Хачатурянц Левон. Путь к Марсу

   Корабль обжит. Особенно уютно в каюте врача. Ничего особенного, ничего лишнего. Но чувствуется женщина. Легкий запах осеннего леса, какой-то медвежонок прикреплен на пружинке около зеркала - тронешь его, и он весело начинает двигаться, как бы приглашая вас поиграть с ним. У Акопяна на столе шахматная доска, неоконченная партия. У командира, надо знать его характер, все по местам, строгий порядок, даже книги на стеллаже расположились по росту. И все равно чувствуется, сразу не объяснишь почему, обжитость, дом напоминает. Может, карточка сына под стеклом рабочего стола, а может, тапочки, уютно пристроившиеся в специальном гнезде прикроватной тумбочки. Может быть.
   Корабль обжит, люди с невесомостью на "ты". Старые, полученные в предыдущих полетах навыки восстановились. А как они теперь ходят? Магнитную обувь, работающую от биоимпульсов мышц, они уже не замечают. Бегают по лестницам, спускаются в трюмы, Марина даже пробовала танцевать выходит. Только лишь внимательно приглядишься, замечаешь в ходьбе какую-то фрагментарность, как в первых, еще немых фильмах.
   Все шло по программе. Виктор Сергеевич хотел испытать еще, что может пригодиться в полете. И это ему удавалось. Он делал так, что даже в жесткой программе орбитального тренажа появлялись "окна" - значит, можно проверить, "проиграть" еще одну операцию.
   Вот и сегодня. По программе выход в открытый космос, проверка "Аннушки" - герметической камеры на одного человека. Это своеобразный маленький космический корабль. Все там автономно. "Аннушка" могла отходить от корабля на десятки километров, свободно маневрировать. Своими механическими руками-манипуляторами она могла захватывать метеориты, снимать с искусственных спутников Земли различные детали. Да что говорить, космонавты для тренировки, и это считалось высшим классом, манипуляторами "Аннушки" вдевали нитку в иголку... Возможно, поэтому установка и получила милое имя девушки? Конечно, приятнее, легче сказать "Аннушка", чем ее полное название: "Автономная гермокамера с встроенными манипуляторами для производства работ в открытом космосе". Пробовали сокращенно АГВМ - не привилось. И с легкой руки Акопяна, который участвовал в ее создании, появилось имя "Аннушка". Сначала среди космонавтов, а потом оно перекочевало и в документы.
   Нужно ее испытать уже в реальном космосе. Но командир решил проверить все три метода выхода космонавтов в открытый космос, и специальное космическое такси, на котором космонавт мог отходить от корабля на полтора-два километра, и старый, дедовский метод - выход космонавта в открытый космос на страховочном фале.
   "Аннушку" испытывал Акопян. Проверил приборы, помахав на прощание руками-манипуляторами и сделав что-то похожее на воздушный поцелуй. Акопян долго ждать не мог:
   - "Гранит-один", я четвертый, жду команды, - раздался в командном отсеке его голос.
   Командир улыбнулся, он видел "Аннушку", но не спешил.
   - "Гранит-четыре", я первый, два оборота вокруг корабля, смените метеоритные ловушки у шлюза. - На экране хорошо было видно, как "Аннушка", слегка вздрогнув, плавно сделала круг и остановилась у метеоритных ловушек.
   Командир продолжал наблюдать. Манипуляторы приблизились к ловушке. В это время, так же плавно, как делала все, "Аннушка" стала заваливаться по крену. Щелкнул тумблер, и в верхнем правом углу общего экрана появилось лицо Акопяна. Его недоумевающий взгляд скользит по приборам. Купируя крен двигателями ориентации, Сурен работал с манипуляторами.
   - Командир, - раздался голос Акопяна, - что-то со стабилизацией, заваливает вправо.
   - "Гранит", вижу, меняйте ловушки, на Земле разберемся.
   Работа заняла несколько больше времени. "Молодец", - подумал командир, записал в блокнот дополнительные издержки по замене ловушек в этих условиях.
   К выходу готовился Карпенко - "Гранит-шесть".
   Как облегчилась сейчас эта операция! Чтобы надеть скафандр, в первых полетах надо было затратить почти два часа времени. Десятки метров шнуровки, множество застежек, "молний". Космонавт сам одеться не мог, ему помогали товарищи.
   Прошло много времени. Эксперименты, полеты, новые материалы для скафандров, новые идеи и принципы.
