Громов Александр. Дорога к Марсу

   – Accept for survive… – хрипло сказал пилот. – OGK…
   – Эдвард, говори по-русски, – потребовал Аникеев.
   – Impossible… understand everything… can’t speak… a few minutes… leave me alone… Leave me alone!!! – Гивенс сорвался на крик.
   Командир и астробиолог переместились из отсека в коридор.
   – Поражение речевого центра, – пробормотал Карташов. – Худо. Если только не…
   – Симуляция?
   – Хрен знает. Надо его в медотсек.
   В этот момент шторка каюты Булла открылась, и оттуда выглянуло хмурое лицо первого пилота.
   – Кэп! – воскликнул он. – А я как раз к тебе. Я знаю, как обогнать китайцев!

9
Неуставные отношения
Евгений Гаркушев

   – Вот как? – Аникеев усмехнулся, уже понимая: что-то здесь нечисто.
   – Да. Really. Мне пришло откровение.
   – И что мы должны сделать?
   – Выбросить за борт балласт. Оборудование. Вещи. Лишних членов экипажа. Даже центнер веса даст выигрыш в несколько часов при разгоне и торможении на таком расстоянии.
   – Лишних членов экипажа? – поразился командир.
   – Certainly! К чему нам повара, пусть даже самые хорошие? К чему философы, которые способны только стучать по клавишам? А сколько они сожрут в пути, сколько кислорода изведут! Тонны, тонны дополнительной массы! К Марсу должны прибыть русский, американец и европеец. Этого достаточно. Остальные могут пожертвовать собой ради общего дела. И у оставшихся вероятность успешного возвращения – двадцать пять процентов, так к чему повторять ошибки Скотта в Антарктике? Не только проиграть в гонке к Южному полюсу, но и погибнуть на пути к мечте? Наши имена будут записаны на золотых скрижалях истории или канут в безвестности…
   Голос Булла становился все тише. Вспомнив о возможном трагическом конце, он едва не заплакал и замолчал. Пораженный Аникеев некоторое время не мог вымолвить ни слова. А Карташов пристальнее вгляделся в расширенные зрачки американца и заявил:
   – Командир, он же в стельку пьян!
   Действительно! И как он сам не догадался? Американец на ногах не стоит!.. Но мысли и слова? Пусть даже Булл пьян и не ведает, что несет, откуда у него такие речевые обороты? Словно он говорит на русском языке с детства, а английские слова вставляет по нужде, для поддержания легенды.
   – Ты тоже слышал? – обратился Аникеев к соотечественнику.
   – Что? – уточнил Карташов.
   – О золотых скрижалях истории?
   – Скрижалях? Нет, о скрижалях он не говорил, откуда ему такие слова знать? Лепетал что-то бессвязное… Меня хотел за борт выбросить, я так понял. Сволочь.
   Булл тираду Карташова проигнорировал. Только прикрыл глаза, будто очень утомившись.
   – Значит, опять психотроника?
   – Да что с тобой, командир? – встревожился Карташов. – Ты тоже накатил где-то втихомолку?
   – Я? – возмутился Аникеев, чувствуя странный прилив сил, нехарактерный для опьянения.
   Зарождающуюся перепалку прервал итальянец, появившийся из полутемного коридора.
   – Вячеслав, опять сбой в центральном компьютере. Содержание кислорода в воздухе повысилось почти вдвое: сбилась настройка параметров.
   – Как ты обнаружил? – спросил Аникеев.
   – Почувствовал что-то неладное, проверил…
   – Теперь понятен срыв Булла: непривычный к крепким напиткам организм, а тут еще и кислородное опьянение, – вздохнул командир. – Нехорошо кислород на коньяк лег. Даже мне что-то мерещится… Ты ввел корректировки, Бруно?
   – Конечно. Сейчас атмосфера приходит в норму, – объявил итальянец. – А Булл отравился?
   – Парень устал, немного расслабился, – проворчал Аникеев. – Через пару часов будет в порядке.
   – Что у трезвого на уме, у пьяного на языке, – мстительно заявил Карташов.
   – Чего спьяну не отчудишь. Ты его в каюте пристрой, пусть отсыпается. А ко мне пригласи, пожалуйста, Жобана…

