Кристел бросила на него краткий взгляд и снова обратила внимание на лес.
— Только с двумя, капитан. Первый— на Локи, второй — на Гренделе.
Больше она ничего не сказала. И не нужно было говорить. На Гренделе чужие оказались не туземцами. Это были роботы-убийцы, созданные с помощью генной инженерии и заснувшие, а их хозяева давным-давно исчезли. Те, с кем предполагалось воевать, тоже пропали, но когда археологи разбудили роботов, они проснулись с яростной жаждой боя. Их оружие было сокрыто вместе с ними: вживленные высокие технологии, сопоставимые с любым оружием Империи. Чудовища, и неудержимые. Они стерли в порошок всех, кого посылали против них. К счастью, эти чужие не располагали космическими кораблями. На Гренделе они оказались в западне. В конце концов в дело вмешался Имперский флот и с околопланетной орбиты методично выжег всю поверхность.
А Кристел работала с археологами как разведчица. То есть именно она не заметила первых признаков опасности. Неудивительно, что ее отправили в Адскую группу.
Неприятное открытие обеспокоило Хантера больше, чем ему хотелось бы себе в этом признаться. Очевидно, любой разведчик в Адских группах — второсортный, но капитан считал, что свое-то дело, по крайней мере, они знают… Он поморщился, поняв, как безотчетно полагался на знания и опыт Кристел в надежде на помощь в первые дни на Волке-IV. Теперь, похоже, весь груз придется тащить в одиночку.
Кристел наблюдала за капитаном краем глаза. Все мысли Хантера она прочла на его лице. Пусть понервничает; она еще докажет, кто прав. Никто бы не заметил этих признаков на Гренделе. Ни один разведчик не сталкивался ни чем подобным ни до того, ни после. Ее вины не было, как бы ни решила после Империя.
Кристел внимательно смотрела на окружающий лес, но больше думала о чужом городе. Она чувствовала, как изнутри нарастает знакомое возбуждение. Вызов, брошенный неизвестностью, возможность толкнуться с чужой культурой и доказать свое превосходство единственным способом, который в конечном счете решает все: пистолетом и мечом. Кристел в глубине души усмехнулась.
Поработай как следует с этим чужим городом, Империя вернет тебя к прежней службе. Всякое случается.
Меган де Шанс шла по лесу потупя взор. Смотреть было на что, но она чувствовала: они не одиноки. Повсюду ощущались внимательные глаза — взгляды словно давили на кожу. Меган держала мозг наглухо закрытым, чтобы давление не стало чрезмерным, не захлестнуло ее, как волна. Она подняла голову и заставила себя глядеть по сторонам, но, кроме леса, ничего не было. Вокруг смутно вырисовывались высокие закрученные стволы, они темнели и поблескивали полумраке, оставленном чужим солнцем. Листва вблизи казалась противно-желтой, как прогорклое масло. На бугристой и изъязвленной черной коре экстрасенс могла бы при желании увидеть чужие лица. Деревья стояли плотно, но то тут, то там расступались, открывая узкую тропу, по которой двигалась группа.
Де Шанс с трудом сглотнула.
Раз есть тропа, значит, кто-то или что-то постоянно здесь ходит. Или ходил. Может быть, она ведет прямо к городу.
— Капитан, — отчетливо произнесла Меган, — думаю, нужно ненадолго задержаться.
Хантер поднял руку, и группа остановилась. Он посмотрел на де Шанс:
— В чем дело, экстрасенс?
— Тропа, по которой мы идем, слишком утоптана для природной, капитан. И меня не оставляет чувство, что за нами наблюдают.
Хантер медленно кивнул в знак согласия:
— Прослушайте лес, экстрасенс. И скажите, что услышали.
Де Шанс с видимой неохотой выполнила приказ. Глаза у нее стали пустыми. Дыхание сделалось медленным и ритмичным, в лице, мышцы которого совершенно расслабились, не осталось ничего от нормального человека.
Хантер отвел взгляд. Он не первый раз видел экстрасенса в глубоком трансе, но привыкнуть к этому не мог. Все равно что глядеть на посмертную маску. Де Шанс открыла глаза, лицо ее снова обрело форму и смысл, как перчатка, надетая на руку.
— Капитан, здесь что-то есть, но я не могу зацепиться. Что-то бодрствует и знает о нашем присутствии, и ему больно. Ужасно, до безумия больно. Я сначала подумала, не грезит ли оно — ощущение было, словно смотришь со стороны чужой ночной кошмар. Но боль слишком реальна для кошмара.
— Конкретнее, — попросил Хантер. — Вы говорите об одном создании? Больше в лесу ничего нет?
— Не знаю. Может быть. Я еще не сталкивалась ни с чем подобным. — Де Шанс помолчала, а потом сосредоточила на Хантере взгляд все еще пустых глаз: — Капитан, других признаков жизни в лесу я не нашла. Ни зверей, ни птиц, ни насекомых. Возможно, я слушала именно лес: единый живой организм.
Хантер повернулся к разведчице:
— Ваше мнение?
Кристел пожала плечами:
— Групповой мозг долго был в моде у теоретиков. Но никто его не видел.
— Если это групповой мозг, может ли он представлять опасность? — нетерпеливо уточнил Хантер.
Кристел улыбнулась:
— Капитан, все чужое опасно.
«И снова мне решать, — подумал Хантер. — Идти вперед, налево, направо, назад…»
Он опять огляделся. Деревья тянулись от корней какими-то фантастическими букетами, сплачивали ряды и с холодной самоуверенностью отталкивали капитанский взгляд. Хантер колебался, не зная, как дальше действовать. Он еще мог развернуть команду, но никакой практической угрозы пока не встретилось. С другой стороны, экстрасенс права: в лесу есть что-то живое. Не считая этого, лес спокойнее могилы. Но в лесу они все же оставались в большей безопасности, чем ночью на равнине. Вероятно… Хантер еще раз осмотрел личный состав:
— Разведчица, мы с вами идем впереди. Де Шанс, вы с Уильямсом сразу за нами, но не прижимайтесь. О любой угрозе немедленно кричите. Корби, Линдхольм — замыкаете. Команда, оружие наготове, при любом сомнении сначала стреляйте, вопросы — потом. Никто и ничто не должно подойти ближе десяти футов. Есть вопросы?
Уильямс поднял руку.
— Да, доктор.
— Что-то непонятно?
— Капитан, нужно ли включать силовые щиты? На всякий случай?
— На ваше усмотрение. Только не забывайте, энергетические кристаллы истощаются через несколько часов непрерывной работы. Может быть, лучше сберечь щит до того момента, когда он действительно будет необходим.
