Страница:
– Где она? – шепотом спросил Лео.
– Вот там, – отвечал Орос и, взяв нас обоих за руку, подвел к алтарю.
Пение зазвучало как-то особенно торжественно, и пламя засветило ярче. Орос простерся ниц перед алтарем, потом сложил руки и наклонил голову. Страх и надежда наполнили наши души. Много лет странствовали мы, и вот, кажется, были у цели. Лео побледнел и дрожал.
Время тянулось мучительно долго. Прошли, казалось, часы, годы, века, пока мы тут стояли перед задернутым серебряной завесой алтарем. Все прошлое пронеслось перед нашими глазами, начиная с событий в пещерах Кор. А вокруг раздавалось пение, и пламя шипело, как змея…
– Вот там, – отвечал Орос и, взяв нас обоих за руку, подвел к алтарю.
Пение зазвучало как-то особенно торжественно, и пламя засветило ярче. Орос простерся ниц перед алтарем, потом сложил руки и наклонил голову. Страх и надежда наполнили наши души. Много лет странствовали мы, и вот, кажется, были у цели. Лео побледнел и дрожал.
Время тянулось мучительно долго. Прошли, казалось, часы, годы, века, пока мы тут стояли перед задернутым серебряной завесой алтарем. Все прошлое пронеслось перед нашими глазами, начиная с событий в пещерах Кор. А вокруг раздавалось пение, и пламя шипело, как змея…
II. СУДИЛИЩЕ СМЕРТИ
Завеса раздвинулась. Перед нами открылась комната, посреди которой стоял престол, на нем – женщина, закутанная с головы до ног во что-то белое, волнистое. Было темно, и мы могли только различить, что женщина держала в руке, украшенной драгоценными камнями, скипетр, имевший форму Символа Жизни.
Мы последовали примеру Ороса и пали ниц, а когда поднялись, услышали нежный звук колокольчиков. Закутанная в белое ручка простерла над нами жезл, и послышался серебристый голосок, говоривший на чистом греческом языке.
– Приветствую вас, странники из далекой страны! Вы пришли в этот храм к оракулу и хранителю тайн. Встаньте и не бойтесь меня. Это я выслала вестника и слуг, чтобы провели вас сюда. Привет вам! Как тебя зовут? – спросила женщина Лео.
– Лео Винцей, – отвечал он.
– Мне нравится это имя. А тебя?
– Гораций Холли, – сказал я.
– Скажите же мне, Лео Винцей и Гораций Холли, зачем пришли вы сюда?
– Повесть наша длинна и чудесна, – заметил я, переглянувшись с Лео. – Однако, скажи нам, с кем мы говорим?
– Меня зовут здесь Гезеей. Скажи же мне, Лео, всю правду в нескольких словах. Богиня, которой я служу, не терпит лжи.
– Повинуюсь тебе, жрица, – начал Лео. – Много лет тому назад, когда я был еще молод, мы с моим приемным отцом и другом пошли в дикую страну и нашли там божественную женщину, которая победила время.
– Значит, она была стара и безобразна?
– Она победила время, а не время ее. Она была вечно юна и прекрасна.
– И ты поклонялся ее красоте, как все мужчины?
– Я не поклонялся ей, а любил ее – это разные вещи. Жрец Орос поклоняется тебе и называет тебя Матерью; я же любил ту бессмертную женщину.
– Любишь ли ты ее сейчас?
– Люблю, хотя она умерла.
– Ты же сказал, что она бессмертна?
– Может быть, мне только казалось, что она умерла, может быть, она изменилась. Но я ее потерял и теперь ищу ее, ищу уже много лет.
– Почему же ты ее ищешь на моей Горе, Лео Винцей?
– Мне было видение, которое послало меня сюда вопросить Оракула о моей потерянной возлюбленной.
– Скажите, хорошо ли вас приняла ханша Калуна и поспешила ли отправить сюда, как я приказала ей?
– Мы не знали, что ты повелеваешь ею, – продолжал я. – Приняла она нас радушно, но по дороге сюда нас подгоняли собаки хана, ее супруга. Скажи же, что тебе известно о нашем путешествии?
– О, немного. Три месяца тому назад мои лазутчики увидели вас в горах, подслушали ваш разговор и рассказали мне, зачем вы сюда пришли. Тогда я велела ханше Афине и старому Привратнику встретить вас и проводить сюда. Но вы что-то долго мешкали.
– Мы пришли так быстро, как только могли. Если твои лазутчики выследили нас в горах, у обрывов и пропастей, они могли узнать и то, что нас задержало в Калуне. Нас лучше не спрашивай, – возразил Лео.
– Пусть сама Афина даст мне ответ, – холодно сказала Гезея. – Орос, приведи сюда Афину.
Орос вышел.
Раскрылась дверь, и в храм вошла одетая в черное процессия с шаманом Симбри во главе. Восемь жрецов несли гроб хана. За ним шла закутанная в длинное черное покрывало Афина. Жрецы поставили гроб перед алтарем и отступили. Афина и шаман остались одни.
– Зачем пожаловала сюда моя слуга, ханша Калуна? – строго спросила Гезея.
– Поклониться тебе, издревле чтимая моими предками Мать, – отвечала Афина, нехотя кланяясь. – Покойный хан просит разрешения похоронить его в огне святой Горы, как подобает лицу царского рода.
– Я не откажу твоему супругу в этой последней почести, не откажу и тебе, Афина, когда придет твой черед.
– Благодарю тебя, Гезея! Но не лучше ли было бы записать твое данное мне заранее разрешение, потому что твои волосы белы, как снег, и ты скоро нас покинешь. Прикажи записать твою волю, чтобы твоя преемница исполнила ее.
– Замолчи, дитя неразумное! – сказала Гезея. – Ты не ведаешь, что завтра пламя поглотит твою преходящую молодость и красоту, которыми ты так гордишься. Расскажи, как умер хан, твой супруг?
– Спроси лучше вот этих странников. Они плохо заплатили ему за гостеприимство. Кровь его на них и вопиет об отмщении.
– Я убил его, защищая свою жизнь, – сказал Лео. – Он нас травил своими собаками, вот доказательство, – указал он на мою руку, – Орос знает все.
– Как это могло случиться? – спросила Гезея.
– Рассен был сумасшедшим и любил так забавляться! – дерзко отвечала Афина.
– Не был ли он также ревнив? Но я вижу, ты собираешься солгать. Скажи ты, Лео Винцей, или нет, тебе неловко говорить о женщине, которая предлагала тебе свою любовь; скажи лучше ты, Холли.
– Дело было вот как, о, Гезея! – сказал я. – Эта женщина и шаман Симбри вытащили нас из реки на границе Калуна и спасли нас, ухаживая за нами, пока мы были больны. Потом ханша влюбилась в моего приемного сына.
