Страница:
– Да-да! Ну точно, это ты и был! Тот бронеавтомобиль, что следом за вами выскочил на дорогу, я «молотовым» поджег!..
Услышав знакомые голоса, весело обсуждающие некие похождения, я выглянул из палатки и ахнул. Кинг и Вадер чуть не в обнимку шли к моей палатке, возбужденно жестикулируя и смеясь. Ни хрена себе расклад…
– Ты?! Вот спасибо, товарищ! Если бы не ты, все, конец бы мне был!.. – Первый сержант по-дружески стукнул особиста в плечо и замер, увидев меня. Видимо приняв мое удивление за возмущение, Кинг вытянулся по стойке «смирно». – Сэр! Задание выполнено, связь со штабами установлена, сэр!
Вадер тоже замолчал и посерьезнел:
– Товарищ первый лейтенант!
– Проходите, друзья закадычные, присаживайтесь, рассказывайте, как у вас дела… – елейным голосом предложил я. Сэм слегка вздрогнул плечами, а Ханнес стал еще серьезнее, но глаза его немного забегали. – Заходите, говорю.
Особо долго расписывать свои похождения сержанты не стали, в пути ничего не приключилось, а передача информации в штабы прошла на удивление легко и быстро, так как на той стороне все «выслушали» очень внимательно и даже дали краткий ответ на личный запрос Вадера.
– …Удивили вы меня, товарищ Пауэлл: путешественник – и служите в армии! Но тут не мое дело. Несмотря на то что я и имею допуск к делам путешественников, такого, как вы, я еще не видел… Ну а уж то, что ваш, так сказать, полевой куратор первый сержант Сэмуэль Кинг мой старый знакомый, хотя и заочный, – вообще фантастика. Повезло так повезло!.. – На мой удивленный взгляд Сэм лишь ухмыльнулся, а Вадер пояснил: – Во время Гражданской в Испании довольно часто мне приходилось участвовать в операциях по обеспечению безопасности советских, американских, французских и испанских фронтовых и агентурных разведчиков. И, как сегодня выяснилось, в половине тех случаев я прикрывал товарища Кинга…
М-да, вот так неожиданность. А Сэм-то непрост, ох непрост. Но я не услышал главного – свободны теперь мои близкие или нет?
– Да, занимательная история. Но для начала я хотел бы узнать другое…
– Я понимаю, товарищ Пауэлл. Товарищей я отпускаю окончательно, им вернут оружие и все вещи – оружие у них было? Значит, они воевали и, скорее всего, еще будут воевать. Есть у меня такое чувство. Даже больше – уверенность. С этого момента за них отвечает товарищ первый сержант. Мне же приказано обеспечивать наиболее благоприятные условия для вашей работы. Все, что мне известно о вас и ваших товарищах, – секретная информация и дальше меня не уйдет. Я переговорю с товарищем Томиловым по этому поводу, о сути дела ему знать не стоит, но лишние подозрения нужно отвести. – На миг замолчав, Ханнес почесал затылок, сдвинув на лоб фуражку. В ту секунду особист стал выглядеть довольно комично. – Честно говоря, я поражен тем фактом, что в штабе ЖДАЛИ известий о вас, товарищ Пауэлл, и моментально дали мне ответ. Но это хорошо, это значит, вам и вашим словам можно верить.
– Спасибо, Ханнес, – без официоза поблагодарил я. Выходит, зря себя накручивал на тему «кровавосталинской гэбни» и идиотов-особистов. Но вот кое-что требуется поправить. – Только есть одно «но»… Я буду говорить начистоту… – Переведя дыхание, я продолжил: – Ответственность за освобожденных берет первый сержант, но до момента нашего выхода из окружения прошу вас, сержант госбезопасности Ханнес Вадер, взять шефство над моим братом и друзьями. Они – не военнообязанные, хотя на двоих форма пограничных войск. Для них этот мир – невиданное, неправильное прошлое, в котором сложно разобраться, к которому сложно привыкнуть, сложно в нем не выделяться. Им нужно помочь. Это могу сделать я, и это можете сделать вы, сержант. – Лицо Вадера стало каменным, а глаза загорелись огнем. – Если они, советские граждане, будут подчиняться американскому офицеру, то есть мне, это вызовет очень большие подозрения. Ничего противозаконного, опасного в этом не будет, но как объяснить, что мы с ними родственники, да еще из другого мира? А если вы, сотрудник особого отдела, примете под свое командование пограничников и образованных гражданских, юристов, к вашему сведению, никто ни в чем не усомнится. И даже то, что новые ваши подчиненные были только вчера вами же и задержаны…
– Они прошли проверку, это советские честные бойцы и добровольцы, отважно сражающиеся в тылу противника, из штаба подтвердили их личности, – на полном серьезе закончил за меня особист. Эх! Зря я плохо думал о нем, зря.
– Верно, вы меня поняли. Могу ли я считать это ответом на мою просьбу?
– Да, можете, товарищ первый лейтенант. Никто не будет задавать лишних вопросов моим подчиненным. Думаю, в первую очередь вам лично стоит оповестить вашего брата и друзей о замысле.
– И вновь верно. Сразу видно опытного и понимающего человека.
Разговор с Вадером прервал Кейв, не входя в палатку, обратившийся ко мне:
– Сэр, разрешите войти?
– Заходи, Рик. Поставь на ящик. – Рейнджер сделал движение к ящику у входа, вроде как собрался поставить котелок и кружку, а сам посмотрел на меня, ожидая ответа. – Да-да, на этот. Спасибо, можешь быть свободен… Так, товарищ Вадер, думаю, мы с вами закончили, поторопитесь к товарищу старшему лейтенанту: не дело красному командиру в первую очередь делать доклад иностранному офицеру. И… я надеюсь на вашу помощь. – После нашего рукопожатия особист ушел, и мы с Кингом остались наедине. – Спасибо тебе, Сэм. Если бы не ты – боюсь, и меня, и моих друзей вместе с братом к стенке… – Почему-то в голову полезли худшие образы того, что могло с нами случиться из-за недопонимания.
– Я – твой «полевой куратор», это моя работа, моя обязанность. И что бы ты ни делал, отвечать придется мне… – Больше ничего не говоря, Кинг ушел, оставив меня одного размышлять. Он прав, но сейчас не время для серьезного разговора на эту тему. Не время…
Брата и Юру я нашел сидящими в землянке, недавно бывшей их темницей. Они с самым наисерьезнейшим видом возились с нехилой кучей оружия.
– Садись… тесь… первый лейтенант, – с хитрой улыбкой пригласил Юра.
– Ага, спасибо. Но на будущее учти: к солдатам и офицерам армии США в РККА принято обращаться «товарищ». – Друг лишь ухмыльнулся. – И где остальные? И что это у вас за арсенал, бойцы?
