- Гальтеро!
   Из-под сверкающего шлема с алым - в тон плаща - плюмажем сверкнули глаза, похожие на две черные льдинки. Легко удерживая поводья рукой в перчатке, Гальтеро развернулся в седле с грацией дикого льва.
   - Господин генерал?
   - Если моя сестрица не будет держать свой рот на замке, когда ей приказано, - Броган метнул на Лунетту разъяренный взгляд, - заткни ей его!
   Лунетта опасливо покосилась на широкоплечего Гальтеро и открыла было рот, чтобы запротестовать, но, встретив взгляд его ледяных глаз, передумала и принялась чесать свои руки.
   - Простите меня, господин генерал Броган, - пробормотала она, почтительно склонив голову перед братом.
   Гальтеро злобно двинул своего жеребца вперед, и могучий серый конь едва не сшиб каурую кобылу Лунетты.
   - Молчать, стреганица!
   Щеки Лунетты вспыхнули от оскорбления, и глаза на мгновение грозно сверкнули, но так же быстро погасли. Толстуха съежилась в своих лохмотьях и покорно опустила взгляд.
   - Я не быть ведьмой, - прошептала она себе под нос.
   Бровь над ледяным глазом изогнулась, отчего Лунетта съежилась еще больше и замолчала окончательно.
   Гальтеро был отличным солдатом. То, что Лунетта - сестра Брогана, не имело для него решительно никакого значения, если получен приказ. Она - стреганица, то есть женщина, находящаяся под властью зла. По первому слову Брогана Гальтеро, как и любой другой солдат, готов был не раздумывая и без сожаления выпустить из нее кровь.
   То, что она была сестрой Брогана, лишь укрепляло в генерале решимость как можно лучше исполнить свой долг. Лунетта служила всем постоянным напоминанием, что Владетель способен разить даже праведных и испортить самые лучшие семьи.
   Семь лет спустя после рождения Лунетты Создатель исправил несправедливость, и на свет появился Тобиас. Появился, дабы противостоять Владетелю. Но для их матери, начавшей соскальзывать в объятия безумия, было уже слишком поздно. Когда, не перенеся позора, безвременно сошел в могилу отец и она свихнулась уже окончательно, на восьмилетнего Тобиаса легла нелегкая обязанность бороться с проклятым даром сестры, дабы она не попала во власть Владетеля полностью. В те годы Лунетта обожала братика, и он использовал ее обожание, чтобы убедить сестру слушать только его. Вообще-то говоря, Лунетта всегда нуждалась в руководстве. Беспомощная душа, с рождения пойманная в ловушку проклятия, от которого нельзя избавиться и нельзя убежать.
   Путем неимоверных усилий Броган смыл с себя позор, который приносит всякой семье рождение ребенка, обладающего даром. На это ушла почти вся его жизнь, но Тобиас вернул доброе имя своему роду. Он им всем показал. Он сумел обернуть проклятие себе на пользу и стал избранным среди избранных.
   Тобиас Броган любил свою сестру, любил достаточно сильно, чтобы, если потребуется, лично перерезать ей глотку и освободить ее от власти Владетеля, да и самому избавиться от мук, если ее дар вдруг вырвется из-под его контроля. Она жива только до тех пор, пока приносит пользу, пока помогает искоренять зло, истреблять еретиков. Таким образом она сражается со злом, захватившим ее душу, и приносит пользу в борьбе с Владетелем и его приспешниками.
   Тобиас понимал, что сестра выглядит не слишком достойно в своих разноцветных отрепьях, но эти тряпки были единственным, что могло доставить ей удовольствие. Она называла их своими "красулечками". Ума у нее было маловато, но Владетель одарил ее редким даром и могуществом. А Тобиас с невероятным рвением изо дня в день обращал их в свою пользу.