– А он тоже полюбил ее? Ведь она очень красива, – спросила Гезея.
– Пусть он сам ответит на этот вопрос, Гезея. Я знаю только, что он старался бежать от нее, но это ему не удавалось. Раз она предложила ему выбор между женитьбой на ней, когда умрет хан, и смертью. Тогда, с помощью ревнивого хана, мы бежали в горы. Но хан был безумный и коварный человек. Он выпустил на нас своих собак. Защищаясь, мы убили хана и, несмотря на желание Афины и шамана удержать нас, пришли сюда. Какая-то закутанная в покрывало женщина встретила нас в долине, дважды спасла от смерти и привела сюда. Вот и все.
– Что можешь ты сказать в свое оправдание, женщина? – грозно вопросила Гезея.
– Мало, – быстро ответила Афина. – Много лет судьба моя была связана с жестоким и безумным человеком. Я полюбила другого, а он меня. В нас говорила природа. Вот и все. Потом, должно быть, он испугался мести Рассена, или вот этот Холли! – о, почему собаки не разорвали его на части! – испугался и уговаривал его бежать. Случайно они попали на гору. Но я устала. Позволь мне, Гезея, отдохнуть и приготовиться к завтрашнему обряду.
– Ты сказала, Афина, что этот человек полюбил тебя, но бежал, боясь мести Рассена? Он, кажется, однако, не трус. Скажи, это ты дала ему на память прядь волос, которую он носит на груди?
– Я не знаю, что он носит на груди, – мрачно отвечала ханша.
– Однако он сравнивал эту прядь волос с твоими, там, в домике привратника, когда был болен.
– Он уже успел все рассказать тебе, Гезея? Хотя есть тайны, которые мужчины всегда хранят в тайниках души…
Ханша с укоризной взглянула на Лео.
– Я ничего не говорил, – рассердился Лео.
– Ты мне не говорил этого, странник, но мои слуги рассказали мне все. Неужели ты думаешь, Афина, что от всевидящего ока Гезеи что-либо может скрыться? Я знаю все. Знаю, что ты послала мне лживое известие и задержала странников, стараясь завоевать любовь того, кто отвергал тебя. Ты даже пыталась лгать мне здесь, в самом святилище!
– Ну и что же? – дерзко ответила Афина. – Или ты сама влюблена в этого человека? Но это было бы чудовищно. Наперекор природе. О, не дрожи от ярости. Я знаю, что ты сильна, Гезея, но я – твоя гостья, и в этом храме, перед символом вечной любви, ты не можешь пролить мою кровь. Здесь мы равны.
– Если бы я захотела, Афина, я могла бы уничтожить тебя на месте. Но я не сделаю тебе зла. Я писала, чтобы ты и твой дядя, мудрец Симбри, встретили гостей и направили их сюда. Отчего ты не повиновалась мне, раз я приказывала?
– Потому что этот молодой человек принадлежит мне, а не тебе и никакой другой женщине! – Голос Афины звучал серьезно и искренно. – Потому что я люблю его и всегда любила. Мы любили друг друга с тех пор, как появились наши души. Сердце мое и искусство Симбри открыли мне это, хотя где и когда это было – я не знаю. Вот я пришла к тебе, таинственная Мать, хранительница тайн прошлого, открой мне истину! Ты не можешь лгать у своего алтаря. Заклинаю тебя именем Силы, которой ты сама должна повиноваться, отвечай мне! Кто этот человек, о котором скорбит все мое существо? Что он мне? Что общего между им и тобой? Открой, Оракул, мне эту тайну. Отвечай, слышишь, я приказываю тебе!
– Говори! – воскликнул и я.
– Скажи, Лео Винцей, за кого ты меня принимаешь? – спросила Гезея.
– Мне кажется, что ты – Аэша, на руках которой я умер в пещерах Кор в Африке; Аэша, которую я любил лет двадцать тому назад, и которая умерла, поклявшись вернуться…
– Как безумие ослепляет человека! – прервала его Афина. – Он говорит: лет двадцать, а между тем я знаю, что дед мой восемьдесят лет тому назад видел эту жрицу в здешнем храме.
– А ты что думаешь обо мне, Холли? – спросила Гезея, не обращая внимания на ее слова.
– Я верю тому, чему верит он, – отвечал я. – Мертвые иногда воскресают. Но ты одна знаешь истину и можешь открыть ее.
– Да, – повторила она, – мертвые иногда воскресают. Может быть, я знаю истину и могу открыть ее. Завтра, когда высоко взовьется пламя похоронного костра, я снова заговорю. Приготовьтесь услышать страшную Истину завтра, сегодня же идите отдыхать.
Гезея исчезла за серебряной завесой. Одетые в черное жрецы окружили Афину и вывели ее из храма. Едва стоявший от усталости или страха шаман последовал за ней. За ними с пением вышли стоявшие кругом жрецы. Только в середине храма остался гроб хана. Орос сделал нам знак, и мы тоже вышли. После всего потрясающего, что мы пережили, нервы наши начали сдавать, и мы вздохнули свободно только, когда холодная ночь освежила нас своим дыханием.
Орос привел нас в красивый дом и дал нам выпить какого-то снадобья, от которого мы тотчас же заснули. Было темно, когда я проснулся; в комнате горела лампа. Значит, можно было еще спать. Я попробовал, но безуспешно: мысли о завтрашнем дне не давали мне покоя. Что если мы не найдем желанную Аэшу? Я сел на кровати. В это время вошел Орос.
– Пора вставать, друг Холли, – сказал он.
– Ведь еще темно, – отвечал я.
– Это уже вторая ночь. Но хорошо, что вы спали, сколько было вам нужно. Кто знает, когда вам опять придется спать. Покажи-ка свою руку, друг Холли.
Я хотел заговорить с ним, но он не стал отвечать, потому что надо было спешить на погребение хана. Я застал Лео уже одетым в столовой. Орос разбудил его раньше. Мы вышли, и Орос провел нас через освещенный огненными столпами храм в круглый зал, где мы были накануне. Мы уже не нашли там гроба хана. Серебряная завеса была отдернута – Гезеи там не оказалось. Орос сказал, что она ушла на погребение хана. Мы прошли целой анфиладой комнат, принадлежавших, по словам Ороса, Гезее и ее жрицам. Нас встретили шесть жрецов. У каждого было по лампе в руках. Нам дали по зажженному факелу. Мы пошли по высеченным в горе галереям, которые вели вверх, и, наконец, остановились у подножия каменной лестницы. Орос посоветовал нам отдохнуть, сказав, что мы достигли вершины горы, а высокая и крутая лестница ведет на столб с отверстием, который высится над горой. Пока мы сидели, сквозь каменную стену слышался гул огня в кратере вулкана. Восхождение по лестнице напомнило мне подъем на башню собора. Всего ступенек было шестьсот. Но вот показался свет, и мы вышли на площадку. Если бы Лео не протянул мне руку, а его не поддержали Орос и один из жрецов, мы упали бы от головокружения. Открывшаяся перед нами картина была поразительна! Посреди кратера кипело и бурлило гневное огненное озеро. Над озером стоял густой дым, а выделявшийся из жерла газ тут же воспламенялся. Это его свет сиял сквозь кольцо на вершине столба и был виден далеко на горизонте.