Посмотреть было на что. В руках Иванов крутил частично разобранный РПД-40, брат – СВС-40 с оптическим прицелом, под ногами на грязной тряпке еще одна СВС, но с гранатометом, ППШ, МП-40, карабин М1, два револьвера Гуревича, пистолет Кольт М1911, ракетница, в небольших сумках десяток гранат Ф-1 и пяток «колотушек» и, что странно, небольшое количество боеприпасов.
– Дима с Денисом рацию забирают, Миша с милиционерами пошел по складам за боеприпасами и продуктами для НЗ. – Юра лениво пощелкал затвором пулемета, проверяя его ход.
– Оружие… Оружие это добыто в боях, – без эмоций ответил мне брат. – За три недели перестрелок, бегства по лесам и… – голос Серого дрогнул, Юра скривился и отложил «дегтярь», – …и плена…
Наступила тяжелая тишина, я, честно говоря, запаниковал. Мысли забились с дикой силой: «Они были в плену!», «Их арестуют за предательство Родины!», «Их могут расстрелять!» Спокойно, первый лейтенант!
Взял себя в руки и четко понял – глупости это! Приказа о репрессиях пленных нет и никогда не было, в нашем мире точно, а здесь и подавно такой гадости не будет! Они попаданцы – уникальные «шустрые» попаданцы, и я их нашел. И я же их буду оберегать. Ха-ха! Хрен всяким гадам будет, а не аресты с расстрелами!..
Пока мы молчали, Серый собрался с духом и вновь заговорил:
– Мы здесь три недели. С девятнадцатого августа бродим по полям и лесам… Нас выбросило в эту реальность восточнее Пинска, на берег реки Припять… – Пришлось устраиваться поудобнее: брат, похоже, решил рассказать все, что происходило с ним и остальными.
Повествовал сначала один Сережа, но постепенно к нему подключился Юра и пришедшие с кучей вещей и коробок Дима, Денис и Миша. Я слушал и гордился своими друзьями. Юрик и Серый оказались поначалу одни, лишь с тем, что было в руках на момент попадания: с двумя вещмешками, хранящими только скромный реконструкторский паек, – по банке тушенки, по буханке хлеба и фляге холодного чая на каждого. Неожиданная смена местности и времени суток заставили сначала задуматься, затем разобраться с непонятками. Понаблюдали они за окружающим миром и кое-что усекли. Самолеты с крестами в небе, ушедший по палубу в воду расстрелянный бронекатер со звездой на рубке и относительно свежие следы ведения боевых действий как бы намекали, что неведомым образом веселых реконструкторов занесло в героическое и жестокое прошлое – Великую Отечественную. С бронекатера, а точнее, из его рубки и орудийной башни удалось добыть первое оружие – «дегтярь» с четырьмя снаряженными дисками и револьвер с полусотней патронов. Вышла такая спонтанная пулеметная пара: первый номер, с «дегтярем» – Юра, второй, с боеприпасами – Сережа. Оружие удивило их – ничего подобного они никогда прежде не видели, но списали это на возможность существования прототипов, о которых просто мало кому известно. Больше на катере взять было нечего – остальное либо разнесли вдребезги сотнями попаданий пуль, снарядов и осколков, либо было затоплено в отсеках, куда лезть очень рискованно. Там же, на бронекатере, осознание реальности происходящего стало сильнее – Юра нашел останки двоих матросов-канониров и капитана, которых похоронили на берегу, напротив их погибшего, но не сдавшегося на волю врагу боевого корабля. Отдав последний долг погибшим, попаданцы навострили лыжи на север, так как берега реки в том месте сильно заболочены, идти на восток было невозможно. Через несколько часов они вышли к окраине небольшого поселка и сразу же окунулись с головой в самое отвратительное, ужасное и темное на этой войне – кровь и смерть. Перед поселком со стороны, откуда шли Юра и Сергей, оказался неглубокий овраг, в который горой были свалены десятки тел мирных жителей и бойцов РККА…
Сергей прервал на миг рассказ и упер взгляд в ярко светящую под потолком лампочку. Юра ожесточенно встрепал свои кучерявые черные волосы и, словно загнанный в ловушку зверь, вскочил и заметался по землянке. Даже у меня внутри все сжалось, и сердце пропустило удар от одной лишь попытки ПРЕДСТАВИТЬ то, что им довелось УВИДЕТЬ. Но дрогнувшим голосом брат продолжил…
Пока они смотрели на тысячеликий ужас войны, в поселке началась стрельба. Кровавая пелена застила глаза попаданцев, и они с непоколебимой решимостью и злобой пошли в поселок. Там в бой с десятком полицаев, возглавляемых двумя немцами – унтером и лейтенантом, – вступили четверо стрелков, занявших позиции в домах. Латыши, а именно латышами оказались полицаи, вооруженные трофейными эсвээсками и ППШ, и немцы с «эмпэшками» явно одолели бы слабо отбивающихся из пары винтовок и пистолетов бойцов, но, проспав появление у себя в тылу пулемета, они потеряли свое преимущество. Юра с Серегой, меняя позиции, перестреляли половину полицаев и обоих фрицев и вынудили сдаться оставшихся в живых коллаборационистов. Когда на месте боя собрались уцелевшие местные жители и сопротивлявшиеся бойцы, Сергей встретил Диму, Дениса и Мишу – они, как оказалось, вышли к поселку на час раньше, и, когда приехали полицаи, они смогли скрыться в разрушенном доме и даже увидеть и услышать все, что происходило до начала боя.
Слово взял Денис, и впервые в жизни я ощутил в его голосе злобу и агрессию. Он не говорил – рычал. Столь сильны были эмоции.
Он рассказывал, как полицаи согнали жителей и начали требовать выдачи раненых солдат врага – красноармейца и американского летчика. Староста, назначенный немцами, сдал своих соседей, но в их домах не нашли искомых раненых, и взбешенный фашистский офицер приказал латышам убить двоих стариков и женщину. Началась стрельба, двоим полицаям быстро снесли головы снайперскими попаданиями, остальные сильно занервничали, и их из пулемета щедро одарили свинцом Юра и Серый. Сдались лишь трое латышей.
– …Мы их расстреляли, – с пугающей легкостью и радостью сообщил Люлин. – Посмотрели на овраг с Юрой, вернулись в поселок и расстреляли. И я стрелял, и парни тоже. – Дима и Денис одновременно поежились, но взглядов не отвели. Черт, они ведь и правда тех фашистов расстреляли. – Не смотри на меня так, Майкл, я не сумасшедший. И они не сумасшедшие! Я ненавижу фашистов! С той самой секунды, как увидел тот овраг, ненавижу и буду ненавидеть, пока Знамя Победы не поднимут над Рейхстагом!..
