Страница:
– Что ты говоришь, Калликрат? О, Калликрат! Ты так давно не видел меня и забыл! Я очень красива, Калликрат!
– Я ненавижу тебя, убийца, и не желаю смотреть на тебя! Что мне за дело до твоей красоты! Ты мне ненавистна!
– Калликрат, ты через несколько часов будешь ползать у моих ног и клясться, что любишь меня! – возразила Аэша насмешливо. – Здесь, перед трупом мертвой девушки, которая любила тебя, я докажу это. Посмотри на меня, Калликрат!
Быстрым движением она сбросила с себя газовое покрывало и встала перед нами, сияя дивной красотой как Афродита, вышедшая из пены, как ожившая Галатея, как лучезарный дух, явившийся из могилы. Она стояла, устремив свои глубокие, блестящие глаза на Лео, и я видел, как разжались его кулаки, как он весь успокоился и затих под ее взглядом. Его удивление переросло в восхищение, и чем больше он боролся, тем сильнее захватывала его эта ужасная красота и влекла к себе.
– Великий Боже! – простонал Лео. – Да женщина ли ты?
– Женщина, настоящая женщина и твоя собственная супруга, Калликрат! – ответила Аэша, протягивая к нему свои прекрасные руки и улыбаясь… О, как нежно она могла улыбаться!
Лео смотрел на нее не отрываясь, и двинулся чуть ближе. Вдруг глаза его упали на труп Устаны, он вздрогнул и отвернулся.
– Могу ли я? – произнес он хрипло. – Ты – убийца, а она так любила меня!
Очевидно, Лео уже забыл, что сам любил ее.
– Это – вздор! – пробормотала Аэша, и голос ее прозвучал подобно шелесту ветерка между деревьями. – Это – пустяки! Если я согрешила, пусть моя красота отвечает за этот грех! Я совершила преступление из-за любви к тебе, забудь и прости мой грех!
Аэша снова протянула к нему руки и нежно прошептала. – Иди!
И Лео не устоял…
Вдруг Аэша грациозным, змеиным движением освободилась от его объятий и засмеялась торжествующим смехом.
– Разве я не говорила тебе, что ты будешь ползать у моих ног, Калликрат? – произнесла она, указывая на мертвую Устану. – Немного времени прошло с тех пор!
Лео застонал от горя и стыда. Хоть он был подвален и не владел собой, но понимал всю глубину своего падения, и все лучшие стороны его натуры возмущались.
Аэша засмеялась в третий раз и сделала знак немой девушке, которая с любопытством наблюдала за этой сценой. Та вышла и тотчас же вернулась в сопровождении двух немых слуг. По знаку Аэши все трое схватили тело бедной Устаны и потащили вон из комнаты. Лео следил за ними, потом закрыл лицо руками.
– Наконец-то тот, кого я ждала так долго, явился ко мне! – произнесла Аэша, обращаясь к Лео. – Возьмите по лампе и идите за мной.
Не задумываясь ни на минуту, мы повиновались. Проскользнув в конец комнаты, Аэша подняла занавес и указала нам маленькую лестницу вниз, ступени которой, как я заметил, были стерты. Этот факт привлек мое внимание, потому что мелочи поражают нас сильнее, когда мозг подавлен сильными ощущениями.
У подножия лестницы я остановился и взглянул на истертые ступени.
– Тебя удивляет, Холли, что эти каменные ступени так истерты? – спросила меня Аэша. – Это я сделала, своими собственными ногами! Я помню эти ступени новыми и чистыми, но за две тысячи лет я истоптала их, потому что каждый день спускалась по ним. Мои сандалии стерли прочный камень.
Я молчал и смотрел на твердый гранит, истертый ее нежными, маленькими ногами.
Лестница вела в туннель. В нескольких шагах от входа я заметил дверь и узнал ту пещеру, где видел Аэшу, когда она произносила свои заклинания.
Невольная дрожь пробежала у меня по спине при этом воспоминании. Аэша вошла в гробницу; мы последовали за ней.
– Я ненавижу тебя, убийца, и не желаю смотреть на тебя! Что мне за дело до твоей красоты! Ты мне ненавистна!
– Калликрат, ты через несколько часов будешь ползать у моих ног и клясться, что любишь меня! – возразила Аэша насмешливо. – Здесь, перед трупом мертвой девушки, которая любила тебя, я докажу это. Посмотри на меня, Калликрат!
Быстрым движением она сбросила с себя газовое покрывало и встала перед нами, сияя дивной красотой как Афродита, вышедшая из пены, как ожившая Галатея, как лучезарный дух, явившийся из могилы. Она стояла, устремив свои глубокие, блестящие глаза на Лео, и я видел, как разжались его кулаки, как он весь успокоился и затих под ее взглядом. Его удивление переросло в восхищение, и чем больше он боролся, тем сильнее захватывала его эта ужасная красота и влекла к себе.
– Великий Боже! – простонал Лео. – Да женщина ли ты?
– Женщина, настоящая женщина и твоя собственная супруга, Калликрат! – ответила Аэша, протягивая к нему свои прекрасные руки и улыбаясь… О, как нежно она могла улыбаться!
Лео смотрел на нее не отрываясь, и двинулся чуть ближе. Вдруг глаза его упали на труп Устаны, он вздрогнул и отвернулся.
– Могу ли я? – произнес он хрипло. – Ты – убийца, а она так любила меня!
Очевидно, Лео уже забыл, что сам любил ее.
– Это – вздор! – пробормотала Аэша, и голос ее прозвучал подобно шелесту ветерка между деревьями. – Это – пустяки! Если я согрешила, пусть моя красота отвечает за этот грех! Я совершила преступление из-за любви к тебе, забудь и прости мой грех!
Аэша снова протянула к нему руки и нежно прошептала. – Иди!
И Лео не устоял…
Вдруг Аэша грациозным, змеиным движением освободилась от его объятий и засмеялась торжествующим смехом.
– Разве я не говорила тебе, что ты будешь ползать у моих ног, Калликрат? – произнесла она, указывая на мертвую Устану. – Немного времени прошло с тех пор!
Лео застонал от горя и стыда. Хоть он был подвален и не владел собой, но понимал всю глубину своего падения, и все лучшие стороны его натуры возмущались.
Аэша засмеялась в третий раз и сделала знак немой девушке, которая с любопытством наблюдала за этой сценой. Та вышла и тотчас же вернулась в сопровождении двух немых слуг. По знаку Аэши все трое схватили тело бедной Устаны и потащили вон из комнаты. Лео следил за ними, потом закрыл лицо руками.
