Я бегу, чтобы жить,
А вокруг ликует паранойя!
Группа «Ария», «Паранойя».
Они прыгали позади нас из окна второго этажа, вскидывали вверх оружие, ловя нас в прицелы. А мы с Эльвицей никак не могли набрать высоту – мы словно бились в какой-то невидимый серый потолок, сквозь который тускло светили далекие звезды.
Луна куда-то исчезла, вслед нам тянулись голые ветви вязов, словно пытаясь удержать… (Почему – вязы?! И почему ветви – голые?!) Пули противно выли идущей по следу стаей псов, вбивались в низкий потолок серебряными гвоздями, гвоздями в крышку гроба, до которого нам не добраться, не добраться, потому что рассвет вот-вот наступит и сожжет нас, ветер нас развеет, словно пыль…
«НО Я НЕ БЫЛ НИКОГДА РАБОМ ИЛЛЮЗИЙ!»
Молнии – уже не из глаз, из самого сердца.
Моего мертвого сердца.
Треск разрядов. Плавится серебро. Небо горит, и земля горит, потолок отшатывается прочь, пространство вокруг трескается, неохотно выпуская из себя знакомые здания, в испуге притихшие клены…
Врешь, брат Жан! Я не поддамся! Я теперь знаю, как! Пока что ты сильнее, но если мы переживем наступающий день…
Институтские корпуса изгибаются, тянутся к нам оскаленными пастями выбитых окон.
«Это только иллюзия, всего лишь иллюзия, это параноидальный кошмар, который он пытается внушить нам!» – твержу я себе.
Но я уже знаю – иллюзии могут убивать!
Сейчас остались только мы – я и Бессмертный Монах. Это поединок двух разумов, двух воль. И если я его проиграю – он уничтожит нас всех в одно мгновение.
Я тянусь в ночь, зачерпываю полные пригоршни бледнеющего, из последних сил сдерживающего подступающий рассвет, мрака – и Тьма послушно закручивается вокруг нас бархатными жгутами, укрывая от глаз преследователей, от лазеров наведения, от всевидящих зрачков инфракрасных прицелов.
И напрасно теперь тянутся к нам оскаленные пасти иллюзорных кошмаров, напрасно ищут нас в ночном небе огненные нити, напрасно поводят готовыми извергнуть потоки аргентума стволами твои подручные – Тьма сокрыла нас от очей незрячих!
Что, брат Жан, не попадались тебе еще такие вампиры? Мы уйдем от тебя, теперь уж точно уйдем, а потом…
И тут тупым ударом, болезненно отдавшимся во всем теле, пришел ответ! Окружавший нас спасительный кокон тьмы разлетелся в клочья.
– Глупый мертвый мальчик! Мне встречались Враги посильнее тебя. И я подарил им упокоение – как подарю его и тебе. Ты хорошо сражался – но скоро рассвет. Тебе не уйти. Смирись. Смерть от солнца – страшная смерть для таких, как ты. Дай мне сделать это легко…
Я чувствовал, как мимо воли замедляется наш полет, как вновь наваливается сверху невидимый потолок, как сворачивается вокруг пространство, течет киселем, вязким студнем, сковывая движения, отнимая волю, надежду…
Два одинаковых высоких ложа. Два тела, наполовину погруженные в прозрачный студень, под пригашенными до поры бестеневыми…
И не осталось больше сил, чтобы извергнуть темный огонь из сердца, отшвырнуть прочь проклятые иллюзии.
Огонь пришел извне.
Огонь и гром.
– Сюда, Влад, – голос Генриха разрывает пелену кошмара. – Вы оторвались от них, но это ненадолго.
– Как… как вы нашли нас? – радостная зелень плещет из глаз Эли.
Это она! Моя прежняя Элис!
– Я же говорил, мадмуазель: я сам найду вас, когда будет надо, – вальяжно улыбается Генрих, но я вижу, что на самом деле сейчас он серьезен, как никогда. В руках у него дымится короткий обрез помпового ружья.
Так вот что это был за гром!
– Возьми, – он протягивает мне оружие, достает из кармана горсть патронов. – Вам надо торопиться. А о нем, – короткий кивок в сторону исходящего хрипом капитана, – я позабочусь. Аргентум?
Ответ он знает и сам.
– Несколько минут у меня будет. Попробую извлечь пули и обработать раны…
Вот только обычной уверенности в голосе Генриха я что-то не слышу. Значит, плохи дела у капитана. Скорее всего, не выкарабкается.
Жаль.
А Генрих-то все равно остался врачом, пусть даже и врачом-вампиром! Интересно, чем он раны обрабатывать собрался? Слюной тут уже не поможешь, а обычные антисептики нам – что мертвому припарки! От них только хуже стать может…
Добрый доктор Айболит, он на кладбище сидит: приходи к нему лечиться и упырь, и упырица, и вампиры, и зомбя с вурдалаками!
