Хаецкая Елена Владимировна. Желтый камень Зират

   — Афза, — повторила Дин, — я хочу видеть его прошлое…
   — Кто он такой? — ровным низким голосом спросила женщина.
   — Он мой раб, — сказала Дин. — Делай с ним что хочешь. Только зря не мучай.
   Последняя фраза прозвучала довольно зловеще, и Исангард попятился к двери.
   — Стой, — негромко произнесла Дин.
   Он замер.
   — Иди сюда, — сказала Дин. — Иди, не бойся.
   Он шагнул к ней, сильно побледнев. Дин услышала, как он скрипнул зубами.
   — Ты поможешь мне, Афза? — спросила Дин.
   Афза медленно, задумчиво сказала:
   — Он может не выдержать. И рана у него плохо зажила.
   — Откуда ты знаешь? — шепотом спросил ее Исангард.
   — Лучше покажи, где она.
   Исангард привычно провел ладонью по ребрам с правой стороны.
   — Тебе повезло. Немного ниже — и задели бы печень. — Афза снова повернулась к девочке. — Он может не выдержать, Дин.
   Вместо ответа Дин протянула руку к Исангарду, и он, повинуясь против своей воли, опустился на земляной пол. Афза, помолчав, принялась перебирать кувшины и глиняные чашки, расписанные бледно-голубой глазурью. Они стояли в большой нише, под которой лежали пять или шесть совершенно новых ковров. Афза равнодушно встала на них ногами, словно такая вещь, как ковры, не имели в ее глазах никакой цены. Кувшины глухо позвякивали.
   — Возьми из печки огонь, Дин, — сказала Афза, не оборачиваясь.
   Исангард увидел невысокую медную жаровню, по форме повторяющую храм богини Алат. Дин присела перед круглой жестяной печкой, тихонько гудевшей в углу, возле входа. В полумраке засветились угли. Зная по опыту о том, какие отличные результаты дают пытки раскаленным железом, бывший наемник похолодел.
   Не обращая внимания на его взгляд, полный ужаса, Дин голой рукой взяла из печки пылающий уголь, дунула, чтобы дать разгореться, и положила на жаровню. Потом небрежно бросила горсть сероватых комков какого-то благовония, и неожиданно в комнате стало очень свежо. Исангард свесил голову. Он плохо понимал, что происходит. Женщины о чем-то вполголоса переговаривались, ходили мимо, бесшумно ступая по земляному полу босыми ногами. Потом смуглая рука, обвитая цепочкой, подсунула Исангарду белую чашку с дымящимся отваром, и он послушно выпил горькую и горячую жидкость.
   Кто-то коснулся его волос. Он машинально поднял плечи: как все дикие звери, ревниво оберегал свою голову. Но ладонь нажала, заставила смириться, и он перестал об этом думать.
   И неожиданно он снова увидел себя сидящим в тени навеса, с веревкой на шее, голодного и очень злого. Голос, звучащий откуда-то из глубины сознания, спрашивал и спрашивал, и время покатилось назад и потащило его за собой, восстанавливая въяве прошлое, день за днем, месяц за месяцем. Вот он привязан к дереву и умирает от жажды, и грызет руки и ствол, и занозы ранят десны. Несколькими днями раньше: драка на мельнице, которую он сам и затеял. Еще месяц назад: его продают мельнику, и он смеется, потому что дурак хозяин, полагая себя мастером читать человеческие лица, вообразил, будто покупает смиренного и работящего парня. Тремя месяцами раньше: он умирает от жажды и пьет свою мочу и только это спасло его и нескольких его спутников. Полгода назад: удар ножом по ребрам, он кричит от боли, катаясь по жесткой траве и проклинает царя Даян-аххе-булита и тот час, когда нанялся в его армию…
   Ладонь давила все сильнее, Исангард уходил назад, все дальше и дальше, заново переживая свои два года войны и год рабства. Он уже догадался о том, что идет по жизни вспять, и готов был снова пойти через все свои неудачи и потери, потому что впереди ждало детство. Он торопился: успеть бы добраться до тех лет, когда жива была мать. До них не так и далеко. Но силы уходили с каждой минутой, и точно так же непостижимо он начал понимать, что до детства ему не дожить.