– Наконец-то тот, кого я ждала так долго, явился ко мне! – произнесла Аэша, обращаясь к Лео. – Возьмите по лампе и идите за мной.
Не задумываясь ни на минуту, мы повиновались. Проскользнув в конец комнаты, Аэша подняла занавес и указала нам маленькую лестницу вниз, ступени которой, как я заметил, были стерты. Этот факт привлек мое внимание, потому что мелочи поражают нас сильнее, когда мозг подавлен сильными ощущениями.
У подножия лестницы я остановился и взглянул на истертые ступени.
– Тебя удивляет, Холли, что эти каменные ступени так истерты? – спросила меня Аэша. – Это я сделала, своими собственными ногами! Я помню эти ступени новыми и чистыми, но за две тысячи лет я истоптала их, потому что каждый день спускалась по ним. Мои сандалии стерли прочный камень.
Я молчал и смотрел на твердый гранит, истертый ее нежными, маленькими ногами.
Лестница вела в туннель. В нескольких шагах от входа я заметил дверь и узнал ту пещеру, где видел Аэшу, когда она произносила свои заклинания.
Невольная дрожь пробежала у меня по спине при этом воспоминании. Аэша вошла в гробницу; мы последовали за ней.
XXI. ЖИВОЙ И МЕРТВЫЙ КАЛЛИКРАТ
– Смотрите, вот здесь я спала все эти две тысячи лет! – сказала Аэша, взяв лампу из рук Лео и подняв ее над головой. Свет лампы озарил отверстие в полу на том месте, где я видел пламя в ту памятную ночь. Мы увидели белую фигуру человека, распростертую на каменном ложе. По другую сторону пещеры находилось такое же каменное ложе.
– Здесь, – продолжала Аэша, положив руку на ложе, – здесь я спала все долгие ночи в течение бесконечных лет, укрываясь плащем, рядом с моим мертвым супругом. Здесь лежала я без сна целые ночи, и этот камень истерся о мое тело. Я была верна тебе, Калликрат. А теперь, господин мой, ты увидишь удивительную вещь. Живой – ты увидишь себя мертвым! Готов ли ты?
Мы молча смотрели друг на друга. Аэша двинулась вперед и подняла руку.
– Не пугайтесь, – произнесла она, – хоть это и покажется странным! Все мы, живущие теперь – жили когда-то прежде, хотя не знаем и не помним того времени. Благодаря моему искусству, которому я научилась от жителей царственного Кор, я вернула тебя обратно, Калликрат, вернула из праха, чтобы видеть чудную красоту твоего лица! Смотрите, мертвый Калликрат встретился с живым!
Быстрым движением она сдернула покрывало с трупа и осветила его лампой. Я взглянул и отступил назад, пораженный. Мертвец, лежавший на камне в белой одежде, отлично сохранившейся, был также Лео Винцей. Я переводил взгляд от Лео живого к мертвому и не находил различия между ними. Мертвый выглядел старше живого. Те же красивые черты лица, те же золотые кудри! Мне казалось, что выражение лица умершего человека было особенно похоже на лицо спящего Лео.
Лео находился в каком-то столбняке. Несколько минут он стоял молча.
– Закройте его и пойдемте отсюда! – вскричал он наконец.
– Нет, погоди, Калликрат! – сказала Аэша, став похожей скорее на сивиллу, чем на обыкновенную женщину; она стояла, подняв лампу над головой, в блеске своей чудной красоты, склонясь над холодным трупом. – Я покажу тебе еще кое-что. Холли, открой платье на груди мертвого Калликрата, быть может, мой господин побоится тронуть его.
Я повиновался, хотя дрожавшие пальцы плохо слушались меня. На мертвой обнаженной груди зияла рана, очевидно, сделанная кинжалом.
– Видишь, Калликрат! – произнесла Аэша. – Это я убила тебя. Вместо жизни я дала тебе смерть. Я убила тебя из-за египтянки Аменартас, которую ты любил; ее я не могла убить, потому что она была сильнее меня. В раздражении и гневе я убила тебя и все эти долгие годы оплакивала свое преступление и ждала тебя! Теперь пусть труп превратится в прах: он не нужен более!
Аэша взяла со своего ложа большой стеклянный сосуд с ручками, наклонилась, тихо поцеловала холодное чело мертвеца, откупорила сосуд и начала лить из него какую-то жидкость на труп, стараясь, как я заметил, чтобы ни одна капля ее не попала на нас или на нее, потом остатки жидкости вылила на грудь и голову мертвого человека. Тотчас же показался пар, и пещера наполнилась удушливым дымом, который помешал нам увидеть что-либо. Послышался странный и долгий звук – легкий треск и шипение, которое вскоре прекратилось. Наконец все исчезло, осталось только маленькое облачко дыма. Через несколько минут исчезло и это облачко, и каменное ложе, на котором много столетий покоились останки Калликрата, было пусто. На нем лежала только горсть дымящегося пепла. Аэша взяла пепел и бросила его в воздух.
– Прах обратился в прах! Конец прошлому! Конец всему. Калликрат умер и возродился снова. Теперь ступайте и оставьте меня! – произнесла Аэша. – Спите, если можете. Я буду бодрствовать и думать, потому что завтра ночью мы уйдем отсюда!
Мы поклонились и ушли, когда же пришли в свое помещение, я заглянул к Джону, который ушел раньше. Он крепко спал, этот добрый, честный слуга, и я порадовался за него, так как его нервы, как у всех простых людей, были не особенно крепки и порядком расстроены от всех впечатлений этого ужасного дня. Когда мы очутились в нашей комнате, бедный Лео, все еще не успевший опомниться от ужасного зрелища, разразился гневом. Он освободился от влияния королевы, – и сознание вернулось к нему. Он вспомнил об убитой Устане, и, как буря, поднялись в нем угрызения совести и стыда. Лео проклинал себя, проклинал ту минуту, когда увидел письмена на сосуде, которые оказались правдивыми, проклинал свою слабость. Но Аэшу он не проклинал, да и кто осмелился бы проклинать такую женщину, как «Она»?
– Что мне делать, старый дружище? – простонал он, положив голову на мое плечо в припадке отчаяния. – Я допустил, чтобы Устану убили, и через пять минут целовал ее убийцу. Я – жалкий скот, но, право, не могу противиться ей, – голос его оборвался, – этой колдунье. Завтра будет то же самое, я навсегда в ее власти! Я продался в рабство, старый дружище, и «Она» возьмет мою душу!
