Хаггард Генри Райдер. Аэша

   Боясь, что вы погибнете, мы поспешили с Симбри к реке и, действительно, увидели вас. Остальное вы знаете. Мы видели, как вы качались на веревке над пропастью, как ты, Лео, бросился в пропасть первый, а за тобой последовал твой храбрый товарищ. Я спасла из воды тебя, свою давнишнюю, вечную любовь. Я предчувствовала опасность, которая тебе грозила. Моя рука спасла тебя, неужели ты оттолкнешь от себя меня, царицу Калуна?
   Она глядела на Лео с мольбой и ожиданием.
   – Благодарю тебя, Афина, за то, что ты спасла меня, хотя, может быть, было бы лучше, если бы я утонул. Но если все, что ты говоришь, правда, скажи, почему ты вышла замуж за другого?
   Она отшатнулась, как будто кто-то кольнул ее ножом в сердце.
   – Не брани меня, – жалобно сказала она, – я сошлась с этим безумцем в интересах государства. Меня уговорили выйти за него. Даже ты, Симбри, – будь ты проклят за это, – советовал мне вступить в брак с Рассеном, чтобы прекратить войну. Ты говорил мне, что мои сны – простая фантазия. Я уступила для блага своего народа.
   – И своего собственного, – сказал Лео. – Я не осуждаю тебя, Афина. Однако, ты говоришь, что я должен разрубить узел, убив твоего мужа, которого ты сама избрала. Ты говоришь о судьбе, но эту судьбу ты устроила себе сама. Твой сон и видение, которое заставило идти тебя на берег – вымысел. Ты пришла на берег, потому что так приказала тебе Гезея.
   – Кто тебе сказал? – удивилась Афина.
   – Я знаю еще многое другое. Напрасно ты обманываешь меня, Афина!
   Ханша побледнела.
   – Кто мог сказать тебе? – прошептала она. – Уж не ты ли, волшебник? Если ты, я узнаю это и отомщу тебе, не посмотрю на то, что в жилах наших течет одна кровь.
   – Афина, Афина! – взмолился Симбри, – ты знаешь, что я ничего не говорил.
   – Так, значит, это ты, старая обезьяна, – обратилась она ко мне. – Напрасно я тебя не убила. Но это дело поправимое!..
   – Уж не думаешь ли ты, что я тоже волшебник? – спросил я.
   – Да, думаю. Тебе покровительствует какая-то богиня, которая живет в огне.
   – Если так, с нами шутить нельзя, Афина, – сказал я. – Отвечай же, что сказала Гезея на ваше извещение о нашем прибытии в страну?
   – Слушай, – перебил Лео, – хочешь ты или не хочешь, а я пойду вопросить Оракула на Огненную гору. Посмотрим, кто сильнее, – ты или Гезея.
   – Ты непременно хочешь пойти туда? – засмеялась Ханша. – Там ты найдешь огонь, и только. Ты не встретишь прекрасного существа, которое могло бы очаровать тебя. Слушайте, странники, наша страна – земля чудес и тайн, непостижимых для пришельцев. Пока я жива, нога ваша не ступит на Гору. Лео Винцей, я знаю, что ты пришел сюда не из-за меня, как я о том мечтала, а для какого-то демона в образе женщины, которую ты никогда не найдешь. Довольно просьб. Не стану унижаться. Ты узнал слишком много. Подумай до завтрашнего дня о том, что я тебе предложила, и дай мне ответ, согласен ли ты быть моим и царствовать вместе со мной, или же ты предпочитаешь умереть вместе с твоим другом. Выбирай между мной и местью! Я не позволю чужеземцу смеяться над собой!
   Она говорила тихо. Слова ее срывались с уст, как капельки крови из раны. Наконец, она замолчала. Никогда не забуду я этой сцены. Старый кудесник смотрел на всех нас своими выцветшими глазами, как ночная птица. Лицо ханши дышало гневом, взгляд ее – местью. Холодный, решительный Лео боролся с ней своей железной волей. А я, которого Афина ненавидела, стоял и ждал приговора.
