Страница:
Красный камзол, сиявший золотом пуговиц и отороченный кружевным галуном, свободно свисал с него и, безусловно, нуждался в портновской подгонке, однако бриджи с жилетом Джек все-таки ухитрился ушить. Сам, сзади, несколькими стежками, с помощью нити для парусины и одолженной у матросов иглы. Повертевшись туда-сюда, он пришел к выводу, что в целом выглядит не слишком убого. Его волосы были припудрены и аккуратно уложены тщаниями миссис Бивор. Густой синий цвет собиравшей их ленты прекрасно перекликался с окантовкой мундира. Наряд довершали новехонькие креповые чулки и добротные черные кожаные башмаки.
Бургойн сказал:
— Ты станешь первым из Шестнадцатого драгунского на той стороне океана. Смотри не ударь в грязь лицом.
Разглядывая себя в зеркало, Джек решил, что, возможно, и не ударит, если… если, конечно, в Гаспе [67] отыщется хоть один приличный портной.
Бургойн. Он очень честолюбив и очень переживает, что Шестнадцатый вот уже где-то около полугода не несет настоящей воинской службы, а обретается при дворце в Лондоне. В чем, собственно, полковник сам же и виноват. Он так вышколил свеженабранный полк, что тот сразу сделался украшением всех парадов и учебных маневров, до которых так охоч король Георг. Тот на правах бывшего кавалериста нередко лично принимал в них участие, а иногда прихватывал и жену. И когда мысли его величества наконец прояснились достаточно, чтобы активизировать действия англичан в Новом Свете, честь сообщить об этом командующему британскими войсками в Канаде была, разумеется, предоставлена элитному подразделению, а по закону, установленному в добровольческих формированиях, в подобные командировки автоматически посылался последний зачисленный в полк волонтер. Ибо его отсутствие еще не могло ни на чем ощутимо сказаться, и потому в Америку был отправлен корнет Абсолют.
Бургойн выразил свое сожаление по этому поводу, но ничего поделать не мог и ограничился тем, что вручил Джеку авторский экземпляр им же составленного и только что изданного «Сборника наставлений для молодых офицеров».
— Не ленись, основательно изучи эту брошюру. В ней ты найдешь много полезного для себя. А если на борту обнаружится старый солдат, сведи с ним дружбу, пусть он введет тебя в тонкостти службы в пехоте, ибо на то континенте у нас кавалерии нет.
Джек последовал его совету: то есть постоянно штудировал сборник и даже нашел себе консультанта, известного своим сквернословием капрала из Йоркшира, что на севере Англии, Уильяма Хэнкока. Тот за далеко не умеренную (в пять гиней) плату обучил Джека вполне сносно управляться с мушкетом, правда, с помощью довольно неординарного набора ругательств, проясняющих суть отношений южан со скотом.
Сверху донесся новый взрыв брани, сопровождаемый очередным жутким креном. Вернувшись в вертикальное положение, Джек еще раз кинул взгляд в зеркало и сел к столу. Там, рядом с уже засаленным сборничком наставлений лежали два письма. Читаных-перечитаных и вызывавших у него весьма разные чувства. Первое, например, он не раз порывался порвать.
Его отправили из Герренхаузена за две недели до отхода «Сильфиды». Это было единственное письмо, которое Джек получил от отца, хотя тот регулярно сносился с матерью. Сэр Джеймс коротко сообщал сыну, что вернулся на военную службу, чтобы, встав под знамена Ганновера [68], опять отличиться в схватках с французами и тем самым, возможно, восстановить свое положение в Англии.
О миссии Джека он был уже извещен.
«Итак, оба Абсолюта отправляются на войну. Я надеялся в первых баталиях быть с тобой рядом. Передавая свой опыт и подавая пример. Но твоя свихнувшаяся мамаша и ее подпевалы, недостойные даже того, чтобы поцеловать меня в зад, задурили тебе мозги до такой степени, что в результате твои глупые выходки лишили нас обоих возможности плечом к плечу выступить против врага. Так что теперь я могу дать тебе только несколько кратких рекомендаций. Они очень просты.
Будь честен перед собой, перед товарищами, перед отечеством, перед своим королем. Два первых пункта — более приоритетны. В бою повинуйся приказам своих командиров, прислушивайся к своим барабанам и не упускай из виду английских знамен. Держи строй, равняясь на Джонни слева и Билли справа. Стой за них, они будут стоять за тебя. Никогда не отступай раньше, чем Билли и Джонни.
Помимо всего прочего, береги наше имя. Ради той славы, которой покрыли его наши предки. Проявляй стойкость, какую ты проявил, стреляясь со своим двоюродным братом. Когда ты вышел к барьеру, я внутренне рукоплескал тебе, сын. В тот миг ты впервые повел себя как мужчина. Не сомневаюсь, что точно так же ты будешь вести себя и в дальнейшем».
Следующий абзац был написан другим пером и другими чернилами. Видимо, после перерыва.
«Теперь еще одно. Война есть война. Со всеми вытекающими отсюда последствиями, а потому я не хочу, чтобы между нами остались неясности. Ночь в Воксхолле была для тебя испытанием духа, однако жизни твоей не грозило ничто. Как и жизни того, с кем ты дрался. Мы с полковником Бургойном, щадя вашу молодость, договорились, что он зарядит пистолеты лишь порохом. Инициатором этой уловки был я, за что и не думаю извиняться. Но поскольку вы оба — и мой племянник, и ты — с честью прошли через этот экзамен, я больше никогда не стану вмешиваться в ваши с ним отношения. Если подобная ситуация сложится вновь, в чем я, учитывая вашу горячую кровь и беспросветную глупость, почти стопроцентно уверен, вы вольны поступать, как вам заблагорассудится.