   И вот сейчас...
   Инженер-исследователь экспедиции Василий Карпенко, получив команду командира, одевался один. Он вошел в одно из складских помещений корабля... Да, да, вошел.
   Когда люди впервые попадали в условия невесомости, они инстинктивно начинали плавать, даже делали руками плавательные движения. Затем стали использовать для передвижения самый древний человеческий рефлекс хватательный. Передвигались, как обезьяны, при помощи рук. Мышцы рук, которые не привыкли к таким нагрузкам, уставали, но главное - руки, основной исполнительный орган человека, исключались из активного созидательного труда, а ноги, которые всей историей развития человека предназначались для ходьбы, становились лишней деталью, на них вешали ранцы с системами жизнеобеспечения, запасной инструментарий и т. д. Мог ли с этим мириться человек? Конечно, нет! Мысль ученых предлагает различные способы крепления для ног: скобы, магниты, клеевые вещества, ворсовые "молнии". Но это все хорошо для лаборатории, а не для практики. Человек привык ходить, не думая о самой ходьбе, а думая лишь о цели передвижения. А используя эти механические способы крепления, космонавт думал о каждом шаге, с каждым шагом расходовал свою нервную энергию. Нерационально вообще, да и передвижение теряло свою плавность, непринужденность.
   Так долго не могло продолжаться. В начале 80-х годов психофизиологи из отдела биопроводниковых аппаратов Института психологии Академии наук на одном из заседаний психофизиологической секции Центра выступили с сообщением, которое так мудрено, как обычно принято у психологов, назвали, что, идя на это заседание, вряд ли кто понимал, о чем там пойдет разговор. Сообщение называлось: "Об использовании концептуальной модели локомоции для трансформации командных мышечных импульсов". Сообщение, как было принято на секции, было очень кратким и началось с демонстрации. Докладчик надел на обе ноги нечто вроде чулок, включил экран многоканального видеоосциллоскопа и прошелся по сцене, держа в руках небольшой кусочек проволоки - антенны. "Вот и все", - сказал он, показывая антенной на экран осциллоскопа. На экране были задействованы почти все каналы. То на одном, то на другом, а иногда сразу на нескольких каналах появлялись всплески импульсов, которые гасли и возникали с новой силой.
   "Вот и все, - повторил докладчик. - Специальный комплекс дифференцированных датчиков, расположенный в чулках, трансформирует нервную энергию в электрическую, отдифференцирует их друг от друга и посылает на разных волнах каждый импульс отдельно".
   Докладчик смолк. В зале тишина. Прошло немного времени, и, как всегда, первыми выступили молодые. По традиции, сложившейся на секции, все выступления были направлены на решение проблемы практической реализации. Было много фантастических предложений, сомнений. В доложенном факте никто не сомневался, в докладе, состоящем из демонстрации, было все ясно, неясно было только лишь одно: "Зачем?"
   И вот, когда споры уже стихли, когда председательствующий - а вел заседание Игорь Петрович - хотел уже перейти к анализу, слово попросила Галина Сергеевна. Это никого не удивило. В Центре уже давно была решена проблема физиков и лириков, техники и биологи работали вместе. На технических кворумах выступали психологи и методисты, на биологических конструкторы, инженеры и космонавты.
   Галина Сергеевна выступала с места. Она сказала, смотря в маленький клочок бумажки, исписанный формулами и какими-то схемами, которые она набрасывала во время выступления, что доложенный эффект можно использовать для оптимизации передвижения космонавта внутри космического корабля и по его обшивке.
   "Дело конструкторов дать разработку этого предложения психофизиологов, но вчерне схема должна быть такая". Она взяла в руки телекарандаш, легкими, привычными движениями набросала на экране схему, суть которой заключалась в следующем. Подошвы ботинок космонавта включают в себя определенное количество магнитных элементов, начало и конец работы этих элементов управляются биопотенциалами. Просто и понятно. Не прошло и трех месяцев, как эта идея была воплощена в металл, проверена на орбитальной станции и вошла в состав штатного оборудования космонавта.
