— Спецгруппе занять места по стартовому расписанию. Старт «Икара» через десять минут. «Каравелле» ждать в условленной точке встречи.
   С этой секунды он брал руководство экспедицией и всю ответственность за принятое решение на себя.
   Он видел осуждающий, почти возмущенный взгляд Торсона. И, выключив микрофон, попытался объяснить, хотя знал уже, что объяснения не получится, что ему придется приказывать, и все же он попытался.
   — Старт «Икара» уменьшит массу корабля на сорок процентов. Даже если противник решит преследовать, вы легко уйдете от погони.
   — Он не станет нас преследовать. У него появится более легкая, беззащитная добыча. Мы постараемся прикрыть вас, но это сложно, корабли разойдутся, и тогда…
   — Вы не станете нас прикрывать. Вы немедленно покинете этот район и на форсаже уйдете в точку встречи. Как только стартует «Икар», включайте двигатели на разгон, на полную мощность.
   — Он представления не имеет, на что мы способны! Я не использовал и десятой доли мощности. Кинжальным залпом мы расколем его защитные поля, как скорлупку!
   Секунду они молча смотрели в глаза друг другу, потом Ротанов тихо сказал:
   — Я знаю. Но мы прилетели сюда не за тем, чтобы устраивать сражения. Мы прилетели сюда, чтобы понять наших противников и узнать, что им нужно от нас. Если в контрольный срок «Икар» не появится в точке встречи, продолжайте экспедицию самостоятельно. И помните: Земля ждет от вас не победных рапортов о выигранных баталиях. Если вместо нас придет буй с информацией — немедленно возвращайтесь на базу.
   Не слушая возражений, не добавив ни слова, Ротанов шагнул к приемнику компьютера и проиграл на его клавиатуре предстоящий маневр.
   — Должно получиться. Как только вы включите двигатели на разгон с облегченной массой, ваша орбита пройдет почти на десять тысяч километров выше. Они не ожидают этого. Разведчик проскочит ниже. В любом случае кратковременную атаку ваши поля выдержат. Не отвечайте на его огонь. Уходите, догнать вас они уже не смогут.


12


   Толчок стартовых ракет швырнул «Икар» вниз, навстречу неизвестности. Ротанов, сидя в кресле пилота, чувствовал себя совершенно беззащитным перед надвигавшейся громадой чужого корабля. Он думал о том, что на этот раз ему, пожалуй, не выкрутиться.
   Дурацкая фраза вертелась в голове: «Он повел корабль на верную гибель и не вернулся…» Примерно такое сообщение получит Земля.
   У них не было защитных полей. Все их оружие составлял противометеоритный разрядник, не способный разрушить массу больше килограмма. На них надвигался корабль, мезонные заряды которого могли превратить в осколки планету средней величины…
   Во всем этом было лишь одно светлое пятно. Одна мысль, помогавшая им выдержать: «Каравелла» ушла, маневр удался, Торсон выполнил приказ, и мы отвлекли противника на себя. Мы добились своего, нам не на кого пенять, и остается лишь ждать развязки».
   На маленьком экранчике перед пультом вспыхивали все новые цифры. Ротанов знал, что до корабля их противников остается совсем немного километров. Совсем немного секунд отделяло их от встречи и от возможного выстрела в упор… Но об этом не стоило думать, тут они бессильны. Ничем не защищенная мишень — вот что такое «Икар», и, если выстрел состоится, они не успеют ничего понять…
   Говорят, что звук в пустоте не распространяется. И, в общем, это, конечно, верно, но не всегда. Потому что порой пустые металлические предметы, например корабельные корпуса, способны улавливать необъяснимые волны вибраций, резонировать и рождать целые гаммы собственных звуков, сопровождающих внешние события.
   Вот и сейчас впечатление было такое, словно на них надвигается курьерский поезд. Давно не ходили по Земле такие поезда, но люди все еще помнили из старых фильмов грохот металлических колес по стальным рельсам и то ощущение неизбежности, которое рождает у одинокого человека несущаяся на него стальная громада. Но их было пятеро, и, наверно, поэтому они все вдруг приподняли головы и посмотрели друг другу в глаза в тот миг, когда звук достиг наивысшего напряжения.