Между тем жрецы склонились в молитве. Следуя их примеру, мы с Лео пали ниц. Я не видел ни Гезеи, ни Афины, ни трупа хана. Привычные к зрелищу и нисколько не взволнованные, Орос и провожавшие нас жрецы окружили нас и отвели в небольшую, должно быть, высеченную людьми в скале пещеру. Наверху был образовавшийся от лавы навес, здесь мы нашли защиту от ветра. В гроте, кроме нас, оказались ханша Афина, старый шаман, а на высеченном из камня кресле сидела одетая поверх легкой газовой туники в пурпурную мантию Гезея. Тут же стоял гроб, и отблеск пламени освещал застывшие черты хана Рассена. Гезея поникла головой, будто ее тяготили заботы или думы.
– Итак, Орос, слуга мой, – сказала она, – ты привел их сюда целыми и невредимыми. Для тех, кто впервые приходит сюда, дорога эта страшна и опасна. Что вы скажете, гости мои, о могиле детей Гезеи? – обратилась она к нам.
– В нашем вероучении, Гезея, говорится об аде, – сказал Лео. – Этот котел, – указал он на кратер, – похож на пасть ада.
– Нет, – отвечала Гезея, – ада нет, кроме того, который мы создаем себе сами в этой жизни. Ад – здесь, Лео Винцей, – она ударила себя в грудь, – да, здесь. – И она снова поникла головой, словно под тяжестью тайной скорби. – Уже полночь, – продолжала она, – а до зари надо многое сделать и выстрадать. Тьма должна обратиться в свет, а может быть, и свет в вечную тьму… Царица, – обратилась она к Афине, – ты по праву велела принести своего почившего супруга сюда, где погребен прах его предшественников. Орос, жрец мой, позови же сюда Обвинителя и Защитника. Пусть откроют книги, по которым я стану судить умершего. Суд Смерти идет.
Мы последовали примеру Ороса и пали ниц, а когда поднялись, услышали нежный звук колокольчиков. Закутанная в белое ручка простерла над нами жезл, и послышался серебристый голосок, говоривший на чистом греческом языке.
– Приветствую вас, странники из далекой страны! Вы пришли в этот храм к оракулу и хранителю тайн. Встаньте и не бойтесь меня. Это я выслала вестника и слуг, чтобы провели вас сюда. Привет вам! Как тебя зовут? – спросила женщина Лео.
– Лео Винцей, – отвечал он.
– Мне нравится это имя. А тебя?
– Гораций Холли, – сказал я.
– Скажите же мне, Лео Винцей и Гораций Холли, зачем пришли вы сюда?
– Повесть наша длинна и чудесна, – заметил я, переглянувшись с Лео. – Однако, скажи нам, с кем мы говорим?
– Меня зовут здесь Гезеей. Скажи же мне, Лео, всю правду в нескольких словах. Богиня, которой я служу, не терпит лжи.
– Повинуюсь тебе, жрица, – начал Лео. – Много лет тому назад, когда я был еще молод, мы с моим приемным отцом и другом пошли в дикую страну и нашли там божественную женщину, которая победила время.
– Значит, она была стара и безобразна?
– Она победила время, а не время ее. Она была вечно юна и прекрасна.
– И ты поклонялся ее красоте, как все мужчины?
– Я не поклонялся ей, а любил ее – это разные вещи. Жрец Орос поклоняется тебе и называет тебя Матерью; я же любил ту бессмертную женщину.
– Любишь ли ты ее сейчас?
– Люблю, хотя она умерла.
– Ты же сказал, что она бессмертна?
– Может быть, мне только казалось, что она умерла, может быть, она изменилась. Но я ее потерял и теперь ищу ее, ищу уже много лет.
– Почему же ты ее ищешь на моей Горе, Лео Винцей?
– Мне было видение, которое послало меня сюда вопросить Оракула о моей потерянной возлюбленной.
– Скажите, хорошо ли вас приняла ханша Калуна и поспешила ли отправить сюда, как я приказала ей?
– Мы не знали, что ты повелеваешь ею, – продолжал я. – Приняла она нас радушно, но по дороге сюда нас подгоняли собаки хана, ее супруга. Скажи же, что тебе известно о нашем путешествии?
– О, немного. Три месяца тому назад мои лазутчики увидели вас в горах, подслушали ваш разговор и рассказали мне, зачем вы сюда пришли. Тогда я велела ханше Афине и старому Привратнику встретить вас и проводить сюда. Но вы что-то долго мешкали.
– Мы пришли так быстро, как только могли. Если твои лазутчики выследили нас в горах, у обрывов и пропастей, они могли узнать и то, что нас задержало в Калуне. Нас лучше не спрашивай, – возразил Лео.
– Пусть сама Афина даст мне ответ, – холодно сказала Гезея. – Орос, приведи сюда Афину.
Орос вышел.
Раскрылась дверь, и в храм вошла одетая в черное процессия с шаманом Симбри во главе. Восемь жрецов несли гроб хана. За ним шла закутанная в длинное черное покрывало Афина. Жрецы поставили гроб перед алтарем и отступили. Афина и шаман остались одни.
– Зачем пожаловала сюда моя слуга, ханша Калуна? – строго спросила Гезея.
– Поклониться тебе, издревле чтимая моими предками Мать, – отвечала Афина, нехотя кланяясь. – Покойный хан просит разрешения похоронить его в огне святой Горы, как подобает лицу царского рода.
– Я не откажу твоему супругу в этой последней почести, не откажу и тебе, Афина, когда придет твой черед.
– Благодарю тебя, Гезея! Но не лучше ли было бы записать твое данное мне заранее разрешение, потому что твои волосы белы, как снег, и ты скоро нас покинешь. Прикажи записать твою волю, чтобы твоя преемница исполнила ее.
– Замолчи, дитя неразумное! – сказала Гезея. – Ты не ведаешь, что завтра пламя поглотит твою преходящую молодость и красоту, которыми ты так гордишься. Расскажи, как умер хан, твой супруг?
– Спроси лучше вот этих странников. Они плохо заплатили ему за гостеприимство. Кровь его на них и вопиет об отмщении.
– Я убил его, защищая свою жизнь, – сказал Лео. – Он нас травил своими собаками, вот доказательство, – указал он на мою руку, – Орос знает все.
– Как это могло случиться? – спросила Гезея.
– Рассен был сумасшедшим и любил так забавляться! – дерзко отвечала Афина.
