Страница:
«К еще одной порции перезрелых томатов», – мысленно договорил я за него. Эх, творческие люди, фанатики ими же сдуру избранного пути… Герке бы выступать на сцене в таком мире, где театральное искусство только-только появилось! Блистал бы. Охота ему доказывать, что тоже на что-то годен, в мире изощренных шоу Карнавала! А ведь не отступится, бедолага. Упрям, как осел, и обладает примерно таким же драматическим талантом…
А! Наверное, каждый из нас годен на что-то большее, но поди пойми на что! За полжизни, может, и поймешь, а потом окажется, что данная область деятельности нужна тебе примерно так же, как пловцу гиря. И что тогда делать?
А вовсе не искать, где применить себя помимо нашего основного, скользячего дела, – тоже как-то неправильно.
В сумерках вернулся Герка и всучил мне рабочий комбинезон – в таких, наверное, здесь ходят сантехники. Ничего себе комбинезон, удобный и прочный, только на нашей Земле он больше подошел бы коверному клоуну в цирке.
– А поскромнее у тебя ничего нет?
– Куда уж скромнее… Хочешь, чтобы прохожие в тебя пальцем тыкали?
Я смолчал о том, что будут тыкать обязательно – не в этом мире, так в Аэроклубе или любом другом. Герка и сам прекрасно это понимал, а главное, заведомо лучше меня знал Карнавал и оптимальные транзитные миры. Пожалуй, следовало довериться его опыту.
Так я и сделал.
Он повел меня через пространственно-сдвинутые миры. Не люблю в них заглядывать. Чуть ошибешься – и в одно мгновение перенесешься из Ярославля, например, в Антарктиду. Или бултыхнешься в океан на радость местным акулам. Или вообще выскочишь в ближнем космосе и помрешь раньше, чем успеешь скользнуть далее. Но Герке было виднее. Обхватив меня, чтобы я не наделал ошибок, он скользнул со мною в один из таких миров.
Мир как мир. Даже природа оказалась примерно той же – среднерусской, а не какой-нибудь новогвинейской. Правда, реки поблизости не оказалось, зато вдали за распаханными к севу полями смутно проступали очертания какого-то города.
– Это аналог Москвы? – спросил я.
– Тамбова, – кратко ответил Герка.
Странна жизнь скользуна! Где я только не был, на что только не насмотрелся, а в моем родном мире не видел даже Байкала. Да и в Тамбове не бывал ни разу, зная о нем, пожалуй, лишь то, что он родина волков, которые многим товарищи. Не суждено мне было побывать и в аналоге этого города в сдвинутом мире.
Мы снова скользнули, а потом еще и еще. После четвертого раза мы оказались в лесу, где немедленно провалились по колено в снег. Было темно, как в дупле. Герка объявил, что уже все, мы в нашем мире, дальше будем добираться электричкой или тормознем частника, если расписание электричек нам не понравится.
– А где мы?
– Около Балашихи. До станции километра два. – Он повертел головой и уверенно показал: – Туда.
Опоздали мы совсем чуть-чуть, но все-таки опоздали. Когда мы, слегка запыхавшись, вбежали, стукнувшись в дверях, Балыкин поднял на нас свирепую бровь…
…и, разумеется, трубно высморкался. Но – стоп! Самое время дать читателю беглое представление о штабе московских скользунов. Или лучше так: о Штабе. О, это серьезная организация и проворачивает серьезные дела! Снаружи она должна быть замаскирована под что-нибудь предельно безобидное, а может быть, и смешное. Например, под одно из подразделений какого-нибудь департамента городского хозяйства. Или под общественную организацию, скажем, Добровольное общество любителей деревянных духовых инструментов. Да, так и сделаю. Полуподвальное помещение в исторической части города, наполненное фаготами, трембитами, сопелками, жалейками и сумасшедшими любителями деревянной музыки. Это фасад. За ним – целая сеть подземных помещений, не отмеченная ни на одном плане. Для посторонних ее вообще не существует, деревянные фанаты убеждены, что там обитают их благодетели – коммерческая фирма, у которой «все схвачено» и благодаря которой существует их Общество, а на самом деле там Штаб. Конечно, не единственный. Возможно, и не главный. Но моему герою Володьке Соколову известен только этот. Мой Володька – рядовой скользун, ему вредно знать больше.
– Я пригласил вас, господа, с тем, чтобы сообщить вам пренеприятнейшее известие, – мрачно прогудел Балыкин, предварительно сделав нам с Геркой внушение за опоздание и обведя тяжелым взглядом всех пятерых: меня, Герку, Степана, Юлию и Терентия Семеновича. – Нет, к нам не едет ревизор. К нам, понимаете ли, вообще никто не едет. Все гораздо хуже.
Он сделал паузу, а у меня холодок пробежал между лопаток. Мой начальник не любит зря пугать. Как правило, он дает задания подчеркнуто будничным, даже чуть скучающим тоном: сходи в такой-то мир, сделай то-то. Иногда с прикрытием, иногда без. Иной раз в составе группы, но нередко и в одиночку. Опасность присутствует всегда, но предполагается, что подготовленный скользун справится. Так оно обычно и бывает.
Ни для кого не секрет, что сладкоежка, сморкач и гугнивец Балыкин – викинг в душе. Агрессивен, настроен на победу и прекрасно знает: чего нельзя сделать, имея сомнение в себе, то прекрасно получится с наглой мордой. Так и сотрудников настраивает. И уж если он встревожен – дело дрянь.
Мы молчали. Я искоса поглядывал на товарищей. Герка был заметно обеспокоен и не пытался скрыть это, Степан держался невозмутимо, и требовался очень острый взгляд, чтобы понять, как он напряжен, а Терентий Семенович смотрел в потолок, откинувшись на спинку стула, и, по-видимому, пребывал в мире своих теоретических абстракций. Бьюсь об заклад, он уже знал, что нас ждет.
Одна лишь Юлия спросила хрипловато:
– Срочное задание, насколько я понимаю? Какой мир?
– Малина.
Раздался общий стон. Малина не принадлежит к числу любимых скользунами миров. Виварий опасен, потому что там в любой момент можно подвергнуться нападению, а Малина опасна, потому что там вор на воре. Нет, карманники, домушники и медвежатники там как раз не преобладают, разве что численно. Их навалом, но это низшая каста. Нормальный вор Малины – человек солидный, предпочитающий использовать служебное положение. Такой коррупции, как там, нет ни в одной африканской стране. Оттоманская империя периода упадка – просто заповедник честнейших людей в сравнении с Малиной.