   Издалека донесся низкий голос Афзы:
   — Он умирает, Дин. Оставь его.
   «Разве я умираю?» — удивленно подумал Исангард и в то же мгновение ощутил щекой прохладу земляного пола. Ладонь, тяжелым грузом лежавшая у него на затылке, незаметно исчезла. Сильные руки приподняли его за плечи, подсунули циновку из жесткой соломы. Бирюза и коралл на золотой цепочке, чередуясь, качались возле его глаз. У своих губ он снова заметил чашку с горячим отваром и снова выпил, не задумываясь. В глубине дома еле слышно прозвенел колокольчик.
   — Спи, — сказала Афза.
   И он заснул.

 
   Исангард проснулся и удивился тишине. Ему даже показалось, что именно тишина и разбудила его. Он давно уже забыл, что это такое: тишина. И впервые за несколько лет у него ничего не болело, не ныло и не саднило.
   Он осторожно сел и сразу увидел маленькое окошко, перед которым покачивались колокольчики. Одиннадцать тонких колокольчиков из обожженной глины, которые свисали с бамбуковой палочки на витых шелковых шнурах разной длины. Один из них еле слышно вздохнул под движением воздуха — видно, кто-то прошел мимо окна. И снова стало очень тихо.
   Исангард встал, огляделся по сторонам. В комнате было почти голо — только кувшины в нише, ковры у стены, печка возле двери и медная жаровня. Исангард вздрогнул, вспомнив, как девочка брала из печки раскаленные угли. Что сделала с ним Афза? И зачем маленькой Дин понадобилось его прошлое?
   Он бесшумно подобрался к нише — посмотреть, что за настои хранит Афза в этих кувшинах — и вдруг увидел спящую на коврах Дин. Девчонка как девчонка — с острыми локтями, с расчесанным укусом слепня за ухом. И лицо у нее во сне жалобное. Он глянул на ее руки, но ни следа ожога не заметил, хотя на ладошках осталась копоть. Исангард почувствовал острую жалость к спящей девочке.
   Беззвучное чистое дыхание Дин и чуткое присутствие колокольчиков наполняли тишину дома жизнью и смыслом. И вдруг все это рухнуло. Под самой дверью взорвались голоса. Исангард даже не сразу понял, что голосов было два, так бурно они спорили. Один принадлежал Афзе, которая разложила свою торговлю прямо на улице. Исангард поразился тому, как сочно ругается эта величавая женщина. Второй голос был мужской — требовательный и громкий. Дин вздохнула во сне. Исангард приоткрыл дверь и вышел из дома.
   На него обрушилась нестерпимая жара. В ослепительном полуденном свете он увидел Мартина. Новый его господин был великолепен. В новеньких ножнах на поясе болтался огромный кинжал, судя по всему, очень тяжелый. С шеи Мартина свисал компас. Север и юг были обозначены древними шахбинскими письменами, читать которые не умел никто, даже местные долгожители. Исангард знал единственное уцелевшее в памяти людей слово этого языка. «Уаннек» — это означало «Я». С него начиналась любая древняя надпись в этих краях. А если учесть, что в древности «севером» считали здесь то, что на родине Мартина называется «северо-западом», то компас не имел цены.
   Исангард отметил также лихое подобие чалмы, под которым Мартин обильно потел с непривычки.
   Сейчас Мартин-Перес крутил в руках коробочки с мазями, невероятно вонючими, но способными залечивать любые порезы и ушибы, а также изгонять из ран хвори и заразы. Мартин был полон энергии.
   Исангард понимал, что Афза предлагает Мартину очень хорошее средство. Сам Исангард испытал на себе его действие, когда мельник спешно лечил строптивца, чтобы затем продать первому же простаку. Поэтому когда Мартин, сморщив нос, отодвинул от себя стеклянную коробочку с круглой крышкой, Исангард негромко сказал ему:
   — Хорошая вещь.
   Мартин только сейчас заметил его и прищурился.