   Все, что Владетелем создано, имеет изъян, и люди благочестивые могут использовать его творения как инструмент в борьбе с ним - если возьмутся за дело с умом. Создатель всегда предоставляет своим воинам оружие для борьбы с грехом, надо лишь потрудиться его поискать и иметь достаточно мудрости и отваги, чтобы использовать. Именно это больше всего пришлось Брогану по душе в Имперском Ордене: имперцы оказались достаточно хитры, чтобы это понять, и достаточно могучи, чтобы использовать магию в борьбе с богохульством и ересью.
   Кроме того, как и Броган, Орден использовал стреганиц. Хотя Брогану не нравилось, что имперцы позволяют им повсюду свободно разгуливать, - но, с другой стороны, иначе они не смогли бы снабжать их сведениями: им никто бы не доверял. Впрочем, если ведьмы вдруг решат повернуть против Ордена, у него в распоряжении всегда есть Лунетта.
   И все же Брогану было неприятно находиться так близко ко злу. Противно, несмотря на то что Лунетта ему и родная сестра.
   Солнце только-только разгоралось, а на улицах уже было полно народу - в основном солдат, уроженцев разных земель, которые несли охрану дворцов, и д'харианцев, патрулирующих весь город. Отчего-то они казались обеспокоенными, будто с минуты на минуту ожидали нападения. Брогана уверяли, что армия держит под своим контролем весь город и пригороды. Он, приученный никому не верить на слово, прошлой ночью отправил своих людей в разведку, и те подтвердили, что в окрестностях Эйдиндрила нет бунтовщиков.
   Броган всегда предпочитал появляться тогда, когда его меньше всего ждут, и имея в своем распоряжении больше сил, чем предполагалось. На случай, гели вдруг придется брать бразды правления в свои руки. В этот раз он привел с собой целый полк - пятьсот человек, - но в случае необходимости мог в считанные часы ввести в Эйдиндрил и свою основную армию, которая давно доказала, что способна подавить любое сопротивление.
   Правда, не будь д'харианцы союзниками, их численность могла бы стать поводом для беспокойства. Хотя Броган - и не без оснований - был уверен в способностях своих людей, только обуреваемые гордыней бросаются в битву, когда соотношение сил не в их пользу. Создатель лишает таких своей милости.
   Подняв руку, Броган остановил своих всадников, чтобы дать возможность пешему отряду д'харианцев перейти улицу. Они шли в боевым строю, и это показалось ему странным - впрочем, возможно, они просто желали лишний раз устрашить побежденных.
   Д'харианцы, с оружием на изготовку, бросали на колонну всадников злобные взгляды, словно видели в них угрозу. Осторожные ребята эти д'харианцы, подумал Броган.
   Д'харианцы переходили улицу не торопясь и даже при виде остановившейся колонны не подумали ускорить шаг. Броган улыбнулся. Менее храбрые люди наверняка пошли бы побыстрее. Мечи и боевые топоры д'харианцев не были ни красиво украшенными, ни дорогими, но от этого выглядели еще опаснее. Оружие, которое носят не из-за его красоты, а потому, что оно эффективно.
   Несмотря на то что всадники раз в двадцать превосходили по численности отряд д'харианцев, солдаты, одетые в простые доспехи из темной кожи и кольчуги, смотрели на начищенные латы, блестящие шлемы и алые плащи без всякого интереса.
   Как правило, аккуратность в таких вещах не означала ничего, кроме чванства.
   Однако в данном случае это было не так: сказывалась установленная Броганом дисциплина. Генерал уделял много внимания мелочам. Д'харианцы этого знать не могли, но, когда Брогана и его людей узнавали поближе, один вид алых плащей заставлял бледнеть самых храбрых мужчин, а одного блеска начищенных доспехов было достаточно, чтобы противник ударялся в бегство.
