Сражение под Мейвандом является одной из самых славных страниц истории Афганистана. О нем слагались и слагаются песни в афганском народе, оно и поныне вдохновляет поэтов и писателей, воспевающих героическую доблесть патриотов, самоотверженно боровшихся против иностранных поработителей.
"В битве у Мейванда за свободу родины
Мы видели много голов у ног афганца",
писал выдающийся афганский поэт и ученый Гуль Пача Ульфат{263}.
После мейвандского боя английское правительство получило паническую телеграмму об уничтожении войск Берроуза и осаде кандагарского гарнизона. Из Бомбея и Симлы в район Кандагара срочно были отправлены свежие английские войска для того, чтобы восстановить положение и несколько сгладить впечатление от мейвандского разгрома.
Между тем известия о поражении интервентов с огромной быстротой распространились как по всему Афганистану, так и в соседних с ним странах, стимулируя развитие освободительной борьбы против колонизаторов. Описывая реакцию народов Востока на поражение британских войск под Кандагаром, Горлов сообщал Милютину: "Лишь только известие о нем стало двигаться на юг от Кандагара до Белуджистана, а оттуда до границ Индии, оно стало вызывать по всей этой дороге и в окрестностях враждебные движения против Англии в народах, которые считались вполне дружественными Англии: племена у Чамана на плато Тоба, в долине Пишина, горцы в Мури и Какара, сипаи келатского хана и, наконец, патаны южнобелуджистанской границы. Волнение дошло до города Суккура, где призвали милицию, и значительное беспокойство распространилось даже в самом Бомбее..."{264}
В Южном Афганистане развернулась упорная борьба между оккупантами и афганскими патриотами. В течение всего лета 1880 г. интервенты отражали настойчивые атаки отрядов Аюб-хана, поддерживаемых всем населением Кандагарской области. Стало очевидным, что попытка создания здесь вассального английского владения под управлением ставленника оккупантов обречена на полный провал, и газета "Тайме" была вынуждена констатировать: "Никто из афганцев, на которых пал выбор британского правительства, не был принят народными массами, а независимый правитель Кандагара, назначенный лишь благодаря британскому влиянию, должен был пасть, как только это влияние прекратилось"{265}.
Острая ситуация, возникшая на юге страны, вынудила правящие круги Англии поторопиться и завершить урегулирование отношений с Абдуррахман-ханом. Агрессоры оказались вынужденными признать власть Абдуррахман-хана над всей страной, включая и Кандагарский оазис, отказаться от контрибуции, наложенной на жителей Кабула Робертсом в качестве репрессии за истребление миссии Каваньяри, выплатить новому эмиру 10 лаков рупий в "залог британской дружбы", а также возместить стоимость материальных ценностей, разграбленных в афганской столице английскими войсками.
После урегулирования отношений с Абдуррахман-ханом британское правительство двинуло из Кабула в Кандагар армию под командованием Робертса. В конце августа 1880 г. между отрядами Аюб-хана и интервенционистскими войсками произошло сражение. Афганские патриоты мужественно и стойко боролись, хотя на стороне империалистов было крупное численное и техническое превосходство. Лишь после длительных и кровопролитных боев афганцы в конце концов должны были отступить. Аюб-хан со своими солдатами возвратился в Герат.
Вопреки договоренности с Абдуррахман-ханом, в английских правящих кругах продолжалась длительная дискуссия по вопросу о Кандагаре. Представители наиболее агрессивных кругов, призывали к сохранению над этим городом британского господства. Утверждение английского владычества в Кандагаре, по их мнению, усиливало зависимость кабульского правительства от Англии и должно было предоставить англичанам также крупные торгово-экономические выгоды. Глашатаем этих кругов являлся бывший вице-король Индии лорд Литтон. Выступая 3 марта 1881 г. в палате лордов, он заявил: "Если вы соедините Кандагар железной дорогой с долиной Инда, вы сможете устремить всю торговлю Средней Азии... в порты Карачи и Калькутту, а отсюда в порты Ливерпуль и Лондон"{266}.
Решающим фактором в данном случае явилось, однако, не то или иное решение английского парламента, а упорная и героическая борьба афганского народа против британских оккупантов и их ставленников. Потеряв надежду подавить сопротивление афганских патриотов, английское правительство было вынуждено дать приказ своим войскам оставить Кандагар. Управление областью было передано представителям Абдуррахман-хана.
В середине 1881 г. войска агрессоров были выведены также и из остальных районов Афганистана, какие они еще занимали. Таким образом, новая попытка британских империалистов вооруженным путем захватить Афганистан, поработить афганский народ и установить над ним колониальное господство провалилась. Осуществлению захватнических планов Англии помешала снова развернувшаяся в стране мощная народно-освободительная борьба, в которой приняли активное участие самые широкие массы населения, в первую очередь - народные низы. Как писал английский исследователь Д. Дакоста, новое нападение на Афганистан в 1878 г. "кончилось, подобно предыдущей войне, поражением и унижением" Англии{267}.
В результате войны 1878-1880 гг. британские агрессоры отторгли от Афганского государства новые земли, важные в военно-стратегическом отношении, и установили контроль над внешней политикой Афганистана, поставив страну в зависимое положение. Но основная цель - превращение Афганистана в колонию, а афганцев в колониальных рабов - не была достигнута благодаря решительному отпору, оказанному интервентам афганскими народными массами.
Глава V.
Британская экспансия в Афганистане в конце XIX и начале XX в.
