Страница:
Похоже, Эльвица действительно считала, что мы занимаемся благородным делом – очищаем город от всякой мрази. Я не стал разубеждать ее в этом. Пусть «живет» этой иллюзией. На самом деле мы просто питались, а заодно искали острых ощущений, которые, пусть ненадолго, но дает такая охота. Что же касается совести, то она у меня уже давно стала весьма сговорчивой. Прав был Генрих!…
Так вот, «клиенты» сворачивали в заранее облюбованную нами подворотню или иное укромное место, один из парней нетерпеливо подступал к Эльвире (а обычно их было двое: одного нам с Эльвирой было мало, но мои «подопечные» в последнее время взяли моду никуда не ходить поодиночке – и это оказалось нам только на руку!). Эльвира тут же сама прижималась к нему, обнимала, ее губы касались шеи «любовника», в глазах вспыхивали хищные зеленые огоньки…
Странно: у меня, насколько я знаю, глаза светятся красным. А у нее после смерти даже цвет глаз не изменился!
Криков не было ни разу; как правило, «клиент» вообще не успевал понять, что умирает.
«Это было так приятно, когда ты пил из меня, – призналась мне как-то Эльвира. – Ты был так нежен… Я стараюсь с ними поступать так же – чтобы им не было больно.»
Так что «клиент» обычно даже не пытался сопротивляться, до самого конца так и не сообразив, что с ним происходит.
А вторым, стоявшим чуть поодаль, тем временем занимался я. Я не был столь нежен, как Эли, но мои «клиенты» тоже не успевали крикнуть.
Так что Эльвира очень быстро стала первоклассной охотницей – она схватывала все прямо на лету: принципы отбора «клиентов», приемы охоты, умение заметать следы, маскируя наши трапезы под «обычные» убийства. При этом она одновременно ухитрялась оставаться все той же непосредственной и наивной девчонкой, что и при жизни. Похоже, она просто не обратила внимания на собственную смерть – для нее это было несущественно! В душе она уже давно была вампиром – с того дня, как познакомилась со мной и сделала свой безумный выбор!
А может быть, еще раньше?…
Нет, все – таки она была немножко crazy!
К примеру, она была уверена, что вампир непременно должен спать в гробу. Даже в квартире. Я с удовольствием предоставил ей свой, поскольку давно уже прошел через эти глупости и предпочитал спать на кровати: тройные черные шторы, глухие ставни и пуленепробиваемые жалюзи давали вполне надежную защиту от солнечного света, который для нас смертелен.
Один день Эльвица честно проспала в гробу; следующим утром она забралась в него уже без особого энтузиазма, а посреди дня, когда я, как и всякий порядочный вампир, еще спал мертвым сном, я вдруг почувствовал, что кто-то пытается забраться в мою кровать.
Разумеется, это была Эльвица. В тот день как следует выспаться мне так и не удалось: от объятий мы быстро перешли к ласкам, а затем и к их естественному продолжению; но одним разом мы оба не удовлетворились, и все повторилось снова, а потом еще раз… Короче, заснули мы только под вечер, а вскоре уже пора было вставать и отправляться на охоту…
После этого Эли уже не выделывалась и спала в кровати вместе со мной, и, надо сказать, спать с того времени я стал куда меньше: нашлось занятие поинтереснее!
А взять хотя бы ее попытку среди бела дня (когда, опять же, вампирам положено спать, но ей это было до лампочки!) – ее попытку раздвинуть шторы: в квартире, видите ли, слишком мрачно! Хорошо, что мои шторы так просто не раздвинешь: они закреплены наглухо и закрыты сверху пуленепробиваемыми жалюзи – свое убежище я оборудовал на совесть. Но Эли это не остановило, благо сила у нее теперь была вампирская, и если бы я вовремя не оттащил ее от окна, то мы бы и пикнуть не успели, как превратились в две кучки пепла!
– Извини, я забыла! – виновато улыбнулась она – и при виде этой улыбки у меня сразу опустились руки, и я не стал ей вычитывать, а вместо этого отнес в постель и поспешил доказать, что не сержусь на нее.
Впрочем, больше подобных смертельно опасных «проколов» она не допускала. Одного раза ей было вполне достаточно.
А вообще это были самые счастливые дни в моей «посмертной жизни». Мне казалось, что я опять ожил, что мы с Элис снова стали людьми; мы больше не были холоднокровными вампирами – мы жили, и наши тела действительно теплели, соприкасаясь – но в глубине души я знал, что это – лишь иллюзия жизни. Очень опасная для вампира иллюзия. И что скоро это невозможное, небывалое счастье, неположенное таким, как мы, проклятым, – кончится.
Я был прав.
Но беда пришла значительно быстрее и совсем не с той стороны, с какой я мог предполагать.
Эльвира решила «облагодетельствовать» парочку своих приятелей! Я думаю, вы уже догадались, как именно. Ведь ей действительно нравилось быть вампиром, и она даже не могла предположить, что кому-то это может прийтись не по вкусу! Так что, ничуть не мучаясь сомнениями, она выбрала двоих, с ее точки зрения наиболее «достойных», и вполне грамотно провела с ними обряд Приобщения. Согласия у парней она, естественно, не спрашивала, считая это само собой разумеющимся, а когда такая соблазнительная девица, как Эльвица, (прошу прощения за каламбур) сама вешается тебе на шею, возражать, понятное дело, никто не станет!
Так что вскоре в городе появились еще два молодых вампира.
То-то я еще обратил внимание, что Эли возвращается домой какая-то осунувшаяся. Конечно, Приобщение даром не проходит, крови и сил на это уходит порядочно, а тут – два приобщенных за неделю! Как у нее вообще еще оставались силы заниматься со мной любовью?! Впрочем, на это у нее сил всегда хватало.
Все раскрылось еще через пару дней. Элис предусмотрела почти все: перетащила своих «крестников» в темный подвал, куда не проникал солнечный свет, и потом забегала проведать их и «наставить на путь истинный». Одного она не учла, самого главного: парни не хотели быть вампирами! Но Эли была уже не в силах что-либо изменить – и она бросилась ко мне. За помощью.
Второй сидел в углу и чуть покачивался в обшарпанном кресле-качалке, закрыв лицо руками. Мрачная чернота, но в ней – нет-нет, да и проглядывали яростные багровые сполохи. Этого еще, может быть, удастся вытянуть. Только стоит ли?
– Да, Людоедка Эллочка, натворила ты дел, – пробормотал я.
