Тогда, подобно Кеплеровой «Астрономии жителей Луны», мы имели бы сочинение «Психология народов применительно к космическим условиям Марса».
«Вихрь» стартовал с Марса точно в назначенный срок, 29 декабря 199… года в 9 часов 11 минут по московскому времени.
Двадцать рабочих дней экспедиции прошли на одном дыхании. Где найти слова, чтобы рассказать землянам о всех впечатлениях и чувствах людей, впервые ступивших на Марс? Самое яркое впечатление оставило, конечно, «безумное» марсианское небо.
Какое оно, небо Марса, могут представить, пожалуй, только счастливцы, побывавшие на самых высоких горных пиках Памира или Тянь-Шаня.
Прежде всего днем небо не синее, а темно-фиолетовое, по нему катится маленькое, блистающее, бело-голубое солнце. Тени от солнца похожи на лунные — четкие, очень густые. Упадет в эту черноту нож или гаечный ключ, без фонаря не отыщешь.
Марсианский день чем-то напоминает театральные сумерки, когда из зрительного зала хорошо видно, что происходит на сцене. Космонавта долго не покидает тревожное ощущение нереальности окружающего; с непривычки делается как-то зябко и неуютно даже в прекрасно обогреваемых, очень легких и удобных скафандрах.
Если войти в тень корабля, можно разглядеть на дневном небе самые маленькие звезды. Особенно хорошо видна чудесная голубая звезда — Земля. Рядом с ней, почти касаясь ее, желтая звездочка — Луна.
По-разному ведут себя две марсианские луны, два спутника, оживляющие небо над Марсом.
Вот на востоке из-за горизонта показался Деймос. Он кажется маленьким, величиной с пятак. В течение двух с половиной суток он будет не спеша плыть по небосводу, пока не сойдет за горизонт, чтобы через три ночи вновь появиться на востоке.
У Фобоса совсем другой характер. Он не появляется, а стремительно вырывается из-за горизонта. Желтый, немного сплющенный с боков маленький диск быстро скользит по небу навстречу Деймосу, постоянно увеличиваясь в размерах. Через два часа после восхода Фобос достигает зенита; площадь диска в три раза больше, чем была у горизонта.
Но вот Фобос заспешил вниз, «худея» на глазах. Вот он встретился с Деймосом, луны разминулись, и Фобос скрывается за горизонтом, чтобы через четыре часа вновь появиться на западе.
Первая вылазка.
Из носового отсека «Вихря» по трапу медленно сползает самоходный, внушительных размеров агрегат — аресограф.
Около двухсот физико-химических анализов атмосферы и грунта Марса производит и передает их результаты по радио на Землю этот сложный комплексный прибор. Данные эти очень нужны ученым и специалистам, создающим космическую технику, а главное, они помогут создать точную искусственную модель Марса.
Аресограф на поверхности планеты. Как и все механизмы, доставленные с Земли, он окрашен флюоресцирующей голубовато-белой краской, чтобы выделяться на красно-бурой поверхности Марса.
На месте водителя в зеленом скафандре восседает Василий Карпенко. Марина — скафандр на ней голубой — забралась на шасси и машет рукой Акопяну и Калантарову. Роста они одинакового, лиц сквозь золотистые щитки гермошлемов издали не разобрать, различают их сейчас по скафандрам: в красном — Сурен, в светло-коричневом — Жора.
Едва слышно зашумел двигатель, аресограф тронулся, пополз по Марсу, оставляя за собой два гусеничных следа.
Холмистая равнина. Вокруг, по горизонту, невысокие горы. В трех километрах от «Вихря» на небольшом пятачке среди скал будет установлен на приколе аресограф. Место это выбрала Земля, использовав для расчета видеозапись корабельной телекамеры кругового обзора и данные «жуков». Тут нет пыли, нет и ржавых обломков песчаника, которые то и дело приходилось объезжать по дороге.
Карпенко уверенно справляется с управлением тяжелой машиной. Через двадцать минут якоря намертво закрепили аресограф на площадке среди скал. Остается сориентировать передающую антенну, проверить каналы связи, и можно включать программу автоматической лаборатории.
А вот Марине никакой автомат не в состоянии подсказать, в каком месте и с какой глубины брать пробы грунта на органику. Конечно, для экспресс-анализа на борту «Вихря» можно брать сколько угодно проб, но гарантии обнаружить признаки жизни, если она распространена на планете неравномерно, почти никакой, а термостатов для хранения проб у Марины ограниченное количество.
…Сегодня наконец установлен последний, третий радиомаяк.
Каждое утро, едва забрезжит рассвет, вездеход с космонавтами отправлялся по новому маршруту за сорок-пятьдесят километров к месту установки очередного маяка. Возвращался он к вечеру, когда садилось солнце и на западе низко над горизонтом зажигалась самая яркая звезда марсианского неба — голубая планета Земля.
Последние два дня на корабле оставалась одна Марина. Дел у нее было немало, но, как бы она ни была загружена, старалась выкроить время для экспериментов, которые особенно интересовали ее.
Марина заметила, что за время полета каждый из членов экипажа в чем-то стал совершенно другим. Иными становились потребности и запросы. Например, только в первые два-три месяца в разговорах на борту космического корабля проскальзывали чисто земные интересы. И только в эти месяцы общий психофизиологический статус космонавтов был похож на земной.
Совершенно отличные от земных условия полета вызывали изменение жизненных ритмов. Видоизменялся эмоциональный настрой, уменьшались затраты сил и энергии на управление кораблем, постановку экспериментов. Результаты, качество, чистота опытов оставались прежними. Бесспорно, это адаптация, привыкание человека к новым условиям.
Планирование марсианской экспедиции проводили, согласуясь с теорией, что иные, сильно отличающиеся от земных условия жизни — вредный фактор. Предполагалось, что со временем эффективность работы экипажа будет падать. Так оно вначале и было. Дальше четырех-пяти месяцев полета не стали загадывать, попросту еще не было на Земле нужных данных для точного расчета.
Необходимо было научиться одновременно учитывать очень много факторов. Например, мускульные движения в невесомости совершать легче. Не протекают ли иначе и какие-то более важные биохимические процессы? Как влияет на человеческий организм изменяющееся в полете магнитное поле? Может быть, это изменение таит нечто стимулирующее человеческую деятельность?