– Не был ли он также ревнив? Но я вижу, ты собираешься солгать. Скажи ты, Лео Винцей, или нет, тебе неловко говорить о женщине, которая предлагала тебе свою любовь; скажи лучше ты, Холли.
– Дело было вот как, о, Гезея! – сказал я. – Эта женщина и шаман Симбри вытащили нас из реки на границе Калуна и спасли нас, ухаживая за нами, пока мы были больны. Потом ханша влюбилась в моего приемного сына.
– А он тоже полюбил ее? Ведь она очень красива, – спросила Гезея.
– Пусть он сам ответит на этот вопрос, Гезея. Я знаю только, что он старался бежать от нее, но это ему не удавалось. Раз она предложила ему выбор между женитьбой на ней, когда умрет хан, и смертью. Тогда, с помощью ревнивого хана, мы бежали в горы. Но хан был безумный и коварный человек. Он выпустил на нас своих собак. Защищаясь, мы убили хана и, несмотря на желание Афины и шамана удержать нас, пришли сюда. Какая-то закутанная в покрывало женщина встретила нас в долине, дважды спасла от смерти и привела сюда. Вот и все.
– Что можешь ты сказать в свое оправдание, женщина? – грозно вопросила Гезея.
– Мало, – быстро ответила Афина. – Много лет судьба моя была связана с жестоким и безумным человеком. Я полюбила другого, а он меня. В нас говорила природа. Вот и все. Потом, должно быть, он испугался мести Рассена, или вот этот Холли! – о, почему собаки не разорвали его на части! – испугался и уговаривал его бежать. Случайно они попали на гору. Но я устала. Позволь мне, Гезея, отдохнуть и приготовиться к завтрашнему обряду.
– Ты сказала, Афина, что этот человек полюбил тебя, но бежал, боясь мести Рассена? Он, кажется, однако, не трус. Скажи, это ты дала ему на память прядь волос, которую он носит на груди?
– Я не знаю, что он носит на груди, – мрачно отвечала ханша.
– Однако он сравнивал эту прядь волос с твоими, там, в домике привратника, когда был болен.
– Он уже успел все рассказать тебе, Гезея? Хотя есть тайны, которые мужчины всегда хранят в тайниках души…
Ханша с укоризной взглянула на Лео.
– Я ничего не говорил, – рассердился Лео.
– Ты мне не говорил этого, странник, но мои слуги рассказали мне все. Неужели ты думаешь, Афина, что от всевидящего ока Гезеи что-либо может скрыться? Я знаю все. Знаю, что ты послала мне лживое известие и задержала странников, стараясь завоевать любовь того, кто отвергал тебя. Ты даже пыталась лгать мне здесь, в самом святилище!
– Ну и что же? – дерзко ответила Афина. – Или ты сама влюблена в этого человека? Но это было бы чудовищно. Наперекор природе. О, не дрожи от ярости. Я знаю, что ты сильна, Гезея, но я – твоя гостья, и в этом храме, перед символом вечной любви, ты не можешь пролить мою кровь. Здесь мы равны.
– Если бы я захотела, Афина, я могла бы уничтожить тебя на месте. Но я не сделаю тебе зла. Я писала, чтобы ты и твой дядя, мудрец Симбри, встретили гостей и направили их сюда. Отчего ты не повиновалась мне, раз я приказывала?
– Потому что этот молодой человек принадлежит мне, а не тебе и никакой другой женщине! – Голос Афины звучал серьезно и искренно. – Потому что я люблю его и всегда любила. Мы любили друг друга с тех пор, как появились наши души. Сердце мое и искусство Симбри открыли мне это, хотя где и когда это было – я не знаю. Вот я пришла к тебе, таинственная Мать, хранительница тайн прошлого, открой мне истину! Ты не можешь лгать у своего алтаря. Заклинаю тебя именем Силы, которой ты сама должна повиноваться, отвечай мне! Кто этот человек, о котором скорбит все мое существо? Что он мне? Что общего между им и тобой? Открой, Оракул, мне эту тайну. Отвечай, слышишь, я приказываю тебе!
– Говори! – воскликнул и я.
– Скажи, Лео Винцей, за кого ты меня принимаешь? – спросила Гезея.
– Мне кажется, что ты – Аэша, на руках которой я умер в пещерах Кор в Африке; Аэша, которую я любил лет двадцать тому назад, и которая умерла, поклявшись вернуться…
– Как безумие ослепляет человека! – прервала его Афина. – Он говорит: лет двадцать, а между тем я знаю, что дед мой восемьдесят лет тому назад видел эту жрицу в здешнем храме.
– А ты что думаешь обо мне, Холли? – спросила Гезея, не обращая внимания на ее слова.
– Я верю тому, чему верит он, – отвечал я. – Мертвые иногда воскресают. Но ты одна знаешь истину и можешь открыть ее.
– Да, – повторила она, – мертвые иногда воскресают. Может быть, я знаю истину и могу открыть ее. Завтра, когда высоко взовьется пламя похоронного костра, я снова заговорю. Приготовьтесь услышать страшную Истину завтра, сегодня же идите отдыхать.
Гезея исчезла за серебряной завесой. Одетые в черное жрецы окружили Афину и вывели ее из храма. Едва стоявший от усталости или страха шаман последовал за ней. За ними с пением вышли стоявшие кругом жрецы. Только в середине храма остался гроб хана. Орос сделал нам знак, и мы тоже вышли. После всего потрясающего, что мы пережили, нервы наши начали сдавать, и мы вздохнули свободно только, когда холодная ночь освежила нас своим дыханием.
Орос привел нас в красивый дом и дал нам выпить какого-то снадобья, от которого мы тотчас же заснули. Было темно, когда я проснулся; в комнате горела лампа. Значит, можно было еще спать. Я попробовал, но безуспешно: мысли о завтрашнем дне не давали мне покоя. Что если мы не найдем желанную Аэшу? Я сел на кровати. В это время вошел Орос.
– Пора вставать, друг Холли, – сказал он.
– Ведь еще темно, – отвечал я.
– Это уже вторая ночь. Но хорошо, что вы спали, сколько было вам нужно. Кто знает, когда вам опять придется спать. Покажи-ка свою руку, друг Холли.
