Мэри Грин
Ворон и голубка
Пролог
Бельгия
Июнь, 18, 1815 г.
Пушечное ядро врезалось в размокшую глину совсем рядом с Мерлином Сеймуром с такой силой, что земля содрогнулась. Мучительная боль пронзила бедро — вероятно, осколок или камешек с острыми краями вошел под кожу. Жеребец под Мерлином дико заржал и рухнул с переломанными ногами. Мерлин, выругавшись, попытался откатиться в сторону, но обезумевшее животное успело придавить ему ступню.
Он прикрыл глаза, чтобы хоть на секунду утихомирить ноющую рану и унять скорбь от потери любимого коня, потом с трудом вытащил пистолет из седельной сумки и избавил животное от бессмысленных страданий. Предсмертный храп и почти человеческие вопли стихли, дико вращающиеся глаза застыли.
Мерлин быстро огляделся, желая убедиться, что поблизости не видно вражеских солдат.
Он пополз по холодной грязи кукурузного поля к пригорку, в расположение английских войск. Похоже, его еще не успели заметить. Остатки его полка (Королевских драгун) рассыпались под натиском французских улан после казавшейся вначале успешной атаки на армию Наполеона.
Англичанам удалось глубоко врезаться в ряды французских солдат, но Мерлин понимал, какой непростительной ошибкой было не прислушаться к звукам рожков, зовущих к отступлению. Драгуны, ослепленные успехом, безудержно рвались вперед. Сам он успел повернуть назад только в последнюю минуту перед появлением вражеского подкрепления. Конечно, повезет, если удастся благополучно добраться до холма, но если придется драться, он будет стоять до последнего вздоха.
Мерлин упрямо продвигался, не позволяя боли и усталости взять над собой верх. Запахи крови и пороха дурманили голову, били в ноздри. Пыль стояла столбом. Дым пожарищ висел над полем битвы еще со вчерашнего дня. Неужели это место действительно было когда-то прелестной мирной бельгийской фермой? Теперь здешняя земля обагрена кровью солдат: англичан, пруссаков, французов — перед смертью все равны.
Страдальчески морщась, Мерлин попытался встать, но рану обожгло словно огнем. Багровая струйка стекала по ноге, ткань бриджей висела лохмотьями. Сыпля проклятьями, он с мрачной решимостью, медленно, дюйм за дюймом полз к позициям англичан, откуда непрестанно доносилась мушкетная пальба по наступающим французам. Оранжевые вспышки пронизывали черный дым.
Повсюду лежали мертвые и умирающие, но у Мерлина не было желания оказаться в их числе. Собрав остатки воли, он втиснул локти в кровавую грязь и потащился по откосу, перебарывая боль, отнимавшую последние силы.
Он почти добрался до английских войск, когда возвратились уцелевшие лейб-гвардейцы, ранее сделавшие отчаянную попытку остановить французов. Обезумевшие от страха лошади промчались мимо Мерлина, громкое ржанье слилось с воплями людей, пораженных мушкетными пулями.
Мерлин снова выругался, как прямо перед ним, тяжело ударившись о землю, свалился с коня офицер. Бледное лицо, повернутое к Мерлину, было измазано кровью и сажей. Пораженный ужасом Мерлин уставился в затуманенные болью глаза двоюродного брата, Максимилиана Сеймура.
— Макс? Почему ты не за линией наших войск, с Веллингтоном?
Он лег на живот и, протянув руку, осторожно потряс Макса за плечо:
— Тяжело ранен?
Глаза Макса на мгновение прояснились, но он по-прежнему был бледен как смерть.
— Мерлин?
Багровые от крови пальцы конвульсивно сжали руку Мерлина. Тот в нервном оцепенении глядел на зиявшую дыру в животе брата.
— Разве ты не видел? Мы ворвались… Едва не отбили пушки у лягушатников… — прошептал Макс с тенью улыбки на губах.
— Наполеон проиграет войну… Я рад, что побывал в бою… Сегодня мы победим… Блюхер (прусский полководец, союзник англичан) спешит с подкреплениями… Мы покажем этому безумцу…
Мерлин опять сделал попытку подняться. Слезы теплыми струйками ползли по щекам — было невыносимо видеть, как жизнь по каплям уходит из тела брата и лучшего друга. Он знал Макса всю жизнь, и они всегда были так близки, сидели за одной партой, вместе сражались на поле брани.
— Сейчас приведу доктора, — закричал он, перекрывая адский грохот. Ледяной туман полз над землей, окутывая пеленой лицо Макса.
— Нет… черт возьми… слишком поздно, старина… — Макси прижал ладони к липкому пятну на мундире. — …Я… собираюсь танцевать… с ангелами…
Он снова улыбнулся, и тут же поморщился — боль безжалостно скрутила тело. С неожиданной настойчивостью он вцепился в рукав Мерлина, притянул брата к себе, едва касаясь уха ледяными губами, прошептал:
— Ты должен обещать одну вещь… не можешь отказать умирающему в последней просьбе…
Мерлин сморгнул слезы, осторожно подсунул руку под плечо Макса и судорожно кивнул:
— Все, что угодно. Только скажи.
Посиневшие губы Макса безмолвно зашевелились, на лбу проступил пот. Преодолевая слабость, он пытался договорить:
— Я мечтал жениться на Синаре… когда вернусь с войны… обещал заботиться о ней… тебе придется стать ее мужем… вместо меня.
Глаза Мерлина потрясенно расширились:
— Ты чересчур многого просишь — она же меня не выносит.
Макс слабо дернул его за рукав:
— Ты должен! Она так беззащитна… некому приглядеть за ней. Брендон слишком безответствен, а ее мать настолько легкомысленна… — Макс заметно терял силы — голос был хриплым, едва слышным: — Мне нужно знать, что она… не останется совсем одна… Ты — единственный… кому я доверяю. — Веки его опустились. — Обещай, — пробормотал он. — Я так ее люблю.
Мерлин решительно подавил неприятное чувство. Брат просил его изменить течение всей жизни, но как можно было отказать?!
— Обещай! — воскликнул Макс с полными слез глазами.
Мерлин схватил неподатливую окровавленную руку, крепко сжал, ничего больше не желая в этот момент, кроме как отдать собственную жизнь, лишь бы Макс не умирал. Как ни жгли сердце печаль и тоска, он мужественно старался удержать Макса на этой земле… Напрасно… Пальцы брата становились все более холодными, влажными, слабыми…
— Обещаю приберечь для тебя самого прелестного ангела… И мы будем танцевать…
Его голова свесилась набок, лежавшая в ладони Мерлина рука обмякла. Тоска сжала грудь Мерлина, не давая дышать. Он не представлял своего существования без кузена. Как может уйти навсегда человек, который так любил жизнь?! Будущее простиралось перед Мерлином, словно бескрайная унылая пустыня.