Кажется, Эльвира впервые обиделась, но тут же поняла: да, сама виновата – и с надеждой заглянула мне в глаза.
– Им можно помочь?
– Сомневаюсь. Но попробую. Эй, парни, я понимаю, как вам сейчас хреново, но попробуйте на некоторое время сосредоточиться и послушать меня. Ничего не обещаю, но вы, по крайней мере, сможете четко уяснить, что с вами произошло, и какой у вас теперь есть выбор. Ну так что, будем слушать?
Лежащий слегка пошевелился и открыл глаза. Даже попытался сесть, и со второй попытки это ему удалось.
– А ты кто такой? Доктор? – неприязненно осведомился сидевший в углу, не отнимая рук от лица.
– Ага, – ухмыльнулся я как можно веселее, хотя на душе у меня скребли кладбищенские крысы. – Добрый доктор Айболит!
– Тогда вали отсюда своих зверей лечить, пока цел, – посоветовали мне из угла. – А от этой… держись подальше, а то станешь таким, как мы. Хочешь?
– Ты опоздал, приятель, – оборвал его я, чувствуя, что парня вот-вот понесет. – Я уже такой, как вы – и именно поэтому знаю, каково вам! Только я с этим в свое время справился – а вы пока нет. И справитесь ли – зависит только от вас!
– Так ты… тоже?! – он наконец отнял руки от лица, и я увидел потеки от слез и тонкую струйку крови, засохшую в углу рта. – Вы?! – он наконец узнал меня. Виделись пару раз в той компании, где я познакомился с Эльвирой.
– Я. А теперь заткнись и слушай! И ты слушай. Эльвира – вампир. И сделала вампирами вас. Не перебивать! Меня не интересует, верите ли вы в вампиров. Вы теперь сами одни из них, вернее, из нас, так что поверите, никуда не денетесь. Она не хотела вам зла – скорее наоборот, но она не учла, что вы просто не готовы к такой трансформации. Ведь вампир – это не просто живой труп, не просто изменение физиологии и еще кое-чего – это прежде всего состояние психики, состояние души, если хотите! Это надо принять, как данность, поверить в это – и все. Разглядеть «черный огонь» в глубине своего сердца – и постараться раздуть его. Никакого «научного объяснения» тому, что произошло с вами, у меня нет и не будет. Я и сам вампир – и уже довольно давно. Вот, смотрите.
Я широко оскалился, продемонстрировав клыки, а потом медленно поднялся в воздух и некоторое время парил под потолком.
– Значит, все-таки правда, – обреченно выдохнул тот, что заставил себя сесть на топчане.
– Правда, – угрюмо буркнул парень в кресле. – Я это уже и сам понял. Ты вот скажи лучше, раз такой умный, что нам теперь делать? Как жить дальше?
– Хороший вопрос, – кивнул я. – Только жить вам уже не придется. И мне тоже. Мы все – мертвые. Молчи, Эльвира, мне лучше знать! Мы – мертвые, и для поддержания своего посмертного существования должны регулярно убивать живых и пить их кровь. Вот так.
– А по-другому – никак нельзя? – робко подал голос парень с топчана.
– Можно. Осиновый кол в сердце – и все. Отмучался. Только сам ты этого сделать не сможешь – по себе знаю. Пробовал. А еще можно тихо загибаться тут без пищи. Ты будешь жить – хотя мы и не живем по-настоящему, но лучшего слова пока никто не придумал – так вот, ты будешь жить так долго, очень долго, но голод постепенно сведет тебя с ума, и ты уже будешь готов на все, будешь готов убить даже родную мать, чтобы только прекратить это – но у тебя уже не будет сил, чтобы добраться до чьего-нибудь горла… Ну как, нравится?
Они долго молчали.
– Значит – убивать – или умереть самому? – подал наконец голос парень в кресле.
– Именно так, – кивнул я.
– А если – зверей? – с надеждой спросил мальчик на топчане. – Мне кажется, я бы смог…
Кажется ему! Он даже не смог произнести слово «убивать»!
– Зверей – можно. Только это довольно противно, и все равно долго не продержишься.
– А может… консервированная кровь? С донорских пунктов? Как в том фильме…
– Забудьте! – одним взмахом перечеркнул я повисшую было в воздухе надежду. – Консервированная кровь – это для плохих фильмов и комиксов! Кровь – это скорее символ. Выпивая кровь жертвы, мы пьем ее силу, ее жизнь – и делаем ее своей! Вот за счет чего вампир поддерживает свое существование. А консервированная кровь – просто жидкость, не более. Забудьте о ней. Она вам не поможет. И о том, что можно выпить кого-то не до конца, сохранив ему жизнь – тоже забудьте.
– Я… попробовал один раз, – глухо произнес парень в кресле. – Я думал – я его ненавижу. Он… а, не важно! – махнул он рукой. – Но когда я увидел его мертвым… Нет, я не смогу еще раз! – он снова закрыл лицо руками, содрогаясь всем телом.
– Ну что ж, тогда мне больше нечего вам сказать. Вы можете стать настоящими вампирами и регулярно убивать людей; вы можете долго и мучительно умирать здесь – но такой смерти я не пожелаю и врагу! И, наконец, вы можете разом прекратить свои мучения – но для этого вам нужен кто-то, кто поможет вам в этом. Я все сказал. Выбирайте.
И я повернулся к выходу.
– Постойте! – это произнес мальчик с топчана.
Я обернулся, остановившись в дверях.
Серая, с темно-лиловыми прожилками, обреченность. Но вместе с ней – и решимость.
– Вы… можете помочь мне умереть насовсем?
Да, чтобы принять такое решение, надо тоже обладать немалым мужеством! Недооценил я его.
– Могу. Но я бы советовал тебе хорошо подумать.
– Я уже все обдумал. Я не смогу убивать других. И я не хочу мучаться – это уже начинается, я чувствую! Прошу вас…
– Хорошо. Я приду завтра, и если ты не передумаешь – я помогу тебе уйти.
– Спасибо, – прошептал он серыми губами. – Только обязательно придите. Вы обещаете?
– Да, я обещаю, – твердо ответил я.
– Влад, я не хотела. Я не знала, что такое может случиться! – подняла она на меня полные слез глаза, когда мы уже входили в мой подъезд. – Может быть, им все-таки можно помочь?
– Только одному – тому, что сидел в кресле. Второй обречен. Теперь ты знаешь, куда ведет дорога, вымощенная благими намерениями?
Она молча всхлипнула, но я не обратил на нее внимания, потому что увидел: дверь моей квартиры приоткрыта! А я точно помнил, что тщательно запер ее, уходя!
