Хаецкая Елена Владимировна. Анахрон. Книга вторая

   Откуда она появилась?
   Господи, да что я вообще о ней знаю? Она ОТКУДА-ТО взялась в гараже…
   Лунница!
   Сигизмунд бросился в «светелку», распахнул дверцу шкафа. Лунница была на месте. Поблескивала, как ни в чем не бывало жирным тускловатым блеском.
   Сигизмунд взял ее в руки, поразглядывал. Повесил назад. Золото не вызывало у него сейчас никаких эмоций. Да и давно уже не вызывало. Привык, что ли.
   Сигизмунд с силой захлопнул дверцу шкафа, и тотчас сверху с гулким стуком свалилась пустая коробка. Сигизмунд машинально подхватил ее.
   На коробке под словами «POPCORN» и (почему-то) «SPORT» натужно висел на скале здоровенный хмырь в шортах. Нажрался, видать, попкорна и лезет. Душа в нем взыграла, должно быть.
   Подпрыгнув, Сигизмунд заглянул на шкаф. Аж присвистнул. Сколько дерьма наскладировано! И так заботливо!.. Из мусорного ведра, небось, таскала — какие поярче. Как сорока. Запасливая.
   И тут — ударило!
   Нет сороки.
   Нет запасливой.
   Бессмысленно все… Сигизмунд еще раз посмотрел на жизнерадостного хмыря и бережно положил его обратно на шкаф.
   В «светелке» густо застоялся причудливый девкин быт. Ее привычки, пристрастия, странности, предпочтения.
   Сигизмунд вышел на середину комнаты, огляделся. По уму, прибрать бы здесь надо. Выкинуть весь тот хлам, который накопился и успел уже покрыться пылью. Но рука не поднималась.
   Нет уж, пусть все остается как есть. Почему-то вдруг ему стало казаться — пока комната стоит в неприкосновенности, Лантхильда может еще вернуться… каким-то непостижимым образом…
   В этот момент в дверь позвонили. Позвонили уверенно, три раза подряд.
   Сигизмунд медленно вышел из «светелки», закрыл дверь. Он знал, что пришла не Лантхильда. Кто-то другой.
   Позвонили в четвертый раз. Нет, не она. Неважно, кто, но не она.
   Сигизмунд отворил дверь.
   — Ты что, Морж, дрочишь тут?
   Сигизмунд уставился на вошедших, плохо соображая. Его толкнули.
   — Что встал, дай пройти.
   До Сигизмунда медленно стало доходить. Аська. С сестрицей.
   — А вы что пришли?.. — начал он.
   — Не дозвониться до тебя, — сердито заговорила Аська. — Давай, ухаживай, что топчешься.
   Сигизмунд машинально вынул из курток сперва Аську, потом ее сестрицу. Сестрица мельком глянула на молоток и ножницы, болтавшиеся над дверьми. Ничего не сказала. И даже виду никакого не сделала.
   — Что у тебя занято все время? — ворчала Аська. — С кем ты треплешься часами? А что, девчонка твоя еще не вернулась? В общем, так, Морж, гони десятку назад. Нам жрать нечего. Пешком к тебе, говнюку, шли. Как ходоки к Максиму Горькому.
   — К Ленину, — глупо поправил Сигизмунд.
   Пошел к себе в комнату, переступая через книги, валявшиеся на полу. Достал из ящика полтинник. Заодно проверил телефон. Трубку набекрень положил. Совсем ума лишился.
   Следом в комнату всунулась Аська.
   — Ну и срач у тебя, Морж… А что, вы дрались? Или ты уже опустился? С десятки-то… Ты, Морж, не смей с моей десятки опускаться.
   — «Киса, ваш дворник большой пошляк. Так напиться на рубль!..» — вяло схохмил Сигизмунд.
   Аська нахмурилась. Лавируя среди куч и павшего стеллажа, пробралась к Сигизмунду. Тревожно посмотрела ему в лицо.
   — Что, так плохо, Морж?
   Он молча кивнул.