С трудом сглотнув горький комок, Мерлин поднял глаза и заметил, что французы, отбив очередную атаку англичан, вновь наступают. Вражеские солдаты летели вперед, не замечая, что он жив. Труп огромного боевого коня защищал Мерлина от пуль.
Слишком много хороших солдат пали в бою, и вот теперь Макс… Такого, как он, никогда не будет…
Мерлин сложил руки кузена на груди, снял с себя изодранный мундир и, в последний раз взглянув на белое спокойное лицо, накрыл Макса. Бедро болело так, что Мерлин опасался последовать за кузеном раньше, чем предполагал. Кровь из глубокой раны капала на сапоги. С каждой минутой он все больше слабел, но продолжал ползти назад, к своим. Теперь он обязан сдержать слово, и если смерть обойдет его стороной, исполнит клятву, данную умирающему.
Июнь, 18, 1815 г.
Пушечное ядро врезалось в размокшую глину совсем рядом с Мерлином Сеймуром с такой силой, что земля содрогнулась. Мучительная боль пронзила бедро — вероятно, осколок или камешек с острыми краями вошел под кожу. Жеребец под Мерлином дико заржал и рухнул с переломанными ногами. Мерлин, выругавшись, попытался откатиться в сторону, но обезумевшее животное успело придавить ему ступню.
Он прикрыл глаза, чтобы хоть на секунду утихомирить ноющую рану и унять скорбь от потери любимого коня, потом с трудом вытащил пистолет из седельной сумки и избавил животное от бессмысленных страданий. Предсмертный храп и почти человеческие вопли стихли, дико вращающиеся глаза застыли.
Мерлин быстро огляделся, желая убедиться, что поблизости не видно вражеских солдат.
Он пополз по холодной грязи кукурузного поля к пригорку, в расположение английских войск. Похоже, его еще не успели заметить. Остатки его полка (Королевских драгун) рассыпались под натиском французских улан после казавшейся вначале успешной атаки на армию Наполеона.
Англичанам удалось глубоко врезаться в ряды французских солдат, но Мерлин понимал, какой непростительной ошибкой было не прислушаться к звукам рожков, зовущих к отступлению. Драгуны, ослепленные успехом, безудержно рвались вперед. Сам он успел повернуть назад только в последнюю минуту перед появлением вражеского подкрепления. Конечно, повезет, если удастся благополучно добраться до холма, но если придется драться, он будет стоять до последнего вздоха.
Мерлин упрямо продвигался, не позволяя боли и усталости взять над собой верх. Запахи крови и пороха дурманили голову, били в ноздри. Пыль стояла столбом. Дым пожарищ висел над полем битвы еще со вчерашнего дня. Неужели это место действительно было когда-то прелестной мирной бельгийской фермой? Теперь здешняя земля обагрена кровью солдат: англичан, пруссаков, французов — перед смертью все равны.
Страдальчески морщась, Мерлин попытался встать, но рану обожгло словно огнем. Багровая струйка стекала по ноге, ткань бриджей висела лохмотьями. Сыпля проклятьями, он с мрачной решимостью, медленно, дюйм за дюймом полз к позициям англичан, откуда непрестанно доносилась мушкетная пальба по наступающим французам. Оранжевые вспышки пронизывали черный дым.
Повсюду лежали мертвые и умирающие, но у Мерлина не было желания оказаться в их числе. Собрав остатки воли, он втиснул локти в кровавую грязь и потащился по откосу, перебарывая боль, отнимавшую последние силы.
Он почти добрался до английских войск, когда возвратились уцелевшие лейб-гвардейцы, ранее сделавшие отчаянную попытку остановить французов. Обезумевшие от страха лошади промчались мимо Мерлина, громкое ржанье слилось с воплями людей, пораженных мушкетными пулями.
Мерлин снова выругался, как прямо перед ним, тяжело ударившись о землю, свалился с коня офицер. Бледное лицо, повернутое к Мерлину, было измазано кровью и сажей. Пораженный ужасом Мерлин уставился в затуманенные болью глаза двоюродного брата, Максимилиана Сеймура.
— Макс? Почему ты не за линией наших войск, с Веллингтоном?
Он лег на живот и, протянув руку, осторожно потряс Макса за плечо:
— Тяжело ранен?
Глаза Макса на мгновение прояснились, но он по-прежнему был бледен как смерть.
— Мерлин?
Багровые от крови пальцы конвульсивно сжали руку Мерлина. Тот в нервном оцепенении глядел на зиявшую дыру в животе брата.
— Разве ты не видел? Мы ворвались… Едва не отбили пушки у лягушатников… — прошептал Макс с тенью улыбки на губах.
— Наполеон проиграет войну… Я рад, что побывал в бою… Сегодня мы победим… Блюхер (прусский полководец, союзник англичан) спешит с подкреплениями… Мы покажем этому безумцу…
Мерлин опять сделал попытку подняться. Слезы теплыми струйками ползли по щекам — было невыносимо видеть, как жизнь по каплям уходит из тела брата и лучшего друга. Он знал Макса всю жизнь, и они всегда были так близки, сидели за одной партой, вместе сражались на поле брани.
— Сейчас приведу доктора, — закричал он, перекрывая адский грохот. Ледяной туман полз над землей, окутывая пеленой лицо Макса.
— Нет… черт возьми… слишком поздно, старина… — Макси прижал ладони к липкому пятну на мундире. — …Я… собираюсь танцевать… с ангелами…
Он снова улыбнулся, и тут же поморщился — боль безжалостно скрутила тело. С неожиданной настойчивостью он вцепился в рукав Мерлина, притянул брата к себе, едва касаясь уха ледяными губами, прошептал:
— Ты должен обещать одну вещь… не можешь отказать умирающему в последней просьбе…
Мерлин сморгнул слезы, осторожно подсунул руку под плечо Макса и судорожно кивнул:
— Все, что угодно. Только скажи.
Посиневшие губы Макса безмолвно зашевелились, на лбу проступил пот. Преодолевая слабость, он пытался договорить:
— Я мечтал жениться на Синаре… когда вернусь с войны… обещал заботиться о ней… тебе придется стать ее мужем… вместо меня.
Глаза Мерлина потрясенно расширились:
— Ты чересчур многого просишь — она же меня не выносит.
Макс слабо дернул его за рукав:
— Ты должен! Она так беззащитна… некому приглядеть за ней. Брендон слишком безответствен, а ее мать настолько легкомысленна… — Макс заметно терял силы — голос был хриплым, едва слышным: — Мне нужно знать, что она… не останется совсем одна… Ты — единственный… кому я доверяю. — Веки его опустились. — Обещай, — пробормотал он. — Я так ее люблю.