Тут в первый раз я сказал ему, что сам находился не в лучшем положении, и Лео пожалел меня, быть может, потому, что не мог ревновать. Мы стали думать, как бы бежать отсюда, но скоро отбросили эту мысль и, честно говоря, не думаю, что кто-то из нас был в силах уйти от Аэши.
Что же Лео оставалось делать? Подчиниться власти таинственного существа, каким была Аэша? Но ведь это могло случиться с ним и в обыкновенном супружестве с простой женщиной. Но обыкновенная супруга не принесла бы ему такой чудной красоты, такой мудрости, такой власти над тайными силами природы, могущества, царской короны и бесконечной молодости – всего того, что могла дать Аэша, если говорила правду. Поэтому было понятно, что Лео, даже рассерженный и раскаивающийся, не согласится бежать от Аэши. И я полагаю, было бы глупо, если бы он согласился!
Больше двух часов просидели мы с Лео, беседуя о чудесных событиях. Происходящее казалось нам сном, сказкой. Кто мог подумать, что все написанное на сосуде окажется правдой!
– Здесь, – продолжала Аэша, положив руку на ложе, – здесь я спала все долгие ночи в течение бесконечных лет, укрываясь плащем, рядом с моим мертвым супругом. Здесь лежала я без сна целые ночи, и этот камень истерся о мое тело. Я была верна тебе, Калликрат. А теперь, господин мой, ты увидишь удивительную вещь. Живой – ты увидишь себя мертвым! Готов ли ты?
Мы молча смотрели друг на друга. Аэша двинулась вперед и подняла руку.
– Не пугайтесь, – произнесла она, – хоть это и покажется странным! Все мы, живущие теперь – жили когда-то прежде, хотя не знаем и не помним того времени. Благодаря моему искусству, которому я научилась от жителей царственного Кор, я вернула тебя обратно, Калликрат, вернула из праха, чтобы видеть чудную красоту твоего лица! Смотрите, мертвый Калликрат встретился с живым!
Быстрым движением она сдернула покрывало с трупа и осветила его лампой. Я взглянул и отступил назад, пораженный. Мертвец, лежавший на камне в белой одежде, отлично сохранившейся, был также Лео Винцей. Я переводил взгляд от Лео живого к мертвому и не находил различия между ними. Мертвый выглядел старше живого. Те же красивые черты лица, те же золотые кудри! Мне казалось, что выражение лица умершего человека было особенно похоже на лицо спящего Лео.
Лео находился в каком-то столбняке. Несколько минут он стоял молча.
– Закройте его и пойдемте отсюда! – вскричал он наконец.
– Нет, погоди, Калликрат! – сказала Аэша, став похожей скорее на сивиллу, чем на обыкновенную женщину; она стояла, подняв лампу над головой, в блеске своей чудной красоты, склонясь над холодным трупом. – Я покажу тебе еще кое-что. Холли, открой платье на груди мертвого Калликрата, быть может, мой господин побоится тронуть его.
Я повиновался, хотя дрожавшие пальцы плохо слушались меня. На мертвой обнаженной груди зияла рана, очевидно, сделанная кинжалом.
– Видишь, Калликрат! – произнесла Аэша. – Это я убила тебя. Вместо жизни я дала тебе смерть. Я убила тебя из-за египтянки Аменартас, которую ты любил; ее я не могла убить, потому что она была сильнее меня. В раздражении и гневе я убила тебя и все эти долгие годы оплакивала свое преступление и ждала тебя! Теперь пусть труп превратится в прах: он не нужен более!
Аэша взяла со своего ложа большой стеклянный сосуд с ручками, наклонилась, тихо поцеловала холодное чело мертвеца, откупорила сосуд и начала лить из него какую-то жидкость на труп, стараясь, как я заметил, чтобы ни одна капля ее не попала на нас или на нее, потом остатки жидкости вылила на грудь и голову мертвого человека. Тотчас же показался пар, и пещера наполнилась удушливым дымом, который помешал нам увидеть что-либо. Послышался странный и долгий звук – легкий треск и шипение, которое вскоре прекратилось. Наконец все исчезло, осталось только маленькое облачко дыма. Через несколько минут исчезло и это облачко, и каменное ложе, на котором много столетий покоились останки Калликрата, было пусто. На нем лежала только горсть дымящегося пепла. Аэша взяла пепел и бросила его в воздух.
– Прах обратился в прах! Конец прошлому! Конец всему. Калликрат умер и возродился снова. Теперь ступайте и оставьте меня! – произнесла Аэша. – Спите, если можете. Я буду бодрствовать и думать, потому что завтра ночью мы уйдем отсюда!
Мы поклонились и ушли, когда же пришли в свое помещение, я заглянул к Джону, который ушел раньше. Он крепко спал, этот добрый, честный слуга, и я порадовался за него, так как его нервы, как у всех простых людей, были не особенно крепки и порядком расстроены от всех впечатлений этого ужасного дня. Когда мы очутились в нашей комнате, бедный Лео, все еще не успевший опомниться от ужасного зрелища, разразился гневом. Он освободился от влияния королевы, – и сознание вернулось к нему. Он вспомнил об убитой Устане, и, как буря, поднялись в нем угрызения совести и стыда. Лео проклинал себя, проклинал ту минуту, когда увидел письмена на сосуде, которые оказались правдивыми, проклинал свою слабость. Но Аэшу он не проклинал, да и кто осмелился бы проклинать такую женщину, как «Она»?
– Что мне делать, старый дружище? – простонал он, положив голову на мое плечо в припадке отчаяния. – Я допустил, чтобы Устану убили, и через пять минут целовал ее убийцу. Я – жалкий скот, но, право, не могу противиться ей, – голос его оборвался, – этой колдунье. Завтра будет то же самое, я навсегда в ее власти! Я продался в рабство, старый дружище, и «Она» возьмет мою душу!
Тут в первый раз я сказал ему, что сам находился не в лучшем положении, и Лео пожалел меня, быть может, потому, что не мог ревновать. Мы стали думать, как бы бежать отсюда, но скоро отбросили эту мысль и, честно говоря, не думаю, что кто-то из нас был в силах уйти от Аэши.
Что же Лео оставалось делать? Подчиниться власти таинственного существа, каким была Аэша? Но ведь это могло случиться с ним и в обыкновенном супружестве с простой женщиной. Но обыкновенная супруга не принесла бы ему такой чудной красоты, такой мудрости, такой власти над тайными силами природы, могущества, царской короны и бесконечной молодости – всего того, что могла дать Аэша, если говорила правду. Поэтому было понятно, что Лео, даже рассерженный и раскаивающийся, не согласится бежать от Аэши. И я полагаю, было бы глупо, если бы он согласился!
