Громов Александр. Дорога к Марсу

   – Скорость вращения?
   – Пока около оборота в минуту. ЦУП, видим струю конденсата в районе заправочного клапана.
   – Расстояние пока не вызывает опасений, следуйте программе.
   Но вскоре полностью оттаявший клапан пришел в движение и, захлопываясь, не смог стать в штатную позицию. Струя метана вынесла клапан и оторвала заправочный шланг. Шланг, завертевшийся в бешеной пляске, ударил по кислородному баку, и через мгновение струя газа из пробитого отверстия бросила грузовик прямо в сторону «Ареса». Расстояние между кораблями стремительно сокращалось. Не задумываясь, Аникеев ударил кулаком по кнопке тревоги. Команда, немедленно надев гермокостюмы, заняла свои места.
   – ЦУП, расстояние сокращается, необходимо менять орбиту. – Аникеев мысленно проигрывал варианты, и решение казалось ему очевидным. – Через несколько минут возможно столкновение.
   – «Топазы», уходите вниз, приказываю тормозить, – раздался голос Пряхиной. – Сходите на низкую орбиту. Миссия отменяется.
   – У нас запас по ресурсам! – попытался возразить Аникеев.
   – Приказ сходить.
   – ЦУП, вас не слышу, – пошел на классическую уловку командир.
   – Не ври, Слава, слышишь ты меня хорошо.
   – Вас не слышу! – повторил Аникеев. – Главная антенна повреждена, жду приказаний. ЦУП, ответьте.
   Выключив связь, командир отдал приказ:
   – Всем приготовиться! Гивенс, введи данные на подъем орбиты!
   – Но перегрузки будут выше нормы! – Гивенс смотрел на цифры своего монитора округлившимися глазами.
   – Вводи данные! Мы летим!
   – Есть, командир.
   Струя из сопла жидкостного ракетного двигателя прорезала черное пространство позади «Ареса». Сначала казалось, что ничего не меняется, но вот корабль начал неспешно уходить с линии, соединяющей трассы «Ареса» и грузовика. Неумолимая сила вдавила космонавтов в кресла. У Жобана из расцарапанного носа потекла кровь. Аникеев, когда от перегрузки у него стало темнеть в глазах, успел отследить данные по траектории – корабль медленно и неотвратимо удалялся от Земли. Красная кривая реального движения уже почти совпала с расчетной зеленой. Бахнули пироболты, и наступила тишина.

* * *

   Ирина Пряхина нервничала. Она уже несколько раз оправляла костюм и никак не могла решить, уместен ли шелковый шарфик на сегодняшней встрече с президентом.
   – Господин президент, разрешите, – начала она доклад, как только села за стол напротив главы государства.
   – Успокойтесь. – Президент открыл папку с материалами по экспедиции. – Скажите, что произошло?
   – Мы потеряли связь после того, как на грузовике случилась авария.
   – Экипаж погиб? – Голос президента дрогнул.
   – Из-за неподчинения приказу.
   – Извините. Мне сейчас неважно, кто виноват, вы начинаете оправдываться слишком рано. Что надо для того, чтобы вы выяснили судьбу экспедиции?
   – Экипаж получил приказ выходить из программы. Слишком рискованная была ситуация. Но сначала пропала голосовая связь, а потом мы полностью потеряли контакт с бортом.
   Тут зазвенел один из красных телефонов. Президент недовольно поморщился, но, понимая, что такое возможно только в крайнем случае, поднял трубку.
   – Да. Что?!
   Президент удивленно взглянул на Пряхину и произнес:
   – Это вас.