Марина уже давно пришла к выводу, что при всей изменчивости критерия К, зависимости его от настроения и других сиюминутных обстоятельств в целом он у всех сейчас выше, чем прогнозировалось на Земле.
В ходе полета оперативные навыки оттачивались, становились тоньше, чувствительнее. Вначале напрашивалось простое объяснение: чем больше времени виртуоз тратит на репетиции, тем блистательнее он выступает перед публикой. Но потом, когда этот процесс стал развиваться, когда в него втянулись механизмы высшей нервной деятельности, Марина поняла, что организм человека не просто приспособился к новым условиям, он вышел на более высокий уровень деятельности. Сработали механизмы самонастройки и саморегуляции!
Резко сократилось время сна — вместо семи часов члены экипажа спали три-четыре часа.
Нет, это не бессонница. В новых условиях человеку требовалось меньше времени для восстановления своих сил, чем на Земле, так как и тратилось их меньше.
Пока велся монтаж радиомаяков, Марина провела сравнение, насколько производительнее труд космонавтов на Марсе по сравнению с теми же работами на Земле.
Для подробного исследования она выбрала командира, Меркулова и Карпенко, конечно, не подозревавших это. Данных для сравнительного анализа было предостаточно. Марина вела не только хронометраж работ, но скрупулезно учитывала калорийность пищи, качество и продолжительность сна, общее физическое состояние.
Она следила, чтобы микроклимат на корабле был оптимально комфортабельным — побольше света и кислорода, постоянные влажность и температура, вентиляция кают и отсеков лесным и морским воздухом. Пусть быстрее восстанавливаются силы экипажа!
Научные эксперименты отнимали у Марины много времени, а забот и без этого было немало: отбор проб грунта и атмосферы, связь с Землей, повседневные медицинские обязанности. Наконец, она хозяйка дома! Мужчины всегда не очень-то охотно дежурили на кухне, теперь Марина полностью освободила их от этого тяжкого для них бремени.
Чтобы со всем управиться, многое приходилось делать в ночные часы. Иногда на сон оставалось не более двух часов. Но, как ни странно, встав утром и приняв душ, она чувствовала такой прилив сил, как будто только вчера вернулась из отпуска.
Одна из обязанностей Марины — проверка выходных скафандров. Вот они разложены на полу рабочего отсека: синий — командира, зеленый — Карпенко, желтый — Меркулова, светло-коричневый — Калантарова, красный — Акопяна. И ее, Марины, — голубой.
Мужчины, утомленные дневной работой, давно уже спят по каютам, а рабочий день Марины продолжается. Сейчас диагностическая машина выдаст новые расчеты, еще минута, и бесшумно задвигалась каретка. Марина нетерпеливо подхватила выползающую ленту.
На ней характеристики производительности труда, полученные при проверке скафандров на одной из земных тренировок. А это характеристики в условиях работы на Марсе.
Спокойно, спокойно, говорит она себе… Даже на первый взгляд все показатели лучше. Сейчас машина даст точный ответ…
— Вот это да! — не сдержавшись, восклицает она. — Показатели на Марсе на двадцать восемь процентов выше, чем на Земле!
Она открыла шкафчик, сделала бутерброд с колбасой, запила холодным яблочным соком. Нет, спать еще рано! Необходимо надиктовать на ленту магнитофона отчет о сегодняшних событиях.
Задача очередного рабочего дня: установка автоматической станции радионавигации и подъем флагов Земли.
Помахав на прощание отъезжающему вездеходу, Марина поднялась на корабль. Аккуратно сложила скафандр, полистала план работ на сегодняшний день, посмотрела на рядок контейнеров с первыми пробами марсианского грунта и не удержалась от искушения.
«Один, только один самый простой анализ!» — убеждала она себя. Руки подхватили контейнер, поместили его в защитную камеру. Перенося из одной камеры в другую, она освободила наконец чашку Петри — плоское блюдечко с универсальной питательной средой.
Что это?
Марина не верила своим глазам: гладкая поверхность питательной среды усыпана блестящими бляшками, похожими на колонии микроорганизмов.
Неужели жизнь?!
Марина без сил опустилась в кресло.
Нет, так сидеть нельзя!
Фотокамера! Надо немедленно сфотографировать это чудо!
Один кусочек колонии — на столик микроскопа, второй — на химический анализ. Скорее, скорее!
Она не замечала ничего вокруг. Время для нее остановилось. В химическом составе новообразований — вещества, напоминающие аминокислоты, но далеко не тождественные им! Но это белок! Это жизнь!
Пузырьки, округлые уплотнения, отдаленно похожие на ядра. Среди отдельных групп образований просматриваются границы. Овальные сгустки движутся… Вот одно из «ядер» подошло к границе поля зрения микроскопа. Еще мгновение, и оно исчезнет. Движется — значит, живет!
Марина в изнеможении откинулась на спинку кресла.
Что делать? Радировать Виктору Сергеевичу? Сообщить на Землю? Ну быстрее же соображай!
Здесь, на корабле, нет условий, необходимых для детального изучения явлений неизвестной природы. Значит, она не имеет права браться за эту задачу. Новообразования могут обладать инфекционными свойствами, это угроза для жизни. Следовательно, образцы надо законсервировать. Надо все остановить!
Проделав все необходимое для консервации, Марина облегченно вздохнула. Но тут же вспомнила: а контейнеры с Фобоса!
Поверхность чашек Петри, вынутых из контейнеров, была покрыта серыми, шероховатыми колониями.
Молниеносно, не тратя времени на рассуждения, до автоматизма отработанными движениями Марина взяла пробу для химического анализа. Еще одну под объектив микроскопа. Прильнула к окулярам.
Под огромным увеличением что-то похожее на анаэробы, бактерии, живущие без кислорода. Хорошо выявленная структура… Протоплазма, ядра…
В химическом составе — аминокислоты! Наши, земные аминокислоты.
Закончив консервацию последней партии проб, она почувствовала такую усталость, что чуть не расплакалась. Токи горячей, острой боли пронзали тело, добирались к голове. Медленно ступая, она прошла в медицинский отсек.
Долго искала Марина свои показатели на пульте диагностической машины. Нашла и ужаснулась: на Земле-то что о ней сейчас думают!
