Дверь в каюту была приоткрыта. Подходя, я услышал голос Сысоева:
- Не следует смягчать из вежливости, - говорил тот с убеждением. - Разве он друг вам? Ведь это он со своими беспочвенными гипотезами толкнул вас на авантюру, загубил такое прекрасное начинание в самом начале.
- Кто толкнул на авантюру? - крикнул я, распахивая дверь.
К моему удивлению, Сысоев не смутился:
- Я имел в виду вас! - объявил он. - И в глаза скажу: именно вы виновник катастрофы. А если Алексей Дмитриевич из ложной деликатности постесняется упомянуть ваше имя, я сам напишу директору института о вашем безответственном поведении.
И он вышел, высоко подняв голову, чувствуя себя борцом за истину.
Ходоров не вмешивался. Кажется, он даже не слышал ничего. Сидел неподвижно, уронив руки на стол, глядел в угол остановившимися глазами.
Я подсел к столу, не дожидаясь приглашения.
- Я ничего не имею против, - сказал я. - Если это полезно, напишите о безответственном поведении геолога Сошина.
- Это не имеет значения, - произнес Ходоров устало и придвинул к себе папку, на которой было написано: "Объяснительная записка о причинах аварии машины ПСМ-1".
И тогда я позволил себе, схватив папку, швырнуть ее в коридор.
Ходоров смотрел на меня без возмущения, скорее выжидательно.
- Зачем заниматься пустяками? - закричал я с деланным возмущением. - Ты пиши всю правду, а не четверть правды. (Я нарочно перешел на "ты", взял тон уверенной снисходительности. Дескать, "ты" передо мной мальчик, твои огорчения пустячные, послушай советы взрослого человека!) Пиши всю правду. Настоящий итог - победный. Машина блестяще себя оправдала. Доказано, что океан можно исследовать по-твоему. А гибель машины - мелкий эпизод. Он тоже полезен, указал непредусмотренную опасность. Теперь ты поставишь температурный предохранитель и можешь смело идти вперед. Куда идти? - вот о чем надо думать. Ты забудь свою "извинительную" записку, выбрось ее за борт. Возьми чистый лист бумаги. Пиши: "Доклад о перспективах покорения океанского дна".
28
Перспективы покорения океанского дна!
Триста шестьдесят миллионов квадратных километров - девять америк, тридцать шесть европ! Представляете трепет путешественника, которому поручено изучить девять америк?
С чего начать? Глаза разбегаются, слишком много простора. Пожалуй, прежде всего надо осмотреть то, что на сушу не похоже. Океанские впадины заслуживают специальной экспедиции, не беглого обзора. Надо пройти их по всей длине, сделать траверс, как говорят альпинисты. Начать с Камчатки, проследовать на юг, мимо Японии, Марианских островов, Тонга до Новой Зеландии и по другой ветви - к Филиппинам и к Яве. Посмотреть, чем отличаются восточные впадины от западных. Наверняка найдутся рекордные глубины, нам неизвестные. Нашел же их "Витязь" в 1959 году. Надо понять также, почему нет впадин глубже одиннадцати с половиной километров, что это за предел? И почему самые сильные землетрясения связаны с этими впадинами?
Потом надо пересечь Тихий океан от Дальнего Востока до Южной Америки. Высказывалось предположение, что Тихий океан - шрам от оторвавшейся Луны. Надо проверить - всегда ли его дно было под водой? Если это так, там найдутся своеобразные породы, каких не бывает на суше. Надо обследовать дно у Гавайских островов, чтобы понять, почему гавайские вулканы непохожи на все остальные. А в заливах у Аляски под водой множество гор с плоской вершиной. Что это за горы? Почему у них срезана макушка?
Подводные каньоны. Эти крутые ущелья - продолжение наземных рек, иногда больших, иногда второстепенных. Как возникли каньоны? Одни полагают, что реки пропилили крутой берег, а потом вместе с берегом был затоплен и каньон. Другие говорят - не мог океан подниматься так быстро. Сначала образовалась трещина, потом на суше она была занесена песком, а под водой сохранилась в первозданном виде. Спор этот будет решен, как только машина пройдет по дну каньона. И тогда же выяснится, какие ископаемые стоит искать там.