* * *

   Замигал красным диод вызова высшего приоритета. Ху Цзюнь непослушной рукой потянулся к сенсору подтверждения. Постоянная смена времени отдыха давала о себе знать, командир «Лодки Тысячелетий» едва не задремал. Согласно инструкции, вдвоем спать тайконавтам не разрешалось – стало быть, кто-то все время должен был бодрствовать. Сейчас был его черед.
   Пришла шифровка. Нежным голосом прекрасной Нун Мейфен компьютер сообщил:
   – Перехвачено сообщение объекта два. Обнаружен слабый искусственный нетривиальный радиосигнал на частоте сорок мегагерц. Предполагается инородное происхождение. Сигнал узконаправленный, появляется с периодичностью девять с половиной часов. Следующий период активности предположительно через четыре часа.
   Ах, красотка Мейфен! Выходит, через четыре часа нужно будет перед тобой отчитаться? Ху Цзюнь всегда предпочитал мечтать о том, что разговаривает с прекрасной актрисой, называя ее по имени, а не с шишками из руководства страны. К тому же, чьи решения доводятся до них по секретному каналу, тайконавты обычно и не знали. Партия управляет коллективно…
   – Ввиду особой важности полученной информации приказано соблюдать полное радиомолчание и отключить двигательную установку во избежание выхода из зоны распространения сигнала, – продолжила Мейфен. – Полученные данные передать для расшифровки сразу же.
   Отключить двигатель? Наверху и правда всполошились. Но их можно понять! Марс – далекая цель, а сигнал пришельцев – вот он. Что бы это могло быть? Зонд? Оставленный на околосолнечной орбите спутник? Чужой спутник, которому много тысяч лет? От Земли они удалились на приличное расстояние – понятно, что там слабый и узконаправленный сигнал не слышен.
   Ху Цзюнь тихо постучал в стенку спальной капсулы Чжана Ли.
   – Вставай, Ли! Есть работа.
   Появившаяся спустя пару секунд заспанная физиономия напарника ничего хорошего не выражала.
   – Что случилось? – прохрипел он.
   – Нужно повозиться с радио.
   – Зачем? Связь пропала?
   – Будем слушать тишину. Команда из Поднебесной. А я займусь отключением двигательной установки.
   – Таков приказ? – насторожился Чжан Ли.
   – Да.
   – Но наша цель…
   – Мы выключим двигатель на несколько часов. Прибудем к Марсу немного позже. О чем волноваться? У нас преимущество в три дня.
   – Расчетное преимущество.
   – Ты хочешь взять командование на себя? И перечить распоряжениям Земли?
   – Нет, конечно.
   – Тогда настраивай аппаратуру. Мы должны слушать ближний космос. Где-то здесь русские обнаружили артефакт. Точнее, его сигнал.
   – Сколько у меня времени?
   – Полно. Целых четыре часа.
   Ли, ругаясь, выбрался из капсулы, устроился в своем рабочем кресле и принялся набирать команды. Ху Цзюнь занялся тем же – и запуск, и остановка двигателя требовали подготовки.

* * *

   Спустя четыре часа «Лодка Тысячелетий» плыла в бездонной черноте космоса, словно уснув. Не работали радиопередатчики и двигатель. Лишь два человека напряженно следили за текущими результатами сканирования эфира.
   Ху Цзюнь попытался взглянуть на ситуацию со стороны. Утлая жестянка с двумя живыми существами погромыхивает в пустоте. Лодка Тысячелетий… Даже не гордая колесница! Утлое суденышко… Сейчас двое ее кормчих по приказу свыше хотят отыскать крохи мудрости с чужого стола, обломок давно забытой цивилизации. Или, напротив, вступить в контакт с теми, кто неизмеримо выше их, достает головой до звезд.
   По сути, как мало еще знают люди и о Земле, и о космосе… Невольно Ху начал напевать древнюю песню царства Юн:

 
Если крыса шерсткой горда,
Хуже крысы неуч тогда,
Хуже крысы неуч тогда.
Он ведь не умер еще со стыда.
 