   Но вот огонь лампы замигал. Где-то открылась дверь. Я увидел, что из темноты кто-то приближается к нам неслышной поступью. Это был хан. Войдя в полосу света, он дико захохотал. Жена взглянула на него. Я подивился хладнокровию этой женщины. Лицо ее не выразило ни страха, ни гнева.
   – Что ты тут делаешь, Рассен? – спросила она. – Ты выслеживаешь меня? Ступай к своим придворным дамам и пей! Ты смеешься? Что тебя так развеселило?
   – Отчего смеюсь? Я только что слышал, как первая женщина в стране, гордая ханша, которая боится, чтобы придворные дамы не запятнали ее платье своим прикосновением, моя жена, которая, заметьте это, сама просила меня, чтобы я на ней женился, потому что я ее двоюродный брат и соперник по престолонаследию, она предлагает себя безвестному страннику, который ненавидит ее и жаждет бежать от нее! Он отказал ей, как я не отказал бы последней женщине во дворце! – Хан захохотал. – Слышал я также, что она называет меня сумасшедшим. Меня сделал сумасшедшим старый колдун Симбри, он влил отраву в мой кубок на свадебном пиру. Он дал мне зелья, которое меня отвратило от Афины, и я действительно ненавижу ее, я не выношу ее прикосновения, не могу быть с ней в одной комнате… В воздухе вокруг нее пахнет волшебством. Кажется, и ты, рыжебородый, – обратился он к Лео, – чувствуешь то же? Ну, так попроси у старой крысы любовного зелья; когда ты его выпьешь, Афина покажется тебе чистой, кроткой, прекрасной, и вы проведете несколько приятных месяцев. Не отвергай напитка, который тебе предлагают. Пей до дна! Только на другой день ты почувствуешь, что он отравлен кровью мужа. – И безумный хан снова разразился хохотом.
   Афина выслушала все эти оскорбления молча.
   – Прошу прощения, – обратилась она к нам спокойно. – Вы пришли в порочную страну. И ее глава, ее цвет, – ты, Рассен, – не уйдешь от своей судьбы, и я тут ни при чем. Когда-то на очень короткое время мы были близки, но это было давно. Теперь ты пресмыкаешься в моем доме, как змея. Если бы я хотела, отравленный кубок давно излечил бы твое безумие и заставил бы замолчать твое ядовитое жало. Пойдем, Симбри! Мне стыдно и горько.
   Шаман подошел к ней.
   – Слушай, Рассен, – сказал он хану. – Твоя мать – дурная женщина. Отца твоего никто, кроме меня, не знал. В ночь, когда ты родился, над Горой показалось пламя и звезды померкли. Я был на твоей свадьбе. На свадебном пиру ты напился и обнимал распутную женщину. Ты правил, разоряя страну, опустошая ради своей забавы поля и пуская людей по миру. Но скоро ты будешь плавать в своей крови, ты развяжешь эту благородную женщину, твое место займет более достойный, у них будет потомство и в стране воцарится мир.
   Шаман говорил с горечью. Хан несколько раз пытался поразить его своим коротким мечом, но не сделал этого, не смог, он вынес обиду, как собака терпит удары хлыста своего господина. Мало-помалу он отступил в дальний угол комнаты и упал на землю, а Симбри взял Афину под руку, и они вышли. У порога массивной железной двери Симбри остановился.
   – Хан Рассен, я тебя возвысил, теперь я тебя низвергну. Вспомни мои слова, когда будешь плавать в своей собственной крови!
   Когда вдали замер звук шагов, хан, боязливо озираясь, выполз из своего угла.
   – Ушли крысы? – спросил он.
   Испуг отрезвил его, и рассудок вернулся к нему.