– Заходи, Влад, заходи, не бойся! – я узнал голос Генриха и слегка перевел дух. Впрочем, радоваться и вздыхать с облегчением было рано: если Генрих заявился ко мне вот так, значит, случилось что-то из ряда вон выходящее; к тому же, раз он не только «вычислил» мое место обитания, но и смог открыть дверь в квартиру – значит, грош цена такому убежищу! Надо срочно менять место дневки.
Мы вошли, и я тщательно запер дверь. Все замки были в порядке.
– О, да ты не один! – криво усмехнулся Генрих, вынув изо рта свою неизменную сигару. – Впрочем, я мог бы и сам догадаться. Что же ты? Представь меня даме!
– Это – Генрих Константинович, мой Отец, – обернулся я к замершей на пороге Эльвире. – А это – Эльвира. Моя «дочь».
– И любовница, – закончил Генрих. – Ого, да вы еще не разучились краснеть, леди! Не надо смущаться, я не хотел сказать ничего плохого. А у тебя прекрасный вкус, Влад. Впрочем, не могу сказать того же о вкусе твоей дамы. Ну да ладно, присаживайтесь. Есть новости, и очень нехорошие. Я не вполне понимаю, что происходит, но подозреваю, что кое-что поможете прояснить мне вы.
Мы с Эльвирой молча уселись в свободные кресла, и я потянулся к лежавшей на журнальном столике пачке сигар. «White Owl». Да, у Генриха губа не дура! Я вынул из пачки сигару, содрал с нее целлофановую обертку, с наслаждением понюхал и аккуратно прикурил от зажигалки Генриха.
– Итак? – я выжидательно посмотрел на него.
Посмотрел изнутри.
Однако Генрих «закрылся», так что кроме серой брони его внутреннего «щита» и чуть насмешливой улыбки, я ничего не увидел. И все же я почувствовал, что моему Отцу сейчас не до смеха.
– Пропали Безумная Нищенка и Виктор. Я подозреваю, что их ликвидировали.
– Может быть, они просто сменили убежища?
– Нет. У меня есть свои способы проверки. Их наверняка убрали. Или пытались убрать, и они ушли на дно; впрочем, это маловероятно – они бы дали знать об опасности.
– Ты подозреваешь, кто мог это сделать?
– Я не подозреваю – я знаю! Один из нас может погибнуть случайно, но сразу двое – никогда! Значит, Бессмертный Монах здесь и идет по следу.
Эльвира переводила растерянный взгляд с меня на Генриха и обратно – я ничего не успел рассказать ей о Бессмертном Монахе.
– Но это не все, Влад, – Генрих в упор посмотрел на меня. – Бессмертный Монах никогда не появляется просто так. Должно было произойти что-то, что вызвало его появление в нашем городе. Он чувствует наших, но не настолько, чтобы примчаться издалека, пока все идет, как обычно – а, по моим сведениям, в последнее время он находился в Англии. Значит, был всплеск, который привлек его. Ее Приобщение? – Генрих посмотрел на съежившуюся в кресле Эльвиру. – Навряд ли… Значит, было еще что-то. Что? Я должен знать!
– Есть еще двое. Их приобщили за последнюю неделю, – тихо произнес я, глядя в сторону.
– Я так и знал! – Генрих ударил кулаком по подлокотнику кресла, и подлокотник жалобно хрустнул. – Это ее работа! – его желтый прокуренный ноготь на указательном пальце уперся в Эльвиру. – Ты бы до такого не додумался! Ты, конечно, разгильдяй и пижон, но не до такой же степени!
– Да, моя! – с вызовом почти выкрикнула Эльвира. – И что теперь?
– Ничего, девочка, – Генрих как-то разом обмяк, глаза его потухли. – Просто ты привела сюда погибель для всех нас.
– Спокойно, Генрих! – я уже справился с первым потрясением и постарался взять себя в руки. – Ты всегда знал больше нас всех. Того, что случилось, уже не изменить, но я не собираюсь сдаваться без боя. Да и бегство – это тоже выход. Но для того, чтобы противостоять Монаху, мы должны как можно больше знать о нем. Рассказывай.
– К сожалению, о нем известно не так уж много, – Генрих постепенно приходил в себя и вернулся к своей обычной повествовательной манере. – Год рождения – неизвестен, но, по всей видимости, он появился на свет где-то между 1410-м и 1435-м. Первая его достоверно известная акция по истреблению вампиров датируется 1456-м годом, Лион. По происхождению – француз, настоящего его имени я не знаю, но среди служителей церкви он известен, как брат Жан; кличку «Бессмертный Монах» дали ему уцелевшие лондонские вампиры после резни, которую он учинил там в 1611-м году.
– Он действительно бессмертный?! – не удержалась Эльвира.
– Действительно. Чем это обусловлено – никто не знает. Говорят, что он уже не вполне человек; но то, что он не вампир – это точно. Он явно не вполне нормален – нет, он не безумец, но истребление вампиров стало единственной целью его жизни. Возможно, он так долго отнимал жизни у бессмертных, что научился впитывать их силу и стал бессмертным сам. Впрочем, это лишь предположение, одно из многих.
– Его можно убить?
– Наверное, – пожал плечами Генрих, прикуривая новую сигару. – Только пока что это никому не удавалось сделать. Пять с половиной веков войны с вампирами – никто из нас не прожил столько! За это время он приобрел такой опыт, что бороться с ним практически бесполезно. Он знает о нас практически все, прекрасно вооружен и подготовлен. Бессмертный Монах не пренебрегает ничем: от чеснока и Библии – до автоматической винтовки с серебряными пулями! При этом он не стесняется в средствах: нередко по его вине гибли не только вампиры, но и люди, но ему это всякий раз сходило с рук. Похоже, он считает, что цель оправдывает средства. Так что заложником, к примеру, от него прикрываться бесполезно: он, не задумываясь, убьет обоих. На жалость его тоже не возьмешь – он лишен этого чувства в куда большей мере, чем, к примеру, ты, Влад, а, может быть, даже в большей мере, чем я. У него практически нет слабостей. И у него просто нюх на вампиров.
– Он действует один?
– К сожалению, нет. Насколько я знаю, лет семь назад при ИНТЕРПОЛе было создано специальное секретное подразделение «Z», и возглавляет его некий майор Жан Дюваль. Думаю, не стоит пояснять, чем занимается это подразделение, и ктоэтот майор?