   — А, ты здесь. Тем лучше. — И повелительным жестом указал на довольно внушительный мешок. — Подними.
   В мешке звякнуло железо. Мешок оказался не слишком тяжелым — Исангард рассчитывал на худшее. В спину сквозь холст что-то впивалось, и Исангард преспокойно вытряхнул содержимое мешка на землю. Он увидел два шерстяных одеяла, лопату, кувалду, топор, два зубила, большой кожаный мех для воды и куски вяленой рыбы, увязанные черной просмоленной бечевкой. Несколько секунд Исангард разглядывал все это, потом неторопливо снял кувалду с рукояти и принялся заново укладывать вещи.
   — А кузнец неплохо заработал сегодня, — произнес он в пустоту.
   — Что ты там бормочешь? — поинтересовался Мартин.
   — Парень прав, — вмешалась Афза. — Зачем тебе кувалда, зачем зубила?
   — Заткнись, ведьма, — огрызнулся Мартин. — Это все очень нужные вещи.
   Афза оскорбленно пожала плечами.
   — Купи мазь, — посоветовал Исангард.
   — Я не стану выкладывать деньги за всякую дрянь, — ответил Мартин. — Лучше помалкивай.
   Исангард затянул шнур и снова попробовал мешок. Мартин наблюдал за ним неодобрительно.
   — Ты готов? — спросил он.
   — К чему?
   — Мы уходим, — заявил Мартин. — Мне надоела Аш-Шахба.
   — А мне нет, — сказал Исангард.
   — Тебя не спрашивают, — заметил Мартин. — Я купил тебя не для того, чтобы ты высказывал свое мнение.
   — Кроме тебя, у меня есть еще госпожа.
   Мартин рассмеялся.
   — Госпожа купит себе плюшевого медвежонка. А ты нужен мне, и я тебя забираю.
   Исангард знал все, что последует за этим диалогом. Знал так ясно, словно опять возвращался в свое прошлое. Отвернувшись, он пожал плечами и взялся за ручку двери.
   — Куда? — резко окликнул его Мартин.
   — Не хочу, чтобы меня объявили беглым, — ответил Исангард.
   Вместо ответа Мартин прижал его к стене и несколько раз ударил по лицу. Из носа потекла кровь. Тогда Исангард сказал:
   — Пусти.
   Но Мартин не отпустил его. Смеющимися темными глазами смотрел он в окровавленное лицо Исангарда. Сейчас Мартин с легкостью мог убить его, и оба знали об этом.
   Отерев о плечо кровь с подбородка, Исангард повторил на своем родном языке:
   — Отпусти, паскуда.
   Мартин вдруг понял, что Исангард не испытывает никакого страха. И убрал руки. Исангард вытер лицо ладонью.
   — Афза, — обратился он к женщине, — ты запомни, хорошо? Когда меня потащат вешать за побег, ты скажешь им?
   — Да, — серьезно ответила Афза.
   — Хватит молоть языком, — вмешался Мартин. — Бери мешок.
   Исангард снова поднял мешок.
   — Купил бы какого-нибудь осла, что ли, — проворчал он.
   — Не напрашивайся на доброе слово, — ответил Мартин. — Мешок понесешь ты. У меня нет денег на вьючных животных.
   Исангард пробормотал себе под нос проклятие и вдруг почувствовал, что Афза что-то вкладывает ему в руку. Он обернулся. Женщина кивнула ему, слегка опустив тяжелые веки.
   — Тебе это понадобится, — вполголоса сказала она. — И совет: бери все, что будут давать. Не торгуйся.
   — Что мне будут давать? — Исангард растерялся.
   — Бери не торгуясь, — повторила Афза. — Прощай.
   Исангард пошел вверх по улице. В руке у него осталась круглая коробочка с вонючей мазью. Люди редко бывали добры к Исангарду и может быть поэтому он очень долго их помнил. Он еще раз обернулся, но Афза уже была занята другим: она раскладывала гадальные карты, которые сама рисовала тонким пером и теперь, видимо, рассчитывала выгодно продать.