В сентябре 1881 г. Абдуррахман-хан, завершая объединение Афганистана под своей властью, предпринял наступление на Герат. Он разбил войска Аюб-хана, эмигрировавшего затем в Иран, и присоединил Гератский оазис к остальной части страны. Снова афганские земли, хотя и в урезанном виде, были сплочены в единое государство. Период правления эмира Абдуррахман-хана (1880-1901 гг.) был временем укрепления центральной власти и настойчивой борьбы эмира против мятежных феодалов и проявлявшихся с их стороны сепаратистских тенденций. Абдуррахман-хан жестоко расправлялся с феодалами, не желавшими подчиняться центральной власти, отправлял их в изгнание, конфисковывал принадлежавшие им земли. Он сурово преследовал и тех, кто мешал нормальному развитию торговли в стране: взяточников и казнокрадов на таможенных заставах, участников грабежей на торговых путях. Правительство провело важнейшие административные и военные реформы, постепенно заменяло старые, феодальные дружины хорошо подготовленной и обученной армией; сбор податей и налогов во все больших масштабах контролировался правительственными чиновниками. Основная цель, которую преследовал Абдуррахман-хан (и добился в определенной степени) было упрочение центральной власти.
Реформаторская деятельность Абдуррахман-хана фактически содействовала прекращению межфеодальных раздоров и распрей, тяжело отражавшихся на развитии экономики страны и ее производительных сил. В Афганистане началось формирование элементов капиталистического уклада.
В целом, однако, Афганистан конца XIX в. был одним из самых отсталых государств. Сказывалась потеря большого числа человеческих жизней и огромных материальных ресурсов в борьбе против английских колонизаторов. Империалистические действия Англии, стремившейся законсервировать Афганистан как свою колонию, проявлялись, в частности, в политике внешней изоляции и военных провокаций, какую проводили в отношении афганского народа британские правящие круги. Отгородив Афганское государство глухой стеной от остального мира, они решительно препятствовали не только развитию каких-либо политических связей его с другими странами, но и торговле с соседними народами. Торговые отношения с Россией, например, приносившие пользу обоим государствам, осуществлялись лишь через Бухарское ханство и могли бы в других условиях достичь значительно больших размеров.
Английские империалисты прилагали вместе с тем настойчивые усилия для того, чтобы втянуть Афганистан в военные столкновения, а то и вызвать войну с Россией. Как и в прошлые годы, британские агенты старались активизировать действия Афганистана в долине Аму-Дарьи против узбекских, таджикских и туркменских областей. Эта политика была призвана создать на русско-афганской границе состояние постоянной и острой напряженности, давая возможность Англии отвлекать внимание Афганского государства от своей грабительской деятельности среди захваченных ею афганских племен, а также вести подрывные действия в русском Туркестане и среднеазиатских ханствах.
Уже в конце 1880 г. эмиру Абдуррахман-хану по указанию вице-короля Индии лорда Рипона было отправлено письмо, гласившее, что британское правительство будет всемерно поддерживать внешнюю политику Афганистана, если "эмир будет неуклонно следовать советам правительства Британской империи в своих внешних сношениях"{268}. Выплачивая "субсидию" эмиру, империалисты добивались того, чтобы она расходовалась всецело на военные нужды. Они надеялись широко использовать афганскую армию в войне против России по своему излюбленному рецепту борьбы "чужими руками".
Территория Афганистана рассматривалась ими как опорная база, военно-политический плацдарм для подготавливавшейся агрессии против России. Маскируя эти цели "оборонительной" терминологией, Рипон летом 1883 г. в новом послании писал Абдуррахман-хану: "Я решил предложить вашему высочеству персонально субсидию в 10 лаков рупий в год.., предназначенную для содержания ваших войск и для оплаты других мероприятий, связанных с обороной северо-западных границ"{269}. Конкретизируя это послание, англичане требовали превращения Герата и его окрестностей в укрепленный район.
Этим дело не ограничилось. В том же 1883 г. Абдуррахман-хан двинул свои войска против небольших припамирских княжеств: Рушана, Шугнана и Вахана. Эти княжества некогда подчинялись Кокандскому ханству, вошедшему в 1875-1876 гг. в состав владений России в Средней Азии, и были расположены (в большей своей части) на правом берегу Аму-Дарьи. Ввод афганских войск в эти княжества являлся нарушением англо-русской договоренности 1869-1873 гг. о принятии реки Аму-Дарьи в качестве границы Афганистана и не мог быть предпринят без полного согласия Англии - "гаранта" афганских границ.
Дело было, однако, не в простом "согласии" британских империалистов с тем, что контролировавшееся ими государство нарушило международное соглашение, принятое в значительной степени по инициативе и на условиях, предложенных представителями Англии. Британские агенты потребовали от эмира Абдуррахман-хана действий, связанных с нарушением договоренности 1869-1873 гг. Их закулисная роль подтверждается документальными данными. В качестве примера можно привести рапорт управляющего нагорными тюменями Зеравшанского округа туркестанскому генерал-губернатору от 13 апреля 1884 г. В нем сообщалось о прибытии к афганскому эмиру английских посланцев "с предложением покорить самостоятельные ханства и города, граничащие с Ферганской областью и Кашгаром. Абдур-рахман-хан для этой цели командировал своего шурина Абдулладжана, которым и был взят Шугнан, откуда он перешел к городу Рушан, занял его и двинулся в Сары-куль"{270}.
Участник многих аналогичных действий британский бригадный генерал П. Сайкс откровенно признавал, что "...в интересах... Индийской империи (т. е. британских колонизаторов. - Н. X.) было желательно не оставлять промежутка между владениями Китая и Афганистана"{271}. А это могло быть осуществлено лишь посредством раздела перешедших к России земель на Памире между указанными государствами, за спиной которых стояла в то время Британская империя. На дипломатические протесты России правящие круги Англии отвечали отписками. Они старались спровоцировать столкновение между Россией и Афганистаном к северо-западу от Герата, в туркменских степях.