– А как же…
– Обо мне не беспокойтесь – я уйду. Если получится – вместе с ним. А теперь – главное, Влад. Я надеюсь, что ты сможешь! Я-то это уже давно понял, вот только убедить самого себя до конца так и не смог. Сейчас это – твой шанс! У тебя уже многое получилось… У вас получилось, – тут же поправляется он. – И вы должны сделать еще шаг. Вместе. Всего один шаг!
– Какой, Отец? – кажется, я понимаю о чем он говорит! Неужели он знал обо всем с самого начала? Еще тогда, когда приобщал меня? Знал то, что только сейчас начинает доходить до меня?! Знал – но не мог воспользоваться сам?!
– Всего один шаг, Влад. Один шаг, Эльвира. Но его вы должны сделать сами. Сами, понимаете? Вам понадобится лишь вера. Вера, что у вас получится. Уверенность в себе. Я дам вам только одну подсказку. Ты слишком много «знал» о вампирах до Приобщения, Влад. Но кое-что тебе все же было неизвестно – к счастью для тебя! Секса для вампиров не существует, Влад! Они неспособны к этому. Но тебе-то было невдомек!… Знаешь, как я тебе завидовал?
Он хитро прищурился и подмигнул мне.
– Может, еще свидимся, Влад! У вас должно получиться!
– Земля тебе пухом, Генрих.
– К черту!
– Ну что, девочка моя? Последний парад наступает? Вломим им напоследок? – я старался, чтоб мой голос звучал веселее, но где-то глубоко внутри, обволакивая склизким студнем зароненное Генрихом зерно надежды, уже стыла смертная тоска обреченности.
– А почему бы двум благородным вампирам и не вломить этим грязным монахам как следует? – оскалилась она в ответ.
Но у нее на душе тоже скребли кладбищенские крысы.
– Тогда – вперед!
Грохот выстрелов расколол тишину предрассветной улицы.
А вокруг ликует паранойя!
Группа «Ария», «Паранойя».
Они прыгали позади нас из окна второго этажа, вскидывали вверх оружие, ловя нас в прицелы. А мы с Эльвицей никак не могли набрать высоту – мы словно бились в какой-то невидимый серый потолок, сквозь который тускло светили далекие звезды.
Луна куда-то исчезла, вслед нам тянулись голые ветви вязов, словно пытаясь удержать… (Почему – вязы?! И почему ветви – голые?!) Пули противно выли идущей по следу стаей псов, вбивались в низкий потолок серебряными гвоздями, гвоздями в крышку гроба, до которого нам не добраться, не добраться, потому что рассвет вот-вот наступит и сожжет нас, ветер нас развеет, словно пыль…
«НО Я НЕ БЫЛ НИКОГДА РАБОМ ИЛЛЮЗИЙ!»
Молнии – уже не из глаз, из самого сердца.
Моего мертвого сердца.
Треск разрядов. Плавится серебро. Небо горит, и земля горит, потолок отшатывается прочь, пространство вокруг трескается, неохотно выпуская из себя знакомые здания, в испуге притихшие клены…
Врешь, брат Жан! Я не поддамся! Я теперь знаю, как! Пока что ты сильнее, но если мы переживем наступающий день…
Институтские корпуса изгибаются, тянутся к нам оскаленными пастями выбитых окон.
«Это только иллюзия, всего лишь иллюзия, это параноидальный кошмар, который он пытается внушить нам!» – твержу я себе.
Но я уже знаю – иллюзии могут убивать!
Сейчас остались только мы – я и Бессмертный Монах. Это поединок двух разумов, двух воль. И если я его проиграю – он уничтожит нас всех в одно мгновение.
Я тянусь в ночь, зачерпываю полные пригоршни бледнеющего, из последних сил сдерживающего подступающий рассвет, мрака – и Тьма послушно закручивается вокруг нас бархатными жгутами, укрывая от глаз преследователей, от лазеров наведения, от всевидящих зрачков инфракрасных прицелов.
И напрасно теперь тянутся к нам оскаленные пасти иллюзорных кошмаров, напрасно ищут нас в ночном небе огненные нити, напрасно поводят готовыми извергнуть потоки аргентума стволами твои подручные – Тьма сокрыла нас от очей незрячих!
Что, брат Жан, не попадались тебе еще такие вампиры? Мы уйдем от тебя, теперь уж точно уйдем, а потом…
И тут тупым ударом, болезненно отдавшимся во всем теле, пришел ответ! Окружавший нас спасительный кокон тьмы разлетелся в клочья.