– Не стоит… Хотя, подожди! Ведь ИНТЕРПОЛ – это не военная организация, не спецслужба, даже, по большому счету, не полиция! Там сидят обычные чиновники, которые координируют деятельность полиции в разных странах. У ИНТЕРПОЛа нет оперативных подразделений! Даже обычных…
– К сожалению, времена меняются, Влад. Теперь – есть. Возможно, ИНТЕРПОЛ – это только «крыша»… Впрочем, в данный момент это уже не имеет значения.
– Да, ты прав… Его люди подготовлены так же хорошо, как и он сам?
– Что касается экипировки – думаю, что да. А вот насчет опыта… Они не бессмертны, и подготовка у них, конечно, похуже, но не стоит недооценивать и их: все они профессионалы и, кроме того, имеют духовный сан.
– Батальон Всех Святых! – хмыкнул я. – Кстати, сколько их?
– Точно не знаю, но думаю, что десятка три-четыре.
– И все они прибыли сюда? – голос Эльвиры дрогнул, зазвенел испуганным серебром с черными переливами.
– Навряд ли. Но человек десять он с собой прихватил наверняка. Возможно, к ним подключился и кто-то из местных.
– Что-нибудь еще о нем известно? Как он выглядит, во что одевается, как предпочитает действовать?
– Вот, – Генрих протянул мне фотографию.
На ней был запечатлен крепкий широкоплечий мужчина лет сорока, с густой бородой и кустистыми насупленными бровями, из-под которых на меня глядели пронзительные, глубоко посаженные глаза. Серо-голубая сталь холодного, нечеловеческого рассудка, облеченная в тело двуногого вепря. На человеке была незнакомая мне форма без погон, зато со множеством накладных карманов.
– Фотография сделана три года назад, – пояснил Генрих, когда я передал снимок Элис. – Форма – того самого подразделения. Но одевают они ее только на операцию. А так ходят в штатском. Действовать они предпочитают наверняка: долго «вычисляют» твое убежище, а потом являются днем, когда ты практически беспомощен.
– Но это подло! – воскликнула Эли, и мы с Генрихом не удержались от улыбок.
– Это война, девочка, – мягко, как ребенку, пояснил Генрих. – А на войне все средства хороши. Особенно когда они позволяют уничтожать противника без особого риска для своих. Хотя при необходимости они действуют и ночью. Вот, пожалуй, и все, что мне известно.
– Не густо. Сколько осталось в городе наших?
– Мы трое – и все. Ну, если не считать тех двоих, которых приобщили вы, Эльвира.
– Этих двоих можно не считать, – хмуро бросил я. – Ты думаешь отсидеться или попытаешься скрыться из города?
– Еще сам не знаю, – он раздавил очередной окурок в пепельнице. – Но вам я бы советовал сменить убежище.
– Спасибо. Об этом я и сам догадался. Если нашел ты – найдут и они. Может, нам стоит действовать сообща? Как нам тебя найти в случае чего?
– Я сам вас найду.
– У меня есть кое-какой арсенал. Могу поделиться.
– Спасибо. У меня – тоже. Ну что ж, я узнал все, что хотел, и предупредил вас. Теперь мне пора. Надеюсь, еще увидимся. И смените убежище – не тяните с этим.
– Ладно, понял. Земля тебе пухом!
– К черту!
Мы оба невесело усмехнулись нашей старой шутке, и я проводил Генриха до дверей.
– Кстати, Влад, – окликнула меня Эльвира, когда дверь за нашим гостем закрылась, – я понимаю, что сейчас не до того, но у меня есть еще новости. Меня пригласили на банкет – как ты думаешь, к кому? – К Ахметьеву!
– Ого! Где ты успела подцепить этого босса мафии?
– Ну, не самого босса – его племянника.
– Понятно. И ты хочешь…
– Сделать то, о чем ты сам не раз говорил. Ведь мы – «санитары города»?
Да, Эльвица действительно восприняла это мое высказывание слишком серьезно. Но к Ахметьеву и его людям я подбирался уже давно, и упускать такой шанс не стоило. Эх, поохотимся напоследок на крупную дичь, пока не началось сафари на нас самих!
– «Санитары»! И лучшие друзья гробовщиков, – усмехнулся я. – Вижу, что ты и делом тоже занималась. Что ж, Монах Монахом, а навестить Ахметьева надо обязательно!
Я с удивлением ощутил, что моя «жизнь» вновь обретает вкус и поблекшие за эти годы краски. Неужели я все это время искал себе достойного противника, сам того не осознавая? Совесть, «санитарная миссия», жалкие попытки бандитов обороняться – все это была ерунда! Мне нужен был настоящий противник, настоящий риск, настоящий азарт!
Кажется, мне надоело бродить по игре под названием «жизнь», включив режим неуязвимости!
Или…
Или я неосознанно стремлюсь к собственной гибели, к окончательной смерти?!
Нет, только не сейчас, когда у меня появилась Элис!
Голос.
– Эксперимент переходит в критическую фазу… сценарий предусматривает повышение… экстремальные условия… толчок… скачкообразных психофизиологических изменений…
Тревожные багровые сполохи, черный мрамор монумента дает трещину.
Никак не удается разглядеть лицо склоняющегося надо мной.
Надо мной?!.
Тела!
Два тела!
Я должен знать, кто эти двое!
Потому что у меня возникло одно очень нехорошее подозрение…
– Это на случай, если мы разминемся, уходя, – пояснил я. – А уходить, возможно, придется с шумом. И помни, наша главная цель – сам босс. Если мы закусим кем-нибудь из его «шестерок», то он сразу уйдет на дно, и мы до него не доберемся. Мы должны первым же ударом отрубить им голову – остальные запаникуют, начнут метаться – и рано или поздно попадут в наше меню – никуда не денутся.
Так вот, «клиенты» сворачивали в заранее облюбованную нами подворотню или иное укромное место, один из парней нетерпеливо подступал к Эльвире (а обычно их было двое: одного нам с Эльвирой было мало, но мои «подопечные» в последнее время взяли моду никуда не ходить поодиночке – и это оказалось нам только на руку!). Эльвира тут же сама прижималась к нему, обнимала, ее губы касались шеи «любовника», в глазах вспыхивали хищные зеленые огоньки…
Странно: у меня, насколько я знаю, глаза светятся красным. А у нее после смерти даже цвет глаз не изменился!
Криков не было ни разу; как правило, «клиент» вообще не успевал понять, что умирает.
«Это было так приятно, когда ты пил из меня, – призналась мне как-то Эльвира. – Ты был так нежен… Я стараюсь с ними поступать так же – чтобы им не было больно.»
