Ни трапа, ни лестницы. Далеко впереди, в свете прожекторов, виднелась изогнутая титановая балка — одно из ребер жесткости в корпусе будущего корабля.
   Там и тут сквозь переплетение скелетных балок просвечивали звезды, похожие на синие огоньки плазменной сварки.
   Основные работы на сегодня закончены. Он не заметил ни малейшего движения.
   Конструкция выглядела скелетом фантастического животного. Трудно было поверить, что титановые балки этого гиганта согнули и собрали в пустоте слабые человеческие руки.
   Преодолев холодок, сковавший его перед последним шагом в пустоту, Ротанов отключил магниты и дал импульс ранцевым двигателем. Толчок был мягким, почти неощутимым. Его точно приподняли за плечи и осторожно понесли вперед невидимые руки. Серебристая струя выхлопа осталась позади и завернулась дугой, как только он изменил направление. Собственного движения он почти не ощущал. Казалось, скелет корабля ожил и понесся ему навстречу.
   Еще раз изменив направление, Ротанов оказался в огромном пустом провале, не заполненном листами обшивки. Сейчас он видел броню корабля как бы в разрезе. Она походила на слоеный пирог. Спои отделялись друг от друга легкими отстреливаемыми стяжками. Это было одним из последних новшеств. Идея принадлежала Торсону и стоила им по крайней мере месячного отставания от графика. Зато теперь, в случае поражения «космической проказой», как образно назвал Торсон действие антипространства, у них будет возможность избавиться от внешних пораженных листов обшивки, даже не разгерметизировав корпус…
   Стоящая идея. Возможно, это средство окажется более действенным, чем защитные поля. Общая толщина многослойной обшивки была так велика, что Ротанов двигался вдоль среза почти минуту. Наконец мелькнул внутренний слой, и ранцевый двигатель скафандра вынес его наружу.
   Теперь он летел спиной к кораблю. Перед ним открылось свободное пустое пространство. Лишь далеко в стороне светился желтоватый огонек триангуляционного пункта. Пожалуй, оттуда можно увидеть панораму всего строительства. Он еще раз подвернул и совместил огонек с указателем азимута.
   Пункт представлял собой открытую площадку с лазерными установками. При монтаже крупных блоков сеть таких пунктов с помощью лазерных лучей помогала совмещать в пространстве разрозненные конструкции, точно производить стыковку отдельных блоков.
   Уже подлетая, Ротанов заметил темную фигуру человека в скафандре, стоящего на площадке. Рассмотреть его мешала тень корабля, закрывшего свет прожекторов.
   Обычно все триангуляционные пункты полностью автоматизированы, и присутствие людей на них совершенно не обязательно.
   «Какой-нибудь ремонт или корректировка», — равнодушно подумал Ротанов, разворачиваясь над площадкой и включая магнитные присоски.
   Едва подошвы скафандра клацнули о металл, он забыл и о своем соседе, и о месте, на котором теперь стоял. Повисшая в пустоте громада корабля производила отсюда неизгладимое впечатление затаенной мощи. Дела обстояли не так уж плохо. Корпус почти готов. Лишь в отдельных местах не хватало секций обшивки, которые установят после монтажа внутреннего оборудования и механизмов корабля.
   Чем-то корабль напоминал беременного кита. Ротанов усмехнулся пришедшему в голову нелепому сравнению и тут же подумал, что оно не лишено логики. Ведь «Каравелла» будет носителем, маткой корабля, который в случае необходимости сможет осуществить посадку на Черную планету.
   Чья-то рука осторожно тронула Ротанова за плечо. Человек в скафандре стоял теперь рядом. Светофильтр полностью скрывал его лицо, и от этого фигура казалась безликой, похожей на робота или куклу.
   Ротанов вспомнил, что в зеркале, перед выходом, он выглядел примерно так же.
   Человек делал какие-то знаки, словно поворачивал выключатель. Очевидно, его просили включить радиотелефон. Ротанов выключил его специально, чтобы разговоры монтажников и команды диспетчера не отвлекали его.
   «Кто бы это мог быть и что ему надо?» Ротанов щелкнул тумблером. Глухой незнакомый голос сказал:
   — Здравствуйте. Вы включили нерабочую частоту. Но это даже лучше. На ней никто не помешает нашей беседе.