– Глупый мертвый мальчик! Мне встречались Враги посильнее тебя. И я подарил им упокоение – как подарю его и тебе. Ты хорошо сражался – но скоро рассвет. Тебе не уйти. Смирись. Смерть от солнца – страшная смерть для таких, как ты. Дай мне сделать это легко…
Я чувствовал, как мимо воли замедляется наш полет, как вновь наваливается сверху невидимый потолок, как сворачивается вокруг пространство, течет киселем, вязким студнем, сковывая движения, отнимая волю, надежду…
Два одинаковых высоких ложа. Два тела, наполовину погруженные в прозрачный студень, под пригашенными до поры бестеневыми…
И не осталось больше сил, чтобы извергнуть темный огонь из сердца, отшвырнуть прочь проклятые иллюзии.
Огонь пришел извне.
Огонь и гром.
– Сюда, Влад, – голос Генриха разрывает пелену кошмара. – Вы оторвались от них, но это ненадолго.
– Как… как вы нашли нас? – радостная зелень плещет из глаз Эли.
Это она! Моя прежняя Элис!
– Я же говорил, мадмуазель: я сам найду вас, когда будет надо, – вальяжно улыбается Генрих, но я вижу, что на самом деле сейчас он серьезен, как никогда. В руках у него дымится короткий обрез помпового ружья.
Так вот что это был за гром!
– Возьми, – он протягивает мне оружие, достает из кармана горсть патронов. – Вам надо торопиться. А о нем, – короткий кивок в сторону исходящего хрипом капитана, – я позабочусь. Аргентум?
Ответ он знает и сам.
– Несколько минут у меня будет. Попробую извлечь пули и обработать раны…
Вот только обычной уверенности в голосе Генриха я что-то не слышу. Значит, плохи дела у капитана. Скорее всего, не выкарабкается.
Жаль.
А Генрих-то все равно остался врачом, пусть даже и врачом-вампиром! Интересно, чем он раны обрабатывать собрался? Слюной тут уже не поможешь, а обычные антисептики нам – что мертвому припарки! От них только хуже стать может…
Добрый доктор Айболит, он на кладбище сидит: приходи к нему лечиться и упырь, и упырица, и вампиры, и зомбя с вурдалаками!
– А как же…
– Обо мне не беспокойтесь – я уйду. Если получится – вместе с ним. А теперь – главное, Влад. Я надеюсь, что ты сможешь! Я-то это уже давно понял, вот только убедить самого себя до конца так и не смог. Сейчас это – твой шанс! У тебя уже многое получилось… У вас получилось, – тут же поправляется он. – И вы должны сделать еще шаг. Вместе. Всего один шаг!
– Какой, Отец? – кажется, я понимаю о чем он говорит! Неужели он знал обо всем с самого начала? Еще тогда, когда приобщал меня? Знал то, что только сейчас начинает доходить до меня?! Знал – но не мог воспользоваться сам?!
– Всего один шаг, Влад. Один шаг, Эльвира. Но его вы должны сделать сами. Сами, понимаете? Вам понадобится лишь вера. Вера, что у вас получится. Уверенность в себе. Я дам вам только одну подсказку. Ты слишком много «знал» о вампирах до Приобщения, Влад. Но кое-что тебе все же было неизвестно – к счастью для тебя! Секса для вампиров не существует, Влад! Они неспособны к этому. Но тебе-то было невдомек!… Знаешь, как я тебе завидовал?
Он хитро прищурился и подмигнул мне.
– Может, еще свидимся, Влад! У вас должно получиться!
– Земля тебе пухом, Генрих.
– К черту!
– Ну что, девочка моя? Последний парад наступает? Вломим им напоследок? – я старался, чтоб мой голос звучал веселее, но где-то глубоко внутри, обволакивая склизким студнем зароненное Генрихом зерно надежды, уже стыла смертная тоска обреченности.
– А почему бы двум благородным вампирам и не вломить этим грязным монахам как следует? – оскалилась она в ответ.
Но у нее на душе тоже скребли кладбищенские крысы.
– Тогда – вперед!
Грохот выстрелов расколол тишину предрассветной улицы.
3
Заряд картечи в клочья разрывает живот выскочившего из-за угла «святого отца».
Ночь короче дня,
День убьет меня,
Мир иллюзий в нем сгорает!
Группа «Ария», «Ночь короче дня».
Осталось шестеро.
Масляный шелест передергиваемого затвора. Кувыркается в темноту картонная стреляная гильза. Рядом дергается, плюясь короткими очередями, автоматическая винтовка в руках Эльвицы.
Ржавые вспышки в ответ. Серебряный ливень. Скорее прочь!
Улица плавно изгибается, уходит вниз. Эльвица со свистом рассекает воздух рядом. Сейчас свернуть в проход между домами…
Прохода нет! Дома сливаются в одну сплошную стену без начала и конца, и нет ни прохода, ни сил перемахнуть через крыши – потому что дальше здания громоздятся вплотную, все выше и выше, до самого бледнеющего неба, и в стенах нет даже окон, чтобы влететь внутрь, затаиться, укрыться от преследователей и встающего солнца.