Не поверить этим словам было невозможно, глаза друзей были ясны и полны яростного огня. Они – изменились, и очень сильно изменились… Возможно, даже сильнее, чем я.
Миша, перехватив право голоса, продолжил рассказ.
После расстрела полицаев были похоронены погибшие в перестрелке американский пилот и сапер-красноармеец. Пилот, тяжело раненный в грудь и голову, плохо сознавал, что происходит, и во время перестрелки вышел из сарая, в котором его прятали жители. С кольтом в руках он пошел на полицаев и застрелил одного из них, до того как погиб сам. Сапер с перебитыми ногами прятался на чердаке дома прямо напротив места, куда согнали жителей. Он и снял первого полицая, продолжая стрелять, пока его не засекли. Погиб боец в конце боя, пытаясь спуститься с чердака в дом: поймал шальную пулю в шею и истек кровью.
Двое выживших стрелков, скрывавшихся в поселке, оказались… девушками! Но не простыми девушками, а краснофлотцами, санитарками из 6-й отдельной роты морской пехоты Пинской военной флотилии. Вооруженные самозарядной винтовкой всего с семью патронами и пэтэтэшкой с одним-единственным полным магазином, они без страха вступили в бой с превосходящими силами, хотя имели все возможности сбежать, в отличие от раненых.
Перед уходом из поселка мнимые старшие сержанты погранвойск приняли под свое командование изъявивших желание прорываться к фронту санитарок-морпехов и добровольцев из гражданских – Диму, Дениса и Мишу. Даже подвели под это импровизированную легенду, что пограничники были якобы знакомы с этими добровольцами еще со школьных времен, проведенных в Москве. Взятые с уничтоженных врагов трофеи разделили, часть перешла на вооружение новоиспеченной группы прорыва, часть – местным жителям, на создание партизанского отряда. Экспроприировали попаданцы еще и грузовик, на нем и махнули лесными дорогами на восток, к фронту. Но вскоре пришлось свернуть на север, а потом и вовсе – на северо-запад, прочь от фронта: немцам категорически не понравилось, что в их тылу уничтожили группу вспомогательной полиции и двух офицеров. На попаданцев началась охота.
Полторы недели друзьям удавалось бегать, прятаться на болотах и время от времени стрелять по фашистам. Тихой сапой удалось им подползти почти к самому Солигорску, а там немецкие танки, польская пехота и дикая контрразведка, мечущаяся вокруг города, словно в седалище ужаленная. Там и попались. Устроили в лесу временный лагерь недалеко от села Червонная Слобода, решили переждать нездоровую суету и поразмыслить, как дальше жить. Сходили в деревню за харчами, а там, видать, просекли появление чужаков и сообщили куда надо. Иванов под утро встал на часы, тогда-то из темноты и вынырнули егеря и тихонечко всех приняли.
– …Когда меня крутили, кляп в зубы совали, думал – все! Порежут сейчас ребят – и кранты… Я с жизнью простился!.. О-о-ох… Но не убили нас! Скрутили – да, но никого не убили… Почему так, не знаю! – Юру и ребят затрясло.
И меня затрясло.
Твою мать! Как это – оказаться в руках врага, повиснуть на волоске от смерти? Как?! Ужас это!..
Юра спокойным голосом продолжил.
…В Солигорск попаданцев и девушек не повезли, а доставили в деревню Веска, на недавно организованный пункт содержания пленных. Это указало парням, что скоро немцы пойдут в наступление и будет еще хуже, чем сейчас. Никто не трогал ребят, не допрашивал, просто фашисты держали всех без крыши над головой, на голой земле, за двумя рядами колючей проволоки, на гнилых объедках и воде. Еще повезло, что в морячках, с их короткими прическами, надвинутыми на глаза бескозырками, большими бушлатами и брюками клеш, не разглядели девушек, иначе насилия было не миновать.
Почти неделю они пробыли в лагере, пару раз в лагерь доставляли пленных советских и американских солдат. На тот момент Сергей смог убедить остальных попаданцев, что этот мир – не тот, что им известен. Да и не так это было важно, особенно в сравнении с реальностью плена.
– …Честно говоря, хотелось помереть – жара, пыль, вонь… Хорошо, хоть людей в лагере было немного, еды всем хватало… Еды, х-ха! Слышь, Юр, да? Едой это назвать сложно. Но на безрыбье и рак рыба… Да и вообще. Сколько мы в фильмах видели ужасов плена, но не сильно это цепляло. А ощутили только малую долю тех страхов – сразу зацепило! До самых до печенок зацепило и дернуло! Тьфу… Одно радует – сбежали. На лагерную охрану напали хорошо организованные партизаны. Отбили нас, одним словом. В Весках мы вернули свое оружие и снаряжение, у немцев там трофейщики расположились, мы их и пошмонали. Партизаны ушли в леса, с ними часть пленных, а мы с остальными – к фронту. Только так до него и не дошли, убежал он от нас. А дальше ты знаешь, Майкл, дотопали за лавиной фронта до этого склада, прибились к охране и вновь очутились в заточении…
– …И опять оказались свободны. Да-а-а, ребята, потрепало вас…
Мысли резко пробежали в голове и вычленили тот факт, что целую неделю они были в заключении, но не скопытились, как иные попаданцы. Неужели нас можно упрятать за решетку?! Или, может, в их случае все было иначе из-за открытого пространства и быстрого освобождения?.. Не знаю. Ну да ладно, не стоит пока этого вопроса поднимать.
– …Мои приключения в сравнении с вашими – что детский сад против академии наук, – сокрушенно признался я по окончании двухчасового рассказа. Собеседники тоже подустали, потягивались, разминая затекшие конечности. – Но я очень и очень рад, что все вы живы и здоровы… С этого момента за вас несем ответственность я и мой заместитель, первый сержант Сэмуэль Кинг, тот чернокожий парень, что помогал вас освободить.
– Ответственность? Что это значит? Они что, знают, откуда мы? – В проницательности Сергею не откажешь. – Объясни.
– Думаю, ты прав, да и в любом случае мне надо вам кое-что поведать, так сказать, для общего образования… – Теперь все устраивались поудобнее, готовясь слушать мое повествование.