Ископаемые - следующая задача. Нет оснований думать, что океанское дно беднее суши. А площадь его в два с половиной раза больше. Но суша перекапывается уже тысячи лет, а богатства дна не тронуты. На поиски ископаемых отправятся те же машины. Одним будет дана программа на поиски алмазов, другим на уран, свинец, нефть, медь...
Машины будут изучать океан, машины будут собирать его дары. Ходоров говорил, что даже для сбора жемчуга можно создать небольшую машинку. Ползая по отмелям, она будет просвечивать раковины рентгеном и ту, где уже созрела жемчужина, класть в багажник. Ходоров рисовал мне также машины, собирающие янтарь на Балтийском море. Обычно его ищут на пляжах, после бури собирают медово-желтые и оранжевые обломки, выброшенные волнами. Но подводная машина не обязана дожидаться волнения. Она может ползать по дну и сама просеивать песок.
А подводное земледелие! Океан куда обширнее суши и орошается (для растений важно орошение) гораздо лучше. Безводных пространств там нет, и климат гораздо ровнее. В результате урожайность в океане выше, чем на суше. Водоросль хлорелла дает рекордный урожай с гектара. Конечно, не всякому понравится суп и салат из водорослей. Но на худой конец водорослями можно кормить свиней... или коров, как у нас на Белом море, а самим получать за счет океана сало, мясо и молоко. Водоросли, как и земные растения, требуют культивировки и удобрения. И Ходорову предстояло еще создать подводные тракторы, сеялки и комбайны.
Ходоров считал и чертил. Я листал книги, разыскивая нерешенные проблемы. Вот, например, тайна морского змея. Даже в наше время, в XX веке, его видели десятки людей. Удивлялись, описывали, рисовали, обстреливали. Вот уж совсем недавно - в 1947 году - морской змей обогнал греческий пароход, прошел перед носом и, видимо раненный, пошел ко дну. Есть рисунок, есть записи в корабельном журнале. Видели змея и в озерах: у нас в Якутии и в шотландском озере Лох-Несс. Его искали эхолотом, фотографировали даже. Только фото получились нечеткими. Вот спустить бы машину в озеро, проверить...
А затонувшие корабли! Тысячи лет люди плавают по морю. Потерпели за это время сотни тысяч крушений. Пусть на мелководье, у берегов, суда разрушаются быстро. Но в глубинах животных мало, кислорода мало, разрушение идет медленно. Здесь, как в музее, хранятся плоты перуанцев, ладьи викингов, римские триремы, китайские джонки, европейские каравеллы, шхуны, бриги, фрегаты, корветы, пароходы колесные и винтовые, линкоры, танкеры и роскошные лайнеры. Например, "Титаник", столкнувшийся с ледяной горой в Атлантике. Какой простор для историков!
И не только суда тонули в море, есть и затонувшие города. В 1755 году ушла под воду набережная Лиссабона с кораблями и домами. Еще раньше - лет восемьсот назад - Балтийское море поглотило немецкий город Винету. И у наших берегов против Сухуми - в ясный день, когда вода прозрачна, виден на дне моря затонувший город Диоскурия. Кто знает, сколько таких городов найдется на дне Эгейского моря, где цивилизация существует давно, а суша очень непрочна?
Некоторые геологи утверждают, что на памяти человека (в антропогене, говоря научно) утонули целые материки. Так, будто бы ушла под воду Пацифида в Тихом океане, сохранился только крошечный обломок ее - остров Пасхи. Возможно, в Индийском океане между Африкой и Индией существовала Лемурия, и даже человек будто бы зародился там. И, наконец, надо решить еще проблему знаменитой, описанной Платоном и после него тысячами писателей, таинственной Атлантиды.
29
Ходоров был страстным энтузиастом Атлантиды. Я сам отношусь к этой идее сдержаннее. Мне кажется неправдоподобным, что большой остров, почти материк, сразу ушел под воду. Очень уж напоминает все это научную фантастику, обычный литературный прием: была чудесная страна и пропала, как таинственный остров Жюля Верна, как Земля Санникова у Обручева...