Улица уносится назад бесконечной кишкой великана, но кажется, что мы висим на месте, а пули каким-то чудом мчатся следом за нами, огибая углы, вписываясь в повороты, настигая, ввинчиваясь в мозг сверлящим визгом!
Я уже не уверен, что это иллюзия! Да и какая разница – иллюзии, в которые мы верим, убивают нас!
В последний миг успеваю растечься туманом, и тут же – антрацит слепящей вспышки боли! Во мне – черная дыра; еще немного – и я вытеку в нее весь, испарюсь, исчезну, как роса под солнцем!
Падение. Боль. На этот раз – тупая, серая, и от нее я прихожу в себя. Порыв ветра. Рядом – Элис.
– Влад! Что с тобой?! – в голосе ее моя же черная боль мешается с фиолетовыми отблесками ее отчаяния.
– Ранили.
– Лететь можешь?
– Нет.
– Я… я понесу тебя!
– Не на…
Так она меня и послушалась! Ночь нашей встречи – только наоборот.
Мы пролетели совсем немного.
Кончились силы у моей Эльвицы.
– Идем, Влад! Скорее! Здесь… здесь кладбище! Может, удастся спрятаться…
Как там называются кладбища на казенном канцелярите? Места упокоения? Самое место для таких, как мы.
Кое-как перебираемся через ограду, бежим между надгробиями и обелисками. Негде здесь спрятаться, негде! Это вам на Западная Европа или Англия с их фамильными склепами и комфортабельными усыпальницами. Тут не укроешься ни от солнца, ни от Бессмертного Монаха!
Визг пуль, из ближайшей могильной оградки летят искры. Но стреляют не сзади, а откуда-то слева. Обошли!
Наугад палю из Генрихового обреза. Масляный шелест металла. Сколько у нас осталось патронов? Бежим в другую сторону. Ноги путаются в кладбищенской траве, увязают в жирной глине.
Рыжее пламя бьет спереди. Снова, не целясь, стреляю в ответ; падаем, откатываемся в сторону. Эльвира отбрасывает разряженную винтовку, достает пистолет.
Отползаем под прикрытие высокого гранитного надгробия с фигуркой возносящегося ангела наверху. Щелчки пуль. Нас они не достают – но попробуй только высунься!
И тут я наконец отчетливо понимаю, что это – все. Совсем. Горизонт уже начинает окрашиваться розовым, нестерпимое сияние проникает даже сквозь закрытые веки, все тело жжет разгорающимся огнем, мысли путаются, в ушах нарастает комариный звон.
Им даже нет надобности подбираться к нам, чтобы нашпиговать серебром. К чему? Достаточно просто не давать нам высунуться еще несколько минут. Остальное сделает всходящее солнце.
Говорят, огонь очищает…
Нет! – отчаянная, невозможная надежда вспыхивает внезапно.
Я заставляю себя открыть глаза.
– Эли, ты слышишь меня?
– Слышу, – слабый, истекающий прозрачной дымкой шепот. – Мы… умираем? Навсегда?
– Нет! Мы не умрем! Есть выход…
– Не надо, Влад. Не обманывай меня… и себя.
– Но я говорю правду! Ты помнишь, что сказал Генрих? Главное – поверить, убедить себя в том, что невозможное – возможно! И тогда невозможное станет реальностью, Эли! Вот он, наш шанс! Мы должны попытаться!
На миг ее затуманенные слезами глаза вспыхивают прежним шальным огнем изумрудов с золотистыми искорками.
– Скажи мне, что делать, Влад! Скорее! Я вся в огне!
– Это не огонь, Эли! Это всего лишь солнце. В нем нет ничего страшного, Эли! Разве ты не помнишь, как приятно касание солнечных лучей? Как золотистое тепло разливается по телу, даря силу, даря жизнь? Вспомни, Эли!
– Говори, Влад! Говори еще! Мне кажется, я…
– Даже в самую жару солнце не убивает, Эли, и ты сама это хорошо знаешь. От него лишь прячутся в тень – чтобы не напекло голову. А ранним утром, когда по низинам курится туман – его вдруг пронзают первые, еще робкие лучи, которые несут с собой тепло. Ты ведь помнишь, каково это – после промозглой сырости подставить обнаженное тело лучам солнца, ощутить его древнюю, живительную силу, увидеть, как играет радуга в каплях росы. Солнце – это жизнь, Эли! И это неправда, что мы – мертвые. Ты сама всегда говорила мне, что я – живой. Что у меня теплые руки…
– Говори, Влад! Говори еще…
– …Мы живы по-своему, Эли, и если нам не могут повредить сталь и свинец, которые убивают людей – то чем нам может быть опасен солнечный свет? Ведь мы не боимся его, правда, Эли? Конечно, мы не боимся! Мы с тобой ждем рассвета! А когда взойдет солнце, мы спокойно встанем ему навстречу, мы поприветствуем его, взявшись за руки – а потом уйдем отсюда, и майор Жан с его людьми ничего не смогут нам сделать! ИХ время заканчивается, ночь уходит, и с нею – все кошмары и страхи. И стоит только взойти солнцу…
Два одинаковых высоких ложа, похожих на надгробия. Два тела, наполовину погруженные в прозрачный студень, под пригашенными до поры бестеневыми лампами.