   Когда они пришли из Никобариса через горы Ранг-Шада и соединились с одной из армий Ордена, на Брогана произвел сильное впечатление д'хариан-ский генерал Риггс, ибо он отнесся к совету Брогана с вниманием и интересом. Броган проникся к нему таким уважением, что даже оставил в распоряжение генерала часть своих войск, чтобы оказать помощь в завоевании Срединных Земель. Орден тогда как раз готовился взять проклятый город Эбиниссию, столицу Галеи. И волею Создателя ему это удалось.
   Узнав, что д'харианцы не очень-то жалуют магию, Броган порадовался. А вот то, что они боятся ее, вызвало у него раздражение. Магия - средство Владетеля проникать в мир людей. Бояться надо Создателя. А магию, колдовство Владетеля, должно изничтожать. До того, как прошлой весной пали границы, на протяжении многих поколений Д'Хара была изолирована от Срединных Земель, и Броган ничего не знал ни об этой стране, ни о ее обитателях. Огромная новая территория, нуждающаяся в просвещении и, возможно, в очищении.
   Даркен Рал, правитель Д'Хары, разрушил границы, и его армия взяла Эйдиндрил и несколько других городов. Если бы Даркен Рал уделял больше внимания делам земным, он сумел бы захватить все Срединные Земли, прежде чем против него успели собрать армию. Но он главным образом интересовался магией, и это привело его к гибели. После смерти Даркена Рала (как слышал Броган, он был убит претендентом на престол), войска Д'Хары присоединились к Имперскому Ордену, чтобы оказать ему помощь в праведной борьбе со злом.
   В мире больше не оставалось места для древней, умирающей религии, именуемой магией. Отныне миром станет править Имперский Орден, и людьми будет руководить свет Создателя. Молитвы Тобиаса Брогана услышаны, и он каждый день благодарил Создателя за то, что тот позволил ему прийти в этот мир как раз вовремя для того, чтобы быть в самом центре событий и увидеть, как исчезает нечестивая магия. И повести праведных в последнюю битву. Сегодня совершается История, и он, Броган, творит ее.
   Создатель, надо сказать, недавно являлся Тобиасу во сне, чтобы лично одобрить его деяния. Генерал никому не сказал об этом. Его могли бы обвинить в тщеславии. Броган был вполне доволен тем, что Создатель к нему милостив. Но, конечно, Лунетте он об этом поведал, и она была несказанно поражена. В самом деле, не так уж часто Создатель сам беседует с одним из своих чад.
   Увидев, что последний д'харианец перешел на другую сторону улицы, Броган пришпорил коня, и колонна продолжила движение. Ни один из д'харианцев не оглянулся, когда раздался грохот сотен копыт, но только дурак счел бы это беспечностью. Броган дураком не был. Толпа расступилась, уступая дорогу всадникам, и они поехали дальше по Королевскому Ряду. Мундиры солдат, охранявших дворцы, были знакомы Брогану. Он узнал сандарийцев, джарийцев и кельтонцев. Галеанцев он не увидел. Должно быть, Орден хорошо справился со своей задачей в Эбиниссии, столице королевства.
   Наконец Броган увидел своих соотечественников. Нетерпеливым взмахом руки он послал вперед группу кавалеристов. Они пронеслись мимо меченосцев, копейщиков, знаменщиков и, наконец, самого Брогана. Алые плащи развевались у них за спиной. Под звон подков всадники взлетели по широким ступеням дворца Никобариса. Такой же вычурный, как и другие дворцы на улице, он был украшен стройными колоннами, сделанными из редкого мрамора, коричневого с белыми прожилками, который добывали в каменоломнях в горах к востоку от Никобариса.
   Брогану эти колонны казались едва ли не верхом распутства.
   Увидев верховых, солдаты регулярной армии, стоящие на часах, отошли в стороны и отсалютовали.
   Всадники оттеснили их еще дальше, чтобы открыть генералу проход пошире.