   Василий вошел в одно из складских помещений корабля. Он надавил кнопку, окрашенную "его" цветом, и из шкафа выдвинулась небольшая рама, в которой были заключены основные части выходного скафандра. Сам скафандр состоял из трех частей: брюк со вделанными в них магнитными ботинками и чулками-датчиками, легкой, напоминающей спортивную куртки и шарообразного гермошлема. Именно в задней сфере гермошлема была расположена автоматическая система жизнеобеспечения и связи. Василий встряхнул брюки, они легко расправились и повисли в воздухе. Он расстегнул "молнию" магнитных ботинок, снял их и заложил в освободившееся от скафандра место. Поймал брюки и расправил их на свободной стенке. Они держались на ворсовке. Надев брюки и расправив чулки-датчики управления магнитной обувью скафандра, он уже чувствовал себя свободно и продолжал одеваться дальше, не чувствуя тех неудобств, которые испытывали космонавты в невесомости. Надев куртку и герметично прикрепив ее к брюкам, он взял гермошлем и вышел в рабочий отсек.
   - Готов, командир, могу выходить.
   Пунктуальность - особенность Карпенко. Поэтому его выход - это четкое выполнение инструкций, команд. Он прошел без происшествий.
   - Ничего, работать можно, - доложил Василий, когда вошел на командный пункт.
   Что ж, очень емкий доклад. Все улыбнулись. Командир повернулся к Сергею:
   - Теперь твой черед.
   Сергей молча кивнул головой, встал, держа в руках щиток гермошлема:
   - Готов, командир!
   Сергей спустился в трюм, отшлюзовался, и уже через несколько минут его спокойный, как бы безразличный, с ленцой голос басил в главном отсеке.
   Во время тренировки Марина не отходила от своего пульта. Она старалась не пропустить ни одной особенности в поведении, в состоянии организма своих товарищей.
   Интересное явление наблюдалось в последние годы при подготовке сложных космических пусков. Раньше врачи наибольшие изменения в организме наблюдали у космонавтов в полете, в период пятиминутной готовности экипажа к старту. Сердце билось в полтора-два раза чаще, чем в норме, в голосе, даже на слух, без всяких анализаторов, прослушивались отрицательные эмоции... А на тренировках? Никаких изменений, а если в организме что-то перестраивалось, что-то реагировало на моделируемые факторы полета, то изменения были настолько малы, что их с трудом отмечали диагностические машины.
   А сейчас? Непонятная для ученых смена картины. Организм, все функции которого сейчас регистрировались четче, быстрее, стал реагировать не на полет или же его ожидание, а на тренировки, особенно заключительные.
   Что случилось, в чем причина? Ученые разных стран на специальных конгрессах и симпозиумах предлагали разные гипотезы. Может быть, причина всему этому изменения в среде, в технике космостроения и организации полетов, в адаптации организма к новым питательным веществам?
   Эксперименты на обезьянах с введением "телеэкрана" в мозг не смогли ответить на этот вопрос. Животные в полетах реагировали сильнее, у них чаще билось сердце, они давали полный комплекс знакомого исследователям эмоционального синдрома. В чем дело? Выходит, что факторы реального космоса, реального полета и выполнения задания менее значимы для человека, чем те же факторы, но смоделированные человеком же?
   Вот и сейчас Марина не отмечала изменений в действиях. Преобладали эмоции профессиональной ответственности, но проскальзывали и эмоции страха, тоски. Все это не было неожиданным для врача экипажа, и, наоборот, их отсутствие могло взволновать ее.
   И Марина вспомнила одно из заседаний психофизиологической секции Центра.
   Докладывал Леонид Добрак, занимающийся эмоциональной сферой деятельности. Было известно его хобби: делать из всего, что под рукой, произведения искусства. Он был художник, занимался чеканкой, из причудливых корешков делал замысловатые фигурки, любил скульптуру. Многим была известна его скульптурная группа "Боги на параде", которую он вырезал из одного корневища. Чудесная, фантастическая картина. Но его увлечение имело и практический выход. Элементы интерьера многих современных кораблей - также дело его рук. Отличный художественный вкус, детальное знание психологии, тонкое логическое мышление позволяли ему вникать во многие пограничные области психологии труда космонавтов. Вот и сейчас он докладывал о своей новой работе, которая базировалась и на физике, и на психологии, и на антропологии, и, конечно, на законах современного искусства. Очень интересная проблема.
   В обычном для себя стиле стал докладывать Семен, емко: кадр, кривая, два-три слова в объяснение. Присутствующие воочию убедились - динамика и трансформация разительные. По этим данным можно было думать, что основная причина эмоционального напряжения - тренировочный полет. Семен сменил кадры. Данные обезьян. Основные эмоции - в полете реальном!
