Грум Уинстон. Форрест Гамп

   Я стал смотреть, где порошок, а она спросила, что мне надо. Я ответил, что мне нужен порошок, а она ответила, что у них такого нет. Тогда я спросил, нет ли у нее лимонов, потому что из лимонов тоже можно делать лимонад. Но у них не было ни лимонов, ни апельсинов, ничего такого. Не такой это был магазинчик. В общем, смотрел я смотрел по полкам с час или два, а потом она меня спрашивает:
   — Вам что-нибудь все-таки нужно? — и тогда я взял с полки банку с персиками и сахар — решил, что можно сделать что-то вроде персиконада — в конце концов, я просто умирал от жажды. Вернулся в подвал, открыл банку ножом, раздавил персики в носке, и выдавил в банку. Потом добавил воды и сахара, и перемешал, и выпил. Но скажу вам вот что — это не было похоже на лимонад, скорее, это было похоже на вкус носков.
   Ладно, в семь я был уже в общежитии, и кое-кто из ребят уже сидел тут, только Дженни и банджоиста нигде было не видать. Я посидел там немного, а потом вышел погулять в парк, глотнуть свежего воздуха. Гляжу, а там стоит машина Дженни, и я решил, что она может быть там, и подошел к ней.
   Стекла в машине запотели изнутри, и ничего не было видно. Тут я вдруг подумал, а что если она внутри и не может вылезти, поэтому я открыл дверь и заглянул внутрь. Тут же в машине автоматически зажегся свет.
   Она лежала там на заднем сиденье, и верх платья был спущен, а низ поднят. На ней лежал этот банджоист. Как она меня увидела, тут же завертелась и закрутилась, как бешеная, или во время своего танцевального номера. Тут мне вдруг пришло в голову, что он ее, может быть, ОСКВЕРНЯЕТ — и я схватил его за рубашку, в которой он почему-то остался, и сорвал с нее.
   В общем, идиоту ясно, что я опять сделал что-то не то. Господи Боже, кто бы мог это представить… он на меня орал, она на меня орала, она пыталась поднять и опустить платье… и потом сказала:
   — Ох, Форрест, как ты МОГ!" — и убежала. Банджоист тоже подхватил свое банджо и убежал.
   Ну в общем, после этого оказалось, что в группе я больше не нужен, и я вернулся в свой подвал. Я так и не понял, что же случилось, но потом Бабба заметил свет у меня в подвале и пришел ко мне. Когда я ему все рассказал, он мне ответил:
   — Боже милосердный, Форрест, да ведь они занимались любовью!
   В общем, я и сам бы это мог понять, только неприятно было это слышать. Впрочем, мужчина должен ведь всегда смотреть правде в глаза?
   Хорошо, что я продолжал играть в футбол, потому что мне было так неприятно, что Дженни занималась ЭТИМ с банджоистом и вовсе не интересовалась в этом отношении мной. Но к тому времени мы уже целый сезон играли без поражений, и должны были выступать в финале Национального первенства в Оранжевом кубке против этих кукурузников из Небраски. С этими командами с севера всегда было нелегко, потому что за них могли играть цветные, а от некоторых из этих парней хорошего ждать не приходилось — вроде моего соседа Кертиса, например — хотя лично я от цветных всегда видел больше хорошего, чем от белых.
   Ладно, приехали мы в Майами на матч, и когда настало время игры, мы немного волновались. тренер Брайант зашел в раздевалку и говорил совсем немного — типа того, что если мы хотим выиграть, то должны играть как звери, или что-то в этом роде. Потом мы вышли на поле, и они набросились на нас. Мяч полетел прямо в меня, я подхватил его из воздуха и ринулся прямо в кучу в этих небраскинских кукурузных негров и здоровенных белых парней, каждый не меньше двухсот килограммов весом.
   Так шло весь день. К концу первой половины счет был 28:7 в их пользу, и мы недосчитались кучи парней. В раздевалку зашел тренер Брайант и качая головой сказал, что он так и думал, что мы его подведем. Потом он стал рисовать на доске мелом и что-то объяснять нашему квартербеку Снейку, и еще некоторым парням, а потом позвал меня в коридор.
   — Форрест, — сказал он, — пора кончать с этой хренотенью. — его лицо было так близко к моему, что я чувствовал на себе его горячее дыхание.