5
У всех свои сложности
Николай Романов

   Пряхина судорожным движением коснулась шарфика и протянула было руку к телефонной трубке, однако насмешливый взгляд главы государства остановил ее.
   – Вы что, Ирина Александровна, в самом деле считаете, что вам могут звонить по телефону президента?
   Он издевается, подлец, поняла Пряхина. Сексист проклятый!
   Она давно догадывалась, как к ней относится гарант Конституции. С той самой поры, как прошла эйфория от назначения на столь высокую должность.
   Да и не трудно догадаться! Поймай пару раз косые взгляды министра обороны и секретаря Совета безопасности, и все поймешь.
   В России женщине работать с военными – все равно что ходить по лезвию ножа. Если ты, конечно, не член Комитета солдатских матерей. Да и там вся работа – ходьба по лезвию… И даже не ножа – бритвы!
   Но не водку же с ними вместе пить на охоте или в бане!
   Кстати, и Быков спит и видит себя в ее кресле…
   Между тем президент снова взялся за телефонную трубку.
   – Вы не ошибаетесь? – сказал он и некоторое время молча слушал, барабаня пальцами по крышке стола. Потом повесил трубку и снова глянул на Пряхину: – Я выразился точно, это вас, – он сделал ударение на последнем слове. – Именно вас придется считать виновной в случившемся, если связь с кораблем не восстановится. И, видит Бог, я без колебаний отдам вас на съедение военным! Они с самого начала были недовольны этим назначением. И никто вам не поможет! Глава Совета по космонавтике, допустивший такую катастрофу, должен быть снят с должности. Общественное мнение слова поперек не скажет, даже эти ваши… – пару секунд он явно подбирал ругательное слово, но закончил вежливо: – Даже ваши феминистки.
   Пряхина уже взяла себя в руки.
   – Я вам обещаю, господин президент, что будут приняты все меры для того, чтобы восстановить связь с «Аресом-один». Более того, я уверена, что вся аппаратура в порядке. Проблема не со связью, а с дисциплиной экипажа. И я предупреждала, что и сам Аникеев, и его подчиненные не годятся для выполнения поставленных задач.
   На физиономии президента возникло нечто похожее на понимание, но он только махнул рукой:
   – Вы свободны!
   Пряхина, теребя шарфик, шагнула к двери. Ей очень хотелось оглянуться, но черта с два этот индюк увидит ее растерянность.
   Не век же Аникеев будет молчать. И у него, и у экипажа родные остались на Земле. Ни один нормальный человек не допустит, чтобы они волновались.
   Вот только какую информацию, интересно, доложили президенту, если он позволил себе продемонстрировать свое настоящее отношение к главе Совета по космонавтике? И кто ему звонил?

* * *

   Марк Козловски, глава правления «GLX Corporation», выключил панель, висящую на противоположной стене кабинета, убрав сияющего корреспондента, с энтузиазмом вещавшего о старте «Ареса-один», и выругался.
   Работнички, мать вашу! Тоже мне, международная программа! У семи нянек дитя без глаза! Сначала позволили угробиться Тулину и Джонсону, потом подвесили на орбите дублирующий экипаж, а в результате вся подготовка псу под хвост. Вечно у них одно и то же! Соотечественники деда ухлопали четверых при посадке «Союзов», а соотечественники самого Марка – аж четырнадцать человек на «Челленджере» и «Колумбии»! Гробокопатели!
   Он снова выругался и нажал кнопку интеркома:
   – Сьюзи! Вызовите ко мне, пожалуйста, мистера Перельмана! Немедленно!
   – Будет сделано, мистер Козловски! Сейчас разыщу!
   Тонкий голос секретарши взбесил Марка еще больше.
   Дрянь голубоглазая! Только бы денег урвать побольше, а работать конь будет… Впрочем, тут он не прав. Сьюзи никакого отношения не имеет к случившемуся. А с Перельманом сейчас разберемся!
   Через десять минут начальник специального отдела сидел в кресле для посетителей. За гостевой столик его не пригласили и чашку кофе не предложили. Это немало говорило о характере предстоящего разговора, но выглядел Перельман спокойным. Как будто ему нечего было опасаться… Ну-ну, сейчас ты у меня заволнуешься!
   – Слышали про «Арес»?
   – Конечно, слышал, босс! – Перельман пожал плечами. – Космонавтика и в наше время все еще рискованное предприятие. Исследования – вообще занятие рискованное.
   Козловски с трудом сдержал рвущуюся из души ярость.
   – Я не исследователь, мистер Перельман. Я – бизнесмен. И привык, что вкладываю деньги в расчете на возможную прибыль. А тут прибылью и не пахнет! Даже возможной!
   Начальник спецотдела позволил себе понимающую улыбку.
   – Вы не правы, босс. Ничего не изменилось!
   – Не изменилось? – Козловски шарахнул кулаком по столу так, что подпрыгнул ноутбук. – Один наш агент остался на Земле, другой болтается на околоземной орбите и думать забыл про Марс.
   – А третий отправился к Марсу.
   – Что?! – Козловски поперхнулся.
   – Мы нашли подход к одному из членов экипажа Аникеева. На всякий случай! Для подстраховки. Похоже, старались мы не напрасно.
   Козловски откашлялся и почувствовал, как бушевавшая в нем ярость отправилась на покой.
   Все-таки не зря он пригрел когда-то этого скользкого типа! Интуиция не обманула. А может, они все такие, приехавшие из России? Такие же, как его, Козловски, дед, урожденный одессит, сумевший практически с нуля создать «GLX»?..