Впрочем, как ты должен знать, с твоим кузеном разобрались. Так что эту историю теперь можно оставить»
Он скрипнул зубами. Разобрались! Это словечко опять разожгло в нем ярость. С тем, что его так надули с дуэлью, Джек еще как-то мог примириться, но остальное по-прежнему выводило его из себя. Гнуснейшего из мерзавцев просто-напросто лишили субсидий, однако приобрели ему офицерский патент. В пехотном полку. Крестер был, в сущности, отмазан, а не наказан.
«Также твоя мать сообщила мне, что и второе дело улажено. Возможно, не к твоему удовольствию, но лучшим образом для всех прочих. И в особенности для юной леди. Поэтому я настоятельно прошу… нет, даже приказываю: вычеркни ее из памяти. Ваши пути разошлись!»
Прочитав это, Джек испустил горький вздох. Он неоднократно пытался повидаться с Клотильдой, но его больше так и не впустили в дом на Трифт-стрит. Однако впустили его мать, и через неделю после событий Крестер, выбравшись из укрытия, отправился в полк, ордер об аресте молодых Абсолютов был аннулирован, а Клотильда Гвен объявила о своем намерении выйти замуж за Клода Берри, если тот выкупит долю в деле отца и сделается его партнером.
Доля была, разумеется, выкуплена. На золото леди Джейн, обеспечившей также невесте приданое. Едва узнав об этом, Джек немедленно отправился в Сохо и отирался на Трифт-стрит у дома с закрытыми ставнями, пока не кликнули стражу. А накануне его отъезда на Керзон-стрит пришла посылка с его письмами и стихами, а также со всеми безделушками, которые он когда-либо приносил на Трифт-стрит, в том числе и с водяным — теперь почему-то поломанным и увечным. Посылку сопровождала сухая записка с требованием вернуть все, принадлежащее Клотильде. Ошеломленный, совершенно раздавленный, он вглядывался в короткие строчки, не понимая значения слов. А потом, когда из конверта что-то выскользнуло и упало на постель, его охватили совсем другие чувства.
Джек полез за пазуху, ухватился за конец кожаного ремешка и коснулся предмета, висящего на нем. Он провел пальцами по краю половинки монеты. Ему не было нужды ни смотреть на часть серебряного шиллинга времен правления Эдуарда VI, аккуратно отпиленную дочерью ювелира, ни перечитывать слова на клочке бумаги, в которую завернули монету. «La moitie de ma coeur» [69].
Закрыв глаза и забрав в кулак половинку монеты, он стал молиться, чтобы новоиспеченная мадам Берри столь же благоговейно лелеяла оставшийся у нее амулет.
Потом он принялся паковать ранец и последней взял в руки книгу с золотым тиснением на обложке, гласившим: «Гамлет, принц датский».
Это был переплетенный в зеленую кожу, восстановленный Александром Попом [70] полный текст пьесы. Прощальный подарок матери, врученный ему прямо в порту возле трапа. Несмотря на протесты, леди Джейн отправилась его провожать.
— Поскольку у меня нет ни малейшей возможности не пустить на войну хотя бы кого-нибудь из Абсолютов, — со смехом сказала она, — то я не упущу возможности сыграть сцену прощания дважды. Чтобы еще раз покрасоваться в специально сшитом для того платье!
Оно действительно было великолепным. Легким, пышным, нежно-зеленым. Она продолжала шутить всю дорогу до Портсмунда и стала серьезной, лишь когда солдатам дали команду подняться на борт. В глазах леди Джейн блеснули слезы, и она заставила сына дать ей все те обещания, которых (это было ясно обоим) тот выполнить просто не мог. А когда Джек пошел к сходням, в руке его оказался пакет. Позже, рассмотрев книгу, он решил, что мать таким образом хочет напомнить ему о великолепном вечере, проведенном ими в «Друри-Лейн», и о спектакле с несравненным мистером Гарриком [71] в главной роли. Но потом он прочитал надпись на первой странице, сделанную размашистым косым почерком: «Все истины здесь. Найдите их, принц».
Во время плавания Джек несколько раз перечитал пьесу, получая немалое удовольствие от ее языка и интриги. Но… истины? Он их там не обнаружил и пришел к выводу, что ему больше по нраву не сам герой, а Лаэрт. «Ему я в церкви перережу горло!"Если бы у него появилась возможность, он обошелся бы с Крестером именно так!
В дверь забарабанили.
— Сэр, вы готовы? К борту уже подвалила баржа!
Эта баржа, лавируя между мелями, должна была довезти пассажиров до берега, чтобы 11 сентября 1759 года Абсолют-младший впервые ступил на американскую землю.
Наскоро закрыв ранец и накинув плащ, Джек бросил последний взгляд в зеркало. Отражение состроило гримасу и высунуло язык.
— Да, — отозвался он, выходя из каюты. — Я готов.
Если корнет Абсолют и был готов к встрече с новым начальством, то оно вовсе не отнеслось к нему с ожидаемым пиететом.
— И что это у нас здесь? Обещанное подкрепление от Билли Питта? [72] Или фарфоровая игрушка из Челси? — захохотал чернобровый и, похоже, изрядно наклюкавшийся мужчина, с нескрываемым изумлением пялясь на кавалерийскую форму.
Он полулежал в кресле, забросив ноги на стол, его обывательский камзол был расстегнут. Как и сорочка с пышным, но вылинявшим жабо.
— Генерал Вулф?
Джек остановился у входа в палатку, нервно обшаривая взглядом присутствующих.