   — Форрест, — сказал он, — весь год мы тренировали прием передачи и проход, и ты вел себя прекрасно. Во второй половине мы должны применить это против этих небраскинских гаденышей, они будут так поражены, что у них раковины свиснут до лодыжек. Но именно ты должен этого добиться — ты должен бежать так, словно за тобой гонятся волки.
   Я кивнул, и мы снова пошли на поле. Все кричали и свистели, но я чувствовал, что мне на плечи лег тяжелый груз ответственности. Ну что же — такое ведь иногда случается.
   Как только мы получили мяч, Снейк сказал нашим:
   — Отлично, сейчас мы проведем «серию Форреста», — а мне он сказал:
   — Просто отбеги на двадцать ярдов и оглянись, получишь мяч.
   И точно, получил! Вскоре счет оказался 28:14.
   В общем, играли мы тогда неплохо, только эти кукурузные негры и большие белые парни не сидели сложа руки, наблюдая за этим. У них тоже были свои уловки — вроде того, что они обегали нас так, словно мы были картонными.
   Но все-таки их удивило, что я ловлю мячи. и когда я поймал четыре или пять раз, счет стал 28:21. Тогда они поставили двух парней меня ловить. Тогда оголился наш нападающий Гуинн, за ним никто не следил, и он поймал передачу Снейка и мы вышли на пятнадцатиярдовую линию. Наш вышибала тут же забил гол и счет сразу же стал 28:24.
   Когда я пробегал мимо края поля, тренер Брайант подошел ко мне и сказал:
   — Форрест, может ты в самом деле идиот, только ты нас вытащил в этот раз. Я лично прослежу за тем, чтобы тебя сделали президентом Соединенных Штатов или кем захочешь, только перебрось мяч еще раз через голевую линию!
   — Он похлопал меня по голове, словно собаку, и я снова побежал на поле.
   Снейка сразу блокировали за линией, и время шло очень быстро. Во втором тайме, он попытался надуть их, и передать мне мяч, вместо того, чтобы бросить его, только на меня тут же навалилось не меньше двух тонн небраскинского мяса, черного и белого. Я лежал там, думая о том, что наверно, это похоже на то, когда на моего папочку свалилась сетка с бананами, а потом вскочил и снова оказался среди наших.
   — Форрест, — сказал Снейк, — я сделаю передачу Гуинну, но это будет обман, мяч я передам тебе, и ты должен добежать до угла и потом повернуть направо, мяч должен быть там! — у него были совершенно безумные глаза, как у тигра. Я кивнул, и сделал, как он сказал.
   Он кинул мне мяч, и я рванул в центр поля, где были голевые точки. Но вдруг на меня налетел какой-то гигант, и он меня затормозил, и все небраскинские кукурузные негры и белые парни навалились на меня, и я упал. Черт побери! Нам оставалось всего несколько ярдов до победы! Когда я поднялся, то увидел, что Снейк выстроил наших в линию для последнего тайма, так как таймаутов у нас больше не было. Как только я занял свое место, он дал сигнал и я рванул вперед, а он вдруг швырнул мяч на метров десять выше моей головы. специально, наверно, чтобы остановить часы, потому что осталось всего 2-3 секунды.
   Но к несчастью, он что-то перепутал, он наверно думал, что это третий тайм, и что у нас есть еще время, но это был четвертый, и мы потеряли этот мяч, и проиграли. Похоже, так и должно было случиться со мной.
   В общем, мне было очень жаль, потому что Дженни Керран наверняка следила за игрой, и может быть, получи я этот последний мяч, и выиграй мы у Небраски, то она простила бы меня, за то, что я сделал. Но так не случилось. Тренер Брайант тоже явно очень сожалел о случившемся, но не стал ругаться, а только печально вздохнул и сказал нам:
   — Хорошо, парни, на следующий год мы выиграем!
   Но только не я — для меня уже не будет никакого следующего года.

5

   После финала Оранжевого кубка на кафедре физкультуры получили мои оценки за первый семестр, и тренер Брайант тут же вызвал меня на ковер. Видик у него был не самый добродушный.
   — Форрест, — сказал он, — я еще могу понять, что ты провалил упрощенный курс английского, но чего я никак не возьму в голову — как тебе удалось получить пятерку по промежуточному свету, и кол по физре — ты, тот, кого назвали Самым выдающимся защитником в Юго-восточной лиге!