Спор об Атлантиде шел и в каюте Ходорова, где писался план покорения океанского дна, и на палубе, и в кают-компании за завтраком и за ужином.
Все сидели с унылыми лицами, как на похоронах, вздыхали о пропавшей машине, а мы с Ходоровым рассуждали об Атлантиде.
Однажды Сысоев не выдержал:
- Юрий Сергеевич, должен сказать, что вы великолепны. Даже не знаю, следует ли возмущаться или восхищаться вами. Я просто завидую вашему умению выключать из мыслей неприятное. Но вы губите нашего хозяина. Ему надлежит подумать о защите.
- Почему о защите?
- Вам угодно не замечать факты, - произнес Сысоев, поджимая губы. - А факты таковы, что машина загублена... И это, конечно, произведет плохое впечатление.
- На кого?
- На кого угодно. На руководство в том числе.
- А я лучшего мнения о руководстве, - заявил я. - Только поверхностные люди судят так: вернулась машина - хороша, а не вернулась - плоха. Вы сами не считаете машину плохой. Так почему же вы полагаете, что руководство не разберется?
Не знаю, почему Сысоев забывал, что разные люди бывают на свете. Есть, конечно, директор Волков, но есть и Иван Гаврилович, тот, что послал меня "подумать головой". Я уже телеграфировал ему: "Спасибо", - а теперь написал еще подробное письмо, просил поддержать, даже рекомендовал заказать несколько ходоровских машин для Камчатки.
- Вы меня просто спасаете! - сказал Ходоров с чувством. - Будь мы всегда рядом, я бы горы своротил... горы!
- Алеша, - ответил я, - всякому ученому надо сворачивать горы - горы косности. Всегда я рядом не буду, учись нападать и отстаивать себя. Я с тобой только на два месяца - вместо Сочи. Нет, не благодари, у меня личная заинтересованность - корыстная цель. Я хочу, чтобы ты подумал о сухопутной геологии, о такой симпатичной машинке на лапах или на гусеницах, которая бегала бы по земле и показывала, что есть под землей. А я хочу сидеть в палатке, нога на ногу, дымить папироской, отгоняя комаров... и обдумывать факты... и давать радиоприказы: "А ну-ка, покажи мне глубину тысяча двести метров, где там под глинистым сводом нефтеносные пески?". Земля непрозрачна для света, Алеша, но пропускает всякие там нейтрино, гравитацию, магнитные силы, электрический ток... А для сейсмических волн земля прозрачна, как стекло, как вода для света. Впрочем, и вода не так уж прозрачна. Ведь на глубине-то, во впадинах, черным-черно, Однако ты сумел передать изображение без всякого кабеля сквозь десятикилометровую толщу соленой воды. Мне на суше не нужно десяти километров. Два километра на первое время. Я даже согласен на полкилометра для почина. Подумаешь? Обещай!
- Постараюсь, Юрий Сергеевич. Если только меня не выгонят из института.
30
Несколько дней спустя, оставив безрезультатные поиски, экспедиция вернулась на берег. Здесь все было по-прежнему: не умолкая грохотал прибой, каменистая площадка была скользкой от брызг. В пустой мастерской валялись гаечные ключи, паяльные лампы, обрезки жести и проволоки; капли олова застыли на пороге. Капли олова - вот все, что осталось от машины. На них было грустно смотреть, как на склянки с лекарствами на столике умершего. Человек ушел, а склянка стоит...
Незачем было задерживаться на станции, мы с Ходоровым уехали в первый же день. Вновь запрыгала на круглых камнях автомашина, и здание океанологической станции осталось за поворотом. Послышался гул прибоя, потянуло запахом соли, гниющих водорослей. Рыбаки, закатав брюки до колен, развешивали на кольях сети. Вдруг они все, как по команде, обернулись к морю. Прекратив работу, женщины из-под ладони смотрели на волны. Потом все побежали к воде, сгрудились в одном месте. Что там ворочается темное в пене? Туша кита, что ли? Нет, гораздо меньше.
- Стой! - крикнул я шоферу, рванул дверцу и, увлекая камни за собой, падая и вскакивая, покатился вниз.