   — А мы тебе пожрать принесли, — сообщила Аська. — Борща. Сестрица наварила. Я просыпаюсь — а у нас борщ! И говнюки какие-то сидят. Филологи. Жрать горазды — жуть берет. Сидят и рубают этот борщ, сидят и рубают!.. И словами мудреными сыплют. И водку пьют. Успели сбегать. Я говорю: ша, ублюдки, там у нас человек погибает, надо ему борща оставить! И отлила тебе в литровую банку — во, под завязку. В кастрюлю выльешь, разогреешь. А то у тебя от стресса будет язва желудка. Тебе надо жидкое есть. — Тут Аська захохотала.
   — Представляешь, Морж, я как встала, мне сразу говорят: «А десятка твоя, Асенька, тю-тю!» Я спросонок не сообразила. Говорю: «Что тю-тю?» Сестрица мне так въедливо и отвечает, что, мол, какой-то синюшник выполз поутру из-за шкафа и десятку унес. Я говорю: «Это не синюшник, это генеральный директор…» Ты ведь генеральный, Морж?
   — На, — сказал Сигизмунд, протягивая полтинник.
   Аська посмотрела на полтинник.
   — Это что?
   — Дензнак.
   — Ну, спасибо, — сказала Аська и заорала на всю квартиру: — Ви-ика! Гляди, чего нам дали! Я тебе говорила, что он генеральный, а ты — «синюшник, синюшник…» Иди сюда! Только ноги не сломай!
   Вика появилась в дверях. Бесстрастно посмотрела на разгром. Сказала:
   — Я в белой кастрюле разогрела. У вас белая — суповая?
   Сигизмунд ошалело кивнул.
   — У тебя хлеб хоть есть, Морж? — деловито спросила Аська, карабкаясь к выходу.
   Сестры усадили Сигизмунда за стол, поставили перед ним полную тарелку борща и наказали съесть. Сами уселись напротив, принялись надзирать. При этом Аська считала своим долгом развлекать Сигизмунда рассказками.
   — Чайка к херам улетела, представляешь, Морж? У кошки всю рыбу сожрала и улетела. Вырвалась, падла. А мы к тебе шли — ужас, денег нет, ничего нет, у меня еще глаз подбит. Пьяных каких-то на себя всю дорогу собирала, как репей. Объяснять приходилось: супец, мол, человеку несем, его баба бросила, мы его утешать идем, так что не до блядок нам. Народ понимающий — отлипал… Мы супцом булькали, но не показывали. Сейчас люди такие — им только покажи, отберут у слабых женщин и тут же отожрут. — От темы жратвы аськина мысль причудливо скакнула к утренним визитерам. — А эти филологи под конец оказались ничего.
   — Они не филологи, — подала голос сестрица.
   — Какая разница, — отмахнулась Аська. — Притомили они меня сперва, а после общие знакомые откопались, сходили за водкой, посидели по-человечески… Теоретики. Говорят, период сейчас такой. У всех. Говенная морось, говорят, сыплется. Их по деньгам кинули, а у нас под утро кто-то просто в подъезде насрал. Вот так незатейливо. Это не ты, Морж, спьяну?
   — Нет, — лаконично сказал Сигизмунд, продолжая хлебать борщ.
   — Вот и я говорю: не мог он этого сделать, он генеральный директор…
   — Вы каким бизнесом занимаетесь? — вежливо спросила Вика, желая сменить тему разговора на более приятную.
   Аська привзвизгнула, предвкушая.
   — Тараканов морю, — ответил Сигизмунд.
   — И как? — спросила Вика.
   — На жизнь хватает.
   Повисло молчание. Сигизмунд будто со стороны слышал в тишине свое громкое чавканье.
   Аська легла на стол грудью, засматривая Сигизмунду в лицо.
   — Ну так что, поссорились вы с ней все-таки?
   — Нет.
   — Точно?
   — Да.
   — Так почему она от тебя ушла-то?
   — Пропала она, а не ушла.
   — Думаешь, похитили?
   — Нет.
   А может, и похитили, подумал Сигизмунд. Он не знал.
   — Своими ногами ушла? — продолжала допытываться Аська.
   — Я пошел машину заводить. Пока из гаража выезжал — ба-бах, ее нет.
   — Что значит ба-бах? Стреляли?
   — Это я фигурально. Просто — нет.