Рассказывать пришлось долго, что и понятно: я здесь пробыл значительно большее время, чем ребята. Многие вещи, начиная с Договора Содружества между СССР и США, широкой интеграции экономик двух могущественных стран, иной геополитической ситуации в мире и заканчивая появлением в этой истории предметов, технологий, знаний, значительно обгоняющих время, удивляли слушателей. А вот информация о пребывании в этом мире большого количества медленно восстанавливающихся попаданцев из разных ветвей истории и живущих здесь по своим, особенным правилам, не вызвала особых эмоций. Да и то верно: чего этому удивляться, особенно после собственного переноса из родного, мирного будущего в наполненный бурлящей кровью котел истории самой страшной войны за все время существования человечества. Вот что всякие попаданцы дают на-гора – это интересно! Но при этом для товарищей удивительным оказался факт, что таких попаданцев, как я, а теперь и они, – раз-два, и обчелся. А если говорить еще точнее, то, кроме нас «шустрых», похоже, и вовсе не было и нет. Выложив эти факты, мне удалось легко донести информацию о моей опеке в НКВД и ОСС, которая с сегодняшнего дня распространялась и на брата, и на друзей. Они это поняли и согласились с необходимостью находиться под ненавязчивым контролем со стороны моего заместителя и меня лично.
Выяснив, что никто из ребят не собирается сходить с тропы войны, на которой они уже прочно стоят, я сообщил им об их новом командире, выбранном по соображениям конспирации, безопасности и контролируемости, – сержанте ГБ Ханнесе Вадере. Немного покочевряжившись, парни приняли и эту новость как неотвратимую – а как же иначе? Брат и друг, занимающий какое-никакое, а важное положение, принять под свое командование не может: ведь рядом есть «родные», советские командиры, просто не поймут… Разобравшись с этим вопросом, пришлось приступить к другому – рассказывать обо всем, что происходило лично со мной…
Беседовали мы еще часа четыре, прерывались один раз для приема пищи и пару раз для чаепитий с обалденно вкусными консервированными булочками, почему-то именуемыми бисквитами, и прочими сладостями американского производства. По требованию моих друзей даже пришлось хромать за своим хаверсаком, бережно хранящим заинтересовавшие их награды. Кольт с дарственной надписью от самого Омара Брэдли заставил всех одобрительно хмыкать и говорить «здорово!», а уж сверкающая россыпь ценных наград вызвала у всех маниакальные приступы уважения. Каждый вознамерился похвалить меня и выразить свое уважение, но это все было отнюдь не весело – я ведь отчетливо помнил, чего стоила каждая из наград. Война словно поиздевалась надо мной, взяв за награды не очень высокую плату в виде ранений, не нанесших несовместимых со службой увечий, но оставивших заметные уродства в виде многочисленных шрамов… Мое уныние друзья просекли и ловко сменили тему, вынудив отбросить горькие мысли.
Закончили мы уже далеко за полночь, когда весь лагерь вновь отошел ко сну, погрузившись в тишину осеннего леса. Выйдя на воздух, мы все, не сговариваясь, втянули полной грудью свежий запах леса, травы, ночи, природы… Незначительные вкрапления запахов бензина, еды и прочих примесей, присущих обиталищам людей, не перебивали той безмерной чистоты, что ощущалась вокруг…
Одновременный выдох вызвал у нас непроизвольный порыв смеха, разбудивший задремавшего на посту милиционера.
– А?! Что такое?! Кто здесь? Стоять! – вскинув ППШ, возмутился пробудившийся страж правопорядка. Невысокого роста, но богатырского склада парняга, словно большой кот, перетек из сидячего положения в полностью боеготовое стоячее. Стало чуточку не по себе – чувствовалась немалая такая опасность, исходившая от этого бойца.
– Ах-ха-ха! Я первый лейтенант Пауэлл, товарищ… э-э-э…
– Старший милиционер Павел Горбунов, товарищ первый лейтенант! Извините, не узнал в темноте! – виновато ответил милиционер, опустив автомат.
– Ничего страшного, всякое бывает, товарищ Горбунов…
Милиционер успокоился и вернулся на свой пост, а мы с друзьями, измотанные, но удивительно умиротворенные и довольные жизнью, отправились спать. Впереди нас ждал новый день! Хотя он уже наступил. Значит, новый день нас дождался!..
Эх, не знаю я, когда эта песня «Утро красит нежным цветом…» была написана, да и не до нее нынче. Вспомнилась что-то… Бр-р-р! Холодно спать в палатке под тонким одеяльцем! Не май месяц на дворе для таких героических похождений, но грешно жаловаться: жив, крыша над головой есть, чего еще надо? Пожрать надо!
Столовую под навесами, где раньше снаряды хранились, еще не до конца обустроили, но за первыми грубо сколоченными столами уже восседали едоки обоих подразделений. Люди общались, зачастую не понимая собеседников из-за языковых нестыковок, смеялись, а главное – питались!
Мой голод не особо утолили определенные поваром командирские нормы питания – тарелка дымящегося омлета из яичного порошка, с беконом и консервированными овощами, кружка обжигающего какао, галеты и опять же консервированные фрукты и ягоды. Мало мне этого было, да спасибо повару, толстощекому, усатому сержанту-белорусу, выделившему от щедростей душевных «таварышу, першаму лейтэнанту» лишнюю порцию.
Подкрепившись, перекинулся за столом парой слов со Спирсом и Оклэйдом. Потом заглянул к Гэтри и порадовался известию о скором приведении всей техники нашего и союзного подразделений в полностью рабочее состояние. Зашел к брату и ребятам, поговорил с ними и со спокойной душой продолжил мой неофициальный обход лагеря. Но на полпути к Вермонту меня перехватил посыльный от Томилова и попросил срочно зайти в штабную землянку старлея…
– Здравия желаю, товарищи командиры. – Вадер на миг оторвался от бумаг, над которыми корпел, и кивнул мне. Клим крепко пожал мне руку. – Что-то случилось, товарищ Томилов?..
– Шифровка из штаба пришла… – Старлей выглядел ошарашенно. Интересно девки пляшут. Что там за шифровка-то?
– Готово… – подал голос Вадер. – Шифровка пришла по каналу экстренной связи моего отдела. Кодировка – наша, энкавэдэшная, послана – на мое имя, а предназначается – вам, товарищи командиры. – Гэбэшник протянул мне и Климу по листу бумаги. Пффф, шпионские тайны! Конспираторы опять пробудились?..
– Так-так-так… Что тут у нас… – усевшись на стул, пробурчал я и вчитался в сообщение. Пару минут все молчали, читали и думали. – Ну что же, это замечательно. Наши приключения во вражеском тылу, не успев начаться, скоро закончатся.
– Верно. Прорываться к Стасевке – это хорошо. Сегодня вечером прибудут геликоптеры для эвакуации тяжелораненых. Тут рядом есть полянка, специально подготовленная для приема самолетов… А завтра пойдем к переправе, которую специально для нас возьмут, Пинская флотилия огнем поддержит… – Вроде о радостном известии говорит, а голос все равно поникший, огорченный. И в глаза не смотрит. Плохой знак… – Но что-то я не пойму. Немцы что, дураки? Не знают, что мы здесь и где пойдем на прорыв?! Тьфу… Но и не это главное… Вот что у меня есть еще. Прочитай. – Старлей рывком схватил со стола и передал мне помятый лист бумаги. Это и неожиданный переход на «ты» с повышением тона меня напрягли.