Так что «клиент» обычно даже не пытался сопротивляться, до самого конца так и не сообразив, что с ним происходит.
А вторым, стоявшим чуть поодаль, тем временем занимался я. Я не был столь нежен, как Эли, но мои «клиенты» тоже не успевали крикнуть.
Так что Эльвира очень быстро стала первоклассной охотницей – она схватывала все прямо на лету: принципы отбора «клиентов», приемы охоты, умение заметать следы, маскируя наши трапезы под «обычные» убийства. При этом она одновременно ухитрялась оставаться все той же непосредственной и наивной девчонкой, что и при жизни. Похоже, она просто не обратила внимания на собственную смерть – для нее это было несущественно! В душе она уже давно была вампиром – с того дня, как познакомилась со мной и сделала свой безумный выбор!
А может быть, еще раньше?…
Нет, все – таки она была немножко crazy!
К примеру, она была уверена, что вампир непременно должен спать в гробу. Даже в квартире. Я с удовольствием предоставил ей свой, поскольку давно уже прошел через эти глупости и предпочитал спать на кровати: тройные черные шторы, глухие ставни и пуленепробиваемые жалюзи давали вполне надежную защиту от солнечного света, который для нас смертелен.
Один день Эльвица честно проспала в гробу; следующим утром она забралась в него уже без особого энтузиазма, а посреди дня, когда я, как и всякий порядочный вампир, еще спал мертвым сном, я вдруг почувствовал, что кто-то пытается забраться в мою кровать.
Разумеется, это была Эльвица. В тот день как следует выспаться мне так и не удалось: от объятий мы быстро перешли к ласкам, а затем и к их естественному продолжению; но одним разом мы оба не удовлетворились, и все повторилось снова, а потом еще раз… Короче, заснули мы только под вечер, а вскоре уже пора было вставать и отправляться на охоту…
После этого Эли уже не выделывалась и спала в кровати вместе со мной, и, надо сказать, спать с того времени я стал куда меньше: нашлось занятие поинтереснее!
А взять хотя бы ее попытку среди бела дня (когда, опять же, вампирам положено спать, но ей это было до лампочки!) – ее попытку раздвинуть шторы: в квартире, видите ли, слишком мрачно! Хорошо, что мои шторы так просто не раздвинешь: они закреплены наглухо и закрыты сверху пуленепробиваемыми жалюзи – свое убежище я оборудовал на совесть. Но Эли это не остановило, благо сила у нее теперь была вампирская, и если бы я вовремя не оттащил ее от окна, то мы бы и пикнуть не успели, как превратились в две кучки пепла!
– Извини, я забыла! – виновато улыбнулась она – и при виде этой улыбки у меня сразу опустились руки, и я не стал ей вычитывать, а вместо этого отнес в постель и поспешил доказать, что не сержусь на нее.
Впрочем, больше подобных смертельно опасных «проколов» она не допускала. Одного раза ей было вполне достаточно.
А вообще это были самые счастливые дни в моей «посмертной жизни». Мне казалось, что я опять ожил, что мы с Элис снова стали людьми; мы больше не были холоднокровными вампирами – мы жили, и наши тела действительно теплели, соприкасаясь – но в глубине души я знал, что это – лишь иллюзия жизни. Очень опасная для вампира иллюзия. И что скоро это невозможное, небывалое счастье, неположенное таким, как мы, проклятым, – кончится.
Я был прав.
Но беда пришла значительно быстрее и совсем не с той стороны, с какой я мог предполагать.
* * *
Конечно, мне не следовало отпускать ее на охоту в одиночку, но она настолько хорошо усвоила мои уроки, вела себя настолько непринужденно и естественно, что я отпустил ее, даже не особенно упираясь. Разумеется, я ее как следует проинструктировал, предусмотрев практически все – кроме того, чего предусмотреть не мог! С другой стороны, что, если б я удержал ее тогда? То же самое произошло бы через неделю, через месяц – какая разница?! По-моему, она замыслила это, когда была еще человеком. А вышибить из ее головы какую-нибудь идею, пока она сама не убедится в ее бесперспективности, было просто невозможно – уж это-то я знал по собственному опыту!Эльвира решила «облагодетельствовать» парочку своих приятелей! Я думаю, вы уже догадались, как именно. Ведь ей действительно нравилось быть вампиром, и она даже не могла предположить, что кому-то это может прийтись не по вкусу! Так что, ничуть не мучаясь сомнениями, она выбрала двоих, с ее точки зрения наиболее «достойных», и вполне грамотно провела с ними обряд Приобщения. Согласия у парней она, естественно, не спрашивала, считая это само собой разумеющимся, а когда такая соблазнительная девица, как Эльвица, (прошу прощения за каламбур) сама вешается тебе на шею, возражать, понятное дело, никто не станет!
Так что вскоре в городе появились еще два молодых вампира.
То-то я еще обратил внимание, что Эли возвращается домой какая-то осунувшаяся. Конечно, Приобщение даром не проходит, крови и сил на это уходит порядочно, а тут – два приобщенных за неделю! Как у нее вообще еще оставались силы заниматься со мной любовью?! Впрочем, на это у нее сил всегда хватало.
Все раскрылось еще через пару дней. Элис предусмотрела почти все: перетащила своих «крестников» в темный подвал, куда не проникал солнечный свет, и потом забегала проведать их и «наставить на путь истинный». Одного она не учла, самого главного: парни не хотели быть вампирами! Но Эли была уже не в силах что-либо изменить – и она бросилась ко мне. За помощью.
2
Первый мальчишка неподвижно лежал на ворохе пыльного тряпья, брошенного на продавленный топчан у самого входа – и лишь слабо пошевелился, когда мы вошли: один безучастный взгляд в нашу сторону, и снова – полная неподвижность. Пятно серой обреченности, исходящей по краям зыбкой дымкой, и лишь в самой сердцевине – тусклые багровые огоньки. Да, этот практически безнадежен.
Doomed to vanish in a flickering light,
Disappearing to a darker night,
Doomed to vanish in a living death,
Living anti-matter, living anti-breath.[5]
Peter Hammill, «Van Der Graaf Generator» group.
Второй сидел в углу и чуть покачивался в обшарпанном кресле-качалке, закрыв лицо руками. Мрачная чернота, но в ней – нет-нет, да и проглядывали яростные багровые сполохи. Этого еще, может быть, удастся вытянуть. Только стоит ли?
– Да, Людоедка Эллочка, натворила ты дел, – пробормотал я.