* * *

   Ира Пряхина родилась в городе на Неве и все детство провела на Васильевском острове, в Гавани. Родители, инженеры Балтийского завода, в дочке души не чаяли, поскольку девочка сызмальства проявляла интерес к точным наукам. Сверстницы ее играли в куклы или прыгали через скакалку, а Ира еще в начале каждого сентября запоем прочитывала учебники. Поэтому никто из знакомых не удивился, когда Ирочка поступила в физико-математическую школу № 30, а окончив ее, стала студенткой аэрокосмического факультета Ленинградского военно-механического института, который в прошлом веке зарубежная печать называла «осиным гнездом советских ракетчиков». Красный диплом она получила по специальности «Информационно-измерительная техника и технологии» и еще при прохождении производственной практики была замечена руководством одного из отраслевых конструкторских бюро, куда и пришла работать по окончании Военмеха. Новые знания, новые научные достижения, участие в разработке систем обеспечения международного проекта «Арес»… Помимо светлой головы, у Пряхиной обнаружился еще и немалый административный талант. Оказалось, она способна организовать людей так, чтобы нужный результат достигался с наименьшими затратами. Молодой ученый стремительно зашагала по ступеням карьерной лестницы, и опять же никто не удивился, когда уже к сорока трем годам судьба занесла Ирину Александровну в кресло главы Совета по космонавтике при президенте России.
   В общем, Пряхина была лучшим примером того, что может совершить женщина, находящаяся в равных стартовых условиях с мужчиной, – то есть не рожающая детей и не отвлекающаяся на их выращивание и воспитание.
   Неудивительно, что феминистские группировки, обретшие в десятых годах двадцать первого века немалый вес в политике, считали ее своим знаменем.
   Ирина и сама считала себя знаменем феминизма. Пока не встретилась с Лиангом Цзунчжэном.

* * *

   Объект «Ангар» не входил в состав Центра управления полетами, и потому мало кто из цуповцев знал, что за здание расположено неподалеку от них. Оно совершенно не походило на своего тезку, показанного когда-то в американском фильме «Ангар-18», – труба пониже и дым пожиже! – но было не менее засекреченным, и сюда не впустили бы даже советника по космонавтике Пряхину.
   Однако полковника Кирсанова впустили. Стоило ему приложить к сканеру вытащенную из портмоне карточку, как замок щелкнул.
   – Заносите!
   Двое в штатском выволокли из машины бесчувственное тело Николая Цурюпы, протащили сквозь дверной проем и оказались в не слишком длинном коридоре. Коридор был пуст. По обеим сторонам его тянулась череда дверей со сканерами. Никаких табличек возле них не наблюдалось.
   Карточка Кирсанова открыла еще один замок.
   – Вперед!
   Цурюпу внесли в помещение и уложили на медицинский стол, окруженный аппаратурой.
   Полковник позвонил по мобильному, и вскоре в кабинете появился человек в белом халате.
   – В нем изрядно водяры, – сказал полковник. – Не меньше трехсот грамм.
   – Почистим, – буркнул врач. – Вы пока посидите в гостевой.
   Трое вышли в коридор, с помощью кирсановской карточки преодолели очередную дверь и угнездились на стоящих в комнате диванах. Двое в штатском принялись обсуждать результаты последнего тура чемпионата России по футболу. Кирсанов сидел молча.
   Через какое-то время врач приоткрыл дверь:
   – Можно переносить его.
   Трое поднялись, проследовали за врачом к лежащему на столе телу и перетащили его в очередное помещение.
   Уложили на покрытое синим поролоном ложе, один конец которого заканчивался никелированным цилиндром, окруженным множеством тонких кабелей. Сдвинули ложе так, что голова инженера оказалась внутри цилиндра. Грудь Цурюпы опоясал широкий ремень. Меньшими ремнями пристегнули к ложу руки и ноги.
   Врач захлопотал вокруг установки. Вспыхнули индикаторы, послышалось негромкое гудение.
   – Возвращайтесь в гостевую, – сказал полковник.
   Двое вышли в коридор. Полковник глянул на врача:
   – Код обработки зэ-эр двенадцать двадцать пять.
   Врач снова обратился к пульту управления.
   Гудение чуть усилилось. Тело на ложе содрогнулось, попыталось выгнуться дугой. Ремни спокойно выдержали этот натиск. Потом гудение стихло. Инженер успокоился…
   Через пять минут он снова полулежал на заднем сиденье машины. Один из сопровождающих достал из бардачка початую бутылку «Флагмана», нажал пальцами на щеки инженера и принялся лить водку в открывшийся рот. Цурюпа заворчал, но послушно несколько раз глотнул.
   Еще через десять минут его, спотыкающегося, но уже определенно держащегося на ногах, втаскивали в квартиру одного из домов жилого микрорайона. Вокруг суетилась жена Цурюпы.
   – Что с ним, Алексей Петрович?
   – Перебрал чуть-чуть, Светлана Пална, – отвечал Кирсанов. – Проблемы у нас на работе. Ничего, к утру проспится…
   Пьяного уложили в постель, и спасители отбыли.
   «Хороший ты был инженер-конструктор, Коля, – подумал полковник, выходя из подъезда. – Впрочем, до поры до времени еще и побудешь им…»
   Он попрощался с остальными и отправился восвояси.