 
   Мартин-Перес был аланом, как и его раб, но упрямство Исангарда изумляло даже его. Плетясь следом за маленькой тощей фигурой с навьюченным на спину мешком, Мартин скрежетал бы зубами, если бы не берег силы для каждого нового шага.
   На третий день Исангард выбросил из мешка оба зубила, кувалду и рукоять топора, и Мартин не сказал ему ни слова. Исангард скользнул глазами по тяжелому компасу, висящему на шее у Мартина, но промолчал, беззвучно ухмыльнувшись. Мартин в бессильной злобе дал себе клятву отомстить за эту наглость.
   Припасы подходили к концу. Мартин плохо рассчитал их расход, когда делал закупки в Аш-Шахба. Он понимал, что пускаться в такой путь вдвоем, не обзаведясь даже вьючными животными, не зная расположения колодцев, было безумием. Но до Белых Гор всего четырнадцать дней пути, так ему сказали. Мартин никак не ожидал, что будет так тяжело.
   На восьмой день они увидели вдали несколько больших черных шатров. Исангард заметил их первым и остановился. Мартин налетел на него, выругался и собрался было ткнуть в шею, но тоже замер, разглядывая издалека чужой лагерь.
   — Видишь? — спросил он Исангарда.
   Исангард обернулся. За эти дни он так исхудал, что стал напоминать черного духа голодной смерти.
   — Надеюсь, они нас еще не заметили.
   — Вот еще глупости, — сердито сказал Мартин. — Это, наверное, кочевники.
   Исангард скривил губы.
   — Я воевал с ними.
   — Только без ветеранских мемуаров, — предупредил Мартин.
   — Твое дело, — сказал Исангард.
   Мартин немного подумал, облизывая сухие губы. Исангард смотрел на него устало и равнодушно, не снимая мешка с плеч и всем своим видом показывая, что ждет, когда господин перестанет блажить и они снова двинутся в путь. Исангард, похоже, хотел обойти лагерь стороной и упустить исключительную возможность запастись водой и черствыми лепешками.
   Мартин выпрямил спину.
   — По-твоему, встречаться с ними опасно?
   — Да.
   — Вот оно что, — протянул Мартин и криво улыбнулся. — В таком случае, я останусь здесь, а к шатрам пойдешь ты.
   — Ты мог бы зарезать меня прямо сейчас, — предложил Исангард. — Зачем все так усложнять?
   — Ты пойдешь к ним, — повысив голос, повторил Мартин, — и купишь у них что-нибудь.
   Исангард сбросил с плеч мешок и взял из рук Мартина деньги — шесть серебряных монет.
   — Пустыня — единственное место, где я могу доверить тебе деньги, — сказал Мартин. — Здесь ты с ними не убежишь.
   Исангард не ответил. Спрятав монеты в лохмотья, он неторопливо зашагал к шатрам.
   Его заметили. От шатров к нему помчался всадник. Исангард остановился, приглядываясь, не блеснет ли на солнце сталь. Но всадник, судя по всему, не собирался его убивать. Еще нет.
   Это был мальчик лет тринадцати, очень красивый. Он остановил коня, не по-доброму улыбаясь с седла.
   — Милости Алат твоему коню, — сказал Исангард. — У меня нет оружия.
   — Вижу, — с легким презрением ответил мальчик. — У тебя нет. А у меня есть.
   Он рассмеялся и умчался назад, к шатрам. Исангард постоял немного, потом качнул головой и неторопливо пошел по его следам.
   Возле самых шатров чей-то голос за спиной произнес:
   — Стой.
   Исангард вознес безмолвную благодарственную молитву к Алат. Спасибо, что копьем в спину не ткнули.
   — Повернись, — проговорил тот же голос.
   Исангард безмолвно повиновался. Два года его жизни ушло на то, чтобы убивать воинов пустыни. И снова бывший наемник ощутил странное чувство — ненависть, смешанная с непонятным восхищением. Он учился у своих врагов, и бывали дни, когда готов был признаться в своем преклонении перед ними.
   — Куда ты идешь? — спросил воин пустыни.