   – Вы считаете меня трусом? – продолжал несчастный. – Да, я боюсь их обоих. Они отняли мою силу, мой разум своим волшебством. Я был когда-то могуч, благороден душой, владел половиной царства. Но я полюбил ее проклятую красоту. Она же хотела выйти за меня замуж и прислала ко мне сватом эту старую крысу. Я прекратил войну и женился на ханше. Лучше было бы мне стать последним мужиком, чем войти в опочивальню царицы в качестве ее супруга! Она ненавидела меня. И чем сильнее я любил, тем сильнее она ненавидела. Наконец, на свадебном пиру она дала мне напиток, который отвратил меня от нее, но в то же время иссушил мой мозг ядом безумия.
   – Если она тебя ненавидела, – спросил я, – почему она не отравила тебя?
   – Из расчета. Ведь полцарства принадлежало мне. Кроме того, я был ей нужен. При мне народ не мог заставить ее выйти замуж за другого. Она не женщина, а колдунья. Она хочет жить одна. Так думал я, по крайней мере до сегодняшней ночи, – при этих словах хан взглянул на Лео. – Она знала также, что хотя я избегаю ее, в душе все-таки люблю, ревную и могу защитить ее. Она нарочно натравила меня на человека, которого я недавно загнал своими собаками. Теперь я знаю, отчего она всегда казалась такой холодной. Она берегла пыл своей души, чтобы растопить лед твоего сердца.
   – Кажется, ты видел, хан, что этот лед нисколько не растаял, – сказал Лео.
   – Да, пока, если ты не лжешь. Но дай пламени разгореться побольше, и лед растает. Может ли кто-нибудь из смертных противиться желанию Афины?
   – Говорят, что я должен убить тебя, хан, но я не ищу твоей смерти; не хочу отнимать у тебя и твоей жены. Мы давно жаждем уйти из этого города, но нас не пускают. Нас стерегут, как пленников, – и днем, и ночью. Отпусти нас на свободу, хан! Это в твоей власти.
   – Куда же вы пойдете, если я отпущу вас на свободу? – спросил хан. – Страна наша окружена горами. Только птицы могут перелететь через них.
   – Мы уйдем на Огненную гору, – сказал Лео.
   – Кто же из нас не в своем уме? – удивился хан. – Я или вы? Я не верю вам. А впрочем, если правда, что вы пойдете на Гору, вы приведете на нас врагов и завоюете нашу землю.
   – Нет, – возразил Лео. – Я говорю тебе честно, как мужчина мужчине, мне не нужно твое царство, как не нужна твоя жена. Будь же разумен, отпусти нас и живи себе с миром.
   Хан задумался, потом вдруг опять захохотал.
   – Что скажет Афина, когда узнает, что ее птичка улетела? Она рассердится на меня и станет искать вас.
   – Отпусти нас поскорее, тогда погоня не настигнет нас.
   – Ты забываешь, что ханша и ее старая крыса знают все. Они найдут вас. А все-таки интересно, как она хватится своего рыжебородого, – и хан представил, как Афина будет искать беглеца. – Хорошо же, собирайтесь в путь, через полчаса я приду за вами.

XI. ОХОТА И СМЕРТЬ ХАНА

   Вернувшись к себе, мы переоделись в дорожное платье, взяли с собой съестных припасов и охотничьи ножи, чтобы было чем защищаться в случае, если хан замыслит убить нас. Смех хана еще звенел у нас в ушах – то был недобрый смех. Хан внушал нам мало доверия.
   – Однако ему все же хочется избавиться от нас, – сказал я.
   – Живые всегда могут вернуться, – возразил Лео.
   – Афина думает иначе.
   – Но и она угрожала нам смертью.
   – Это стыд и страсть ослепляли ее.
   Мы замолчали. Скрипнула дверь, и, кутаясь в большой плащ, вошел хан.
   – Идем, – сказал он. – Зачем вы берете с собой оружие? Ведь вы не на охоту идете!
   – Но, может быть, на нас будут охотиться, – заметил я.
   – В таком случае, вам лучше оставаться здесь и ждать, когда ханша откроет клетку и выпустит вас.