Под предлогом уточнения северных границ Афганистана сюда прибыла британская военно-дипломатическая миссия во главе с генералом П. Лэмсденом. Топографические партии англичан под ширмой изучения направления афганской границы исследовали переправы через Аму-Дарью{272}. "Дипломатическая" миссия Лэмсдена, которую сопровождал конвой, насчитывавший около 5 тыс. вооруженных солдат, еще до начала переговоров объехала многие города и селения Северного Афганистана. Англичане вели здесь политическую пропаганду, проводили осмотр местных укреплений. Лэмсден приглашал к себе феодалов и старшин, раздавал им деньги и подарки. По настоянию Лэмсдена в район Кушки были стянуты афганские войска. Англичане хотели явочным порядком захватить Пендинский оазис, из-за которого велись споры в комиссии по разграничению. В конечном итоге провокаторам удалось добиться своего: они вызвали вооруженное столкновение с русскими отрядами, в ходе которого афганские войска, несмотря на свой численный перевес, были вынуждены покинуть занятый ими район и отступить. Обгоняя отступавшие афганские войска, в паническом страхе бежали их британские "советники". Поведение британских офицеров и солдат в этом бою позднее было описано эмиром Абдуррахман-ханом: "Англичане бежали к Герату, не выждав ни одного момента... Английские войска и офицеры были до такой степени испуганы и нервозны, что бежали в диком замешательстве, не будучи в состоянии отличить друзей от врагов... некоторые английские офицеры были сброшены с лошадей во время бегства"{273}.
Неудача в оазисе Пенде имела для Англии значительно большие последствия, чем этого можно было ожидать вначале. Дело было не только в том, что британским империалистам не удалось отторгнуть у России важную в военно-стратегическом отношении территорию, но и в том, что, несмотря на все их усилия, столкновение в районе Кушки не получило никакого дальнейшего развития.
Правда, оно послужило предлогом для раздувания в Англии воинственных настроений. Британская печать и парламентарии в один голос заявляли, что только победоносная война против России может явиться удовлетворением и возмещением за урон, нанесенный престижу Британской империи в глазах народов Востока. Раздувая военный психоз, премьер-министр Англии Гладстон требовал выделить 11 млн. фунтов стерлингов на военные расходы.
Основные усилия английских правящих кругов были направлены на то, чтобы возбудить в Афганистане вражду к России. Но именно этого британской агентуре не удалось добиться. Сообщение о конфликте в Пендинском оазисе застало эмира Абдуррахман-хана в индийском городе Равалпинди, куда он был приглашен для встречи с новым вице-королем - лордом Дафферином. Здесь во время переговоров английское правительство все с той же провокационной целью подарило эмиру 10 лаков рупий, 20 тыс. ружей, 3 артиллерийских батареи и различное военное снаряжение. Оно всячески старалось втянуть Афганское государство в войну против России. Эмиру представляли искаженные и извращенные сведения о столкновении в районе Кушки, требовали его согласия на немедленный ввод в Афганистан британских войск.
Однако Абдуррахман-хан категорически отказался от каких-либо действий, которые могли привести к обострению отношений с Россией. Более того, к досаде вице-короля и его окружения, он заявил о полном отсутствии у Афганистана притязаний на спорные территории. Один из членов английской комиссии по установлению северозападных границ Афганистана - полковник Риджуэй объяснял отказ эмира от притязаний на спорные земли тем, что, по мнению Абдуррахман-хана, весь Пендинский оазис не стоил войны, а собираемые там подати не окупят расходов по его управлению{274}.
Между тем главное было далеко не в этом. Эмир понимал, что при любом исходе подобной войны она могла дать британским империалистам основания и поводы для усиления их позиций в Афганистане и усиления его зависимости от Англии. С этой точки зрения чрезвычайный интерес представляет опубликованное в Афганистане описание переговоров Дафферина с Абдуррахман-ханом: "Вице-король. Теперь уже вполне и достоверно известно, что Россия приготавливает войска на Кавказе и в Мерве; но весь мир хочет вести с ней войну. Необходимо, чтобы вы питали доверие к нашему государству.
Эмир. Лично я отношусь к нему с полным доверием, но этого доверия нет у населения Афганистана. Может быть, оно и явится, когда страх исчезнет из их сердец... Вице-король. Если вы примете от нас помощь войсками, то они будут даны.
Эмир. Я не советовался об этом с моим народом, а потому не знаю, даст он свое согласие или нет.
Вице-король. Из вашего ответа видно, что вы отказываетесь от помощи наших войск.
Эмир. Я не отказываюсь от вашей помощи войсками, но я не могу дать вам ответ на предложение, которое не довел до сведения своего народа...
Вице-король. Можете ли вы поручиться, что население Афганистана примет помощь наших войск для защиты от России?
Эмир. Требование, которое я сегодня обещаю исполнить, не предупредив о нем население Афганистана, может быть не принято им завтра"{275}.
Далее из этого документа явствует, что Дафферин продолжал снова и снова настойчиво добиваться согласия Абдуррахман-хана на оказание Афганистану "помощи" британскими войсками, хотя никто не просил о подобной "помощи" и никто в ней не нуждался в Афганистане. Вице-король детально интересовался герат-скими укреплениями и вооружением афганских войск. Эмир все так же мягко, но решительно отклонял эти энергичные предложения "поддержки".
В заключение Абдуррахман-хан заявил: "...афганский народ не питает доверия к вам... Необходимо сообщить членам вашей комиссии, чтобы они уступили России те части границ Афганистана, которые ныне являются предметом распри между нами и русскими. Я считаю необходимым поступить так потому, что земли и жилища туркмен-сарыков{276} моими владениями, а они сами моими подданными в действительности никогда не были; и их делами я также не ведал... Та часть границы, которая теперь должна отойти к России, не принадлежит к территории Афганистана..."{277}
Так кончились крахом попытки английского правительства толкнуть Афганское государство на военный конфликт с Россией. Твердая позиция, занятая эмиром Абдуррахман-ханом, в немалой степени способствовала тому, что в сентябре 1885 г. была достигнута договоренность об определении направления северо-западной границы Афганистана. Через два года, в 1887 г., был подписан окончательный протокол, по которому определялась русско-афганская граница от реки Герируд до Аму-Дарьи.