Кажется, Эльвира впервые обиделась, но тут же поняла: да, сама виновата – и с надеждой заглянула мне в глаза.
– Им можно помочь?
– Сомневаюсь. Но попробую. Эй, парни, я понимаю, как вам сейчас хреново, но попробуйте на некоторое время сосредоточиться и послушать меня. Ничего не обещаю, но вы, по крайней мере, сможете четко уяснить, что с вами произошло, и какой у вас теперь есть выбор. Ну так что, будем слушать?
Лежащий слегка пошевелился и открыл глаза. Даже попытался сесть, и со второй попытки это ему удалось.
– А ты кто такой? Доктор? – неприязненно осведомился сидевший в углу, не отнимая рук от лица.
– Ага, – ухмыльнулся я как можно веселее, хотя на душе у меня скребли кладбищенские крысы. – Добрый доктор Айболит!
– Тогда вали отсюда своих зверей лечить, пока цел, – посоветовали мне из угла. – А от этой… держись подальше, а то станешь таким, как мы. Хочешь?
– Ты опоздал, приятель, – оборвал его я, чувствуя, что парня вот-вот понесет. – Я уже такой, как вы – и именно поэтому знаю, каково вам! Только я с этим в свое время справился – а вы пока нет. И справитесь ли – зависит только от вас!
– Так ты… тоже?! – он наконец отнял руки от лица, и я увидел потеки от слез и тонкую струйку крови, засохшую в углу рта. – Вы?! – он наконец узнал меня. Виделись пару раз в той компании, где я познакомился с Эльвирой.
– Я. А теперь заткнись и слушай! И ты слушай. Эльвира – вампир. И сделала вампирами вас. Не перебивать! Меня не интересует, верите ли вы в вампиров. Вы теперь сами одни из них, вернее, из нас, так что поверите, никуда не денетесь. Она не хотела вам зла – скорее наоборот, но она не учла, что вы просто не готовы к такой трансформации. Ведь вампир – это не просто живой труп, не просто изменение физиологии и еще кое-чего – это прежде всего состояние психики, состояние души, если хотите! Это надо принять, как данность, поверить в это – и все. Разглядеть «черный огонь» в глубине своего сердца – и постараться раздуть его. Никакого «научного объяснения» тому, что произошло с вами, у меня нет и не будет. Я и сам вампир – и уже довольно давно. Вот, смотрите.
Я широко оскалился, продемонстрировав клыки, а потом медленно поднялся в воздух и некоторое время парил под потолком.
– Значит, все-таки правда, – обреченно выдохнул тот, что заставил себя сесть на топчане.
– Правда, – угрюмо буркнул парень в кресле. – Я это уже и сам понял. Ты вот скажи лучше, раз такой умный, что нам теперь делать? Как жить дальше?
– Хороший вопрос, – кивнул я. – Только жить вам уже не придется. И мне тоже. Мы все – мертвые. Молчи, Эльвира, мне лучше знать! Мы – мертвые, и для поддержания своего посмертного существования должны регулярно убивать живых и пить их кровь. Вот так.
– А по-другому – никак нельзя? – робко подал голос парень с топчана.
– Можно. Осиновый кол в сердце – и все. Отмучался. Только сам ты этого сделать не сможешь – по себе знаю. Пробовал. А еще можно тихо загибаться тут без пищи. Ты будешь жить – хотя мы и не живем по-настоящему, но лучшего слова пока никто не придумал – так вот, ты будешь жить так долго, очень долго, но голод постепенно сведет тебя с ума, и ты уже будешь готов на все, будешь готов убить даже родную мать, чтобы только прекратить это – но у тебя уже не будет сил, чтобы добраться до чьего-нибудь горла… Ну как, нравится?
Они долго молчали.
– Значит – убивать – или умереть самому? – подал наконец голос парень в кресле.
– Именно так, – кивнул я.
– А если – зверей? – с надеждой спросил мальчик на топчане. – Мне кажется, я бы смог…
Кажется ему! Он даже не смог произнести слово «убивать»!
– Зверей – можно. Только это довольно противно, и все равно долго не продержишься.
– А может… консервированная кровь? С донорских пунктов? Как в том фильме…
– Забудьте! – одним взмахом перечеркнул я повисшую было в воздухе надежду. – Консервированная кровь – это для плохих фильмов и комиксов! Кровь – это скорее символ. Выпивая кровь жертвы, мы пьем ее силу, ее жизнь – и делаем ее своей! Вот за счет чего вампир поддерживает свое существование. А консервированная кровь – просто жидкость, не более. Забудьте о ней. Она вам не поможет. И о том, что можно выпить кого-то не до конца, сохранив ему жизнь – тоже забудьте.
– Я… попробовал один раз, – глухо произнес парень в кресле. – Я думал – я его ненавижу. Он… а, не важно! – махнул он рукой. – Но когда я увидел его мертвым… Нет, я не смогу еще раз! – он снова закрыл лицо руками, содрогаясь всем телом.
– Ну что ж, тогда мне больше нечего вам сказать. Вы можете стать настоящими вампирами и регулярно убивать людей; вы можете долго и мучительно умирать здесь – но такой смерти я не пожелаю и врагу! И, наконец, вы можете разом прекратить свои мучения – но для этого вам нужен кто-то, кто поможет вам в этом. Я все сказал. Выбирайте.
И я повернулся к выходу.
– Постойте! – это произнес мальчик с топчана.
Я обернулся, остановившись в дверях.
Серая, с темно-лиловыми прожилками, обреченность. Но вместе с ней – и решимость.
– Вы… можете помочь мне умереть насовсем?
Да, чтобы принять такое решение, надо тоже обладать немалым мужеством! Недооценил я его.
– Могу. Но я бы советовал тебе хорошо подумать.
– Я уже все обдумал. Я не смогу убивать других. И я не хочу мучаться – это уже начинается, я чувствую! Прошу вас…
– Хорошо. Я приду завтра, и если ты не передумаешь – я помогу тебе уйти.
– Спасибо, – прошептал он серыми губами. – Только обязательно придите. Вы обещаете?
– Да, я обещаю, – твердо ответил я.
* * *
Всю обратную дорогу мы с Эльвирой молчали, подавленные случившимся.– Влад, я не хотела. Я не знала, что такое может случиться! – подняла она на меня полные слез глаза, когда мы уже входили в мой подъезд. – Может быть, им все-таки можно помочь?
– Только одному – тому, что сидел в кресле. Второй обречен. Теперь ты знаешь, куда ведет дорога, вымощенная благими намерениями?