Услышав знакомые голоса, весело обсуждающие некие похождения, я выглянул из палатки и ахнул. Кинг и Вадер чуть не в обнимку шли к моей палатке, возбужденно жестикулируя и смеясь. Ни хрена себе расклад…
– Ты?! Вот спасибо, товарищ! Если бы не ты, все, конец бы мне был!.. – Первый сержант по-дружески стукнул особиста в плечо и замер, увидев меня. Видимо приняв мое удивление за возмущение, Кинг вытянулся по стойке «смирно». – Сэр! Задание выполнено, связь со штабами установлена, сэр!
Вадер тоже замолчал и посерьезнел:
– Товарищ первый лейтенант!
– Проходите, друзья закадычные, присаживайтесь, рассказывайте, как у вас дела… – елейным голосом предложил я. Сэм слегка вздрогнул плечами, а Ханнес стал еще серьезнее, но глаза его немного забегали. – Заходите, говорю.
Особо долго расписывать свои похождения сержанты не стали, в пути ничего не приключилось, а передача информации в штабы прошла на удивление легко и быстро, так как на той стороне все «выслушали» очень внимательно и даже дали краткий ответ на личный запрос Вадера.
– …Удивили вы меня, товарищ Пауэлл: путешественник – и служите в армии! Но тут не мое дело. Несмотря на то что я и имею допуск к делам путешественников, такого, как вы, я еще не видел… Ну а уж то, что ваш, так сказать, полевой куратор первый сержант Сэмуэль Кинг мой старый знакомый, хотя и заочный, – вообще фантастика. Повезло так повезло!.. – На мой удивленный взгляд Сэм лишь ухмыльнулся, а Вадер пояснил: – Во время Гражданской в Испании довольно часто мне приходилось участвовать в операциях по обеспечению безопасности советских, американских, французских и испанских фронтовых и агентурных разведчиков. И, как сегодня выяснилось, в половине тех случаев я прикрывал товарища Кинга…
М-да, вот так неожиданность. А Сэм-то непрост, ох непрост. Но я не услышал главного – свободны теперь мои близкие или нет?
– Да, занимательная история. Но для начала я хотел бы узнать другое…
– Я понимаю, товарищ Пауэлл. Товарищей я отпускаю окончательно, им вернут оружие и все вещи – оружие у них было? Значит, они воевали и, скорее всего, еще будут воевать. Есть у меня такое чувство. Даже больше – уверенность. С этого момента за них отвечает товарищ первый сержант. Мне же приказано обеспечивать наиболее благоприятные условия для вашей работы. Все, что мне известно о вас и ваших товарищах, – секретная информация и дальше меня не уйдет. Я переговорю с товарищем Томиловым по этому поводу, о сути дела ему знать не стоит, но лишние подозрения нужно отвести. – На миг замолчав, Ханнес почесал затылок, сдвинув на лоб фуражку. В ту секунду особист стал выглядеть довольно комично. – Честно говоря, я поражен тем фактом, что в штабе ЖДАЛИ известий о вас, товарищ Пауэлл, и моментально дали мне ответ. Но это хорошо, это значит, вам и вашим словам можно верить.
– Спасибо, Ханнес, – без официоза поблагодарил я. Выходит, зря себя накручивал на тему «кровавосталинской гэбни» и идиотов-особистов. Но вот кое-что требуется поправить. – Только есть одно «но»… Я буду говорить начистоту… – Переведя дыхание, я продолжил: – Ответственность за освобожденных берет первый сержант, но до момента нашего выхода из окружения прошу вас, сержант госбезопасности Ханнес Вадер, взять шефство над моим братом и друзьями. Они – не военнообязанные, хотя на двоих форма пограничных войск. Для них этот мир – невиданное, неправильное прошлое, в котором сложно разобраться, к которому сложно привыкнуть, сложно в нем не выделяться. Им нужно помочь. Это могу сделать я, и это можете сделать вы, сержант. – Лицо Вадера стало каменным, а глаза загорелись огнем. – Если они, советские граждане, будут подчиняться американскому офицеру, то есть мне, это вызовет очень большие подозрения. Ничего противозаконного, опасного в этом не будет, но как объяснить, что мы с ними родственники, да еще из другого мира? А если вы, сотрудник особого отдела, примете под свое командование пограничников и образованных гражданских, юристов, к вашему сведению, никто ни в чем не усомнится. И даже то, что новые ваши подчиненные были только вчера вами же и задержаны…
– Они прошли проверку, это советские честные бойцы и добровольцы, отважно сражающиеся в тылу противника, из штаба подтвердили их личности, – на полном серьезе закончил за меня особист. Эх! Зря я плохо думал о нем, зря.
– Верно, вы меня поняли. Могу ли я считать это ответом на мою просьбу?
– Да, можете, товарищ первый лейтенант. Никто не будет задавать лишних вопросов моим подчиненным. Думаю, в первую очередь вам лично стоит оповестить вашего брата и друзей о замысле.
– И вновь верно. Сразу видно опытного и понимающего человека.
Разговор с Вадером прервал Кейв, не входя в палатку, обратившийся ко мне:
– Сэр, разрешите войти?
– Заходи, Рик. Поставь на ящик. – Рейнджер сделал движение к ящику у входа, вроде как собрался поставить котелок и кружку, а сам посмотрел на меня, ожидая ответа. – Да-да, на этот. Спасибо, можешь быть свободен… Так, товарищ Вадер, думаю, мы с вами закончили, поторопитесь к товарищу старшему лейтенанту: не дело красному командиру в первую очередь делать доклад иностранному офицеру. И… я надеюсь на вашу помощь. – После нашего рукопожатия особист ушел, и мы с Кингом остались наедине. – Спасибо тебе, Сэм. Если бы не ты – боюсь, и меня, и моих друзей вместе с братом к стенке… – Почему-то в голову полезли худшие образы того, что могло с нами случиться из-за недопонимания.
– Я – твой «полевой куратор», это моя работа, моя обязанность. И что бы ты ни делал, отвечать придется мне… – Больше ничего не говоря, Кинг ушел, оставив меня одного размышлять. Он прав, но сейчас не время для серьезного разговора на эту тему. Не время…
Брата и Юру я нашел сидящими в землянке, недавно бывшей их темницей. Они с самым наисерьезнейшим видом возились с нехилой кучей оружия.
– Садись… тесь… первый лейтенант, – с хитрой улыбкой пригласил Юра.
– Ага, спасибо. Но на будущее учти: к солдатам и офицерам армии США в РККА принято обращаться «товарищ». – Друг лишь ухмыльнулся. – И где остальные? И что это у вас за арсенал, бойцы?