   Въехав по ступенькам, Броган спешился среди гранитных статуй, изображающих полководцев верхом на лошадях. Швырнув удила посеревшему от страха гвардейцу, он, улыбаясь, оглядел город. Взгляд его упал на дворец Исповедниц, и глаза генерала сверкнули. Сегодня Тобиас Броган пребывал в отличном настроении, а в последнее время подобное расположение духа посещало его крайне редко. Он полной грудью вдохнул прохладный утренний воздух: утро нового дня. Броган повернулся к гвардейцу, и тот стремительно поклонился.
   - Да здравствует король! Броган поправил плащ.
   - Ты слегка опоздал.
   Солдат кашлянул и, набиравшись мужества, спросил:
   - Сэр?
   - Король, - сообщил Броган, подлаживая усы, - оказался не тем, за кого мы, любящие подданные, его принимали. За грехи свои он сожжен. А теперь позаботься о моем коне.
   Жестом он подозвал второго гвардейца.
   - Скажи поварам, что я голоден. И добавь, что очень не люблю ждать.
   Гвардеец, поклонившись, ушел, а Броган перевел взгляд на человека, который еще сидел на коне.
   - Гальтеро.
   Конь сделал шажок вперед. Алый плащ всадника даже не колыхнулся в безветренном воздухе.
   - Возьми половину людей и приведи ее ко мне. Поем, а потом буду ее судить.
   Костлявыми пальцами Броган задумчиво погладил футляр, висящий на поясе.
   Скоро он добавит к своей коллекции самый главный трофей. При этой мысли генерал зловеще ухмыльнулся. Улыбка изогнула старый шрам в углу рта, но не затронула глаз Брогана. Слава основоположника торжества морали будет принадлежать ему.
   - Лунетта.
   Сестра не сводила глаз с дворца Исповедниц, и ее лохмотья тряслись, потому что она отчаянно чесалась.
   - Лунетта!
   Она вздрогнула, услышав его наконец.
   - Да, господин генерал?
   Броган откинул назад алый плащ и поправил пояс, служивший символом его ранга.
   - Пойдем-ка со мной, позавтракаем вместе. Нам надо поговорить. Я расскажу тебе сон, который приснился мне прошлой ночью.
   Ее глаза восторженно округлились:
   - Еще один, господин генерал? Ой, как я хочу услышать! Вы оказываете мне большую честь. - Вот именно.
   Броган пошел через двойные деревянные ворота во внутренние покои дворца.
   Сестра следовала за ним.
   - Нам есть о чем поговорить. Ты ведь будешь внимательно слушать, не так ли, Лунетта?
   Сестра шла за ним по пятам.
   - Да, господин генерал. Как всегда. У окна с тяжелой синей драпировкой Броган остановился. Вынув кинжал, он отрезал от занавеса длинную полосу вместе с золотой канвой. Облизнув губы, Лунетта раскачивалась из стороны в сторону, нетерпеливо переступая с ноги на ногу. Броган улыбнулся:
   - Красотулечка для тебя, Лунетта. Глаза ее засияли. Она засуетилась, прилаживая полоску ткани то к одному месту, то к другому в поисках лучшего сочетания, и захихикала от удовольствия.
   - Спасибо, господин генерал. Она быть очень красивая.
   Броган зашагал дальше, и Лунетта поспешила за ним. Вдоль стен висели портреты царственных особ, под ногами шуршали дорогие ковры. Закругленные двери были обрамлены позолоченными косяками. Алый плащ отражался в бесчисленных зеркалах.
   Слуга в коричнево-белой ливрее, склонившись, указал генералу путь в обеденный зал и сам пошел впереди, то и дело оглядываясь и кланяясь своим спутникам.
   Тобиас Броган вряд ли был способен испугать кого-то своим ростом и силой, но прислуга, гвардейцы и полуодетые чиновники, столпившиеся в коридоре, бледнели, завидев его. Его, господина генерала, предводителя Защитников Паствы.
   По его слову грешников сжигали, независимо от того, были они нищими или воинами, или знатными господами. Хоть королями.