   – Не думаю, – отвечал я, и мы последовали за ханом.
   Мы прошли веранду, внутренний двор, сад и потайной калиткой, ключ от которой был у Рассена, вышли из дворца. Когда мы проходили мимо псарни, собаки почуяли нас и бешено залаяли. Я вздрогнул, опасаясь, что они разбудят стражу, но хан подошел к собакам и успокоил их: они узнали его и замолчали. Хан велел нам спрятаться в тени арки и ушел. Мы опять заподозрили, не пошел ли он за убийцами, но скоро услышали топот копыт и увидели хана, ведущего под уздцы белых лошадей, которых нам дала Афина. Он сам оседлал их, велел нам, чтобы нас не узнали, хорошенько закутаться в плащи и следовать за ним. Мы ехали окраиной города, пользовавшейся дурной славой. Кое-где нам попадались кутившие люди и женщины легкого поведения, откидывавшие при нашем приближении свои покрывала. Мы спустились к реке, и так как мосты охранялись стражей, а мы избегали их, хан указал на большую лодку, на которой мы могли переправиться вместе с лошадьми через реку.
   Едва мы успели отъехать от берега, хан закричал нам вслед:
   – Ступайте, проклятые странники! Молите Горного духа, чтобы старая крыса и его племянница, твоя возлюбленная, рыжебородый, не увидели вас в свое волшебное стекло, а то мы можем опять встретиться.
   Быстрое течение подхватило нашу лодку и вынесло ее на середину реки.
   – Спешите, спешите! – кричал хан. – Смерть гонится за вами по пятам.
   – Не лучше ли нам причалить к берегу и убить этого злого человека? – сказал Лео.
   Он говорил по-английски, но сумасшедший хан чутьем догадался о значении его слов и, крикнув, что мы опоздали, пустился бежать так, что только плащ его развевался.
   С трудом добрались мы до противоположного берега, высадились, сели на лошадей и поехали, направляясь к горе, над которой поднимался столб освещенного пламенем дыма. Пришлось ехать по полям, и сначала мы двигались медленно. Наконец, мы выехали на дорогу. Луна спряталась за тучи, и стало так темно, что мы спешились и повели лошадей под уздцы, позволяя им щипать траву. Но вот занялась заря и окрасила в пурпур снежные вершины гор. Ночь прошла, и на сердце у нас стало веселее. Ненавистный город остался за нами. Мы ушли от прекрасной, страстной ханши, старого шамана и сумасшедшего хана, этого деспота-мученика, злобного чудовища и труса. Перед нами поднимались огненный светоч и снежная вершина таинственной горы, которую мы искали столько лет. Наконец-то мы разгадаем загадку или умрем! Бодро шли мы вперед навстречу своей судьбе.
   Мы ехали мимо полей и деревень. Поселяне бросали работу и смотрели нам вслед. Женщины брали на руки детей и убегали при нашем приближении. Нас принимали за придворных вельмож. Очевидно, народ боялся и ненавидел этих притеснителей. Между тем, мы немного приблизились к вулкану. Дорога шла в гору. Не имея возможности орошать эту местность, крестьяне, обрабатывая поля, надеялись только на дождь. Но лето стояло сухое, и рожь высохла раньше, чем успела заколоситься. Уныло бродили бедняки-землепашцы по своим нивам. Увидев нас, они узнали чужеземцев, которые, как они думали, принесли им засуху и стали преследовать нас, требуя, чтобы мы послали им дождь. Женщины и дети падали перед нами на колени и с мольбой указывали на гору, на ярко-синее безоблачное небо. Раз толпа чуть не преградила нам путь, и мы прорвались только благодаря своим лошадям. Чем дальше ехали мы, тем бесплоднее становилась местность, тем реже было население. Наконец только изредка стали попадаться стада. Должно быть, мы достигли границы территории хана. На рубеже Калуна возвышалось несколько каменных башен, но гарнизона здесь не было. Вероятно, форты эти были выстроены в древние времена. К вечеру мы дали отдохнуть лошадям, надеясь, лишь только выглянет луна, пуститься дальше в путь. Медлить было нельзя: наверно, Афина уже заметила наше отсутствие и выслала за нами погоню. Пока мы закусывали, лошади наши паслись поблизости. Одна из них начала валяться на земле, как это иногда делают животные, и я заметил, что ее подковы окрашены в красный цвет. Думая, что животное порезало ногу, я подошел поближе. Действительно, копыто и стрелка ноги лошади были окрашены каким-то составом – скорее всего, крови с мускусом или другим пахучим веществом. Точно также окрашены были и копыта другой лошади. У меня мелькнула страшная мысль, что хан нарочно велел смазать копыта наших лошадей пахучей смесью, чтобы собаки могли выследить нас. Мы поспешили оседлать своих скакунов, как вдруг вдали послышался лай собак.