   – Эй, ты что? – зашипел со своего места Чжан Ли.
   – Ничего, – бросил командир. Прагматичный напарник начал его раздражать. – Здесь, ближе к Солнцу, все кажется по-другому, верно?
   – Сильнее припекает.
   – Мы сейчас ближе к Солнцу, чем бывал кто-либо из людей! – заявил Ху Цзюнь.
   – Но русские подберутся к нему еще ближе. Их траектория выгнута сильнее, чем наша, и защита корабля лучше.
   – Сейчас мы ближе всех. Ближе всех в истории. И этот объект… Как ты думаешь, что он собой представляет?
   – А что думает Поднебесная? – спросил Ли.
   – Поднебесная пребудет в вечности под бездонным синим небом, что ей до нас и нашей суеты где-то за пределами мироздания? А группа управления полетом получила данные разведки о том, что русские услышали инопланетный сигнал. Но ты-то понимаешь, что первыми его услышали мы?
   – Конечно. – Чжан Ли слегка помрачнел. Он верил в достижения Китая и не понимал, как такая несправедливость – что русские узнали о чем-то раньше их – могла произойти. Впрочем, через пару месяцев он будет уверен, что именно они и засекли чужой радиосигнал. Или забудет о нем, если сигнал окажется отражением земной трансляции от какого-то неведомого астероида.
   – Кого бы хотел найти ты? – поинтересовался Ху Цзюнь.
   Напарник на мгновение задумался, потом уточнил:
   – Что будет лучше для страны?
   – Инопланетный корабль с инопланетными технологиями. Желательно без экипажа: война нам не нужна, – усмехнулся командир.
   – Но ведь из-за этого корабля нас могут снять с дистанции, – предположил Ли. – Марс – журавль в небесах. Там мы можем погибнуть. А корабль – вот он!
   Поразительно, как Чжан Ли сразу поверил в корабль и в то, что чужие технологии нужны народу. А ведь и правда – что предпочтет руководство? Послать их к Марсу без уверенности в успехе или оставить для исследования корабля? Хотя нет, «оставить» однозначно не получится. Слишком быстро «Лодка Тысячелетий» несется сейчас к Солнцу, не затормозить. Но подкорректировать траекторию, выйти еще на один разворот, несомненно, можно. У них будет фора перед любым кораблем, стартовавшим с Земли. Да и второй «Лодки Тысячелетий» у Китая, увы, нет. Но Марс! Далекий оранжевый шар, манящий и полный тайн… Так, может быть, лучше им ничего не услышать?
   Не успел Ху Цзюнь как следует обдумать нежданно пришедшую мысль, как радиоприемник заговорил, коверкая слова:
   – Здравствуйте, товарищи китайцы!
   Чжан Ли изменился в лице и мелко закивал:
   – Здравствуйте, здравствуйте!
   – Подожди! – одернул напарника командир. – Связь не включать!
   – Я и не собирался! Но они и так нас слышат… Чувствуют… Это ведь высший разум!
   Похоже, Чжан Ли оказался куда большим мистиком, чем можно было предположить при всей его правоверности. Хотя чем вера в партию и мудрость ее линии отличается от веры в могущественных инопланетян? Политбюро так же далеко от простого космонавта, как и Марс. Да что там, дальше…
   – Здравствуйте, товарищи китайцы! – вновь повторил динамик.
   – Ты слышишь, у них явственный русский акцент! – заявил раздраженный Ху Цзюнь.
   – Происки соперников? – забеспокоился Чжан Ли.
   – Не знаю… Скорее всего. Сигнал мощный?
   – Нет. Слабый.
   – Значит, русские не хотят, чтобы Земля нас услышала. Мы можем ответить на той же частоте с такой же мощностью сигнала?
   – Зачем? – удивился Чжан Ли. – А как же поиски внеземного корабля?
   – Мне кажется, поговорить с русскими будет интереснее. Особенно если нас вызывают именно они. Так можем или нет?
   – Теоретически можем. Но тебе не кажется, что это измена?
   – Нас здесь только двое…
   Ли неожиданно решился.
   – Можем. Две минуты – и я настрою передающую аппаратуру.