Поставленный Англией в условия внешней изоляции, эмир Абдуррахман-хан упорно стремился сохранить свою самостоятельность в вопросах внутренней политики. Он старательно оберегал свою самостоятельность в управлении страной, крайне редко и неохотно выдавал англичанам разрешения на приезд в Афганистан. Представитель британских властей в Кабуле, которым продолжал быть, как правило, не англичанин, а кто-либо из индийских мусульман, находился под особым наблюдением: полиция внимательно следила за всеми, кто с ним общался, ограничивала его в передвижениях по Афганистану.
Стремление английского правительства добиться санкции эмира на проведение железной дороги из Индии в какой-либо из афганских городов (в первую очередь имелся в виду Кандагар) встречало неизменный протест Абдуррахман-хана. Он прекрасно понимал, что с прокладкой железнодорожного пути в Афганистан влияние Англии значительно усилится, а в случае нового британского нашествия усовершенствованный путь сообщения сможет сыграть роковую роль для афганского народа. Абдуррахман-хан испытывал серьезные опасения в связи с тем, что англичане полным ходом вели прокладку железнодорожной магистрали к Кветте, а оттуда к афганским границам. Любопытно, что когда эмира спросили по поводу пробитого в горах Ходжа-Амранского туннеля (Кветто-Сеистанская железная дорога), не удивляется ли он такому сложному инженерному сооружению, Абдуррахман-хан ответил: "Если я проткну острым кинжалом изумительно правильную дыру в вашей спине, то вряд ли это вызовет у вас изумление моему искусству"{278}.
Борьба эмира против проникновения в Афганистан английского влияния вызывала враждебное отношение к нему британских правящих кругов. Они внимательно наблюдали за положением в стране и были готовы вмешаться - прямо или косвенно - в ее жизнь при первой удобной возможности. Так, когда в 1888 г. в Северном Афганистане вспыхнуло восстание против власти Абдуррахман-хана, известное под названием "восстания Исхак-хана", британское правительство подготовило крупный военный отряд для вторжения в Афганистан "в случае необходимости". Претендент на кабульский престол, соперник Абдуррахман-хана - Аюб-хан, переехавший перед этим в Индию в качестве гостя-пленника Англии, был поселен близ афганской границы, в Пешаваре. По выражению военного губернатора Самаркандской области Яфимовича, Аюб-хану было поручено "мутить народ" против Абдуррахман-хана{279}.
Эмир не питал особых иллюзий по поводу замыслов британских империалистов в отношении Афганистана. Он, естественно, не мог должным образом осознать корни и причины агрессивности английской политики и порой относил ее за счет личных качеств тех или иных политических деятелей Британской империи. Так, посетивший Бухару весной 1892 г. по торговым делам один из приближенных эмира - Гуль Мухаммед-хан рассказывал, что Абдуррахман-хан, "крайне раздраженный настойчивыми требованиями вице-короля Индии о продлении железной дороги до Герата и о допущении англичан в Кандагар, Кабул и Герат, решил отправиться в Лондон для личного объяснения с королевой с намерением добиться, чтобы вице-королю было запрещено беспокоить его, а в случае отказа в этом - обратиться к посредничеству русского посла и представителей других держав в Лондоне"{280}.
Вместе с тем эмир по мере возможности придерживался самостоятельного политического курса. Это проявилось не только во время Пендинского конфликта, что уже было отмечено, но и в отношении искусственно созданной британскими империалистами "памирской проблемы".
В конце 80-х годов XIX в. английские агенты развили значительную активность в районе Памира. Сюда направлялись британские разведчики, стремившиеся проникнуть в Ферганскую долину и в Кашгар. Желая положить конец хозяйничанью иностранцев на перешедшей к России территории, царское правительство направило в этот район военный отряд под командованием полковника Ионова.
Эти действия показали, что Россия готова на решительные меры для ликвидации враждебной деятельности в своих землях. Англичане снова попытались использовать создавшуюся обстановку для того, чтобы столкнуть Афганистан с Россией, но, как и пять лет назад, встретили категорический отказ со стороны Абдуррахман-хана вступить в войну против своего северного соседа. "Англичане, - говорил упомянутый выше Гуль Мухаммед-хан, - всячески стараются понудить эмира отправить экспедицию на Памир и вовлечь его в ссору с Россией, но эмир наотрез отказался от этого, говоря, что он ни в коем случае не двинет войск против русских, в особенности из-за такой отдаленной и бесплодной горной местности, как Памир"{281}.
Позиция, занятая Абдуррахман-ханом, пользовалась поддержкой подавляющего большинства населения страны, смотревшего с большой подозрительностью на соглашения с Англией, заключенные эмиром в первые годы своего правления. Во второй половине царствования Абдуррахман-хана антианглийские тенденции в его политике усилились еще более. Все большее число афганцев начинало понимать, какой огромный вред причинили и продолжали причинять экономическому, политическому и культурному развитию народов Афганистана британские агрессоры. Эти чувства крепли, в частности, в связи с тем, что на захваченной Англией территории афганских племен велась упорная борьба против господства колонизаторов.
В то же время представители английских экспансионистских кругов продолжали настаивать на полном поглощении Афганистана или, по крайней мере, на подавлении противодействия афганского правительства планам и замыслам Англии. Лепель Гриффин, участвовавший со стороны британского военного командования в переговорах с Абдуррахман-ханом в 1880 г., через 13 лет писал: "Афганистан представляет собой самый важный внешний оплот нашей Индийской империи, и мы не можем допустить, чтобы он оставался для нас закрытым, как в настоящее время. На первое место следует выдвинуть допуск британского министра-резидента в Кабул с английскими офицерами в качестве агентов в Кандагаре и Герате. При сильном эмире положение их будет совершенно безопасным; повторения эпизода с Каваньяри опасаться нечего. Во-вторых, мы требуем продолжения железной дороги до Кандагара и устройства телеграфного сообщения между Кабулом, Гератом и Британской Индией. Наконец, последнее, что для нас необходимо, - это уничтожение запретительных пошлин на английские товары. Хотя ни одно из этих требований не придется по вкусу эмиру, тем не менее переговорами можно добиться их выполнения"{282}.