Такое состояние у нее уже однажды было. В первом полете, когда ракета пробивала атмосферу, а она думала: внизу все, внизу Земля, впереди ничего, впереди космос…
Нет, сейчас хуже. Конечно же, это ступор чудесного квадрата. И поможет только гипностимуляция. Где же пленка? Вот она… Нужно заправить кассету в магнитофон.
Приятная, медленная, ритмическая музыка. Марина сидит в удобном кресле, ноги свободно вытянуты, руки на подлокотниках, глаза закрыты.
— Ну вот, Марина, вы уселись. Успокойтесь, расслабьтесь. Вам сейчас удобно, хорошо.
Тихая мелодия, знакомый голос главного гипнолога Центра звучит из динамика магнитофона.
— Тихо, спокойно. Вы слышите меня, только меня, посторонние звуки вас не беспокоят. Вам приятно. Тепло приливает к пальцам рук и ног. Вы засыпаете… Как только я досчитаю до десяти, вы будете крепко спать. Ра-аз… Спокойнее. Ваши веки тяжелеют… Два. Три. Четыре… Вы хотите спать. Вы сейчас заснете.
Через несколько минут Марина спала.
Ступор чудесного квадрата — довольно редкое состояние человека. Представьте, вы находитесь в пустой квадратной комнате. Вот комната, вот четыре угла. И тут вы попадаете в пятый угол… Позвольте, но в квадрате четыре угла? Верно. И в то же время вот же он, пятый угол!
И у вас возникает симптоматический комплекс эмоционального торможения. Внутренний механизм этого явления связан с обычной «сшибкой» нервных процессов, описанных еще Иваном Петровичем Павловым. Но в случае ступора чудесного квадрата происходит «сшибка» в высших формах деятельности. Старый опыт и новый, совершенно объективный, но не укладывающийся в реальность, факт или даже просто его ожидание могут и часто дают подобную картину.
Непродолжительный сеанс гипностимуляции позволяет без каких-либо осложнений вывести человека из этого опасного состояния. Во время сна Марине внушили, что все идет по плану и в полученных ею данных нет ничего неожиданного. Это замечательно, что она сделала открытие, оно шаг вперед в познании жизни, и дело надо довести до конца. Короче, ей внушили, что пятый угол в квадрате — маловероятное, но возможное явление, ничего особенного в этом нет.
Спустя полтора часа, когда Марина проснулась, она ощущала приятную бодрость и непреодолимое желание работать.
Так, сначала нужно проверить, не напутала ли она в спешке… Нет, все правильно: пробы тщательно законсервированы, все на месте. Теперь нужно описать проведенные эксперименты и результат. И как можно подробнее!
Строчка ложилась за строчкой, привычный порядок: описание, цифры, выводы, предположения.
«Удивительное дело, — думала Марина, — от Марса до его ближайшего спутника всего лишь несколько тысяч километров. По космическим масштабам это пустяк. А встретившиеся в пробах грунта формы жизни ничем не схожи, будто из разных солнечных систем… В то же время микроорганизмы (про себя Марина осмеливалась их так называть) имеют сходство с бактериями, встречающимися на Земле. Отличия можно объяснить условиями окружающей среды, в которой тысячелетия развивались организмы. Их даже можно было бы отнести к одному виду. Что же из этого следует? Думай дальше, думай. Значит, одна база, одни начала? Пожалуй, логично. Анаэробы устойчивы к неблагоприятным условиям. Они могли пройти сквозь «огонь, воду и медные трубы» тысячелетий. Следовательно…
Была же, в конце концов, теория, что Луна оторвалась от Земли! Может быть, Фобос тоже…
Неизвестные, исполинской силы процессы оторвали от Земли глыбу, осколок. Блуждая в тысячелетиях, скитается этот осколок неведомыми путями, обдуваемый всеми космическими ветрами, сталкиваясь с другими скитальцами, постепенно принимая форму, какую он имеет сейчас.
А что, собственно, могло удержать его именно около Марса?
Из всех планет солнечной системы у Марса самая малая скорость движения по орбите… Нет, это не объяснение!»
Сигнал радиовызова оторвал Марину от размышлений.
— Отзовись, Марина! — донесся из динамика веселый голос Виктора Сергеевича. — Где ты? Ау!..
— Я здесь, командир. Как дела?
— Станцию мы установили. Сообщи на Землю, примерно в километре от нас, на противоположном склоне, очень интересный участок местности. Проедем туда, посмотрим вблизи да и пробы возьмем. Жди нас часа через полтора. Ты про ужин не забыла? Мы голодны как волки!
— Не забыла, Виктор Сергеевич. Жду!
Она тут же связалась с Землей, но о своих последних открытиях рассказывать не стала: надо еще подумать.
Марина готовила ужин с удовольствием. Накрывая на стол, поминутно отходила в сторону, критически осматривая свое творение. А были здесь, помимо всего прочего, и оранжерейные огурцы, и помидоры, и много всякой зелени. Сегодняшний ужин не простой — праздничный.
Миллионы километров разделяли две планеты. Земляне, сидя у телевизоров, смотрели вечернюю программу: Генеральный секретарь ООН подходит к микрофону, произносит торжественную речь. Девушки в ярких костюмах, символизирующие планеты солнечной системы, подводят Генерального секретаря к убранному цветами пульту. Секретарь нажимает одну из клавиш… По флагштоку, установленному на одном из невысоких холмов Марса, поднимается ввысь голубой флаг Организации Объединенных Наций!
А красный советский флаг поднимали над Марсом двое — мужчина и женщина, Виктор Панин и Марина Стрижова.
За ужином экипаж «Вихря» обсуждал события прошедшего дня. Краткое сообщение Марины о том, что производительность труда каждого космонавта примерно на тридцать процентов выше, чем предполагалось при составлении программы исследований, вызвало не столь бурную реакцию, как ее взволнованный доклад о следах органической жизни на Марсе и Фобосе. О первом космонавты уже и сами догадывались, так как ежедневно успевали сделать гораздо больше запланированного. А вот на Земле вздохнули с огромным облегчением: программа исследований на Марсе будет выполнена полностью!
Бурение марсианской коры.