Теперь я знаю: это – мы с Эльвирой. Это мы лежим там, в склизком студне, с тянущимися к нашим головам проводами.
Голос.
Темный пурпур, прожилки фиолетового, уход в багрянец. На самом краю – чернота хриплых трещин.
– Уже совершенно нечеловеческая физиология… просто поразительно!…к финальной стадии сценария…уверены… вампиров… солнечный свет…подопытные умрут.
– Приступайте.
И лампы над нами разом вспыхивают в полный накал!
Свет. Режущий, слепящий. Зажмуриваюсь.
Надо скорее что-то сделать. Что-то очень важное. Надо…
Это требует огромного усилия, как тогда, когда я безвольно стоял, ожидая Бессмертного Монаха.
Но я все же сделал это!
Я повернул голову.
И изумруды Эльвириных глаз полыхнули мне навстречу веселыми золотыми искорками.
Страх ушел.
Боль ушла.
Тело ушло, растворилось, исчезло.
Остался лишь свет, живой, теплый – мы плыли в его волнах, мы пили его, мы купались в нем…
…Когда взойдет солнце, мы встанем ему навстречу… Мы уйдем отсюда – стоит только взойти солнцу…
– Смотрите, что это?! Смотрите!
– Что происходит?!
Эльвира протянула мне руку (руку? у нас ведь больше нет тел!… Не важно.) – и я протянул ей навстречу свою.
Маленькая теплая ладонь.
ТЕПЛАЯ!
– Пошли отсюда?
– Пошли.
– Держите их, держите!
– Этого не может быть! Это невозможно!…
Два вплавленные в студень тела под сияющими лампами исчезали! Истончались, быстро становясь прозрачными, исходили дымкой, туманом, теплым светом…
Все. Тел больше нет.
Некоторое время мы, невидимые, с улыбкой наблюдали со стороны за мечущимися внизу людьми, слушая их бессвязные выкрики. Но пора было уходить. Теперь мы знаем «дорогу» сюда. Может быть, мы еще вернемся. Может быть.
– Нас ждут, Влад, – Эли смотрела куда-то вверх.
Потолка в комнате уже не было. Вместо него над нами дрожало, переливалось, звало радужное сияние; вот в нем начало проступать человеческая фигура.
Откуда-то я знал, что его следует называть Куратором.
И еще я понял, что нам действительно пора.
* * *
Два сияющих неземным светом силуэта взмывают в рассветное небо, скользя меж лучей восходящего солнца. Их сияние заставляет глаза слезиться, не давая толком рассмотреть возносящихся, и люди в камуфляже, что залегли меж кладбищенских обелисков, выпускают из рук оружие; преклонив колени, благоговейно осеняют себя крестом. Не каждому дано лицезреть…
4
– Ну вот вы и дома, – сказал Куратор и мягко улыбнулся.
Гордость – им имя,
Дух и Покой,
А за ними лишь высь,
Лишь холодная высь —
Ни Добра ни Зла.
Группа «Ария», «Рабство иллюзий».
Его лицо плыло золотистыми сполохами, так что разглядеть его никак не удавалось, он походил на костер: то вспыхивающий от порыва ветра, то вновь подергивающийся тонким слоем пепла, под которым рдеют раскаленные угли.
И все же мне отчего-то казалось, что где-то я уже видел это лицо!…
Интересно, мы со стороны выглядим так же?
Я обернулся к Элис.
Золотая сияющая богиня с кошачьими зелеными искрами в глазах – вот как она смотрелась здесь.
Здесь… Где это – здесь? На небе, в нирване, в раю?
Переливающаяся волнами теплого, радужного света бесконечная равнина. Волны исходят алмазным туманом, скрадывающим очертания, навевающим сладостные грезы…
Но почему – мы? За что нам – это великолепие, этот ласковый свет, покой, умиротворение?! Нам – ночным тварям, исчадиям ада, демонам-убийцам?! Я не верю! Я боюсь поверить! Мы не заслужили!
«И каждому воздастся по вере его!»
Но я никогда не верил в это!
Фотовспышка.
Мгновенный стоп-кадр.
Два скорчившихся на могильной плите тела. Уже мертвых, уже рассыпающихся сухим прахом под безжалостной лаской солнца.
И угасающая искра сознания, создавшая в последний миг этот мир света, который не убивает – но принимает в себя, баюкает, растворяет…
Упокоение.
Значит, вот оно какое.
Ни боли, ни страха.
Только почему-то – щемящая тоска…
Два влюбленных мертвеца, рыщущих во тьме в поисках чужих жизней – чтобы сделать их своими.