   - Вот и объясните полученное, а самое главное - как трактовать теперь тренировку экипажей с этой точки зрения психотренажа?
   Основное задание психотренажа - приближение ситуации тренировки к реальному событию. И если раньше ученые на тренировках добивались таких же показателей, как в реальной деятельности, то они радовались, и они считали, что тренаж прошел отлично. А как же теперь?
   - Давайте без предложений. - Семен выключил экран. - Их уже было предостаточно, но и машины анализа не выбрали оптимального режима. Сейчас мы только ученые, нас интересует один вопрос - почему?
   И на этом совещании было много споров. Обсуждение одной гипотезы сменялось другой. Ответа не было.
   Неожиданно для всех поднялся и подошел к кафедре Игорь Петрович. Высокий, стройный, в безукоризненном светлом костюме. Сначала тихо, а потом постепенно повышая голос, начал говорить, в зале стало тихо.
   - Вспомните полярников первых дрейфующих станций. У них были проявления эмоций. А сейчас? На станции едут как в командировку. Разве льдины стали крепче? Или белые медведи домашними? Изменились люди. Первые полеты в космос. Человек остается человеком, риск - риском. О чем думал тогда космонавт? Через пять минут взлет. А получится ли? Если получится, как пойдет полет, он же первый?
   Сейчас в технику человек верит твердо. Даже стартующие в первый раз знают о космосе почти все, неопределенности почти никакой! Почему ему волноваться? Вот вы вступаете на смену и проверяете систему глобальной связи, волнуетесь - нет, вы уверены, что все так будет, как вы хотите, так и космонавт перед полетом. При тренаже другое дело. Раньше человек не волновался не потому, что моделируемое, как сказал коллега, было ниже реального, а потому, что реальное имело большое значение для космонавта, его товарищей, Родины. А почему сейчас определяются эмоциональные всплески именно перед началом тренировки?
   В полете вероятность аварии невелика. Ответственность космонавта велика. Оценив свои возможности, он в случае чего не станет рисковать, передаст управление товарищу, автомату или Земле. А на тренаже вероятность запланированных "аварий", вы знаете, большая, следовательно, и больше неопределенность и напряженность. Здесь космонавт как бы подсознательно готовится в любых условиях пойти на риск. Да что и говорить, и у меня на тренировках больше болела душа, да и уставал я больше. Вот так.
   Игорь Петрович как-то сразу оборвал свою речь и сел. Споры возникли и здесь. И здесь обсуждали, вникали, предлагали. Но идея была настолько проста, что оспаривать ее трудно...
   На пульте у Марины данные Акопяна. Он снимает ловушки. Что-то там не ладится, а частота пульса нормальная, в голосе никаких перемен, К - почти единица.
   На Земле, разбирая последнюю тренировку Виктор Сергеевич сказал:
   - Да, ребята, старт близок. Нас уже никто не заменит. Корабль собран на орбите, там наши бортжурналы, наши скафандры, наши гипно- и фонотеки Так что для нас полет уже начался. Впереди только космос.
   Г Л А В А 19
   СТАРТ
   Нет надобности подробно описывать Млечный Путь,
   сей свет происходит от бесчисленного множества звезд.
   Из старой книги по астрономии
   Открытый со всех сторон, поблескивающий рядами
   заклепок, яйцевидный аппарат стоял на цементной,
   слегка наклоненной площадке, посреди сарая. Его ярко
   освещенная внутренность из стеганной ромбами желтой
   кожи была видна сквозь круглое отверстие люка.
   Лось и Гусев были уже одеты в валяные сапоги, в
   бараньи полушубки, в кожаные пилотские шлемы. Члены
   исполкома, академики, инженеры, журналисты окружали
   аппарат. Напутственные речи были уже сказаны,
   фотографические снимки сделаны. Лось благодарит
   провожающих за внимание.
   - Пора!
   Провожающие затихли. Гусев нахмурился и полез в
   люк. Внутри аппарата он сел на кожаную подушку,
   поправил шлем, одернул полушубок.
   Лось повернулся, полез в люк и сейчас же с силой
   захлопнул его за собой... Чей-то голос протяжно начал
   кричать:
   - Осторожнее, отходите, ложитесь!
   В сарае оглушающе грохнуло, затрещало. Сейчас же
   раздались более сильные, частые удары. Задрожала
   земля. Над крышей сарая поднялся тупой металлический
   нос и заволокся облаком дыма и пыли. Треск усилился.