Казалось бы, удобный мир для скользуна. Влип – откупился. Посулил долгосрочные взаимовыгодные отношения – приобрел союзника. Но не все так просто.
Чтобы система функционировала и государства не разваливались, как карточные домики, воров надо часто менять. Вор на новом месте – еще не очень-то вор, ему надо оглядеться, узнать ходы, наладить связи. Возьми простого человека, вознеси его хотя бы к ограниченной власти – проворуется обязательно. То ли он так устроен, то ли трудно быть белой вороной в стае черных. Но год или даже два выдвиженец ретив и приносит пользу. Государству важно отследить момент, когда приносимый им вред начинает преобладать. Как следствие, каждое мало-мальски заметное лицо находится под колпаком полиции. Само собой, за полицией следит тайная полиция, тоже коррумпированная, естественно. За тайной полицией приглядывает секретная служба, подчиненная правительству, а за нею, в свою очередь, следит недреманное око сверхсекретной канцелярии, находящейся в ведении лично президента. И это еще не конец цепочки. Она тянется дальше, зацикливаясь, и существуют еще дублирующие структуры для слежки и тайного контроля. Помимо того имеются, разумеется, и разведка с контрразведкой. Там много чего имеется. И каждая структура, следящая за кем-то и, в свою очередь, находящаяся у кого-то под колпаком, повсюду вербует осведомителей. Думаю, не ошибусь, если скажу, что две трети населения Малины заняты слежкой друг за другом, а оставшаяся треть пребывает в печальном статусе ни к чему не пригодных неудачников.
Там трудно работать и аборигену, не то что пришельцу, всегда чем-то отличающемуся от местных и уже потому в высшей степени подозрительному. Я бы назвал этот мир не Малиной, а Подколпачным миром или попросту Колпаком. Однако название новому миру дается скользуном-первопроходцем, и часто дается почти наобум, по наиболее броской черте, да так в конце концов и прилипает к миру навечно. Бывают названия неудачные и названия хлесткие – что называется не в бровь, а в глаз. Есть, например, мир, получивший от первопроходца ехидное название Парфюм. Там почти никто не моется, как в Чингисхановой орде. Короста, насекомые, чуть ли не грибы-трутовики. Высшее сословие отбивает запах немытых тел резкими духами, низшие – обходятся так. Мир, где люди помешаны на музыке, могут назвать Филармонией. И уж сами догадайтесь, как у нас называется мир, где некоторое анатомическое несовершенство туземцев вывело проктологию на первое место среди прикладных наук.
– Не нравится? – мгновенно ощетинился Балыкин. – Перетерпите. Распустились! Одного, понимаете ли, никак не вытащить со сцены, другой врос в джунгли и корни пустил, третьего погрызли зайцы – спасибо, что не гусеницы…
– У меня еще все впереди, – кротко пообещал я.
– Четвертого вдруг понесло в такие миры, куда Макар телят не гонял, – продолжал Балыкин, сверкнув на меня глазом, но имея в виду, конечно, Терентия Семеновича. – Пятая… Ладно, замнем. Всем слушать сюда. Матрицу влияния по вектору «Малина – Земля» представляете или вам показать?
Я приблизительно представлял. Малина – не смежный, но близкий к нашему мир, а значит, он оказывает на нас вполне заметное влияние. Так же, как и мы на него. В данном конкретном случае матрица влияния для нас крайне невыгодна: если в Малине произойдет политическая или социальная катастрофа вроде войны или серии эпидемий, то с большой долей вероятности какая-нибудь гадость случится и у нас на Земле. Совсем паршиво, что в Малине есть аналог России. Попадет в беду этот аналог – и моей стране не поздоровится.
Издали, просочившись сквозь несколько стен, донесся звук не то трембиты, не то какой-нибудь зурны. Любители деревянной музыки упражняли легкие.
– Есть информация, что на президента одной весьма могущественной страны, находящегося с рабочим визитом в другой стране, готовится покушение, – сказал Балыкин. – Если президент будет убит – война практически неминуема. Ядерная война. Она охватит всю Малину.
По моей спине побежали мурашки. Мы переглянулись. Ручаюсь, остальным было не лучше, чем мне.
Глава 5
А! Наверное, каждый из нас годен на что-то большее, но поди пойми на что! За полжизни, может, и поймешь, а потом окажется, что данная область деятельности нужна тебе примерно так же, как пловцу гиря. И что тогда делать?
А вовсе не искать, где применить себя помимо нашего основного, скользячего дела, – тоже как-то неправильно.
В сумерках вернулся Герка и всучил мне рабочий комбинезон – в таких, наверное, здесь ходят сантехники. Ничего себе комбинезон, удобный и прочный, только на нашей Земле он больше подошел бы коверному клоуну в цирке.
– А поскромнее у тебя ничего нет?
– Куда уж скромнее… Хочешь, чтобы прохожие в тебя пальцем тыкали?
Я смолчал о том, что будут тыкать обязательно – не в этом мире, так в Аэроклубе или любом другом. Герка и сам прекрасно это понимал, а главное, заведомо лучше меня знал Карнавал и оптимальные транзитные миры. Пожалуй, следовало довериться его опыту.
Так я и сделал.
Он повел меня через пространственно-сдвинутые миры. Не люблю в них заглядывать. Чуть ошибешься – и в одно мгновение перенесешься из Ярославля, например, в Антарктиду. Или бултыхнешься в океан на радость местным акулам. Или вообще выскочишь в ближнем космосе и помрешь раньше, чем успеешь скользнуть далее. Но Герке было виднее. Обхватив меня, чтобы я не наделал ошибок, он скользнул со мною в один из таких миров.
Мир как мир. Даже природа оказалась примерно той же – среднерусской, а не какой-нибудь новогвинейской. Правда, реки поблизости не оказалось, зато вдали за распаханными к севу полями смутно проступали очертания какого-то города.
– Это аналог Москвы? – спросил я.
– Тамбова, – кратко ответил Герка.
Странна жизнь скользуна! Где я только не был, на что только не насмотрелся, а в моем родном мире не видел даже Байкала. Да и в Тамбове не бывал ни разу, зная о нем, пожалуй, лишь то, что он родина волков, которые многим товарищи. Не суждено мне было побывать и в аналоге этого города в сдвинутом мире.
Мы снова скользнули, а потом еще и еще. После четвертого раза мы оказались в лесу, где немедленно провалились по колено в снег. Было темно, как в дупле. Герка объявил, что уже все, мы в нашем мире, дальше будем добираться электричкой или тормознем частника, если расписание электричек нам не понравится.