— Ты не знаешь, как выглядит Цезарь, мой мальчик? — промычал мужчина, отирая тыльной стороной кисти блестящий от пота лоб. — Погоди, я тебе покажу.
Он сбросил со стола ноги и принялся рыться в стоявшей позади него вместительной кожаной сумке.
— Фу, Джордж, — заметил его лысоватый товарищ. — Оставь парня в покое. Он только что прибыл и еще не в себе.
— Ну так пусть узнает все сразу, а что? Нам ни к чему становиться свидетелями крушения иллюзий.
Третий мужчина, который в отличие от двух других был, по крайней мере, облачен в алый пехотный военный мундир, хотя и без каких-либо нашивок, резко бросил:
— Меррей прав, Тауншенд. Давайте проявим хотя бы минимум почтения к посланнику короля.
Взъерошенный выпивоха окатил его ледяным взглядом, что-то пробормотал и продолжил свои поиски. Офицер в солдатском мундире вздохнул и вновь повернулся к Джеку.
— Заходи, парень. Не стой там столбом! Ты даже можешь снять свою каску. Кавалерия, а? К какому полку ты приписан?
Джек сделал два неловких шага вперед.
— К Шестнадцатому полку легких драгун, сэр.
Продолжавший искать что-то Тауншенд, недовольно крякнув, заметил:
— Никогда о таком не слыхал!
— Кто им командует? — спросил лысоватый.
— Полковник Бургойн, сэр.
Тауншенд поднял глаза.
— А вот о нем я как раз слыхивал. Жалкий писака! Пачкун! Дилетант! — Каждое слово резало Джека, как бритва. — Удиравший, как заяц, от французов в Нормандии, а?
Джек не мог больше молчать.
— Я уверен, сэр, — заметил он сдержанно, — что в этой, затеянной вовсе не им авантюре полковник Бургойн проявил себя много лучше других.
Тауншенд выпрямился.
— Вот как, молокосос? Тогда ответь, кто научил тебя дерзить старшим?
Прежде чем Джек успел ответить, вмешался красный мундир:
— Оставь его, Тауншенд. Задирай равных по чину или займись еще чем-нибудь.
Тауншенд, фыркнув, опять полез в сумку. Офицер улыбнулся.
— Не обращай на него внимания, парень. Он просто обалдел от того, с какой горячностью ты вступился за своего командира. В этих краях подобные чувства столь же редки, как яйца ржанки [73]. — Он улыбнулся еще раз. — А Бургойн — умнейший малый и отличный товарищ. Мы вместе учились. Я хорошо знаю его.
— В Вестминстер-скул, сэр? И я там учился.
— В самом деле?
— Боже, еще один из того же гнезда, — пробормотал Тауншенд.
Проигнорировав его замечание, офицер шагнул к Джеку.
— Вы доставили нам какие-то письма?
— Да, сэр. Но король приказал мне передать их генералу Вулфу. Это вы?
— Нет. Я генерал Монктон. Это генерал Меррей, — лысый худой офицер вяло взмахнул полным стаканом, — и генерал Тауншенд.
Джек в ответ хотел тоже представиться, но тут Тауншенд издал восторженный вопль.
— Нашел! — закричал он, с треском припечатывая к столу листок бумаги. На нем очень тощий английский солдат в драной форме опирался на корявый мушкет. В исходящем из его рта облаке было что-то написано, но слишком мелко, чтобы Джек мог вникнуть в текст.
— Вот, мальчишка! Это наш Александр! [74] — вскричал Тауншенд. — Теперь ты сумеешь узнать его, а?! Несомненно, сумеешь!
Шарж был очень язвительным, даже жестоким. Ошеломленный Джек не знал, что сказать. Его учили, что армия строится на уважении к командирам, а тут…
— А я могу ли взглянуть?
Все обернулись. Возле входа в палатку стоял человек. Джек и вправду узнал его. Это был Джеймс Вулф, командующий войсками его величества в Квебеке.
Простояв так какое-то время и внимательно оглядев всех по очереди, командующий переступил порог и подошел к столу. Уперев в столешницу обе руки, он стал рассматривать карикатуру в молчании, которое не казалось неловким, похоже, ему одному. Однако пауза, в свою очередь, дала Джеку возможность как следует рассмотреть его и сопоставить увиденное с тем, что он ранее о нем слышал. А слышал он многое, ибо о генерале Вулфе говорили везде. В школе, дома, в полку, где, впрочем, Джек пробыл очень недолго. В памяти его всплыли слова Бургойна: «Присмотрись к Вулфу, парень. Он прирожденный военный. Правда, резковат с подчиненными, но это лишь помогает ему».
Это мнение совпадало с отцовским, который как-то, когда тридцатитрехлетнего генерала сделали главнокомандующим английскими войсками на североамериканском континенте, сказал: «Я немного знаком с ним. Мы пару раз сражались бок о бок. Он малость того. — Сэр Джеймс выразительно покрутил пальцем возле виска. — Но знаешь, что ответил король тем, кто протестовал против его назначения? „Бешеный, говорите? Тогда, я надеюсь, он покусает кое-кого из моих генералов я заразит своим сумасшествием их"“.
Джек отметил, что человек, изучавший собственную карикатуру, весьма на нее походил. Маленькие глаза, длинный острый нос, узкий, но раздвоенный внизу подбородок и длинный светлый крысиный хвостик, торчавший из-под простого солдатского головного убора. Единственным, чего карандаш не смог передать, были два лихорадочно-красных пятна, пылавших на бледных и выдающихся вперед скулах.
«Этот человек вовсе не сумасшедший, — подумал Джек. — Он просто болен. И ему с виду скорее за пятьдесят, чем за тридцать».