   Сигизмунд твердо решил не пускать взбалмошную Аську во всю эту загадочную историю. Запутает еще больше.
   Его уклончивость не осталась для Аськи незамеченной.
   — Не хочешь говорить — не надо. Я тебе так скажу: если своими ногами ушла, возможно, своими ногами и назад придет. У беременных еще и не такое бывает.
   Да уж, подумал Сигизмунд. Вспомнилась вдруг неприятная встреча с беременной в тот день, когда он нашел в гараже Лантхильду.
   — Ну ладно, Морж, — сказала Аська. — Мы пошли. За деньги спасибо. Посуду у тебя мыть уж не будем, извини.
   Сигизмунд встал, проводил их. Когда закрылась дверь, в квартире стало очень тихо и пусто.
   В принципе, к этой пустоте он и стремился, когда расходился с Натальей. И жил в этой пустоте, лишь изредка разбавляя ее случайными и недолговременными подругами. А теперь в квартире будто звенело. Кассету бы поставить, Мурра послушать — так разбит магнитофон.
   Сигизмунд ткнул пальцем в телевизор и плюхнулся на диван. Некоторое время бродил по каналам. Все было скучно. Засилие пошлости удручало. Шуршание памперсов не захватывало, «дэним» не привлекал. Не хотелось ни чистить зубы, ни источать ароматы Настоящего Мужчины. Ни хрена не хотелось.
   Наконец набрел на академического дядю в двубортном пиджаке. Дядя бубнил про какую-то комету. Дескать, открыли в 95-м году комету. И не простую, а супер. То есть, без дураков супер, это вам не памперс-юни. И в бинокль уже эту комету видно, а скоро вовсе вырастет. Близко пройдет, но не упадет на Землю, хвост на полнеба растянет. Будет видна ночью, а если захотите — то и днем. Последним эту комету Рюрик видел, а теперь вот нам счастье привалило.
   Дядю сменили спортивные новости. Сигизмунд выключил ого. Нет, не ого — телевизор. Ого раньше был. Вчера.
   Он начал ощущать, как растет подушка времени между ним и Лантхильдой. Сперва чуть-чуть — вчера. Потом побольше — позавчера. Не успеешь оглянуться
   — месяц назад… Растянется, как хвост у кометы. На полнеба. На полжизни.
   А ведь он всерьез собирался жить с ней всю жизнь — сколько получится. Он только сейчас понял, как серьезно к ней относился.

* * *

   Из клубящегося тоскливого полусна-полубреда Сигизмунда вырвал телефонный звонок. Сигизмунд ощутил острый приступ досады: возвращаться к реальности не хотелось. Что-то было в этой реальности не так.
   А телефон звонил и звонил. Настырно.
   Сигизмунд снял трубку. Просто чтобы звонить перестал. Машинально произнес:
   — Алло…
   — Сигизмунд Борисович! — заверещала трубка. — Вы спите? Вы болеете? Сигизмунд Борисович!..
   — Алло, — повторил Сигизмунд вяло.
   — Вы слушаете?
   — Кто это звонит?
   — Это я, Света.
   — Какая Света?.. — начал было Сигизмунд и тут проснулся окончательно. — Светка?
   — Вы спите?
   — Да не сплю я, не сплю. Задумался. Ты что как резаная?
   — Сигизмунд Борисович, нас обокрали, — выпалила трубка.
   Сигизмунд на мгновение представил себе светящееся окно светкиной квартиры.
   — Сочувствую, — проговорил он еще более вяло.
   — Да нас, нас обокрали! — надрывалась в телефоне Светка. — НАС!
   Сигизмунд немного подумал.
   — «Морену»? — спросил он.
   — Да, да! Приезжайте скорее!
   — Еду, — сказал Сигизмунд, роняя трубку.
   Было одиннадцать утра. Сколько же он проспал?
   Сигизмунд был в «Морене» через час. Федор уже прибыл. Захлебываясь, Светочка принялась рассказывать. Она пришла на работу первая, открыла дверь и обнаружила… собственно, ничего она не обнаружила. Вся техника была вынесена.