Да, это была она, наша исчезнувшая машина. Зеленые ленты водорослей вились на ее боках, какие-то пестрые черви налипли на металл. Лопасти были погнуты, один экран разбит. И все же она вернулась, заслуженная путешественница. Что с ней произошло? Каким путем она шла, как выбралась на берег? Как избавилась от опасной лавы? Об этом можно было только догадываться. Спросите кошку, пропадавшую две недели, где она была и кто поцарапал ей глаз? Наша машина тоже не умела разговаривать. Она знала одно: выполнять программу. И программа выполнялась. Машина поворачивала на восток и на север, бурила, измеряла магнетизм, снова бурила, отбирала образцы и складывала их в пустые цилиндры. Так пятьсот километров. А когда на спидометре появилась заданная цифра, машина повернула назад, вернулась по пройденному и записанному в ее магнитной памяти маршруту и вышла на берег почти у самой станции, с ошибкой в два-три километра.
Ходоров первым долгом кинулся к приборам - смотреть, целы ли записи? Я же теребил его: "Где пробы? Где пробы?" Наконец Ходоров вынул какой-то цилиндрик, распечатал его. Там был... нет, не алмаз. Алмазы не так легко найти даже в вулканической трубке. Но я узнал кимберлит, синюю глину - ту самую породу, где встречаются алмазы.
31
Что было дальше?
Было или будет?
Было не так много. На следующий год машина вторично спустилась под воду для детальной разведки и подтвердила, что месторождение алмазов имеется, по-видимому, не беднее знаменитой Голконды.
Сысоев считает, что мне просто повезло.
- Так невозможно делать открытия, - твердит он. - Попирая законы науки, нарушая порядок, ринуться очертя голову... и сразу найти.
Ходоров возглавляет сейчас отдельное конструкторское бюро. Программа обширная. В этом году будет создано десять машин, в будущем - пятьдесят. Предстоит осуществить все, что описывалось в докладе, и много еще непредвиденного, ибо новые задачи возникают ежедневно в разных науках, в том числе и в тех, которые мы с Алешей не знаем.
- Не следует смягчать из вежливости, - говорил тот с убеждением. - Разве он друг вам? Ведь это он со своими беспочвенными гипотезами толкнул вас на авантюру, загубил такое прекрасное начинание в самом начале.
- Кто толкнул на авантюру? - крикнул я, распахивая дверь.
К моему удивлению, Сысоев не смутился:
- Я имел в виду вас! - объявил он. - И в глаза скажу: именно вы виновник катастрофы. А если Алексей Дмитриевич из ложной деликатности постесняется упомянуть ваше имя, я сам напишу директору института о вашем безответственном поведении.
И он вышел, высоко подняв голову, чувствуя себя борцом за истину.
Ходоров не вмешивался. Кажется, он даже не слышал ничего. Сидел неподвижно, уронив руки на стол, глядел в угол остановившимися глазами.
Я подсел к столу, не дожидаясь приглашения.
- Я ничего не имею против, - сказал я. - Если это полезно, напишите о безответственном поведении геолога Сошина.
- Это не имеет значения, - произнес Ходоров устало и придвинул к себе папку, на которой было написано: "Объяснительная записка о причинах аварии машины ПСМ-1".
И тогда я позволил себе, схватив папку, швырнуть ее в коридор.
Ходоров смотрел на меня без возмущения, скорее выжидательно.
- Зачем заниматься пустяками? - закричал я с деланным возмущением. - Ты пиши всю правду, а не четверть правды. (Я нарочно перешел на "ты", взял тон уверенной снисходительности. Дескать, "ты" передо мной мальчик, твои огорчения пустячные, послушай советы взрослого человека!) Пиши всю правду. Настоящий итог - победный. Машина блестяще себя оправдала. Доказано, что океан можно исследовать по-твоему. А гибель машины - мелкий эпизод. Он тоже полезен, указал непредусмотренную опасность. Теперь ты поставишь температурный предохранитель и можешь смело идти вперед. Куда идти? - вот о чем надо думать. Ты забудь свою "извинительную" записку, выбрось ее за борт. Возьми чистый лист бумаги. Пиши: "Доклад о перспективах покорения океанского дна".