Больше двух часов просидели мы с Лео, беседуя о чудесных событиях. Происходящее казалось нам сном, сказкой. Кто мог подумать, что все написанное на сосуде окажется правдой!
XXII. ПРЕДЧУВСТВИЕ ДЖОНА
Было 9 часов утра, когда Джон пришел будить меня и обрадовался, найдя нас в постели живыми и бодрыми. Когда я сказал ему о трагической смерти Устаны, он еще больше обрадовался, что мы остались живы. Хоть он и не любил Устану, но пожалел ее. Обыкновенно она называла его «свиньей» по-арабски, он величал ее «шлюхой» по-английски. Но теперь все было забыто.
– Я хочу сказать вам кое-что, сэр, – произнес Джон, выслушав мой рассказ, – знаете, я думаю, что «Она» – это сам черт холостой! Аэндорская волшебница – дура перед ней, сэр! Это – страна дьяволов, сэр, а «Она» их госпожа. Я не смею надеяться, что мы когда-нибудь выберемся отсюда. Эта колдунья не выпустит из рук такого красивого молодого человека, как мистер Лео!
– Погоди, – возразил я, – она спасла ему жизнь!
– Да, и за это возьмет его душу! Она заколдует его. Разве хороший человек может жить среди людоедов? Но это – последняя страна, которую я вижу на земле. Прошлой ночью мне шился сон… Я видел моего покойного старика-отца, одетого во что-то вроде ночной рубашки, с пучком травы в руке, собранной им по дороге из сада. «Джон! – сказал он мне тихо и торжественно, – Джон, время настало, но я не ожидал тебя увидеть в таком ужасном месте. Не хорошо было заставлять старого отца бежать сюда и оставлять его одного среди этих людей…»
– Правильно! – подтвердил я.
– Конечно, сэр, правильно! Я знаю, уверен теперь, что этот раскаленный горшок не минует меня! – ответил Джон печально. – Отец сказал, что время мое пришло, и ушел, сказав, что мы увидимся с ним очень скоро; и я знаю, что не пройдет трех дней, как уйду к нему!
– Ну конечно! – возразил я. – Ты уверен, что умрешь, потому что видел во сне отца. Что же должно случиться с тем, кто увидит во сне свою мать?
– Ах, сэр, вы смеетесь надо мной, – сказал Джон, – но вы не знали моего отца. Он не любил шутить. Нет, сэр, он говорил правду, и я ничем не могу тут помочь!
– Глупости! – проговорил я.
– Нет, сэр! – печально ответил Джон глубоко убежденным тоном и ушел.
Нам принесли завтрак, пришел и Лео, который ходил гулять, чтобы освежить свои мысли, по его словам. Я был рад видеть и Лео, и Джона, потому что они рассеяли мои мрачные мысли. После завтрака мы снова пошли гулять, чтобы посмотреть, как работают в поле дикари. Курьезно было видеть, как этот угрюмый, дикий народ сеет в поле, и делали они это самым примитивным образом.
Когда мы вернулись, Биллали встретил нас, сообщив, что «Она» желает видеть чужеземцев. Мы тотчас же пошли к ней, правда, не без внутреннего содрогания.
Как обычно, немые слуги доложили о нас, и когда они ушли, Аэша сбросила свое газовое покрывало и приказала Лео обнять и поцеловать себя. Лео повиновался и сделал это с большим жаром и удовольствием, чем прежде. «Она» положила белую руку на его голову и посмотрела ему в глаза.
– Ты хотел бы знать, Калликрат, когда ты сможешь назвать меня своей, – произнесла Аэша, – и когда мы всецело будем принадлежать друг другу? Я скажу тебе. Во-первых, ты должен быть таким же, как я, не бессмертным, нет, но неподвластным разрушительной силе времени! Я не могу стать твоей супругой, потому что мы оба слишком различны между собой, и чрезмерный блеск моего существа может дурно влиять на тебя. Ты не в силах долго смотреть на меня, – твои глаза будут болеть, твои чувства притупятся, и мне придется закрываться от тебя! Слушай! Сегодня вечером, за час до заката солнца, мы уйдем отсюда, и завтра на рассвете, если все пойдет хорошо и я не забыла дороги, мы будем стоять у Утеса жизни, ты омоешься в огне жизни и выйдешь из него победоносным. Тогда, Калликрат, ты можешь называть меня своей женой, а я назову тебя своим супругом и господином!
Лео пробормотал что-то в ответ на это удивительное предложение. Аэша засмеялась над его смущением.
– И ты, Холли, также! – продолжала она. – Я сделаю это для тебя, и ты останешься вечно юным и сильным!
– Благодарю тебя, Аэша, – ответил я с достоинством, – но если в том странном месте, куда ты хочешь вести нас, можно избавиться от смерти, которая приходит за каждым человеком, – благодарю, мне не нужно этого! Мир не был так ласков ко мне, чтобы я хотел жить в нем долго! Земля – жестокосердая мать, она кормит детей своих камнями и утоляет их жажду горькой водой. Кому захочется продлить надолго свою жизнь? Кто захочет нести бремя воспоминаний о прошедшей любви, о прошлых печалях и скорбях, о мудрости, которая не дает утешения?
И как ни убеждала меня Аэша, я решительно отказался. Тогда она заговорила о другом.
– Теперь, – обратилась «Она» к Лео, – скажи мне, Калликрат, как ты нашел меня? Вчера ночью ты сказал, что мертвый Калликрат был твоим предком? Расскажи мне все подробно!
Лео рассказал ей удивительную историю ящика и амфоры. Аэша выслушала внимательно.
– Видишь, – обратилась она ко мне, – эта египтянка Аменартас, царственная дочь Нила, ненавидела меня также, как я ненавижу ее, и сама привела своего возлюбленного в мои объятья. Я убила его, а теперь он снова вернулся ко мне! Ты, мой Калликрат, захочешь ли мстить мне за свою прабабку? Вот, – продолжала она, опустившись к ногам Лео и открыв платье на груди, – ударь меня в сердце, кинжал у тебя под рукой, длинный и острый, отличный нож, чтобы убить такую женщину, как я. Убей же, убей меня!
Лео взглянул на нее, протянул руку и поднял ее.
– Встань, Аэша, – печально произнес он, – ты хорошо знаешь, что я не трону тебя. Я весь в твоей власти, твой верный раб. Как я могу убить тебя? Скорее, покончу с собой!