Наконец Вулф выпрямился.
— Не лучшая из твоих работ, Тауншенд.
Тот спрятал глаза.
— Это просто шутка, сэр… вы понимаете… чтобы развеять скуку.
— Скуку? Что ж, прошу прощения за то, что заставил скучать тебя, Джордж. — Вулф говорил ровно и монотонно. — Но мне кажется, я нашел способ предоставить тебе возможность поработать не карандашом, а палашом. Надеюсь, второй будет столь же остер, что и первый?
При этих словах генералы насторожились, и Монктон, кашлянув, решился спросить.
— Сэр, полагаю, вы имеете в виду те операции, планы которых мы вам представили три дня назад? Благоразумные и осторожные, как вы их назвали?
Слабая улыбка тронула бесцветные губы.
— Благоразумие и осторожность. Верно ли, что на могилах героев чаще всего высекают именно эти слова?
— Сэр, мы…
— Эти планы отличным образом привели бы нас к поражению, а короля — к потере колоний. Сегодня с утра, джентльмены, я предпринял вылазку вверх по реке. И выработал другой план. Совсем не благоразумный. И уж точно не осторожный.
Тауншенд отчетливо пробормотал:
— Боже нас сохрани!
У Меррея отвисла челюсть.
— Н… но, боже, что вы творите, Вулф? Мы же все согласовали и все учли.
— Как оказалось, не все.
— Тогда объясни, что у тебя на уме! — Побагровев, Тауншенд встал. — Поделись с нами, гений!
Никак не отреагировав на явную грубость, командующий повернулся к оцепеневшему от изумления Джеку.
— Будьте любезны, представьтесь! — бросил отрывисто он.
— Я… Дж… Джек… ах, нет, корнет Абсолют, сэр… командующий! Шестнадцатый драгунский полк. Прибыл с посланиями его величества. И… и с другими. — С губ королевского порученца совсем неожиданно сорвался судорожный смешок.
Все уставились на него. Вулф поднял брови.
— Абсолют? Абсолют? Ты, случайно, не в родстве с Бешеным Абсолютом, корнет?
Джек пожал плечами.
— Не думаю, сэр. Моего отца зовут Джеймс…
— Джеймс? — с живостью перебил его генерал. — Он откуда? Из Корнуолла? Драгун?
Джек смущенно кивнул, и лицо командующего осветила улыбка. Ясная, искренняя, почти детская, совершенно переменившая весь его облик.
— Ну да, это он. Бешеный Джейми. Возглавивший контратаку при Деттингене, а под Каллоденом [75] спасший меня от шотландского палаша! — Он обвел взглядом своих генералов. — Будь я проклят, если не предпочту заполучить под начало одного Абсолюта вместо сотни-другой гренадеров. — Взгляд его весело заискрился. — Как я подозреваю, никто мне их и не прислал?
Джек виновато мотнул головой.
— Ну и не надо.
— Сэр, Абсолют этот паренек или нет, ему совершенно незачем присутствовать на штабном совещании, — заявил веско Меррей.
— Совещании? — обернулся Вулф. — И что же вы собираетесь обсуждать?
— Ну… этот новый… ваш план, — сквозь зубы процедил Тауншенд.
Вулф отвернулся, улыбка исчезла с его лица, красные пятна сделались еще ярче.
— Но я ничего обсуждать сейчас не намерен! — отрезал он. — Ибо вы, осовев, кстати, от моего же вина, соизволили тут заскучать в ожидании своего командира. — Он опять просверлил взглядом каждого. — Возможно, в том нет вашей вины, джентльмены. Командир должен командовать, а я, видимо, был нерадив. Но… грядут перемены. — Тут улыбка вернулась на его лицо. — Завтра вы все поймете. С утренним приливом мы еще раз пройдем по реке. Приготовьтесь. И оденьтесь как подобает. — Лица у его оппонентов помрачнели и вытянулись, но Вулф, не смущаясь, продолжил: — Это все. Корнет, задержитесь, остальные свободны.
В последней фразе послышался металл, и, в разной степени выражая неудовольствие, генералы двинулись к выходу из палатки. Как только они ушли, Вулф негромко произнес, обращаясь к выросшему перед ним офицеру:
— Гвиллим! Найди капитанов Дилона и Макдональда. И позови фельдшера, Маклеона.
Адъютант кивнул и ушел. Едва полотно полога опустилось, Вулф рухнул в кресло и зашелся в приступе надсадного хриплого кашля. Белый платок в его руках на глазах стал краснеть. Пребывающий в полном смятении Джек быстро наполнил стакан вином и поднес командиру. Кашель утих. Вулф выпил, сплюнул, выпил снова и облегченно обмяк. Пятна на побледневшем, осунувшемся лице обозначились еще резче.
Когда силы вернулись к нему, он улыбнулся и взмахом руки велел Джеку сесть.
— Как твой отец? С ним все в порядке?
— Да, сэр. Он в Ганновере, сэр.
— Помчался на звуки пушечных залпов? Конечно, конечно. Безумный Джейми просто не мог усидеть в холодке. Жаль, правда, что он избрал то направление, а не это. Дельце, что мной задумано, как раз для него. Ты ведь, я полагаю, всегда знал, что он ненормальный?
— При всем уважении, сэр, — парировал Джек, — отец говорил мне то же про вас.
Он не понимал, как у него это вырвалось, и оробел, ожидая разноса.