   Глава 5
   Сестра Верна как зачарованная смотрела на яркое пламя, которое, извиваясь в танце, разноцветными языками взметалось к небесам. Жар был велик, и, если бы не защитные щиты, огонь наверняка опалил бы людей. Огромное кровавое солнце наполовину выплыло из-за горизонта, затмевая собой погребальный костер. Другие сестры еще всхлипывали, но сестра Верна стояла с сухими глазами. Все слезы она уже выплакала.
   Кроме одной сестры и одного мальчика-воспитанника, призванных символически охранять Дворец, и, разумеется, утратившей разум сестры Симоны, которую заперли в пустой комнате, защищенной заклинаниями, весь Дворец Пророков собрался здесь, на холме над Танимурой, - около сотни воспитанников и вдвое больше сестер Света и послушниц. Но несмотря на такое количество людей, каждый чувствовал себя глубоко одиноким и стоял, погрузившись в молитвы. Во время погребальной церемонии, по традиции, все хранили молчание.
   После ночного бдения над телами усопших у сестры Верны разламывалась спина. От заката до рассвета обитатели Дворца сообща поддерживали над мертвыми силовой щит и возносили молитвы. При этом по всему городу, не затихая ни на мгновение, гремели барабаны, и к рассвету сестра Верна готова была на всю жизнь возненавидить этот инструмент.
   С первым лучом солнца щит был снят, и каждый направил силу своего Хань на возжигание погребального костра. Языки пламени, рожденного магией, взлетели вверх, охватив поленья и два закутанных в саваны тела, лежащих на них, - одно маленькое и плотное, другое - длинное и худое.
   Пришлось перерыть все библиотеку, чтобы выяснить, как следует проводить церемонию, поскольку никто из ныне живущих никогда не принимал участия в погребении. Сей ритуал не проводился почти восемьсот лет - 791 год, если говорить точно. Со дня смерти предыдущей аббатисы.
   Как удалось выяснить из древних книг, только душа аббатисы должна уйти под защиту Создателя в священной церемонии похорон, но в виде исключения сестры решили даровать такую же привилегию тому, кто так мужественно боролся за ее жизнь. В книгах говорилось, что такое решение может быть принято только при условии полного единогласия по данному вопросу, и пришлось немало потрудиться, чтобы добиться этого самого единогласия.
   По обычаю, когда солнце поднялось над горизонтом, поток Хань прекратился.
   Лишившись волшебной поддержки, погребальный костер угас, и на зеленом холме остался лишь пепел и пара обугленных бревен. Последняя струйка дыма умчалась ввысь и исчезла в светлеющем небе.
   Серый пепел - больше ничего не осталось в мире живых от аббатисы Аннелины и пророка Натана. Все кончилось.
   Сестры начали молча расходиться - одни в одиночестве, другие вели, приобняв за плечи, мальчика или послушницу. Словно потерянные души, они брели вниз, к городу и Дворцу Пророков, возвращаясь в дом, где не было больше матери.
   Целуя кольцо на пальце, сестра Верна вдруг подумала, что со смертью пророка они в некотором роде остались и без отца.
   Сложив на груди руки, она отсутствующим взглядом смотрела вслед уходящим.
   Ей так и не удалось помириться с аббатисой - и теперь уже никогда не удастся.
   Аннелина использовала ее - а потом унизила и разжаловала в послушницы только за то, что она, сестра Верна, выполняла свой долг и следовала приказам. Хотя Верна знала, что аббатиса сделала то, что должно было быть сделано ради всеобщего блага, ей все равно было больно сознавать, что Аннелина просто использовала ее верность. И выставила ее дурой.
   После того как Улиция, которая была одной из сестер Тьмы, ранила аббатису, Аннелина до самой смерти, все три недели, не приходила в сознание, и у сестры Верны не было возможности поговорить с ней. Только Натан, который делал все, чтобы исцелить аббатису, имел право входить в ее покои. Но в конечном итоге он потерпел поражение. И это стоило ему жизни. Хотя Натан всегда был на вид очень крепким, видимо, напряжение этих дней оказалось слишком велико даже для него. В конце концов, ему почти тысяча лет. И за те двадцать лет, что сестра Верна провела в поисках Ричарда, которого все-таки приволокла во Дворец, он тоже не помолодел.