   Возможно, они подбадривали друг друга этим взглядом или прощались — кто знает. Невыносимый визг вибраций стал затихать. «Икар» качнуло, словно он был утлым челноком в океане. Чужой корабль пронесся мимо. Ничего не случилось. Они все еще сидели в своих креслах, сжимая поручни, и лишь на заднем экране стремительно уменьшалось серебристое пятно кормовых выхлопов уходящего от них разведчика.
   — Я был уверен, что он выстрелит. По всем пунктам он должен был ответить, «Каравелла» обстреливала его почти непрерывно…
   — А он и «Каравелле», между прочим, не ответил ни разу.
   — А челнок? Помнишь, как крутилось пламя? Мне и сейчас еще кажется, что там могли быть наши обломки.
   — Челнок? А как бы ты поступил на их месте, если бы какая-то посудина, набитая автоматами, собиралась вскрыть борт твоего корабля, как консервную банку!
   — Откуда они могли знать, что там автоматы!
   — Это все-таки земной корабль, на нем тоже есть челноки…
   Им всем хотелось сейчас говорить, спорить. Этого требовало только что пережитое напряжение, радость от того, что опасность миновала, а они вот живы, приглушенно рокочут двигатели, горит свет в рубке, и только оптика напоминала о том, что они остались здесь один на один с Черной планетой…
   Ее поверхность угадывалась где-то под ними непроницаемым сгустком мрака. Да еще на экранах маячило уменьшенное, но все еще грозное изображение чужого корабля…
   Впрочем, такого ли уж чужого? Он был рожден на Земле. Руками земных конструкторов создавались его чертежи. Руки монтажников околоземных верфей собирали его корпус… Но затем случилось нечто такое, что сделало земной корабль чужим для людей. Вот это и надо выяснить в первую очередь.
   И никто не возразил, когда Ротанов двинул рычажки двигателей на ускорение и повернул корабль к траектории только что ушедшего разведчика.
   Лишь Элсон тяжело перевел дыхание да Дубров, не очень разбиравшийся в маневрах кораблей, спросил:
   — Разве мы его догоним при его скорости?
   — У нас такая же, надо лишь немного уравнять разницу.
   И вновь на экране начало увеличиваться изображение закованного в светящийся панцирь защитных полей чужого корабля.
   — Почему светятся их поля, здесь же нет ни газов, ни пыли? — спросил Олег, и Ротанов только теперь обратил на это внимание.
   — Действительно странно… Замерь еще раз расстояние до поверхности Черной планеты.
   — Луч локатора не отражается.
   — То есть как? Я проверял всего минуту назад, было около ста тысяч!
   — А теперь она не отражает нашего луча, ей надоело. Но и сто тысяч слишком близко, здесь могут быть остатки атмосферы, оттого и светятся поля.
   — Гравиметр сошел с ума. Он показывает массу в двести шестьдесят солнечных.
   — Здесь врут почти все приборы. Слишком близка эта странная планета.
   — Если из ее атмосферы образуются пузыри антипространства, кто знает, из какого вещества состоит она сама. Мне не нравится, что она так близко, — заметил Олег.
   — Думаешь, мне это нравится?
   — Тогда зачем тебе понадобился разведчик? Если мы даже подойдем вплотную, через его поля нам не пробиться. Фотороботы сняли его со всех сторон. Этого достаточно. Надо уходить, пока не поздно. Гравитация здесь растет скачками, вопреки логике и законам тяготения. И я вовсе не уверен, что гравиметр так уж врет!
   — Ты хочешь сказать, что планета может обладать звездной массой?
   — Мне кажется… — Но Олег так и не успел закончить свою мысль, потому что светящийся пузырь на переднем экране вдруг погас, и одновременно с этим исчезли огни двигателей разведчика.
   — Что с ним? Куда он девался? — Ротанов включил самый мощный носовой прожектор, и в этом едва заметном в пустоте луче вдруг засверкал совсем близко поджарый металлический корпус.
   — Он выключил поля и двигатели! Не приглашают ли они нас в гости?
   — В таких случаях не гасят бортовых огней.
   — Может, у него отказали энергетические установки?
   — Все сразу? И аварийные тоже?
   — Зачем гадать, сейчас узнаем.
   Ротанов плавно нажал на педаль носовых двигателей, еще раз корректируя скорость.
   Все пространство впереди заполнил крутой, изъеденный язвами и проплешинами борт чужого корабля. Он медленно поворачивался, проваливался вниз, открывая все новые ряды антенн, имитаторов защитных полей.
   — А если он сейчас включит поле, — спросил Элсон, — что тогда?