Но Вулф, к счастью, рассмеялся, и так весело, что его платок вновь окрасился кровью. Кашель усилился, но тут вошел человек в синем халате, направившийся прямиком к генералу. Деловито ослабив черный шейный платок и расстегнув пуговицы на рубашке, он достал из имевшейся при нем сумки какую-то склянку. Запах камфары наполнил палатку, а Вулф, не имея возможности говорить, ткнул пальцем в ранец королевского порученца. Депеши были моментально извлечены из него и вывалены на стол. Генерал, опекаемый лекарем, принялся разбирать их, отбрасывая одну за другой. Самая толстая, с королевской печатью вызвала у него слабый вздох.
— Король прислал мне очередной трактат по тактике и военной истории, и что с ним прикажете делать? Он, видите ли, намерен руководить ходом кампании за тысячи миль от театра военных действий, надеясь околпачить такого матерого лягушатника, как Монкальм [76]. Как ему это удастся, ежели он ничему не способствовал даже под Деттингемом, отсиживаясь у меня за спиной? Н-да. — Он выудил из стопки знакомый Джеку конверт, сломал печать Шестнадцатого драгунского и побежал глазами по строчкам. Потом поднял взгляд. — Полковник Бургойн высоко отзывается о тебе, отмечая, правда, отсутствие опыта и горячность. Что скажешь?
Джек кивнул.
— Дайте мне лошадь, сэр, и я себя покажу.
Вулф рассмеялся и снова закашлялся.
— Единственный имеющийся у нас пони принадлежит горцу, работающему в литейке. А ты здесь единственный кавалерист. Скажи-ка мне, кстати, скор ли ты на ногу?
— О да, сэр, — ответил без ложной скромности Джек, памятуя о своих успехах в крикете.
— Это может оказаться полезным. — Вулф вновь уткнулся в письмо. — И ты говоришь по-французски, а?
— Сносно, сэр.
— Значит, без сомнения, лучше большинства моих офицеров, включая меня самого. И это тоже может оказаться полезным.
Лекарь, приготовивший чашку тягучей жидкости, вмешался в разговор:
— Генерал, вы должны отдохнуть.
— Не могу, — прошептал Вулф, — не имею возможности. — Он выпрямился на стуле. — Я знаю, ты не можешь вылечить меня, Маклеон. Но хотя бы подштопай меня так, чтобы я мог продержаться в течение нескольких дней. Этого, я надеюсь, мне хватит.
Врач вздохнул, потом поднес чашку ко рту своего строптивого пациента. Тот сделал глоток, выругался и втянул в себя мутную жидкость. Едва он успел сделать это, полог палатки вновь откинулся и в проеме возник адъютант.
— Капитаны Дилон и Макдональд, сэр.
Вошли двое мужчин. Один, в простом алом мундире без каких-либо украшений или нашивок, сразу направился к генералу.
— Как ваше здоровье, сэр? — спросил он, пожимая протянутую ему руку.
— Все так же, Уильям. — Вулф опять откашлялся и сплюнул в платок. — Ну ладно, ладно, мне малость получше. — Он показал на Джека. — Корнет Абсолют, только что с корабля. Капитан Дилон, — он похлопал по руке склонившегося к нему мужчину, — и капитан Макдональд.
Последний, маленький и сердито насупленный, оказался горцем, причем соответственно экипированным. Килт, чулки, клетчатый плед.
— Абсолют? — переспросил он. — Он ведь не родич Безумному Джейми?
Бургойн сказал:
— Ты станешь первым из Шестнадцатого драгунского на той стороне океана. Смотри не ударь в грязь лицом.
Разглядывая себя в зеркало, Джек решил, что, возможно, и не ударит, если… если, конечно, в Гаспе [67] отыщется хоть один приличный портной.
Бургойн. Он очень честолюбив и очень переживает, что Шестнадцатый вот уже где-то около полугода не несет настоящей воинской службы, а обретается при дворце в Лондоне. В чем, собственно, полковник сам же и виноват. Он так вышколил свеженабранный полк, что тот сразу сделался украшением всех парадов и учебных маневров, до которых так охоч король Георг. Тот на правах бывшего кавалериста нередко лично принимал в них участие, а иногда прихватывал и жену. И когда мысли его величества наконец прояснились достаточно, чтобы активизировать действия англичан в Новом Свете, честь сообщить об этом командующему британскими войсками в Канаде была, разумеется, предоставлена элитному подразделению, а по закону, установленному в добровольческих формированиях, в подобные командировки автоматически посылался последний зачисленный в полк волонтер. Ибо его отсутствие еще не могло ни на чем ощутимо сказаться, и потому в Америку был отправлен корнет Абсолют.
Бургойн выразил свое сожаление по этому поводу, но ничего поделать не мог и ограничился тем, что вручил Джеку авторский экземпляр им же составленного и только что изданного «Сборника наставлений для молодых офицеров».
— Не ленись, основательно изучи эту брошюру. В ней ты найдешь много полезного для себя. А если на борту обнаружится старый солдат, сведи с ним дружбу, пусть он введет тебя в тонкостти службы в пехоте, ибо на то континенте у нас кавалерии нет.
Джек последовал его совету: то есть постоянно штудировал сборник и даже нашел себе консультанта, известного своим сквернословием капрала из Йоркшира, что на севере Англии, Уильяма Хэнкока. Тот за далеко не умеренную (в пять гиней) плату обучил Джека вполне сносно управляться с мушкетом, правда, с помощью довольно неординарного набора ругательств, проясняющих суть отношений южан со скотом.
Сверху донесся новый взрыв брани, сопровождаемый очередным жутким креном. Вернувшись в вертикальное положение, Джек еще раз кинул взгляд в зеркало и сел к столу. Там, рядом с уже засаленным сборничком наставлений лежали два письма. Читаных-перечитаных и вызывавших у него весьма разные чувства. Первое, например, он не раз порывался порвать.