* * *

   Китайский язык всегда давался Аникееву нелегко. Не то чтобы он специально его изучал, но даже те несколько слов, что Вячеслав знал, повторить с нужной интонацией было очень трудно. И все же он взял обязанности контактера на себя и, выдерживая большие паузы, твердил в микрофон:
   – И хаутун баду. И хаутун баду.
   Двигатель китайцы заглушили. По сообщениям китайских информационных агентств, якобы для профилактических работ. Но Аникеев знал, что профилактика – лишь предлог. И что они слушают…
   – Не отзовутся. Зря время тратишь, – заметил Карташов. – Даже если ты все верно рассчитал и они получили от своей разведки слитую тобой информацию о подозрительной активности на данной частоте, у тайконавтов строгие инструкции. Не станут они тебе отвечать. Послушают, да и все. А скорее и слушать не станут.
   – Тяжело им там вдвоем, – вздохнул Аникеев. – Скучно. Партийные инспекторы далеко. Ответят.
   Француз, не посвященный в планы русских, даже не поинтересовался, зачем командиру вдруг понадобилась нестандартная частота и зачем на эту частоту нужно было выходить не штатным радиопередатчиком, а портативным резервным, предназначенным для связи корабля с посадочным модулем на Марсе. Кто поймет загадочную русскую душу? Может быть, Аникееву нужно связаться с дамой сердца на Земле и он собирается сделать это в обход официальных каналов? А спутник-ретранслятор повесил на орбиту еще в прошлый полет? От русских с их нетривиальным мышлением всего можно ожидать.
   – Здравствуйте и вы, товарисчи! – неожиданно ожил эфир. Как и надеялся Аникеев, Ху Цзюнь знал русский гораздо лучше, чем он китайский.
   – Нам есть что обсудить, коллеги, – веско заявил Вячеслав. – Надеюсь, нас никто не слышит?
   – А ты думаешь, я имею право говорить с тобой, уважаемый? – спросил китаец. – Кстати, ты Карташов?
   – Аникеев.
   – Командир, – уважительно протянул китаец. – И что ты хочешь сказать, командир? Вы уже нашли инопланетный корабль?
   – Думаю, ты догадался, что никакого чужого корабля нет, Ху Цзюнь, – сказал Аникеев. – Мне нужно было связаться с вами без свидетелей, и я дал вам знать, как это сделать. Немного дезинформации, и вы сами вышли на нужную волну. Земля нас не слышит, верно?
   – Может быть, может быть, – уклончиво ответил китаец.
   – Мы, как и вы, простые работяги космоса, за нас принимают решения наверху, – продолжал гнуть свою линию командир. – Но наша жизнь – это наша жизнь. А?
   Получилось сумбурно, но Вячеслав примерно этого и хотел. Если китайцы все-таки доложили руководству о своих подозрениях или сами разведчики что-то выяснили и записывают беседу, из-за того, что его рассуждения слишком общие, не так просто будет поднять скандал.
   – Мы готовы отдать свои жизни на благо страны! – отозвался еще один голос. Чжан Ли, больше ведь некому.
   – Всем нам к риску не привыкать. И все-таки я хотел бы предложить вам сотрудничество, – заявил Аникеев. – Народное. Ведь там, у Марса, мы будем совершенно одни. Ни миллиард, ни полмиллиарда жителей наших стран не смогут нас поддержать при всем желании. Слишком далеко. А мы будем близко. И непременно понадобимся друг другу.
   – Сотрудничество хорошо. Мы дружим со всеми хорошими людьми, – заявил китаец после непродолжительной паузы. – Мы уважаем ваш труд и подвиг.
   – Как вы смотрите на то, чтобы наши корабли достигли Марса одновременно? – поставил вопрос ребром Аникеев.
   – Мы будем первыми! – вновь подал голос Чжан Ли.
   – Стоит ли погибать раньше других? Если мы прибудем одновременно, шансы выжить повысятся и у нас, и у вас.
   Отключив микрофон, чтобы китайцы его не услышали, Карташов шепотом сказал:
   – Напрасный труд, Слава. Ты им предлагаешь родину продать. Не согласятся.
   – Согласятся не согласятся, а попробовать всегда стоит. Тут как с женщинами, Андрей. Предложить ты обязан всегда. И как бы там ни было, сколько-то часов я у них уже отыграл. Двигатель-то они на время остановили.
   – И что эти часы по сравнению с тремя сутками?
   – Капля камень точит. А теперь помолчи. Сейчас они ответят.