   Не хотелось мне долго объяснять тренеру Брайанту — но какого черта я должен помнить, какое расстояние между голевыми линиями на футбольном поле? А тренер продолжал угрюмо смотреть на меня.
   — Форрест, — сказал он, — мне очень жаль, но тебя исключают из университета, и я ничего не могу для тебя сделать!
   Я долго стоял там, сцепив руки, и смотрел на него. пока до меня не дошел смысл его слов: мне больше не нужно играть в футбол! Мне придется уехать из университета, и наверно, никогда не увижу этих парней. Может быть, я не увижу даже Дженни Керран. Мне придется убраться из подвала, и я не пойду в следующем семестре уже на «продвинутый свет» — хотя профессор Хукс сказал, что я обязательно должен пойти. Не то, чтобы я понял все последствия его слов, на у меня тут же слезы на глаза навернулись. Я ничего не ответил тренеру Брайанту, просто стоял перед ним, опустив голову.
   Тогда тренер Брайант тоже встал со своего места, подошел ко мне и обнял.
   Он сказал так:
   — Форрест, сынок, все будет хорошо. Я сразу понял, что так получится, еще когда ты в первый раз приехал сюда. Но я им всем сказал — дайте мне этого парня всего на один сезон. И это был потрясающий сезон, Форрест! Это точно. И ты совершенно не виноват, что Снэйк тогда закинул мяч на линию в четвертом периоде….
   Я посмотрел ему в глаза, и заметил, что там тоже блестят слезы, хотя взгляд у него был твердый.
   — Форрест, — сказал он, — в этом университете еще не было такого футболиста, как ты, и никогда не будет. Ты был лучшим!
   Потом тренер Брайант отвернулся к окну и сказал:
   — Счастливо, парень — жаль, что теперь тебе придется убрать свою задницу отсюда.
   Так мне пришлось покинуть университет.
   Сначала я вернулся в свой подвал, и забрал свои манатки. Бабба спустился к мне с парой банок пива и одну дал мне. Я никогда не пил пива, но теперь понимаю, почему этому парню оно так нравилось.
   Бабба проводил меня до выхода из Обезьянника, и — вы не поверили бы своим глазам! — у выхода меня ждала вся футбольная команда в полном составе.
   Они все стояли молча, а потом Снейк вышел вперед и пожал мне руку:
   — Форрест, извини, что я тогда перебросил мяч.
   А я ответил:
   — Да ладно, Снейк, ерунда! — и тогда они все по очереди подходили ко мне и пожимали руку, даже старина Кертис, хотя у него рука была на бандаже, потому что он вышиб в Обезьяннике слишком много дверей.
   Бабба предложил мне помочь донести манатки до автобуса, но я ответил. что дойду сам.
   — Ну ладно, пиши, — сказал он. По дороге туда я проходил мимо здания Студенческого союза, но это было не в пятницу вечером, поэтому группа Дженни Керран неиграла, поэтому я сказал — ну и черт с ним. И сел на автобус.

x x x

   Автобус приехал в Мобайл поздно ночью. Я не сообщил моей мамочке, что случилось, потому что она, наверно, разволновалась бы. Но когда я подошел к дому, то в ее окне горел свет, и когда я вошел, она стала кричать и плакать, как обычно, насколько я помню. Она сказала мне, что приключилось — оказывается, наша армия уже прознала про мои оценки в университете, и в тот же день к ней пришла повестка с требованием явится на призывной пункт. И если б тогда я знал, что потом случится, то никогда бы туда не пошел!
   Через несколько дней мама отвезла меня на пункт. На всякий случай она дала мне с собой большую коробку с обедом — а вдруг я проголодаюсь по дороге, куда они нас повезут. Там было примерно сотня парней и пять или шесть автобусов. Огромный парень, сержант, орал на них на всех, а мама подошла к нему и сказала:
   — Не понимаю, как вы можете забирать моего сына он ведь ИДИОТ.
   А сержант только посмотрел на нее и сказал:
   — А что вы себе думаете, мадам, остальные у нас что — Эйнштейны? и снова стал орать. Скоро он начал орать и на меня, и мы погрузились в автобус и поехали.