– Ты уже любишь меня, Калликрат! – ответила она, улыбаясь. – Скажи мне что-нибудь о твоей стране, о твоем великом народе. Ты, наверное, захочешь вернуться туда, и я рада этому, потому что ты не можешь жить в этих пещерах. Мы уйдем отсюда, – не бойся, я знаю дорогу, – поедем в твою Англию и будем там жить! Две тысячи лет ждала я того дня, когда смогу покинуть эти ужасные пещеры и мрачный народ! Ты будешь управлять Англией…
– Но у нас есть королева в Англии! – прервал ее Лео.
– Это ничего не значит! – возразила Аэша. – Ее можно свергнуть с трона!
Мы объяснили ей, что сами погибнем тогда.
– Странная вещь! – произнесла Аэша с удивлением. – Королева, которую любит народ! Вероятно, мир очень изменился с тех пор, как я живу здесь!
Мы пытались объяснить ей, что наша монархиня любима и уважаема всеми, что настоящая власть находится в руках народа, что Англия подчиняется своим законам.
– Закон! Что такое закон? – проговорила она насмешливо. – Разве ты не понимаешь, Холли, что я выше любого закона, так же, как и Калликрат? Все человеческие законы для нас то же, что северный ветер для горы! Теперь идите, прошу вас! Я должна приготовиться к путешествию. Приготовьтесь и вы, да возьмите с собой вашего слугу. Не берите только ничего лишнего: через три дня мы вернемся. Ты, Калликрат, можешь поцеловать мою руку.
Мы ушли к себе. Очевидно, ужасная королева задумала отправиться в Англию. Я содрогался при мысли об этом, потому что знал, что Аэша непременно пустит в ход свою ужасную силу.
Ее гордая, честолюбивая душа захочет возместить долгие столетия одиночества. Умереть она не может, убить ее нельзя.[12] Что же может остановить ее? В конце концов она получит всю власть в Британских владениях, а, может быть, и на всей земле, и ценой ужасных злодеяний сделает Англию богатейшей и цветущей империей во всем мире. После долгих размышлений я пришел к заключению, что это удивительное создание, вероятно, будет орудием в руках Провидения, чтобы изменить порядки одряхлевшего мира и направить его на лучший путь.
– Я хочу сказать вам кое-что, сэр, – произнес Джон, выслушав мой рассказ, – знаете, я думаю, что «Она» – это сам черт холостой! Аэндорская волшебница – дура перед ней, сэр! Это – страна дьяволов, сэр, а «Она» их госпожа. Я не смею надеяться, что мы когда-нибудь выберемся отсюда. Эта колдунья не выпустит из рук такого красивого молодого человека, как мистер Лео!
– Погоди, – возразил я, – она спасла ему жизнь!
– Да, и за это возьмет его душу! Она заколдует его. Разве хороший человек может жить среди людоедов? Но это – последняя страна, которую я вижу на земле. Прошлой ночью мне шился сон… Я видел моего покойного старика-отца, одетого во что-то вроде ночной рубашки, с пучком травы в руке, собранной им по дороге из сада. «Джон! – сказал он мне тихо и торжественно, – Джон, время настало, но я не ожидал тебя увидеть в таком ужасном месте. Не хорошо было заставлять старого отца бежать сюда и оставлять его одного среди этих людей…»
– Правильно! – подтвердил я.
– Конечно, сэр, правильно! Я знаю, уверен теперь, что этот раскаленный горшок не минует меня! – ответил Джон печально. – Отец сказал, что время мое пришло, и ушел, сказав, что мы увидимся с ним очень скоро; и я знаю, что не пройдет трех дней, как уйду к нему!
– Ну конечно! – возразил я. – Ты уверен, что умрешь, потому что видел во сне отца. Что же должно случиться с тем, кто увидит во сне свою мать?
– Ах, сэр, вы смеетесь надо мной, – сказал Джон, – но вы не знали моего отца. Он не любил шутить. Нет, сэр, он говорил правду, и я ничем не могу тут помочь!
– Глупости! – проговорил я.
– Нет, сэр! – печально ответил Джон глубоко убежденным тоном и ушел.
Нам принесли завтрак, пришел и Лео, который ходил гулять, чтобы освежить свои мысли, по его словам. Я был рад видеть и Лео, и Джона, потому что они рассеяли мои мрачные мысли. После завтрака мы снова пошли гулять, чтобы посмотреть, как работают в поле дикари. Курьезно было видеть, как этот угрюмый, дикий народ сеет в поле, и делали они это самым примитивным образом.
Когда мы вернулись, Биллали встретил нас, сообщив, что «Она» желает видеть чужеземцев. Мы тотчас же пошли к ней, правда, не без внутреннего содрогания.
Как обычно, немые слуги доложили о нас, и когда они ушли, Аэша сбросила свое газовое покрывало и приказала Лео обнять и поцеловать себя. Лео повиновался и сделал это с большим жаром и удовольствием, чем прежде. «Она» положила белую руку на его голову и посмотрела ему в глаза.
– Ты хотел бы знать, Калликрат, когда ты сможешь назвать меня своей, – произнесла Аэша, – и когда мы всецело будем принадлежать друг другу? Я скажу тебе. Во-первых, ты должен быть таким же, как я, не бессмертным, нет, но неподвластным разрушительной силе времени! Я не могу стать твоей супругой, потому что мы оба слишком различны между собой, и чрезмерный блеск моего существа может дурно влиять на тебя. Ты не в силах долго смотреть на меня, – твои глаза будут болеть, твои чувства притупятся, и мне придется закрываться от тебя! Слушай! Сегодня вечером, за час до заката солнца, мы уйдем отсюда, и завтра на рассвете, если все пойдет хорошо и я не забыла дороги, мы будем стоять у Утеса жизни, ты омоешься в огне жизни и выйдешь из него победоносным. Тогда, Калликрат, ты можешь называть меня своей женой, а я назову тебя своим супругом и господином!
Лео пробормотал что-то в ответ на это удивительное предложение. Аэша засмеялась над его смущением.
– И ты, Холли, также! – продолжала она. – Я сделаю это для тебя, и ты останешься вечно юным и сильным!
– Благодарю тебя, Аэша, – ответил я с достоинством, – но если в том странном месте, куда ты хочешь вести нас, можно избавиться от смерти, которая приходит за каждым человеком, – благодарю, мне не нужно этого! Мир не был так ласков ко мне, чтобы я хотел жить в нем долго! Земля – жестокосердая мать, она кормит детей своих камнями и утоляет их жажду горькой водой. Кому захочется продлить надолго свою жизнь? Кто захочет нести бремя воспоминаний о прошедшей любви, о прошлых печалях и скорбях, о мудрости, которая не дает утешения?