Его отправили из Герренхаузена за две недели до отхода «Сильфиды». Это было единственное письмо, которое Джек получил от отца, хотя тот регулярно сносился с матерью. Сэр Джеймс коротко сообщал сыну, что вернулся на военную службу, чтобы, встав под знамена Ганновера [68], опять отличиться в схватках с французами и тем самым, возможно, восстановить свое положение в Англии.
О миссии Джека он был уже извещен.
«Итак, оба Абсолюта отправляются на войну. Я надеялся в первых баталиях быть с тобой рядом. Передавая свой опыт и подавая пример. Но твоя свихнувшаяся мамаша и ее подпевалы, недостойные даже того, чтобы поцеловать меня в зад, задурили тебе мозги до такой степени, что в результате твои глупые выходки лишили нас обоих возможности плечом к плечу выступить против врага. Так что теперь я могу дать тебе только несколько кратких рекомендаций. Они очень просты.
Будь честен перед собой, перед товарищами, перед отечеством, перед своим королем. Два первых пункта — более приоритетны. В бою повинуйся приказам своих командиров, прислушивайся к своим барабанам и не упускай из виду английских знамен. Держи строй, равняясь на Джонни слева и Билли справа. Стой за них, они будут стоять за тебя. Никогда не отступай раньше, чем Билли и Джонни.
Помимо всего прочего, береги наше имя. Ради той славы, которой покрыли его наши предки. Проявляй стойкость, какую ты проявил, стреляясь со своим двоюродным братом. Когда ты вышел к барьеру, я внутренне рукоплескал тебе, сын. В тот миг ты впервые повел себя как мужчина. Не сомневаюсь, что точно так же ты будешь вести себя и в дальнейшем».
Следующий абзац был написан другим пером и другими чернилами. Видимо, после перерыва.
«Теперь еще одно. Война есть война. Со всеми вытекающими отсюда последствиями, а потому я не хочу, чтобы между нами остались неясности. Ночь в Воксхолле была для тебя испытанием духа, однако жизни твоей не грозило ничто. Как и жизни того, с кем ты дрался. Мы с полковником Бургойном, щадя вашу молодость, договорились, что он зарядит пистолеты лишь порохом. Инициатором этой уловки был я, за что и не думаю извиняться. Но поскольку вы оба — и мой племянник, и ты — с честью прошли через этот экзамен, я больше никогда не стану вмешиваться в ваши с ним отношения. Если подобная ситуация сложится вновь, в чем я, учитывая вашу горячую кровь и беспросветную глупость, почти стопроцентно уверен, вы вольны поступать, как вам заблагорассудится.
Впрочем, как ты должен знать, с твоим кузеном разобрались. Так что эту историю теперь можно оставить»
Он скрипнул зубами. Разобрались! Это словечко опять разожгло в нем ярость. С тем, что его так надули с дуэлью, Джек еще как-то мог примириться, но остальное по-прежнему выводило его из себя. Гнуснейшего из мерзавцев просто-напросто лишили субсидий, однако приобрели ему офицерский патент. В пехотном полку. Крестер был, в сущности, отмазан, а не наказан.
«Также твоя мать сообщила мне, что и второе дело улажено. Возможно, не к твоему удовольствию, но лучшим образом для всех прочих. И в особенности для юной леди. Поэтому я настоятельно прошу… нет, даже приказываю: вычеркни ее из памяти. Ваши пути разошлись!»
Прочитав это, Джек испустил горький вздох. Он неоднократно пытался повидаться с Клотильдой, но его больше так и не впустили в дом на Трифт-стрит. Однако впустили его мать, и через неделю после событий Крестер, выбравшись из укрытия, отправился в полк, ордер об аресте молодых Абсолютов был аннулирован, а Клотильда Гвен объявила о своем намерении выйти замуж за Клода Берри, если тот выкупит долю в деле отца и сделается его партнером.
Доля была, разумеется, выкуплена. На золото леди Джейн, обеспечившей также невесте приданое. Едва узнав об этом, Джек немедленно отправился в Сохо и отирался на Трифт-стрит у дома с закрытыми ставнями, пока не кликнули стражу. А накануне его отъезда на Керзон-стрит пришла посылка с его письмами и стихами, а также со всеми безделушками, которые он когда-либо приносил на Трифт-стрит, в том числе и с водяным — теперь почему-то поломанным и увечным. Посылку сопровождала сухая записка с требованием вернуть все, принадлежащее Клотильде. Ошеломленный, совершенно раздавленный, он вглядывался в короткие строчки, не понимая значения слов. А потом, когда из конверта что-то выскользнуло и упало на постель, его охватили совсем другие чувства.
Джек полез за пазуху, ухватился за конец кожаного ремешка и коснулся предмета, висящего на нем. Он провел пальцами по краю половинки монеты. Ему не было нужды ни смотреть на часть серебряного шиллинга времен правления Эдуарда VI, аккуратно отпиленную дочерью ювелира, ни перечитывать слова на клочке бумаги, в которую завернули монету. «La moitie de ma coeur» [69].
Закрыв глаза и забрав в кулак половинку монеты, он стал молиться, чтобы новоиспеченная мадам Берри столь же благоговейно лелеяла оставшийся у нее амулет.
Потом он принялся паковать ранец и последней взял в руки книгу с золотым тиснением на обложке, гласившим: «Гамлет, принц датский».
Это был переплетенный в зеленую кожу, восстановленный Александром Попом [70] полный текст пьесы. Прощальный подарок матери, врученный ему прямо в порту возле трапа. Несмотря на протесты, леди Джейн отправилась его провожать.