   Со времен школы для психов люди всегда орали на меня: и тренер Феллерс, и тренер Брайант, и их амбалы. и теперь в армии. Но вот что я вам скажу — в армии на меня орали громче, дольше и противней, чем где бы то ни было! Они ВЕЧНО были недовольны. Кроме того, их никогда не интересовали мыслительные способности людей — они больше напирали на разные части тела и всякие процессы, сопутствующие пищеварению. Чаще всего, прежде чем орать, они называли тебя «жопой» или «засранцем». Иногда я думал — а не служил ли Кертис в армии до того, как начать играть в футбол?
   Мы протряслись в автобусе наверно не меньше ста часов, и прибыли в Форт Беннинг, что в Джорджии, и я подумал — 35:3! Это счет, с которым мы обставили «Псов Джорджии». Условия в казарме были немного получше, чем в Обезьяннике, зато еда хуже. Правда, жрать давали до отвала.
   А в остальном, на протяжении нескольких месяцев от нас требовалось только делать то, что нам говорили и выслушивать их крики. Если мы делали что-то не так, то нас просто заставляли куда-нибудь бежать или чистить туалеты. Еще нас учили стрелять из ружья, бросать гранаты, и ползать на животе. Главное, что мне запомнилось, что никто не мог делать это ловчее, чем я, и этому я был очень рад.
   Сразу, как только мы прибыли, мне дали наряд вне очереди. потому что я случайно прострелил бак в водокачке во время учебных стрельб. Только я пришел на кухню, оказалось, что повар заболел или что-то такое еще, и кто-то мне говорит:
   — Гамп, сегодня ты будешь готовить!
   — Что такое мне готовить? — спрашиваю я. — Я раньше никогда ничего не готовил.
   — Неважно, — отвечали мне. — Тут тебе не отель «Ритц». Понял?
   — Почему бы тебе не сделать картофельный суп с тушенкой? — вмешался кто-то. — Это самое простое.
   — Из чего? — спросил я.
   — Ну посмотри, что там есть в холодильнике, — говорит тот парень. — Что у видишь, волоки на кухню и отвари.
   — А что, если получится невкусно? — спросил я.
   — Хрен с ним. Ты что, ел тут когда-нибудь что-нибудь вкусное?
   В этом смысле, он был прав.
   Ну, тогда я стал волочь все из кладовки. Там были бобы, консервированные помидоры, персики, бекон, рис, мука, картошка и прочее. Я собрал это все, и спросил кого-то из парней:
   — А в чем готовить-то?
   — В шкафу лежат всякие кастрюли, — говорит тот парень. Но в шкафах были только маленькие кастрюли, картошку на две сотни парней в них не сготовишь.
   — А почему бы тебе не спросить у лейтенанта? — спросил кто-то.
   — Он на учениях, — ответил другой парень.
   — Да, — сказал первый, — когда ребята вернутся назад, они будут голодны, как звери. Так что думай, парень, думай!
   — А как насчет этого? — сказал я, показывая на огромный стальной котел шести футов высотой и пяти футов шириной в углу кухни.
   — Это? Да это же чертов водонагревательный котел. Там готовить нельзя.
   — Вот как, — говорю я.
   — Ну, не знаю. Но на твоем бы месте я бы туда не полез.
   — Но он же горячий, и вода в нем есть, — говорю я.
   — Делай, как знаешь. — говорят они. — У нас своей работы полно.
   Ну, и я и начистил картошки, бросил ее и все мясо, что смог найти, в этот котел, добавил луку, моркови, и вылил бутылок десять кетчупа и горчицы. Примерно через час, запахло готовой картошкой.
   — Ну, как там наш ужин? — спросил кто-то.
   — Надо попробовать, — отвечаю я.
   Поднимаю я крышку, и вижу, что там все кипит, пузырится, и время от времени на поверхности появляется луковица или картофелина.
   — Дай-ка я попробую, — говорит один из парней, взял кружку и зачерпнул супа.
   — А, еще не готово, — сказал он. — Я бы на твоем месте прибавил жару, парни вернутся с полигона с минуту на минуту.
   Я прибавил жару, и точно. парни стали прибывать с полигона — слышно было, как они моются в душе и переодеваются, ясно, что вот-вот начнут собираться в столовой.