   Черный аппарат появился весь над крышей и повис в
   воздухе, будто примериваясь. Взрывы слились в сплошной
   вой, и четырехсаженное яйцо наискось, как ракета,
   взвилось над толпой, устремилось к западу, ширкнуло
   огненной полосой и исчезло в багровом, тусклом зареве
   туч.
   А л е к с е й Т о л с т о й. Аэлита
   - Ну и лес, скажу я вам. Настоящий парк... - Акопян, ворча, ползает в темноте по траве между деревьями. - Что тебе Сокольники... Хворостинки не найдешь!
   - Двадцать лет назад тут голое место было. Степь да полынь. Калантаров, так же как и Акопян, стоит среди кустов на коленях, шаря вокруг себя руками. - Твою бы рогульку сюда. Узнали бы, горит твоя тросточка или нет.
   - Не тросточка, а альпеншток! - возмущается в темноте Акопян. - Это же самшит, железное дерево! Я вчера наконечник спиливал. Полчаса пилил! Ножовку поломал...
   На поляне горит костер, освещая задумчивые лица. Марина смотрит на чудесное звездное небо и без конца повторяет с детства врезавшиеся в память строчки: "А погода великолепная. Воздух тих, прозрачен и свеж. Ночь темна, но видно всю деревню с ее белыми крышами и струйками дыма, идущими из труб, деревья, посеребренные инеем, сугробы. Все небо усыпано мигающими звездами, и Млечный Путь вырисовывается так ясно, как будто его перед праздником помыли и потерли снегом..."
   Из темноты появляется Сергей Меркулов. На кукане у него несколько рыбин. Одна из них заметно больше остальных.
   - Каков судачище? - Он поднимает кукан перед собой. По его напряженному лицу видно, как тяжело держать такой улов. - П-почти метр!
   Карпенко, прищурившись, прикидывает, во сколько раз "ошибся" второй пилот.
   - А помельче не было?
   - Помельче не держим-с!
   Весело трещат сухие ветки в пламени костра. В ведре кипит вода для ухи. Сейчас разделают рыбацкие трофеи и начнется последний ужин экипажа "Вихря" на Земле. Завтра старт.
   Возвращаясь с рыбалки, они зашли в клуб. В небольшой комнате для занятий музыкой - пианино.
   - Та-та-та-та, та-ам-та-рам!.. - пропел Акопян. - Ну как я пою по нотам?
   - Прекрасно! После возвращения с Марса тут же отдадим тебя в детскую музыкальную школу. - Виктор Сергеевич повернулся к Марине, грустно улыбнулся, попросил: - Сыграй что-нибудь.
   Вокруг старого пианино молча стоят люди, которые завтра отправятся в первую экспедицию на Марс. Бегают по белым и черным клавишам тонкие женские пальцы; льются чудесные звуки - "Времена года" Чайковского...
   И вот оно настало, утро первого дня первой экспедиции на Марс.
   Подъем, физзарядка, завтрак.
   - До старта - шесть часов.
   Последний медицинский осмотр.
   Перелет на космодром.
   На стартовой площадке уже стоит орбитальный самолет, который доставит космонавтов на орбитодром.
   Последние слова родных и друзей, последние рукопожатия, улыбки, молчание...
   Орбитодром "Авангард".
   На могучей орбитальной станции стометровая сигара "Вихря" кажется до обидного маленькой.
   - Три, два, один... Пуск!
   Языки пламени беззвучно лижут фермы стартовой площадки. Только по вибрации орбитодрома можно догадаться о колоссальной силе, заключенной в двигателях стартующего межпланетного корабля.
   - Поехали!..
   III
   Г Л А В А 20
   МАРСИАНСКИЕ БУДНИ
   Звездное небо каждый день представляет нам новую
   картину. Мало того, можно даже сказать, что оно,
   подобно Протею, меняет свой вид каждое мгновение.
   И. Л и т р о в. Тайны неба
   ...Люди там или чудовища обитают?
   Лось крепко почесал в затылке, засмеялся.
   - По-моему, там должны быть люди, что-нибудь
   вроде нас. Приедем, увидим... Во вселенной носится
   пыль жизни. Одни и те же споры оседают на Марс и на
   Землю, на все мириады остывающих звезд. Повсюду
   возникает жизнь, и над жизнью всюду царствует
   человекоподобный: нельзя создать животное, более
   совершенное, чем человек.