"В битве у Мейванда за свободу родины
Мы видели много голов у ног афганца",
писал выдающийся афганский поэт и ученый Гуль Пача Ульфат{263}.
После мейвандского боя английское правительство получило паническую телеграмму об уничтожении войск Берроуза и осаде кандагарского гарнизона. Из Бомбея и Симлы в район Кандагара срочно были отправлены свежие английские войска для того, чтобы восстановить положение и несколько сгладить впечатление от мейвандского разгрома.
Между тем известия о поражении интервентов с огромной быстротой распространились как по всему Афганистану, так и в соседних с ним странах, стимулируя развитие освободительной борьбы против колонизаторов. Описывая реакцию народов Востока на поражение британских войск под Кандагаром, Горлов сообщал Милютину: "Лишь только известие о нем стало двигаться на юг от Кандагара до Белуджистана, а оттуда до границ Индии, оно стало вызывать по всей этой дороге и в окрестностях враждебные движения против Англии в народах, которые считались вполне дружественными Англии: племена у Чамана на плато Тоба, в долине Пишина, горцы в Мури и Какара, сипаи келатского хана и, наконец, патаны южнобелуджистанской границы. Волнение дошло до города Суккура, где призвали милицию, и значительное беспокойство распространилось даже в самом Бомбее..."{264}
В Южном Афганистане развернулась упорная борьба между оккупантами и афганскими патриотами. В течение всего лета 1880 г. интервенты отражали настойчивые атаки отрядов Аюб-хана, поддерживаемых всем населением Кандагарской области. Стало очевидным, что попытка создания здесь вассального английского владения под управлением ставленника оккупантов обречена на полный провал, и газета "Тайме" была вынуждена констатировать: "Никто из афганцев, на которых пал выбор британского правительства, не был принят народными массами, а независимый правитель Кандагара, назначенный лишь благодаря британскому влиянию, должен был пасть, как только это влияние прекратилось"{265}.
Острая ситуация, возникшая на юге страны, вынудила правящие круги Англии поторопиться и завершить урегулирование отношений с Абдуррахман-ханом. Агрессоры оказались вынужденными признать власть Абдуррахман-хана над всей страной, включая и Кандагарский оазис, отказаться от контрибуции, наложенной на жителей Кабула Робертсом в качестве репрессии за истребление миссии Каваньяри, выплатить новому эмиру 10 лаков рупий в "залог британской дружбы", а также возместить стоимость материальных ценностей, разграбленных в афганской столице английскими войсками.
После урегулирования отношений с Абдуррахман-ханом британское правительство двинуло из Кабула в Кандагар армию под командованием Робертса. В конце августа 1880 г. между отрядами Аюб-хана и интервенционистскими войсками произошло сражение. Афганские патриоты мужественно и стойко боролись, хотя на стороне империалистов было крупное численное и техническое превосходство. Лишь после длительных и кровопролитных боев афганцы в конце концов должны были отступить. Аюб-хан со своими солдатами возвратился в Герат.
Вопреки договоренности с Абдуррахман-ханом, в английских правящих кругах продолжалась длительная дискуссия по вопросу о Кандагаре. Представители наиболее агрессивных кругов, призывали к сохранению над этим городом британского господства. Утверждение английского владычества в Кандагаре, по их мнению, усиливало зависимость кабульского правительства от Англии и должно было предоставить англичанам также крупные торгово-экономические выгоды. Глашатаем этих кругов являлся бывший вице-король Индии лорд Литтон. Выступая 3 марта 1881 г. в палате лордов, он заявил: "Если вы соедините Кандагар железной дорогой с долиной Инда, вы сможете устремить всю торговлю Средней Азии... в порты Карачи и Калькутту, а отсюда в порты Ливерпуль и Лондон"{266}.
Решающим фактором в данном случае явилось, однако, не то или иное решение английского парламента, а упорная и героическая борьба афганского народа против британских оккупантов и их ставленников. Потеряв надежду подавить сопротивление афганских патриотов, английское правительство было вынуждено дать приказ своим войскам оставить Кандагар. Управление областью было передано представителям Абдуррахман-хана.
В середине 1881 г. войска агрессоров были выведены также и из остальных районов Афганистана, какие они еще занимали. Таким образом, новая попытка британских империалистов вооруженным путем захватить Афганистан, поработить афганский народ и установить над ним колониальное господство провалилась. Осуществлению захватнических планов Англии помешала снова развернувшаяся в стране мощная народно-освободительная борьба, в которой приняли активное участие самые широкие массы населения, в первую очередь - народные низы. Как писал английский исследователь Д. Дакоста, новое нападение на Афганистан в 1878 г. "кончилось, подобно предыдущей войне, поражением и унижением" Англии{267}.
В результате войны 1878-1880 гг. британские агрессоры отторгли от Афганского государства новые земли, важные в военно-стратегическом отношении, и установили контроль над внешней политикой Афганистана, поставив страну в зависимое положение. Но основная цель - превращение Афганистана в колонию, а афганцев в колониальных рабов - не была достигнута благодаря решительному отпору, оказанному интервентам афганскими народными массами.
Глава V.
Британская экспансия в Афганистане в конце XIX и начале XX в.
В сентябре 1881 г. Абдуррахман-хан, завершая объединение Афганистана под своей властью, предпринял наступление на Герат. Он разбил войска Аюб-хана, эмигрировавшего затем в Иран, и присоединил Гератский оазис к остальной части страны. Снова афганские земли, хотя и в урезанном виде, были сплочены в единое государство. Период правления эмира Абдуррахман-хана (1880-1901 гг.) был временем укрепления центральной власти и настойчивой борьбы эмира против мятежных феодалов и проявлявшихся с их стороны сепаратистских тенденций. Абдуррахман-хан жестоко расправлялся с феодалами, не желавшими подчиняться центральной власти, отправлял их в изгнание, конфисковывал принадлежавшие им земли. Он сурово преследовал и тех, кто мешал нормальному развитию торговли в стране: взяточников и казнокрадов на таможенных заставах, участников грабежей на торговых путях. Правительство провело важнейшие административные и военные реформы, постепенно заменяло старые, феодальные дружины хорошо подготовленной и обученной армией; сбор податей и налогов во все больших масштабах контролировался правительственными чиновниками. Основная цель, которую преследовал Абдуррахман-хан (и добился в определенной степени) было упрочение центральной власти.