   Вспомнив о Ричарде, Верна улыбнулась. Она по нему скучала. Искатель бывал порою несносен, но ведь он тоже стал жертвой планов аббатисы - хотя потом смирился с этим и не держал на Аннелину зла.
   У Верны сжалось сердце при мысли о том, что Кэлен, возлюбленная Ричарда, скорее всего умерла, как и было сказано в том ужасном пророчестве. Впрочем, в душе она надеялась, что этого все-таки не произошло. Аббатиса была весьма решительной женщиной и, хотя манипулировала многими людьми, делала это ради всех детей Создателя, а не для того, чтобы удовлетворить свои личные притязания.
   - У тебя сердитый вид, сестра Верна.
   Обернувшись, Верна увидела молодого волшебника Уоррена. Он стоял, засунув руки в широкие, расшитые серебром рукава своего темно-лилового балахона.
   Посмотрев по сторонам, она вдруг поняла, что они с Уорреном остались на холме только вдвоем. Остальные темными точками едва виднелись вдали.
   - Возможно, так и есть, Уоррен.
   - Почему же, сестра?
   Верна разгладила складки юбки.
   - Возможно, я злюсь на себя. - Кутаясь в голубую шаль, она подумала, что лучше сменить тему. - Ты еще так юн - я имею в виду уровень твоего обучения, что мне до сих пор непривычно видеть тебя без Рада-Хань.
   Уоррен коснулся шеи в том месте, где раньше был ошейник, который он проносил большую часть своей жизни.
   - Юн по меркам тех, кто живет под заклятием Дворца, но вряд ли другие назовут меня молодым. Мне сто пятьдесят лет, сестра. Еще раз прими мою благодарность за то, что сняла с меня Рада-Хань. - Убрав руку от шеи, Уоррен отбросил со лба прядь светлых волос. - Похоже, за последние месяцы весь мир перевернулся вверх тормашками.
   Сестра Верна печально улыбнулась.
   - Я тоже скучаю по Ричарду. Уоррен лукаво поглядел на нее:
   - Правда? Он весьма необычный человек, верно? Я с трудом верил, что он сумеет удержать Владетеля и помешать ему вторгнуться в мир живых. Но, должно быть, он все же смог остановить призрак своего отца и вернуть Камень Слез туда, где ему полагается быть, иначе нас всех уже поглотил бы мир мертвых. Честно говоря, пока не прошло зимнее солнцестояние, мне было здорово не по себе.
   Сестра Верна кивнула.
   - Те вещи, которым ты помог его обучить, вероятно, ему пригодились. Ты хорошо потрудился, Уоррен. - Она помолчала. - Я рада, что ты решил остаться во Дворце еще на какое-то время, хотя на тебе больше нет Рада-Хань. Тем более что теперь мы остались без пророка.
   Уоррен посмотрел на остывающий пепел.
   - Большую часть своей жизни я изучал в подвале пророчества и понятия не имел, что многие из них сделаны пророком, живущим у нас во Дворце. Жаль, что мне об этом не сказали раньше. Не позволили поговорить с ним, поучиться у него.
   Теперь эта возможность упущена навсегда.
   - Натан был опасным человеком, загадкой, которую никто из нас так и не смог постичь до конца. Поэтому мы никогда ему не доверяли. Но, возможно, не позволяя тебе с ним увидеться, мы действительно совершили ошибку. Со временем, когда ты узнал бы больше, чем знаешь сейчас, сестры дали бы тебе разрешение больше того, я уверена, они просто потребовали бы, чтобы ты встретился с Натаном.
   Уоррен отвел взгляд.
   - Поздно об этом говорить.