Она молча всхлипнула, но я не обратил на нее внимания, потому что увидел: дверь моей квартиры приоткрыта! А я точно помнил, что тщательно запер ее, уходя!
– Заходи, Влад, заходи, не бойся! – я узнал голос Генриха и слегка перевел дух. Впрочем, радоваться и вздыхать с облегчением было рано: если Генрих заявился ко мне вот так, значит, случилось что-то из ряда вон выходящее; к тому же, раз он не только «вычислил» мое место обитания, но и смог открыть дверь в квартиру – значит, грош цена такому убежищу! Надо срочно менять место дневки.
Мы вошли, и я тщательно запер дверь. Все замки были в порядке.
– О, да ты не один! – криво усмехнулся Генрих, вынув изо рта свою неизменную сигару. – Впрочем, я мог бы и сам догадаться. Что же ты? Представь меня даме!
– Это – Генрих Константинович, мой Отец, – обернулся я к замершей на пороге Эльвире. – А это – Эльвира. Моя «дочь».
– И любовница, – закончил Генрих. – Ого, да вы еще не разучились краснеть, леди! Не надо смущаться, я не хотел сказать ничего плохого. А у тебя прекрасный вкус, Влад. Впрочем, не могу сказать того же о вкусе твоей дамы. Ну да ладно, присаживайтесь. Есть новости, и очень нехорошие. Я не вполне понимаю, что происходит, но подозреваю, что кое-что поможете прояснить мне вы.
Мы с Эльвирой молча уселись в свободные кресла, и я потянулся к лежавшей на журнальном столике пачке сигар. «White Owl». Да, у Генриха губа не дура! Я вынул из пачки сигару, содрал с нее целлофановую обертку, с наслаждением понюхал и аккуратно прикурил от зажигалки Генриха.
– Итак? – я выжидательно посмотрел на него.
Посмотрел изнутри.
Однако Генрих «закрылся», так что кроме серой брони его внутреннего «щита» и чуть насмешливой улыбки, я ничего не увидел. И все же я почувствовал, что моему Отцу сейчас не до смеха.
– Пропали Безумная Нищенка и Виктор. Я подозреваю, что их ликвидировали.
– Может быть, они просто сменили убежища?
– Нет. У меня есть свои способы проверки. Их наверняка убрали. Или пытались убрать, и они ушли на дно; впрочем, это маловероятно – они бы дали знать об опасности.
– Ты подозреваешь, кто мог это сделать?
– Я не подозреваю – я знаю! Один из нас может погибнуть случайно, но сразу двое – никогда! Значит, Бессмертный Монах здесь и идет по следу.
Эльвира переводила растерянный взгляд с меня на Генриха и обратно – я ничего не успел рассказать ей о Бессмертном Монахе.
– Но это не все, Влад, – Генрих в упор посмотрел на меня. – Бессмертный Монах никогда не появляется просто так. Должно было произойти что-то, что вызвало его появление в нашем городе. Он чувствует наших, но не настолько, чтобы примчаться издалека, пока все идет, как обычно – а, по моим сведениям, в последнее время он находился в Англии. Значит, был всплеск, который привлек его. Ее Приобщение? – Генрих посмотрел на съежившуюся в кресле Эльвиру. – Навряд ли… Значит, было еще что-то. Что? Я должен знать!
– Есть еще двое. Их приобщили за последнюю неделю, – тихо произнес я, глядя в сторону.
– Я так и знал! – Генрих ударил кулаком по подлокотнику кресла, и подлокотник жалобно хрустнул. – Это ее работа! – его желтый прокуренный ноготь на указательном пальце уперся в Эльвиру. – Ты бы до такого не додумался! Ты, конечно, разгильдяй и пижон, но не до такой же степени!
– Да, моя! – с вызовом почти выкрикнула Эльвира. – И что теперь?
– Ничего, девочка, – Генрих как-то разом обмяк, глаза его потухли. – Просто ты привела сюда погибель для всех нас.
– Спокойно, Генрих! – я уже справился с первым потрясением и постарался взять себя в руки. – Ты всегда знал больше нас всех. Того, что случилось, уже не изменить, но я не собираюсь сдаваться без боя. Да и бегство – это тоже выход. Но для того, чтобы противостоять Монаху, мы должны как можно больше знать о нем. Рассказывай.
– К сожалению, о нем известно не так уж много, – Генрих постепенно приходил в себя и вернулся к своей обычной повествовательной манере. – Год рождения – неизвестен, но, по всей видимости, он появился на свет где-то между 1410-м и 1435-м. Первая его достоверно известная акция по истреблению вампиров датируется 1456-м годом, Лион. По происхождению – француз, настоящего его имени я не знаю, но среди служителей церкви он известен, как брат Жан; кличку «Бессмертный Монах» дали ему уцелевшие лондонские вампиры после резни, которую он учинил там в 1611-м году.
– Он действительно бессмертный?! – не удержалась Эльвира.
– Действительно. Чем это обусловлено – никто не знает. Говорят, что он уже не вполне человек; но то, что он не вампир – это точно. Он явно не вполне нормален – нет, он не безумец, но истребление вампиров стало единственной целью его жизни. Возможно, он так долго отнимал жизни у бессмертных, что научился впитывать их силу и стал бессмертным сам. Впрочем, это лишь предположение, одно из многих.
– Его можно убить?
– Наверное, – пожал плечами Генрих, прикуривая новую сигару. – Только пока что это никому не удавалось сделать. Пять с половиной веков войны с вампирами – никто из нас не прожил столько! За это время он приобрел такой опыт, что бороться с ним практически бесполезно. Он знает о нас практически все, прекрасно вооружен и подготовлен. Бессмертный Монах не пренебрегает ничем: от чеснока и Библии – до автоматической винтовки с серебряными пулями! При этом он не стесняется в средствах: нередко по его вине гибли не только вампиры, но и люди, но ему это всякий раз сходило с рук. Похоже, он считает, что цель оправдывает средства. Так что заложником, к примеру, от него прикрываться бесполезно: он, не задумываясь, убьет обоих. На жалость его тоже не возьмешь – он лишен этого чувства в куда большей мере, чем, к примеру, ты, Влад, а, может быть, даже в большей мере, чем я. У него практически нет слабостей. И у него просто нюх на вампиров.
– Он действует один?
– К сожалению, нет. Насколько я знаю, лет семь назад при ИНТЕРПОЛе было создано специальное секретное подразделение «Z», и возглавляет его некий майор Жан Дюваль. Думаю, не стоит пояснять, чем занимается это подразделение, и ктоэтот майор?