Место для скважины выбрано на дне небольшого, около десяти метров в диаметре, кратера — естественного укрытия, словно специально созданного природой для размещения в нем буровой установки. Наружные склоны кратера пологие, внутренние — отвесные. Прямо на север — узкая щель. Совсем немного усилий и работы — грунт не очень твердый, похож на спрессованный песок, — и щель превращена в довольно-таки сносную дорогу, по которой и прибыла на место буровая установка.
По ходу бурения через каждые пятнадцать метров будут замеряться плотность и температура грунта: через двести метров по лифту станут подниматься на поверхность пробы, упакованные в герметическую оболочку. Если потребуется, на любой глубине специальное приспособление образует в грунте шаровидную полость — камеру диаметром около двух метров. Цветные телевизионные изображения срезов пород можно будет рассмотреть и здесь, на Марсе, и более тщательно на Земле.
Около буровой установки в податливом песчаном грунте кратера вырыта пещера. Через несколько дней, когда с делами на Марсе будет покончено, здесь разместится склад инструментов и вездеходы. Следующей экспедиции уже не придется все это оборудование брать с собой.
…Выбрав несколько свободных минут, Марина «раскрыла окно» и ахнула от удивления: за «окном» она увидела себя!
Именно такой — в вязаной шапке, легкой спортивной куртке и лыжных брюках — она в конце прошлого года приезжала в Сивково, чтобы немного отдохнуть и побыть одной.
В лучах низкого зимнего солнца блестит снег. Марина стоит у дерева и протягивает руку к птичьей кормушке. На стволе вниз головой висит поползень.
Сменился кадр.
Заснеженный сад. Лыжня, сбегающая к реке. На противоположном берегу над белыми крышами неподвижно стоят белые столбы дыма.
Последний день пребывания на Марсе.
Ну и ну! Это совсем непохоже на Сергея Меркулова — бегает по кораблю, суетится, покрикивает на всех. С Марса на Землю будет доставлено около пяти тонн груза. Его надо распределить, как следует закрепить, сделать так, чтобы во время полета к отдельным пробам, особенно к тем, которые взяты для биологических исследований, можно было свободно подходить.
Последний медосмотр перед полетом. Получилось что-то вроде консилиума — Марине на этот раз активно помогали земные ученые. Зря они волновались — все в порядке.
Последний вечер.
По стихийно родившейся на Марсе традиции постояли после захода солнца у корабля. Молча смотрели на далекую Землю — маленькую голубую планету, давшую всем им жизнь.
Последний праздничный ужин прошел тихо, без обычных споров и шуток. Слишком, слишком много всего… Завтра утром предстояло прощание — первое прощание человека с Марсом, пока еще необитаемым островком в беспредельном океане космоса. Все знали, что человек еще вернется на этот остров, в самое ближайшее время сделает его обитаемым, познает многие из его тайн, но разлука с тем, чему ты отдал годы жизни, что надолго стало твоей мечтой, всегда вызывает печаль, и привыкнуть к ней невозможно. Таков Человек Земли.
IV
ГЛАВА 21
День четыреста пятьдесят третий
Солнце еще только оторвалось от горизонта, но уже жарко. Асфальт парит, будто солнце и не заходило.
Через каждые полкилометра тенистая роща и пруд с проточной водой из подземной магистрали, охлаждающей шоссе. Справа и слева от дороги за тремя рядами рослых каштанов желтые пески.
Лет двадцать назад в этих местах можно было встретить разве что суслика. Да еще верблюд подойдет к шоссе, посмотрит на этот черный «арык», подозрительно понюхает «воду», поставит на асфальт копыто, а когда оно начнет увязать в вязкой, расплавленной солнцем черной массе, отдернет ногу и уйдет опять в свои пески.
Теперь в рощах поют птицы. Ночью можно увидеть и лису, и антилопу, а если повезет, то и кенгуру, недавно завезенных сюда для акклиматизации из Центрального заповедника.
Электромобиль легко скользит по шоссе. В машине два человека. Черноволосый мужчина средних лет, оживленно жестикулируя, о чем-то горячо спорит с водителем.
— Игорь Петрович, поверьте, так будет лучше! — Истощив запас доводов, пассажир откинулся на спинку сиденья и умолк.
Игорь Петрович Волновой — руководитель Центра управления полетом первой марсианской экспедиции, через несколько дней возвращающейся на Землю. Мнением Семена Тарханова, начальника психофизиологической службы Центра управления полетом, Игорь Петрович очень дорожит. Но сейчас…
— Да пойми ты, Семен, люди возвращаются с Марса. С Мар-са! Их надо встретить как самых близких, родных нам людей. А ты предлагаешь гипноз. То-то будет веселенькая встреча!
— Экипаж «Вихря» привык к гипнозу как способу снятия психических нагрузок. Ни одного сеанса в полете не пропущено…
— То в полете! Люди пятнадцать месяцев не видели Земли!
Волновой переключил управление машиной на автомат. Автошофер тотчас воспользовался предоставленной ему свободой и поднял скорость электромобиля до двухсот десяти километров в час — это позволяла и сама дорога, и обстановка на ней.
— Мы должны подготовить к земным условиям психику космонавтов! — Тарханов снова начинает горячиться. — Прошло то время, когда прямо с корабля попадали на бал. Да и о ком говорится в этой пословице? Об аристократах с белыми манжетами, а не о продубленных солнцем и ветром простых матросах!
Игорь Петрович молча глядел в колеблющуюся от зноя даль. Он-то хорошо знал цену встречи после долгой разлуки, радость улыбки на лицах людей после долгих месяцев трудной и опасной работы. В свое время, когда он руководил Службой испытания новых космических аппаратов, почти все, что летало и подчинялось управлению в космосе, прошло через его руки. Вот уже пять лет Игорь Петрович носит над правым карманом форменного пиджака маленькую золотую ракету. На ракете выгравирована цифра 12. Двенадцать рекордов в космосе. Это кое-что да значит.
Г. Г е н з е л и н г. Загадки Марса и его история
«Вихрь» стартовал с Марса точно в назначенный срок, 29 декабря 199… года в 9 часов 11 минут по московскому времени.
Двадцать рабочих дней экспедиции прошли на одном дыхании. Где найти слова, чтобы рассказать землянам о всех впечатлениях и чувствах людей, впервые ступивших на Марс? Самое яркое впечатление оставило, конечно, «безумное» марсианское небо.