   - Уоррен, я знаю, что теперь, когда ты избавился от ошейника, тебе не терпится посмотреть мир. Но ты сам сказал, что хочешь остаться и продолжить учебу. Отныне во Дворце нет больше пророка. Предлагаю тебе подумать над тем, что твой дар сильнее всего проявляется именно в этой области. В один прекрасный день ты мог бы сам стать пророком.
   Уоррен смотрел на зеленые холмы. Легкий ветерок развевал его балахон.
   - Не только мой дар - вся моя жизнь, все мои надежды всегда были связаны с пророчествами. Я только-только начал понимать их так, как никто другой не может понять. Но понимать пророчества и прорицать самому - далеко не одно и то же.
   - На все нужно время, Уоррен. Уверена, когда .Натану было столько же лет, сколько тебе, он знал не больше твоего. Если ты останешься и продолжишь учебу, то лет через четыреста-пятьсот станешь не менее великим пророком, чем Натан.
   Уоррен долго молчал.
   - Но там, за барьером, лежит целый мир, - сказал он наконец. - Я слышал, что в замке Волшебника в Эйдиндриле и в других местах есть старинные книги.
   Ричард говорил, что их полно в Народном Дворце Д'Хары. Я жажду учиться, и в мире много такого, чего нельзя найти здесь.
   Сестра Верна повела плечами, разминая затекшие мышцы.
   - Ты знаешь, Уоррен, что мы живем под защитой заклинания. Если ты покинешь Дворец, то начнешь стареть, как другие. Посмотри, что случилось со мной за двадцать лет странствий. У нас с тобой всего год разницы в возрасте, но ты по-прежнему выглядишь так, будто тебе только-только настало время задумываться о женитьбе, а я - так, словно мне уже пришла пора нянчить внучат. Теперь, вернувшись, я снова живу по времени Дворца, но то, что потеряно, уже не вернешь.
   Не глядя на нее, Уоррен проговорил:
   - Мне кажется, ты видишь в зеркале больше морщин, чем есть на самом деле, сестра Верна. Она не смогла удержаться от улыбки.
   - А знаешь ли ты, что когда-то я была в тебя влюблена?
   Уоррен на мгновение потерял дар речи.
   - В меня? Ты шутишь! Когда?
   - О, это было очень давно. Больше ста лет назад. Ты был весь погружен в учебу, был такой умный, и от твоих голубых глаз у меня замирало сердце.
   - Сестра Верна!
   Не сдержавшись. Верна рассмеялась, увидев, как Уоррен залился краской.
   - Это было давно, Уоррен. Я была тогда молода, как и ты. Мимолетное увлечение. - Улыбка слетела с ее лица. - Теперь ты кажешься мне ребенком, а я сама себе представляюсь достаточно старой, чтобы быть твоей матерью. Двадцать лет за пределами Дворца состарили меня не только внешне. - Она помолчала. Так что, если ты покинешь Дворец, у тебя будет лишь несколько коротких десятилетий, чтобы узнать то, что ты хочешь узнать. Потом ты состаришься и умрешь. А здесь у тебя с избытком времени, чтобы выучиться и, возможно, стать пророком. А книги... В конце концов, их всегда можно забрать и принести сюда. Ты единственный из оставшихся, у кого есть возможность превратиться в пророка.
   После смерти аббатисы и Натана ты, должно быть, знаешь о пророчествах больше, чем любой другой. Ты нужен нам, Уоррен.
   Уоррен оглянулся на освещенный рассветным солнцем Дворец.
   - Я подумаю, сестра.
   - Только об этом я и прошу, Уоррен. Вздохнув, он повернулся к ней:
   - И что теперь? Кого, как ты считаешь, изберут аббатисой?
   В процессе поисков сведений о похоронном обряде выяснилось еще, что процедура избрания новой аббатисы - вещь весьма непростая. Уоррену было об этом известно. Никто лучше него не знал содержимое книг, хранящихся в подвалах Дворца.