   — Догадливый мальчик. Нас отожмет в сторону, но послушай, Игорь, не лучше ли выслать катер?
   — Там уже был один катер… У нас нет времени на эксперименты. Скорость все время падает, он слишком сильно затормозился. Еще час-два, и мощности двигателей не хватит, чтобы вытащить нас отсюда. Мы провалимся с орбиты спутника на планету. Если же гравитация возрастет еще хоть немного, то нам можно будет вообще не торопиться.
   — Ничего себе утешил… Но разве мы на орбите спутника? Мы же шли по параболе…
   — Давно, Олег, и мне кажется, ты прав, у планеты необычно большая масса.
   Они не стали продолжать этот разговор. Обстановка и без того была достаточно тревожной; взглянув на внимательно прислушивающегося Элсона, Олег сразу переменил тему.
   — А как ты собираешься поступить, когда мы причалим к кораблю? Подойдешь, выдвинешь переходник, дашь сигнал стыковки и включишь автоматы на зацепление?
   — Именно так.
   — Неужели вы всерьез собираетесь лезть внутрь этого корабля? — спросил Дубров, с недоумением глядя на обоих пилотов.
   — Эх, дорогой Семен Семенович! Я куда хочешь полезу, лишь бы узнать, откуда на наши поселения сыплются эти черные подарки… Помните дождь на Дзете?
   — Но это же безумие! Они вас уничтожат!
   — Не такое уж это безумие. Они могли нас уничтожить десятки раз и не сделали этого. Что-то им от нас нужно. И мы сейчас попытаемся узнать, что именно. Дубров, Элсон остаются на корабле. Остальным подготовиться к выходу,
   — добавил Ротанов официальным, не допускающим возражения тоном. — По возможности держите связь. Но только без паники. На корабле надежная экранировка, и как только мы войдем внутрь, связь прервется. Ничего не предпринимать. Ждать нашего возвращения. Контрольный срок — два часа. После этого можете поступать по собственному усмотрению.
   Стыковочные амортизаторы выдвинулись вперед, и, корабль слегка тряхнуло, когда они коснулись причальной площадки в левом борту разведчика.
   Насосы качали воздух, автоматы вытягивали переходную гармошку. Все шло слишком буднично и чересчур просто для встречи, которую Ротанов искал так долго… Что-то здесь было не то. Беззвучно поднялась и исчезла в своем гнезде часть переборки, закрывавшая наружный выход. Ротанов сдвинул последние рычаги, и они вошли в переходник. Люки чужого корабля открылись раньше и сейчас зияли перед ними черными провалами.
   — Как в склепе, — зло бросил Фролов, и Ротанов понял, как труден для всех первый шаг в неизвестность.
   — Это наш земной корабль, мы обязаны выяснить, что случилось с командой. Нет у нас другого выбора, — произнес он в зияющую пустоту, и слова бесследно утонули в ней. Выбора действительно не было. Даже если справедливы его худшие опасения и ловушка сработает, они все равно войдут, не могут не войти. Не имеют права.
   Внутренние двери шлюзовой камеры открылись, и они очутились в узкой лифтовой кабине.
   — Сразу в рубку?
   Ротанов кивнул.
   — У нас нет времени на осмотр всего корабля. Да это и не нужно. Самое главное мы сможем выяснить только там.
   — А ты знаешь, что есть это «главное»? — своим обычным насмешливым тоном спросил Олег, и Ротанов понял, что они уже справились с растерянностью, побороли в себе чувство подавленности и леденящего душу страха перед этим кораблем.
   — Да, я знаю, — кивнул он Олегу без тени иронии. — Самое главное узнать, кто им управлял.
   С протяжным скрипом лифт остановился. Двери долго не открывались, словно в их шарнирах не осталось смазки. Наконец с грохотом, заставившим их вздрогнуть, дверь подалась, и они очутились в управляющей рубке.
   Запустением пахнуло на них с темных запыленных экранов. Не двигались стрелки приборов, не бегали сигнальные огни по разрядам вычислителя… Не похоже было, что всего полчаса назад этот корабль совершал маневры — вел бой.
   — Фролов, выясните, что с вычислителем, отключен или неисправен? Нужно установить номер корабля, проверить, на месте ли кристалл с бортовыми записями… — Он не договорил.
   Чуть ниже штурманского пульта, в глубине, над экраном, там, где ему и положено, темнело выдавленное в металле имя. Имя корабля. «Симанс».