Мерлин решительно подавил неприятное чувство. Брат просил его изменить течение всей жизни, но как можно было отказать?!
— Обещай! — воскликнул Макс с полными слез глазами.
Мерлин схватил неподатливую окровавленную руку, крепко сжал, ничего больше не желая в этот момент, кроме как отдать собственную жизнь, лишь бы Макс не умирал. Как ни жгли сердце печаль и тоска, он мужественно старался удержать Макса на этой земле… Напрасно… Пальцы брата становились все более холодными, влажными, слабыми…
— Обещаю приберечь для тебя самого прелестного ангела… И мы будем танцевать…
Его голова свесилась набок, лежавшая в ладони Мерлина рука обмякла. Тоска сжала грудь Мерлина, не давая дышать. Он не представлял своего существования без кузена. Как может уйти навсегда человек, который так любил жизнь?! Будущее простиралось перед Мерлином, словно бескрайная унылая пустыня.
С трудом сглотнув горький комок, Мерлин поднял глаза и заметил, что французы, отбив очередную атаку англичан, вновь наступают. Вражеские солдаты летели вперед, не замечая, что он жив. Труп огромного боевого коня защищал Мерлина от пуль.
Слишком много хороших солдат пали в бою, и вот теперь Макс… Такого, как он, никогда не будет…
Мерлин сложил руки кузена на груди, снял с себя изодранный мундир и, в последний раз взглянув на белое спокойное лицо, накрыл Макса. Бедро болело так, что Мерлин опасался последовать за кузеном раньше, чем предполагал. Кровь из глубокой раны капала на сапоги. С каждой минутой он все больше слабел, но продолжал ползти назад, к своим. Теперь он обязан сдержать слово, и если смерть обойдет его стороной, исполнит клятву, данную умирающему.
Глава 1
Девоншир
Июнь, 1816 г.
Поставленная перед необходимостью предпринять такой важнейший в жизни шаг, как замужество, Синара Хоторн искренне жалела об отсутствии наперсницы, к которой могла бы обратиться за советом, подруги поопытнее Тильди, ее горничной. Мать видела самый простой способ решения всех проблем брата Синары, Брендона, в немедленном союзе дочери с Феликсом Сеймуром.
Беды и проблемы обычно не страшили девушку. Она, не колеблясь, встречала их с поднятым забралом, но от этого решения будет зависеть вся ее дальнейшая судьба.
— Проклятье! Если бы только можно было найти другой выход из всего этого!
Синара в одной сорочке нервно мерила шагами пол спальни в родовом поместье Хоторнов Блуотере. Двенадцать шагов в длину… один, два, три, четыре… снова и снова, вот уже больше двух часов… если не дольше… Нужно остановиться, а то, пожалуй, скоро канавку протопчет.
Синара нетерпеливо откинула со лба непокорный локон и замерла в центре комнаты.
— Придется выйти за эту жабу, — в сотый раз вздохнула она. — Другого решения нет. Если я откажусь, Брендон умрет.
Эту мрачную истину Синара и довела до сведения своей приземистой краснощекой горничной:
— Брендон обязательно подхватит эту мерзкую тюремную лихорадку и отправится на тот свет. Но Тильди покачала головой:
— Вздор, мисс Синара! Откуда вам это знать наверняка! Вы делаете ошибку! Говорила же я, не стоит больше пытаться помогать вашему злополучному брату. Он всегда надеется, что вы выручите его из беды, но на этот раз зашел слишком далеко, помяните мои слова.
— Если бы я только могла повернуть время вспять, когда война еще не разразилась и Макс был жив! Он бы знал, что делать!
— Он уж точно был бы против такого брака!
— Конечно! Макс сам женился бы на мне. Он не ладил с Феликсом, и я понимаю почему. Ни один нормальный порядочный человек ни за что не стал бы доверять Феликсу Сеймуру, а я… вынуждена стать его женой! — Синара воздела руки к небу: — Будь проклят мой безголовый братец!
Прошел год со дня гибели Макса при Ватерлоо, в битве, положившей конец террору Наполеона ценой тысяч жизней английских солдат. И вот-вот должна была состояться свадьба Синары с одним из кузенов Макса, Феликсом Сеймуром. Феликс стал наследником графства Блек Рейвн (черный ворон) после смерти двоюродного брата. Макс был сыном Сидни, предыдущего графа, Феликс — сыном Джорджа, среднего брата Сеймура. Младший брат, Росс, был отцом Мерлина, но Синара не видела Мерлина с самых похорон Макса.
Сейчас она вспомнила письмо Брендона.
«Ты должна помочь мне, Синара. Я не крал этого бриллиантового колье. Ты настолько умна и находчива, что сможешь найти способ избавить меня от этого ужаса. Я знаю, тебе не нравится Феликс Сеймур, но, как граф Блек Рейвн, он приобрел влиятельные связи в Лондоне… попроси его помочь тебе!»
Синара откликнулась на мольбу брата, и Феликс согласился помочь — с одним условием: она должна стать его женой. Если верить Феликсу, тот всегда питал к ней тайную страсть, но у девушки было на этот счет другое мнение. Подобные поступки обычно называются шантажом. Она никогда бы не приняла предложения Феликса, не будь Брендона и его проблем… Какой позор! Неужели Брендона настолько угнетала бедность Хоторнов, что он решился на воровство? Нет, нет, он не мог! Но кто подставил его так, что в глазах общества он выглядел преступником? Ключа к этой страшной загадке пока что не было.
Исполненная дурных предчувствий, Синара молча разглядывала разложенное на постели подвенечное платье. Со дня кончины отца она ощущала себя главой семьи Хоторнов, хотя Бренд был на два года старше. Обаятельный и веселый юноша не обладал и унцией здравого смысла.
— Как я хотела бы поговорить сейчас с отцом, — вздохнула девушка, гладя мягкий шелк. Он всегда был истинной опорой и защитой. Немудрено, что после смерти отца мать цеплялась за каждую протянутую руку. Синара была не из таких — она найдет способ справиться с Феликсом. Так или иначе, в их обществе приняты браки по расчету.
Упрямо сцепив зубы и распрямив плечи, Синара попыталась не думать о темных сторонах характера Феликса, хотя чувствовала: под лощеной внешностью кроются непроницаемо-зловещие глубины.
— Я хочу помочь Брендону, — тихо сказала она скорее себе, чем горничной. — Мне не все равно, что случится с семьей, и я люблю родных.
— По-моему, даже слишком любите, — раздраженно прищелкнула языком Тильди. — Ваши глаза покраснели и распухли, мисс Синара. Видно, вы всю ночь не спали!
— Н-не спала. — Синара поглядела на горничную: — А ты не беспокоилась бы, окажись твой брат в Ньюгейтской тюрьме?