Уильямс покраснел и коротко кивнул.
Хантер двинулся в сумрак, остальные последовали за ним.
Смрад усилился. Влажно и кисло пахло нанесенным дымом и растоптанной листвой. Почва под ногами трещала и подавалась, а иногда нелепо пучилась — там, где на поверхность прорывались корни деревьев. Сумерки вокруг протоптанного кем-то узкого следа сгущались.
Корби так сжимал рукоять пистолета, что заныли пальцы. Он опять боялся и должен был прилагать усилия, чтобы страх не читался на лице. На это у него еще хватало гордости. Они с Линдхольмом, по определению, в группе — бойцы, обязанные защитить и сохранить остальных Все зависят от них.
Корби почти улыбнулся, но улыбка получилась жалкой. Уже давно он не способен защищать кого бы то ни было, включая самого себя. Было время, когда выпивка давала ему смелость встретить новый день, но уже несколько месяцев и этого недостаточно. Все труднее отвечать на сиюминутные вопросы и решать сиюминутные задачи. Все, что выходит за круг штатного расписания, стало подозрительным и даже пугающим. Корби был в постоянном напряжении, мышцы ныли. Он мало спал, а когда спал, видел мерзкие сны.
После войны с Воителями-Призраками в Корби что-то сломалось и больше уже не пришло в норму. Прятать голову в песок от этого факта все труднее, но сейчас, по крайней мере, он ощущал собственную гордость, а это не пустяк. Это все, что у него осталось. Кроме того, он не мог опозориться перед Линдхольмом. Тот стал легендой на аренах Голгофы: три года он встречал там кого угодно и ни разу не проиграл. Поговаривали, что в закрытой встрече он голыми руками убил Упыря.
Корби печально усмехнулся. Может, поэтому он так жмется к Линдхольму, надеется позаимствовать смелости.
Лес Корби не нравился. Тени казались слишком темными. Морской пехотинец посмотрел вокруг и облизал сухие губы Что-то было не так Он не видел и не слышал ничего определенного, на что можно списать тревогу, но инстинкты так заявляли о себе, что живот судорожно поджимался. Сначала Корби не обращал внимания, считая это нормальной нервной реакцией на боевую задачу, но в конце концов профессионализм вынудил его отказаться от такого легкого объяснения. Экстрасенс права. За группой наблюдают. На границе поля зрения обозначилось движение, и Корби пришлось напрячь всю волю, чтобы не повернуть голову. Он глядел строго вперед, но удвоил внимание.
Движение повторилось.
— Капитан, — негромко произнес Корби, — движение. На четыре часа.
Хантер внимательно посмотрел в указанном направлении, потом вернулся взглядом к команде.
— Корби, ничего не вижу.
— Я видел. Два раза. По-моему, оно идет за нами.
— Черт, — выругался Хантер.
Он поднял руку, и вся группа застыла на месте.
— Хорошо, ребята, встали в круг. Потеснее, но оставьте место поработать мечом. Не стреляйте без необходимости. Помните, за две минуты, пока перезаряжается дисраптер, многое может случиться.
Группа начала перестраиваться, и лес распался на части. Дерево, которое стояло прямо перед ними, оплыло, как сгоревшая свеча. Листья посыпались с ветвей и разметались по земле. Сучковатый ствол потерял форму и обратился в болото, пенящееся поперек тропки и лениво плюющееся. Скрипнула сталь по коже — группа обнажила мечи. Де Шанс вскрикнула от омерзения, когда ей на плечи сверху свалилось что-то мягкое и липкое. Спустя несколько секунд она с облегчением поняла: это просто отпавшая ветка, — но тут ветка обвилась вокруг ее горла и стала душить. Меган вонзила в нее ногти свободной руки, ветка съежилась и потекла между пальцами; экстрасенс освободилась от нее и отшвырнула прочь.
— Спина к спине! — заорал Линдхольм. — Все — спина к спине. И берегите соседа, как себя!
Лес вокруг них плавился. Деревья не могли удерживать форму, стволы тянулись друг к другу и перетекали один в другой. Дождем падали листья, собирались в кучи, сворачивались и разворачивались, как умирающие мотыльки. Ветви, словно брызги кипящего сиропа, удлинялись и в слепой ярости тянулись к группе. Группа отбивалась холодной сталью и рубила пенящиеся растения, не ощущая никакого сопротивления клинкам. На ветвях вдруг появились когти и отростки с шипами, а в земле разверзлись зубастые рты. Из кипящих стволов тускло пялились глаза. Явно нечеловеческие.
Корби потянул из кобуры пистолет и выстрелил в ближнее дерево. Оно взорвалось, рассыпая вокруг сотни корчащихся обрубков, но, упав, они еще дергались, двигались, были живы. Земля под ногами задрожала. Где-то в глубине леса раздался бессловесный вой.
— Назад по тропе! — рявкнул Хантер. — Включить щиты! Встали в периметр!
Руки метнулись к браслетам, и засветились приведенные в действие силовые щиты. Прямоугольники, выражающие идею чистой энергии, мерцали во мраке — заслон против любого известного человеку оружия. Группа устремилась по тропе назад. Из земли тянулись шипастые корни. Дорогу перекрыло черное дерево, словно изъеденное раком. Хантер навел пистолет, и оно вдруг утратило всякую форму и объем, устремилось навстречу, как темная кипящая вода. Капитан подставил щит и содрогнулся, принимая вес целого расплавившегося дерева: оно растеклось бурлящими ручейками. Корби и Линдхольм успели прикрыть Хантера с флангов и часть удара отразили своими щитами.
Лес корчился и распадался на куски, сохраняя при этом какие-то страшные обличил жизни. Группа продиралась по тропе шаг за шагом, силовые щиты словно плевались искрами, сомкнутые в единую защитную систему. Лес стал неузнаваем. Дикие видения проступали из пенящейся мглы, показывая оскал зубов, когти и пристально глядящие глаза. Оставшиеся деревья падали друг на друга, теряя форму и значение, смешивались и срастались. Живой дождь не прекращался, и тени сделались еще темнее.
Дыхание у Хантера до боли участилось и укоротилось, приходилось напрягаться ради глотка воздуха. Инстинкты требовали повернуться и бежать отсюда, но он не мог сделать даже этого. Ужас вгрызался в капитана, однако он не порадует лес своим бегством. Он завел команду в ловушку и выведет ее отсюда в целости и сохранности. Хантеру еще как-то удавалось внешне не показывать страха, а если и дрожали руки, то не у него одного.