– А где мы?
– Около Балашихи. До станции километра два. – Он повертел головой и уверенно показал: – Туда.
Опоздали мы совсем чуть-чуть, но все-таки опоздали. Когда мы, слегка запыхавшись, вбежали, стукнувшись в дверях, Балыкин поднял на нас свирепую бровь…
…и, разумеется, трубно высморкался. Но – стоп! Самое время дать читателю беглое представление о штабе московских скользунов. Или лучше так: о Штабе. О, это серьезная организация и проворачивает серьезные дела! Снаружи она должна быть замаскирована под что-нибудь предельно безобидное, а может быть, и смешное. Например, под одно из подразделений какого-нибудь департамента городского хозяйства. Или под общественную организацию, скажем, Добровольное общество любителей деревянных духовых инструментов. Да, так и сделаю. Полуподвальное помещение в исторической части города, наполненное фаготами, трембитами, сопелками, жалейками и сумасшедшими любителями деревянной музыки. Это фасад. За ним – целая сеть подземных помещений, не отмеченная ни на одном плане. Для посторонних ее вообще не существует, деревянные фанаты убеждены, что там обитают их благодетели – коммерческая фирма, у которой «все схвачено» и благодаря которой существует их Общество, а на самом деле там Штаб. Конечно, не единственный. Возможно, и не главный. Но моему герою Володьке Соколову известен только этот. Мой Володька – рядовой скользун, ему вредно знать больше.
– Я пригласил вас, господа, с тем, чтобы сообщить вам пренеприятнейшее известие, – мрачно прогудел Балыкин, предварительно сделав нам с Геркой внушение за опоздание и обведя тяжелым взглядом всех пятерых: меня, Герку, Степана, Юлию и Терентия Семеновича. – Нет, к нам не едет ревизор. К нам, понимаете ли, вообще никто не едет. Все гораздо хуже.
Он сделал паузу, а у меня холодок пробежал между лопаток. Мой начальник не любит зря пугать. Как правило, он дает задания подчеркнуто будничным, даже чуть скучающим тоном: сходи в такой-то мир, сделай то-то. Иногда с прикрытием, иногда без. Иной раз в составе группы, но нередко и в одиночку. Опасность присутствует всегда, но предполагается, что подготовленный скользун справится. Так оно обычно и бывает.
Ни для кого не секрет, что сладкоежка, сморкач и гугнивец Балыкин – викинг в душе. Агрессивен, настроен на победу и прекрасно знает: чего нельзя сделать, имея сомнение в себе, то прекрасно получится с наглой мордой. Так и сотрудников настраивает. И уж если он встревожен – дело дрянь.
Мы молчали. Я искоса поглядывал на товарищей. Герка был заметно обеспокоен и не пытался скрыть это, Степан держался невозмутимо, и требовался очень острый взгляд, чтобы понять, как он напряжен, а Терентий Семенович смотрел в потолок, откинувшись на спинку стула, и, по-видимому, пребывал в мире своих теоретических абстракций. Бьюсь об заклад, он уже знал, что нас ждет.
Одна лишь Юлия спросила хрипловато:
– Срочное задание, насколько я понимаю? Какой мир?
– Малина.
Раздался общий стон. Малина не принадлежит к числу любимых скользунами миров. Виварий опасен, потому что там в любой момент можно подвергнуться нападению, а Малина опасна, потому что там вор на воре. Нет, карманники, домушники и медвежатники там как раз не преобладают, разве что численно. Их навалом, но это низшая каста. Нормальный вор Малины – человек солидный, предпочитающий использовать служебное положение. Такой коррупции, как там, нет ни в одной африканской стране. Оттоманская империя периода упадка – просто заповедник честнейших людей в сравнении с Малиной.
Казалось бы, удобный мир для скользуна. Влип – откупился. Посулил долгосрочные взаимовыгодные отношения – приобрел союзника. Но не все так просто.
Чтобы система функционировала и государства не разваливались, как карточные домики, воров надо часто менять. Вор на новом месте – еще не очень-то вор, ему надо оглядеться, узнать ходы, наладить связи. Возьми простого человека, вознеси его хотя бы к ограниченной власти – проворуется обязательно. То ли он так устроен, то ли трудно быть белой вороной в стае черных. Но год или даже два выдвиженец ретив и приносит пользу. Государству важно отследить момент, когда приносимый им вред начинает преобладать. Как следствие, каждое мало-мальски заметное лицо находится под колпаком полиции. Само собой, за полицией следит тайная полиция, тоже коррумпированная, естественно. За тайной полицией приглядывает секретная служба, подчиненная правительству, а за нею, в свою очередь, следит недреманное око сверхсекретной канцелярии, находящейся в ведении лично президента. И это еще не конец цепочки. Она тянется дальше, зацикливаясь, и существуют еще дублирующие структуры для слежки и тайного контроля. Помимо того имеются, разумеется, и разведка с контрразведкой. Там много чего имеется. И каждая структура, следящая за кем-то и, в свою очередь, находящаяся у кого-то под колпаком, повсюду вербует осведомителей. Думаю, не ошибусь, если скажу, что две трети населения Малины заняты слежкой друг за другом, а оставшаяся треть пребывает в печальном статусе ни к чему не пригодных неудачников.
Там трудно работать и аборигену, не то что пришельцу, всегда чем-то отличающемуся от местных и уже потому в высшей степени подозрительному. Я бы назвал этот мир не Малиной, а Подколпачным миром или попросту Колпаком. Однако название новому миру дается скользуном-первопроходцем, и часто дается почти наобум, по наиболее броской черте, да так в конце концов и прилипает к миру навечно. Бывают названия неудачные и названия хлесткие – что называется не в бровь, а в глаз. Есть, например, мир, получивший от первопроходца ехидное название Парфюм. Там почти никто не моется, как в Чингисхановой орде. Короста, насекомые, чуть ли не грибы-трутовики. Высшее сословие отбивает запах немытых тел резкими духами, низшие – обходятся так. Мир, где люди помешаны на музыке, могут назвать Филармонией. И уж сами догадайтесь, как у нас называется мир, где некоторое анатомическое несовершенство туземцев вывело проктологию на первое место среди прикладных наук.
– Не нравится? – мгновенно ощетинился Балыкин. – Перетерпите. Распустились! Одного, понимаете ли, никак не вытащить со сцены, другой врос в джунгли и корни пустил, третьего погрызли зайцы – спасибо, что не гусеницы…
– У меня еще все впереди, – кротко пообещал я.