   Компьютер с бухгалтерией. Принтер — лазерный. Факс поперли, естественно. «Панасониковский» телефонный аппарат со всякими кнопками: автоповтор там, автоответчик. Сигизмундово любимое вертящееся кресло на колесиках вынесли. Обидели, блин, генерального. Две пачки бумаги для лазерных распечаток — это уже свинство — беспринципно утащили.
   Светочка звонила по старому телефонному аппарату — с битым корпусом и замусоленной трубкой. Валялся в ящике стола, все руки не доходили выбросить. А тут пригодился. Воткнула и позвонила — сперва Федору, потом Сигизмунду.
   Смежная дверь к арендаторам была заперта. Открыли. У субарендаторов было вообще пусто. Входной замок с «ихней» стороны был сломан.
   Сигизмунд с Федором переглянулись.
   — Я велел Светке ничего не касаться, — сообщил Федор. — Чтобы все хранило девственный вид.
   — Дефлорированный вид, — угрюмо пошутил Сигизмунд и пошел звонить в милицию.
   Светочка хихикнула, но как-то нервно.
   Менты явились через полтора часа — в лице дознавателя и еще одного. Дознаватель — коренастый мужик в черной кожаной куртке, с густыми, сросшимися на переносице бровями, — уселся за стол, вольготно разложился бумагами, начал задавать вопросы. Попросил ничего не трогать и не мельтешить, сидеть тихо. Опрашивал по одному.
   Сигизмунд вяло отвечал. Происходящее воспринималось сквозь туман — слишком много за последние дни навалилось. Время от времени краем глаза ловил на себе светкин сочувствующий взгляд.
   Второй мент с Федором вышли во двор — посмотреть, как там со стороны. Когда они вернулись, Федор был очень оживлен и румян. Дознаватель мельком оторвался от бумаги, поднял голову. Второй мент кратко сказал:
   — Соседи ничего не видели.
   — А как там дверь?
   — Похоже на имитацию взлома.
   В отличие от Сигизмунда, Федор так и кипел от энтузиазма. Рвался быть допрошенным.
   Однако бойцу пришлось ждать, пока закончат беседу с генеральным.
   Сигизмунд поведал о субарендаторах все, что знал. Записав показания, дознаватель попросил показать договор о субаренде. Тут Сигизмунд хватился: договор находился у него дома. Предложил съездить, благо на колесах. Дознаватель не возражал. Дел хватало.
   Сигизмунд, как в дурном сне, потащился домой — за договором. Вошел в квартиру. Странным поведением озадачил даже кобеля. Непонимающе озирался вокруг. В комнате царил полнейший разгром. Стеллаж продолжал пребывать в упавшем состоянии. Чуда явлено не было, и из праха стеллаж не восставал. Чудес не бывает. Да, чудес не бывает!
   Наступая на книги, пробрался к столу. Долго шарил, не мог найти договор. Сидел на диване, глядя в потолок, двигал губами. Ему казалось — думал. Вспоминал, где этот проклятый договор может находиться.
   Да. Была протечка. После протечки бумаги перекладывали… Куда?
   Наконец вспомнил. Вытащил, развернул бумаги, долго вчитывался, тщась понять
   — та бумага или не та. Вроде, та.
   Долго стоял с нею в руке, соображал — куда сунуть, чтобы не помять. Сам себе с расстановкой сказал:
   — Бумаги, дабы не помять, ложат в папку.
   Мысль натужно направилась на поиски папки. Не нашла. Поднял из развала книгу с обложкой понадежнее, сунул договоры за обложку.
   Сигизмунд уже уходил, когда неожиданно зазвонил телефон.
   — Гоша… Гена не у тебя?
   — Какой Гена?
   — Ушел из дома, пьяный… не знаю, что и думать. У вас дела с ним какие-то были…
   Сигизмунд мучительно задумался. Потом спросил невпопад:
   — Куда он ушел?
   — Не сказал. Пьяный пошел…
   Звонила тетя Аня. До Сигизмунда это дошло только к концу разговора.
   — Нет, тетя Аня. Его у меня нет.
   И положил трубку.
   И тут же — новый звонок.
   — Да!.. — рявкнул Сигизмунд.
   Мать.
   — А ты чего не на работе? — удивилась она.