10
По сусекам
Александр Громов

   Спустившись с Эвереста, Хиллари и Тенсинг сделали заявление: на вершину они поднялись почти одновременно. Журналистов это, естественно, не удовлетворило: что значит «почти»? Даже они знали: если на гору идут двое, то идут в связке, кто-то тропит путь впереди, кто-то топает сзади. Время от времени меняются местами. Так кто же из вас шел на том отрезке впереди, ребята? Кто все-таки первым поставил ногу на ближайшую к стратосфере точку Земли? Ась?
   Первый был необходим. Двух первых не могло быть. И дожали-таки журналисты Хиллари и Тенсинга, доломали. Выяснили: на последнем отрезке пути Хиллари шел первым в связке, Тенсинг же поднялся на вершину вторым, отстав от товарища на два шага. Ах, какая громадная разница!.. Но для жующего и пялящегося в экран обывателя – да, разница. Огромная. Колоссальная. Остается только радоваться, что Новая Зеландия и Непал не очень-то рьяно сражались между собой за престиж: и страны не самые заметные, и Эверест – далеко не Марс.
   С другой стороны, что мешало Хиллари подождать Тенсинга в шаге от вершины, чтобы ступить на нее одновременно? Отсутствие у альпинистов соответствующей традиции? Заторможенность ума вследствие усталости и кислородного голодания? Наивное непонимание того, что миллиардам людей там, внизу, всенепременно нужен первый?
   И ведь нужен. На том стоим. Точнее – сидим или лежим перед телевизором.
   А уж если борьба за приоритет идет между могущественными державами…