И как ни убеждала меня Аэша, я решительно отказался. Тогда она заговорила о другом.
– Теперь, – обратилась «Она» к Лео, – скажи мне, Калликрат, как ты нашел меня? Вчера ночью ты сказал, что мертвый Калликрат был твоим предком? Расскажи мне все подробно!
Лео рассказал ей удивительную историю ящика и амфоры. Аэша выслушала внимательно.
– Видишь, – обратилась она ко мне, – эта египтянка Аменартас, царственная дочь Нила, ненавидела меня также, как я ненавижу ее, и сама привела своего возлюбленного в мои объятья. Я убила его, а теперь он снова вернулся ко мне! Ты, мой Калликрат, захочешь ли мстить мне за свою прабабку? Вот, – продолжала она, опустившись к ногам Лео и открыв платье на груди, – ударь меня в сердце, кинжал у тебя под рукой, длинный и острый, отличный нож, чтобы убить такую женщину, как я. Убей же, убей меня!
Лео взглянул на нее, протянул руку и поднял ее.
– Встань, Аэша, – печально произнес он, – ты хорошо знаешь, что я не трону тебя. Я весь в твоей власти, твой верный раб. Как я могу убить тебя? Скорее, покончу с собой!
– Ты уже любишь меня, Калликрат! – ответила она, улыбаясь. – Скажи мне что-нибудь о твоей стране, о твоем великом народе. Ты, наверное, захочешь вернуться туда, и я рада этому, потому что ты не можешь жить в этих пещерах. Мы уйдем отсюда, – не бойся, я знаю дорогу, – поедем в твою Англию и будем там жить! Две тысячи лет ждала я того дня, когда смогу покинуть эти ужасные пещеры и мрачный народ! Ты будешь управлять Англией…
– Но у нас есть королева в Англии! – прервал ее Лео.
– Это ничего не значит! – возразила Аэша. – Ее можно свергнуть с трона!
Мы объяснили ей, что сами погибнем тогда.
– Странная вещь! – произнесла Аэша с удивлением. – Королева, которую любит народ! Вероятно, мир очень изменился с тех пор, как я живу здесь!
Мы пытались объяснить ей, что наша монархиня любима и уважаема всеми, что настоящая власть находится в руках народа, что Англия подчиняется своим законам.
– Закон! Что такое закон? – проговорила она насмешливо. – Разве ты не понимаешь, Холли, что я выше любого закона, так же, как и Калликрат? Все человеческие законы для нас то же, что северный ветер для горы! Теперь идите, прошу вас! Я должна приготовиться к путешествию. Приготовьтесь и вы, да возьмите с собой вашего слугу. Не берите только ничего лишнего: через три дня мы вернемся. Ты, Калликрат, можешь поцеловать мою руку.
Мы ушли к себе. Очевидно, ужасная королева задумала отправиться в Англию. Я содрогался при мысли об этом, потому что знал, что Аэша непременно пустит в ход свою ужасную силу.
Ее гордая, честолюбивая душа захочет возместить долгие столетия одиночества. Умереть она не может, убить ее нельзя.[12] Что же может остановить ее? В конце концов она получит всю власть в Британских владениях, а, может быть, и на всей земле, и ценой ужасных злодеяний сделает Англию богатейшей и цветущей империей во всем мире. После долгих размышлений я пришел к заключению, что это удивительное создание, вероятно, будет орудием в руках Провидения, чтобы изменить порядки одряхлевшего мира и направить его на лучший путь.
XXIII. ХРАМ ИСТИНЫ
Приготовления к путешествию были несложны. Мы засунули в мешок смену платья и несколько пар сапог, взяли с собой револьверы, одну винтовку вместе с запасом амуниции. Все остальное оставили в пещерах.
За несколько минут до назначенного времени мы вошли в комнату Аэши и нашли ее уже готовой, одетой в темный плащ.
– Идем! – сказала она.
Мы вышли из пещеры на свет божий. На площадке нас ожидали носилки и шесть немых носильщиков. Между ними находился старый Биллали, к которому я очень привязался. Очевидно, Аэша решила, что, за исключением ее, все мы пойдем пешком. Мы отправились в путь с удовольствием после долгого пребывания в пещерах. Случайно, или по приказанию Аэши, но у входа в пещеру не видно было ни одного человека за исключением немых слуг, которые умели держать язык за зубами.
Через несколько минут мы переходили большую возделанную равнину, окаймленную угрюмыми скалами; полюбовались чудесной природой местности, удивительной системой орошения, придуманной еще народом царственного Кор. Двигаясь вперед около получаса, наслаждаясь прохладой с моря, мы начали ясно различать вдали какие-то строения. Биллали объяснил нам, что это развалины большого города.
Даже издали мы могли заметить красоту руин. Город вовсе не был велик по сравнению с древним Вавилоном или Фивами, но стены его сохранились и казались очень высокими. Несомненно, народ Кор был защищен от любого внешнего вторжения огромными скалами и утесами и выстроил эти стены только для виду и опасаясь гражданских раздоров.
Стены были толсты, сделаны из камня и окружены рвом, наполненным водой. За десять минут до заката солнца мы добрались до этого рва, перешли через него по обломкам когда-то прочного моста и взобрались без труда на стену. Мое перо не в силах описать красоты пейзажа. Тысячи руин – колонны, храмы, дворцы, окруженные густой порослью кустарника, купались в красных лучах заходящего солнца. Крыши строений разрушились, но большая часть стен и колонн остались целыми.[13]
Прямо перед нами возвышалось что-то похожее на главные ворота города, выстроенные из прочного камня, но заросшие травой и кустарником. Парки и сады стали непроходимыми, так что трудно было даже найти след дороги в их густой чаще. По обеим сторонам ворот лежали обломки развалин. По-видимому, нога человека не ступала здесь тысячи лет.
Биллали сказал мне, что народ Амахаггер считает этот разрушенный город проклятым. Сам он согласился идти сюда только по просьбе Аэши. Курьезно, что народ, не боявшийся жить среди мертвецов, боялся подойти близко к разрушенному городу.
Затем мы увидели огромное строение, похожее на храм, с удивительными колоннами, очень красивой архитектуры. Сначала мы подумали, что форма колонн представляет собой женскую фигуру.
На следующий день, взобравшись на откос горы, мы заметили здесь целую рощицу величественных пальм, и я понял, что архитектор черпал свое вдохновение в грациозности форм этих пальм, или, вернее, их предков.