28
Перспективы покорения океанского дна!
Триста шестьдесят миллионов квадратных километров - девять америк, тридцать шесть европ! Представляете трепет путешественника, которому поручено изучить девять америк?
С чего начать? Глаза разбегаются, слишком много простора. Пожалуй, прежде всего надо осмотреть то, что на сушу не похоже. Океанские впадины заслуживают специальной экспедиции, не беглого обзора. Надо пройти их по всей длине, сделать траверс, как говорят альпинисты. Начать с Камчатки, проследовать на юг, мимо Японии, Марианских островов, Тонга до Новой Зеландии и по другой ветви - к Филиппинам и к Яве. Посмотреть, чем отличаются восточные впадины от западных. Наверняка найдутся рекордные глубины, нам неизвестные. Нашел же их "Витязь" в 1959 году. Надо понять также, почему нет впадин глубже одиннадцати с половиной километров, что это за предел? И почему самые сильные землетрясения связаны с этими впадинами?
Потом надо пересечь Тихий океан от Дальнего Востока до Южной Америки. Высказывалось предположение, что Тихий океан - шрам от оторвавшейся Луны. Надо проверить - всегда ли его дно было под водой? Если это так, там найдутся своеобразные породы, каких не бывает на суше. Надо обследовать дно у Гавайских островов, чтобы понять, почему гавайские вулканы непохожи на все остальные. А в заливах у Аляски под водой множество гор с плоской вершиной. Что это за горы? Почему у них срезана макушка?
Подводные каньоны. Эти крутые ущелья - продолжение наземных рек, иногда больших, иногда второстепенных. Как возникли каньоны? Одни полагают, что реки пропилили крутой берег, а потом вместе с берегом был затоплен и каньон. Другие говорят - не мог океан подниматься так быстро. Сначала образовалась трещина, потом на суше она была занесена песком, а под водой сохранилась в первозданном виде. Спор этот будет решен, как только машина пройдет по дну каньона. И тогда же выяснится, какие ископаемые стоит искать там.
Ископаемые - следующая задача. Нет оснований думать, что океанское дно беднее суши. А площадь его в два с половиной раза больше. Но суша перекапывается уже тысячи лет, а богатства дна не тронуты. На поиски ископаемых отправятся те же машины. Одним будет дана программа на поиски алмазов, другим на уран, свинец, нефть, медь...
Машины будут изучать океан, машины будут собирать его дары. Ходоров говорил, что даже для сбора жемчуга можно создать небольшую машинку. Ползая по отмелям, она будет просвечивать раковины рентгеном и ту, где уже созрела жемчужина, класть в багажник. Ходоров рисовал мне также машины, собирающие янтарь на Балтийском море. Обычно его ищут на пляжах, после бури собирают медово-желтые и оранжевые обломки, выброшенные волнами. Но подводная машина не обязана дожидаться волнения. Она может ползать по дну и сама просеивать песок.
А подводное земледелие! Океан куда обширнее суши и орошается (для растений важно орошение) гораздо лучше. Безводных пространств там нет, и климат гораздо ровнее. В результате урожайность в океане выше, чем на суше. Водоросль хлорелла дает рекордный урожай с гектара. Конечно, не всякому понравится суп и салат из водорослей. Но на худой конец водорослями можно кормить свиней... или коров, как у нас на Белом море, а самим получать за счет океана сало, мясо и молоко. Водоросли, как и земные растения, требуют культивировки и удобрения. И Ходорову предстояло еще создать подводные тракторы, сеялки и комбайны.
Ходоров считал и чертил. Я листал книги, разыскивая нерешенные проблемы. Вот, например, тайна морского змея. Даже в наше время, в XX веке, его видели десятки людей. Удивлялись, описывали, рисовали, обстреливали. Вот уж совсем недавно - в 1947 году - морской змей обогнал греческий пароход, прошел перед носом и, видимо раненный, пошел ко дну. Есть рисунок, есть записи в корабельном журнале. Видели змея и в озерах: у нас в Якутии и в шотландском озере Лох-Несс. Его искали эхолотом, фотографировали даже. Только фото получились нечеткими. Вот спустить бы машину в озеро, проверить...