   — «Симанс»? Его долго искали, почти десять лет. Он пропал где-то вблизи альфы Веги, прервалась связь, и с тех пор о нем ничего не известно. На борту был обычный исследовательский экипаж, штурмана я даже знал немного… Его звали Греков. Эдвард Греков. Что с бортовыми записями?
   — Кассета пуста, командир. Блоки памяти в компьютере стерты…
   — Похоже, тут мы больше ничего не узнаем. Придется все же осмотреть корабль, хотя бы частично. На детальный осмотр нет времени, поэтому давайте разделимся. В первую очередь необходимо обследовать навигационную и энергорубки. Постарайтесь выяснить, откуда он шел. Я займусь жилыми помещениями. Может быть, там удастся узнать, что случилось с экипажем. Встречаемся здесь через час.
   Через час они не узнали почти ничего нового. Ротанов выслушивал их сообщения так, словно заранее предвидел результат.
   Почти все исправно. Часть аппаратуры отключена, часть демонтирована. Планетарное снаряжение и шлюпка на месте. Похоже, они никуда не садились, но самое странное… Фролов неуверенно замялся, посмотрел на Олега, словно просил у него поддержки, но тот угрюмо молчал, отвернувшись.
   — Самое странное то, что у них совсем нет энергии. И нет уже давно. Лет десять, не меньше, в накопителях не было плазмы.
   — Откуда такая точность? — Ротанов отреагировал на это так, словно Фролов подтвердил его худшие опасения.
   — Ну, есть много признаков… Нет остаточной радиации на стенках камер. Затвердела смазка в управляющих механизмах, и везде эта странная пыль — в принципе ее быть не должно, потому что регенераторы и фильтры исправны и должны были работать автоматически в аварийном режиме. Они и работали, а пыль везде.
   — Могу добавить: личные вещи в каютах экипажа не тронуты. Словно они вышли ненадолго и не вернулись. Никаких следов аварии, катастрофы — скафандры тоже на месте.
   — Скажет мне кто-нибудь, каким образом этот катафалк преследовал «Каравеллу»?! — вдруг взорвался Олег. — Чем, скажите на милость, он взорвал наш катер и кто им управлял все это время?!
   Ротанов хорошо понимал своего старого друга, он знал его как никто другой. Олег терпеть не мог неопределенных ситуаций со многими неизвестными. Он старался сложные задачи разделять на более простые и решать их последовательно, спокойно. Ротанов и сам, когда это было возможно, предпочитал подобный образ действий всем остальным. Но эта задача не делилась и не становилась по мере накопления новых данных проще, скорее наоборот.
   Ротанов встал, медленно прошел по рубке и остановился напротив экрана внутренней связи. Несколько секунд он всматривался в его слепую холодную поверхность, словно там хотел прочитать ответ на вопросы Олега.
   — Главное, нужно понять не то, каким образом летал этот корабль, хотя это тоже, конечно, интересно. Главное, нужно понять, зачем он летел за «Каравеллой». Что им от нас нужно? Что они хотели узнать?
   — Кто-то нашел в космосе этот мертвый корабль и направил его сюда к нам.
   — Без энергии, с неработающими приборами? Как они могли это сделать, на чем работали его двигатели?! — Олег почти кричал.
   — Я не знаю, Олег. Пока не знаю. Не это важно понять. Зачем? Вот что важно… Может быть, они хотели что-то сказать нам или узнать?.. Хотели посмотреть, как мы поведем себя в сложной ситуации, сможем ли пройти мимо? Может быть, они сейчас на нас смотрят?
   — Никого здесь нет. Это пустой мертвый корабль.
   — Нам пора, — напомнил Фролов. — Контрольное время на исходе, командир. Жалко бросать корабль. Двигатели в порядке, реактор тоже — хорошая машина.
   — Ты бы смог здесь остаться? — Олег внимательно смотрел на Фролова.
   — Пожалуй, нет…
   — То-то и оно. Без энергии ему уже не помочь. Пора уходить.
   — Да, конечно.