Я хотел заговорить с ним, но он не стал отвечать, потому что надо было спешить на погребение хана. Я застал Лео уже одетым в столовой. Орос разбудил его раньше. Мы вышли, и Орос провел нас через освещенный огненными столпами храм в круглый зал, где мы были накануне. Мы уже не нашли там гроба хана. Серебряная завеса была отдернута – Гезеи там не оказалось. Орос сказал, что она ушла на погребение хана. Мы прошли целой анфиладой комнат, принадлежавших, по словам Ороса, Гезее и ее жрицам. Нас встретили шесть жрецов. У каждого было по лампе в руках. Нам дали по зажженному факелу. Мы пошли по высеченным в горе галереям, которые вели вверх, и, наконец, остановились у подножия каменной лестницы. Орос посоветовал нам отдохнуть, сказав, что мы достигли вершины горы, а высокая и крутая лестница ведет на столб с отверстием, который высится над горой. Пока мы сидели, сквозь каменную стену слышался гул огня в кратере вулкана. Восхождение по лестнице напомнило мне подъем на башню собора. Всего ступенек было шестьсот. Но вот показался свет, и мы вышли на площадку. Если бы Лео не протянул мне руку, а его не поддержали Орос и один из жрецов, мы упали бы от головокружения. Открывшаяся перед нами картина была поразительна! Посреди кратера кипело и бурлило гневное огненное озеро. Над озером стоял густой дым, а выделявшийся из жерла газ тут же воспламенялся. Это его свет сиял сквозь кольцо на вершине столба и был виден далеко на горизонте.
Между тем жрецы склонились в молитве. Следуя их примеру, мы с Лео пали ниц. Я не видел ни Гезеи, ни Афины, ни трупа хана. Привычные к зрелищу и нисколько не взволнованные, Орос и провожавшие нас жрецы окружили нас и отвели в небольшую, должно быть, высеченную людьми в скале пещеру. Наверху был образовавшийся от лавы навес, здесь мы нашли защиту от ветра. В гроте, кроме нас, оказались ханша Афина, старый шаман, а на высеченном из камня кресле сидела одетая поверх легкой газовой туники в пурпурную мантию Гезея. Тут же стоял гроб, и отблеск пламени освещал застывшие черты хана Рассена. Гезея поникла головой, будто ее тяготили заботы или думы.
– Итак, Орос, слуга мой, – сказала она, – ты привел их сюда целыми и невредимыми. Для тех, кто впервые приходит сюда, дорога эта страшна и опасна. Что вы скажете, гости мои, о могиле детей Гезеи? – обратилась она к нам.
– В нашем вероучении, Гезея, говорится об аде, – сказал Лео. – Этот котел, – указал он на кратер, – похож на пасть ада.
– Нет, – отвечала Гезея, – ада нет, кроме того, который мы создаем себе сами в этой жизни. Ад – здесь, Лео Винцей, – она ударила себя в грудь, – да, здесь. – И она снова поникла головой, словно под тяжестью тайной скорби. – Уже полночь, – продолжала она, – а до зари надо многое сделать и выстрадать. Тьма должна обратиться в свет, а может быть, и свет в вечную тьму… Царица, – обратилась она к Афине, – ты по праву велела принести своего почившего супруга сюда, где погребен прах его предшественников. Орос, жрец мой, позови же сюда Обвинителя и Защитника. Пусть откроют книги, по которым я стану судить умершего. Суд Смерти идет.
III. ВТОРОЕ ИСПЫТАНИЕ
Гезея велела нам встать направо, а Афине – налево. В грот вошло около пятидесяти жрецов и жриц. Все они выстроились вдоль стен. За ними появились два одетых в черное с масками на лице человека со свитками в руках. Они встали по обе стороны гроба.
Гезея подняла скипетр, а Орос сказал:
– Откройте книги!
Тогда Обвинитель сломал печать на своей книге и бесстрастным суровым голосом начал читать историю жизни покойного хана, перечисляя все содеянные им в детстве, юности и зрелом возрасте злые дела. Исчерпав перечень дел хана, Обвинитель закрыл книгу.
Тогда Гезея знаком велела говорить Защитнику.
Защитник снял печать я, развернув книгу, начал читать. В книге перечислялись все благородные слова, все добрые дела покойного хана, говорилось о тех соблазнах, которым он не поддался, о его искренней любви к жене, о молитвах, которые он возносил, и жертвах, которые посылал в храм Гезеи. Не называя имени хана, книга рассказывала, как его жена ненавидела мужа, как она, вместе с воспитавшим ее родственником, нарочно посылала мужу других женщин, которые соблазняли его, чтобы он оставил ее в покое, как она опоила его ядом, лишила рассудка, развила в нем все дурные наклонности. Самые злые из его поступков были внушены ему женой. Она побуждала его угнетать народ, чтобы подданные ненавидели его. Страшная ревность толкала его на жестокие поступки; так, он забыл даже священный долг гостеприимства и хотел растерзать собаками ни в чем неповинных странников, но был убит сам.
– Взвесь добрые и злые дела того, кого при жизни называли Рассеном, о мудрая Мать, – сказал Орос, – и реши, бросить ли нам его в могилу вперед ногами, или вперед головой, чтобы смерть его была вечной.
– Я взвешу, – сказала Гезея, – но судить не стану. Пусть судит его Дух, от которого он пришел и к которому возвращается. Он много согрешил, но и против него много согрешили. За то, что он сделал, когда лишился рассудка, он не отвечает. Ввергните же его ногами вперед, чтобы имя его было чисто перед теми, которые еще не родились, и чтобы он мог вернуться в назначенное время. Я сказала.
При этих словах Обвинитель подошел к краю пропасти и бросил в нее свою книгу, а защитник передал свою Оросу для хранения в архиве храма. Жрецы запели гимн великому Властелину подземного царства, моля принять погребаемого и оправдать его, как оправдала Гезея. При этом жрецы подняли гроб и ввергли его в огненное озеро. Все приблизились, чтобы видеть, как он упадет и не перевернется ли в воздухе, – это считалось дурным предзнаменованием, что суд людской признан бессмертными неправильным. Но этого не случилось: Рассен пошел прямо ко дну, что вполне объяснимо, как мы узнали позже: к ногам умершего был привязан груз.
Церемония погребения была окончена. Тело Рассена давно уже превратилось в пепел. Гезея все еще сидела, поникнув головой. Наконец она вздохнула и знаком приказала жрецам удалиться. Остались лишь Орос и главная жрица Панава.
– Слушайте, слуги мои, – сказала Гезея, – вы знаете, что я давно ждала этих странников. Они пришли, и теперь надлежит свершиться многому. Мне не дано дара предвидения, но, может быть, это место опустеет и вечный огонь поглотит мою телесную оболочку. Не печальтесь, однако, я не умру, а если и умру, душа моя не умрет. Слушай, Панава. Тебе я открыла двери знания. Замени меня, когда меня не станет. Поступай, как я учила тебя, чтобы Горный Свет освещал мир. Вы оба, Орос и Панава, должны оберегать этих странников, проводить их через северные холмы и степи или по той дороге, которой они пришли; если же ханша Афина попытается перехватить их, восстановите против нее племена горцев именем Гезеи и отнимите у нее ее царство. Слушайте и повинуйтесь!
– Слушаем и повинуемся! – отвечали в один голос Орос и Панава.