Реформаторская деятельность Абдуррахман-хана фактически содействовала прекращению межфеодальных раздоров и распрей, тяжело отражавшихся на развитии экономики страны и ее производительных сил. В Афганистане началось формирование элементов капиталистического уклада.
В целом, однако, Афганистан конца XIX в. был одним из самых отсталых государств. Сказывалась потеря большого числа человеческих жизней и огромных материальных ресурсов в борьбе против английских колонизаторов. Империалистические действия Англии, стремившейся законсервировать Афганистан как свою колонию, проявлялись, в частности, в политике внешней изоляции и военных провокаций, какую проводили в отношении афганского народа британские правящие круги. Отгородив Афганское государство глухой стеной от остального мира, они решительно препятствовали не только развитию каких-либо политических связей его с другими странами, но и торговле с соседними народами. Торговые отношения с Россией, например, приносившие пользу обоим государствам, осуществлялись лишь через Бухарское ханство и могли бы в других условиях достичь значительно больших размеров.
Английские империалисты прилагали вместе с тем настойчивые усилия для того, чтобы втянуть Афганистан в военные столкновения, а то и вызвать войну с Россией. Как и в прошлые годы, британские агенты старались активизировать действия Афганистана в долине Аму-Дарьи против узбекских, таджикских и туркменских областей. Эта политика была призвана создать на русско-афганской границе состояние постоянной и острой напряженности, давая возможность Англии отвлекать внимание Афганского государства от своей грабительской деятельности среди захваченных ею афганских племен, а также вести подрывные действия в русском Туркестане и среднеазиатских ханствах.
Уже в конце 1880 г. эмиру Абдуррахман-хану по указанию вице-короля Индии лорда Рипона было отправлено письмо, гласившее, что британское правительство будет всемерно поддерживать внешнюю политику Афганистана, если "эмир будет неуклонно следовать советам правительства Британской империи в своих внешних сношениях"{268}. Выплачивая "субсидию" эмиру, империалисты добивались того, чтобы она расходовалась всецело на военные нужды. Они надеялись широко использовать афганскую армию в войне против России по своему излюбленному рецепту борьбы "чужими руками".
Территория Афганистана рассматривалась ими как опорная база, военно-политический плацдарм для подготавливавшейся агрессии против России. Маскируя эти цели "оборонительной" терминологией, Рипон летом 1883 г. в новом послании писал Абдуррахман-хану: "Я решил предложить вашему высочеству персонально субсидию в 10 лаков рупий в год.., предназначенную для содержания ваших войск и для оплаты других мероприятий, связанных с обороной северо-западных границ"{269}. Конкретизируя это послание, англичане требовали превращения Герата и его окрестностей в укрепленный район.
Этим дело не ограничилось. В том же 1883 г. Абдуррахман-хан двинул свои войска против небольших припамирских княжеств: Рушана, Шугнана и Вахана. Эти княжества некогда подчинялись Кокандскому ханству, вошедшему в 1875-1876 гг. в состав владений России в Средней Азии, и были расположены (в большей своей части) на правом берегу Аму-Дарьи. Ввод афганских войск в эти княжества являлся нарушением англо-русской договоренности 1869-1873 гг. о принятии реки Аму-Дарьи в качестве границы Афганистана и не мог быть предпринят без полного согласия Англии - "гаранта" афганских границ.
Дело было, однако, не в простом "согласии" британских империалистов с тем, что контролировавшееся ими государство нарушило международное соглашение, принятое в значительной степени по инициативе и на условиях, предложенных представителями Англии. Британские агенты потребовали от эмира Абдуррахман-хана действий, связанных с нарушением договоренности 1869-1873 гг. Их закулисная роль подтверждается документальными данными. В качестве примера можно привести рапорт управляющего нагорными тюменями Зеравшанского округа туркестанскому генерал-губернатору от 13 апреля 1884 г. В нем сообщалось о прибытии к афганскому эмиру английских посланцев "с предложением покорить самостоятельные ханства и города, граничащие с Ферганской областью и Кашгаром. Абдур-рахман-хан для этой цели командировал своего шурина Абдулладжана, которым и был взят Шугнан, откуда он перешел к городу Рушан, занял его и двинулся в Сары-куль"{270}.
Участник многих аналогичных действий британский бригадный генерал П. Сайкс откровенно признавал, что "...в интересах... Индийской империи (т. е. британских колонизаторов. - Н. X.) было желательно не оставлять промежутка между владениями Китая и Афганистана"{271}. А это могло быть осуществлено лишь посредством раздела перешедших к России земель на Памире между указанными государствами, за спиной которых стояла в то время Британская империя. На дипломатические протесты России правящие круги Англии отвечали отписками. Они старались спровоцировать столкновение между Россией и Афганистаном к северо-западу от Герата, в туркменских степях.