— Поскольку у меня нет ни малейшей возможности не пустить на войну хотя бы кого-нибудь из Абсолютов, — со смехом сказала она, — то я не упущу возможности сыграть сцену прощания дважды. Чтобы еще раз покрасоваться в специально сшитом для того платье!
Оно действительно было великолепным. Легким, пышным, нежно-зеленым. Она продолжала шутить всю дорогу до Портсмунда и стала серьезной, лишь когда солдатам дали команду подняться на борт. В глазах леди Джейн блеснули слезы, и она заставила сына дать ей все те обещания, которых (это было ясно обоим) тот выполнить просто не мог. А когда Джек пошел к сходням, в руке его оказался пакет. Позже, рассмотрев книгу, он решил, что мать таким образом хочет напомнить ему о великолепном вечере, проведенном ими в «Друри-Лейн», и о спектакле с несравненным мистером Гарриком [71] в главной роли. Но потом он прочитал надпись на первой странице, сделанную размашистым косым почерком: «Все истины здесь. Найдите их, принц».
Во время плавания Джек несколько раз перечитал пьесу, получая немалое удовольствие от ее языка и интриги. Но… истины? Он их там не обнаружил и пришел к выводу, что ему больше по нраву не сам герой, а Лаэрт. «Ему я в церкви перережу горло!"Если бы у него появилась возможность, он обошелся бы с Крестером именно так!
В дверь забарабанили.
— Сэр, вы готовы? К борту уже подвалила баржа!
Эта баржа, лавируя между мелями, должна была довезти пассажиров до берега, чтобы 11 сентября 1759 года Абсолют-младший впервые ступил на американскую землю.
Наскоро закрыв ранец и накинув плащ, Джек бросил последний взгляд в зеркало. Отражение состроило гримасу и высунуло язык.
— Да, — отозвался он, выходя из каюты. — Я готов.
Если корнет Абсолют и был готов к встрече с новым начальством, то оно вовсе не отнеслось к нему с ожидаемым пиететом.
— И что это у нас здесь? Обещанное подкрепление от Билли Питта? [72] Или фарфоровая игрушка из Челси? — захохотал чернобровый и, похоже, изрядно наклюкавшийся мужчина, с нескрываемым изумлением пялясь на кавалерийскую форму.
Он полулежал в кресле, забросив ноги на стол, его обывательский камзол был расстегнут. Как и сорочка с пышным, но вылинявшим жабо.
— Генерал Вулф?
Джек остановился у входа в палатку, нервно обшаривая взглядом присутствующих.
— Ты не знаешь, как выглядит Цезарь, мой мальчик? — промычал мужчина, отирая тыльной стороной кисти блестящий от пота лоб. — Погоди, я тебе покажу.
Он сбросил со стола ноги и принялся рыться в стоявшей позади него вместительной кожаной сумке.
— Фу, Джордж, — заметил его лысоватый товарищ. — Оставь парня в покое. Он только что прибыл и еще не в себе.
— Ну так пусть узнает все сразу, а что? Нам ни к чему становиться свидетелями крушения иллюзий.
Третий мужчина, который в отличие от двух других был, по крайней мере, облачен в алый пехотный военный мундир, хотя и без каких-либо нашивок, резко бросил:
— Меррей прав, Тауншенд. Давайте проявим хотя бы минимум почтения к посланнику короля.
Взъерошенный выпивоха окатил его ледяным взглядом, что-то пробормотал и продолжил свои поиски. Офицер в солдатском мундире вздохнул и вновь повернулся к Джеку.
— Заходи, парень. Не стой там столбом! Ты даже можешь снять свою каску. Кавалерия, а? К какому полку ты приписан?
Джек сделал два неловких шага вперед.
— К Шестнадцатому полку легких драгун, сэр.
Продолжавший искать что-то Тауншенд, недовольно крякнув, заметил:
— Никогда о таком не слыхал!
— Кто им командует? — спросил лысоватый.
— Полковник Бургойн, сэр.
Тауншенд поднял глаза.
— А вот о нем я как раз слыхивал. Жалкий писака! Пачкун! Дилетант! — Каждое слово резало Джека, как бритва. — Удиравший, как заяц, от французов в Нормандии, а?
Джек не мог больше молчать.
— Я уверен, сэр, — заметил он сдержанно, — что в этой, затеянной вовсе не им авантюре полковник Бургойн проявил себя много лучше других.
Тауншенд выпрямился.
— Вот как, молокосос? Тогда ответь, кто научил тебя дерзить старшим?
Прежде чем Джек успел ответить, вмешался красный мундир:
— Оставь его, Тауншенд. Задирай равных по чину или займись еще чем-нибудь.
Тауншенд, фыркнув, опять полез в сумку. Офицер улыбнулся.
— Не обращай на него внимания, парень. Он просто обалдел от того, с какой горячностью ты вступился за своего командира. В этих краях подобные чувства столь же редки, как яйца ржанки [73]. — Он улыбнулся еще раз. — А Бургойн — умнейший малый и отличный товарищ. Мы вместе учились. Я хорошо знаю его.
— В Вестминстер-скул, сэр? И я там учился.
— В самом деле?
— Боже, еще один из того же гнезда, — пробормотал Тауншенд.
Проигнорировав его замечание, офицер шагнул к Джеку.
— Вы доставили нам какие-то письма?
— Да, сэр. Но король приказал мне передать их генералу Вулфу. Это вы?
— Нет. Я генерал Монктон. Это генерал Меррей, — лысый худой офицер вяло взмахнул полным стаканом, — и генерал Тауншенд.