Какое оно, небо Марса, могут представить, пожалуй, только счастливцы, побывавшие на самых высоких горных пиках Памира или Тянь-Шаня.
Прежде всего днем небо не синее, а темно-фиолетовое, по нему катится маленькое, блистающее, бело-голубое солнце. Тени от солнца похожи на лунные — четкие, очень густые. Упадет в эту черноту нож или гаечный ключ, без фонаря не отыщешь.
Марсианский день чем-то напоминает театральные сумерки, когда из зрительного зала хорошо видно, что происходит на сцене. Космонавта долго не покидает тревожное ощущение нереальности окружающего; с непривычки делается как-то зябко и неуютно даже в прекрасно обогреваемых, очень легких и удобных скафандрах.
Если войти в тень корабля, можно разглядеть на дневном небе самые маленькие звезды. Особенно хорошо видна чудесная голубая звезда — Земля. Рядом с ней, почти касаясь ее, желтая звездочка — Луна.
По-разному ведут себя две марсианские луны, два спутника, оживляющие небо над Марсом.
Вот на востоке из-за горизонта показался Деймос. Он кажется маленьким, величиной с пятак. В течение двух с половиной суток он будет не спеша плыть по небосводу, пока не сойдет за горизонт, чтобы через три ночи вновь появиться на востоке.
У Фобоса совсем другой характер. Он не появляется, а стремительно вырывается из-за горизонта. Желтый, немного сплющенный с боков маленький диск быстро скользит по небу навстречу Деймосу, постоянно увеличиваясь в размерах. Через два часа после восхода Фобос достигает зенита; площадь диска в три раза больше, чем была у горизонта.
Но вот Фобос заспешил вниз, «худея» на глазах. Вот он встретился с Деймосом, луны разминулись, и Фобос скрывается за горизонтом, чтобы через четыре часа вновь появиться на западе.
Первая вылазка.
Из носового отсека «Вихря» по трапу медленно сползает самоходный, внушительных размеров агрегат — аресограф.
Около двухсот физико-химических анализов атмосферы и грунта Марса производит и передает их результаты по радио на Землю этот сложный комплексный прибор. Данные эти очень нужны ученым и специалистам, создающим космическую технику, а главное, они помогут создать точную искусственную модель Марса.
Аресограф на поверхности планеты. Как и все механизмы, доставленные с Земли, он окрашен флюоресцирующей голубовато-белой краской, чтобы выделяться на красно-бурой поверхности Марса.
На месте водителя в зеленом скафандре восседает Василий Карпенко. Марина — скафандр на ней голубой — забралась на шасси и машет рукой Акопяну и Калантарову. Роста они одинакового, лиц сквозь золотистые щитки гермошлемов издали не разобрать, различают их сейчас по скафандрам: в красном — Сурен, в светло-коричневом — Жора.
Едва слышно зашумел двигатель, аресограф тронулся, пополз по Марсу, оставляя за собой два гусеничных следа.
Холмистая равнина. Вокруг, по горизонту, невысокие горы. В трех километрах от «Вихря» на небольшом пятачке среди скал будет установлен на приколе аресограф. Место это выбрала Земля, использовав для расчета видеозапись корабельной телекамеры кругового обзора и данные «жуков». Тут нет пыли, нет и ржавых обломков песчаника, которые то и дело приходилось объезжать по дороге.
Карпенко уверенно справляется с управлением тяжелой машиной. Через двадцать минут якоря намертво закрепили аресограф на площадке среди скал. Остается сориентировать передающую антенну, проверить каналы связи, и можно включать программу автоматической лаборатории.
А вот Марине никакой автомат не в состоянии подсказать, в каком месте и с какой глубины брать пробы грунта на органику. Конечно, для экспресс-анализа на борту «Вихря» можно брать сколько угодно проб, но гарантии обнаружить признаки жизни, если она распространена на планете неравномерно, почти никакой, а термостатов для хранения проб у Марины ограниченное количество.
…Сегодня наконец установлен последний, третий радиомаяк.
Каждое утро, едва забрезжит рассвет, вездеход с космонавтами отправлялся по новому маршруту за сорок-пятьдесят километров к месту установки очередного маяка. Возвращался он к вечеру, когда садилось солнце и на западе низко над горизонтом зажигалась самая яркая звезда марсианского неба — голубая планета Земля.
Последние два дня на корабле оставалась одна Марина. Дел у нее было немало, но, как бы она ни была загружена, старалась выкроить время для экспериментов, которые особенно интересовали ее.
Марина заметила, что за время полета каждый из членов экипажа в чем-то стал совершенно другим. Иными становились потребности и запросы. Например, только в первые два-три месяца в разговорах на борту космического корабля проскальзывали чисто земные интересы. И только в эти месяцы общий психофизиологический статус космонавтов был похож на земной.
Совершенно отличные от земных условия полета вызывали изменение жизненных ритмов. Видоизменялся эмоциональный настрой, уменьшались затраты сил и энергии на управление кораблем, постановку экспериментов. Результаты, качество, чистота опытов оставались прежними. Бесспорно, это адаптация, привыкание человека к новым условиям.
Планирование марсианской экспедиции проводили, согласуясь с теорией, что иные, сильно отличающиеся от земных условия жизни — вредный фактор. Предполагалось, что со временем эффективность работы экипажа будет падать. Так оно вначале и было. Дальше четырех-пяти месяцев полета не стали загадывать, попросту еще не было на Земле нужных данных для точного расчета.
Необходимо было научиться одновременно учитывать очень много факторов. Например, мускульные движения в невесомости совершать легче. Не протекают ли иначе и какие-то более важные биохимические процессы? Как влияет на человеческий организм изменяющееся в полете магнитное поле? Может быть, это изменение таит нечто стимулирующее человеческую деятельность?
Марина уже давно пришла к выводу, что при всей изменчивости критерия К, зависимости его от настроения и других сиюминутных обстоятельств в целом он у всех сейчас выше, чем прогнозировалось на Земле.