– Афина, – продолжала Гезея, обращаясь к ханше, – ты спросила меня вчера, почему ты любишь Лео Винцея. Ты заклинала меня сдернуть завесу с прошлого и открыть тебе истину. Я исполняю твою волю не потому, что ты приказываешь, а потому, что сама этого хочу. Не знаю, зачем судьба связала нас троих, не знаю, зачем мы все восходим по огромной лестнице, проходим через тысячу жизней, вздыхаем и томимся, а если и знаю, не скажу. Начну с того, что светло в моей памяти. Оглянитесь! – воскликнула вдруг Гезея, простирая руки.
Мы оглянулись и увидели все то же море огня с огненными гребнями волн. Но вот мало-помалу, как в волшебном зеркале, сквозь завесу пламени возникло видение.
На песчаной равнине, на поросшем пальмами берегу широкой реки, стоит храм. По двору с колоннадой медленно движется процессия жрецов с факелами в руках. Вот жрец в белом одеянии, босой, с бритой головой вошел в южные врата и подходит к гранитному алтарю, на котором восседает женщина с греческой короной на голове, с цветком лотоса и систрумом в руках. Жрец оглянулся, и что же! Я узнал в нем Лео Винцея в юности, и в то же время лицо его напоминало лицо Калликрата, тело которого мы видели в пещерах Кор.
– Смотри! – воскликнул Лео, хватая меня за руку. Я только кивнул головой.
Жрец преклоняет колени перед богиней и молится. Снова открываются врата, и входит другая процессия. Впереди идет женщина благородной осанки. Она принесла богине дары и преклоняется перед нею. Уходя, она тихонько дотрагивается рукой до руки жреца. Он колеблется, потом следует за ней. Процессия скрылась, а женщина осталась у колонны, что-то шепчет жрецу, указывает ему на берег реки. Он волнуется, пробует возражать. Она оглядывается, приподнимает с лица покрывало, и губы их встречаются в поцелуе. Когда она обернулась к нам лицом, мы узнали в ней Афину. Это ее черты лица, и на черных волосах блестит камнями царская корона. Она смотрит на жреца, смеется, торжествуя победу над ним, и указывает рукой на заходящее солнце и на берег реки.
– Сердце мое и твое искусство, старый Симбри, не обманули меня. Смотри, как я победила его в прошлом! – воскликнула ханша.
– Молчи, женщина, и посмотри, как ты его потеряла в прошлом! – послышался строгий голос Гезеи.
Картина внезапно меняется. На ложе покоится прекрасная женщина. Она спит и видит во сне что-то страшное. Над нею склонилась и что-то шепчет другая, похожая на богиню в святилище. Женщина проснулась. О! Это Аэша, такая, какой она нам предстала, когда сбросила с себя покрывало в пещерах Кор. У нас вырвался вздох, мы не могли говорить от волнения.
Прекрасная женщина заснула, и над ней снова склонилось ужасное существо. Оно шепчет и показывает вдаль, где на волнах качается челн. В нем сидят жрец и царственная женщина, а над ними, как олицетворение мести, в воздухе парит ястреб, – такой же, как на головном украшении богини.
Сцена меняется. Перед нами хорошо знакомая пещера. В ней лежит человек с длинными белокурыми кудрями и кровоточащей раной на белом челе. Над ним склонились две женщины: одна совсем нагая, только чудные длинные волосы прикрывают ее; она дивно хороша и держит в руке лук, другая – в темной одежде; она мечется, как бы призывая проклятие Неба на голову своей соперницы. Первая из них – та, которая дремала на ложе, вторая – египетская царевна, поцеловавшая жреца.
Но вот фигуры и лица побледнели и исчезли. Гезея, утомленная, откинулась в кресле.
– Ты удовлетворена ответом, Афина? – спросила она.
– Ты показала странные видения, но, может быть, это только создание твоего воображения.
– Слушай же, что говорит писание, и перестань сомневаться, – усталым голосом продолжала Гезея. – Много лет тому назад, когда я только что начинала эту свою долгую жизнь, в Бебите, на берегу Нила, стоял храм великой богини Изиды. Теперь от него остались лишь развалины, а Изида ушла из Египта. Ее главный жрец Калликрат дал страшную клятву служить богине вечно. Ты видела этого жреца в видении, и вот он стоит перевоплощенный судьбой. Была некогда женщина царской крови, Аменарта. Она влюбилась в Калликрата, околдовала его чарами, как и сейчас, – она занималась тогда волшебством, – заставила его нарушить клятву и бежать с ней. Ты видела это в пламени. Ты, Афина, была когда-то Аменартой. Была, наконец, некогда арабская женщина Аэша. Она была умна и прекрасна. Но сердце ее было холодно, и наука не давала ей утешения, и вот она сделалась служительницей вечной Матери, надеясь тут найти истинное знание. Ты только что видела, как богиня явилась во сне Аэше и повелела ей отомстить клятвопреступнику-жрецу, за что обещала ей бессмертие на земле и красоту, которой нет равной. Аэша последовала за беглецами. Ей помог найти их один ученый по имени Нут, – это был ты, Холли. Она открыла вещество, выкупавшись в котором сделалась бессмертной и поклялась убить виновных. Но Аэша не убила их, потому что их грех стал ее грехом. Она, которая никогда не любила, полюбила этого человека. Она повела их в Обитель Жизни, чтобы облечь себя и его в бессмертие и убить соперницу. Но богиня не допустила этого. Как было обещано, Аэша стала бессмертной, но в первый же час новой жизни она познала муки ревности, потому что ее возлюбленный, испуганный ее разоблаченным великолепием, вернулся к Аменарте. Тогда Аэша убила его, сама же, – увы! – осталась бессмертной! Так разгневанная богиня осудила своего неверного жреца на недолгое наказание, жрицу Аэшу – на долгие страдания и угрызения совести, Аменарту – на то, что хуже жизни и смерти, – вечную ревность: вечно стремится она снова завладеть любовью того, кого дерзко похитила у самой богини. Проходили века, Аэша оплакивала свою потерю и ждала, когда ее любимый вернется к ней перевоплощенным. Близок был уже час желанной встречи, но богиня снова разлучила их. Перед очами возлюбленного Аэши прекрасное превратилось в безобразное, и бессмертное оказалось смертным. Но верь мне, Калликрат, она не умерла. Разве не клялась тебе Аэша в пещерах Кор, что вернется? Разве не указала она тебе, Лео Винцей – Калликрат, – в сновидении светящийся маяк этой горной вершины? Много лет искал ты ее, а она всюду следовала за тобой, оберегала тебя от опасности и привела сюда.
– Начало всего, что ты рассказала, – сказал Лео, – мне неизвестно; но я знаю, что все остальное действительно было. Ответь же мне, молю тебя, на один вопрос. Ты сказала, что близок был час встречи с Аэшой. Где же Аэша? Не ты ли? Но почему тогда изменился твой голос? Ты стала также как-будто меньше ростом? Именем божества, которому ты служишь, прошу тебя, скажи, ты ли Аэша?