– Четвертого вдруг понесло в такие миры, куда Макар телят не гонял, – продолжал Балыкин, сверкнув на меня глазом, но имея в виду, конечно, Терентия Семеновича. – Пятая… Ладно, замнем. Всем слушать сюда. Матрицу влияния по вектору «Малина – Земля» представляете или вам показать?
Я приблизительно представлял. Малина – не смежный, но близкий к нашему мир, а значит, он оказывает на нас вполне заметное влияние. Так же, как и мы на него. В данном конкретном случае матрица влияния для нас крайне невыгодна: если в Малине произойдет политическая или социальная катастрофа вроде войны или серии эпидемий, то с большой долей вероятности какая-нибудь гадость случится и у нас на Земле. Совсем паршиво, что в Малине есть аналог России. Попадет в беду этот аналог – и моей стране не поздоровится.
Издали, просочившись сквозь несколько стен, донесся звук не то трембиты, не то какой-нибудь зурны. Любители деревянной музыки упражняли легкие.
– Есть информация, что на президента одной весьма могущественной страны, находящегося с рабочим визитом в другой стране, готовится покушение, – сказал Балыкин. – Если президент будет убит – война практически неминуема. Ядерная война. Она охватит всю Малину.
По моей спине побежали мурашки. Мы переглянулись. Ручаюсь, остальным было не лучше, чем мне.
Глава 5
Гип-гип-ура! Борьба с безбожно растянутой завязкой романа наконец-то завершилась моей победой. Дальше будет проще – пойдет, так сказать, миттельшпиль, а это спокойствие и простор. Пиши, что в голову взбредет, накручивай одно приключение на другое – теперь можно! Роман должен иметь объем.
Читатель, который в самом начале сорвался с моего крючка и ушел, для меня потерян, но тот, что прочно висит на крючке, – мой. Он никуда не денется, если над ним специально не издеваться. Теперь мне позволено многое: длинноты, отступления, философские рассуждения ни о чем. Могу целыми страницами любоваться природой, могу травить анекдоты, могу подробно описать развитие нарыва на пальце главного героя, могу приводить в тексте кулинарные рецепты, бытующие в иных мирах. Суфле из змеиной слюны. Жаркое из сумчатого слона. Пирожное, ароматизированное нектаром из цветка саблезубого папоротника. И не говорите мне, что папоротник не цветет, – есть миры, где еще как цветет! И клыки – во! Не верите в цветущую саблезубость? Зря.
Ретроспекции – это само собой. Я еще не рассказал, чем скользуны зарабатывают на хлеб с маслом. Разрулить нештатную ситуацию в Малине – это совсем не рядовое задание, это случай уникальный, требующий пожарных мер. Реальная работа скользунов проще и обыденнее, но об этом потом. А пока…
Нам не нужны были лишние слова. Не требовалось даже выработки плана действий, поскольку такой план уже был у Балыкина, и он нас с ним ознакомил. Мы были подтянуты, напряжены и готовы на все. Сказать по правде, меня не сильно удручала перспектива ядерной войны в таком мире, как Малина. Я просто не хотел увеличения вероятности подобных событий на моей Земле. Объективно Земля далеко не лучший из миров, куда ему до того спокойного рая, где меня ждет Мара, но я верю в то, что и на Земле не каждый человек – вор, даже среди чиновников. Человечество наделено массой пороков, и не заметно, чтобы оно с каждым поколением становилось лучше, но тотального самоуничтожения оно все же не заслужило.
А ведь был уже прецедент – Первая мировая война. «Европа обезумела», «Европа совершила самоубийство» – это да, это мы читали. А я задам вопрос: почему она обезумела и уже никогда не стала прежней доброй старой Европой? Если вы затянете древнюю унылую песню о нарастании противоречий, я рассмеюсь вам в лицо. Противоречия всегда нарастают, но война для их разрешения – самый последний инструмент. Первая мировая началась потому, что за несколько месяцев до выстрела Гаврилы Принципа в Малине тоже прилюдно убили какую-то шишку. И с точно такими же последствиями.
Теперь, значит, опять?!
Информация пришла от скользунов Радости. Это хорошее место, почти такое же хорошее, как облюбованный мною мир четырехэтажных небоскребов и педальных лифтов. И люди там в общем неплохие, с большинством из них можно иметь дело. Беда Радости в том, что матрица влияния по вектору «Земля – Радость» удручает еще сильнее, чем матрица влияния по вектору «Малина – Земля». Обратное влияние тоже существует, но проявляется в природных, а не социальных катаклизмах. Если там взорвался вулкан, известный у нас как Кракатау, – нам пора эвакуировать население с берегов Зондского пролива. Но если у нас началась война – жителям Радости надо срочно копать противоатомные убежища.
Не самая веселая перспектива. Поэтому сомнений в достоверности переданной информации у нас не возникло.
– Так себе команда, – невесело прогундел Балыкин, оглядывая нас без всякого энтузиазма, – но других людей у меня сейчас нет…
Я поверил ему. Ни разу он не сказал при мне, сколько человек находится в его подчинении, но нетрудно было догадаться, что не так уж много. Вероятно, не более двадцати, включая «мертвые души». Таковой душой мог, например, считаться мой дружок Олег Лавров, предпочитающий жить в таком мире, куда в лучшем случае доберешься за трое суток, и потому не пригодный для дел быстрого реагирования. Еще одна душа – влюбленный в космонавтику Антон Первенцев, давным-давно отправившийся искать мир, где люди уже летают к звездам, и пока не вернувшийся. Не исключено, что сейчас он уже летит к какой-нибудь Тау Кита. Трудно начальству со скользунами – их не заставишь подчиняться дисциплине, если они на то не согласны. Можно только убедить их, а нет – скользнул скользун, и ищи его хоть до конца жизни. Были такие случаи. Балыкин о них никогда никому не рассказывал, но слухи доходят.
Наконец, бóльшая часть активных скользунов, как обычно, занята текущей работой. В пожарном порядке их не извлечь и к сверхсрочному заданию не приставить.
Остаемся мы. Разнородные и разношерстные. И задачка типа «сделай то, не знаю что».
Не в пример легче устранить кого-нибудь, пусть даже президента, нежели защитить его от покушения, организованного неведомо как и неведомо кем. При этом не мыслимо никакое сотрудничество с охраной президента – она нас просто не поймет. Она будет нам мешать. И никакой информации ни об убийцах, ни о способе готовящегося убийства.