У фасада огромного храма наша маленькая процессия остановилась, и Аэша вышла из носилок.
– Тут была комната, Калликрат, – сказала она Лео, – где мог спать один человек. Две тысячи лет тому назад ты, я и эта египтянка отдыхали тут, но с тех пор я не была здесь, и все пришло в упадок!
Затем Аэша поднялась по изломанным ступеням в наружный двор и огляделась вокруг, словно стараясь что-то припомнить. Сделав еще несколько шагов, она остановилась.
– Здесь все по-старому! – произнесла она, сделав знак немым слугам подойти ближе. Один из них подошел, зажег лампу, и мы пошли далее. Перед нами была маленькая келья, вырубленная в стене, которая, по-видимому, была жилой комнатой для сторожей храма.
Здесь мы решили отдохнуть и, устроившись как можно удобнее, поели холодного мяса, – все, кроме Аэши, которая не прикасалась никогда ни к чему кроме плодов, воды и хлеба. Пока мы закусывали, взошел месяц и серебристыми лучами залил окрестность.
– Знаешь ли, Холли, зачем я привела вас сюда ночью? – спросила Аэша, которая сидела, положив голову на руку, и наблюдала за месяцем, величественно парящим над мрачными колоннами разрушенного храма.
– Я привела вас сюда, чтобы вы могли видеть удивительное зрелище – полный месяц над развалинами Кор. Вы поели, – я хотела бы, чтобы ты не брал в рот ничего, кроме фруктов, Калликрат, но это придет позже. Когда-то и я ела мясо, как зверь. Ну, если вы готовы, пойдем, я покажу вам храм и бога, в честь которого он выстроен!
Мы встали и пошли. Я не в силах описать подробностей всего храма, его великолепия и роскоши. Мрачные дворы, стройные колонны со скульптурными украшениями, пустынные комнаты говорили воображению человека о многом.
И над всем этим – мертвая тишина, тишина смерти: казалось, дух прошлого обитал здесь.
Как все тут было красиво и пустынно! Мы не смели говорить громко, даже Аэша смутилась перед лицом величавой древности. Мы говорили шепотом, и наш шепот перелетал от колонны к колонне и замирал вдали. Лунный свет ярко озарял развалины храма, скрывая все разрушения тысячелетий. Это было чудесное зрелище. Постепенно свет луны исчезал, и мрачные тени медленно заползали в поросшие травой притворы храма, словно призраки старых жрецов, слетевшихся в храм для поклонения божеству…
– Идите, – произнесла Аэша, пока мы, не отрываясь, смотрели и смотрели, – я покажу вам каменный цветок красоты, который словно смеется над временем и наполняет тоской и желанием сердце человека! – и, не ожидая ответа, она повела нас в древний храм.
Посредине необъятного двора стояло величайшее в мире произведение искусства. На большом камне находился огромный каменный шар, около 20 ф. в диаметре, а на шаре – колоссальная крылатая фигура такой поразительной, божественной красоты, что, когда я увидел ее, озаренную серебристым сиянием месяца, мое дыхание остановилось и сердце замерло. Статуя была сделана из чистого белого мрамора, 20 ф. высотой. Крылатая женская фигура, поражавшая красотой и изяществом форм, стояла, наклонившись вперед, с распростертыми руками, словно собираясь обнять возлюбленного. Она была обнажена, но лицо плотно закутано, так что мы едва могли различить ее черты. Покрывало окутывало ее голову, два конца его падали на левую грудь, а третий развевался в воздухе сзади.
– Кто это? – спросил я, не отрывая глаз от статуи.
– Разве ты не догадался, Холли? – спросила Аэша. – Где же твое воображение? Это – Истина, парящая над миром и призывающая его детей открыть ей закутанное лицо! Смотри, вот и надпись на пьедестале. Несомненно, это взято из Священных Писаний народа Кор!
В самом деле, у подножия статуи были выгравированы письмена, похожие на китайские иероглифы.
Аэша перевела их так:
– Есть ли в мире такой человек, который откинул бы мое покрывало и взглянул бы в мое лицо, хотя оно прекрасно? Я буду жить в том человеке, который откинет мое покрывало, я дам ему душевный мир и нежных детей познания и труда! И голос крикнул: Хотя все, кто ищет тебя, жалеет тебя, но смотри! Ты – девственна и будешь всегда девственной, пока не кончится все. Нет человека, рожденного от женщины, который откинул бы твое покрывало и остался жить и никогда не будет! Только смерть сорвет твою вуаль!
Истина простерла руки и заплакала, потому что те, которые стремились к ней, не могли найти ее и взглянуть ей в лицо!
– Ты видишь, – заметила Аэша. – Истина была богиней народа Кор, в честь ее они строили храмы, к ней они стремились, хотя знали, что не найдут ее!
– Да, – добавил я печально, – люди ищут и не находят истины, и никогда не найдут. Только в смерти есть истина!
Бросив последний взгляд на статую – эту поэтическую грезу красоты, сделанную из камня, которую я никогда не забуду, – мы повернулись и пошли назад. Я не видел больше статуи, о чем очень жалею. Во всяком случае, я знаю и убедился: эти давно умершие поклонники Истины вполне признавали факт, что земля – кругла.
За несколько минут до назначенного времени мы вошли в комнату Аэши и нашли ее уже готовой, одетой в темный плащ.
– Идем! – сказала она.
Мы вышли из пещеры на свет божий. На площадке нас ожидали носилки и шесть немых носильщиков. Между ними находился старый Биллали, к которому я очень привязался. Очевидно, Аэша решила, что, за исключением ее, все мы пойдем пешком. Мы отправились в путь с удовольствием после долгого пребывания в пещерах. Случайно, или по приказанию Аэши, но у входа в пещеру не видно было ни одного человека за исключением немых слуг, которые умели держать язык за зубами.
Через несколько минут мы переходили большую возделанную равнину, окаймленную угрюмыми скалами; полюбовались чудесной природой местности, удивительной системой орошения, придуманной еще народом царственного Кор. Двигаясь вперед около получаса, наслаждаясь прохладой с моря, мы начали ясно различать вдали какие-то строения. Биллали объяснил нам, что это развалины большого города.
Даже издали мы могли заметить красоту руин. Город вовсе не был велик по сравнению с древним Вавилоном или Фивами, но стены его сохранились и казались очень высокими. Несомненно, народ Кор был защищен от любого внешнего вторжения огромными скалами и утесами и выстроил эти стены только для виду и опасаясь гражданских раздоров.