– Я! – отвечала она торжественно. – Та самая Аэша, которой ты клялся принадлежать вечно.
– Она лжет! – воскликнула Афина. – Супруг мой, – она сама призналась, что ты мой, – женщина, которая уверяет, что была молода и хороша, когда рассталась с тобой двадцать лет тому назад, уже лет сто служит главной жрицей этого храма.
– Орос, – сказала Гезея, – расскажи им о смерти жрицы, о которой говорит ханша.
– Восемнадцать лет тому назад, – начал своим бесстрастным голосом Орос, – в четвертую ночь первого зимнего месяца, в 2338 году до появления культа Гезеи на этой горе, жрица, о которой говорит ханша Афина, умерла на моих глазах на 108 году своего правления. Через три часа мы пришли, чтобы взять ее с трона, на котором она умерла, и, по обычаю, предать ее тело огню, но тут свершилось чудо: она воскресла, хотя очень изменилась. Жрец и жрицы, думая, что это чье-то злое волшебство, хотели изгнать ее. Тогда в горе послышался гул, пламя огненных столпов в храме погасло, и ужас овладел всеми. Среди тьмы с алтаря, на котором стоит изображение Матери Человечества, раздался голос богини, которая повелевала принять новую ее служительницу. Снова засветились огненные столпы, и мы все пали перед новой Гезеей и признали ее. При этом присутствовала не одна сотня очевидцев.
Гезея подняла скипетр, а Орос сказал:
– Откройте книги!
Тогда Обвинитель сломал печать на своей книге и бесстрастным суровым голосом начал читать историю жизни покойного хана, перечисляя все содеянные им в детстве, юности и зрелом возрасте злые дела. Исчерпав перечень дел хана, Обвинитель закрыл книгу.
Тогда Гезея знаком велела говорить Защитнику.
Защитник снял печать я, развернув книгу, начал читать. В книге перечислялись все благородные слова, все добрые дела покойного хана, говорилось о тех соблазнах, которым он не поддался, о его искренней любви к жене, о молитвах, которые он возносил, и жертвах, которые посылал в храм Гезеи. Не называя имени хана, книга рассказывала, как его жена ненавидела мужа, как она, вместе с воспитавшим ее родственником, нарочно посылала мужу других женщин, которые соблазняли его, чтобы он оставил ее в покое, как она опоила его ядом, лишила рассудка, развила в нем все дурные наклонности. Самые злые из его поступков были внушены ему женой. Она побуждала его угнетать народ, чтобы подданные ненавидели его. Страшная ревность толкала его на жестокие поступки; так, он забыл даже священный долг гостеприимства и хотел растерзать собаками ни в чем неповинных странников, но был убит сам.
– Взвесь добрые и злые дела того, кого при жизни называли Рассеном, о мудрая Мать, – сказал Орос, – и реши, бросить ли нам его в могилу вперед ногами, или вперед головой, чтобы смерть его была вечной.
– Я взвешу, – сказала Гезея, – но судить не стану. Пусть судит его Дух, от которого он пришел и к которому возвращается. Он много согрешил, но и против него много согрешили. За то, что он сделал, когда лишился рассудка, он не отвечает. Ввергните же его ногами вперед, чтобы имя его было чисто перед теми, которые еще не родились, и чтобы он мог вернуться в назначенное время. Я сказала.
При этих словах Обвинитель подошел к краю пропасти и бросил в нее свою книгу, а защитник передал свою Оросу для хранения в архиве храма. Жрецы запели гимн великому Властелину подземного царства, моля принять погребаемого и оправдать его, как оправдала Гезея. При этом жрецы подняли гроб и ввергли его в огненное озеро. Все приблизились, чтобы видеть, как он упадет и не перевернется ли в воздухе, – это считалось дурным предзнаменованием, что суд людской признан бессмертными неправильным. Но этого не случилось: Рассен пошел прямо ко дну, что вполне объяснимо, как мы узнали позже: к ногам умершего был привязан груз.
Церемония погребения была окончена. Тело Рассена давно уже превратилось в пепел. Гезея все еще сидела, поникнув головой. Наконец она вздохнула и знаком приказала жрецам удалиться. Остались лишь Орос и главная жрица Панава.
– Слушайте, слуги мои, – сказала Гезея, – вы знаете, что я давно ждала этих странников. Они пришли, и теперь надлежит свершиться многому. Мне не дано дара предвидения, но, может быть, это место опустеет и вечный огонь поглотит мою телесную оболочку. Не печальтесь, однако, я не умру, а если и умру, душа моя не умрет. Слушай, Панава. Тебе я открыла двери знания. Замени меня, когда меня не станет. Поступай, как я учила тебя, чтобы Горный Свет освещал мир. Вы оба, Орос и Панава, должны оберегать этих странников, проводить их через северные холмы и степи или по той дороге, которой они пришли; если же ханша Афина попытается перехватить их, восстановите против нее племена горцев именем Гезеи и отнимите у нее ее царство. Слушайте и повинуйтесь!
– Слушаем и повинуемся! – отвечали в один голос Орос и Панава.
– Афина, – продолжала Гезея, обращаясь к ханше, – ты спросила меня вчера, почему ты любишь Лео Винцея. Ты заклинала меня сдернуть завесу с прошлого и открыть тебе истину. Я исполняю твою волю не потому, что ты приказываешь, а потому, что сама этого хочу. Не знаю, зачем судьба связала нас троих, не знаю, зачем мы все восходим по огромной лестнице, проходим через тысячу жизней, вздыхаем и томимся, а если и знаю, не скажу. Начну с того, что светло в моей памяти. Оглянитесь! – воскликнула вдруг Гезея, простирая руки.
Мы оглянулись и увидели все то же море огня с огненными гребнями волн. Но вот мало-помалу, как в волшебном зеркале, сквозь завесу пламени возникло видение.
На песчаной равнине, на поросшем пальмами берегу широкой реки, стоит храм. По двору с колоннадой медленно движется процессия жрецов с факелами в руках. Вот жрец в белом одеянии, босой, с бритой головой вошел в южные врата и подходит к гранитному алтарю, на котором восседает женщина с греческой короной на голове, с цветком лотоса и систрумом в руках. Жрец оглянулся, и что же! Я узнал в нем Лео Винцея в юности, и в то же время лицо его напоминало лицо Калликрата, тело которого мы видели в пещерах Кор.
– Смотри! – воскликнул Лео, хватая меня за руку. Я только кивнул головой.