— У меня нет брата. Ну а теперь, мисс, вот что: необходимо хорошенько умыться холодной водой. Мистер Феликс заметит, что вы волновались, и вот уж недоволен-то будет!
— Кроме матери и Брендона, у меня больше никого нет…
При мысли о предстоящем испытании у Синары все внутри сжалось.
— Если бы мы были знакомы еще с каким-нибудь могущественным человеком! Но мы всегда жили в деревне. Ни у мамы, ни у меня почти нет связей в Лондоне.
Тильди покачала головой и закатила глаза:
— Да уж, влиятельный друг нам не помешал бы.
Решительно прошагав к кровати, горничная потрогала тончайшее мехельнское кружево, белой пеной окаймлявшее вырез платья:
— Вам, пожалуй, пора одеваться. И, бросив проницательный взгляд на хозяйку, добавила:
— Извините за правду, но, думаю, мистер Брендон вряд ли женился бы на девушке, которую не выносит, только чтобы спасти вашу шкуру!
Синара гневно уставилась на не в меру откровенную горничную:
— Женился бы! Не будь такой жестокой, Тильди! Я люблю Брендона, и раньше он не раз помогал мне!
— По сравнению с ним у вас проблем-то таких не случалось! Вы в сто раз надежнее, чем он, были и будете!
— Ну что ж… природа одарила нас не одинаково. Брендон — более пылкий и порывистый, чем я.
Тильди с истинно материнской любовью обняла девушку. Худенькие плечи Синары дрожали от безмолвных рыданий.
— Этот стервятник, Феликс Сеймур, давно высматривал вас, и теперь наконец дождался случая добиться своего! Но помяните мои слова, он и пальцем не пошевелит, чтобы помочь мистеру Брендону.
Синара решительно тряхнула головой, так, что собранные за затылке золотистые локоны весело заплясали:
— Ты ошибаешься, Тильди!
Горничная разжала руки и нежно погладила подопечную по склоненной головке:
— Поскольку Макс умер, хотелось бы мне, чтобы этот его устрашающий кузен, Мерлин Сеймур, получил титул и власть. Вот его я уважаю. Не держись он вечно в стороне от всех, я легко могла бы влюбиться в него. Он не то что злобный негодяй Феликс.
Синара подняла горящие, мокрые от слез глаза: Нам не следует говорить о Мерлине Сеймуре. Вот уж он, уверена, и шагу не ступит, чтобы мне помочь. После гибели Макса я видела его лишь однажды, и он даже не выразил соболезнования.
— Вы сами сказали, что он сильно болел с самого окончания войны.
— Да, пришлось ехать за границу, чтобы залечить рану в ноге.
— Бьюсь об заклад, смерть мистера Макса разбила ему сердце. Они были ближе родных братьев. Мерлин не позволил бы вам выйти за Феликса.
Тильди поправила выбившуюся прядку и приколола готовый упасть бутон флердоранжа.
— Возможно, не позволил бы, — согласилась Синара. Горничная надела на нее корсет, и пока затягивала шнуровку, девушка схватилась за спинку кровати, закрыла глаза и попыталась вспомнить дорогое лицо Макса, но вместо этого перед мысленным взором всплыла сцена встречи с Мерлином Сеймуром на похоронах жениха.
Мерлин выглядел бледным, осунувшимся и таким исхудавшим, что казался тенью.
Из-за ужасной худобы плечи казались неестественно широкими. Синаре было известно, что Мерлин получил рану в бедро в битве под Ватерлоо, такую тяжелую, что едва не умер. На похоронах он был в мундире и при всех регалиях, но позднее ей сказали, что Мерлин продал свой патент. Что он делает сейчас? Вернулся ли с континента?
Они знали друг друга всю жизнь, но если Макс с детства был непоседой, озорником, вечно веселым и готовым на любую, самую невероятную проделку, Мерлин оставался сдержанным, скрытным и задумчивым. Даже внешне братья были полной противоположностью — темные волосы, глаза и загорелая кожа Мерлина резко контрастировали со светлой шевелюрой Макса. Мерлин представлялся таинственным, будоражившим сердце волшебником с пронизывающим взглядом, проникавшим в самые затаенные мысли. Синара всегда побаивалась его, но Макс уверял, что на свете нет человека добрее, вернее и более сострадательного, чем Мерлин. Но он все-таки пугал девушку, и когда в день ее четырнадцатилетия первый и единственный раз попытался поцеловать Синару, та откровенно призналась, что ненавидит его и его черные, настойчиво-проницательные глаза. Синара, наверное, сильно обидела Мерлина, потому что с тех пор он старался держаться подальше от нее.
Теперь она опасалась его даже больше, чем раньше: ходили слухи, что он был замешан в скандале, стоивший жизни Poccy, его отцу. Говорили, что как-то ночью в лондонском Уайт-клубе между Россом и Мерлином произошла ужасная ссора. Росс выбежал из клуба, а разъяренный Мерлин последовал за ним. Синаре так и не удалось узнать причину размолвки. Однако, как бы велика ни была ее неприязнь к Мерлину, приходилось признать, что в его присутствии мысли всегда путались, а сердце начинало колотиться. Еще с того дня рождения девушка остро сознавала его неотразимую притягательность. В девятнадцать лет Мерлин уже был мужчиной. Теперь же, в двадцать шесть, он казался еще привлекательнее. Иногда Синаре ужасно хотелось узнать, почему он тогда пытался поцеловать ее…
Какое счастье, что его не будет на свадьбе!
Синара вцепилась в кроватный столбик с такой силой, что костяшки пальцев побелели, а голова упала на грудь. Макс превратился в горстку праха, а Брендон — в Ньюгейтской тюрьме. Из троих мальчишек, когда-то игравших вместе, лишь Мерлин пока на свободе, но и его голова в опасности, если слухи о гибели Росса окажутся правдивыми. Мерлина больше не принимали в порядочном обществе с того дня, как скончался его отец. Все объезжали стороной Стормивуд, поместье Мерлина. Неудивительно, что он предпочел уехать на Континент под предлогом лечения раны.
Прочь мрачные мысли! Синара заставила себя не думать больше о Мерлине и Максе, иначе она окончательно изведет и истерзает себя. Но тревога не давала покоя.
— Ну вот, почти готово, — объявила Тильди, еще туже затягивая шнуровку. — Мистер Феликс найдет вас очаровательной, дорогая.