   Но Ротанов все медлил, все вглядывался в слепые экраны запыленных приборов, в холодную броню переборок. Казалось, еще одно усилие мысли, какой-то совсем маленький, не замеченный ими факт, и он найдет ответ… Но корабль молчал. Ротанов повернулся и медленно пошел к выходу вслед за остальными. И все же обернулся еще раз. Возможно, он прощался с мертвым кораблем, навсегда уносившим с собой свою тайну. А может, все еще ждал ответа? Ответа не было. У самых дверей рубки стоял аппарат связи с внутренними помещениями корабля. Что привлекло внимание Ротанова к этому прибору? Он не знал. Скорее всего, его жест был последним прощанием или, может быть, извинением.
   Ротанов подошел к прибору, провел рукой по холодной мертвой поверхности экрана, стирая пыль, и совершенно механически надавил кнопку выключателя. Мгновенная вспышка осветила экран. Настолько короткая и тусклая, что не было уверенности в ее появлении. Но Олег, смотревший в его сторону, остановился.
   — По-моему, что-то мелькнуло.
   — Мне тоже так показалось. Если в конденсаторах прибора случайно оставалась энергия, это вполне возможно.
   — Нет… Мне показалось, там какие-то очертания… Ты стоял слишком близко, отсюда виднее. Определенно что-то было!
   — Хорошо. Давайте проверим. Статистические заряды с экрана не исчезают мгновенно.
   Через минуту электромер выбросил карту точечных зарядов, распределенных по площади заинтересовавшего их экрана.
   Они столпились вокруг серого куска пластика, на котором, словно разорвав пелену небытия, проступили черты странного человеческого липа… Лица женщины.
   Левый глаз, непропорционально увеличенный, в упор смотрел на потрясенных людей. Больше ничего нельзя было разобрать. Карта напряжений напоминала сильно увеличенную фотографию, состоящую из отдельных размытых точек.
   — Значит, на корабле кто-то остался!
   Фролов, как всегда немногословный, уже проверял линию подключения.
   — Прибор не подключен к внутренней сети.
   — Вообще никуда не подключен?
   — Нет. Тут есть линия. Сейчас еще проверю… Но мне кажется, да — она идет к наружной антенне локатора!
   — Вот и ответ, — тихо проговорил Олег. — Кто-то должен был управлять кораблем. Экипажа не было. Им управляли извне, извне снабжали его энергией! Один раз мы с этим уже сталкивались… Помнишь скафандр «академика Грэгори»?
   — Мне нужно точно знать, куда ориентирована эта антенна. Определите точное направление. — Распоряжение Ротанова прозвучало резко, почти сурово.


13


   Ротанов вновь сидел в кресле пилота. «Икар» медленно складывал стыковочные устройства.
   Они могли уйти. Одного взгляда на компьютер было достаточно для того, чтобы оценить ситуацию. Несмотря на потерю времени и скорости, несмотря на близость планеты, выбор все еще был за ними. Значит, он ошибался. Значит, в корабле не таилось ловушки… Выбор… Могли ли те, кто следил за ними, больше он не сомневался в их существовании, могли ли они предвидеть заранее, каким он будет, выбор? Возможно, могли. Возможно, лишь надеялись на то, что мы сами примем верное решение.
   Так что же там, внизу? Смертельная атмосфера или жизнь? Шел же оттуда луч, управлявший «Симансом»! Шел. И это тот самый шанс, о котором он говорил Олегу. Шанс, дающий им право надеяться на успех.
   Интересно, простит ли ему когда-нибудь Олег, если он сейчас уведет корабль вверх, прочь от смертоносной планеты? Простит ли он себе сам, вот главное.
   Никто не задал ему ни одного вопроса, с тех пор как они покинули «Симанс». Экипаж ждал его решения и не сомневался, каким оно будет.
   — Готовность ноль. Подтвердить.
   Четыре ответа: готов, готов, готов… — и старт.
   Почти сразу «Икар» стал круто уходить вниз к планете. Курсограф строго выдерживал азимут, снятый с локаторной антенны «Симанса». «Икар» по пологой спирали, закрученной вокруг линии азимута, штопором ввинчивался вниз. Равномерно свистели двигатели, коротко вспыхивали сервомоторы управления, чавкали гидравлические амортизаторы.
   — Пятьдесят тысяч метров до отражающей плоскости! Сорок тысяч! Двадцать!
   — чуть охрипшим голосом докладывал Фролов.
   Что там? Облачный покров? Густая атмосфера? Отчего так странно, почти полностью отражается импульс локатора? Скорее всего, ионизирующий слой… Все. Пора гасить скорость.
   — Десять тысяч!
   — Азимут?
   — Выдерживаем!