* * *

   Взбесившийся грузовик давно остался позади. А может, уже, сходя с орбиты, горел в плотных слоях атмосферы над Тихим океаном.
   Впрочем, убедиться в этом сейчас было затруднительно: все отсеки корабля погрузились в кромешную тьму, которую не разрушал ни один работающий дисплей.
   Аникеев пошевелился.
   Вроде бы кости были целы, хотя тело все еще ныло от перенесенной перегрузки.
   Со второй попытки командир нащупал тумблер аварийного освещения. Загорелись плафоны.
   Рядом тоже зашевелились.
   – Дьябло! – послышался хриплый голос Бруно.
   – Экипаж? – сказал Аникеев. Вернее, хотел сказать. Не получилось: горло запаковал ком размером с кулачище. Так, по крайней мере, казалось…
   Аникеев прокашлялся и повторил:
   – Экипаж?
   – Первый пилот в порядке, – послышался голос Булла.
   Остальные тоже отозвались, только Жан-Пьер сначала сказал:
   – Царапина на носу, – и добавил: – Остальные органы в порядке.
   Послышались смешки.
   «Похоже, пронесло», – подумал Аникеев.
   – Атмосфера в кабине?
   – Давление в норме, – сказал Гивенс. – Температура – шестьдесят четыре… Восемнадцать по Цельсию. Можно снять шлемы и прочее.
   Члены экипажа принялись стягивать с себя гермокостюмы.
   – Теперь я знаю, как себя чувствуют финики, спрессованные в пачке, – заметил Карташов.
   – Связь с Землей?
   После короткой паузы Гивенс доложил:
   – Связь отсутствует, командир. По всем каналам.
   «Похоже, не пронесло», – подумал Аникеев.
   – Можете определить причину?
   Все затаили дыхание.
   – Завис центральный бортовой компьютер.
   «Хорошо, что у СЖО свой», – подумал Аникеев.
   – Справишься?
   – Конечно.
   Через пару минут на борту корабля вспыхнуло штатное освещение, и командир отключил аварийное.
   – А теперь, Эдвард, определись с параметрами нашей орбиты, после чего немедленно заблокируй каналы телеметрии на Землю.
   – Ты что, Слава! – воскликнул Карташов. – Волноваться будут!
   – Родственникам пока все равно ничего не сообщат. А иные-прочие пусть поволнуются. Не сахарные – не растают!
   У Гивенса приказ возражений не вызвал.
   – Каналы телеметрии заблокированы, – доложил он вскоре. – Орбита близка к расчетной. Небольшая коррекция – и прибудем точно к месту встречи с Марсом.
   – Что ж, господа… – Аникеев добавил в голос толику торжественности. – Нас можно поздравить!
   Ответом ему были одобрительные возгласы.
   – Нам надо поговорить, командир, – сказал Гивенс, когда все занялись повседневными делами.
   Он выглядел растерянным.
   – Слушаю тебя, Эдвард.
   – Дело в том, что перегрузки такого уровня не могли подвесить бортовой компьютер. А значит, это было сделано умышленно.
   – Ты полагаешь, кто-то из наших?
   – Не уверен. Но прежде чем «отрубиться» от перегрузки, я кое-что видел…