Посмотреть было на что. В руках Иванов крутил частично разобранный РПД-40, брат – СВС-40 с оптическим прицелом, под ногами на грязной тряпке еще одна СВС, но с гранатометом, ППШ, МП-40, карабин М1, два револьвера Гуревича, пистолет Кольт М1911, ракетница, в небольших сумках десяток гранат Ф-1 и пяток «колотушек» и, что странно, небольшое количество боеприпасов.
– Дима с Денисом рацию забирают, Миша с милиционерами пошел по складам за боеприпасами и продуктами для НЗ. – Юра лениво пощелкал затвором пулемета, проверяя его ход.
– Оружие… Оружие это добыто в боях, – без эмоций ответил мне брат. – За три недели перестрелок, бегства по лесам и… – голос Серого дрогнул, Юра скривился и отложил «дегтярь», – …и плена…
Наступила тяжелая тишина, я, честно говоря, запаниковал. Мысли забились с дикой силой: «Они были в плену!», «Их арестуют за предательство Родины!», «Их могут расстрелять!» Спокойно, первый лейтенант!
Взял себя в руки и четко понял – глупости это! Приказа о репрессиях пленных нет и никогда не было, в нашем мире точно, а здесь и подавно такой гадости не будет! Они попаданцы – уникальные «шустрые» попаданцы, и я их нашел. И я же их буду оберегать. Ха-ха! Хрен всяким гадам будет, а не аресты с расстрелами!..
Пока мы молчали, Серый собрался с духом и вновь заговорил:
– Мы здесь три недели. С девятнадцатого августа бродим по полям и лесам… Нас выбросило в эту реальность восточнее Пинска, на берег реки Припять… – Пришлось устраиваться поудобнее: брат, похоже, решил рассказать все, что происходило с ним и остальными.
Повествовал сначала один Сережа, но постепенно к нему подключился Юра и пришедшие с кучей вещей и коробок Дима, Денис и Миша. Я слушал и гордился своими друзьями. Юрик и Серый оказались поначалу одни, лишь с тем, что было в руках на момент попадания: с двумя вещмешками, хранящими только скромный реконструкторский паек, – по банке тушенки, по буханке хлеба и фляге холодного чая на каждого. Неожиданная смена местности и времени суток заставили сначала задуматься, затем разобраться с непонятками. Понаблюдали они за окружающим миром и кое-что усекли. Самолеты с крестами в небе, ушедший по палубу в воду расстрелянный бронекатер со звездой на рубке и относительно свежие следы ведения боевых действий как бы намекали, что неведомым образом веселых реконструкторов занесло в героическое и жестокое прошлое – Великую Отечественную. С бронекатера, а точнее, из его рубки и орудийной башни удалось добыть первое оружие – «дегтярь» с четырьмя снаряженными дисками и револьвер с полусотней патронов. Вышла такая спонтанная пулеметная пара: первый номер, с «дегтярем» – Юра, второй, с боеприпасами – Сережа. Оружие удивило их – ничего подобного они никогда прежде не видели, но списали это на возможность существования прототипов, о которых просто мало кому известно. Больше на катере взять было нечего – остальное либо разнесли вдребезги сотнями попаданий пуль, снарядов и осколков, либо было затоплено в отсеках, куда лезть очень рискованно. Там же, на бронекатере, осознание реальности происходящего стало сильнее – Юра нашел останки двоих матросов-канониров и капитана, которых похоронили на берегу, напротив их погибшего, но не сдавшегося на волю врагу боевого корабля. Отдав последний долг погибшим, попаданцы навострили лыжи на север, так как берега реки в том месте сильно заболочены, идти на восток было невозможно. Через несколько часов они вышли к окраине небольшого поселка и сразу же окунулись с головой в самое отвратительное, ужасное и темное на этой войне – кровь и смерть. Перед поселком со стороны, откуда шли Юра и Сергей, оказался неглубокий овраг, в который горой были свалены десятки тел мирных жителей и бойцов РККА…
Сергей прервал на миг рассказ и упер взгляд в ярко светящую под потолком лампочку. Юра ожесточенно встрепал свои кучерявые черные волосы и, словно загнанный в ловушку зверь, вскочил и заметался по землянке. Даже у меня внутри все сжалось, и сердце пропустило удар от одной лишь попытки ПРЕДСТАВИТЬ то, что им довелось УВИДЕТЬ. Но дрогнувшим голосом брат продолжил…
Пока они смотрели на тысячеликий ужас войны, в поселке началась стрельба. Кровавая пелена застила глаза попаданцев, и они с непоколебимой решимостью и злобой пошли в поселок. Там в бой с десятком полицаев, возглавляемых двумя немцами – унтером и лейтенантом, – вступили четверо стрелков, занявших позиции в домах. Латыши, а именно латышами оказались полицаи, вооруженные трофейными эсвээсками и ППШ, и немцы с «эмпэшками» явно одолели бы слабо отбивающихся из пары винтовок и пистолетов бойцов, но, проспав появление у себя в тылу пулемета, они потеряли свое преимущество. Юра с Серегой, меняя позиции, перестреляли половину полицаев и обоих фрицев и вынудили сдаться оставшихся в живых коллаборационистов. Когда на месте боя собрались уцелевшие местные жители и сопротивлявшиеся бойцы, Сергей встретил Диму, Дениса и Мишу – они, как оказалось, вышли к поселку на час раньше, и, когда приехали полицаи, они смогли скрыться в разрушенном доме и даже увидеть и услышать все, что происходило до начала боя.
Слово взял Денис, и впервые в жизни я ощутил в его голосе злобу и агрессию. Он не говорил – рычал. Столь сильны были эмоции.
Он рассказывал, как полицаи согнали жителей и начали требовать выдачи раненых солдат врага – красноармейца и американского летчика. Староста, назначенный немцами, сдал своих соседей, но в их домах не нашли искомых раненых, и взбешенный фашистский офицер приказал латышам убить двоих стариков и женщину. Началась стрельба, двоим полицаям быстро снесли головы снайперскими попаданиями, остальные сильно занервничали, и их из пулемета щедро одарили свинцом Юра и Серый. Сдались лишь трое латышей.
– …Мы их расстреляли, – с пугающей легкостью и радостью сообщил Люлин. – Посмотрели на овраг с Юрой, вернулись в поселок и расстреляли. И я стрелял, и парни тоже. – Дима и Денис одновременно поежились, но взглядов не отвели. Черт, они ведь и правда тех фашистов расстреляли. – Не смотри на меня так, Майкл, я не сумасшедший. И они не сумасшедшие! Я ненавижу фашистов! С той самой секунды, как увидел тот овраг, ненавижу и буду ненавидеть, пока Знамя Победы не поднимут над Рейхстагом!..
Не поверить этим словам было невозможно, глаза друзей были ясны и полны яростного огня. Они – изменились, и очень сильно изменились… Возможно, даже сильнее, чем я.