Пуля? Взрывчатка? Яд? Что-нибудь экзотическое вроде капсулы с радионуклидами или вирусным штаммом? Неизвестно. Хотя кое-что вычислить все же можно.
Для этого нужно знать распорядок президента на запланированный для убийства день. Зная его, мы найдем наивыгоднейшие для покушения моменты времени и, вероятно, сможем получить представление об орудии убийства и способе его применения.
Мы были готовы. Мы были экипированы. При Штабе имеется склад, а на нем – все, что необходимо для нескольких ключевых миров. Одежда. Личное оружие. Портативные рации. Деньги. Наладонник с русско-русско-малинным разговорником. Да-да, там тоже существует нечто вроде России, только гораздо хуже. И на ее территории употребляется русско-малинный – так мы его называем – язык.
Нас было шестеро – Балыкин сам возглавил операцию. Терентий Семенович, главный наш теоретик, прихватил маленький ноутбук, набитый всевозможной информацией, и кучу гаджетов. Нам было приказано забыть сомнения, и мы забыли их. Мы рвались в бой.
Любой из нас мог бы скользнуть в Малину сразу – это близкий мир, и вектор перемещения давно известен. Хорошо подготовленный скользун обязан помнить наизусть векторы ста тринадцати известных на сегодняшний день миров, смежных с нашим миром, и четко представлять, что находится за смежными мирами. Скольжение сразу через несколько миров требует немалых усилий, но вполне возможно. Так что никто в принципе не мешал нам перенестись сразу в Малину. Хоть прямо из Штаба.
Но Балыкин распорядился иначе. Он разбил нас на две группы, наметил маршруты и точку рандеву. Я оказался вместе с Юлией и Степаном. Старшая в группе – Юлия. Добираться до Малины нам предстояло через Будку и Наждак.
Вперед!
Поймать частника, но не брать ни первого, ни второго. Доехать до Битцевского лесопарка. Убедившись в отсутствии «хвоста» – совершить быстрый марш в сторону Чертанова. Скользнуть из давно кем-то облюбованной и оставленной про запас точки лесопарка в Будку. Это странный мир. Собственно, все миры по-своему странны, не исключая нашего, но Будка – это нечто особенное. Скользуны из соседних миров скользят там как хотят, не ведая ограничений, а местные – нет. Они самой природой лишены возможности скользить откуда угодно. Куда угодно – это пожалуйста, но лишь из немногих редких точек. Три шага в сторону – и у местного скользуна уже ничего не получится, лопнет от натуги, а не скользнет.
Вторая странность, впрочем, следующая из первой, – таможенный контроль государства над местными скользунами, причем таможенники проживают исключительно в будках стрелочников, путевых обходчиков, а где нет железных дорог – сторожей. Нет нужды говорить, что эти будки построены исключительно в тех местах, откуда скользуны Будки только и способны начать скольжение.
Не хотел бы я жить в этом мире…
Из нашего мира мы ускользнули в самой глухой части Битцевского лесопарка – а в этом мире оказались вообще вне города, зато поблизости от железной дороги. Стояла ночная темень, но мы услышали, как за перелеском прогудел локомотив. Будь мы местными или уважай туземные законы, нам бы следовало двинуться вдоль железнодорожного полотна к ближайшей будке. Но мы не уважали туземных законов. Я – точно нет.
Едва переведя дух, мы скользнули в Наждак. С нашей точки зрения, этот мир еще хуже Будки. Не знаю, как в нем живется туземцам, но скользить они не могут. Посыпь наждаком ледяную дорожку – заскользишь ли? Но это свойство людей, а не мира, потому что мы-то как раз скользим в нем нормально. А эти бедолаги ничего не знают о скольжении, и множественность параллельных миров для них чисто умозрительная абстракция…
Впрочем, как и для подавляющего большинства людей нашего мира.
Насколько позволяла судить ночная темень, пейзаж был похож – тот же пригород. Только без железной дороги. Перелесков было меньше, а заснеженных полей – больше. Невдалеке горели огоньки фермы, там басовито урчал какой-то мотор и мычали крупные рогатые скоты. Мык отличался от привычного. Что они там, буйволиц выращивают? Сразу и не скажешь. Может, это вообще крокодилья ферма, поскольку крокодилы, говорят, тоже мычат…
– Я первая, – непререкаемым тоном скомандовала Юлия и скользнула дальше. Но две секунды спустя вновь материализовалась рядом с нами. Зажгла неяркий фонарик.
– Вон туда метров двести…
Я решил не спрашивать, в каком месте Малины она выскочила. Может, на людной улице. Может, в мужском туалете. Может, посреди потока несущихся машин. Может, в клетке с тиграми, если там на этом месте как раз зоопарк.
Если скользуны погибают, то в большинстве случаев оттого, что материализуются не там, где следовало бы.
Юлия вышагивала впереди, не разбирая дороги, с хрустом давя наст. На нас она не оглядывалась, уверенная, что мы беспрекословно движемся следом.
Мы так и делали. Только Степан тихонько шепнул мне в ухо:
– Какого черта Балыкин назначил ее старшей?
– Практика скольжения, – шепнул я в ответ. Пусть дальнейшие умозаключения мой коллега сделает сам. Они элементарны. И я, и Степан нашли комфортные для себя миры, в них преимущественно и обитаем. Скользим редко и, если честно, не любим скользить, а в незнакомые миры без нужды вообще не суемся. Новизна впечатлений приедается годам к двадцати – двадцати пяти, и скользуна начинает тянуть к душевному комфорту. Юлия – редкое исключение. Ей под тридцать, а она еще не устала бродить из мира в мир. У нее потрясающая практика, мы со Степаном по сравнению с ней просто первоклашки.
– Мужика ищет, – понимающе кивнул Степан.
Он никогда не станет теоретиком. Вот и сейчас сделал примитивный и, конечно, ошибочный вывод. Что правда, то правда, Юлия несколько мужеподобна, но я знаю миры, где таких любят. Нет, она ищет не идеального (по ее мнению) мужчину. И уж конечно, не идеальную женщину, поскольку она вполне гетеросексуальна. Тут другое.
– Кажется, я знаю, что она ищет, – шепнул я, но тут Юлия оглянулась на нас, и я бросил: – Потом.
Новая попытка принесла удачу. Когда по истечении пяти секунд скользнувшая в Малину Юлия не появилась вновь, скользнули и мы.