Под предлогом уточнения северных границ Афганистана сюда прибыла британская военно-дипломатическая миссия во главе с генералом П. Лэмсденом. Топографические партии англичан под ширмой изучения направления афганской границы исследовали переправы через Аму-Дарью{272}. "Дипломатическая" миссия Лэмсдена, которую сопровождал конвой, насчитывавший около 5 тыс. вооруженных солдат, еще до начала переговоров объехала многие города и селения Северного Афганистана. Англичане вели здесь политическую пропаганду, проводили осмотр местных укреплений. Лэмсден приглашал к себе феодалов и старшин, раздавал им деньги и подарки. По настоянию Лэмсдена в район Кушки были стянуты афганские войска. Англичане хотели явочным порядком захватить Пендинский оазис, из-за которого велись споры в комиссии по разграничению. В конечном итоге провокаторам удалось добиться своего: они вызвали вооруженное столкновение с русскими отрядами, в ходе которого афганские войска, несмотря на свой численный перевес, были вынуждены покинуть занятый ими район и отступить. Обгоняя отступавшие афганские войска, в паническом страхе бежали их британские "советники". Поведение британских офицеров и солдат в этом бою позднее было описано эмиром Абдуррахман-ханом: "Англичане бежали к Герату, не выждав ни одного момента... Английские войска и офицеры были до такой степени испуганы и нервозны, что бежали в диком замешательстве, не будучи в состоянии отличить друзей от врагов... некоторые английские офицеры были сброшены с лошадей во время бегства"{273}.
Неудача в оазисе Пенде имела для Англии значительно большие последствия, чем этого можно было ожидать вначале. Дело было не только в том, что британским империалистам не удалось отторгнуть у России важную в военно-стратегическом отношении территорию, но и в том, что, несмотря на все их усилия, столкновение в районе Кушки не получило никакого дальнейшего развития.
Правда, оно послужило предлогом для раздувания в Англии воинственных настроений. Британская печать и парламентарии в один голос заявляли, что только победоносная война против России может явиться удовлетворением и возмещением за урон, нанесенный престижу Британской империи в глазах народов Востока. Раздувая военный психоз, премьер-министр Англии Гладстон требовал выделить 11 млн. фунтов стерлингов на военные расходы.
Основные усилия английских правящих кругов были направлены на то, чтобы возбудить в Афганистане вражду к России. Но именно этого британской агентуре не удалось добиться. Сообщение о конфликте в Пендинском оазисе застало эмира Абдуррахман-хана в индийском городе Равалпинди, куда он был приглашен для встречи с новым вице-королем - лордом Дафферином. Здесь во время переговоров английское правительство все с той же провокационной целью подарило эмиру 10 лаков рупий, 20 тыс. ружей, 3 артиллерийских батареи и различное военное снаряжение. Оно всячески старалось втянуть Афганское государство в войну против России. Эмиру представляли искаженные и извращенные сведения о столкновении в районе Кушки, требовали его согласия на немедленный ввод в Афганистан британских войск.
Однако Абдуррахман-хан категорически отказался от каких-либо действий, которые могли привести к обострению отношений с Россией. Более того, к досаде вице-короля и его окружения, он заявил о полном отсутствии у Афганистана притязаний на спорные территории. Один из членов английской комиссии по установлению северозападных границ Афганистана - полковник Риджуэй объяснял отказ эмира от притязаний на спорные земли тем, что, по мнению Абдуррахман-хана, весь Пендинский оазис не стоил войны, а собираемые там подати не окупят расходов по его управлению{274}.
Между тем главное было далеко не в этом. Эмир понимал, что при любом исходе подобной войны она могла дать британским империалистам основания и поводы для усиления их позиций в Афганистане и усиления его зависимости от Англии. С этой точки зрения чрезвычайный интерес представляет опубликованное в Афганистане описание переговоров Дафферина с Абдуррахман-ханом: "Вице-король. Теперь уже вполне и достоверно известно, что Россия приготавливает войска на Кавказе и в Мерве; но весь мир хочет вести с ней войну. Необходимо, чтобы вы питали доверие к нашему государству.
Эмир. Лично я отношусь к нему с полным доверием, но этого доверия нет у населения Афганистана. Может быть, оно и явится, когда страх исчезнет из их сердец... Вице-король. Если вы примете от нас помощь войсками, то они будут даны.
Эмир. Я не советовался об этом с моим народом, а потому не знаю, даст он свое согласие или нет.
Вице-король. Из вашего ответа видно, что вы отказываетесь от помощи наших войск.
Эмир. Я не отказываюсь от вашей помощи войсками, но я не могу дать вам ответ на предложение, которое не довел до сведения своего народа...
Вице-король. Можете ли вы поручиться, что население Афганистана примет помощь наших войск для защиты от России?
Эмир. Требование, которое я сегодня обещаю исполнить, не предупредив о нем население Афганистана, может быть не принято им завтра"{275}.
Далее из этого документа явствует, что Дафферин продолжал снова и снова настойчиво добиваться согласия Абдуррахман-хана на оказание Афганистану "помощи" британскими войсками, хотя никто не просил о подобной "помощи" и никто в ней не нуждался в Афганистане. Вице-король детально интересовался герат-скими укреплениями и вооружением афганских войск. Эмир все так же мягко, но решительно отклонял эти энергичные предложения "поддержки".
В заключение Абдуррахман-хан заявил: "...афганский народ не питает доверия к вам... Необходимо сообщить членам вашей комиссии, чтобы они уступили России те части границ Афганистана, которые ныне являются предметом распри между нами и русскими. Я считаю необходимым поступить так потому, что земли и жилища туркмен-сарыков{276} моими владениями, а они сами моими подданными в действительности никогда не были; и их делами я также не ведал... Та часть границы, которая теперь должна отойти к России, не принадлежит к территории Афганистана..."{277}
Так кончились крахом попытки английского правительства толкнуть Афганское государство на военный конфликт с Россией. Твердая позиция, занятая эмиром Абдуррахман-ханом, в немалой степени способствовала тому, что в сентябре 1885 г. была достигнута договоренность об определении направления северо-западной границы Афганистана. Через два года, в 1887 г., был подписан окончательный протокол, по которому определялась русско-афганская граница от реки Герируд до Аму-Дарьи.