   — Кто вы? Представьтесь, пожалуйста, — сухо сказал Ротанов.
   — Я Грэгори. Академик Грэгори. В свое время я изложил теорию антипространства.
   Ротанов вспомнил, что на Совете Элсон действительно упоминал фундаментальные работы какого-то Грэгори, но что делает академик здесь, на монтажных верфях, да еще в полном одиночестве?
   Словно угадав его мысли, академик сказал:
   — Вас, наверно, удивляет наша встреча? Но мое присутствие здесь не более странно, чем присутствие члена Координационного Совета и руководителя крупнейшего отдела Земной Федерации. Очевидно, у нас с вами, так же как и у всех прочих, возникает иногда необходимость подумать в одиночестве.
   — Возможно. Как вы узнали меня? — все еще ощущая в этой встрече какую-то неестественность, спросил Ротанов.
   — По номеру на вашем скафандре. Если бы вы не выключили радиотелефон, то знали бы, что диспетчеры раза три передавали предупреждение всем бригадирам монтажников о том, что вы в пространстве.
   — Жаль, я просил этого не делать!
   — Их можно понять. Начальство на объекте — не очень желанный гость.
   — Но вы что туг делаете? В конце концов, верфь не прогулочная площадка.
   — Совершенно верно. Дело в том, что все математическое обеспечение проекта этого корабля принадлежит мне. К тому же я руковожу расчетным отделом верфи…
   — Достаточно, — сказал Ротанов, — извините меня. Неожиданные встречи в пустоте странным образом действуют мне на нервы.
   — Я искал вас специально и вовсе не для светской беседы. Дело в том, что у меня давно возникла потребность поделиться некоторыми мыслями с человеком вашего склада ума и ваших возможностей. И вот представился подходящий случай.
   — Хорошо. Давайте побеседуем.
   — Насколько я понимаю, вас волнует отставание сроков строительства. Верфь вышла из графика.
   На этот раз Ротанов не удивился и не возразил. Он молча и очень внимательно слушал.
   — Вы никогда не задумывались над тем, что окружающие нас вещи сопротивляются усложнению своей сущности? Любое усложнение требует все увеличивающихся затрат энергии. Чем выше уровень сложности, тем труднее преодолеть сопротивление. Конструкции достаточно сложные требуют постоянной подпитки энергией извне просто для того, чтобы поддерживать их в данном состоянии. Иначе они нивелируют, распадаются на составные элементы. Даже очень прочные или хорошо защищенные системы, такие, как ген, например, постепенно разрушаются. Накапливаются ошибки информационного кода, так называемые мутации.
   — К чему вы клоните?
   — Я только пытаюсь объяснить, почему верфь не выполнила план.
   — Оригинальная теория.
   — Если отбросить ваш сарказм, не такая уж оригинальная. Но вы все же послушайте. Представьте, что сложность системы превышает необходимый минимальный уровень. Если бы не всеобщая тенденция материи нашего мира к распаду, эта система в конце концов справилась бы с поставленными перед ней задачами. Медленнее, чем система более простая, но все же справилась. Иное дело в реальных условиях.
   Ротанов почувствовал, что разговор имеет для него гораздо большее значение, чем он предполагал вначале. История с верфью была всего лишь вступлением.
   — Я вас слушаю, слушаю, — подтвердил он, не скрывая проснувшегося интереса.
   — Происходит все это потому, что наша Вселенная, весь наш мир как бы вложен в пакет из антипространства. Оба эти пространства связаны, как разные полюса. Раньше влияние человеческого фактора на эту систему совершенно не сказывалось. Замечу, кстати, что только живая материя способна не подчиняться закону энтропии и, как бы противодействуя ему, из простого создавать более сложное. Так вот, уровень космической деятельности человечества ныне стал таков, что равновесие нарушилось, чаша весов качнулась… Во всяком случае, в результате вашей деятельности рано или поздно должно было появиться что-нибудь вроде Черной планеты. Кстати, как вы ее себе представляете?
   — Пока никак. Мы собираемся ее исследовать.
   — Будьте осторожны.. Пока что вы сталкивались лишь с концентрированными областями антипространства. Но берегитесь. Оно способно проникать в ваш мир в виде тончайшей эманации, пропитывать обычное пространство. И тогда уровень энтропии начнет расти. Эскалация этого процесса, вначале незаметная, отразится прежде всего на самых сложных системах. На человеческом мозге, например, на человеческой психике — изменятся, к примеру, некоторые моральные ценности, возрастут равнодушие, усталость. Цивилизация медленно и незаметно начнет двигаться к своему закату, так уже бывало под этими звездами не раз.