Два погруженных в студень тела на высоких ложах, похожих на надгробия.
Два скорчившихся трупа на могильной плите.
Два огненных существа, возносящихся ввысь.
Двое на заполненной до краев светом равнине.
Что – правда? А что – лишь сон, иллюзия? И так ли это важно?
Нет, это важно! Мы должны знать!
– Мы хотим знать правду. Кто мы на самом деле?
Это произнесла Эльвира.
И твердо, без страха, взглянула в огненное лицо Куратора.
– Вы прошли путь. Путь Проклятых. Почти прошли…
– Почти?
– Теперь вы займете мое место. А я… я уйду выше. В Свет. Насовсем.
– Значит, мы теперь – Кураторы?
– Почти. Вы скоро ими станете. Очень скоро. Вы уже почти готовы. Знали бы вы, как мне долго пришлось ждать! – он вздохнул почти по-человечески.
Или это нам только показалось?
– Но… почему мы?! Или это – отдельный рай? Для вампиров? – через силу усмехнулся я.
– Сюда приходят те, кто освободился. Кто вырвался из плена собственных иллюзий. У вершины горы все пути сходятся. Путь Проклятых, Путь Праведников – какая разница? Путей много – но в конечном счете они сводятся к этим двум. И оба они ведут сюда. Вы прошли свой Путь. Вы освободились. Свет, Тьма, Добро, Зло, мораль, справедливость – все это входящие сюда оставляют за порогом. Это – для людей. Вы теперь выше этого. Вы – свободны! Вы освободились ото всех этих предрассудков, от своих бренных оболочек, от пустых привязанностей – от всего!
Элис взглянула на меня – и ее глаза как-то странно, тревожно блеснули. Она протянула руку, кончиками пальцев дотронулась до моего плеча – но это не было настоящим касанием! Словно легкое дуновение ветерка, электрическое покалывание, слабое тепло… и все.
А потом ее рука двинулась дальше – и прошла сквозь меня!
– Мы умерли, Куратор?! Окончательно?!
– Что есть жизнь, и что есть смерть? Умирает ли гусеница, превращаясь в куколку? Умирает ли куколка, когда из нее вылетает бабочка? Вы прошли этот путь. Приняв поцелуй Ухода, приобщившись к не-мертвым, вы стали куколками. Вы смогли переступить условность человеческой жизни – и перешли в новое качество. Сейчас вы прозрели окончательно, отринули те глупые условности, которым подчиняются вампиры – и превратились в бабочек. Цикл завершен!
– Так значит… всего этого могло не быть?! Крови, смертей, всего того, что мы пережили?! Мы могли… прозреть сразу?!!
– Сразу? За все надо платить. Путь Праведников – более прямой, на нем человек минует стадию «куколки» – но и пройти его куда труднее! Путь Проклятых идет «в обход». В чем-то он легче – тот же вампир уже не совсем материален. Ему легче перейти следующую грань: ведь одну грань – между жизнью и смертью – он уже перешел. За это вы платите собственным и чужим страхом, тьмой, которая застит ваш разум – многим, очень многим! И очень мало кто из вас проходит этот путь до конца. Люди хотя бы знают о Пути Праведников. Вы же о Пути Проклятых – нет.
– Так почему же вы не открыли нам глаза? Нам, и другим? Мы же были слепы! А другие – и до сих пор… Вы же – Куратор! Или вы не могли?
– Вижу, вы еще не совсем избавились от бремени страстей. – Его снисходительная огненная улыбка вдруг начинает меня раздражать. Тоже еще, Несущий Свет выискался! – Конечно, я мог бы вмешаться, подсказать, помочь. Но к чему? Вы шли своим путем – и вы прошли его. Не надо мерить Вознесшихся человеческими мерками. Если бы вы погибли, не прозрев, и вновь влились в круговорот Сансары, я ждал бы еще. Других. Или вас. Не важно. Мы можем ждать долго. Ведь у нас впереди – Вечность.
Ох, что – то меня уже начинает тошнить от его бесстрастного безразличия ко всему. Если и мы станем такими…
– У вас? Или у нас – тоже?
– У нас. Вы теперь тоже – одни из нас. Я уже говорил – здесь нет Добра и Зла, нет «Я» и «Не-Я». Когда вы поймете это – вы тоже вольетесь в Свет. А пока…
– А пока будем болтаться тут бесплотными призраками, поджидать следующих? – нехорошо прищурилась Эльвица. – Так действительно, через вечность-другую не останется ни чувств, ни желаний… ничего! Одна пустота и скука. То-то вы так стремитесь в этот свой Свет!
Такой я ее еще никогда не видел!
– Уж лучше – глотки рвать и в гробу отлеживаться, чем – так! Великая Пустота, чтоб ей пусто было! Я от этой пустоты еще там, внизу, не знала, куда бежать. Сбежала, называется! Влад, пошли отсюда!