Он выстрелил из дисраптера, сметая кучу спутанных веток, которые, кажется, преградили тропу. Наконец встретилось что-то твердое и настоящее, на что он мог резким действием выплеснуть свой страх. Капитан посмотрел на Корби и Линдхольма, пробивавшихся рядом. Линдхольм улыбался с отсутствующим видом, его клинок блеснул, обрубая тянущееся к группе черное щупальце. Корби работал мечом медленнее и не так уверенно, но с яростной, упорной неуступчивостью, отпугивающей лес. Хантер отвел взгляд, испытывая отвращение к себе из-за того, что не мог преодолеть ужас — слепой, тупой и почти подавивший его.
«Если есть какая-то надежда на то, что группа выживет, — с горечью подумал он, — то надеяться нужно на этих морских пехотинцев, а не на меня. Они — бойцы… А я — нет. Больше не боец».
Казалось, пройдет вечность, пока они вырвутся из леса, но сумрак вдруг отступил перед резким, слепящим светом, а воздух снова стал чистым и свежим. Группа вышла из-под деревьев, шатаясь от пережитого, но сохраняя тем не менее подобие боевого порядка и не отводя от леса стволов. Ветви тянулись за ней узловатыми пальцами, медленно раскачивались, но, видимо, не могли выйти за пределы владений растительности.
Хантер медленно опустил пистолет и выключил силовой щит, остальные по очереди последовали его примеру.
— Экстрасенс, похоже, вы были правы, — спокойно отметила разведчица. — Лес — живой и боится нас.
— А запах, будто уже год, как он умер, — добавил Корби.
Он тщательно соскребал с формы пятнавшие ее черные потеки, вполне довольный тем, что его голос остался ровным и безразличным.
Группа как могла отчистилась, стирая оставленные лесом пометки. Одежду и кожу покрывала плотная липкая слизь. Казалось, она шевелится и живет своей жизнью, омерзительно теплая на ощупь. Люди поворачивались, подставляя соседу плечи и спину.
— Ничего удивительного, что в лесу нет ни птиц, ни зверья, — наконец произнес Хантер. — Должно быть, лес их всех съел. Эта чертова штуковина отлично замаскирована. Пока не попадешь в самую середину, никакой опасности не видно. — Он обратился к де Шанс: — Экстрасенс, а сейчас что вы ощущаете?
Де Шанс нахмурилась:
— Ничего определенного. Голод. Ярость. Боль. И что-то еще, что я не могу распознать. Если это чувства, то у человека нет ничего подобного.
— Капитан, что же мы будем делать? — Голос Уильямса был вежлив, но настойчив. — Через лес мы двигаться не можем, а если обходить, то маршрут удлинится на несколько миль.
— Значит, прогулка немного затянется, — ответил Хантер. — Физические нагрузки нам всем только на пользу.
Он прилагал все силы, чтобы выглядеть беззаботным и расслабленным. Теперь стало очевидно, ночь придется провести под открытым небом. Капитан раньше хотел этого избежать, но сейчас не видел смысла без необходимости тревожить команду. Они окажутся в относительной безопасности, когда примут необходимые меры.
Кристел задумчиво смотрела на лес. На краю его деревья вернулись к своему обычному виду, но дальше виднелась только бурлящая тьма.
— Капитан, думаю, нам повезло. Если бы лес реагировал быстрее, он мог бы нас всех убить.
— Оно спало, — сказала де Шанс. — Оно долго спало. Мы его разбудили.
Хантер внимательно посмотрел на экстрасенса. Та говорила медленно и невнятно, глаза затуманились и расплылись.
Группа неуверенно переглядывалась. Линдхольм осторожно коснулся ее руки, но ответа не последовало. Хантер сделал жест, чтобы морской пехотинец не трогал экстрасенса, и сам шагнул к де Шанс.
— Оно долго спало, — повторила экстрасенс. — Ему снились сны. Иногда шевелилось, когда в этом мире что-то происходило. Оно все спало…
— Что — оно, Меган? — мягко спросил Хантер.
— Все.
Глаза вдруг прояснились, и она изумленно покачала головой:
— Капитан, я… Не знаю, что я тут нащупала. Я стучалась во что-то громадное, но настолько необычное, что…
— Чужое, — уточнила разведчица Кристел.
— Да, — почти против воли согласилась де Шанс. — Капитан, прошу меня извинить, но точнее сказать не могу. Ничего похожего я раньше не ощущала. Сейчас я не сама вошла в транс, что-то вызвало меня. Что-то чудовищное…
Омерзение, которое слышалось в ее голосе, заставило группу на мгновение умолкнуть. Хантер первым пришел в себя.
— Хорошо, — отрезал он. — Молчите. Если это что-то, что бы оно ни было, снова попытается выйти с вами на контакт, немедленно сообщите мне.
Он отошел от экстрасенса и хмуро посмотрел на лес. Если что-то оттуда наблюдало за ними, то, может быть, лучше сделать из себя цель поменьше… Или две цели.
Хантер встал к лесу спиной и обратился к группе:
— Команда делится на два отряда. Разведчица, доктор Уильямс и я попытаемся обойти лес с запада. Остальные пойдут по восточному маршруту. Двигаться без промедления и без шума, ни во что не встревать. Два небольших отряда труднее засечь, чем всех нас вместе, но только пока мы не привлекаем к себе внимания. Оба маршрута на компьютерной карте практически одной протяженности, но местность разная. Могут возникнуть препятствия. Отряд, который первым выйдет к городу, ждет остальных. Это приказ. Де Шанс, вы старшая в своем отряде. И помните все: цель нашей маленькой экскурсии — сбор данных, а не неоправданный риск. У меня все. Группа, вперед!
Морские пехотинцы молча кивнули и отправились с Меган де Шанс к востоку. Хантер посмотрел, как уходит экстрасенс, и нахмурил брови. Относительно Линдхольма и Корби он сомнений не испытывал: эти двое за себя всегда ответят. Но экстрасенс… Его озадачил последний транс. Она показалась капитану странной… Какой-то неуправляемой, словно контакт был сильнее, чем она.
Хантер медленно выдохнул. Вся печаль с экстрасенсами в том, что они, черт побери, не от мира сего — даже в своем нормальном состоянии, — и никогда нельзя с уверенностью сказать, в порядке они или нет.
«Оно спало. Мы его разбудили».
Разбудили что?
Хантер помрачнел. Невозможно работать, чересчур много вопросов и слишком мало ответов. Остается шанс тем не менее, что город все изменит. Так или иначе. Капитан коротким кивком пригласил в путь доктора и разведчицу и двинулся на запад, оставляя лес позади. Уильямс и Кристел молча последовали за ним.