   А л е к с е й Т о л с т о й. Аэлита
   Интересно было бы рассмотреть то влияние, которое
   оказало бы небо Марса, существенно отличающееся от
   нашего неба, на постепенное развитие представления
   человека о Вселенной, и сравнить это с той громадной
   ролью, которую сыграло небо у нас на Земле в
   культурном прогрессе человечества.
   Тогда, подобно Кеплеровой "Астрономии жителей
   Луны", мы имели бы сочинение "Психология народов
   применительно к космическим условиям Марса".
   Г. Г е н з е л и н г. Загадки Марса и его история
   "Вихрь" стартовал с Марса точно в назначенный срок, 29 декабря 199... года в 9 часов 11 минут по московскому времени.
   Двадцать рабочих дней экспедиции прошли на одном дыхании. Где найти слова, чтобы рассказать землянам о всех впечатлениях и чувствах людей, впервые ступивших на Марс? Самое яркое впечатление оставило, конечно, "безумное" марсианское небо.
   Какое оно, небо Марса, могут представить, пожалуй, только счастливцы, побывавшие на самых высоких горных пиках Памира или Тянь-Шаня.
   Прежде всего днем небо не синее, а темно-фиолетовое, по нему катится маленькое, блистающее, бело-голубое солнце. Тени от солнца похожи на лунные - четкие, очень густые. Упадет в эту черноту нож или гаечный ключ, без фонаря не отыщешь.
   Марсианский день чем-то напоминает театральные сумерки, когда из зрительного зала хорошо видно, что происходит на сцене. Космонавта долго не покидает тревожное ощущение нереальности окружающего; с непривычки делается как-то зябко и неуютно даже в прекрасно обогреваемых, очень легких и удобных скафандрах.
   Если войти в тень корабля, можно разглядеть на дневном небе самые маленькие звезды. Особенно хорошо видна чудесная голубая звезда - Земля. Рядом с ней, почти касаясь ее, желтая звездочка - Луна.
   По-разному ведут себя две марсианские луны, два спутника, оживляющие небо над Марсом.
   Вот на востоке из-за горизонта показался Деймос. Он кажется маленьким, величиной с пятак. В течение двух с половиной суток он будет не спеша плыть по небосводу, пока не сойдет за горизонт, чтобы через три ночи вновь появиться на востоке.
   У Фобоса совсем другой характер. Он не появляется, а стремительно вырывается из-за горизонта. Желтый, немного сплющенный с боков маленький диск быстро скользит по небу навстречу Деймосу, постоянно увеличиваясь в размерах. Через два часа после восхода Фобос достигает зенита; площадь диска в три раза больше, чем была у горизонта.
   Но вот Фобос заспешил вниз, "худея" на глазах. Вот он встретился с Деймосом, луны разминулись, и Фобос скрывается за горизонтом, чтобы через четыре часа вновь появиться на западе.
   Первая вылазка.
   Из носового отсека "Вихря" по трапу медленно сползает самоходный, внушительных размеров агрегат - аресограф.
   Около двухсот физико-химических анализов атмосферы и грунта Марса производит и передает их результаты по радио на Землю этот сложный комплексный прибор. Данные эти очень нужны ученым и специалистам, создающим космическую технику, а главное, они помогут создать точную искусственную модель Марса.
   Аресограф на поверхности планеты. Как и все механизмы, доставленные с Земли, он окрашен флюоресцирующей голубовато-белой краской, чтобы выделяться на красно-бурой поверхности Марса.
   На месте водителя в зеленом скафандре восседает Василий Карпенко. Марина - скафандр на ней голубой - забралась на шасси и машет рукой Акопяну и Калантарову. Роста они одинакового, лиц сквозь золотистые щитки гермошлемов издали не разобрать, различают их сейчас по скафандрам: в красном - Сурен, в светло-коричневом - Жора.
   Едва слышно зашумел двигатель, аресограф тронулся, пополз по Марсу, оставляя за собой два гусеничных следа.
   Холмистая равнина. Вокруг, по горизонту, невысокие горы. В трех километрах от "Вихря" на небольшом пятачке среди скал будет установлен на приколе аресограф. Место это выбрала Земля, использовав для расчета видеозапись корабельной телекамеры кругового обзора и данные "жуков". Тут нет пыли, нет и ржавых обломков песчаника, которые то и дело приходилось объезжать по дороге.