   — Я иду к шатрам.
   — Зачем?
   — Мой господин приказал мне.
   Воин покачал головой.
   — Кто твой хозяин? Мы не видели каравана.
   — Он один в песках ждет меня, — ответил Исангард и, догадываясь о том, что последует за подобным ответом, заранее прикрыл лицо локтем. Однако воин не ударил его.
   — Может быть, ты говоришь правду, — сказал он неожиданно. — Я воевал с такими, как ты. Мне знакомо твое лицо. Ты алан?
   — Нетрудно было догадаться, — буркнул Исангард.
   — Я не убил тебя, когда была война, — сказал воин презрительно. — Не стану добивать.
   Исангард поднял руку в жесте благодарности, и воин рассмеялся.
   — Иди сюда, — сказал он и неожиданно схватил Исангарда за волосы. — Иди, расскажешь всем о храбром господине, который один пустился в путь через пески.
   Он потащил Исангарда к шатрам и там с силой отшвырнул от себя. Падая, Исангард налетел на кого-то из тех, кто стоял поблизости. Его брезгливо оттолкнули. Он устоял на ногах.
   Люди черных шатров были одеты одинаково. Исангард ждал, пока с ним заговорят, не решаясь догадываться, кто из них старший.
   — Ты кто? — спросили его.
   Краем глаза он увидел, что спрашивает высокий человек лет пятидесяти.
   — Я принадлежу человеку по имени Мартин-Перес.
   — Твой великий господин посылает гонца предупредить о своем прибытии?
   Исангард услышал смешки и промолчал.
   — Он идет сюда с караваном?
   Воин, который привел Исангарда, сказал:
   — Этот раб говорит, что хозяин ждет его в песках один.
   — Ты думаешь, это правда? — спросил старик.
   — Аланы все ненормальные, — был ответ.
   Старик снова обратился к Исангарду:
   — Как твое имя?
   — С некоторых пор я называю себя просто Уаннек, — ответил Исангард.
   Они засмеялись. Им понравилось, что чужеземец знает это мертвое слово.
   — Чего же хочет от нас твой отважный господин? — спросил старик.
   — Он спрашивает вас: не могу ли я купить у вас что-нибудь?
   Они снова дружно захохотали.
   — «Что-нибудь»? — переспросил наконец старик. — Так и велел узнать? — Он переглянулся с одним из стоявших поблизости. — Принеси ему «что-нибудь», Ильтану.
   Ильтану нырнул в шатер. При этом он так радостно улыбался, что Исангард ощутил холод в животе.
   — Сколько у тебя с собой денег, Уаннек? — поинтересовался старик.
   — Четыре серебряных, господин, — ответил Исангард, на всякий случай скрыв истинные размеры доверенной ему суммы.
   — Ты сам столько не стоишь.
   — Сейчас нет, господин, — согласился Исангард, который был убежден в том, что ни один нормальный рабовладелец не даст за алана ломаного гроша.
   — Но в это новолуние за меня выложили девять монет на Аланском рынке в Аш-Шахба.
   — Для кого и девять монет — состояние, — язвительно заметил старик.
   Исангард смиренно поклонился:
   — Ты это говоришь, господин.
   Старик не успел вспылить на дерзкое замечание: Ильтану вытащил из шатра «что-нибудь». Сначала Исангарду показалось, что кочевник держит в руках кучу тряпок и обрывков козьих шкур. Но когда Ильтану приподнял свою ношу и встряхнул ее, тряпье вдруг шевельнулось, и посреди свалявшегося меха раскрылись глаза. Темные, золотисто-коричневые глаза с расширенными зрачками, без ресниц. Они немного косили: левый смотрел в сторону, а правый — прямо на Исангарда. В них застыли безнадежность и мука.
   Усмехаясь, Ильтану пригладил торчащую клочками шерсть. Открылась мордочка странного большеглазого существа, немного похожая на обезьянью, и большие розовые уши. Ростом существо доходило Ильтану до пояса.
   — Ну как? — спросил старик, с трудом скрывая злорадство.
   — Что это?