Лес позади перетекал из одной формы в другую и искал в памяти давно ушедших времен то обличье, в котором надлежит остаться.
Они молча шли добрых полчаса. Лес постепенно начал возвращаться к неподвижности, по краю деревья сделались твердыми и прочными. Грязно-желтые листья свисали с могучих ветвей цвета вороненой стали, а бугристые стволы были толсты и мощны. Но в глубине темнота еще бурлила и ворочалась. Появлялись и исчезали неясные силуэты; те же немногие, которые Хантер мог хоть как-то определить, непонятным образом тревожили, словно зависли на грани понимания, не переходя ее. Руку свербило от желания вытащить пистолет из кобуры. Лес оскорблял капитана. Хотелось выжечь его под корень, очистить огнем, покарать: он изображает из себя совсем не то, что существует в действительности. В чужом мире, где все выглядит и чувствуется иначе, есть постоянное искушение увидеть знакомое в вещах, которые лишь едва напоминают прежние образы. Лес казался совершенно обычным. Даже уютным. Хантер ужасно хотел найти хоть одно место в новом мире, где мог бы чувствовать себя легко и свободно, в полной безопасности. Сейчас ему в этом отказывали. Лес предал капитана, потому что лес — чужой.
Разведчица Кристел бесстрастно изучала двоих,. шагавших рядом. С капитаном могли быть проблемы. Он был недостаточно решителен. По своему боевому опыту разведчица знала — шансы выжить в чужом мире зависят от быстроты мышления и опережающих ее рефлексов Если бы капитан прислушался к предупреждениям экстрасенса, лес не застал бы их врасплох. Капитан слишком доверчив.
Кристел едва заметно улыбнулась. Для изучения чужого есть лишь одно правило: будь готов выстрелить первым.
Ее инструктировали отдельно. В том случае, если капитан окажется несостоятельным, Кристел должна занять его место. Если понадобится — с применением силы. Это будет нетрудно. Доктор против нее не выступит — он слаб и легко поддается влиянию. Морские пехотинцы будут выполнять приказы — не важно чьи, лишь бы достаточно твердые. А экстрасенс сделает, что ей скажут. Экстрасенсы знают свое место. Но при всем при этом Кристел не хотела возглавлять команду. Ее не интересовали ни работа, ни ответственность, если нужно отдавать приказы. Ей лучше всего работалось, когда цели и условия определяли другие Тогда Кристел знала, что делать. Роль разведчицы позволяла сосредоточиться на действительно интересных вещах. Например, убивать чужих. Пусть Хантер работает на всю длину поводка. А она укоротит его только в крайнем случае.
Кристел беспокоил чужой город. Согласно уставу, ей следовало немедленно доложить в Империю в ту секунду, когда они выявили факт существования города, но разведчица не пожелала этого сделать — только и всего. Во-первых, она выглядела бы дурой, окажись находка пустой грудой развалин. Ее обвинили бы в трусости. А во-вторых, после донесения о городе Империя отняла бы его у Кристел. Они не верят, что Кристел может работать профессионально, — после Грендела. Флот направит собственную команду, и вся слава достанется им. А город был нужен лично Кристел. Она использует его, чтобы доказать — Империя ошиблась относительно ее. Она по-прежнему разведчица.
Кристел вошла в компьютерную сеть катера и прочла записи о городе. На экране перед ней перемежались непонятного вида башни и монолиты, похожие на бледных и беспокойных призраков. Ни схема города, ни его строения не позволяли провести хоть какие-то ассоциации ни с чем, виденным разведчицей прежде и заслуживающим названия «рельеф местности». До сих пор Империя больше всего боялась в один далеко не прекрасный день столкнуться с конкурентом-чужаком. «Звездные войны» пока оставались компьютерной игрушкой, и все страстно надеялись, что ничто и никогда не изменится.
После открытий на Гренделе предсказания компьютеров становились все более туманными. Кто бы ни создал живые машины-убийцы на Гренделе, он вполне мог оказаться смертельно опасным и безжалостным врагом самой Империи.
Чужие. До сих пор не было и намека на то, кто построил город, но Кристел при мысли о столкновении с новым чужим биологическим видом чувствовала, как нарастает знакомое возбуждение. В работе с мечом и пистолетом было что-то такое, что давало ей ощущение полноты существования. Разведчики знали лишь одну истину и ею жили: все высшие успехи человечества — результат воинствующего насилия. Разведчики стали итогом активности общества в поисках совершенного убийцы: самое смертоносное оружие, какое люди смогли выдумать.
И как всякие оружие, они требовали постоянной закалки в сражении, чтобы не утратить мощи и остроты.
Уильямс старался не смотреть на плавящийся лес и сосредоточить мысли на чужом городе. С капитаном все было сложно. С диктаторскими замашками, властный и с излишним пуританством: во вред себе же — скажем так. У доктора все больше крепло убеждение, что если в этом новом мире и можно извлечь какую-то прибыль, то не благодаря капитану Хантеру, а вопреки ему. Однако… Уильямс едва заметно улыбнулся. Этот мир полон опасностей. С капитаном всегда может произойти несчастный случай. Очень прискорбный, но непременно смертельный случай.
Лес позади медленно двигался, а они продолжали свой путь в обход его. Хантер внимательно следил за чащей, но не видел пока никакой угрозы. Он почувствовал некоторое облегчение. Возможно, лес снова погружается в спячку.
Когда они подошли к небольшому озерцу, высоко в утреннем небе ярко сияло солнце. Озеро было почти круглым, примерно десяти футов в диаметре и где-то в дюжине ярдов от границы растительности. Хантер остановил отряд и издали рассмотрел озерцо. Оно лежало на фут ниже окружающей местности — сухой и твердой, словно камень, как и повсюду здесь. Вода имела темный красно-коричневый цвет, а когда капитан нагнулся вперед, до него донеслось дуновение слабого аромата, резкий запах, который он не смог определить. Волны озерца испещрили группы равноудаленных отметин, земля казалась маслянистой и неприятно осклизлой.
— Нужно зафиксировать расположение озера, — наконец произнес Хантер. — Очень скоро нам понадобится источник свежей воды.
— Если допустить, что эту дрянь можно пить, — уточнила Кристел. — У нас не так уж много фильтрационных таблеток.
— Угу, — нахмурился капитан. — Хотел бы я иметь анализаторы, чтобы оценивать качество открытых источников. Это одна из задач, с которой нам предстоит разобраться в самое ближайшее время. Проклятье.
— Не обращайте внимания на цвет, — сказала Кристел. — И на запах.
— Наверно, я могу быть полезен, — вмешался Уильямс. Он медленно двинулся вперед, не отводя взгляда от озерца, а потом опустился на колени.