Миша, перехватив право голоса, продолжил рассказ.
После расстрела полицаев были похоронены погибшие в перестрелке американский пилот и сапер-красноармеец. Пилот, тяжело раненный в грудь и голову, плохо сознавал, что происходит, и во время перестрелки вышел из сарая, в котором его прятали жители. С кольтом в руках он пошел на полицаев и застрелил одного из них, до того как погиб сам. Сапер с перебитыми ногами прятался на чердаке дома прямо напротив места, куда согнали жителей. Он и снял первого полицая, продолжая стрелять, пока его не засекли. Погиб боец в конце боя, пытаясь спуститься с чердака в дом: поймал шальную пулю в шею и истек кровью.
Двое выживших стрелков, скрывавшихся в поселке, оказались… девушками! Но не простыми девушками, а краснофлотцами, санитарками из 6-й отдельной роты морской пехоты Пинской военной флотилии. Вооруженные самозарядной винтовкой всего с семью патронами и пэтэтэшкой с одним-единственным полным магазином, они без страха вступили в бой с превосходящими силами, хотя имели все возможности сбежать, в отличие от раненых.
Перед уходом из поселка мнимые старшие сержанты погранвойск приняли под свое командование изъявивших желание прорываться к фронту санитарок-морпехов и добровольцев из гражданских – Диму, Дениса и Мишу. Даже подвели под это импровизированную легенду, что пограничники были якобы знакомы с этими добровольцами еще со школьных времен, проведенных в Москве. Взятые с уничтоженных врагов трофеи разделили, часть перешла на вооружение новоиспеченной группы прорыва, часть – местным жителям, на создание партизанского отряда. Экспроприировали попаданцы еще и грузовик, на нем и махнули лесными дорогами на восток, к фронту. Но вскоре пришлось свернуть на север, а потом и вовсе – на северо-запад, прочь от фронта: немцам категорически не понравилось, что в их тылу уничтожили группу вспомогательной полиции и двух офицеров. На попаданцев началась охота.
Полторы недели друзьям удавалось бегать, прятаться на болотах и время от времени стрелять по фашистам. Тихой сапой удалось им подползти почти к самому Солигорску, а там немецкие танки, польская пехота и дикая контрразведка, мечущаяся вокруг города, словно в седалище ужаленная. Там и попались. Устроили в лесу временный лагерь недалеко от села Червонная Слобода, решили переждать нездоровую суету и поразмыслить, как дальше жить. Сходили в деревню за харчами, а там, видать, просекли появление чужаков и сообщили куда надо. Иванов под утро встал на часы, тогда-то из темноты и вынырнули егеря и тихонечко всех приняли.
– …Когда меня крутили, кляп в зубы совали, думал – все! Порежут сейчас ребят – и кранты… Я с жизнью простился!.. О-о-ох… Но не убили нас! Скрутили – да, но никого не убили… Почему так, не знаю! – Юру и ребят затрясло.
И меня затрясло.
Твою мать! Как это – оказаться в руках врага, повиснуть на волоске от смерти? Как?! Ужас это!..
Юра спокойным голосом продолжил.
…В Солигорск попаданцев и девушек не повезли, а доставили в деревню Веска, на недавно организованный пункт содержания пленных. Это указало парням, что скоро немцы пойдут в наступление и будет еще хуже, чем сейчас. Никто не трогал ребят, не допрашивал, просто фашисты держали всех без крыши над головой, на голой земле, за двумя рядами колючей проволоки, на гнилых объедках и воде. Еще повезло, что в морячках, с их короткими прическами, надвинутыми на глаза бескозырками, большими бушлатами и брюками клеш, не разглядели девушек, иначе насилия было не миновать.
Почти неделю они пробыли в лагере, пару раз в лагерь доставляли пленных советских и американских солдат. На тот момент Сергей смог убедить остальных попаданцев, что этот мир – не тот, что им известен. Да и не так это было важно, особенно в сравнении с реальностью плена.
– …Честно говоря, хотелось помереть – жара, пыль, вонь… Хорошо, хоть людей в лагере было немного, еды всем хватало… Еды, х-ха! Слышь, Юр, да? Едой это назвать сложно. Но на безрыбье и рак рыба… Да и вообще. Сколько мы в фильмах видели ужасов плена, но не сильно это цепляло. А ощутили только малую долю тех страхов – сразу зацепило! До самых до печенок зацепило и дернуло! Тьфу… Одно радует – сбежали. На лагерную охрану напали хорошо организованные партизаны. Отбили нас, одним словом. В Весках мы вернули свое оружие и снаряжение, у немцев там трофейщики расположились, мы их и пошмонали. Партизаны ушли в леса, с ними часть пленных, а мы с остальными – к фронту. Только так до него и не дошли, убежал он от нас. А дальше ты знаешь, Майкл, дотопали за лавиной фронта до этого склада, прибились к охране и вновь очутились в заточении…
– …И опять оказались свободны. Да-а-а, ребята, потрепало вас…
Мысли резко пробежали в голове и вычленили тот факт, что целую неделю они были в заключении, но не скопытились, как иные попаданцы. Неужели нас можно упрятать за решетку?! Или, может, в их случае все было иначе из-за открытого пространства и быстрого освобождения?.. Не знаю. Ну да ладно, не стоит пока этого вопроса поднимать.
– …Мои приключения в сравнении с вашими – что детский сад против академии наук, – сокрушенно признался я по окончании двухчасового рассказа. Собеседники тоже подустали, потягивались, разминая затекшие конечности. – Но я очень и очень рад, что все вы живы и здоровы… С этого момента за вас несем ответственность я и мой заместитель, первый сержант Сэмуэль Кинг, тот чернокожий парень, что помогал вас освободить.
– Ответственность? Что это значит? Они что, знают, откуда мы? – В проницательности Сергею не откажешь. – Объясни.
– Думаю, ты прав, да и в любом случае мне надо вам кое-что поведать, так сказать, для общего образования… – Теперь все устраивались поудобнее, готовясь слушать мое повествование.
Рассказывать пришлось долго, что и понятно: я здесь пробыл значительно большее время, чем ребята. Многие вещи, начиная с Договора Содружества между СССР и США, широкой интеграции экономик двух могущественных стран, иной геополитической ситуации в мире и заканчивая появлением в этой истории предметов, технологий, знаний, значительно обгоняющих время, удивляли слушателей. А вот информация о пребывании в этом мире большого количества медленно восстанавливающихся попаданцев из разных ветвей истории и живущих здесь по своим, особенным правилам, не вызвала особых эмоций. Да и то верно: чего этому удивляться, особенно после собственного переноса из родного, мирного будущего в наполненный бурлящей кровью котел истории самой страшной войны за все время существования человечества. Вот что всякие попаданцы дают на-гора – это интересно! Но при этом для товарищей удивительным оказался факт, что таких попаданцев, как я, а теперь и они, – раз-два, и обчелся. А если говорить еще точнее, то, кроме нас «шустрых», похоже, и вовсе не было и нет. Выложив эти факты, мне удалось легко донести информацию о моей опеке в НКВД и ОСС, которая с сегодняшнего дня распространялась и на брата, и на друзей. Они это поняли и согласились с необходимостью находиться под ненавязчивым контролем со стороны моего заместителя и меня лично.