Синара закрыла глаза, борясь с удушьем. Феликс был самым странным из четырех мальчиков, которых она так давно знала. Он проводил школьные годы в Итоне и Оксфорде, а каникулы — в Блек Рейвне, пока родители жили в Виргинии, на противоположном побережье Атлантического океана. Джордж Сеймур, отец Феликса, эмигрировал в Америку, где женился на богатой наследнице, дочери владельца табачной плантации. Феликс с детства был неприятным мрачным парнишкой, любившим отрывать лапки у жуков и крылья у бабочек. Глаза, мутные, словно илистый пруд, скрывали в своих глубинах секреты, тайны, такие же омерзительные, как и создания, жившие в грязи и тине. Зато мягкий глубокий голос обладал гипнотической силой.
Феликс всегда добивался, чего хотел, даже если другим при этом приходилось худо. Он отличался умом. Синара прекрасно сознавала степень его влиятельности в светских кругах. Если кто-то и был в силах помочь Брендону, так это Феликс. Неясные образы четверых мужчин продолжали терзать мозг Синары, пока ей не захотелось кричать от тоски. Она почти не спала с того дня, как Бренд предстал перед судьями на Боу-стрит в Лондоне. Теперь брат сидел в Ньюгейте в ожидании решения: скоро станет известно, где ему вынесут приговор — в Суррее, где произошла кража, или в Лондоне.
Откинув голову, Синара уставилась на над кроватные драпировки из тяжелой золотой парчи. Сегодня ночью она будет спать в постели Феликса, в Блек Рейвне. Придется вытерпеть все…
Глаза тупо ныли от непролитых слез, и девушка почти обрадовалась, когда Тильди воскликнула:
— Все! Наконец-то! От вас остались лишь кожа да кости! Не удивлюсь, если к вечеру вы свалитесь в обморок из-за всех этих нижних юбок и корсетов! Какая жестокость! Но пусть даже вы будете графиней Рейвн, все равно останетесь моей милой, дорогой госпожой Сай!
Тильди вытерла глаза краем фартука, невольно напомнив Синаре о более счастливых временах, когда жизнь была не такой сложной. Хотя Тильди родилась в Лондоне, ее мать была экономкой в Блуотере, родном доме Синары.
— Можно подумать, я на похороны собираюсь!
Тильди покачала головой:
— Сегодня в Блуотере печальный день.
Синара только успела поправить платье и проверить, на месте ли цветы в волосах, как в дверь постучали. Вошедший Уинслоу, дворецкий, объявил, что у входа ждет карета, чтобы везти Синару в часовню Блек Рейвна, находившуюся в пяти милях от Блуотера.
Девушка с облегчением заметила, что часовня погружена в полумрак — так даже лучше, по крайней мере гости не заметят, как несчастна невеста. Небольшое каменное здание было наполнено тяжелым ароматом белых лилий. Пламя восковых свечей дрожало и колебалось. Воздух был пронизан свинцовой тяжестью. Казалось, природа замерла и затаилась перед надвигающейся грозой. Цветочные бутоны плотно сжали лепестки, птицы смолкли — все живое боялось ярости грозившей разбушеваться стихии.
Синара упорно не отрывала взгляда от алтаря, но краем глаза все равно видела Феликса, и специально старалась прищуриться, не вглядываться слишком пристально, отказываясь признаться даже себе, что не злобный призрак, а реальный человек ожидает ее у этого алтаря. Каждый сделанный с таким трудом шаг приближал девушку к гибельной судьбе. Стиснув в дрожащих пальцах букет и кружевной платочек, она ступала медленно, величественно, с высоко поднятой головой. Еще мгновение, и она уже стояла перед капелланом Блек Рейвна. Пальцы Феликса сжали ее ладонь. Синара вздрогнула. Холодно… как холодно… Его рука… такая мясистая, настойчиво-требовательная…
Феликс с силой сдавил ее руку, вынудив Синару невольно взглянуть на него. Лицо покрыто потом, накрахмаленные воротнички уже потеряли свежесть. Короткие каштановые волосы гладко причесаны и напомажены. Светло-карие глаза сверкают неприкрытым торжеством, хотя в них по-прежнему проглядывают все те же уклончивость и скрытность, так хорошо знакомые с детских лет. В складках галстука блестит драгоценный камень. Феликс плотоядно облизнул толстые губы, и Синара с отвращением прикрыла веки. В ушах глухо звучал монотонный голос священника, казалось, возносившего молитвы Злу.
Синара услыхала, как дает обеты Феликс, и ее руки затряслись так, что она едва не выронила букет. Все вокруг перекосилось, завертелось в безумной пляске. Почему-то не хватало воздуха, а колени подкосились, но упасть Синара не успела: Феликс поспешно обнял ее за талию, удерживая на весу. Его большой палец немилосердно вонзился ей в ребро, и Синара хотела застонать, но губы не двигались. Настала ее очередь произносить обеты, а слова не шли с языка, и Феликс больно впился в нее ногтями. «Она не может, не может через это пройти!»
Первая иззубренная молния располосовала небо; от оглушительного удара грома дрогнула земля. Порыв ветра принес странный шум и конский топот. Копыта простучали по мощеной дорожке; по скамьям прокатился шепот. По каменному полу прозвенели шаги, и Синара впервые осмелилась оглянуться. Рука Феликса сползла с ее спины.
Словно в тумане увидела девушка высокого мужчину, идущего по проходу. Он был весь в черном, и энергичную походку слегка портила едва заметная хромота. Темные волосы, смуглая от летнего солнца кожа. Взгляд этих обсидиановых глаз пронизал тоскливый мрак. Мерлин Сеймур не из тех, кого можно было не узнать. И совсем непохож на того измученного несчастного беднягу, которого она видела на похоронах Макса! Перед ней стоял сильный, целеустремленный человек.
— Свадьбы не будет! — громко объявил он.
Синара слышала слова, не понимая смысла, молча глядя на широкие мускулистые плечи и падавшие на воротник черные локоны, и только сжалась от страха, когда Мерлин потянулся к ней, и подалась к переднему ряду скамеек, где сидела мать. Послышался негодующий ропот собравшихся.
Мерлин двумя шагами перекрыл разделявшее их расстояние, без видимого усилия подхватил Синару на руки и, ни слова не говоря, понес к двери. Поднялась суматоха. Феликс набросился с кулаками на Мерлина, пытаясь вырвать у него Синару. Потрясенная девушка упиралась в грудь похитителя, но его хватка не ослабевала.
— Спокойно! — приказал Мерлин, и озноб страха пошел по спине Синары.
— Немедленно отпустите меня!
Ее он словно не слышал.
— Ты не посмеешь сделать это, Сеймур! — завопил Феликс вслед сбегавшему по ступенькам Мерлину.
— Уже посмел, — откликнулся он. — Синара не принадлежит тебе и никогда твоей не будет.
Он забросил ее на коня, сам прыгнул в седло и крепко сжал ее талию, прежде чем Синара попыталась соскользнуть на землю.