   — А зачем домой звонишь, если я на работе?
   — Я звонила. Там не отвечают. Случилось что?
   — Ничего, — процедил Сигизмунд.
   — А эти твои… норвежцы… они уехали?
   — Слушай, мать. Хальвдан утонул вместе с сейнером и селедками. Дочка его с горя бросилась под троллейбус номер тридцать четыре. Остальных повесили — кого за шпионаж, кого за яйца. И вообще, какого хрена вам всем от меня надо?.. Достали!
   И бросил трубку.
   Выезжая со двора, видел перед собой в арке лощеную черную задницу «фордяры». Того самого. Быстро же его реанимировали! Уплывал, закрывая в проеме арки Казанский собор. На миг захотелось поглядеть на морду владельца. И кто там только засел за тонированными стеклами? Фингал бы ему навесить для красы. Чтобы свет не застил.
   Черный «форд» долго еще маячил впереди, пока на Садовой их с Сигизмундом не разлучило оживленное движение. Настолько оживленное, что из пробки Сигизмунд выбрался только через двадцать минут.
   Когда только Сенную откроют для движения? Едучи по Садовой, Сигизмунд думал эту стандартную мысль. И, что характерно, остальные застрявшие водилы — тоже. Вот где раздолье для телепатии.
   Когда Сигизмунд добрался до офиса, дознаватель уже закончил работу. Прибыла бригада криминалистов с причудливым инвентарем в чемоданчике. Картина, открывшаяся перед Сигизмундом, который был — ха-ха, что таить — сегодня на голову слабоват, показалась и вовсе малообъяснимой. Какие-то незнакомые люди деловито пачкали черной дрянью стены и двери. Не везде, а только там, где руками берутся. То есть, косяки всякие.
   — Принесли? — донесся до Сигизмунда голос дознавателя.
   Сигизмунд с трудом оторвался от завораживающей своим сюрреализмом картины.
   — Что?
   — Договор с вами?
   Сигизмунд машинально протянул ему книгу.
   — Что это?
   Сигизмунд глянул на обложку. Босх. Это он, значит, альбом Босха приволок. На обложке ученый лекарь долбил кому-то голову. От глупости лекарства нет.
   Именно это зрелище и заставило Сигизмунда взять себя в руки. Раскис, блин. Растекся, как кисель.
   Достал из-за обложки договор. Протянул дознавателю.
   Тот переписал из договора данные.
   Поведал новости.
   Судя по всему, на ребятках — на приятных молодых парнишках, оба Сергеи — должок висит. Пока Сигизмунд домой-обратно катался, звонили некие кредиторы. Интересовались. Сегодня срок истекает. Дознаватель сказал, что представился рядовым сотрудником ГРААЛЯ, просил кредиторов подъехать. Так что ждем-с.
   В данном случае, продолжал ободрять Сигизмунда дознаватель, очень похоже на инсценировку взлома. Обчистили, похоже, субарендаторы. У них в комнате все протерто, отпечатков нет.
   Сейчас сотрудникам «Морены» надлежит презентовать свои пальчики родимой милиции. Поскольку на стенах и дверях офиса какие-то отпечатки найдены. Надо бы установить, которые отпечатки родные, а которые — нет. В интересах следствия.
   Убогость ментовского инвентаря поразила Сигизмунда даже сквозь туман, в который был погружен мозг после потрясений последних дней. Какая-то великая самопальность сквозила во всем, что сейчас происходило.
   — Ребята, — оторвался криминалист от стены, — берите листочки, складывайте гармошкой.
   И показал, как.
   На верхней складке было велено написать паспортные данные: «От пострадавшего…» У Сигизмунда почему-то не получалось сложить листок. В конце концов, его выручила Светочка. Немало, должно быть, таких вееров творила в детстве из промокашек. Королевой Марго, небось, себя мнила. А стала бухгалтером в тараканобойной фирме.
   Другой мент названивал в отделение. Просил машину прислать. В отделении была пересменка, машина добывалась трудно.
   После того как паспортные данные были записаны, криминалист осквернил пальцы и ладони сотрудников «Морены» все той же черной дрянью. Или другой дрянью, но тоже черной. Прокатал — сперва большой палец, потом указательный… У Сигизмунда дрожали руки.