6
Призраки космоса
Павел Амнуэль

   – Вообще-то, я тоже, – немного помолчав, сказал Аникеев.
   – Ты? – поразился Гивенс.
   – Если что-то существует реально, почему бы этого не увидеть двоим или всем? – резонно заметил командир. – Если, конечно, видели мы одно и то же. Итак?
   – Ну… – протянул Гивенс. – Видел я краем глаза, так что… Фигура человека… в темном… просто силуэт, скорее… я уже почти и не видел из-за перегрузки, в глазах зеленые пятна, и когда промелькнул силуэт, я подумал… Черт, ничего я не успел подумать, как раз отрубился. Он… если это был человек, а не обман зрения… быстро прошел в сторону шлюза…
   – Почему сразу не доложил? – сухо поинтересовался Аникеев, пристально вглядываясь в лицо Гивенса-младшего и пытаясь понять, что тот чувствовал тогда… и что чувствует теперь, рассказывая. Понять это было важно, ощущения в момент потери сознания (кому это понимать, если не ему?) сильнейшим образом влияют на то, как мозг интерпретирует вполне, возможно, тривиальные зрительные впечатления.
   – Я вообще не собирался докладывать, – выпалил Гивенс, и Аникеев едва заметно кивнул – разве сам он поступил не так же? – Прошу прощения… Мало ли что могло… Но потом завис компьютер, и я решил: доложу командиру. Подумал: отругает, но…
   – Правильно поступил, – сказал Аникеев. – И, похоже, видели мы с тобой одно и то же, а значит, явление было скорее всего объективным, а не плодом фантазии.
   – Ты тоже…
   – Видимо, я оставался в сознании дольше других, – продолжал командир. – У меня просто опыта больше… Темный силуэт, да… Прошел в сторону коридора к шлюзовым камерам. Но я, еще не потеряв сознание, решил, что это зрительная иллюзия, потому и не стал ни с кем говорить на эту тему.
   – Но почему?..
   – Почему решил, что иллюзия? Видишь ли, силуэт возник из стены, а не вошел в дверь.
   – Черт!..
   – И вышел тоже не в дверь, а в стену…
   – Как в дурном фильме, – пробормотал Гивенс.
   – Не совсем, – покачал головой командир. – Фильмов о призраках я насмотрелся, жена любит, вот и приходится иногда… Нет, этот… гм… человек не исчезал в стене постепенно, как положено нормальному привидению, а пропал мгновенно, будто его выключили.
   – Голограмма?
   – Об этом я подумал потом, а тогда просто зафиксировал.
   – Думаешь, это реально?
   – Голограмма? Не знаю, я не специалист в технике голографии и три-дэ-проекций. Вопрос: если это так, то зачем? Кому нужно? Из наших, кстати. И толк какой? Голограмма не может действовать на материальные предметы, это смешно.
   – Возможно, – высказал предположение Гивенс, – кто-то еще видел это и молчит? Я бы тоже молчал, да и ты, командир.
   Аникеев кивнул.
   – Попозже, – сказал он, – я поспрашиваю. Сейчас просто примем к сведению. И еще… Эдвард, если увидишь… краем глаза…
   – Конечно, командир. Доложу сразу.