А затонувшие корабли! Тысячи лет люди плавают по морю. Потерпели за это время сотни тысяч крушений. Пусть на мелководье, у берегов, суда разрушаются быстро. Но в глубинах животных мало, кислорода мало, разрушение идет медленно. Здесь, как в музее, хранятся плоты перуанцев, ладьи викингов, римские триремы, китайские джонки, европейские каравеллы, шхуны, бриги, фрегаты, корветы, пароходы колесные и винтовые, линкоры, танкеры и роскошные лайнеры. Например, "Титаник", столкнувшийся с ледяной горой в Атлантике. Какой простор для историков!
И не только суда тонули в море, есть и затонувшие города. В 1755 году ушла под воду набережная Лиссабона с кораблями и домами. Еще раньше - лет восемьсот назад - Балтийское море поглотило немецкий город Винету. И у наших берегов против Сухуми - в ясный день, когда вода прозрачна, виден на дне моря затонувший город Диоскурия. Кто знает, сколько таких городов найдется на дне Эгейского моря, где цивилизация существует давно, а суша очень непрочна?
Некоторые геологи утверждают, что на памяти человека (в антропогене, говоря научно) утонули целые материки. Так, будто бы ушла под воду Пацифида в Тихом океане, сохранился только крошечный обломок ее - остров Пасхи. Возможно, в Индийском океане между Африкой и Индией существовала Лемурия, и даже человек будто бы зародился там. И, наконец, надо решить еще проблему знаменитой, описанной Платоном и после него тысячами писателей, таинственной Атлантиды.
29
Ходоров был страстным энтузиастом Атлантиды. Я сам отношусь к этой идее сдержаннее. Мне кажется неправдоподобным, что большой остров, почти материк, сразу ушел под воду. Очень уж напоминает все это научную фантастику, обычный литературный прием: была чудесная страна и пропала, как таинственный остров Жюля Верна, как Земля Санникова у Обручева...
Спор об Атлантиде шел и в каюте Ходорова, где писался план покорения океанского дна, и на палубе, и в кают-компании за завтраком и за ужином.
Все сидели с унылыми лицами, как на похоронах, вздыхали о пропавшей машине, а мы с Ходоровым рассуждали об Атлантиде.
Однажды Сысоев не выдержал:
- Юрий Сергеевич, должен сказать, что вы великолепны. Даже не знаю, следует ли возмущаться или восхищаться вами. Я просто завидую вашему умению выключать из мыслей неприятное. Но вы губите нашего хозяина. Ему надлежит подумать о защите.
- Почему о защите?
- Вам угодно не замечать факты, - произнес Сысоев, поджимая губы. - А факты таковы, что машина загублена... И это, конечно, произведет плохое впечатление.
- На кого?
- На кого угодно. На руководство в том числе.
- А я лучшего мнения о руководстве, - заявил я. - Только поверхностные люди судят так: вернулась машина - хороша, а не вернулась - плоха. Вы сами не считаете машину плохой. Так почему же вы полагаете, что руководство не разберется?
Не знаю, почему Сысоев забывал, что разные люди бывают на свете. Есть, конечно, директор Волков, но есть и Иван Гаврилович, тот, что послал меня "подумать головой". Я уже телеграфировал ему: "Спасибо", - а теперь написал еще подробное письмо, просил поддержать, даже рекомендовал заказать несколько ходоровских машин для Камчатки.
- Вы меня просто спасаете! - сказал Ходоров с чувством. - Будь мы всегда рядом, я бы горы своротил... горы!