В ходе полета оперативные навыки оттачивались, становились тоньше, чувствительнее. Вначале напрашивалось простое объяснение: чем больше времени виртуоз тратит на репетиции, тем блистательнее он выступает перед публикой. Но потом, когда этот процесс стал развиваться, когда в него втянулись механизмы высшей нервной деятельности, Марина поняла, что организм человека не просто приспособился к новым условиям, он вышел на более высокий уровень деятельности. Сработали механизмы самонастройки и саморегуляции!
Резко сократилось время сна — вместо семи часов члены экипажа спали три-четыре часа.
Нет, это не бессонница. В новых условиях человеку требовалось меньше времени для восстановления своих сил, чем на Земле, так как и тратилось их меньше.
Пока велся монтаж радиомаяков, Марина провела сравнение, насколько производительнее труд космонавтов на Марсе по сравнению с теми же работами на Земле.
Для подробного исследования она выбрала командира, Меркулова и Карпенко, конечно, не подозревавших это. Данных для сравнительного анализа было предостаточно. Марина вела не только хронометраж работ, но скрупулезно учитывала калорийность пищи, качество и продолжительность сна, общее физическое состояние.
Она следила, чтобы микроклимат на корабле был оптимально комфортабельным — побольше света и кислорода, постоянные влажность и температура, вентиляция кают и отсеков лесным и морским воздухом. Пусть быстрее восстанавливаются силы экипажа!
Научные эксперименты отнимали у Марины много времени, а забот и без этого было немало: отбор проб грунта и атмосферы, связь с Землей, повседневные медицинские обязанности. Наконец, она хозяйка дома! Мужчины всегда не очень-то охотно дежурили на кухне, теперь Марина полностью освободила их от этого тяжкого для них бремени.
Чтобы со всем управиться, многое приходилось делать в ночные часы. Иногда на сон оставалось не более двух часов. Но, как ни странно, встав утром и приняв душ, она чувствовала такой прилив сил, как будто только вчера вернулась из отпуска.
Одна из обязанностей Марины — проверка выходных скафандров. Вот они разложены на полу рабочего отсека: синий — командира, зеленый — Карпенко, желтый — Меркулова, светло-коричневый — Калантарова, красный — Акопяна. И ее, Марины, — голубой.
Мужчины, утомленные дневной работой, давно уже спят по каютам, а рабочий день Марины продолжается. Сейчас диагностическая машина выдаст новые расчеты, еще минута, и бесшумно задвигалась каретка. Марина нетерпеливо подхватила выползающую ленту.
На ней характеристики производительности труда, полученные при проверке скафандров на одной из земных тренировок. А это характеристики в условиях работы на Марсе.
Спокойно, спокойно, говорит она себе… Даже на первый взгляд все показатели лучше. Сейчас машина даст точный ответ…
— Вот это да! — не сдержавшись, восклицает она. — Показатели на Марсе на двадцать восемь процентов выше, чем на Земле!
Она открыла шкафчик, сделала бутерброд с колбасой, запила холодным яблочным соком. Нет, спать еще рано! Необходимо надиктовать на ленту магнитофона отчет о сегодняшних событиях.
Задача очередного рабочего дня: установка автоматической станции радионавигации и подъем флагов Земли.
Помахав на прощание отъезжающему вездеходу, Марина поднялась на корабль. Аккуратно сложила скафандр, полистала план работ на сегодняшний день, посмотрела на рядок контейнеров с первыми пробами марсианского грунта и не удержалась от искушения.
«Один, только один самый простой анализ!» — убеждала она себя. Руки подхватили контейнер, поместили его в защитную камеру. Перенося из одной камеры в другую, она освободила наконец чашку Петри — плоское блюдечко с универсальной питательной средой.
Что это?
Марина не верила своим глазам: гладкая поверхность питательной среды усыпана блестящими бляшками, похожими на колонии микроорганизмов.
Неужели жизнь?!
Марина без сил опустилась в кресло.
Нет, так сидеть нельзя!
Фотокамера! Надо немедленно сфотографировать это чудо!
Один кусочек колонии — на столик микроскопа, второй — на химический анализ. Скорее, скорее!
Она не замечала ничего вокруг. Время для нее остановилось. В химическом составе новообразований — вещества, напоминающие аминокислоты, но далеко не тождественные им! Но это белок! Это жизнь!
Пузырьки, округлые уплотнения, отдаленно похожие на ядра. Среди отдельных групп образований просматриваются границы. Овальные сгустки движутся… Вот одно из «ядер» подошло к границе поля зрения микроскопа. Еще мгновение, и оно исчезнет. Движется — значит, живет!
Марина в изнеможении откинулась на спинку кресла.
Что делать? Радировать Виктору Сергеевичу? Сообщить на Землю? Ну быстрее же соображай!
Здесь, на корабле, нет условий, необходимых для детального изучения явлений неизвестной природы. Значит, она не имеет права браться за эту задачу. Новообразования могут обладать инфекционными свойствами, это угроза для жизни. Следовательно, образцы надо законсервировать. Надо все остановить!
Проделав все необходимое для консервации, Марина облегченно вздохнула. Но тут же вспомнила: а контейнеры с Фобоса!
Поверхность чашек Петри, вынутых из контейнеров, была покрыта серыми, шероховатыми колониями.
Молниеносно, не тратя времени на рассуждения, до автоматизма отработанными движениями Марина взяла пробу для химического анализа. Еще одну под объектив микроскопа. Прильнула к окулярам.
Под огромным увеличением что-то похожее на анаэробы, бактерии, живущие без кислорода. Хорошо выявленная структура… Протоплазма, ядра…
В химическом составе — аминокислоты! Наши, земные аминокислоты.
Закончив консервацию последней партии проб, она почувствовала такую усталость, что чуть не расплакалась. Токи горячей, острой боли пронзали тело, добирались к голове. Медленно ступая, она прошла в медицинский отсек.
Долго искала Марина свои показатели на пульте диагностической машины. Нашла и ужаснулась: на Земле-то что о ней сейчас думают!
Такое состояние у нее уже однажды было. В первом полете, когда ракета пробивала атмосферу, а она думала: внизу все, внизу Земля, впереди ничего, впереди космос…
Нет, сейчас хуже. Конечно же, это ступор чудесного квадрата. И поможет только гипностимуляция. Где же пленка? Вот она… Нужно заправить кассету в магнитофон.