   – Собаки смерти! – воскликнул Лео, бледнея.
   – Да, наш друг хан собирается охотиться на нас, – отвечал я. – Недаром он смеялся!
   – Что нам делать? – спросил Лео. – Не лучше ли бросить лошадей?
   – Мы это сделаем в крайнем случае. До горы еще несколько миль. Пешком нам никак не добраться.
   Мы поскакали во весь опор. Я оглянулся и в прозрачном вечернем воздухе увидел на равнине всадника и свору собак. Это был Рассен. Все было против нас. Но нам не раз случалось быть на краю смерти, и судьба помогала нам. Может быть, и сейчас откуда-нибудь подоспеет помощь. До гор оставалось три мили. Когда стемнело и луна спряталась за горы, собаки стали настигать нас: тьма не мешала им, мы же вынуждены были ехать медленнее, чтобы лошади не споткнулись и не сломали ногу. Но вот над горой, во второй раз за время нашего пребывания в Калуне, засиял свет. Должно быть, вследствие отражения от снега, свет этот был какой-то мягкий, фосфорический. Почва стала неровной, изрытой сурками и, если бы не этот неожиданный свет, хан давно настиг бы нас. Так неожиданно пришла к нам помощь. Когда из-за гор выплыла луна, огненный сноп погас, как по волшебству, и над вершиной вулкана по-прежнему стоял только столб красноватого дыма.
   Собаки лаяли все ближе и ближе. В тишине ночи стоял адский шум. Я вспомнил свору, которая мчалась в ночь нашего приезда за несчастным вельможей, навлекшим на себя гнев хана, вспомнил мчавшегося впереди всех пса с красной пастью и белыми, как слоновая кость, клыками. Вот и сейчас слышался лай этого рыжего с черным ухом пса, любимца Рассена – он был всего в полумиле от нас.
   Бешеная скачка продолжалась еще часа два, но эти часы показались нам вечностью. До горы еще было далеко, а лошади наши устали. Часть собак отстала, но зато наиболее упрямые находились всего в трехстах ярдах от нас. За ними следовал хан. Почуяв близость врага, лошади наши задрожали и напрягли последние силы. Бедные животные понимали, что им грозит смерть. Мало-помалу свора нагоняла нас. Тогда мы с Лео спешились, свернули в кусты и спрятались там. Оставленные нами лошади помчались дальше, собаки продолжали преследовать их и промчались мимо. Правда, хан заметил наш маневр и пытался отозвать собак, но разъяренные псы, чуя добычу, не хотели возвращаться. Мы с Лео воспользовались этой отсрочкой и побежали к реке. Там мы надеялись найти спасение, бросившись в воду, чтобы собаки потеряли наш след. Я был уже не молод и бежал медленнее Лео, а потому умолял его бежать, не обращая на меня внимания.
   Вот и река. Близко, совсем близко блестела вода. Помню, мне страшно захотелось пить. Но собаки догнали-таки нас. Мы слышали за собой стук копыт лошади хана и остановились у небольшого утеса, не добежав до берега. К счастью, за нами гнались только три собаки – остальные, очевидно, продолжали преследовать наших лошадей.