Девушка понимала — нужно кричать, вырываться, но ощущение нереальности происходящего лишало ее сил и воли. Сквозь застилавшую глаза дымку она наблюдала, как ветер подхватил и понес кружевной платочек. Словно крошечное привидение, он пронесся по воздуху и приземлился на высоком железном кресте. Глаза Синары широко раскрылись. Неужели это знак близкой смерти?
Знакомые лица столпившихся в дверях людей проплыли перед глазами. Сконфуженные, сбитые с толку приглашенные что-то кричали, протягивали руки, но Мерлин повернул огромного черного жеребца и пустил его в галоп. За ним мчался еще один всадник, совсем старик, который, однако, держал возможных преследователей под прицелом двух дуэльных пистолетов.
— Ты заплатишь за это, Мерлин! — завопил вслед Феликс как раз в тот момент, когда на землю обрушились дождевые потоки.
— Клянусь, недолго ждать, пока твоя кровь обагрит землю!
Июнь, 1816 г.
Поставленная перед необходимостью предпринять такой важнейший в жизни шаг, как замужество, Синара Хоторн искренне жалела об отсутствии наперсницы, к которой могла бы обратиться за советом, подруги поопытнее Тильди, ее горничной. Мать видела самый простой способ решения всех проблем брата Синары, Брендона, в немедленном союзе дочери с Феликсом Сеймуром.
Беды и проблемы обычно не страшили девушку. Она, не колеблясь, встречала их с поднятым забралом, но от этого решения будет зависеть вся ее дальнейшая судьба.
— Проклятье! Если бы только можно было найти другой выход из всего этого!
Синара в одной сорочке нервно мерила шагами пол спальни в родовом поместье Хоторнов Блуотере. Двенадцать шагов в длину… один, два, три, четыре… снова и снова, вот уже больше двух часов… если не дольше… Нужно остановиться, а то, пожалуй, скоро канавку протопчет.
Синара нетерпеливо откинула со лба непокорный локон и замерла в центре комнаты.
— Придется выйти за эту жабу, — в сотый раз вздохнула она. — Другого решения нет. Если я откажусь, Брендон умрет.
Эту мрачную истину Синара и довела до сведения своей приземистой краснощекой горничной:
— Брендон обязательно подхватит эту мерзкую тюремную лихорадку и отправится на тот свет. Но Тильди покачала головой:
— Вздор, мисс Синара! Откуда вам это знать наверняка! Вы делаете ошибку! Говорила же я, не стоит больше пытаться помогать вашему злополучному брату. Он всегда надеется, что вы выручите его из беды, но на этот раз зашел слишком далеко, помяните мои слова.
— Если бы я только могла повернуть время вспять, когда война еще не разразилась и Макс был жив! Он бы знал, что делать!
— Он уж точно был бы против такого брака!
— Конечно! Макс сам женился бы на мне. Он не ладил с Феликсом, и я понимаю почему. Ни один нормальный порядочный человек ни за что не стал бы доверять Феликсу Сеймуру, а я… вынуждена стать его женой! — Синара воздела руки к небу: — Будь проклят мой безголовый братец!
Прошел год со дня гибели Макса при Ватерлоо, в битве, положившей конец террору Наполеона ценой тысяч жизней английских солдат. И вот-вот должна была состояться свадьба Синары с одним из кузенов Макса, Феликсом Сеймуром. Феликс стал наследником графства Блек Рейвн (черный ворон) после смерти двоюродного брата. Макс был сыном Сидни, предыдущего графа, Феликс — сыном Джорджа, среднего брата Сеймура. Младший брат, Росс, был отцом Мерлина, но Синара не видела Мерлина с самых похорон Макса.
Сейчас она вспомнила письмо Брендона.
«Ты должна помочь мне, Синара. Я не крал этого бриллиантового колье. Ты настолько умна и находчива, что сможешь найти способ избавить меня от этого ужаса. Я знаю, тебе не нравится Феликс Сеймур, но, как граф Блек Рейвн, он приобрел влиятельные связи в Лондоне… попроси его помочь тебе!»
Синара откликнулась на мольбу брата, и Феликс согласился помочь — с одним условием: она должна стать его женой. Если верить Феликсу, тот всегда питал к ней тайную страсть, но у девушки было на этот счет другое мнение. Подобные поступки обычно называются шантажом. Она никогда бы не приняла предложения Феликса, не будь Брендона и его проблем… Какой позор! Неужели Брендона настолько угнетала бедность Хоторнов, что он решился на воровство? Нет, нет, он не мог! Но кто подставил его так, что в глазах общества он выглядел преступником? Ключа к этой страшной загадке пока что не было.
Исполненная дурных предчувствий, Синара молча разглядывала разложенное на постели подвенечное платье. Со дня кончины отца она ощущала себя главой семьи Хоторнов, хотя Бренд был на два года старше. Обаятельный и веселый юноша не обладал и унцией здравого смысла.
— Как я хотела бы поговорить сейчас с отцом, — вздохнула девушка, гладя мягкий шелк. Он всегда был истинной опорой и защитой. Немудрено, что после смерти отца мать цеплялась за каждую протянутую руку. Синара была не из таких — она найдет способ справиться с Феликсом. Так или иначе, в их обществе приняты браки по расчету.
Упрямо сцепив зубы и распрямив плечи, Синара попыталась не думать о темных сторонах характера Феликса, хотя чувствовала: под лощеной внешностью кроются непроницаемо-зловещие глубины.
— Я хочу помочь Брендону, — тихо сказала она скорее себе, чем горничной. — Мне не все равно, что случится с семьей, и я люблю родных.
— По-моему, даже слишком любите, — раздраженно прищелкнула языком Тильди. — Ваши глаза покраснели и распухли, мисс Синара. Видно, вы всю ночь не спали!
— Н-не спала. — Синара поглядела на горничную: — А ты не беспокоилась бы, окажись твой брат в Ньюгейтской тюрьме?
— У меня нет брата. Ну а теперь, мисс, вот что: необходимо хорошенько умыться холодной водой. Мистер Феликс заметит, что вы волновались, и вот уж недоволен-то будет!
— Кроме матери и Брендона, у меня больше никого нет…
При мысли о предстоящем испытании у Синары все внутри сжалось.
— Если бы мы были знакомы еще с каким-нибудь могущественным человеком! Но мы всегда жили в деревне. Ни у мамы, ни у меня почти нет связей в Лондоне.
Тильди покачала головой и закатила глаза:
— Да уж, влиятельный друг нам не помешал бы.
Решительно прошагав к кровати, горничная потрогала тончайшее мехельнское кружево, белой пеной окаймлявшее вырез платья:
— Вам, пожалуй, пора одеваться. И, бросив проницательный взгляд на хозяйку, добавила:
— Извините за правду, но, думаю, мистер Брендон вряд ли женился бы на девушке, которую не выносит, только чтобы спасти вашу шкуру!