Здесь был лес – такой же заснеженный лес, как в Битце, и даже деревья тех же пород. Выбравшись на утоптанную аллею, мы поняли, что это скорее лесопарк, чем лес. Бывают же такие совпадения! Если бы не зарево заката, я бы подумал, что мы перенеслись назад. Но закат сразу поставил все на свои места. Малина принадлежит к числу слегка сдвинутых во времени миров.
За деревьями шумело шоссе – наверное, там-то Юлия и выскочила при первой попытке. Мы двинулись в противоположную сторону и через полчаса выбрались в промзону – обширное и донельзя унылое скопище серых складских зданий, куч мусора и вырытых там и сям траншей. Наверное, мы находились на задворках какого-нибудь огромного завода. Часть забора была просто повалена, что облегчило нашу задачу. По импровизированной дороге из уложенных в замерзшую грязь бетонных плит Юлия уверенно вела нас вперед…
Мы больше не разговаривали. Вам известно чувство тревоги, когда, казалось бы, нет никаких причин для беспокойства? Мне оно хорошо известно. У нас, скользунов, тоже есть свои легенды, и одна из них – о Сонном Пауке. Так называют человека со способностями куда бóльшими, чем у любого из нас. Что можем мы? Скользить. А он, никуда не скользя сам, чувствует, как в его мир или из его мира скользят другие. Он – датчик и локатор. Акт скольжения для него вроде подергивания нити паутины. Беда, если Сонный Паук играет за команду противника. Так, во всяком случае, говорят…
Но легенда он или реальность – это вопрос из вопросов.
По-видимому, Балыкин верил в Сонного Паука. Не раз на моей памяти он совершал действия, которые я мог назвать только перестраховкой. Вот и теперь он велел нам идти в Малину не напрямую, а через Будку и Наждак. Почему именно через эти миры, а не через другие? Не потому ли, что Наждак не имеет своих скользунов и это направление по идее должно контролироваться Сонным Пауком слабее других?
Я потом допишу, как Юлия довела моих героев до временной штаб-квартиры – пустого и гулкого складского помещения с маленькой конторой. Почему склад пустой? Да потому что «все уже украдено до нас». Такое, во всяком случае, должно сложиться впечатление. Или не описывать путь? Скучно ведь… Нет, опишу. Цикл романов надо чем-то заполнять, на то он и цикл. Пожалуй, будет еще лучше отнести штаб-квартиру подальше от лесопарка и предоставить героям добираться до нее по своему усмотрению в незнакомом городе, имея проблемы с языком и не зная, как здесь ходит и как оплачивается городской транспорт. Чего мне их жалеть, в самом деле? Они в жалости не нуждаются. Держу пари, они возьмут на гоп-стоп автомобиль и преспокойно доедут, куда им надо. Хотя нет, это тривиально. Пусть угонят что-нибудь несуразное, скажем, гусеничный экскаватор или тепловоз. Да, пусть будет тепловоз. Глава с поездкой на тепловозе по незнакомому городу с неведомо куда проложенными путями и полным незнанием принятой в этом мире железнодорожной сигнализации станет одной из самых динамичных. И кончится поездка, конечно, крупной аварией – впрочем, без жертв. Я ведь не садист. Но парочку сошедших с рельс товарных составов и рухнувший мост могу обещать. Герои, разумеется, покинут тепловоз еще до катастрофы.
А насчет Сонного Паука – это мысль. Приберегу ее до второго романа. Не все же выкладывать сразу.
– Знакомьтесь, – сказал Балыкин, – наш коллега с Радости. Будем работать вместе.
– Фоло Робус, – представился незнакомец, закивав, как китайский болванчик, но не предприняв и тени попытки привстать и протянуть для пожатия руку. Кажется, на Радости это и в самом деле не было принято.
Судя по всему, Балыкин с Германом и Терентием Семеновичем опередили нас всего на несколько минут, зато коллега с Радости пробыл здесь как минимум несколько часов и уже успел немного обжиться. На электрической плитке стояла сковородка с остатками яичницы, чайник только что закипел, и на расстеленной газете имелись бутерброды. Истинные обитатели конторы, вероятно, еще днем смылись подальше и закрыли на все глаза, получив щедрую мзду.
Читатель, который в самом начале сорвался с моего крючка и ушел, для меня потерян, но тот, что прочно висит на крючке, – мой. Он никуда не денется, если над ним специально не издеваться. Теперь мне позволено многое: длинноты, отступления, философские рассуждения ни о чем. Могу целыми страницами любоваться природой, могу травить анекдоты, могу подробно описать развитие нарыва на пальце главного героя, могу приводить в тексте кулинарные рецепты, бытующие в иных мирах. Суфле из змеиной слюны. Жаркое из сумчатого слона. Пирожное, ароматизированное нектаром из цветка саблезубого папоротника. И не говорите мне, что папоротник не цветет, – есть миры, где еще как цветет! И клыки – во! Не верите в цветущую саблезубость? Зря.
Ретроспекции – это само собой. Я еще не рассказал, чем скользуны зарабатывают на хлеб с маслом. Разрулить нештатную ситуацию в Малине – это совсем не рядовое задание, это случай уникальный, требующий пожарных мер. Реальная работа скользунов проще и обыденнее, но об этом потом. А пока…
Нам не нужны были лишние слова. Не требовалось даже выработки плана действий, поскольку такой план уже был у Балыкина, и он нас с ним ознакомил. Мы были подтянуты, напряжены и готовы на все. Сказать по правде, меня не сильно удручала перспектива ядерной войны в таком мире, как Малина. Я просто не хотел увеличения вероятности подобных событий на моей Земле. Объективно Земля далеко не лучший из миров, куда ему до того спокойного рая, где меня ждет Мара, но я верю в то, что и на Земле не каждый человек – вор, даже среди чиновников. Человечество наделено массой пороков, и не заметно, чтобы оно с каждым поколением становилось лучше, но тотального самоуничтожения оно все же не заслужило.
А ведь был уже прецедент – Первая мировая война. «Европа обезумела», «Европа совершила самоубийство» – это да, это мы читали. А я задам вопрос: почему она обезумела и уже никогда не стала прежней доброй старой Европой? Если вы затянете древнюю унылую песню о нарастании противоречий, я рассмеюсь вам в лицо. Противоречия всегда нарастают, но война для их разрешения – самый последний инструмент. Первая мировая началась потому, что за несколько месяцев до выстрела Гаврилы Принципа в Малине тоже прилюдно убили какую-то шишку. И с точно такими же последствиями.