Она решительно взяла меня за руку, и – о чудо! – я вновь ощутил ее прикосновение!
– Вам некуда идти! Ваш путь окончен… – в голосе Куратора прозвучала растерянность.
И тут пронзительный холод очищающего ветра ворвался в мою голову, выдувая изнутри запорошившую глаза алмазную пыль небес! Я вспомнил наконец, где я уже видел это лицо!
Два тела, погруженные в прозрачный студень, склоняющееся над ними лицо, которое никак не удается рассмотреть…
Лицо Куратора!
Тела!
Синяя вспышка внутреннего взгляда с треском пробила сияющую равнину и устремилась вниз, к грешной земле.
У нас оставались считанные мгновения. Еще немного – и будет поздно: наши тела навсегда превратятся в прах. Но мы успеем, теперь мы успеем!
Я ощерился, выпуская призрачные клыки, и подмигнул Эльвире:
– Кто-то говорил, что отныне мы – свободны? Не ты ли это был, Куратор?! Ты был прав! Отныне мы свободны – свободны в своем выборе! Какими нам быть! Нам не нужна твоя Вечность, твоя равнодушная Пустота. Мы уходим.
– Вы… вы не сможете! Вам не хватит силы… энергии! Вы… – голос его сорвался, пустил визгливого, пронзительно-голубого «петуха».
Не так-то ты и бесстрастен, Куратор! Боишься остаться здесь в одиночестве еще на одну вечность? Ведь тут у вас тоже есть свои законы, что бы ты ни вещал нам о свободе. Если не придет смена, тебя не пустят в этот твой Свет! А за нас… за нас не волнуйся!
– Ты забыл, кто мы, Куратор! Ведь мы – вампиры. Сила? Энергия? Да здесь ее навалом! И мы возьмем ее! Эли, делай как я!
И потоки света устремились внутрь нас, наполняя до отказа горячей, упругой силой, ищущей выхода, ищущей…
ЭПИТАФИЯ
– Знаешь, Эли, а я должен сказать тебе «спасибо»! – я с трудом оторвался от ее губ, но больше ничего сказать не успел, потому что ненасытной Эльвице, как всегда, показалось мало, а говорить и целоваться одновременно не могут ни вампиры, ни даже ангелы!
Блаженство рая я оставлю для нищих:
У нищих духом должен быть Царь и Бог.
Я – тварь земная, и на небе я лишний;
И к черту вечность, какой в ней прок?!
Группа «Ария», «Ночь короче дня».
– Эльвица! Но я все-таки должен сказать тебе «спасибо»!
– Должен! – охотно согласилась она, плотоядно косясь на меня своими лукавыми изумрудами. – А за что?
– Тогда… я бы не смог – сам. Но убеждая тебя, я и сам смог поверить! – поверить, что мы можем не бояться солнца, что мы… Мы оба живы благодаря тебе!
– Ну, ты в этом тоже немножко поучаствовал! А что мы будем делать с майором Жаном и его людьми?
Я в очередной раз обласкал взглядом ее всю, с головы до ног. Да, это была она, моя Эльвица, живая, теплая, у нее билось сердце, и часто вздымалась маленькая упругая грудь, и у нее были такие жаркие губы! Она была – ЖИВАЯ! Мы оба были – живые!
Мы вернулись! У нас получилось!
А Куратор пусть ждет других дураков в своей полыхающей пустоте! Пусть бродит там бесплотным огненным призраком и вздыхает о нас, отвергших его рай, и о своей горемычной судьбе небесного привратника, у которого впереди – не одна вечность!
А мы с Эльвицей – мы… слишком плотские, что ли? Мертвые, живые – какая разница?! Тут Куратор был прав. Мы – плоть от плоти этого мира, и теперь, когда мы знаем…
– А ничего. Не убивать же их? Это теперь все равно что среди бела дня затеять перестрелку со слепыми и безрукими! Даже хуже. Они-то ведь нам уже ничего не могут сделать! Да нам теперь все это серебро с осиной – что слону дробина!
«Несчастный, ты получил то, чего хотел! – злорадно усмехается кто-то в моей голове. – Вся твоя „жизнь“ – это кровавая игра; сейчас ты вышел на новый уровень, получив последний и окончательный код неуязвимости – и игра потеряла смысл. Раньше у тебя еще могли быть противники. Теперь их нет и быть не может. И что дальше? Скучная, безоблачная вечность? Вечная скука?»
«А вот хрен тебе! – оскалился я в ответ. – Теперь у меня есть Элис! И вообще, я больше не собираюсь ни с кем воевать!»
Кажется, он не поверил, но, по крайней мере, заткнулся.
Ну и черт с ним!