   — Похоже, вы стараетесь меня запугать.
   — Я лишь предупреждаю, — устало сказал академик, — хотя и сознаю всю бесполезность нашего разговора. Поймите хотя бы, что сама по себе Черная планета не имеет особого значения. Она лишь дверь, ворота в иной мир…
   — Если через ворота проникает в наш мир нечто такое, чему здесь не место, то, наверное, их следует закрывать.
   — Какими средствами вы располагаете? Какими единицами измеряете ваши мощности? Сколько гигаватт способна развить, к примеру, энергетическая установка вот этого корабля?
   — Около миллиона.
   — Рэниты оперировали гигапарсами. Миллиарды миллиардов гигаватт не могут даже сравниться с этой их единицей. И все, что им удалось, это несколько отсрочить гибель своей цивилизации. Они так и не сумели «закрыть ворота», как вы изволили выразиться.
   — Откуда вам это известно? — спросил Ротанов, внезапно почувствовав холодок близкой опасности. Его беспокоил в сказанном какой-то пустяк. И он никак не мог понять, что же именно…
   — Я давно слежу за всей вашей деятельностью. Не так уж трудно изучить отчеты экспедиций.
   Он мог это сделать. Хотя, чтобы не упустить всех деталей, нужно провести целое исследование. Но, допустим, у него много свободного времени..» Однако было что-то еще. Но что же? Что?!
   — Вы человек непредсказуемый. Иногда сами не ведаете, что, собственно, творите.
   — Насколько я понимаю, вы хотите мне что-то посоветовать?
   — Оставьте Черную планету в покое. Она опасна. Но еще опаснее вмешательство в ее деятельность. Вы лишь ускорите процесс распространения антипространства в вашем мире. Закройте этот район для полетов всех кораблей. Сократите свою безудержную экспансию, уберите поселенцев из дальних колоний, постарайтесь держать прогресс в разумных пределах. Этим вы продлите время существования своей цивилизации еще на миллионы лет. Неужели этого вам недостаточно?
   — Нет. — Ротанов покачал головой. — Этого нам недостаточно.
   — Чего же вы хотите?
   — Прежде всего движения. Постоянного движения вперед, в этом наша суть.
   — Прощайте. Я был уверен в бессмысленности нашей встречи. По крайней мере. я вас предупредил.
   Он включил двигатель. Клацнули подковы ботинок, алая звездочка выхлопа взвилась вверх и медленно стала удаляться в сторону главного шлюза. И только теперь Ротанов осознал, какой именно пустячок в их разговоре все время не давал ему покоя. Академик Грэгори неправильно употреблял местоимение «вы». Употреблял его так, словно отделял себя самого от всего остального человечества.
   — Стойте! — крикнул Ротанов.
   Радиотелефон не ответил, тогда он включил двигатель и почти сразу перешел на форсаж, стараясь срезать дугу траектории, ведущую к главному шлюзу. От перегрузки перехватило дыхание, но он знавал и не такие. Красная точка становилась как будто ближе. Во всяком случае, он шел ниже, а значит, его траектория окажется короче, и там, у шлюза, должна произойти встреча.
   Он опоздал на какие-то доли секунды. Это не имело бы значения, если бы в этот момент шлюз не распахнулся и из него не вывалилась целая бригада монтажников. Академик точно рассчитал время: происходила пересмена, и найти его в толпе людей, одетых в одинаковые скафандры, не так-то просто. Оставалась последняя надежда на радиотелефон. Переключившись на общую аварийную частоту, Ротанов тихо сказал:
   — Внимание. Сообщение особой важности. Говорит начальник верфи Ротанов. Прошу всех присутствующих войти в шлюз и снять шлемы.
   Послышались возмущенные и протестующие голоса.
   — Повторяю, всем пройти в шлюз. Я задерживаю выход смены.