— Только с двумя, капитан. Первый— на Локи, второй — на Гренделе.
Больше она ничего не сказала. И не нужно было говорить. На Гренделе чужие оказались не туземцами. Это были роботы-убийцы, созданные с помощью генной инженерии и заснувшие, а их хозяева давным-давно исчезли. Те, с кем предполагалось воевать, тоже пропали, но когда археологи разбудили роботов, они проснулись с яростной жаждой боя. Их оружие было сокрыто вместе с ними: вживленные высокие технологии, сопоставимые с любым оружием Империи. Чудовища, и неудержимые. Они стерли в порошок всех, кого посылали против них. К счастью, эти чужие не располагали космическими кораблями. На Гренделе они оказались в западне. В конце концов в дело вмешался Имперский флот и с околопланетной орбиты методично выжег всю поверхность.
А Кристел работала с археологами как разведчица. То есть именно она не заметила первых признаков опасности. Неудивительно, что ее отправили в Адскую группу.
Неприятное открытие обеспокоило Хантера больше, чем ему хотелось бы себе в этом признаться. Очевидно, любой разведчик в Адских группах — второсортный, но капитан считал, что свое-то дело, по крайней мере, они знают… Он поморщился, поняв, как безотчетно полагался на знания и опыт Кристел в надежде на помощь в первые дни на Волке-IV. Теперь, похоже, весь груз придется тащить в одиночку.
Кристел наблюдала за капитаном краем глаза. Все мысли Хантера она прочла на его лице. Пусть понервничает; она еще докажет, кто прав. Никто бы не заметил этих признаков на Гренделе. Ни один разведчик не сталкивался ни чем подобным ни до того, ни после. Ее вины не было, как бы ни решила после Империя.
Кристел внимательно смотрела на окружающий лес, но больше думала о чужом городе. Она чувствовала, как изнутри нарастает знакомое возбуждение. Вызов, брошенный неизвестностью, возможность толкнуться с чужой культурой и доказать свое превосходство единственным способом, который в конечном счете решает все: пистолетом и мечом. Кристел в глубине души усмехнулась.
Поработай как следует с этим чужим городом, Империя вернет тебя к прежней службе. Всякое случается.
Меган де Шанс шла по лесу потупя взор. Смотреть было на что, но она чувствовала: они не одиноки. Повсюду ощущались внимательные глаза — взгляды словно давили на кожу. Меган держала мозг наглухо закрытым, чтобы давление не стало чрезмерным, не захлестнуло ее, как волна. Она подняла голову и заставила себя глядеть по сторонам, но, кроме леса, ничего не было. Вокруг смутно вырисовывались высокие закрученные стволы, они темнели и поблескивали полумраке, оставленном чужим солнцем. Листва вблизи казалась противно-желтой, как прогорклое масло. На бугристой и изъязвленной черной коре экстрасенс могла бы при желании увидеть чужие лица. Деревья стояли плотно, но то тут, то там расступались, открывая узкую тропу, по которой двигалась группа.
Де Шанс с трудом сглотнула.
Раз есть тропа, значит, кто-то или что-то постоянно здесь ходит. Или ходил. Может быть, она ведет прямо к городу.
— Капитан, — отчетливо произнесла Меган, — думаю, нужно ненадолго задержаться.
Хантер поднял руку, и группа остановилась. Он посмотрел на де Шанс:
— В чем дело, экстрасенс?
— Тропа, по которой мы идем, слишком утоптана для природной, капитан. И меня не оставляет чувство, что за нами наблюдают.
Хантер медленно кивнул в знак согласия:
— Прослушайте лес, экстрасенс. И скажите, что услышали.
Де Шанс с видимой неохотой выполнила приказ. Глаза у нее стали пустыми. Дыхание сделалось медленным и ритмичным, в лице, мышцы которого совершенно расслабились, не осталось ничего от нормального человека.
Хантер отвел взгляд. Он не первый раз видел экстрасенса в глубоком трансе, но привыкнуть к этому не мог. Все равно что глядеть на посмертную маску. Де Шанс открыла глаза, лицо ее снова обрело форму и смысл, как перчатка, надетая на руку.
— Капитан, здесь что-то есть, но я не могу зацепиться. Что-то бодрствует и знает о нашем присутствии, и ему больно. Ужасно, до безумия больно. Я сначала подумала, не грезит ли оно — ощущение было, словно смотришь со стороны чужой ночной кошмар. Но боль слишком реальна для кошмара.
— Конкретнее, — попросил Хантер. — Вы говорите об одном создании? Больше в лесу ничего нет?
— Не знаю. Может быть. Я еще не сталкивалась ни с чем подобным. — Де Шанс помолчала, а потом сосредоточила на Хантере взгляд все еще пустых глаз: — Капитан, других признаков жизни в лесу я не нашла. Ни зверей, ни птиц, ни насекомых. Возможно, я слушала именно лес: единый живой организм.
Хантер повернулся к разведчице:
— Ваше мнение?
Кристел пожала плечами:
— Групповой мозг долго был в моде у теоретиков. Но никто его не видел.
— Если это групповой мозг, может ли он представлять опасность? — нетерпеливо уточнил Хантер.
Кристел улыбнулась:
— Капитан, все чужое опасно.
«И снова мне решать, — подумал Хантер. — Идти вперед, налево, направо, назад…»
Он опять огляделся. Деревья тянулись от корней какими-то фантастическими букетами, сплачивали ряды и с холодной самоуверенностью отталкивали капитанский взгляд. Хантер колебался, не зная, как дальше действовать. Он еще мог развернуть команду, но никакой практической угрозы пока не встретилось. С другой стороны, экстрасенс права: в лесу есть что-то живое. Не считая этого, лес спокойнее могилы. Но в лесу они все же оставались в большей безопасности, чем ночью на равнине. Вероятно… Хантер еще раз осмотрел личный состав:
— Разведчица, мы с вами идем впереди. Де Шанс, вы с Уильямсом сразу за нами, но не прижимайтесь. О любой угрозе немедленно кричите. Корби, Линдхольм — замыкаете. Команда, оружие наготове, при любом сомнении сначала стреляйте, вопросы — потом. Никто и ничто не должно подойти ближе десяти футов. Есть вопросы?
Уильямс поднял руку.
— Да, доктор.
— Что-то непонятно?
— Капитан, нужно ли включать силовые щиты? На всякий случай?
— На ваше усмотрение. Только не забывайте, энергетические кристаллы истощаются через несколько часов непрерывной работы. Может быть, лучше сберечь щит до того момента, когда он действительно будет необходим.