Мы, обнявшись, пошли прочь, к выходу с кладбища – и никто не попытался выстрелить нам в спину серебряной пулей, и я даже не стал оглядываться, чтобы выяснить, почему. Не выстрелили – и ладно. Может быть, тоже что-то поняли. Нам было не до них. У нас имелись дела поважнее.
В первую очередь, разумеется, нам не терпелось забраться в постель. Ну да, да, такие вот мы с Эльвицей сексуальные маньяки! Видимо, это наши бесплотные блуждания по небу требовали теперь немедленной плотской компенсации!
Но до постели еще надо добраться. Можно, конечно, полететь – но как приятно просто идти вот так, обнявшись, никуда не торопясь, ни от кого не прячась, подставляя лица робкой ласке утреннего солнца!
Неужели, это – правда?! Неужели это не сон?!
От этой непрошенной мысли сердце гулко екает, замирая в груди. В принципе, я могу его и остановить – ничего со мной не сделается! Но лучше пусть бьется. Так веселее.
На мгновение перед глазами вновь возникают два тела в студне, скорченные тела на могиле…
Нет, нет!!! Это всего лишь фантом, причуда строптивой памяти, былой кошмар, ушедший в небытие, но все еще иногда скалящийся оттуда. Всего этого не было, не было!
А если и было? Какая разница! Теперь это осталось там, в прошлом.
Даже если мы сами создали этот мир вокруг нас, теперь он – реальность!
Единственная реальность!
Мы вырвались!
Я привлекаю к себе Эльвицу, чувствуя под рукой ее упругую талию – и мигом тону во взгляде ее волшебных изумрудов. С этого-то взгляда все и началось! И я ни о чем не жалею – как не жалел ни о чем никогда, с нашей самой первой встречи!
– Ведь теперь мы сможем помочь другим, Влад! Теперь мы знаем, что Путь Проклятых – это совсем не обязательно Путь Крови!
Не удержавшись, скептически хмыкаю. Бодисаттвы из склепа! Но, тем не менее, она права. Мы не будем стоять в стороне, как этот Куратор!
– Конечно, Эли! И совсем не обязательно умирать… – я на миг осекаюсь, почувствовав какую-то неискренность в собственных словах. Но продолжаю говорить по инерции. – …не обязательно умирать, чтобы получить возможность парить под звездами, растекаться туманом и жить вечно! Ведь этот путь на самом деле – куда короче! Не нужны жертвы, не нужно прятаться в гробу от солнечного света – во всем этом просто нет необходимости!
Черт побери! А ведь мы действительно сделали немалый крюк на своем Пути – крюк, щедро политый кровью, устланный десятками и сотнями трупов! Если бы мы знали! Если бы мы знали сразу! Вера и уверенность, знание и незнание удавками захлестнулись вокруг наших шей; удавками, на которых повисли все те, кого мы успели убить, блуждая в потьмах.
Я ненавижу тебя, Куратор! Ты видел, ты знал – и не подсказал, не помог! Я никогда не мечтал стать убийцей – и не Генрих сделал меня им! Когда я впервые поднялся из гроба, на мне еще не было ничьей крови – и ее могло и не быть! Я мог стать таким, как сейчас – сразу! Я и Эли. Мы оба. А теперь… теперь поздно, Куратор! Кровь Светом не отмоешь.
– …Надо лишь найти… найти тех, кто готов принять наш дар, – шепчет Эли, но в ее голосе уже нет прежней уверенности. – Принять, поверить – сразу, без оглядки! Ведь мы же смогли? – она смотрит на меня в поисках поддержки – а я чувствую, как внутри медленно поднимается сладостная темная волна.
Сколько волка ни корми…
Благими намерениями…
– Да, мы отыщем тех, кто сможет. Мы откроем им путь! Мы…
Мы смотрим друг другу в глаза – и одновременно улыбаемся, слегка обнажая клыки.
Мы поняли друг друга.
Наверное, мы действительно сможем дарить людям тот мир, в котором живем теперь сами… Сможем? Дарить – без жертв, без необходимости убивать, а после безуспешно пытаться покончить с собой?
Сможем?
Ох, не уверен!…
Но… но мы попытаемся! Мы непременно попытаемся!
Да, сами мы теперь не нуждаемся ни в чьей крови, ни в чьей жизни.
Да, мы больше никого не хотим убивать.
Но…
– Приобщение… Это ведь не убийство?
Мы снова понимающе улыбаемся друг другу и невольно оглядываемся по сторонам – словно в поисках… чего? Кого?
Мы оба понимаем – кого.
Потому что изменить себя до конца мы уже не в силах.
Приобщение!
Мы можем сколько угодно обманывать себя, что делаем это ради тех, кого приобщаем.
Но…
Что может быть сладостней этого пьянящего глотка безумия, глотка Вечности и мрака?
Глотка свежей крови, когда чужая жизнь перетекает в тебя?!!
Разве что то смертное блаженство, которое дарит умирающему поцелуй вампира!
1996—1999 гг.