   Он включил на своем скафандре красную аварийную мигалку и решительно шагнул к шлюзу. Когда дверь опустилась, внутри тесной металлической коробки оказалось четырнадцать человек. Ротанов молча ждал, пока насосы наполнят шлюзовую камеру воздухом, и еще несколько секунд, прежде чем они сняли шлемы. Теперь вместо безликих блестящих морд на него смотрело четырнадцать пар живых, искрящихся любопытством человеческих глаз.
   — Кто начальник смены? Подойдите. — Ротанов уже ни на что не надеялся. — Вы знаете здесь всех присутствующих? Нет ли среди них постороннего, неизвестного вам человека?
   — Нет. Здесь только наша бригада. А что, собственно, случилось?
   — Ничего, вы свободны, — устало сказал Ротанов.
   Олег, которому он поручил провести расследование этого неприятного случая, вернулся через три часа усталый и злой.
   — Никаких результатов. Ты мне даже не объяснил, кого я должен искать!
   — А я и не просил тебя искать какого-то конкретного человека. Мне надо было знать, кто выходил в космос в тринадцать сорок или немного раньше. Есть ли случаи незарегистрированного выхода?
   — Нет таких случаев. Это был период, когда вторая смена закончила работу и уже ушла, а третья еще не вышла. Только на северном объекте работали четыре монтажника, не успевших закончить стыковку.
   — Ты разговаривал с ними? Они не заметили ничего необычного?
   — Нет. И, кроме того, этот объект слишком далеко от того места, где ты стоял. А теперь объясни наконец, что произошло.
   Выслушав подробный рассказ Ротанова, Олег надолго задумался.
   — Странная история. Грэгори никогда не работал на верфи, и, кроме того…
   — Это я уже знаю. Встреча действительно странная, но еще загадочнее выглядит расставание.
   — Можно предположить, что он все-таки был среди тех четырнадцати человек в шлюзе.
   — Это я проверил. Не было его там. Я запомнил его голос, я разговаривал с каждым из этих ребят. Есть только одно разумное объяснение. Каким-то образом ему удалось не войти в шлюз, остаться снаружи, и он сумел это проделать так, что никто ничего не заметил. Одного я не пойму. Зачем ему понадобилось выдавать себя за несуществующего академика?
   — Несуществующего?
   — Конечно. Грэгори умер два года назад.
   — Вот даже как…
   — Не укладывается это у меня в голове! Чушь какая-то, мистика! Посторонний злоумышленник — здесь, на Лунных верфях!
   — Он не злоумышленник, Олег. В том-то и дело, что он не злоумышленник. Он мог руководствоваться самыми добрыми намерениями. Кроме того, по манере речи, по мыслям, которые он высказывал, он вполне мог быть крупным ученым. Именно поэтому я поверил в академика Грэгори… В его предупреждении, несомненно, был резон, над которым следует серьезно подумать. Особенно мне не нравится угроза рассеянной эманации энтропии. Последствия ее воздействия на человеческую психику могут быть совершенно непредсказуемыми. При небольшой дозе и медленном изменении психики мы можем не заметить этого!
   — То есть как?
   — Очень просто. Заметить такие изменения может лишь тот, кто сам стоит в стороне. Эталон нужен. А если его не будет, представляешь, во что это может вылиться, особенно в закрытой, наглухо изолированной системе?
   — Такой, например, как корабль во время длительного полета…
   — Вот именно.
   — Это серьезно. Может быть, стоит подождать? Предложить медикам поработать над проблемой? Должны же быть какие-то средства, чтобы вовремя обнаружить болезнь, какие-нибудь психологические тесты…
   — Над этим придется думать. А ждать? Ждать нам некогда. Ожидание тоже своего рода энтропия. Только действием, созиданием можно справиться с сюрпризами Черной планеты. Для начала мы должны найти того, кто преподнес нам эту задачу.
   — Кого же нам все-таки искать?
   — Будем искать скафандр. Уж он-то не мог исчезнуть бесследно!
   — Вот номера всех скафандров монтажников, побывавших в космосе в нужное время. Необходимо установить через контрольные автоматы выхода хотя бы номер неизвестного нам скафандра! Не с неба же он свалился!
   — А если с неба?
   — Ты хочешь сказать… Да, это тоже надо проверить…
   Он повернулся к пульту связи и запросил данные обо всех кораблях и шлюпках, посещавших верфь за время, предшествовавшее выходу в космос. Они учли все. Время действия регенеративных баллонов. Заряд батарей. Расстояние, которое человек в скафандре мог преодолеть на тяге собственных двигателей, и, введя все эти данные в компьютер, получили ответ: никакой посторонний транспорт не замешан в истории с «академиком Грэгори». Скафандр следовало искать здесь, на месте.