Жрец преклоняет колени перед богиней и молится. Снова открываются врата, и входит другая процессия. Впереди идет женщина благородной осанки. Она принесла богине дары и преклоняется перед нею. Уходя, она тихонько дотрагивается рукой до руки жреца. Он колеблется, потом следует за ней. Процессия скрылась, а женщина осталась у колонны, что-то шепчет жрецу, указывает ему на берег реки. Он волнуется, пробует возражать. Она оглядывается, приподнимает с лица покрывало, и губы их встречаются в поцелуе. Когда она обернулась к нам лицом, мы узнали в ней Афину. Это ее черты лица, и на черных волосах блестит камнями царская корона. Она смотрит на жреца, смеется, торжествуя победу над ним, и указывает рукой на заходящее солнце и на берег реки.
– Сердце мое и твое искусство, старый Симбри, не обманули меня. Смотри, как я победила его в прошлом! – воскликнула ханша.
– Молчи, женщина, и посмотри, как ты его потеряла в прошлом! – послышался строгий голос Гезеи.
Картина внезапно меняется. На ложе покоится прекрасная женщина. Она спит и видит во сне что-то страшное. Над нею склонилась и что-то шепчет другая, похожая на богиню в святилище. Женщина проснулась. О! Это Аэша, такая, какой она нам предстала, когда сбросила с себя покрывало в пещерах Кор. У нас вырвался вздох, мы не могли говорить от волнения.
Прекрасная женщина заснула, и над ней снова склонилось ужасное существо. Оно шепчет и показывает вдаль, где на волнах качается челн. В нем сидят жрец и царственная женщина, а над ними, как олицетворение мести, в воздухе парит ястреб, – такой же, как на головном украшении богини.
Сцена меняется. Перед нами хорошо знакомая пещера. В ней лежит человек с длинными белокурыми кудрями и кровоточащей раной на белом челе. Над ним склонились две женщины: одна совсем нагая, только чудные длинные волосы прикрывают ее; она дивно хороша и держит в руке лук, другая – в темной одежде; она мечется, как бы призывая проклятие Неба на голову своей соперницы. Первая из них – та, которая дремала на ложе, вторая – египетская царевна, поцеловавшая жреца.
Но вот фигуры и лица побледнели и исчезли. Гезея, утомленная, откинулась в кресле.
– Ты удовлетворена ответом, Афина? – спросила она.
– Ты показала странные видения, но, может быть, это только создание твоего воображения.
– Слушай же, что говорит писание, и перестань сомневаться, – усталым голосом продолжала Гезея. – Много лет тому назад, когда я только что начинала эту свою долгую жизнь, в Бебите, на берегу Нила, стоял храм великой богини Изиды. Теперь от него остались лишь развалины, а Изида ушла из Египта. Ее главный жрец Калликрат дал страшную клятву служить богине вечно. Ты видела этого жреца в видении, и вот он стоит перевоплощенный судьбой. Была некогда женщина царской крови, Аменарта. Она влюбилась в Калликрата, околдовала его чарами, как и сейчас, – она занималась тогда волшебством, – заставила его нарушить клятву и бежать с ней. Ты видела это в пламени. Ты, Афина, была когда-то Аменартой. Была, наконец, некогда арабская женщина Аэша. Она была умна и прекрасна. Но сердце ее было холодно, и наука не давала ей утешения, и вот она сделалась служительницей вечной Матери, надеясь тут найти истинное знание. Ты только что видела, как богиня явилась во сне Аэше и повелела ей отомстить клятвопреступнику-жрецу, за что обещала ей бессмертие на земле и красоту, которой нет равной. Аэша последовала за беглецами. Ей помог найти их один ученый по имени Нут, – это был ты, Холли. Она открыла вещество, выкупавшись в котором сделалась бессмертной и поклялась убить виновных. Но Аэша не убила их, потому что их грех стал ее грехом. Она, которая никогда не любила, полюбила этого человека. Она повела их в Обитель Жизни, чтобы облечь себя и его в бессмертие и убить соперницу. Но богиня не допустила этого. Как было обещано, Аэша стала бессмертной, но в первый же час новой жизни она познала муки ревности, потому что ее возлюбленный, испуганный ее разоблаченным великолепием, вернулся к Аменарте. Тогда Аэша убила его, сама же, – увы! – осталась бессмертной! Так разгневанная богиня осудила своего неверного жреца на недолгое наказание, жрицу Аэшу – на долгие страдания и угрызения совести, Аменарту – на то, что хуже жизни и смерти, – вечную ревность: вечно стремится она снова завладеть любовью того, кого дерзко похитила у самой богини. Проходили века, Аэша оплакивала свою потерю и ждала, когда ее любимый вернется к ней перевоплощенным. Близок был уже час желанной встречи, но богиня снова разлучила их. Перед очами возлюбленного Аэши прекрасное превратилось в безобразное, и бессмертное оказалось смертным. Но верь мне, Калликрат, она не умерла. Разве не клялась тебе Аэша в пещерах Кор, что вернется? Разве не указала она тебе, Лео Винцей – Калликрат, – в сновидении светящийся маяк этой горной вершины? Много лет искал ты ее, а она всюду следовала за тобой, оберегала тебя от опасности и привела сюда.
– Начало всего, что ты рассказала, – сказал Лео, – мне неизвестно; но я знаю, что все остальное действительно было. Ответь же мне, молю тебя, на один вопрос. Ты сказала, что близок был час встречи с Аэшой. Где же Аэша? Не ты ли? Но почему тогда изменился твой голос? Ты стала также как-будто меньше ростом? Именем божества, которому ты служишь, прошу тебя, скажи, ты ли Аэша?
– Я! – отвечала она торжественно. – Та самая Аэша, которой ты клялся принадлежать вечно.
– Она лжет! – воскликнула Афина. – Супруг мой, – она сама призналась, что ты мой, – женщина, которая уверяет, что была молода и хороша, когда рассталась с тобой двадцать лет тому назад, уже лет сто служит главной жрицей этого храма.
– Орос, – сказала Гезея, – расскажи им о смерти жрицы, о которой говорит ханша.
– Восемнадцать лет тому назад, – начал своим бесстрастным голосом Орос, – в четвертую ночь первого зимнего месяца, в 2338 году до появления культа Гезеи на этой горе, жрица, о которой говорит ханша Афина, умерла на моих глазах на 108 году своего правления. Через три часа мы пришли, чтобы взять ее с трона, на котором она умерла, и, по обычаю, предать ее тело огню, но тут свершилось чудо: она воскресла, хотя очень изменилась. Жрец и жрицы, думая, что это чье-то злое волшебство, хотели изгнать ее. Тогда в горе послышался гул, пламя огненных столпов в храме погасло, и ужас овладел всеми. Среди тьмы с алтаря, на котором стоит изображение Матери Человечества, раздался голос богини, которая повелевала принять новую ее служительницу. Снова засветились огненные столпы, и мы все пали перед новой Гезеей и признали ее. При этом присутствовала не одна сотня очевидцев.