   — Вы можете держать руки? — сердито спросил криминалист.
   Сигизмунд соврал, что вчера на дне рождения был. Криминалист обидчиво заметил, что тоже был на дне рождения и тоже вчера, но руки почему-то не трясутся.
   Федор попытался было затеять дискуссию, задать пару вопросов по существу дела, вникнуть глубже в происходящее — он был живо заинтересован. Но дискуссия скисла, не начавшись. Криминалистам было скучно. Криминалисты таких дел видели — у-у… И к тому же еще на один объект торопились. На такой же.
   Наконец криминалисты уехали, забрав отпечатки и оставив после себя загрязнение. И стены в черных пятнах, и руки… Сигизмунд спросил дознавателя:
   — Можно стирать?
   Дознаватель разрешил.
   Светку наладили отмывать стены мыльной водой.
   Второй мент опять пошел с Федором во двор. Обсуждали что-то на ходу. Светка без энтузиазма хлюпала тряпкой. Сигизмунд скрючился в углу на стуле, угрюмо созерцая плохо отмывшиеся руки. Дознаватель сидел за столом, перечитывал записи и время от времени бросал рассеянный взгляд на Босха. Время тянулось.
   Около пяти в дверь позвонили. Второй мент открыл. Вошли два мордоворота. Вопиюще противореча своему чисто бандитскому виду, очень вежливо осведомились:
   — ГРААЛЬ здесь находится?
   Мент спокойно ответил:
   — Да, проходите, ребята.
   И встал у двери.
   Дознаватель стремительно вышел им навстречу, заранее держа раскрытыми «корочки».
   Представился. Сказал, что работает по факту кражи. Попросил рассказать все, что известно о фирме ГРААЛЬ.
   Известно мордоворотам было немного. Месяц назад они отгрузили ГРААЛЮ товар со своего склада. Сегодня — срок платежа. Собственно, за этим и приехали.
   Мент записал название фирмы, которую представляют мордовороты. Поинтересовался, на какую сумму мордоворотный склад опустили. Назвали. Мент зафиксировал и это. Предложил оставить исковое заявление. Можно прямо сейчас поехать в Адмиралтейское РУВД, можно завтра.
   Мордовороты попросили разрешения позвонить. Позвонили. Отчитались, слово в слово пересказав услышанное от мента. Вежливо попрощались, сказав сакраментальное «сочувствуем», и поехали подавать исковое заявление.
   Вскоре после этого дознаватель собрал бумаги и вместе с напарником откланялся. Сказал «будем искать» и «позвоните через несколько дней».
   Пренебрегая правилами, Сигизмунд задымил прямо в офисе. Светка не возражала. Федор пошел искать доски, чтобы забить дверь.
   Когда Федор ушел, Светка вдруг бросила тряпку в таз и распереживалась. Все данные на компьютере остались!.. Все заказы!.. Весь баланс!..
   — Так на бумаге же все сохранилось, — сказал Сигизмунд.
   Но воображение Светки, распаленное бумажными триллерами, причудливо рисовало страшные картины: попали данные в злые руки… и начинается роман ужасов.
   — Брось ты, Светка, — устало сказал Сигизмунд. — Там уже, небось, все потерто. Кому мы нужны с нашими тараканами…
   Явился Федор с досками и молотком. Разжился где-то за дивно короткий срок. Заколотил взломанную дверь со стороны арендаторского входа. Совсем уже собрались уходить, когда в дверь позвонили.
   Еще двое. Этих тоже опустили ушлые Сереги. Впрочем, эти отнеслись к случившемуся с юмором. Или по фиг им было. Тоже отзвонились своему начальству — порадовали. Попытались утешить Сигизмунда с поникшей дружиной: мол, не вешайте носа, ребята, глядите на нас и берите пример.
   Бодрых ребят кинули на три с половиной тысячи баксов.
   Побазарили, покурили. После чего ребята отправились знакомой тропой, в РУВД. Исковое, блин, заявление подавать.