* * *

   – Нас обманут, – сказал Карташов, когда поступил ответ с «Лодки Тысячелетий».
   Аникеев понимающе усмехнулся.
   – Думаешь, они доложат на Землю, а та прикажет им немедленно продолжать разгон?
   – Нет, не думаю. – Андрей качнул головой. – Они не доложат.
   – Почему ты так считаешь? – прищурился командир. – Ты бы на их месте не доложил, верно? Ладно, не отвечай… Совместный полет, конечно, безопаснее, это и ежу понятно. При этом наплевать на амбиции страны никак не возможно. На месте китайских товарищей ты дал бы нам такой же обтекаемый ответ, как они: на сотрудничество и взаимопомощь согласны, но не в ущерб программе полета. Ты согласился бы сотрудничать – в теории. Ты не стал бы отягощать начальство докладом о нашей маленькой провокации и подарил бы «Аресу» столько времени, сколько понадобится твоему начальству, чтобы понять: никакого сигнала от братьев по разуму не будет. Ставлю пять к одному: после первой неудачи с приемом сигнала китайский ЦУП заставит наших коллег прождать еще девять с половиной часов – до следующего как бы сеанса. И только потом Земля прикажет тайконавтам продолжать разгон. На месте Ху Цзюня ты рассуждал бы так: скорее всего эти западные варвары не успеют догнать нас, и тогда, по сути, ничего не меняется. Но если они все-таки исхитрятся достичь Марса одновременно с нами, то сделают это, исчерпав все мыслимые резервы, а мы будем иметь и подстраховку, и некоторую фору, поскольку наши резервы останутся при нас. «Лодка Тысячелетий» все равно окажется впереди – пусть не на трое суток, а всего на час или несколько минут, но какая разница? Первый есть первый, а насколько отстал второй – так ли уж важно? Угадал?
   Андрей кивнул.
   – Сходно думаем, – буркнул Аникеев. – Но. Они могут выбирать, а нам ничего другого не остается. Авантюра будет та еще. Десять часов мы, будем считать, отыграли. Осталось шестьдесят два плюс-минус. Если мы принципиально не в состоянии отыграть шестьдесят два часа, то я не вижу смысла менять план полета. А если в состоянии, то… Давай всех сюда. Через десять минут.
   – И Джона тоже?
   – Да. Буди.
   Успел Булл протрезветь или еще нет – сейчас не имело значения. Ушибленные алкоголем и кислородом мозги иногда лучше, чем их отсутствие. Особенно если это неплохие мозги. Что он там собирался выбросить за борт?
   Десять минут – прорва времени. Формулы небесной механики чудовищно громоздки, однако расчет новой траектории с другими начальными условиями – плевое дело для корабельной «считалки». И задачи на оптимизацию ей вполне по плечу. Пока экипаж отдыхал, Аникеев гонял компьютер. Прежде чем все шестеро вновь оказались в сборе, командир еще раз запустил программу, получил тот же ответ и вывел траекторию на монитор.
   С удовлетворением отметил: Джон, кажется, в порядке. Хмур, но это ничего.
   Все молчали, ловя скупые слова командира. Пять пар глаз уставились на Аникеева. Хорошие лица… Только напряженные. Даже Бруно застыл, как изваяние.
   – Китайские коллеги будут ждать примерно десять часов. Не больше. Больше им и не позволят. Итак, какие будут соображения? Одно мы слышали – кому-то покинуть корабль. Отметается. Другие предложения есть?
   Булл молча подвигал желваками. Злится и переживает… Карташов молчал. Жобан переглянулся с Гивенсом.
   – Что, никаких предложений?
   – Пересчитать траекторию, – подал голос Пичеррили. – Она у нас оптимальна по расходу аргона. Можно немного сократить путь… облегчив корабль. Надо посчитать…
   – Догнать и перегнать, – хихикнул Жобан.
   – Уже посчитал. – Проигнорировав реплику француза, Аникеев указал на монитор. – Зеленая линия – наша штатная траектория. Двигаясь по ней, мы, как вы знаете, безнадежно отстаем от китайцев. Красная линия – новая расчетная траектория. На ней мы выигрываем около шестидесяти трех часов и выходим на финишный отрезок раньше «Лодки Тысячелетий». Всего на час, но раньше. Смотрите.
   Линии почти сливались. Но это «почти» выливалось в шестьдесят три часа полета.
   – Значит, мы пройдем ближе к Солнцу? – спросил Жобан.
   – Максимальное приближение – примерно пятьдесят шесть сотых астрономической единицы вместо шести десятых.
   – Однако! Не пустяк.