Уильямс покраснел и коротко кивнул.
Хантер двинулся в сумрак, остальные последовали за ним.
Смрад усилился. Влажно и кисло пахло нанесенным дымом и растоптанной листвой. Почва под ногами трещала и подавалась, а иногда нелепо пучилась — там, где на поверхность прорывались корни деревьев. Сумерки вокруг протоптанного кем-то узкого следа сгущались.
Корби так сжимал рукоять пистолета, что заныли пальцы. Он опять боялся и должен был прилагать усилия, чтобы страх не читался на лице. На это у него еще хватало гордости. Они с Линдхольмом, по определению, в группе — бойцы, обязанные защитить и сохранить остальных Все зависят от них.
Корби почти улыбнулся, но улыбка получилась жалкой. Уже давно он не способен защищать кого бы то ни было, включая самого себя. Было время, когда выпивка давала ему смелость встретить новый день, но уже несколько месяцев и этого недостаточно. Все труднее отвечать на сиюминутные вопросы и решать сиюминутные задачи. Все, что выходит за круг штатного расписания, стало подозрительным и даже пугающим. Корби был в постоянном напряжении, мышцы ныли. Он мало спал, а когда спал, видел мерзкие сны.
После войны с Воителями-Призраками в Корби что-то сломалось и больше уже не пришло в норму. Прятать голову в песок от этого факта все труднее, но сейчас, по крайней мере, он ощущал собственную гордость, а это не пустяк. Это все, что у него осталось. Кроме того, он не мог опозориться перед Линдхольмом. Тот стал легендой на аренах Голгофы: три года он встречал там кого угодно и ни разу не проиграл. Поговаривали, что в закрытой встрече он голыми руками убил Упыря.
Корби печально усмехнулся. Может, поэтому он так жмется к Линдхольму, надеется позаимствовать смелости.
Лес Корби не нравился. Тени казались слишком темными. Морской пехотинец посмотрел вокруг и облизал сухие губы Что-то было не так Он не видел и не слышал ничего определенного, на что можно списать тревогу, но инстинкты так заявляли о себе, что живот судорожно поджимался. Сначала Корби не обращал внимания, считая это нормальной нервной реакцией на боевую задачу, но в конце концов профессионализм вынудил его отказаться от такого легкого объяснения. Экстрасенс права. За группой наблюдают. На границе поля зрения обозначилось движение, и Корби пришлось напрячь всю волю, чтобы не повернуть голову. Он глядел строго вперед, но удвоил внимание.
Движение повторилось.
— Капитан, — негромко произнес Корби, — движение. На четыре часа.
Хантер внимательно посмотрел в указанном направлении, потом вернулся взглядом к команде.
— Корби, ничего не вижу.
— Я видел. Два раза. По-моему, оно идет за нами.
— Черт, — выругался Хантер.
Он поднял руку, и вся группа застыла на месте.
— Хорошо, ребята, встали в круг. Потеснее, но оставьте место поработать мечом. Не стреляйте без необходимости. Помните, за две минуты, пока перезаряжается дисраптер, многое может случиться.
Группа начала перестраиваться, и лес распался на части. Дерево, которое стояло прямо перед ними, оплыло, как сгоревшая свеча. Листья посыпались с ветвей и разметались по земле. Сучковатый ствол потерял форму и обратился в болото, пенящееся поперек тропки и лениво плюющееся. Скрипнула сталь по коже — группа обнажила мечи. Де Шанс вскрикнула от омерзения, когда ей на плечи сверху свалилось что-то мягкое и липкое. Спустя несколько секунд она с облегчением поняла: это просто отпавшая ветка, — но тут ветка обвилась вокруг ее горла и стала душить. Меган вонзила в нее ногти свободной руки, ветка съежилась и потекла между пальцами; экстрасенс освободилась от нее и отшвырнула прочь.
— Спина к спине! — заорал Линдхольм. — Все — спина к спине. И берегите соседа, как себя!
Лес вокруг них плавился. Деревья не могли удерживать форму, стволы тянулись друг к другу и перетекали один в другой. Дождем падали листья, собирались в кучи, сворачивались и разворачивались, как умирающие мотыльки. Ветви, словно брызги кипящего сиропа, удлинялись и в слепой ярости тянулись к группе. Группа отбивалась холодной сталью и рубила пенящиеся растения, не ощущая никакого сопротивления клинкам. На ветвях вдруг появились когти и отростки с шипами, а в земле разверзлись зубастые рты. Из кипящих стволов тускло пялились глаза. Явно нечеловеческие.
Корби потянул из кобуры пистолет и выстрелил в ближнее дерево. Оно взорвалось, рассыпая вокруг сотни корчащихся обрубков, но, упав, они еще дергались, двигались, были живы. Земля под ногами задрожала. Где-то в глубине леса раздался бессловесный вой.
— Назад по тропе! — рявкнул Хантер. — Включить щиты! Встали в периметр!
Руки метнулись к браслетам, и засветились приведенные в действие силовые щиты. Прямоугольники, выражающие идею чистой энергии, мерцали во мраке — заслон против любого известного человеку оружия. Группа устремилась по тропе назад. Из земли тянулись шипастые корни. Дорогу перекрыло черное дерево, словно изъеденное раком. Хантер навел пистолет, и оно вдруг утратило всякую форму и объем, устремилось навстречу, как темная кипящая вода. Капитан подставил щит и содрогнулся, принимая вес целого расплавившегося дерева: оно растеклось бурлящими ручейками. Корби и Линдхольм успели прикрыть Хантера с флангов и часть удара отразили своими щитами.
Лес корчился и распадался на куски, сохраняя при этом какие-то страшные обличил жизни. Группа продиралась по тропе шаг за шагом, силовые щиты словно плевались искрами, сомкнутые в единую защитную систему. Лес стал неузнаваем. Дикие видения проступали из пенящейся мглы, показывая оскал зубов, когти и пристально глядящие глаза. Оставшиеся деревья падали друг на друга, теряя форму и значение, смешивались и срастались. Живой дождь не прекращался, и тени сделались еще темнее.
Дыхание у Хантера до боли участилось и укоротилось, приходилось напрягаться ради глотка воздуха. Инстинкты требовали повернуться и бежать отсюда, но он не мог сделать даже этого. Ужас вгрызался в капитана, однако он не порадует лес своим бегством. Он завел команду в ловушку и выведет ее отсюда в целости и сохранности. Хантеру еще как-то удавалось внешне не показывать страха, а если и дрожали руки, то не у него одного.