- Алеша, - ответил я, - всякому ученому надо сворачивать горы - горы косности. Всегда я рядом не буду, учись нападать и отстаивать себя. Я с тобой только на два месяца - вместо Сочи. Нет, не благодари, у меня личная заинтересованность - корыстная цель. Я хочу, чтобы ты подумал о сухопутной геологии, о такой симпатичной машинке на лапах или на гусеницах, которая бегала бы по земле и показывала, что есть под землей. А я хочу сидеть в палатке, нога на ногу, дымить папироской, отгоняя комаров... и обдумывать факты... и давать радиоприказы: "А ну-ка, покажи мне глубину тысяча двести метров, где там под глинистым сводом нефтеносные пески?". Земля непрозрачна для света, Алеша, но пропускает всякие там нейтрино, гравитацию, магнитные силы, электрический ток... А для сейсмических волн земля прозрачна, как стекло, как вода для света. Впрочем, и вода не так уж прозрачна. Ведь на глубине-то, во впадинах, черным-черно, Однако ты сумел передать изображение без всякого кабеля сквозь десятикилометровую толщу соленой воды. Мне на суше не нужно десяти километров. Два километра на первое время. Я даже согласен на полкилометра для почина. Подумаешь? Обещай!
- Постараюсь, Юрий Сергеевич. Если только меня не выгонят из института.
30
Несколько дней спустя, оставив безрезультатные поиски, экспедиция вернулась на берег. Здесь все было по-прежнему: не умолкая грохотал прибой, каменистая площадка была скользкой от брызг. В пустой мастерской валялись гаечные ключи, паяльные лампы, обрезки жести и проволоки; капли олова застыли на пороге. Капли олова - вот все, что осталось от машины. На них было грустно смотреть, как на склянки с лекарствами на столике умершего. Человек ушел, а склянка стоит...
Незачем было задерживаться на станции, мы с Ходоровым уехали в первый же день. Вновь запрыгала на круглых камнях автомашина, и здание океанологической станции осталось за поворотом. Послышался гул прибоя, потянуло запахом соли, гниющих водорослей. Рыбаки, закатав брюки до колен, развешивали на кольях сети. Вдруг они все, как по команде, обернулись к морю. Прекратив работу, женщины из-под ладони смотрели на волны. Потом все побежали к воде, сгрудились в одном месте. Что там ворочается темное в пене? Туша кита, что ли? Нет, гораздо меньше.
- Стой! - крикнул я шоферу, рванул дверцу и, увлекая камни за собой, падая и вскакивая, покатился вниз.
Да, это была она, наша исчезнувшая машина. Зеленые ленты водорослей вились на ее боках, какие-то пестрые черви налипли на металл. Лопасти были погнуты, один экран разбит. И все же она вернулась, заслуженная путешественница. Что с ней произошло? Каким путем она шла, как выбралась на берег? Как избавилась от опасной лавы? Об этом можно было только догадываться. Спросите кошку, пропадавшую две недели, где она была и кто поцарапал ей глаз? Наша машина тоже не умела разговаривать. Она знала одно: выполнять программу. И программа выполнялась. Машина поворачивала на восток и на север, бурила, измеряла магнетизм, снова бурила, отбирала образцы и складывала их в пустые цилиндры. Так пятьсот километров. А когда на спидометре появилась заданная цифра, машина повернула назад, вернулась по пройденному и записанному в ее магнитной памяти маршруту и вышла на берег почти у самой станции, с ошибкой в два-три километра.
Ходоров первым долгом кинулся к приборам - смотреть, целы ли записи? Я же теребил его: "Где пробы? Где пробы?" Наконец Ходоров вынул какой-то цилиндрик, распечатал его. Там был... нет, не алмаз. Алмазы не так легко найти даже в вулканической трубке. Но я узнал кимберлит, синюю глину - ту самую породу, где встречаются алмазы.
31
Что было дальше?
Было или будет?
Было не так много. На следующий год машина вторично спустилась под воду для детальной разведки и подтвердила, что месторождение алмазов имеется, по-видимому, не беднее знаменитой Голконды.
Сысоев считает, что мне просто повезло.
- Так невозможно делать открытия, - твердит он. - Попирая законы науки, нарушая порядок, ринуться очертя голову... и сразу найти.
Ходоров возглавляет сейчас отдельное конструкторское бюро. Программа обширная. В этом году будет создано десять машин, в будущем - пятьдесят. Предстоит осуществить все, что описывалось в докладе, и много еще непредвиденного, ибо новые задачи возникают ежедневно в разных науках, в том числе и в тех, которые мы с Алешей не знаем.