Выяснив, что никто из ребят не собирается сходить с тропы войны, на которой они уже прочно стоят, я сообщил им об их новом командире, выбранном по соображениям конспирации, безопасности и контролируемости, – сержанте ГБ Ханнесе Вадере. Немного покочевряжившись, парни приняли и эту новость как неотвратимую – а как же иначе? Брат и друг, занимающий какое-никакое, а важное положение, принять под свое командование не может: ведь рядом есть «родные», советские командиры, просто не поймут… Разобравшись с этим вопросом, пришлось приступить к другому – рассказывать обо всем, что происходило лично со мной…
Беседовали мы еще часа четыре, прерывались один раз для приема пищи и пару раз для чаепитий с обалденно вкусными консервированными булочками, почему-то именуемыми бисквитами, и прочими сладостями американского производства. По требованию моих друзей даже пришлось хромать за своим хаверсаком, бережно хранящим заинтересовавшие их награды. Кольт с дарственной надписью от самого Омара Брэдли заставил всех одобрительно хмыкать и говорить «здорово!», а уж сверкающая россыпь ценных наград вызвала у всех маниакальные приступы уважения. Каждый вознамерился похвалить меня и выразить свое уважение, но это все было отнюдь не весело – я ведь отчетливо помнил, чего стоила каждая из наград. Война словно поиздевалась надо мной, взяв за награды не очень высокую плату в виде ранений, не нанесших несовместимых со службой увечий, но оставивших заметные уродства в виде многочисленных шрамов… Мое уныние друзья просекли и ловко сменили тему, вынудив отбросить горькие мысли.
Закончили мы уже далеко за полночь, когда весь лагерь вновь отошел ко сну, погрузившись в тишину осеннего леса. Выйдя на воздух, мы все, не сговариваясь, втянули полной грудью свежий запах леса, травы, ночи, природы… Незначительные вкрапления запахов бензина, еды и прочих примесей, присущих обиталищам людей, не перебивали той безмерной чистоты, что ощущалась вокруг…
Одновременный выдох вызвал у нас непроизвольный порыв смеха, разбудивший задремавшего на посту милиционера.
– А?! Что такое?! Кто здесь? Стоять! – вскинув ППШ, возмутился пробудившийся страж правопорядка. Невысокого роста, но богатырского склада парняга, словно большой кот, перетек из сидячего положения в полностью боеготовое стоячее. Стало чуточку не по себе – чувствовалась немалая такая опасность, исходившая от этого бойца.
– Ах-ха-ха! Я первый лейтенант Пауэлл, товарищ… э-э-э…
– Старший милиционер Павел Горбунов, товарищ первый лейтенант! Извините, не узнал в темноте! – виновато ответил милиционер, опустив автомат.
– Ничего страшного, всякое бывает, товарищ Горбунов…
Милиционер успокоился и вернулся на свой пост, а мы с друзьями, измотанные, но удивительно умиротворенные и довольные жизнью, отправились спать. Впереди нас ждал новый день! Хотя он уже наступил. Значит, новый день нас дождался!..
Эх, не знаю я, когда эта песня «Утро красит нежным цветом…» была написана, да и не до нее нынче. Вспомнилась что-то… Бр-р-р! Холодно спать в палатке под тонким одеяльцем! Не май месяц на дворе для таких героических похождений, но грешно жаловаться: жив, крыша над головой есть, чего еще надо? Пожрать надо!
Столовую под навесами, где раньше снаряды хранились, еще не до конца обустроили, но за первыми грубо сколоченными столами уже восседали едоки обоих подразделений. Люди общались, зачастую не понимая собеседников из-за языковых нестыковок, смеялись, а главное – питались!
Мой голод не особо утолили определенные поваром командирские нормы питания – тарелка дымящегося омлета из яичного порошка, с беконом и консервированными овощами, кружка обжигающего какао, галеты и опять же консервированные фрукты и ягоды. Мало мне этого было, да спасибо повару, толстощекому, усатому сержанту-белорусу, выделившему от щедростей душевных «таварышу, першаму лейтэнанту» лишнюю порцию.
Подкрепившись, перекинулся за столом парой слов со Спирсом и Оклэйдом. Потом заглянул к Гэтри и порадовался известию о скором приведении всей техники нашего и союзного подразделений в полностью рабочее состояние. Зашел к брату и ребятам, поговорил с ними и со спокойной душой продолжил мой неофициальный обход лагеря. Но на полпути к Вермонту меня перехватил посыльный от Томилова и попросил срочно зайти в штабную землянку старлея…
– Здравия желаю, товарищи командиры. – Вадер на миг оторвался от бумаг, над которыми корпел, и кивнул мне. Клим крепко пожал мне руку. – Что-то случилось, товарищ Томилов?..
– Шифровка из штаба пришла… – Старлей выглядел ошарашенно. Интересно девки пляшут. Что там за шифровка-то?
– Готово… – подал голос Вадер. – Шифровка пришла по каналу экстренной связи моего отдела. Кодировка – наша, энкавэдэшная, послана – на мое имя, а предназначается – вам, товарищи командиры. – Гэбэшник протянул мне и Климу по листу бумаги. Пффф, шпионские тайны! Конспираторы опять пробудились?..
– Так-так-так… Что тут у нас… – усевшись на стул, пробурчал я и вчитался в сообщение. Пару минут все молчали, читали и думали. – Ну что же, это замечательно. Наши приключения во вражеском тылу, не успев начаться, скоро закончатся.
– Верно. Прорываться к Стасевке – это хорошо. Сегодня вечером прибудут геликоптеры для эвакуации тяжелораненых. Тут рядом есть полянка, специально подготовленная для приема самолетов… А завтра пойдем к переправе, которую специально для нас возьмут, Пинская флотилия огнем поддержит… – Вроде о радостном известии говорит, а голос все равно поникший, огорченный. И в глаза не смотрит. Плохой знак… – Но что-то я не пойму. Немцы что, дураки? Не знают, что мы здесь и где пойдем на прорыв?! Тьфу… Но и не это главное… Вот что у меня есть еще. Прочитай. – Старлей рывком схватил со стола и передал мне помятый лист бумаги. Это и неожиданный переход на «ты» с повышением тона меня напрягли.