   Странная пелена затягивала экраны. Спираль Галактики постепенно гасла. Едва мерцала каким-то мутным, потускневшим блеском голубая звезда, светило этой необычной планетной системы. Они никак не могли отделаться от ощущения, что «Икар» медленно погружается в морскую пучину.
   — Почему на левом только девять десятых мощности? — тихо спросил Ротанов, и Фролов сразу же ответил:
   — Мы не успели прогреться. Двигатели на форсаже.
   — Тянет же правый.
   — Левый всегда прогревается медленнее.
   — Может понадобиться вся мощность.
   Фролов поколдовал с рычагами. Надсадный визг с левого борта усилился, и стрелка медленно поползла к последней отметке шкалы.
   — Вот теперь нормально. Расстояние?
   Молчание в ответ. Ротанову некогда отвлекаться, чтобы взглянуть на приборы. Корабль все время уводит в сторону. Автоматика не успевает откорректировать курс.
   — Расстояние!
   — Его нет, командир! Импульсы радаров снова не отражаются!
   Корабль неожиданно рвануло вперед. В ушах зазвенело от прилившей крови, кресла заскрипели от перегрузок. Едва справляясь с отяжелевшими, похожими на колоды руками, Ротанов развернул «Икар» кормой вниз и включил двигатели на полную мощность, стараясь замедлить падение. Это мало что изменило. Корабль продолжал стремительно проваливаться.
   — Что он, с цепи сорвался? — прохрипел Олег, с трудом разлепляя губы. Стрелки гравиметров как будто сошли с ума. Визг тормозных двигателей переходил уже в ультразвук. И хотя чудовищные перегрузки, навалившиеся на корабль снаружи, проникали внутрь ослабленными защитными устройствами в десятки раз, Ротанову казалось, что это он сам на своих плечах несет груз, обрушившийся на корабль.
   Волна грохота и резких коротких ударов, дополнительно хлестнувших по «Икару», заставила Ротанова взглянуть наконец на экраны. Вокруг бушевала гроза, которой по всем физическим законам здесь не могло быть. Километровые полотнища молний били по кораблю. Пространство вокруг светилось сиреневым фантастическим светом. Казалось, еще секунда-другая, и шпангоуты лопнут, переборки сойдут со своих мест.
   Приходилось вручную, почти интуитивно менять режимы тормозных двигателей, потому что в этой дьявольской тряске полетела почти вся автоматика. Ротанов давно уже сорвал ограничители и, сжигая двигатели, на предельном форсаже тормозил корабль, удерживая его на той грани, за которой перегрузки должны были разрушить корпус.
   На центральном управляющем табло полыхала надпись: «Опасность! Запредельный режим! Двигатели выходят из строя!» — как будто они сами этого не знали. Не оставалось времени даже на то, чтобы заткнуть глотку аварийной сирене, и она своим визгом дополняла хаотическую какофонию звуков, заполнявших корабль.
   И вдруг все кончилось.
   Ротанов осознал себя сидящим за штурвалом. Его руки — на рукоятках управления, лицо заливал холодный пот, но двигатели уже молчали. Исчез пресс перегрузок, сковывавших тело, не дрожали переборки, не сыпались осколки пластиковых панелей со щитов управления. Только болела прикушенная губа и противно завывала так и не отключенная аварийная сирена.
   Ротанов потянулся к выключателю; надсадный, раздиравший нервы звук наконец смолк.
   Где-то капала вода из разорванного трубопровода, свистел воздух в регенераторах, по-прежнему горел свет в плафонах рубки. Постепенно они приходили в себя.
   — Все, ребята, приехали, — сказал Олег, но шутки не получилось. Усмешка на его губах походила скорее на гримасу.
   — Почему остановились двигатели?
   — Думаю, сместило со своих мест фундаменты генераторов. Сработали те самые аварийные предохранители, которые не отключаются с пульта. Они срабатывают лишь перед самым взрывом. — Фролов укоризненно смотрел на Ротанова.
   — Что с наружным обзором?
   — После того как вырубились генераторы, все линии обесточились. Сейчас попробую подключить аварийные аккумуляторы… — Фролов склонился над своим пультом, щелкнули переключатели, и овальные вогнутые экраны на стенах рубки вновь осветились…
   На секунду Ротанов прикрыл глаза, словно защищаясь от удара. Мозг отказывался принять и объяснить картину внешнего мира, представшую перед его глазами.