   Светка совсем ослабела от переживаний. Сигизмунд подвез ее домой. Пока вез, в голове неотвязно вертелись слова, которые услышал вчера от Аськи: «говенная морось… говенная морось…» Светка молчала. Сонно глядела на дорогу. Прощаясь, Сигизмунд бегло чмокнул ее в щеку.
   …И когда уже сворачивал на Садовую, отчетливо услышал — как будто кто-то рядом, в машине, произнес это вслух: «ЖИЗНЬ БЕССМЫСЛЕННА». Эти два слова будто взорвались Сверхновой, и Вселенная, где существовала особь по имени Сигизмунд, мгновенно преобразилась: на лиловых клубящихся небесах Хаоса взошло Черное Солнце.
   Под этим Черным Солнцем утратило всякий смысл все то, чем тешила себя на протяжении тридцати шести лет означенная особь. Чувство это было настолько всеобъемлющим, что спасительная способность к анализу, расточилась, растеклась, как часы на картине Сальватора Дали.
   Сигизмунд остался один на один с диким животным ужасом. ЖИЗНЬ БЕССМЫСЛЕННА. Эта мысль поглотила его, как пучина. ЖИЗНЬ БЕССМЫСЛЕННА. Он начал приискивать подходящий столб, в который можно было бы врезаться и покончить с этим раз и навсегда. Разогнаться и врезаться. ЖИЗНЬ БЕССМЫСЛЕННА. Раз и навсегда — покончить, и больше не будет страшно.
   Садовая. Час «пик». Сигизмунд медленно, обреченно полз в каше машин, то и дело застревая в пробках. Разогнаться и врезаться возможности не представлялось. Черное Солнце постепенно угасало, переставало быть таким яростным и ослепительным. Жизнь больше не была бессмысленной. Она была вопиюще скучной. Но и только. Это можно было вынести. По крайней мере — пока.

* * *

   Бутылка медовой водки «Довгань» полновесно стукнула о стол. К водке имелись четвертушка черного хлеба и сермяжная луковица. Чиполлино, блин.
   Сигизмунд свинтил пробку, разрывая наклеенную поперек акцизную марку, аккуратно, как реактив в пробирку, налил себе первую. Подержал в руке, продлевая момент. Сейчас эта сверкающая прозрачная жидкость прольется на Черное Солнце, и оно, погань эдакая, зашипит, извиваясь лучами-змеями, и загаснет, сгинув в пьяном болоте. Лучше уж быть нажравшейся скотиной, чем «особью»… ЖИЗНЬ БЕССМЫСЛЕН-НА.
   Н-на!
   ЖИЗНЬ БЕССМЫС…
   Н-на!
   Вторая прошла еще лучше первой. Сигизмунд с хрустом взгрызся в луковицу. Посидел, прислушался. Вроде, шипит. Вроде, гаснет, сука.
   Ну-ка еще одну… Ах, хорошо пошла.
   Притупилось, загладилось, будто в болотной жиже все искупалось.
   Голос извне замолчал.
   Пришла обида.
   …Ведь не потому же, что обокрали, зажглось смертоносное Черное Солнце. Не настолько же он, Сигизмунд, в конце концов, примитивен. Корчился, как амеба, — не из-за того же, что два ушлых ковбоя по имени Серега и Серега-плюс сперли компьютер-принтер-факс. Не из-за этого же! Три тонны баксов — из-за такого Черное Солнце не вспыхивает.
   Пес грустно лежал, морда между лап, в темных глазах — вселенская скорбь. Как всякая собака, пьяных не одобрял. Осуждал даже.
   — Не особь я, понял, — обратился Сигизмунд к кобелю. Кобель приподнял морду, поставил уши. — Я с-сапиенс, понял? И не позволительно вот так появляться и исчезать без моего соизволения… Кажется, я надрался.
   Утратив интерес, кобель уронил морду обратно.
   — Так. Надо сделать паузу.
   Сигизмунд встал. Походил по кухне. Покурил. Водка тем временем обустраивалась в своем новом обиталище. То есть, в сигизмундовом желудке.
   — Должно сопротивляться. Не терять связи со своим поколением. Понял?
   Сигизмунд набрел на маркер и с превеликим энтузиазмом украсил светлые обои в коридоре гигантским кривоватым «пацификом».