   Через два часа после того, как были приостановлены все работы на верфи и специально созданные бригады поисковиков начали прочесывать окружающее пространство, на столе у Ротанова звякнул наконец селектор связи.
   На экране появились спины столпившихся людей. Когда они расступились, стал виден лежащий неподвижно на полу человек в скафандре.
   — Переверните его, — распорядился Ротанов.
   И тогда в луче фонаря под ранцем вспыхнул номер, не значившийся в реестре верфи.
   — Пульс? — спросил Ротанов.
   — Не прослушивается. Рация не работает. В баллонах нет воздуха.
   Только после того, как буксировщик оттащил наглухо заваренную капсулу в открытый космос и отбросил трос, Ротанов дал команду роботам вскрыть скафандр.
   — Не слишком ли много предосторожностей? — скептически спросил Олег.
   Он сидел в кресле сбоку от стола Ротанова, оттуда ему было удобнее руководить всеми подготовительными работами.
   — Скафандра нет не только в реестрах верфи. Даже центральный справочный компьютер не может до сих пор объяснить, что означает этот номер. Судя по всему, ему лет пятьдесят, не меньше. Откуда он взялся на верфи, ты можешь объяснить?
   Олег не ответил, потому что робот на экране уже вскрыл магнитные швы, крепившие шлем к корпусу, слегка повернул его и откинул в сторону. Под шлемом не было ничего.
   — Он пустой! — разочарованно сказал Олег.
   — Ну да, такой простенький пустой скафандр, который сам собой разгуливает по верфи и беседует с ее руководителем на философские темы.
   — Ты уверен, что это именно он?
   — У меня хорошая зрительная память. Он держался в тени, поэтому я не разобрал номера. Но общие очертания старых моделей трудно спутать с нашими — это тот самый скафандр, который я видел.
   — Тогда что все это означает? Человек, который говорил с тобой, забирается в укромное место, стаскивает с себя скафандр, снова его заваривает и голенький бежит в открытый космос?
   — Чепуха получается на первый взгляд.
   — Только на первый?
   — Остается еще возможность управления скафандром извне.
   — Это же не робот, всего лишь скафандр!
   — Но там есть система сервомоторов и магнитных мышц, позволяющая космонавту работать в условиях повышенной гравитации.
   — Эта система способна действовать лишь при непосредственном контакте. Она управляется биотоками человека, надевшего скафандр, у нее нет координирующих центров и приемных узлов.
   — Мы слишком мало знаем о способах передачи биотоков на расстояние.
   — Ты полагаешь, что есть некто, знающий о них больше нашего?
   Ротанов не ответил. Олег набрал на клавиатуре очередную команду роботу, и тот снял нагрудную крышку скафандра. За ней опять открылась странная, почти зловещая своей неопровержимостью пустота. Олег с минуту рассматривал пустой скафандр, потом сказал:
   — Теоретически с тобой, пожалуй, можно согласиться. Но я не вижу способов, как такое управление осуществить.
   — Рэнитам удалось осуществить многие невозможные вещи.
   — Думаешь, это они?
   — Нет, я вспомнил о них лишь в качестве примера. Рэниты — гуманоидная раса, но если эта история связана с теми, кто управляет «черными кораблями», все может оказаться гораздо сложнее и опаснее.
   Словно желая лишний раз убедиться в правильности своих слов, он нащупал под курткой рубиновый камень. Когда он прижимал его к коже, камень казался теплым, почти ласковым.
   — Нужно как можно скорее заканчивать монтаж «Каравеллы». Мне кажется, только на Черной мы сможем узнать, кто прислал нам этого странного вестника.
   — Он кивнул на похожий теперь на кучу ненужного хлама пустой скафандр. — Одно мне ясно: кому-то очень нежелательно наше появление на Черной.


10


   Настал наконец долгожданный день. После выхода из последнего пространственного броска на носовых экранах «Каравеллы» появился голубой мячик одинокой звезды, вокруг которой вращалась пока еще невидимая Черная планета.
   Корабль начинал долгий цикл торможения и подхода к цели.