Теперь, значит, опять?!
Информация пришла от скользунов Радости. Это хорошее место, почти такое же хорошее, как облюбованный мною мир четырехэтажных небоскребов и педальных лифтов. И люди там в общем неплохие, с большинством из них можно иметь дело. Беда Радости в том, что матрица влияния по вектору «Земля – Радость» удручает еще сильнее, чем матрица влияния по вектору «Малина – Земля». Обратное влияние тоже существует, но проявляется в природных, а не социальных катаклизмах. Если там взорвался вулкан, известный у нас как Кракатау, – нам пора эвакуировать население с берегов Зондского пролива. Но если у нас началась война – жителям Радости надо срочно копать противоатомные убежища.
Не самая веселая перспектива. Поэтому сомнений в достоверности переданной информации у нас не возникло.
– Так себе команда, – невесело прогундел Балыкин, оглядывая нас без всякого энтузиазма, – но других людей у меня сейчас нет…
Я поверил ему. Ни разу он не сказал при мне, сколько человек находится в его подчинении, но нетрудно было догадаться, что не так уж много. Вероятно, не более двадцати, включая «мертвые души». Таковой душой мог, например, считаться мой дружок Олег Лавров, предпочитающий жить в таком мире, куда в лучшем случае доберешься за трое суток, и потому не пригодный для дел быстрого реагирования. Еще одна душа – влюбленный в космонавтику Антон Первенцев, давным-давно отправившийся искать мир, где люди уже летают к звездам, и пока не вернувшийся. Не исключено, что сейчас он уже летит к какой-нибудь Тау Кита. Трудно начальству со скользунами – их не заставишь подчиняться дисциплине, если они на то не согласны. Можно только убедить их, а нет – скользнул скользун, и ищи его хоть до конца жизни. Были такие случаи. Балыкин о них никогда никому не рассказывал, но слухи доходят.
Наконец, бóльшая часть активных скользунов, как обычно, занята текущей работой. В пожарном порядке их не извлечь и к сверхсрочному заданию не приставить.
Остаемся мы. Разнородные и разношерстные. И задачка типа «сделай то, не знаю что».
Не в пример легче устранить кого-нибудь, пусть даже президента, нежели защитить его от покушения, организованного неведомо как и неведомо кем. При этом не мыслимо никакое сотрудничество с охраной президента – она нас просто не поймет. Она будет нам мешать. И никакой информации ни об убийцах, ни о способе готовящегося убийства.
Пуля? Взрывчатка? Яд? Что-нибудь экзотическое вроде капсулы с радионуклидами или вирусным штаммом? Неизвестно. Хотя кое-что вычислить все же можно.
Для этого нужно знать распорядок президента на запланированный для убийства день. Зная его, мы найдем наивыгоднейшие для покушения моменты времени и, вероятно, сможем получить представление об орудии убийства и способе его применения.
Мы были готовы. Мы были экипированы. При Штабе имеется склад, а на нем – все, что необходимо для нескольких ключевых миров. Одежда. Личное оружие. Портативные рации. Деньги. Наладонник с русско-русско-малинным разговорником. Да-да, там тоже существует нечто вроде России, только гораздо хуже. И на ее территории употребляется русско-малинный – так мы его называем – язык.
Нас было шестеро – Балыкин сам возглавил операцию. Терентий Семенович, главный наш теоретик, прихватил маленький ноутбук, набитый всевозможной информацией, и кучу гаджетов. Нам было приказано забыть сомнения, и мы забыли их. Мы рвались в бой.
Любой из нас мог бы скользнуть в Малину сразу – это близкий мир, и вектор перемещения давно известен. Хорошо подготовленный скользун обязан помнить наизусть векторы ста тринадцати известных на сегодняшний день миров, смежных с нашим миром, и четко представлять, что находится за смежными мирами. Скольжение сразу через несколько миров требует немалых усилий, но вполне возможно. Так что никто в принципе не мешал нам перенестись сразу в Малину. Хоть прямо из Штаба.
Но Балыкин распорядился иначе. Он разбил нас на две группы, наметил маршруты и точку рандеву. Я оказался вместе с Юлией и Степаном. Старшая в группе – Юлия. Добираться до Малины нам предстояло через Будку и Наждак.
Вперед!
Поймать частника, но не брать ни первого, ни второго. Доехать до Битцевского лесопарка. Убедившись в отсутствии «хвоста» – совершить быстрый марш в сторону Чертанова. Скользнуть из давно кем-то облюбованной и оставленной про запас точки лесопарка в Будку. Это странный мир. Собственно, все миры по-своему странны, не исключая нашего, но Будка – это нечто особенное. Скользуны из соседних миров скользят там как хотят, не ведая ограничений, а местные – нет. Они самой природой лишены возможности скользить откуда угодно. Куда угодно – это пожалуйста, но лишь из немногих редких точек. Три шага в сторону – и у местного скользуна уже ничего не получится, лопнет от натуги, а не скользнет.
Вторая странность, впрочем, следующая из первой, – таможенный контроль государства над местными скользунами, причем таможенники проживают исключительно в будках стрелочников, путевых обходчиков, а где нет железных дорог – сторожей. Нет нужды говорить, что эти будки построены исключительно в тех местах, откуда скользуны Будки только и способны начать скольжение.
Не хотел бы я жить в этом мире…
Из нашего мира мы ускользнули в самой глухой части Битцевского лесопарка – а в этом мире оказались вообще вне города, зато поблизости от железной дороги. Стояла ночная темень, но мы услышали, как за перелеском прогудел локомотив. Будь мы местными или уважай туземные законы, нам бы следовало двинуться вдоль железнодорожного полотна к ближайшей будке. Но мы не уважали туземных законов. Я – точно нет.
Едва переведя дух, мы скользнули в Наждак. С нашей точки зрения, этот мир еще хуже Будки. Не знаю, как в нем живется туземцам, но скользить они не могут. Посыпь наждаком ледяную дорожку – заскользишь ли? Но это свойство людей, а не мира, потому что мы-то как раз скользим в нем нормально. А эти бедолаги ничего не знают о скольжении, и множественность параллельных миров для них чисто умозрительная абстракция…
Впрочем, как и для подавляющего большинства людей нашего мира.