* * *

   Быкова подняли с постели в три часа ночи. Голос оперативного дежурного был вызывающе бодрым, и Быков с раздражением подумал, что сам же подписал распорядок дежурств, по которому на ночные ставили самых закоренелых «сов», для которых ночь – лучшее время суток. Второй мыслью было: что? Что случилось?
   Успела промелькнуть и третья мысль: наверное, включилась передача телеметрии с «Ареса», что еще могло заставить дежурного разбудить руководителя научной программы в такое… гм… раннее время?
   – Докладываю, – вещал дежурный голосом Левитана, объявлявшего о взятии Киева советскими войсками, – объект «Призрак-пять» активизировался. Согласно наблюдениям в ближней ИК-области, а также в двух радиодиапазонах, объект переместился после последнего включения на…
   – Стоп, – окончательно проснувшись, сказал Быков. – Я понял. Буду через двадцать минут. Все обработанные данные – на мой пульт.
   – Слушаюсь, – отрапортовал дежурный, и Быкову почудилось, что он еще добавил «сэр», чего, конечно, быть не могло.
   В центральном зале ЦУПа за мониторами сидела лишь дежурная группа – восемь операторов, каждый из которых анализировал свою часть поступавших с антенн телеметрических данных.
   – Что «Арес»? – бросил Быков Веденееву, проходя к своему рабочему месту.
   Веденеев, один из лучших операторов космической связи, работавший еще с программой «Мир», а затем с первой Международной, ответил, не отводя взгляда от экрана, по которому ползли колонны цифр, будто сомкнутый строй чьей-то армии. Может, и своей – если данные были благоприятны.
   – Нуль, – сказал Веденеев. – С двадцати трех тридцати семи не поступают данные даже с аварийки. И это внушает оптимизм.
   – Оптимизм? – с подозрением спросил Быков, останавливаясь и вглядываясь в числа. Это не были сплошные нули, но определить с ходу, чему соответствует каждое число, Быков не мог.
   – Конечно, – уверенно сказал Веденеев. – Это означает, что телеметрия отрубилась не в результате поломки или более крупной аварии на борту. Полный пакет можно отключить от передачи только с пульта центрального бортового компьютера, причем никто не может это сделать без прямого приказа командира. Значит…
   – Что визуалка?
   – «Арес» в поле зрения шестнадцати телескопов, в том числе трех орбитальных. Идет практически точно по курсу.
   – По курсу к…
   – К Марсу, конечно. Если судить только по визуалке, то все в полном порядке. Видно было, как отработали маршевые – ровно столько, сколько нужно.
   – Грузовик?
   – Ну, это же вы сами…
   Быков кивнул. Да, это он и сам видел, спросил по инерции. Грузовик, едва не протаранивший «Арес», сейчас никак не мог угрожать кораблю, вышедшему на гиперболическую траекторию.
   – Визуально, – продолжал Веденеев, повторяя данные вечернего рапорта, и без того хорошо известного Быкову, – на борту «Ареса» не наблюдалось никаких взрывных явлений, оптических вспышек, ничего. Потому я и говорю, что полный отказ телеметрии – дело рук экипажа, который по каким-то причинам…
   – Каким-то! – воскликнул Быков. – Да, черт возьми, по вполне понятным! К Марсу они захотели, вот что! Их собирались снимать с орбиты и возвращать на Землю, потому они и решили…
   – Вот оно что! – не удержался от восклицания Веденеев, не знавший, конечно, о том, что происходило в высших управленческих кабинетах в последние часы. – Тогда… Но это все равно такое нарушение… Когда они вернутся, их просто вышвырнут из профессии!
   – Если вернутся, – механически поправил Быков. – Если вернутся, никто им и слова не скажет. Победителей не судят. А они станут героями.
   – Гм… да, – вынужден был согласиться Веденеев. – Но все равно я…
   – Прошу прощения, – прервал Быков оператора и проследовал к своему пульту, за которым дожидалась Ниночка Строева, аспирантка, работавшая над диссертацией об оптических иллюзиях на поверхности Марса. Материала по иллюзиям за десятки лет наблюдений накопилось не на одну докторскую, особенно после полетов первых станций, приборы которых обладали разрешением, достаточным, чтобы буйная людская фантазия увидела в природных феноменах нечто необычное, но недостаточным, чтобы аналитики однозначно определили феномены как обычные явления природы.
   – Добрый вечер, – поздоровался Быков.
   Нина освободила кресло, он сел, а она пристроилась рядом на низком стульчике, откуда могла видеть экран, но не мешала оператору работать.
   – Доброе утро, – сказала она, и Быков только сейчас осознал, что да, действительно, уже утро, пятый час. Час Быка?
   – Ох, да, – пробормотал он. – Ты здесь всю ночь? Сегодня не твоя смена.
   – Всю, – кивнула Нина. – Как предчувствие, знаете… Собиралась уже спать ложиться, и вдруг будто торкнуло что-то, дай, думаю, в зал загляну на всякий случай. А тут…
   – Так, – перешел Быков на официальный тон, – что с «Призраком»?
   – Смотрите, – Нина, протянув руку, из-под локтя Быкова нажала несколько клавиш. На экране возникла цепь картинок, и в правом углу – колонка чисел: данные о переменности радиопотоков, квазипериоды, всплески амплитуд…
   Быков достал из бокового кармана очки, нацепил на нос и «придвинул» первое изображение.

7
Путь в сто тысяч ли
Алексей Калугин

   – Сэр, вы сами попросили меня молчать, – едва заметно улыбнулся Перельман.
   – Да-да, верно…
   Сам того не заметив, Козловски вошел во вкус игры. Он сосредоточенно наморщил лоб, постучал пальцами сначала по столу, затем по своему темени.
   – Вряд ли это командир экипажа… Тогда, получается, Карташов?
   Козловски вопросительно посмотрел на Перельмана.
   – Нет, сэр, – сухо отчеканил тот.
   – Аникеев? – Козловски недоверчиво прищурился. – На нас работает командир корабля?.. Нет! Перельман, я вам не верю!