Стены были толсты, сделаны из камня и окружены рвом, наполненным водой. За десять минут до заката солнца мы добрались до этого рва, перешли через него по обломкам когда-то прочного моста и взобрались без труда на стену. Мое перо не в силах описать красоты пейзажа. Тысячи руин – колонны, храмы, дворцы, окруженные густой порослью кустарника, купались в красных лучах заходящего солнца. Крыши строений разрушились, но большая часть стен и колонн остались целыми.[13]
Прямо перед нами возвышалось что-то похожее на главные ворота города, выстроенные из прочного камня, но заросшие травой и кустарником. Парки и сады стали непроходимыми, так что трудно было даже найти след дороги в их густой чаще. По обеим сторонам ворот лежали обломки развалин. По-видимому, нога человека не ступала здесь тысячи лет.
Биллали сказал мне, что народ Амахаггер считает этот разрушенный город проклятым. Сам он согласился идти сюда только по просьбе Аэши. Курьезно, что народ, не боявшийся жить среди мертвецов, боялся подойти близко к разрушенному городу.
Затем мы увидели огромное строение, похожее на храм, с удивительными колоннами, очень красивой архитектуры. Сначала мы подумали, что форма колонн представляет собой женскую фигуру.
На следующий день, взобравшись на откос горы, мы заметили здесь целую рощицу величественных пальм, и я понял, что архитектор черпал свое вдохновение в грациозности форм этих пальм, или, вернее, их предков.
У фасада огромного храма наша маленькая процессия остановилась, и Аэша вышла из носилок.
– Тут была комната, Калликрат, – сказала она Лео, – где мог спать один человек. Две тысячи лет тому назад ты, я и эта египтянка отдыхали тут, но с тех пор я не была здесь, и все пришло в упадок!
Затем Аэша поднялась по изломанным ступеням в наружный двор и огляделась вокруг, словно стараясь что-то припомнить. Сделав еще несколько шагов, она остановилась.
– Здесь все по-старому! – произнесла она, сделав знак немым слугам подойти ближе. Один из них подошел, зажег лампу, и мы пошли далее. Перед нами была маленькая келья, вырубленная в стене, которая, по-видимому, была жилой комнатой для сторожей храма.
Здесь мы решили отдохнуть и, устроившись как можно удобнее, поели холодного мяса, – все, кроме Аэши, которая не прикасалась никогда ни к чему кроме плодов, воды и хлеба. Пока мы закусывали, взошел месяц и серебристыми лучами залил окрестность.
– Знаешь ли, Холли, зачем я привела вас сюда ночью? – спросила Аэша, которая сидела, положив голову на руку, и наблюдала за месяцем, величественно парящим над мрачными колоннами разрушенного храма.
– Я привела вас сюда, чтобы вы могли видеть удивительное зрелище – полный месяц над развалинами Кор. Вы поели, – я хотела бы, чтобы ты не брал в рот ничего, кроме фруктов, Калликрат, но это придет позже. Когда-то и я ела мясо, как зверь. Ну, если вы готовы, пойдем, я покажу вам храм и бога, в честь которого он выстроен!
Мы встали и пошли. Я не в силах описать подробностей всего храма, его великолепия и роскоши. Мрачные дворы, стройные колонны со скульптурными украшениями, пустынные комнаты говорили воображению человека о многом.
И над всем этим – мертвая тишина, тишина смерти: казалось, дух прошлого обитал здесь.
Как все тут было красиво и пустынно! Мы не смели говорить громко, даже Аэша смутилась перед лицом величавой древности. Мы говорили шепотом, и наш шепот перелетал от колонны к колонне и замирал вдали. Лунный свет ярко озарял развалины храма, скрывая все разрушения тысячелетий. Это было чудесное зрелище. Постепенно свет луны исчезал, и мрачные тени медленно заползали в поросшие травой притворы храма, словно призраки старых жрецов, слетевшихся в храм для поклонения божеству…
– Идите, – произнесла Аэша, пока мы, не отрываясь, смотрели и смотрели, – я покажу вам каменный цветок красоты, который словно смеется над временем и наполняет тоской и желанием сердце человека! – и, не ожидая ответа, она повела нас в древний храм.
Посредине необъятного двора стояло величайшее в мире произведение искусства. На большом камне находился огромный каменный шар, около 20 ф. в диаметре, а на шаре – колоссальная крылатая фигура такой поразительной, божественной красоты, что, когда я увидел ее, озаренную серебристым сиянием месяца, мое дыхание остановилось и сердце замерло. Статуя была сделана из чистого белого мрамора, 20 ф. высотой. Крылатая женская фигура, поражавшая красотой и изяществом форм, стояла, наклонившись вперед, с распростертыми руками, словно собираясь обнять возлюбленного. Она была обнажена, но лицо плотно закутано, так что мы едва могли различить ее черты. Покрывало окутывало ее голову, два конца его падали на левую грудь, а третий развевался в воздухе сзади.
– Кто это? – спросил я, не отрывая глаз от статуи.
– Разве ты не догадался, Холли? – спросила Аэша. – Где же твое воображение? Это – Истина, парящая над миром и призывающая его детей открыть ей закутанное лицо! Смотри, вот и надпись на пьедестале. Несомненно, это взято из Священных Писаний народа Кор!
В самом деле, у подножия статуи были выгравированы письмена, похожие на китайские иероглифы.
Аэша перевела их так:
– Есть ли в мире такой человек, который откинул бы мое покрывало и взглянул бы в мое лицо, хотя оно прекрасно? Я буду жить в том человеке, который откинет мое покрывало, я дам ему душевный мир и нежных детей познания и труда! И голос крикнул: Хотя все, кто ищет тебя, жалеет тебя, но смотри! Ты – девственна и будешь всегда девственной, пока не кончится все. Нет человека, рожденного от женщины, который откинул бы твое покрывало и остался жить и никогда не будет! Только смерть сорвет твою вуаль!
Истина простерла руки и заплакала, потому что те, которые стремились к ней, не могли найти ее и взглянуть ей в лицо!
– Ты видишь, – заметила Аэша. – Истина была богиней народа Кор, в честь ее они строили храмы, к ней они стремились, хотя знали, что не найдут ее!
– Да, – добавил я печально, – люди ищут и не находят истины, и никогда не найдут. Только в смерти есть истина!
Бросив последний взгляд на статую – эту поэтическую грезу красоты, сделанную из камня, которую я никогда не забуду, – мы повернулись и пошли назад. Я не видел больше статуи, о чем очень жалею. Во всяком случае, я знаю и убедился: эти давно умершие поклонники Истины вполне признавали факт, что земля – кругла.