   – Если ты расправишься с собаками, я сведу счеты с ханом! – сказал Лео.
   Мы взяли мечи в правую руку, ножи в левую и ожидали. Собаки приблизились. Признаюсь, я испугался. Они были величиной со льва и такие же свирепые. Одна из них подпрыгнула, пытаясь схватить меня за горло, но я вовремя успел проткнуть ее копьем. Животное упало в предсмертной агонии на землю. Две другие собаки бросились на Лео. Лео метнул свое копье, но промахнулся – оно вонзилось в землю. Теперь мы были оба обезоружены, у нас оставались только ножи. Между тем подоспел хан. Обезумев от ревности, разгоряченный охотой, он ринулся вперед на Лео, натравливая на меня собак. Трудно вспомнить все, что произошло дальше. Я всадил свой нож в спину одной из собак, и она с отчаянным ревом забилась на земле; но другая, самая страшная из всей своры, любимица хана, впилась мне в руку пониже локтя так, что я выпустил от боли нож. Я отталкивал животное, но не мог с им справиться и упал на колени. Случайно левой рукой я нащупал булыжник и ударил им пса по голове, но он не выпустил моей руки, и мы продолжали бороться. В то же время я смутно видел, что Лео и хан также сцепились и борются, упав на землю. Несколько позже я заметил, что хан сидит, прислонившись к скале, и смотрит на меня. Мне пришло в голову, что он убил Лео. Но вот я почувствовал, что кто-то схватил собаку и заставил ее разжать челюсти.
   Это Лео поднял собаку за задние лапы и, повертев в воздухе, ударил головой о скалу.
   – Кончено, – услышал я голос Лео, – я исполнил предсказание шамана! Он взял меня под руку и повел к скале. Хан сидел, прислонившись к ней спиной. Он был еще жив, но не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Рассудок, казалось, вернулся к нему. Он печально взглянул на нас.
   – Вы храбры и сильны, – сказал он. – Вы убили трех собак, а мне переломили спину. Все случилось так, как предсказала старая крыса. Было бы справедливее, если бы я охотился со своей сворой за Афиной. Теперь она отомстит за меня. Она тоже преследует вас. Простите меня и бегите на гору. Я приду туда раньше вас. Там живет некто сильнее Афины…
   Губы хана вздрогнули, и он испустил дух.

XII. ВЕСТНИК

   – Его не стало, но свет не много потерял с его смертью, – сказал я.
   – У бедняги тоже было мало радостей в жизни, – отвечал Лео, – поэтому не станем говорить о нем дурно. Смерть всех уравнивает… Да и, может быть, он не был таким дурным, пока его не свели с ума. Во всяком случае, не легко было с ним справиться. К счастью, мне удалось его бросить на землю так, что он ударился о камень. Если бы я не покончил с ним вовремя, я не смог бы спасти тебя от этого огромного пса, который собирался перегрызть тебе горло. Смотри – собака величиной с осленка! Ты сильно пострадал, Гораций?
   – Собака прокусила мне руку до кости, но я думаю, что не опасно. Пойдем скорее к реке. Я умираю от жажды. Но остальная часть своры, чего доброго, настигнет нас.
   – Не думаю, собаки занялись лошадьми и оставят нас в покое. Подожди немного, я сейчас вернусь.
   Лео подошел к трупу хана, взял его старинный меч и прикончил раненую и извивавшуюся в мучительной агонии собаку; потом он поднял наши копья и мой нож, поймал ханского коня, помог мне сесть в седло и повел под уздцы к реке. У меня начиналась лихорадка, и рука страшно болела. Припав к берегу, я с жадностью напился, смочив водой голову, и окунул в холодную воду раненую руку.