   — «Что-нибудь», — пояснил старик. — Покупаешь? Четыре серебряных за что-нибудь. Честная сделка.
   Существо напоминало оживший корень мандрагоры, покрытый свалявшейся шерстью. От него за версту разило нечистым духом.
   — Нет, — сказал Исангард.
   — Я перестал понимать тебя, Уаннек, — сказал старик, нахмурившись. — Ты попросил у нас «что-нибудь», назвал цену. Я как раз и предлагаю тебе «что-нибудь» и именно за твою цену. Большего оно не стоит. Это Пустынный Кода. Мы поймали его в прошлое новолуние. Вполне съедобен.
   Пустынный Кода содрогнулся, и Исангард с удивлением отметил это.
   — Он что, понимает человеческий язык?
   — Конечно. Эти твари населяют сердце пустыни. Когда-то их было очень много. А разве ты никогда не встречал их, Уаннек?
   Исангард покачал головой.
   — Нет. Но объясни мне, господин: зачем я стану покупать какую-то нечисть?
   — Ты предпочитаешь уйти с пустыми руками?
   — Да.
   — Хорошо. Ты прав, Уаннек, что бережешь деньги своего хозяина. — Старик повернулся к Ильтану. — Раз никто не хочет покупать эту тварь, удави ее и дело с концом.
   Ильтану, держа Пустынного Коду за шиворот, снял с пояса моток веревки. Кода закричал пронзительным голосом. Исангард смотрел, как Ильтану ловко вяжет петлю, накидывает ее на горло Коды. Золотистые глаза Коды были полны ужаса.
   — Останови его, — сказал Исангард, хватая старика за полу. Он вынул четыре монеты. — Прошу тебя. Скажи своему человеку, пусть не делает этого.
   Старик громко крикнул:
   — Эй, Ильтану!
   Тот повернулся и с недоумением взглянул на старика.
   — Уаннек передумал. Отдай этому умному рабу то, что он купил. — Старик показал монеты. — Смотри, этому человеку можно доверять деньги. Он не упустит выгодной сделки.
   Под общий смех Исангард низко поклонился. Ильтану швырнул к нему Пустынного Коду, и горячее лохматое тело, дрожа, прижалось к его ногам. Веревка по-прежнему болталась у Коды на шее. Алан протянул руку, вежливо отобрал у Ильтану моток, рассудив, что веревка — вещь полезная, а Мартин-Перес, разумеется, об этом не позаботился.
   Люди черных шатров смотрели, как Уаннек связывает слабые, очень худые под шерстью лапки Коды, цепляет веревку к своему поясу, и смеялись. Еще раз поклонившись старику, Исангард пошел прочь, волоча за собой свою добычу. Вслед ему летел оглушительный хохот.
   Пройдя несколько сотен метров, Исангард остановился и освободил маленькую нечисть. Кода по-прежнему дрожал. Исангард тщательно обмотал веревку вокруг пояса.
   — Не бойся, — сказал он Коде, — я тебе ничего не сделаю.
   Кода хлопнул глазами, и Исангард наконец заметил, что ресницы у него есть и очень густые, только розового цвета.
   — Ты понимаешь меня? — на всякий случай спросил Исангард. Он никак не ожидал ответа, но хриплый низкий голос произнес:
   — Я понимаю тебя.
   Исангард весьма удачно скрыл свое удивление.
   — Вот и хорошо. Ведь ты Пустынный Кода, это так?
   — Я Пустынный Кода, это так, — согласилось существо.
   — Почему эти люди так жестоко обращались с тобой?
   — Они жестоко обращались со мной, — отозвался Кода. — Они поймали меня. Я чудовище. Приношу несчастье, сибирскую язву, падеж скота, бесплодие женщин.
   Исангард улыбнулся.
   — Это правда, — обиделся Кода. — Хотели меня зарезать. Выпустить мою кровь в песок.
   — Ладно, — сказал Исангард и, сев рядом с Кодой на корточки, потрепал маленькую нечисть по шерсти. — Ты свободен, малыш. Можешь насылать на них сибирскую язву.