   А суп еще не была готов. Я еще раз попробовал, и понял, что кое-что еще не совсем сварилось. Из зала сначала слышалось какое-то недовольное бурчание, но скоро ребята начали колотить ложками по тарелкам — тут я еще прибавил жару.
   Еще через полчаса они колотили ложками по столу, словно заключенные в тюряге, и я понял, что надо ускорить процесс, и еще прибавил жару.
   И пока я там сидел, не зная, что делать и нервничал, в дверях появился сержант.
   — Что тут происходит? — спросил он. — Где еда для людей?
   — Почти готова, сержант, — ответил я, и в этот момент котел зашипел, как змея. С одной стороны начал выходить пар, а снизу одна из ноже вдруг оторвалась от пола.
   — Что такое?! — завопил сержант. — Ты что, готовишь что-то в водонагревательном котле?
   — Это ужин, — ответил я, и сержант удивленно уставился на меня. Потом у него вид стал такой, как сразу перед аварией, а потом котел взорвался.
   Что было потом, я точно не помню. Помню только, что снесло крышу столовой и вылетели все стекла и двери.
   Ну, еще посудомойщика влепило в стену, а того парня, что складывал вымытые тарелки в стопки, подбросило в воздух и он полетел, точно Карлсон.
   Каким-то чудом мы с сержантом остались целыми и невредимыми, потом говорили, что так бывает при взрыве гранаты, когда ты так близко от нее, что тебя даже не задевает осколками. Ну, только с нас сорвало все одежды, кроме поварского колпака с моей головы. Ну и еще нас с ног до головы заляпало картофельным супом. Вид у нас был такой…. ну, даже не могу точно сказать, какой, только очень, очень странный.
   И еще поразительно, что с теми, кто сидел в столовой, тоже ничего не приключилось. Они так и остались сидеть за столом, словно контуженные, только их тоже заляпало картошкой. Ну так ведь они сами устроили такой шум из-за того, что им вовремя не подали жрать!
   Тут в столовой внезапно появился дежурный офицер.
   — Что такое! — заорал он, — что здесь у вас такое творится!? — Тут он заметил нас с сержантом и заорал:
   — Сержант Кранц! Это вы?!
   — Гамп! Котел! Суп! — тут он слегка пришел в себя и схватил со стены секач для мяса.
   — Гамп! Котел! Суп! — завопил он и погнался за мной с секачом. Я рвану ил двери. и он помчался за мной по плацу, и гнался сначала до здания Офицерского собрания, а потом и машинного парка. Ну, я, конечно. его обогнал
   — это же моя профессия — но главное, я не сомневался — на этот раз я его чем-то сильно допек.
   Осенью в казарме вдруг раздался звонок — это звонил Бабба. Он сказал мне, что его тоже выгнали с физкафедры, потому что с ногой у него было все хуже и хуже. Но звонил он для того, чтобы спросить меня, не смогу ли я приехать в Бирмингем, посмотреть игру с командой Миссисипи. Жалко, что по субботам меня с тех пор, как взорвался котел, всегда назначали дежурить по казарме, а с тех пор прошел уже целый год. Зато я смог послушать репортаж по радио, пока чистил сортир.
   К концу третьего периода счет был почти ровным — 38:37 в нашу пользу, и Снейк вел себя героем. Но потом эти парни из Миссисипи сумели сделать тачдаун. Всего за минуту до свистка. Начался четвертый период и у нас больше не было тайм-аутов. Я про себя молился, чтобы Снейк в этот раз не сделал так, как в финале Оранжевого кубка, то есть, не забросил мяча за линию и не испортил игру — но надо же, ИМЕННО ТАК он и сделал!
   У меня просто сердце екнуло. Но тут все заорали, и некоторое время комментатора не было слышно, а когда стало слышно, оказалось, что Снейк на самом деле сделал ЛОЖНЫЙ бросок за линию, а на самом деле передал мяч Кертису, а тот уже сделал победный тачдаун. Ну, понимаете теперь, насколько умен был тренер Брайант?! Он правильно предположил, что эти парни из Миссисипи настолько тупы, что решат, что мы второй раз подряд совершим одну и ту же ошибку!
   Так что я сильно обрадовался, и подумал еще — а интересно, смотрит ли игру Дженни Керран, и вспоминает ли она обо мне?