– Не стоит… Хотя, подожди! Ведь ИНТЕРПОЛ – это не военная организация, не спецслужба, даже, по большому счету, не полиция! Там сидят обычные чиновники, которые координируют деятельность полиции в разных странах. У ИНТЕРПОЛа нет оперативных подразделений! Даже обычных…
– К сожалению, времена меняются, Влад. Теперь – есть. Возможно, ИНТЕРПОЛ – это только «крыша»… Впрочем, в данный момент это уже не имеет значения.
– Да, ты прав… Его люди подготовлены так же хорошо, как и он сам?
– Что касается экипировки – думаю, что да. А вот насчет опыта… Они не бессмертны, и подготовка у них, конечно, похуже, но не стоит недооценивать и их: все они профессионалы и, кроме того, имеют духовный сан.
– Батальон Всех Святых! – хмыкнул я. – Кстати, сколько их?
– Точно не знаю, но думаю, что десятка три-четыре.
– И все они прибыли сюда? – голос Эльвиры дрогнул, зазвенел испуганным серебром с черными переливами.
– Навряд ли. Но человек десять он с собой прихватил наверняка. Возможно, к ним подключился и кто-то из местных.
– Что-нибудь еще о нем известно? Как он выглядит, во что одевается, как предпочитает действовать?
– Вот, – Генрих протянул мне фотографию.
На ней был запечатлен крепкий широкоплечий мужчина лет сорока, с густой бородой и кустистыми насупленными бровями, из-под которых на меня глядели пронзительные, глубоко посаженные глаза. Серо-голубая сталь холодного, нечеловеческого рассудка, облеченная в тело двуногого вепря. На человеке была незнакомая мне форма без погон, зато со множеством накладных карманов.
– Фотография сделана три года назад, – пояснил Генрих, когда я передал снимок Элис. – Форма – того самого подразделения. Но одевают они ее только на операцию. А так ходят в штатском. Действовать они предпочитают наверняка: долго «вычисляют» твое убежище, а потом являются днем, когда ты практически беспомощен.
– Но это подло! – воскликнула Эли, и мы с Генрихом не удержались от улыбок.
– Это война, девочка, – мягко, как ребенку, пояснил Генрих. – А на войне все средства хороши. Особенно когда они позволяют уничтожать противника без особого риска для своих. Хотя при необходимости они действуют и ночью. Вот, пожалуй, и все, что мне известно.
– Не густо. Сколько осталось в городе наших?
– Мы трое – и все. Ну, если не считать тех двоих, которых приобщили вы, Эльвира.
– Этих двоих можно не считать, – хмуро бросил я. – Ты думаешь отсидеться или попытаешься скрыться из города?
– Еще сам не знаю, – он раздавил очередной окурок в пепельнице. – Но вам я бы советовал сменить убежище.
– Спасибо. Об этом я и сам догадался. Если нашел ты – найдут и они. Может, нам стоит действовать сообща? Как нам тебя найти в случае чего?
– Я сам вас найду.
– У меня есть кое-какой арсенал. Могу поделиться.
– Спасибо. У меня – тоже. Ну что ж, я узнал все, что хотел, и предупредил вас. Теперь мне пора. Надеюсь, еще увидимся. И смените убежище – не тяните с этим.
– Ладно, понял. Земля тебе пухом!
– К черту!
Мы оба невесело усмехнулись нашей старой шутке, и я проводил Генриха до дверей.
– Кстати, Влад, – окликнула меня Эльвира, когда дверь за нашим гостем закрылась, – я понимаю, что сейчас не до того, но у меня есть еще новости. Меня пригласили на банкет – как ты думаешь, к кому? – К Ахметьеву!
– Ого! Где ты успела подцепить этого босса мафии?
– Ну, не самого босса – его племянника.
– Понятно. И ты хочешь…
– Сделать то, о чем ты сам не раз говорил. Ведь мы – «санитары города»?
Да, Эльвица действительно восприняла это мое высказывание слишком серьезно. Но к Ахметьеву и его людям я подбирался уже давно, и упускать такой шанс не стоило. Эх, поохотимся напоследок на крупную дичь, пока не началось сафари на нас самих!
– «Санитары»! И лучшие друзья гробовщиков, – усмехнулся я. – Вижу, что ты и делом тоже занималась. Что ж, Монах Монахом, а навестить Ахметьева надо обязательно!
Я с удивлением ощутил, что моя «жизнь» вновь обретает вкус и поблекшие за эти годы краски. Неужели я все это время искал себе достойного противника, сам того не осознавая? Совесть, «санитарная миссия», жалкие попытки бандитов обороняться – все это была ерунда! Мне нужен был настоящий противник, настоящий риск, настоящий азарт!
Кажется, мне надоело бродить по игре под названием «жизнь», включив режим неуязвимости!
Или…
Или я неосознанно стремлюсь к собственной гибели, к окончательной смерти?!
Нет, только не сейчас, когда у меня появилась Элис!
* * *
Два тела, погруженные в прозрачный студень, на высоких, похожих на надгробия, постаментах, под мерцающим светом бестеневых ламп.Голос.
– Эксперимент переходит в критическую фазу… сценарий предусматривает повышение… экстремальные условия… толчок… скачкообразных психофизиологических изменений…
Тревожные багровые сполохи, черный мрамор монумента дает трещину.
Никак не удается разглядеть лицо склоняющегося надо мной.
Надо мной?!.
* * *
Сон, который приходит вновь и вновь. Обрывки слов сменяются, голоса исходят разными цветами, сплетаются, текут, цепляются друг за друга шероховатыми краями – но основное остается неизменным: смазанное лицо, склоняющееся над двумя телами на высоких, похожих на надгробия…Тела!
Два тела!
Я должен знать, кто эти двое!
Потому что у меня возникло одно очень нехорошее подозрение…
* * *
Прежде, чем идти «на дело», я показал Эльвире два из моих запасных убежищ. Конечно, они были не столь комфортабельны, как основное, но отсидеться в них некоторое время было вполне можно.– Это на случай, если мы разминемся, уходя, – пояснил я. – А уходить, возможно, придется с шумом. И помни, наша главная цель – сам босс. Если мы закусим кем-нибудь из его «шестерок», то он сразу уйдет на дно, и мы до него не доберемся. Мы должны первым же ударом отрубить им голову – остальные запаникуют, начнут метаться – и рано или поздно попадут в наше меню – никуда не денутся.