Приятная, медленная, ритмическая музыка. Марина сидит в удобном кресле, ноги свободно вытянуты, руки на подлокотниках, глаза закрыты.
— Ну вот, Марина, вы уселись. Успокойтесь, расслабьтесь. Вам сейчас удобно, хорошо.
Тихая мелодия, знакомый голос главного гипнолога Центра звучит из динамика магнитофона.
— Тихо, спокойно. Вы слышите меня, только меня, посторонние звуки вас не беспокоят. Вам приятно. Тепло приливает к пальцам рук и ног. Вы засыпаете… Как только я досчитаю до десяти, вы будете крепко спать. Ра-аз… Спокойнее. Ваши веки тяжелеют… Два. Три. Четыре… Вы хотите спать. Вы сейчас заснете.
Через несколько минут Марина спала.
Ступор чудесного квадрата — довольно редкое состояние человека. Представьте, вы находитесь в пустой квадратной комнате. Вот комната, вот четыре угла. И тут вы попадаете в пятый угол… Позвольте, но в квадрате четыре угла? Верно. И в то же время вот же он, пятый угол!
И у вас возникает симптоматический комплекс эмоционального торможения. Внутренний механизм этого явления связан с обычной «сшибкой» нервных процессов, описанных еще Иваном Петровичем Павловым. Но в случае ступора чудесного квадрата происходит «сшибка» в высших формах деятельности. Старый опыт и новый, совершенно объективный, но не укладывающийся в реальность, факт или даже просто его ожидание могут и часто дают подобную картину.
Непродолжительный сеанс гипностимуляции позволяет без каких-либо осложнений вывести человека из этого опасного состояния. Во время сна Марине внушили, что все идет по плану и в полученных ею данных нет ничего неожиданного. Это замечательно, что она сделала открытие, оно шаг вперед в познании жизни, и дело надо довести до конца. Короче, ей внушили, что пятый угол в квадрате — маловероятное, но возможное явление, ничего особенного в этом нет.
Спустя полтора часа, когда Марина проснулась, она ощущала приятную бодрость и непреодолимое желание работать.
Так, сначала нужно проверить, не напутала ли она в спешке… Нет, все правильно: пробы тщательно законсервированы, все на месте. Теперь нужно описать проведенные эксперименты и результат. И как можно подробнее!
Строчка ложилась за строчкой, привычный порядок: описание, цифры, выводы, предположения.
«Удивительное дело, — думала Марина, — от Марса до его ближайшего спутника всего лишь несколько тысяч километров. По космическим масштабам это пустяк. А встретившиеся в пробах грунта формы жизни ничем не схожи, будто из разных солнечных систем… В то же время микроорганизмы (про себя Марина осмеливалась их так называть) имеют сходство с бактериями, встречающимися на Земле. Отличия можно объяснить условиями окружающей среды, в которой тысячелетия развивались организмы. Их даже можно было бы отнести к одному виду. Что же из этого следует? Думай дальше, думай. Значит, одна база, одни начала? Пожалуй, логично. Анаэробы устойчивы к неблагоприятным условиям. Они могли пройти сквозь «огонь, воду и медные трубы» тысячелетий. Следовательно…
Была же, в конце концов, теория, что Луна оторвалась от Земли! Может быть, Фобос тоже…
Неизвестные, исполинской силы процессы оторвали от Земли глыбу, осколок. Блуждая в тысячелетиях, скитается этот осколок неведомыми путями, обдуваемый всеми космическими ветрами, сталкиваясь с другими скитальцами, постепенно принимая форму, какую он имеет сейчас.
А что, собственно, могло удержать его именно около Марса?
Из всех планет солнечной системы у Марса самая малая скорость движения по орбите… Нет, это не объяснение!»
Сигнал радиовызова оторвал Марину от размышлений.
— Отзовись, Марина! — донесся из динамика веселый голос Виктора Сергеевича. — Где ты? Ау!..
— Я здесь, командир. Как дела?
— Станцию мы установили. Сообщи на Землю, примерно в километре от нас, на противоположном склоне, очень интересный участок местности. Проедем туда, посмотрим вблизи да и пробы возьмем. Жди нас часа через полтора. Ты про ужин не забыла? Мы голодны как волки!
— Не забыла, Виктор Сергеевич. Жду!
Она тут же связалась с Землей, но о своих последних открытиях рассказывать не стала: надо еще подумать.
Марина готовила ужин с удовольствием. Накрывая на стол, поминутно отходила в сторону, критически осматривая свое творение. А были здесь, помимо всего прочего, и оранжерейные огурцы, и помидоры, и много всякой зелени. Сегодняшний ужин не простой — праздничный.
Миллионы километров разделяли две планеты. Земляне, сидя у телевизоров, смотрели вечернюю программу: Генеральный секретарь ООН подходит к микрофону, произносит торжественную речь. Девушки в ярких костюмах, символизирующие планеты солнечной системы, подводят Генерального секретаря к убранному цветами пульту. Секретарь нажимает одну из клавиш… По флагштоку, установленному на одном из невысоких холмов Марса, поднимается ввысь голубой флаг Организации Объединенных Наций!
А красный советский флаг поднимали над Марсом двое — мужчина и женщина, Виктор Панин и Марина Стрижова.
За ужином экипаж «Вихря» обсуждал события прошедшего дня. Краткое сообщение Марины о том, что производительность труда каждого космонавта примерно на тридцать процентов выше, чем предполагалось при составлении программы исследований, вызвало не столь бурную реакцию, как ее взволнованный доклад о следах органической жизни на Марсе и Фобосе. О первом космонавты уже и сами догадывались, так как ежедневно успевали сделать гораздо больше запланированного. А вот на Земле вздохнули с огромным облегчением: программа исследований на Марсе будет выполнена полностью!
Бурение марсианской коры.
Место для скважины выбрано на дне небольшого, около десяти метров в диаметре, кратера — естественного укрытия, словно специально созданного природой для размещения в нем буровой установки. Наружные склоны кратера пологие, внутренние — отвесные. Прямо на север — узкая щель. Совсем немного усилий и работы — грунт не очень твердый, похож на спрессованный песок, — и щель превращена в довольно-таки сносную дорогу, по которой и прибыла на место буровая установка.