Он выстрелил из дисраптера, сметая кучу спутанных веток, которые, кажется, преградили тропу. Наконец встретилось что-то твердое и настоящее, на что он мог резким действием выплеснуть свой страх. Капитан посмотрел на Корби и Линдхольма, пробивавшихся рядом. Линдхольм улыбался с отсутствующим видом, его клинок блеснул, обрубая тянущееся к группе черное щупальце. Корби работал мечом медленнее и не так уверенно, но с яростной, упорной неуступчивостью, отпугивающей лес. Хантер отвел взгляд, испытывая отвращение к себе из-за того, что не мог преодолеть ужас — слепой, тупой и почти подавивший его.
«Если есть какая-то надежда на то, что группа выживет, — с горечью подумал он, — то надеяться нужно на этих морских пехотинцев, а не на меня. Они — бойцы… А я — нет. Больше не боец».
Казалось, пройдет вечность, пока они вырвутся из леса, но сумрак вдруг отступил перед резким, слепящим светом, а воздух снова стал чистым и свежим. Группа вышла из-под деревьев, шатаясь от пережитого, но сохраняя тем не менее подобие боевого порядка и не отводя от леса стволов. Ветви тянулись за ней узловатыми пальцами, медленно раскачивались, но, видимо, не могли выйти за пределы владений растительности.
Хантер медленно опустил пистолет и выключил силовой щит, остальные по очереди последовали его примеру.
— Экстрасенс, похоже, вы были правы, — спокойно отметила разведчица. — Лес — живой и боится нас.
— А запах, будто уже год, как он умер, — добавил Корби.
Он тщательно соскребал с формы пятнавшие ее черные потеки, вполне довольный тем, что его голос остался ровным и безразличным.
Группа как могла отчистилась, стирая оставленные лесом пометки. Одежду и кожу покрывала плотная липкая слизь. Казалось, она шевелится и живет своей жизнью, омерзительно теплая на ощупь. Люди поворачивались, подставляя соседу плечи и спину.
— Ничего удивительного, что в лесу нет ни птиц, ни зверья, — наконец произнес Хантер. — Должно быть, лес их всех съел. Эта чертова штуковина отлично замаскирована. Пока не попадешь в самую середину, никакой опасности не видно. — Он обратился к де Шанс: — Экстрасенс, а сейчас что вы ощущаете?
Де Шанс нахмурилась:
— Ничего определенного. Голод. Ярость. Боль. И что-то еще, что я не могу распознать. Если это чувства, то у человека нет ничего подобного.
— Капитан, что же мы будем делать? — Голос Уильямса был вежлив, но настойчив. — Через лес мы двигаться не можем, а если обходить, то маршрут удлинится на несколько миль.
— Значит, прогулка немного затянется, — ответил Хантер. — Физические нагрузки нам всем только на пользу.
Он прилагал все силы, чтобы выглядеть беззаботным и расслабленным. Теперь стало очевидно, ночь придется провести под открытым небом. Капитан раньше хотел этого избежать, но сейчас не видел смысла без необходимости тревожить команду. Они окажутся в относительной безопасности, когда примут необходимые меры.
Кристел задумчиво смотрела на лес. На краю его деревья вернулись к своему обычному виду, но дальше виднелась только бурлящая тьма.
— Капитан, думаю, нам повезло. Если бы лес реагировал быстрее, он мог бы нас всех убить.
— Оно спало, — сказала де Шанс. — Оно долго спало. Мы его разбудили.
Хантер внимательно посмотрел на экстрасенса. Та говорила медленно и невнятно, глаза затуманились и расплылись.
Группа неуверенно переглядывалась. Линдхольм осторожно коснулся ее руки, но ответа не последовало. Хантер сделал жест, чтобы морской пехотинец не трогал экстрасенса, и сам шагнул к де Шанс.
— Оно долго спало, — повторила экстрасенс. — Ему снились сны. Иногда шевелилось, когда в этом мире что-то происходило. Оно все спало…
— Что — оно, Меган? — мягко спросил Хантер.
— Все.
Глаза вдруг прояснились, и она изумленно покачала головой:
— Капитан, я… Не знаю, что я тут нащупала. Я стучалась во что-то громадное, но настолько необычное, что…
— Чужое, — уточнила разведчица Кристел.
— Да, — почти против воли согласилась де Шанс. — Капитан, прошу меня извинить, но точнее сказать не могу. Ничего похожего я раньше не ощущала. Сейчас я не сама вошла в транс, что-то вызвало меня. Что-то чудовищное…
Омерзение, которое слышалось в ее голосе, заставило группу на мгновение умолкнуть. Хантер первым пришел в себя.
— Хорошо, — отрезал он. — Молчите. Если это что-то, что бы оно ни было, снова попытается выйти с вами на контакт, немедленно сообщите мне.
Он отошел от экстрасенса и хмуро посмотрел на лес. Если что-то оттуда наблюдало за ними, то, может быть, лучше сделать из себя цель поменьше… Или две цели.
Хантер встал к лесу спиной и обратился к группе:
— Команда делится на два отряда. Разведчица, доктор Уильямс и я попытаемся обойти лес с запада. Остальные пойдут по восточному маршруту. Двигаться без промедления и без шума, ни во что не встревать. Два небольших отряда труднее засечь, чем всех нас вместе, но только пока мы не привлекаем к себе внимания. Оба маршрута на компьютерной карте практически одной протяженности, но местность разная. Могут возникнуть препятствия. Отряд, который первым выйдет к городу, ждет остальных. Это приказ. Де Шанс, вы старшая в своем отряде. И помните все: цель нашей маленькой экскурсии — сбор данных, а не неоправданный риск. У меня все. Группа, вперед!
Морские пехотинцы молча кивнули и отправились с Меган де Шанс к востоку. Хантер посмотрел, как уходит экстрасенс, и нахмурил брови. Относительно Линдхольма и Корби он сомнений не испытывал: эти двое за себя всегда ответят. Но экстрасенс… Его озадачил последний транс. Она показалась капитану странной… Какой-то неуправляемой, словно контакт был сильнее, чем она.
Хантер медленно выдохнул. Вся печаль с экстрасенсами в том, что они, черт побери, не от мира сего — даже в своем нормальном состоянии, — и никогда нельзя с уверенностью сказать, в порядке они или нет.
«Оно спало. Мы его разбудили».
Разбудили что?
Хантер помрачнел. Невозможно работать, чересчур много вопросов и слишком мало ответов. Остается шанс тем не менее, что город все изменит. Так или иначе. Капитан коротким кивком пригласил в путь доктора и разведчицу и двинулся на запад, оставляя лес позади. Уильямс и Кристел молча последовали за ним.
Лес позади перетекал из одной формы в другую и искал в памяти давно ушедших времен то обличье, в котором надлежит остаться.