Поставленный Англией в условия внешней изоляции, эмир Абдуррахман-хан упорно стремился сохранить свою самостоятельность в вопросах внутренней политики. Он старательно оберегал свою самостоятельность в управлении страной, крайне редко и неохотно выдавал англичанам разрешения на приезд в Афганистан. Представитель британских властей в Кабуле, которым продолжал быть, как правило, не англичанин, а кто-либо из индийских мусульман, находился под особым наблюдением: полиция внимательно следила за всеми, кто с ним общался, ограничивала его в передвижениях по Афганистану.
Стремление английского правительства добиться санкции эмира на проведение железной дороги из Индии в какой-либо из афганских городов (в первую очередь имелся в виду Кандагар) встречало неизменный протест Абдуррахман-хана. Он прекрасно понимал, что с прокладкой железнодорожного пути в Афганистан влияние Англии значительно усилится, а в случае нового британского нашествия усовершенствованный путь сообщения сможет сыграть роковую роль для афганского народа. Абдуррахман-хан испытывал серьезные опасения в связи с тем, что англичане полным ходом вели прокладку железнодорожной магистрали к Кветте, а оттуда к афганским границам. Любопытно, что когда эмира спросили по поводу пробитого в горах Ходжа-Амранского туннеля (Кветто-Сеистанская железная дорога), не удивляется ли он такому сложному инженерному сооружению, Абдуррахман-хан ответил: "Если я проткну острым кинжалом изумительно правильную дыру в вашей спине, то вряд ли это вызовет у вас изумление моему искусству"{278}.
Борьба эмира против проникновения в Афганистан английского влияния вызывала враждебное отношение к нему британских правящих кругов. Они внимательно наблюдали за положением в стране и были готовы вмешаться - прямо или косвенно - в ее жизнь при первой удобной возможности. Так, когда в 1888 г. в Северном Афганистане вспыхнуло восстание против власти Абдуррахман-хана, известное под названием "восстания Исхак-хана", британское правительство подготовило крупный военный отряд для вторжения в Афганистан "в случае необходимости". Претендент на кабульский престол, соперник Абдуррахман-хана - Аюб-хан, переехавший перед этим в Индию в качестве гостя-пленника Англии, был поселен близ афганской границы, в Пешаваре. По выражению военного губернатора Самаркандской области Яфимовича, Аюб-хану было поручено "мутить народ" против Абдуррахман-хана{279}.
Эмир не питал особых иллюзий по поводу замыслов британских империалистов в отношении Афганистана. Он, естественно, не мог должным образом осознать корни и причины агрессивности английской политики и порой относил ее за счет личных качеств тех или иных политических деятелей Британской империи. Так, посетивший Бухару весной 1892 г. по торговым делам один из приближенных эмира - Гуль Мухаммед-хан рассказывал, что Абдуррахман-хан, "крайне раздраженный настойчивыми требованиями вице-короля Индии о продлении железной дороги до Герата и о допущении англичан в Кандагар, Кабул и Герат, решил отправиться в Лондон для личного объяснения с королевой с намерением добиться, чтобы вице-королю было запрещено беспокоить его, а в случае отказа в этом - обратиться к посредничеству русского посла и представителей других держав в Лондоне"{280}.
Вместе с тем эмир по мере возможности придерживался самостоятельного политического курса. Это проявилось не только во время Пендинского конфликта, что уже было отмечено, но и в отношении искусственно созданной британскими империалистами "памирской проблемы".
В конце 80-х годов XIX в. английские агенты развили значительную активность в районе Памира. Сюда направлялись британские разведчики, стремившиеся проникнуть в Ферганскую долину и в Кашгар. Желая положить конец хозяйничанью иностранцев на перешедшей к России территории, царское правительство направило в этот район военный отряд под командованием полковника Ионова.
Эти действия показали, что Россия готова на решительные меры для ликвидации враждебной деятельности в своих землях. Англичане снова попытались использовать создавшуюся обстановку для того, чтобы столкнуть Афганистан с Россией, но, как и пять лет назад, встретили категорический отказ со стороны Абдуррахман-хана вступить в войну против своего северного соседа. "Англичане, - говорил упомянутый выше Гуль Мухаммед-хан, - всячески стараются понудить эмира отправить экспедицию на Памир и вовлечь его в ссору с Россией, но эмир наотрез отказался от этого, говоря, что он ни в коем случае не двинет войск против русских, в особенности из-за такой отдаленной и бесплодной горной местности, как Памир"{281}.
Позиция, занятая Абдуррахман-ханом, пользовалась поддержкой подавляющего большинства населения страны, смотревшего с большой подозрительностью на соглашения с Англией, заключенные эмиром в первые годы своего правления. Во второй половине царствования Абдуррахман-хана антианглийские тенденции в его политике усилились еще более. Все большее число афганцев начинало понимать, какой огромный вред причинили и продолжали причинять экономическому, политическому и культурному развитию народов Афганистана британские агрессоры. Эти чувства крепли, в частности, в связи с тем, что на захваченной Англией территории афганских племен велась упорная борьба против господства колонизаторов.
В то же время представители английских экспансионистских кругов продолжали настаивать на полном поглощении Афганистана или, по крайней мере, на подавлении противодействия афганского правительства планам и замыслам Англии. Лепель Гриффин, участвовавший со стороны британского военного командования в переговорах с Абдуррахман-ханом в 1880 г., через 13 лет писал: "Афганистан представляет собой самый важный внешний оплот нашей Индийской империи, и мы не можем допустить, чтобы он оставался для нас закрытым, как в настоящее время. На первое место следует выдвинуть допуск британского министра-резидента в Кабул с английскими офицерами в качестве агентов в Кандагаре и Герате. При сильном эмире положение их будет совершенно безопасным; повторения эпизода с Каваньяри опасаться нечего. Во-вторых, мы требуем продолжения железной дороги до Кандагара и устройства телеграфного сообщения между Кабулом, Гератом и Британской Индией. Наконец, последнее, что для нас необходимо, - это уничтожение запретительных пошлин на английские товары. Хотя ни одно из этих требований не придется по вкусу эмиру, тем не менее переговорами можно добиться их выполнения"{282}.