Синара гневно уставилась на не в меру откровенную горничную:
— Женился бы! Не будь такой жестокой, Тильди! Я люблю Брендона, и раньше он не раз помогал мне!
— По сравнению с ним у вас проблем-то таких не случалось! Вы в сто раз надежнее, чем он, были и будете!
— Ну что ж… природа одарила нас не одинаково. Брендон — более пылкий и порывистый, чем я.
Тильди с истинно материнской любовью обняла девушку. Худенькие плечи Синары дрожали от безмолвных рыданий.
— Этот стервятник, Феликс Сеймур, давно высматривал вас, и теперь наконец дождался случая добиться своего! Но помяните мои слова, он и пальцем не пошевелит, чтобы помочь мистеру Брендону.
Синара решительно тряхнула головой, так, что собранные за затылке золотистые локоны весело заплясали:
— Ты ошибаешься, Тильди!
Горничная разжала руки и нежно погладила подопечную по склоненной головке:
— Поскольку Макс умер, хотелось бы мне, чтобы этот его устрашающий кузен, Мерлин Сеймур, получил титул и власть. Вот его я уважаю. Не держись он вечно в стороне от всех, я легко могла бы влюбиться в него. Он не то что злобный негодяй Феликс.
Синара подняла горящие, мокрые от слез глаза: Нам не следует говорить о Мерлине Сеймуре. Вот уж он, уверена, и шагу не ступит, чтобы мне помочь. После гибели Макса я видела его лишь однажды, и он даже не выразил соболезнования.
— Вы сами сказали, что он сильно болел с самого окончания войны.
— Да, пришлось ехать за границу, чтобы залечить рану в ноге.
— Бьюсь об заклад, смерть мистера Макса разбила ему сердце. Они были ближе родных братьев. Мерлин не позволил бы вам выйти за Феликса.
Тильди поправила выбившуюся прядку и приколола готовый упасть бутон флердоранжа.
— Возможно, не позволил бы, — согласилась Синара. Горничная надела на нее корсет, и пока затягивала шнуровку, девушка схватилась за спинку кровати, закрыла глаза и попыталась вспомнить дорогое лицо Макса, но вместо этого перед мысленным взором всплыла сцена встречи с Мерлином Сеймуром на похоронах жениха.
Мерлин выглядел бледным, осунувшимся и таким исхудавшим, что казался тенью.
Из-за ужасной худобы плечи казались неестественно широкими. Синаре было известно, что Мерлин получил рану в бедро в битве под Ватерлоо, такую тяжелую, что едва не умер. На похоронах он был в мундире и при всех регалиях, но позднее ей сказали, что Мерлин продал свой патент. Что он делает сейчас? Вернулся ли с континента?
Они знали друг друга всю жизнь, но если Макс с детства был непоседой, озорником, вечно веселым и готовым на любую, самую невероятную проделку, Мерлин оставался сдержанным, скрытным и задумчивым. Даже внешне братья были полной противоположностью — темные волосы, глаза и загорелая кожа Мерлина резко контрастировали со светлой шевелюрой Макса. Мерлин представлялся таинственным, будоражившим сердце волшебником с пронизывающим взглядом, проникавшим в самые затаенные мысли. Синара всегда побаивалась его, но Макс уверял, что на свете нет человека добрее, вернее и более сострадательного, чем Мерлин. Но он все-таки пугал девушку, и когда в день ее четырнадцатилетия первый и единственный раз попытался поцеловать Синару, та откровенно призналась, что ненавидит его и его черные, настойчиво-проницательные глаза. Синара, наверное, сильно обидела Мерлина, потому что с тех пор он старался держаться подальше от нее.
Теперь она опасалась его даже больше, чем раньше: ходили слухи, что он был замешан в скандале, стоивший жизни Poccy, его отцу. Говорили, что как-то ночью в лондонском Уайт-клубе между Россом и Мерлином произошла ужасная ссора. Росс выбежал из клуба, а разъяренный Мерлин последовал за ним. Синаре так и не удалось узнать причину размолвки. Однако, как бы велика ни была ее неприязнь к Мерлину, приходилось признать, что в его присутствии мысли всегда путались, а сердце начинало колотиться. Еще с того дня рождения девушка остро сознавала его неотразимую притягательность. В девятнадцать лет Мерлин уже был мужчиной. Теперь же, в двадцать шесть, он казался еще привлекательнее. Иногда Синаре ужасно хотелось узнать, почему он тогда пытался поцеловать ее…
Какое счастье, что его не будет на свадьбе!
Синара вцепилась в кроватный столбик с такой силой, что костяшки пальцев побелели, а голова упала на грудь. Макс превратился в горстку праха, а Брендон — в Ньюгейтской тюрьме. Из троих мальчишек, когда-то игравших вместе, лишь Мерлин пока на свободе, но и его голова в опасности, если слухи о гибели Росса окажутся правдивыми. Мерлина больше не принимали в порядочном обществе с того дня, как скончался его отец. Все объезжали стороной Стормивуд, поместье Мерлина. Неудивительно, что он предпочел уехать на Континент под предлогом лечения раны.
Прочь мрачные мысли! Синара заставила себя не думать больше о Мерлине и Максе, иначе она окончательно изведет и истерзает себя. Но тревога не давала покоя.
— Ну вот, почти готово, — объявила Тильди, еще туже затягивая шнуровку. — Мистер Феликс найдет вас очаровательной, дорогая.
Синара закрыла глаза, борясь с удушьем. Феликс был самым странным из четырех мальчиков, которых она так давно знала. Он проводил школьные годы в Итоне и Оксфорде, а каникулы — в Блек Рейвне, пока родители жили в Виргинии, на противоположном побережье Атлантического океана. Джордж Сеймур, отец Феликса, эмигрировал в Америку, где женился на богатой наследнице, дочери владельца табачной плантации. Феликс с детства был неприятным мрачным парнишкой, любившим отрывать лапки у жуков и крылья у бабочек. Глаза, мутные, словно илистый пруд, скрывали в своих глубинах секреты, тайны, такие же омерзительные, как и создания, жившие в грязи и тине. Зато мягкий глубокий голос обладал гипнотической силой.
Феликс всегда добивался, чего хотел, даже если другим при этом приходилось худо. Он отличался умом. Синара прекрасно сознавала степень его влиятельности в светских кругах. Если кто-то и был в силах помочь Брендону, так это Феликс. Неясные образы четверых мужчин продолжали терзать мозг Синары, пока ей не захотелось кричать от тоски. Она почти не спала с того дня, как Бренд предстал перед судьями на Боу-стрит в Лондоне. Теперь брат сидел в Ньюгейте в ожидании решения: скоро станет известно, где ему вынесут приговор — в Суррее, где произошла кража, или в Лондоне.