Они молча шли добрых полчаса. Лес постепенно начал возвращаться к неподвижности, по краю деревья сделались твердыми и прочными. Грязно-желтые листья свисали с могучих ветвей цвета вороненой стали, а бугристые стволы были толсты и мощны. Но в глубине темнота еще бурлила и ворочалась. Появлялись и исчезали неясные силуэты; те же немногие, которые Хантер мог хоть как-то определить, непонятным образом тревожили, словно зависли на грани понимания, не переходя ее. Руку свербило от желания вытащить пистолет из кобуры. Лес оскорблял капитана. Хотелось выжечь его под корень, очистить огнем, покарать: он изображает из себя совсем не то, что существует в действительности. В чужом мире, где все выглядит и чувствуется иначе, есть постоянное искушение увидеть знакомое в вещах, которые лишь едва напоминают прежние образы. Лес казался совершенно обычным. Даже уютным. Хантер ужасно хотел найти хоть одно место в новом мире, где мог бы чувствовать себя легко и свободно, в полной безопасности. Сейчас ему в этом отказывали. Лес предал капитана, потому что лес — чужой.
Разведчица Кристел бесстрастно изучала двоих,. шагавших рядом. С капитаном могли быть проблемы. Он был недостаточно решителен. По своему боевому опыту разведчица знала — шансы выжить в чужом мире зависят от быстроты мышления и опережающих ее рефлексов Если бы капитан прислушался к предупреждениям экстрасенса, лес не застал бы их врасплох. Капитан слишком доверчив.
Кристел едва заметно улыбнулась. Для изучения чужого есть лишь одно правило: будь готов выстрелить первым.
Ее инструктировали отдельно. В том случае, если капитан окажется несостоятельным, Кристел должна занять его место. Если понадобится — с применением силы. Это будет нетрудно. Доктор против нее не выступит — он слаб и легко поддается влиянию. Морские пехотинцы будут выполнять приказы — не важно чьи, лишь бы достаточно твердые. А экстрасенс сделает, что ей скажут. Экстрасенсы знают свое место. Но при всем при этом Кристел не хотела возглавлять команду. Ее не интересовали ни работа, ни ответственность, если нужно отдавать приказы. Ей лучше всего работалось, когда цели и условия определяли другие Тогда Кристел знала, что делать. Роль разведчицы позволяла сосредоточиться на действительно интересных вещах. Например, убивать чужих. Пусть Хантер работает на всю длину поводка. А она укоротит его только в крайнем случае.
Кристел беспокоил чужой город. Согласно уставу, ей следовало немедленно доложить в Империю в ту секунду, когда они выявили факт существования города, но разведчица не пожелала этого сделать — только и всего. Во-первых, она выглядела бы дурой, окажись находка пустой грудой развалин. Ее обвинили бы в трусости. А во-вторых, после донесения о городе Империя отняла бы его у Кристел. Они не верят, что Кристел может работать профессионально, — после Грендела. Флот направит собственную команду, и вся слава достанется им. А город был нужен лично Кристел. Она использует его, чтобы доказать — Империя ошиблась относительно ее. Она по-прежнему разведчица.
Кристел вошла в компьютерную сеть катера и прочла записи о городе. На экране перед ней перемежались непонятного вида башни и монолиты, похожие на бледных и беспокойных призраков. Ни схема города, ни его строения не позволяли провести хоть какие-то ассоциации ни с чем, виденным разведчицей прежде и заслуживающим названия «рельеф местности». До сих пор Империя больше всего боялась в один далеко не прекрасный день столкнуться с конкурентом-чужаком. «Звездные войны» пока оставались компьютерной игрушкой, и все страстно надеялись, что ничто и никогда не изменится.
После открытий на Гренделе предсказания компьютеров становились все более туманными. Кто бы ни создал живые машины-убийцы на Гренделе, он вполне мог оказаться смертельно опасным и безжалостным врагом самой Империи.
Чужие. До сих пор не было и намека на то, кто построил город, но Кристел при мысли о столкновении с новым чужим биологическим видом чувствовала, как нарастает знакомое возбуждение. В работе с мечом и пистолетом было что-то такое, что давало ей ощущение полноты существования. Разведчики знали лишь одну истину и ею жили: все высшие успехи человечества — результат воинствующего насилия. Разведчики стали итогом активности общества в поисках совершенного убийцы: самое смертоносное оружие, какое люди смогли выдумать.
И как всякие оружие, они требовали постоянной закалки в сражении, чтобы не утратить мощи и остроты.
Уильямс старался не смотреть на плавящийся лес и сосредоточить мысли на чужом городе. С капитаном все было сложно. С диктаторскими замашками, властный и с излишним пуританством: во вред себе же — скажем так. У доктора все больше крепло убеждение, что если в этом новом мире и можно извлечь какую-то прибыль, то не благодаря капитану Хантеру, а вопреки ему. Однако… Уильямс едва заметно улыбнулся. Этот мир полон опасностей. С капитаном всегда может произойти несчастный случай. Очень прискорбный, но непременно смертельный случай.
Лес позади медленно двигался, а они продолжали свой путь в обход его. Хантер внимательно следил за чащей, но не видел пока никакой угрозы. Он почувствовал некоторое облегчение. Возможно, лес снова погружается в спячку.
Когда они подошли к небольшому озерцу, высоко в утреннем небе ярко сияло солнце. Озеро было почти круглым, примерно десяти футов в диаметре и где-то в дюжине ярдов от границы растительности. Хантер остановил отряд и издали рассмотрел озерцо. Оно лежало на фут ниже окружающей местности — сухой и твердой, словно камень, как и повсюду здесь. Вода имела темный красно-коричневый цвет, а когда капитан нагнулся вперед, до него донеслось дуновение слабого аромата, резкий запах, который он не смог определить. Волны озерца испещрили группы равноудаленных отметин, земля казалась маслянистой и неприятно осклизлой.
— Нужно зафиксировать расположение озера, — наконец произнес Хантер. — Очень скоро нам понадобится источник свежей воды.
— Если допустить, что эту дрянь можно пить, — уточнила Кристел. — У нас не так уж много фильтрационных таблеток.
— Угу, — нахмурился капитан. — Хотел бы я иметь анализаторы, чтобы оценивать качество открытых источников. Это одна из задач, с которой нам предстоит разобраться в самое ближайшее время. Проклятье.
— Не обращайте внимания на цвет, — сказала Кристел. — И на запах.
— Наверно, я могу быть полезен, — вмешался Уильямс. Он медленно двинулся вперед, не отводя взгляда от озерца, а потом опустился на колени.