   – Плюс пятнадцать процентов солнечной энергии на наши головы, – мгновенно подсчитал Бруно. – Жарковато будет.
   – Можно и потерпеть, – отрезал Аникеев. – Меня другое интересует: система охлаждения выдержит? Какие наружные приборы могут выйти из строя? – Все молчали. – Хорошо. Думайте. Через час я хочу знать ответ. Далее. Теоретически мы можем немного увеличить тягу. Практически – лишаем себя аргона на возврат. На разгон нам хватит, на торможение – уже нет. Маневровые не помогут. На траектории возвращения мы пролетим мимо Земли и можем надеяться только на спасательную операцию. Шансы в лучшем случае – фифти-фифти.
   – Облегчить «Арес», – повторил Бруно.
   – Почти на две с половиной тонны, – невесело усмехнулся командир. – Я подсчитал. Давайте решать, без чего мы можем обойтись. Нельзя пожертвовать резервными запасами аммиака для системы охлаждения. Топливом и окислителем для маневровых – тем более. Людьми? – Он непроизвольно взглянул на Булла. – Отпадает. Что мы можем выбросить? Кислород? Воду? Пищу? Личные вещи? Тренажеры? Научную аппаратуру? Кстати, хорошо бы наконец разобраться, откуда у нас перегруз в двести килограммов. И самое главное. – Он обвел взглядом всех пятерых. – Разговор этот имеет смысл лишь при одном условии – безоговорочном согласии всего экипажа с изменением плана полета. Есть риск. Он в любом случае есть, но с предлагаемым изменением плана полета не уменьшится. Мягко говоря. К риску добавятся вынужденные неудобства и ограничения. Вероятно, придется сократить пищевой рацион. Вероятно, придется снизить лимит на воду с трех до двух литров в сутки. И так далее. Если хоть один из нас против, я отказываюсь что-либо менять. Итак, кто против, пусть заявит об этом сейчас. Есть такие?
   Молчание было ему ответом.
   – Мне этого мало. Возможно, мы сможем перетерпеть, возможно – нет. Если кто-то сомневается в себе, пусть тоже заявит.
   – Экипаж Серебрякова смог бы, – уверенно высказался Карташов.
   – Откуда ты знаешь?
   – Я не знаю. Я краснеть перед ними не хочу.
   – Твои цветовые предпочтения мы выясним как-нибудь в следующий раз. Буду опрашивать поименно. Джон?
   – Да, – ответил Булл.
   – Что «да»?
   – Я согласен рискнуть.
   – Эдвард?
   – Кто же откажется прийти к флагу первым? – пожал плечами Гивенс. – Согласен.
   – Жан-Пьер? Имей в виду, твой «орган» полетит за борт.
   – Сыграю на нем напоследок и орошу скупыми мужскими слезами. Согласен.
   – Бруно?
   – Надо пробовать. Согласен. Мои кастрюли тоже полетят за борт?
   – Можешь сочинить им эпитафию. Андрей?
   – Ты еще спрашиваешь! Согласен. Начинаем инвентаризацию?
   – Я хочу, чтобы каждый понял, с чем он сейчас согласился, – медленно проговорил Аникеев. – Мы не можем тронуть ни грамма аргона, метана и окислителя. То же самое касается бортовых батарей, солнечных панелей, СЖО и, конечно, спускаемого модуля. Вряд ли нам удастся существенно облегчить корабль путем снятия с него второстепенной аппаратуры и конструктивных элементов… и вряд ли это разумно. Далее – крайне нежелательно трогать запасы кислорода и воды, но, возможно, нам придется пойти на это. С пищей несколько проще: по моим грубым прикидкам, мы можем сэкономить до полутонны, не слишком отощав при этом. Можем выкинуть и побольше, но это уже рискованно. Андрей, вся провизия – на тебе. Ты решишь, от чего можно избавиться и не подохнуть. Всем остальным – аналогичная задача, каждому в своей епархии. Начнем, конечно, с личных вещей. Лимит в три килограмма считаю более чем достаточным. Есть возражения?.. Далее – аппаратура для научных экспериментов…
   – Земля нас простит, – повторил Булл слова Пряхиной.
   – Кто-то простит, а кто-то несколько лет жизни вбухал в эту аппаратуру, – отчеканил командир. – Причем лучших лет. Значит, так. Есть эксперименты, которые должны были начаться сразу после расконсервации «Ареса». Пусть каждый просмотрит свою программу. Если есть – а они должны быть – эксперименты, с которыми мы уже безвозвратно опоздали, то аппаратуру и расходные материалы для них – за борт. Остальное везем с собой – и работаем. По плану, насколько это возможно. На что Земле рекорд без научных результатов? Он только Пряхиной нужен…