   Река была широкая, и мы не решались перейти ее вброд, но в тридцати ярдах от берега был островок. Лео взвалил меня себе на плечи и пошел по реке, к счастью, в этом месте довольно неглубокую. Положив меня на мягкую траву, Лео вернулся вторично на берег, переправил коня, перенес на остров оружие и стал делать мне перевязку. У меня оказалась сломанной даже кость. Лео промыл рану, обмотал руку шарфом, обложил поверх повязки мхом и вставил руку как бы в лубки, использовав для этой цели тростник. Во время перевязки со мной случился обморок.
   В эту ночь Лео приснился странный сон. Он видел, что к берегу прибежала свора собак смерти. Они пустились вплавь к острову и уже почти настигли нас, как вдруг на берегу острова появилась одетая в черное женская фигура. Женщина простерла над рекой какой-то предмет, и собаки в ужасе завыли и остановились. После этого одних унесло течением, другие доплыли обратно до берега и убежали. Темная фигура исчезла, и утром мы тщетно искали ее следы на прибрежном песке – это, очевидно, было видение.
   Утром я проснулся от острой боли в руке. Лео спал. Вдруг до меня долетел звук голосов, и я увидел на берегу две фигуры, мужчины и женщины, казавшиеся в утреннем тумане громадными. Я разбудил Лео. Он схватил копье.
   – Сложи свое оружие, мы не сделаем вам никакого зла! – раздался с берега мягкий, вкрадчивый голос Афины.
   Ее сопровождал шаман Симбри.
   – Вернитесь, – продолжала ханша, – клянусь, что мы не сделаем вам ничего дурного. Вы видите – мы одни.
   – Мы останемся здесь, пока не будем в силах продолжать путь! – отвечал Лео.
   Афина о чем-то пошепталась с Симбри, тот долго отказывался, наконец, оба пустили своих лошадей вброд и переправились на остров. Старик казался утомленным, ханша была бодра и прекрасна, как всегда.
   – Вы уехали далеко и оставили на своем пути печальный след, – начала Афина. – Там у скалы лежит убитый хан. Скажите, как вы его убили?
   – Я убил его вот этими руками! – отвечал Лео.
   – Знаю, – сказала она, – и не виню тебя. Так было предназначено. Свершилась воля судьбы. Я защищу тебя от тех, кто может отомстить за его смерть!
   – А может быть, и выдашь меня им. Что тебе нужно от меня, ханша?
   – Ответ, который ты должен был дать мне вчера. Помни, что только я могу спасти тебе жизнь и одеть на тебя корону и порфиру убитого хана!
   – Ты получишь ответ вот на той горе, – указал Лео. – Я тоже ищу там ответа!..
   – Я уже говорила тебе, что гору охраняют дикие племена. Ты найдешь там смерть.
   – Пусть смерть будет ответом на мой вопрос. Пойдем, Гораций!
   – Клянусь, – продолжала Афина, – там нет женщины, которая являлась тебе в видениях. Эта женщина – я!
   – Так докажи это там, на горе, – отвечал Лео.
   – Повторяю тебе, там нет никакой женщины, там есть только огонь да голос.
   – Голос, говоришь ты?
   – Голос Оракула. Голос духа, которого никто никогда не видел и не увидит.
   – Идем, Гораций! – сказал Лео, направляясь к коню.
   – Неужели вы ищете своей смерти? – спросил шаман. – Слушайте, я сопровождал на гору тело покойного отца ханши, и я был в этом проклятом месте. Не ходите туда!
   – Благодарим вас за предостережение, – возразил Лео. – Гораций, не теряй их из вида, пока я седлаю коня.
   Я взял в здоровую руку копье и стоял наготове; но шаман и Афина не собирались нападать на нас.
   Они о чем-то взволнованно шептались. Между тем Лео оседлал коня и помог мне сесть.
   – Мы пойдем туда, куда нас ведет судьба, и будь что будет, – сказал Лео. – На прощанье позволь поблагодарить тебя, ханша, за твою доброту. Забудь нас. Невольно я стал убийцей твоего мужа, и его кровь между нами. Вернись к своему народу и прости, если я невольно нарушил твой покой. Прости!