   Золотисто-коричневые глаза медленно наливались слезами. Помолчав, Кода спросил:
   — Это правда, что ты раб?
   — Тебя это не касается, Кода.
   — Почему ты не бросишь своего глупого господина в песках и не уйдешь один?
   — Он погибнет в песках один.
   — А я! — крикнул Кода. — А я, по-твоему, не погибну один? Ты хочешь прогнать меня, потому что я нечисть! Мне страшно! Мне больно! Я же не бессмертный!
   — Заткнись, — сказал Исангард. — Если тебе так хочется познакомиться с человеком по имени Мартин-Перес, то не смею мешать.
   Он встал и пошел дальше. Кода, подпрыгивая и путаясь в лохмотьях, побежал следом.
   — Подожди, — взмолился он. — Не так быстро, Уаннек.
   Исангард остановился. Кода, задыхаясь, прижался к его боку.
   — Мое имя Исангард, — сказал человек, глядя на Пустынного Коду сверху вниз. — Ты что, не можешь ходить?
   Кода не ответил. Он снова начал дрожать. Исангард догадывался, о чем он думает. Если признаться в том, что с ним жестоко обращались и теперь он не сможет быстро ходить, то человек бросит его умирать в пустыне. Не потащит же человек на себе Пустынного Коду?
   А почему бы и нет, подумал Исангард. Он вздохнул, наклонился и взял на руки притихшего пустынного гнома. Кода так удивился, что перестал дрожать. Через секунду Исангард услышал, как он тихонько икает, засунув мокрый нос ему под локоть.

 
   — Что это ты купил? — спросил Мартин, недоумевая.
   Бесформенная куча тряпья и свалявшейся шерсти, сквозь которую, не мигая, смотрели большие золотистые глаза, шевелилась у ног Исангарда. Мартин растерянно потрогал непонятное существо сандалией. Оно плотнее прижалось к Исангарду и замерло. Теряя терпение, Мартин перевел взгляд на своего раба. Увидел ненавистное бесстрастное лицо с торчащими, как рукоятки скрещенных ножей, скулами. Рявкнул:
   — Что ЭТО такое, я тебя спрашиваю!
   — Как ты велел, господин, — невозмутимо ответил Исангард. — «Что-нибудь».
   Лицо Мартина перекосилось. Хуже всего было то, что он не мог придушить наглеца на месте. Несколько секунд Мартин бесился молча, пиная ногами песок. Между тем Пустынный Кода встал и дрожащими лапками стал поправлять свой плащ. Когда-то это был просторный шерстяной плащ песочного цвета, но теперь он превратился в рваную тряпку.
   Неожиданно Мартин подскочил к нему, схватил за шиворот и приподнял, как котенка. Кода отчаянно завизжал и начал извиваться, но загорелые крупные руки Мартина держали его крепко.
   — Я хочу знать, что это за тварь! — заорал Мартин, перекрывая своим сильным голосом дикий визг Коды. — Отвечай!
   Он встряхнул Коду так, что тот лязгнул зубами.
   Исангард молчал, хмуро глядя на мелькающие в воздухе растопыренные розовые пальцы пустынного гнома.
   — Отвечай! — крикнул Мартин.
   Голова Коды с огромными ушами моталась на тонкой шее.
   Мартин-Перес бушевал.
   — ЭТО можно жрать? В каком виде? В жареном или вяленом? — Мартин разжал наконец пальцы, и Кода упал в песок. — Надо же, дрянь какая!
   Кода беспомощно барахтался у ног Мартина. Человек размахнулся, чтобы поддать ему ногой под ребра. Исангард бросился вперед, и Кода шмыгнул к своему защитнику, прячась за его спиной. Удар пришелся по колену раба, который тихонько охнул.
   Мартин смотрел на Исангарда, и бешенство его постепенно улеглось. Он понимал, что деньги потрачены и сделанного не воротишь.
   — Не трогай его, — сказал Исангард, потирая колено.
   — Мы подохнем в этой пустыне, — безнадежно сказал Мартин. — Что ты ухмыляешься, животное? Вода у нас кончилась. Что ты будешь пить завтра?