   Странно выглядела звезда, висевшая в абсолютно пустом пространстве. Лишь в невообразимой дали светились пятнышки галактик и туманностей, принадлежавших иным мирам, отдаленным от владений Земной Федерации такими безднами расстояний, преодолеть которые люди пока что не могли.
   Корабль вышел за пределы своей родной Галактики, раскинувшейся теперь над «Каравеллой» сверкающей спиралью звезд.
   Картина казалась слишком грандиозной, а пустота, окружавшая корабль, слишком всеобъемлющей для того, чтобы не подавить человеческого воображения. Длинных вахт у экранов наружного обзора не выдерживали даже видавшие виды навигаторы межзвездных трасс. Одинокая звезда на носовых экранах лишь подчеркивала беспредельную пустоту вокруг.
   Здесь не было ни метеоритов, ни газовых скоплений. Даже частички водорода, столь редкие в межзвездном пространстве за пределами галактических силовых полей, стали еще реже.
   Сама пустота казалась тут еще гуще, плотнее.
   Она точно сдавливала корабль своими призрачными лапами, стараясь проникнуть сквозь хрупкую скорлупу его брони к тем, кто посмел бросить ей вызов.
   Человеку не было места в этом мире — однако вопреки всем законам логики корабль, построенный его руками, под равномерный свист двигателей приближался к звезде.
   Жизнь на корабле текла размеренно и однообразно.
   Вахты не входили в обязанность спецгруппы Ротанова, и ее членам было особенно трудно выдержать изнурительные месяцы похода. Бесконечными казались дни ожидания…
   На «Каравелле» не было ни театральных залов, ни спортивных стадионов, ни висячих садов, столь обычных для рейсовых пассажирских кораблей того времени.
   Пустая скорлупа корпуса, поразившая когда-то Ротанова своими размерами, оказалась до отказа заполненной. Каждый кубометр пространства был взят на учет.
   Мощность корабля, сопротивление его защитных долей, огневая сила его дальнобойных нейтронных генераторов — все определялось массой топлива. Инертной и холодной массой, способной превратиться в корабельных энергоблоках в звездную плазму, питающую корабельные установки. Именно она, эта масса топлива, заполнявшая резервные отсеки, делала корабль тем, чем он был на самом деле, — посланцем Земли, способным бросить вызов не только биллионам километров окружавшей его пустоты, но и сюрпризам Черной планеты.
   Нижнюю палубу занимал ангар, в котором, словно гигантский снаряд в тесном орудийном стволе, примостилось тупорылое двухсотметровое тело корабля-разведчика, способного садиться на любых планетах. И лишь на маленькой верхней палубе располагались жилые помещения, навигационные и управляющие рубки.
   Каюта Ротанова ничем не отличалась от остальных, за исключением пульта прямой связи с капитанской рубкой. Да и тот установили по настоянию Торсона.
   На полукруглом надувном диване, огибающем боковую стену каюты, сидели все четверо членов его особой группы. Сам Ротанов разместился напротив, за маленьким столиком. Так ему было удобнее видеть их лица и одновременно делать пометки в своем крошечном блокнотике, снабженном микрокалькулятором с кристаллическим блоком памяти, хранившим в себе огромное количество записей.
   — Итак, мы почти у цели. Я собрал вас, чтобы в последний раз в спокойной обстановке обсудить детали предстоящей операции. С момента выхода в этот район могут возникнуть любые неожиданности.
   Ротанов внимательно всмотрелся в лица сидящих напротив него людей, словно хотел их запомнить. Олег, Элсон, Дубров и Фролов. Фролова он включил в группу в последний момент. Ему нужен был хороший механик. Человек, на которого он рассчитывал, неожиданно заболел, и пришлось взять Фролова. Он почти не знал его лично, только по отзывам людей, которым доверял, и все никак не мог составить достаточно полного мнения об этом человеке.
   Фролов редко вступал в разговор, держался в стороне, обособленно. Но дело свое знал прекрасно.
   — После выхода к Черной, если ничего особенного не случится, мы используем наш корабль и попробуем сесть.
   — Скорее всего, атмосфера планеты состоит из той же субстанции, что и «черные корабли». Вряд ли нам это удастся.
   — В таком случае, мы хотя бы убедимся в этом.
   — Как же ты собираешься передать информацию? В таких условиях с нашим кораблем будет покончено довольно быстро.