По ходу бурения через каждые пятнадцать метров будут замеряться плотность и температура грунта: через двести метров по лифту станут подниматься на поверхность пробы, упакованные в герметическую оболочку. Если потребуется, на любой глубине специальное приспособление образует в грунте шаровидную полость — камеру диаметром около двух метров. Цветные телевизионные изображения срезов пород можно будет рассмотреть и здесь, на Марсе, и более тщательно на Земле.
Около буровой установки в податливом песчаном грунте кратера вырыта пещера. Через несколько дней, когда с делами на Марсе будет покончено, здесь разместится склад инструментов и вездеходы. Следующей экспедиции уже не придется все это оборудование брать с собой.
…Выбрав несколько свободных минут, Марина «раскрыла окно» и ахнула от удивления: за «окном» она увидела себя!
Именно такой — в вязаной шапке, легкой спортивной куртке и лыжных брюках — она в конце прошлого года приезжала в Сивково, чтобы немного отдохнуть и побыть одной.
В лучах низкого зимнего солнца блестит снег. Марина стоит у дерева и протягивает руку к птичьей кормушке. На стволе вниз головой висит поползень.
Сменился кадр.
Заснеженный сад. Лыжня, сбегающая к реке. На противоположном берегу над белыми крышами неподвижно стоят белые столбы дыма.
Последний день пребывания на Марсе.
Ну и ну! Это совсем непохоже на Сергея Меркулова — бегает по кораблю, суетится, покрикивает на всех. С Марса на Землю будет доставлено около пяти тонн груза. Его надо распределить, как следует закрепить, сделать так, чтобы во время полета к отдельным пробам, особенно к тем, которые взяты для биологических исследований, можно было свободно подходить.
Последний медосмотр перед полетом. Получилось что-то вроде консилиума — Марине на этот раз активно помогали земные ученые. Зря они волновались — все в порядке.
Последний вечер.
По стихийно родившейся на Марсе традиции постояли после захода солнца у корабля. Молча смотрели на далекую Землю — маленькую голубую планету, давшую всем им жизнь.
Последний праздничный ужин прошел тихо, без обычных споров и шуток. Слишком, слишком много всего… Завтра утром предстояло прощание — первое прощание человека с Марсом, пока еще необитаемым островком в беспредельном океане космоса. Все знали, что человек еще вернется на этот остров, в самое ближайшее время сделает его обитаемым, познает многие из его тайн, но разлука с тем, чему ты отдал годы жизни, что надолго стало твоей мечтой, всегда вызывает печаль, и привыкнуть к ней невозможно. Таков Человек Земли.
IV
ГЛАВА 21
НА ЗЕМЛЕ
Во тьме висел огромный водяной шар, залитый солнцем. Голубыми казались океаны, зеленоватыми — очертания островов, облачные поля застилали какой-то материк. Влажный шар медленно поворачивался. Слезы мешали глядеть. Душа, плача от любви, летела навстречу голубовато-влажному столбу света. Родина человечества! Плоть жизни! Сердце мира!
Шар Земли закрывал полнеба. Лось до отказа повернул реостаты. Все же полет был стремителен — оболочка накалилась, закипел резиновый кожух, дымилась кожаная обивка. Последним усилием Гусев повернул крышку люка. В щель с воем ворвался ледяной ветер. Земля раскрывала объятия…
А л е к с е й Т о л с т о й. Аэлита
День четыреста пятьдесят третий
Солнце еще только оторвалось от горизонта, но уже жарко. Асфальт парит, будто солнце и не заходило.
Через каждые полкилометра тенистая роща и пруд с проточной водой из подземной магистрали, охлаждающей шоссе. Справа и слева от дороги за тремя рядами рослых каштанов желтые пески.
Лет двадцать назад в этих местах можно было встретить разве что суслика. Да еще верблюд подойдет к шоссе, посмотрит на этот черный «арык», подозрительно понюхает «воду», поставит на асфальт копыто, а когда оно начнет увязать в вязкой, расплавленной солнцем черной массе, отдернет ногу и уйдет опять в свои пески.
Теперь в рощах поют птицы. Ночью можно увидеть и лису, и антилопу, а если повезет, то и кенгуру, недавно завезенных сюда для акклиматизации из Центрального заповедника.
Электромобиль легко скользит по шоссе. В машине два человека. Черноволосый мужчина средних лет, оживленно жестикулируя, о чем-то горячо спорит с водителем.
— Игорь Петрович, поверьте, так будет лучше! — Истощив запас доводов, пассажир откинулся на спинку сиденья и умолк.
Игорь Петрович Волновой — руководитель Центра управления полетом первой марсианской экспедиции, через несколько дней возвращающейся на Землю. Мнением Семена Тарханова, начальника психофизиологической службы Центра управления полетом, Игорь Петрович очень дорожит. Но сейчас…
— Да пойми ты, Семен, люди возвращаются с Марса. С Мар-са! Их надо встретить как самых близких, родных нам людей. А ты предлагаешь гипноз. То-то будет веселенькая встреча!
— Экипаж «Вихря» привык к гипнозу как способу снятия психических нагрузок. Ни одного сеанса в полете не пропущено…
— То в полете! Люди пятнадцать месяцев не видели Земли!
Волновой переключил управление машиной на автомат. Автошофер тотчас воспользовался предоставленной ему свободой и поднял скорость электромобиля до двухсот десяти километров в час — это позволяла и сама дорога, и обстановка на ней.
— Мы должны подготовить к земным условиям психику космонавтов! — Тарханов снова начинает горячиться. — Прошло то время, когда прямо с корабля попадали на бал. Да и о ком говорится в этой пословице? Об аристократах с белыми манжетами, а не о продубленных солнцем и ветром простых матросах!
Игорь Петрович молча глядел в колеблющуюся от зноя даль. Он-то хорошо знал цену встречи после долгой разлуки, радость улыбки на лицах людей после долгих месяцев трудной и опасной работы. В свое время, когда он руководил Службой испытания новых космических аппаратов, почти все, что летало и подчинялось управлению в космосе, прошло через его руки. Вот уже пять лет Игорь Петрович носит над правым карманом форменного пиджака маленькую золотую ракету. На ракете выгравирована цифра 12. Двенадцать рекордов в космосе. Это кое-что да значит.