Откинув голову, Синара уставилась на над кроватные драпировки из тяжелой золотой парчи. Сегодня ночью она будет спать в постели Феликса, в Блек Рейвне. Придется вытерпеть все…
Глаза тупо ныли от непролитых слез, и девушка почти обрадовалась, когда Тильди воскликнула:
— Все! Наконец-то! От вас остались лишь кожа да кости! Не удивлюсь, если к вечеру вы свалитесь в обморок из-за всех этих нижних юбок и корсетов! Какая жестокость! Но пусть даже вы будете графиней Рейвн, все равно останетесь моей милой, дорогой госпожой Сай!
Тильди вытерла глаза краем фартука, невольно напомнив Синаре о более счастливых временах, когда жизнь была не такой сложной. Хотя Тильди родилась в Лондоне, ее мать была экономкой в Блуотере, родном доме Синары.
— Можно подумать, я на похороны собираюсь!
Тильди покачала головой:
— Сегодня в Блуотере печальный день.
Синара только успела поправить платье и проверить, на месте ли цветы в волосах, как в дверь постучали. Вошедший Уинслоу, дворецкий, объявил, что у входа ждет карета, чтобы везти Синару в часовню Блек Рейвна, находившуюся в пяти милях от Блуотера.
Девушка с облегчением заметила, что часовня погружена в полумрак — так даже лучше, по крайней мере гости не заметят, как несчастна невеста. Небольшое каменное здание было наполнено тяжелым ароматом белых лилий. Пламя восковых свечей дрожало и колебалось. Воздух был пронизан свинцовой тяжестью. Казалось, природа замерла и затаилась перед надвигающейся грозой. Цветочные бутоны плотно сжали лепестки, птицы смолкли — все живое боялось ярости грозившей разбушеваться стихии.
Синара упорно не отрывала взгляда от алтаря, но краем глаза все равно видела Феликса, и специально старалась прищуриться, не вглядываться слишком пристально, отказываясь признаться даже себе, что не злобный призрак, а реальный человек ожидает ее у этого алтаря. Каждый сделанный с таким трудом шаг приближал девушку к гибельной судьбе. Стиснув в дрожащих пальцах букет и кружевной платочек, она ступала медленно, величественно, с высоко поднятой головой. Еще мгновение, и она уже стояла перед капелланом Блек Рейвна. Пальцы Феликса сжали ее ладонь. Синара вздрогнула. Холодно… как холодно… Его рука… такая мясистая, настойчиво-требовательная…
Феликс с силой сдавил ее руку, вынудив Синару невольно взглянуть на него. Лицо покрыто потом, накрахмаленные воротнички уже потеряли свежесть. Короткие каштановые волосы гладко причесаны и напомажены. Светло-карие глаза сверкают неприкрытым торжеством, хотя в них по-прежнему проглядывают все те же уклончивость и скрытность, так хорошо знакомые с детских лет. В складках галстука блестит драгоценный камень. Феликс плотоядно облизнул толстые губы, и Синара с отвращением прикрыла веки. В ушах глухо звучал монотонный голос священника, казалось, возносившего молитвы Злу.
Синара услыхала, как дает обеты Феликс, и ее руки затряслись так, что она едва не выронила букет. Все вокруг перекосилось, завертелось в безумной пляске. Почему-то не хватало воздуха, а колени подкосились, но упасть Синара не успела: Феликс поспешно обнял ее за талию, удерживая на весу. Его большой палец немилосердно вонзился ей в ребро, и Синара хотела застонать, но губы не двигались. Настала ее очередь произносить обеты, а слова не шли с языка, и Феликс больно впился в нее ногтями. «Она не может, не может через это пройти!»
Первая иззубренная молния располосовала небо; от оглушительного удара грома дрогнула земля. Порыв ветра принес странный шум и конский топот. Копыта простучали по мощеной дорожке; по скамьям прокатился шепот. По каменному полу прозвенели шаги, и Синара впервые осмелилась оглянуться. Рука Феликса сползла с ее спины.
Словно в тумане увидела девушка высокого мужчину, идущего по проходу. Он был весь в черном, и энергичную походку слегка портила едва заметная хромота. Темные волосы, смуглая от летнего солнца кожа. Взгляд этих обсидиановых глаз пронизал тоскливый мрак. Мерлин Сеймур не из тех, кого можно было не узнать. И совсем непохож на того измученного несчастного беднягу, которого она видела на похоронах Макса! Перед ней стоял сильный, целеустремленный человек.
— Свадьбы не будет! — громко объявил он.
Синара слышала слова, не понимая смысла, молча глядя на широкие мускулистые плечи и падавшие на воротник черные локоны, и только сжалась от страха, когда Мерлин потянулся к ней, и подалась к переднему ряду скамеек, где сидела мать. Послышался негодующий ропот собравшихся.
Мерлин двумя шагами перекрыл разделявшее их расстояние, без видимого усилия подхватил Синару на руки и, ни слова не говоря, понес к двери. Поднялась суматоха. Феликс набросился с кулаками на Мерлина, пытаясь вырвать у него Синару. Потрясенная девушка упиралась в грудь похитителя, но его хватка не ослабевала.
— Спокойно! — приказал Мерлин, и озноб страха пошел по спине Синары.
— Немедленно отпустите меня!
Ее он словно не слышал.
— Ты не посмеешь сделать это, Сеймур! — завопил Феликс вслед сбегавшему по ступенькам Мерлину.
— Уже посмел, — откликнулся он. — Синара не принадлежит тебе и никогда твоей не будет.
Он забросил ее на коня, сам прыгнул в седло и крепко сжал ее талию, прежде чем Синара попыталась соскользнуть на землю.
Девушка понимала — нужно кричать, вырываться, но ощущение нереальности происходящего лишало ее сил и воли. Сквозь застилавшую глаза дымку она наблюдала, как ветер подхватил и понес кружевной платочек. Словно крошечное привидение, он пронесся по воздуху и приземлился на высоком железном кресте. Глаза Синары широко раскрылись. Неужели это знак близкой смерти?
Знакомые лица столпившихся в дверях людей проплыли перед глазами. Сконфуженные, сбитые с толку приглашенные что-то кричали, протягивали руки, но Мерлин повернул огромного черного жеребца и пустил его в галоп. За ним мчался еще один всадник, совсем старик, который, однако, держал возможных преследователей под прицелом двух дуэльных пистолетов.
— Ты заплатишь за это, Мерлин! — завопил вслед Феликс как раз в тот момент, когда на землю обрушились дождевые потоки.
— Клянусь, недолго ждать, пока твоя кровь обагрит землю!