Насколько позволяла судить ночная темень, пейзаж был похож – тот же пригород. Только без железной дороги. Перелесков было меньше, а заснеженных полей – больше. Невдалеке горели огоньки фермы, там басовито урчал какой-то мотор и мычали крупные рогатые скоты. Мык отличался от привычного. Что они там, буйволиц выращивают? Сразу и не скажешь. Может, это вообще крокодилья ферма, поскольку крокодилы, говорят, тоже мычат…
– Я первая, – непререкаемым тоном скомандовала Юлия и скользнула дальше. Но две секунды спустя вновь материализовалась рядом с нами. Зажгла неяркий фонарик.
– Вон туда метров двести…
Я решил не спрашивать, в каком месте Малины она выскочила. Может, на людной улице. Может, в мужском туалете. Может, посреди потока несущихся машин. Может, в клетке с тиграми, если там на этом месте как раз зоопарк.
Если скользуны погибают, то в большинстве случаев оттого, что материализуются не там, где следовало бы.
Юлия вышагивала впереди, не разбирая дороги, с хрустом давя наст. На нас она не оглядывалась, уверенная, что мы беспрекословно движемся следом.
Мы так и делали. Только Степан тихонько шепнул мне в ухо:
– Какого черта Балыкин назначил ее старшей?
– Практика скольжения, – шепнул я в ответ. Пусть дальнейшие умозаключения мой коллега сделает сам. Они элементарны. И я, и Степан нашли комфортные для себя миры, в них преимущественно и обитаем. Скользим редко и, если честно, не любим скользить, а в незнакомые миры без нужды вообще не суемся. Новизна впечатлений приедается годам к двадцати – двадцати пяти, и скользуна начинает тянуть к душевному комфорту. Юлия – редкое исключение. Ей под тридцать, а она еще не устала бродить из мира в мир. У нее потрясающая практика, мы со Степаном по сравнению с ней просто первоклашки.
– Мужика ищет, – понимающе кивнул Степан.
Он никогда не станет теоретиком. Вот и сейчас сделал примитивный и, конечно, ошибочный вывод. Что правда, то правда, Юлия несколько мужеподобна, но я знаю миры, где таких любят. Нет, она ищет не идеального (по ее мнению) мужчину. И уж конечно, не идеальную женщину, поскольку она вполне гетеросексуальна. Тут другое.
– Кажется, я знаю, что она ищет, – шепнул я, но тут Юлия оглянулась на нас, и я бросил: – Потом.
Новая попытка принесла удачу. Когда по истечении пяти секунд скользнувшая в Малину Юлия не появилась вновь, скользнули и мы.
Здесь был лес – такой же заснеженный лес, как в Битце, и даже деревья тех же пород. Выбравшись на утоптанную аллею, мы поняли, что это скорее лесопарк, чем лес. Бывают же такие совпадения! Если бы не зарево заката, я бы подумал, что мы перенеслись назад. Но закат сразу поставил все на свои места. Малина принадлежит к числу слегка сдвинутых во времени миров.
За деревьями шумело шоссе – наверное, там-то Юлия и выскочила при первой попытке. Мы двинулись в противоположную сторону и через полчаса выбрались в промзону – обширное и донельзя унылое скопище серых складских зданий, куч мусора и вырытых там и сям траншей. Наверное, мы находились на задворках какого-нибудь огромного завода. Часть забора была просто повалена, что облегчило нашу задачу. По импровизированной дороге из уложенных в замерзшую грязь бетонных плит Юлия уверенно вела нас вперед…
Мы больше не разговаривали. Вам известно чувство тревоги, когда, казалось бы, нет никаких причин для беспокойства? Мне оно хорошо известно. У нас, скользунов, тоже есть свои легенды, и одна из них – о Сонном Пауке. Так называют человека со способностями куда бóльшими, чем у любого из нас. Что можем мы? Скользить. А он, никуда не скользя сам, чувствует, как в его мир или из его мира скользят другие. Он – датчик и локатор. Акт скольжения для него вроде подергивания нити паутины. Беда, если Сонный Паук играет за команду противника. Так, во всяком случае, говорят…
Но легенда он или реальность – это вопрос из вопросов.
По-видимому, Балыкин верил в Сонного Паука. Не раз на моей памяти он совершал действия, которые я мог назвать только перестраховкой. Вот и теперь он велел нам идти в Малину не напрямую, а через Будку и Наждак. Почему именно через эти миры, а не через другие? Не потому ли, что Наждак не имеет своих скользунов и это направление по идее должно контролироваться Сонным Пауком слабее других?
Я потом допишу, как Юлия довела моих героев до временной штаб-квартиры – пустого и гулкого складского помещения с маленькой конторой. Почему склад пустой? Да потому что «все уже украдено до нас». Такое, во всяком случае, должно сложиться впечатление. Или не описывать путь? Скучно ведь… Нет, опишу. Цикл романов надо чем-то заполнять, на то он и цикл. Пожалуй, будет еще лучше отнести штаб-квартиру подальше от лесопарка и предоставить героям добираться до нее по своему усмотрению в незнакомом городе, имея проблемы с языком и не зная, как здесь ходит и как оплачивается городской транспорт. Чего мне их жалеть, в самом деле? Они в жалости не нуждаются. Держу пари, они возьмут на гоп-стоп автомобиль и преспокойно доедут, куда им надо. Хотя нет, это тривиально. Пусть угонят что-нибудь несуразное, скажем, гусеничный экскаватор или тепловоз. Да, пусть будет тепловоз. Глава с поездкой на тепловозе по незнакомому городу с неведомо куда проложенными путями и полным незнанием принятой в этом мире железнодорожной сигнализации станет одной из самых динамичных. И кончится поездка, конечно, крупной аварией – впрочем, без жертв. Я ведь не садист. Но парочку сошедших с рельс товарных составов и рухнувший мост могу обещать. Герои, разумеется, покинут тепловоз еще до катастрофы.
А насчет Сонного Паука – это мысль. Приберегу ее до второго романа. Не все же выкладывать сразу.
– Знакомьтесь, – сказал Балыкин, – наш коллега с Радости. Будем работать вместе.
– Фоло Робус, – представился незнакомец, закивав, как китайский болванчик, но не предприняв и тени попытки привстать и протянуть для пожатия руку. Кажется, на Радости это и в самом деле не было принято.
Судя по всему, Балыкин с Германом и Терентием Семеновичем опередили нас всего на несколько минут, зато коллега с Радости пробыл здесь как минимум несколько часов и уже успел немного обжиться. На электрической плитке стояла сковородка с остатками яичницы, чайник только что закипел, и на расстеленной газете имелись бутерброды. Истинные обитатели конторы, вероятно, еще днем смылись подальше и закрыли на все глаза, получив щедрую мзду.