные, тонкие столбы табачного дыма.
– Конечно… Но я припоминаю, что на днях вы спрашивали меня относительно Гульдена. Это ли было причиной ссоры?
– Нет! – ответил Клэв.
– Ладно. Но я все-таки хочу знать причину. Пирс говорит, что вы поругались с друзьями Гульдена. Если я не водворю между вами мира, придется делиться на партии.
– Келс, мне решительно никто не нужен, – сказал Клэв и швырнул прочь свою сигару.
– И все-таки, – терпеливо продолжал Келс, – здесь каждый человек нуждается в помощниках.
– Ну, а я ни в ком не нуждаюсь.
– Это ваше дело. Я не хочу навязывать своих советов.
Вся властность и уменье подчинять себе людей сказались в этих словах Келса. Ничего не было легче, чем заставить Джима воспротивиться, ибо его существо самым непостижимым образом подходило к свирепым особенностям этой жизни на границе.
– Значит, вы отступаетесь от меня? – спросил Клэв, устремляя проницательный взгляд на Келса.
– Я подожду, Джим, – спокойно ответил бандит.
Джим принялся свертывать себе новую сигару.
Жанна видела, как дрожали его крепкие, загорелые руки, и догадалась, что виной этому было не волнение, а состояние его нервов. Ее сердце сразу заныло.
– Послушай-ка, Рыжий, – обратился Келс к Пирсу. – Расскажи мне, что там произошло? Что ты там видел? Джим против этого ничего иметь не может.
– Ну, вот, сидим мы там, у Бэрда, и игра за игрой течет как по маслу. Гульден вчера ночью вернулся в лагерь. Обычно он всегда злобный, но вчера выглядел еще страшнее. Вначале все шло благополучно. Все мы решили, что, должно быть, его поездка не выгорела. Он был как-то особенно взволнован. То и дело расхаживал взад и вперед, совсем, как ягуар в клетке. Ну мы не приставали к нему, спроси любого. Как вдруг он прямо катится к нашему столу – я, Клэв и Техасец играли в карты… Бац! Он одним взмахом перевернул наш стол. Я схватил золото, Клэв спас виски. Все мы пили, и Клэв больше всех. Бэрд весь побелел от злости, Техасец чуть было не задохся. Но все мы боялись Гульдена, кроме Клэва, хотя он сидел, не двигаясь, и ничего злобного в нем заметно не было. Гульден же трахнул по столу и прямо обратился к нему: «У меня есть дельце, которое вам понравится. Идемте!» – сказал он. «Дельце? Послушайте, как вас там, у вас никогда не будет такого дела, которое могло бы понравиться мне», – медленно и холодно ответил Клэв.
Ты сам знаешь, Келс, что творится с Гульденом во время подобных припадков. Точно сам дьявол проклял его в тот момент. Я не раз видал стрелков-любителей, которых так и подмывает кого-нибудь укокошить. Однако Гульден был в тысячу раз опаснее. Верьте мне, ребята, в его мозгу определенно недостает винтиков. «Клэв, – сказал он, – я отыскал золотую жилу Брандера… и девчонка тоже там».
Точно молния осветила лицо Клэва. Вспомнив нашего Луча, мы пригнули спины, готовясь к свисту пуль. Наружно Гульден нисколечко не изменился, но я чувствовал, что в нем клокочет ад. «Ого! В самом деле? – быстро сказал Клэв, будто обрадовавшись этому. – А удалось вам утащить эту девушку?» – «Нет еще. Пока только прозондировал почву. Теперь я предлагаю вам идти вместе со мной. Мы поделим золото, а девчонку я возьму себе».
Тут Клэв завертел над своей головой бутылкой с виски и изо всей силы швырнул ее в тыкву Гульдена. Тот гладенько улегся на пол. А Клэв, точно ужаленная кошка, вскочил и принялся палить. Все ребята разбежались по углам. И когда я удирал в безопасное место, то заметил, как, лежа во весь рост на полу, Гульден хватался за свой револьвер, но бац! – и его рука шлепнулась рядом с ним. Одна его щека залилась кровью. Я был твердо уверен, что он испустил дух, и решил схватить Клэва.
Конечно, было бы прекрасно, если бы Гульден отправился ко всем чертям. Однако ничего подобного! Он пришел в себя и заревел о своем револьвере, созывая дружков. Его можно было услышать за милю… И как я уже сказал, мне пришлось изрядно попотеть, чтобы удержать всеобщую свалку. А пока Гульден вопил, ревел и выл, я отправился с ребятами сюда. Гульден остался с отстреленным ухом. На этом дело и кончилось.
С серьезным видом Келс повернулся к группе темнолицых бандитов.
– Это столкновение ставит перед нами один вопрос, – сказал он. – Мы должны создать организацию. Если вы не просто банда сплошных дураков, то сами убедитесь в этом. Вам нужен главарь. Многие из вас примкнули ко мне, но некоторые стоят за Гульдена. И все потому, что он дьявольски кровожаден. Гульден – великолепное орудие для выполнения некоторых задач. Он не знает, что такое страх. Он – гигант, он любит бороться, любит убивать. Однако он почти сумасшедший. И последняя история лучше всего доказывает это. Судите сами, он носится по лесам, выслеживает какой-то одинокий лагерь, не то желая разграбить его, не то просто завладеть какой-то девушкой. Он вовсе не думает о том, чтобы посоветоваться насчет своих планов со мной или с людьми, которым я доверяю. У него никогда нет золота, как и у большинства его приверженцев. Я еще не знаю, кто они. Да это мне и безразлично. Однако нам придется разойтись, если они вместе с Гульденом не последуют моему совету и моим приказаниям. Я вовсе не на стороне Клэва, но каждый из нас должен согласиться, что поведение Гульдена дезорганизует банду. Ведь он уже давно у нас. Вот теперь он пристал к Клэву – Клэв чужой среди нас. Возможно, что он подходит нам, но все же не принадлежит к нашей банде. Гульден не должен был обращаться к нему. Это было нечестно. Правда, мы не знаем, чего, в сущности, добивался Гульден. Тут какая-то ошибка, и он должен объясниться… Подумайте об этом деле, ребята, – хотите ли вы примкнуть к Гульдену или ко мне. А теперь расходитесь!
Его речь произвела большое впечатление. Толпа бандитов молча направилась к выходу, и в хижине остались только Пирс, Клэв и Келс.
– Джим, скажите, отчего вы такой охотник до этих дьявольских драк? Или, может быть, вам хочется заделаться в этой глуши рыцарем – защитником некоторых бедных девушек?
Клэв выпустил изо рта струю дыма, окутавшую его голову.
– Я ненавижу пакостные сделки, – ответил он.
– От одного воспоминания о девушке кровь бросается вам в голову?
Резкое движение Клэва показало, что Келс оказался прав.
– Ого! Только не фыркайте! – воскликнул Келс с угрозой в голосе. – Если вы хотите иметь меня своим другом, то объяснитесь, как подобает мужчине.
– Келс, я благодарен вам за такое предложение, – ответил Клэв с серьезным видом, – но я ни к черту не гожусь. Иначе меня не было бы здесь… Я не могу слышать об этих историях с девушками!