Джек в ответ хотел тоже представиться, но тут Тауншенд издал восторженный вопль.
— Нашел! — закричал он, с треском припечатывая к столу листок бумаги. На нем очень тощий английский солдат в драной форме опирался на корявый мушкет. В исходящем из его рта облаке было что-то написано, но слишком мелко, чтобы Джек мог вникнуть в текст.
— Вот, мальчишка! Это наш Александр! [74] — вскричал Тауншенд. — Теперь ты сумеешь узнать его, а?! Несомненно, сумеешь!
Шарж был очень язвительным, даже жестоким. Ошеломленный Джек не знал, что сказать. Его учили, что армия строится на уважении к командирам, а тут…
— А я могу ли взглянуть?
Все обернулись. Возле входа в палатку стоял человек. Джек и вправду узнал его. Это был Джеймс Вулф, командующий войсками его величества в Квебеке.
Простояв так какое-то время и внимательно оглядев всех по очереди, командующий переступил порог и подошел к столу. Уперев в столешницу обе руки, он стал рассматривать карикатуру в молчании, которое не казалось неловким, похоже, ему одному. Однако пауза, в свою очередь, дала Джеку возможность как следует рассмотреть его и сопоставить увиденное с тем, что он ранее о нем слышал. А слышал он многое, ибо о генерале Вулфе говорили везде. В школе, дома, в полку, где, впрочем, Джек пробыл очень недолго. В памяти его всплыли слова Бургойна: «Присмотрись к Вулфу, парень. Он прирожденный военный. Правда, резковат с подчиненными, но это лишь помогает ему».
Это мнение совпадало с отцовским, который как-то, когда тридцатитрехлетнего генерала сделали главнокомандующим английскими войсками на североамериканском континенте, сказал: «Я немного знаком с ним. Мы пару раз сражались бок о бок. Он малость того. — Сэр Джеймс выразительно покрутил пальцем возле виска. — Но знаешь, что ответил король тем, кто протестовал против его назначения? „Бешеный, говорите? Тогда, я надеюсь, он покусает кое-кого из моих генералов я заразит своим сумасшествием их"“.
Джек отметил, что человек, изучавший собственную карикатуру, весьма на нее походил. Маленькие глаза, длинный острый нос, узкий, но раздвоенный внизу подбородок и длинный светлый крысиный хвостик, торчавший из-под простого солдатского головного убора. Единственным, чего карандаш не смог передать, были два лихорадочно-красных пятна, пылавших на бледных и выдающихся вперед скулах.
«Этот человек вовсе не сумасшедший, — подумал Джек. — Он просто болен. И ему с виду скорее за пятьдесят, чем за тридцать».
Наконец Вулф выпрямился.
— Не лучшая из твоих работ, Тауншенд.
Тот спрятал глаза.
— Это просто шутка, сэр… вы понимаете… чтобы развеять скуку.
— Скуку? Что ж, прошу прощения за то, что заставил скучать тебя, Джордж. — Вулф говорил ровно и монотонно. — Но мне кажется, я нашел способ предоставить тебе возможность поработать не карандашом, а палашом. Надеюсь, второй будет столь же остер, что и первый?
При этих словах генералы насторожились, и Монктон, кашлянув, решился спросить.
— Сэр, полагаю, вы имеете в виду те операции, планы которых мы вам представили три дня назад? Благоразумные и осторожные, как вы их назвали?
Слабая улыбка тронула бесцветные губы.
— Благоразумие и осторожность. Верно ли, что на могилах героев чаще всего высекают именно эти слова?
— Сэр, мы…
— Эти планы отличным образом привели бы нас к поражению, а короля — к потере колоний. Сегодня с утра, джентльмены, я предпринял вылазку вверх по реке. И выработал другой план. Совсем не благоразумный. И уж точно не осторожный.
Тауншенд отчетливо пробормотал:
— Боже нас сохрани!
У Меррея отвисла челюсть.
— Н… но, боже, что вы творите, Вулф? Мы же все согласовали и все учли.
— Как оказалось, не все.
— Тогда объясни, что у тебя на уме! — Побагровев, Тауншенд встал. — Поделись с нами, гений!
Никак не отреагировав на явную грубость, командующий повернулся к оцепеневшему от изумления Джеку.
— Будьте любезны, представьтесь! — бросил отрывисто он.
— Я… Дж… Джек… ах, нет, корнет Абсолют, сэр… командующий! Шестнадцатый драгунский полк. Прибыл с посланиями его величества. И… и с другими. — С губ королевского порученца совсем неожиданно сорвался судорожный смешок.
Все уставились на него. Вулф поднял брови.
— Абсолют? Абсолют? Ты, случайно, не в родстве с Бешеным Абсолютом, корнет?
Джек пожал плечами.
— Не думаю, сэр. Моего отца зовут Джеймс…
— Джеймс? — с живостью перебил его генерал. — Он откуда? Из Корнуолла? Драгун?
Джек смущенно кивнул, и лицо командующего осветила улыбка. Ясная, искренняя, почти детская, совершенно переменившая весь его облик.
— Ну да, это он. Бешеный Джейми. Возглавивший контратаку при Деттингене, а под Каллоденом [75] спасший меня от шотландского палаша! — Он обвел взглядом своих генералов. — Будь я проклят, если не предпочту заполучить под начало одного Абсолюта вместо сотни-другой гренадеров. — Взгляд его весело заискрился. — Как я подозреваю, никто мне их и не прислал?
Джек виновато мотнул головой.
— Ну и не надо.
— Сэр, Абсолют этот паренек или нет, ему совершенно незачем присутствовать на штабном совещании, — заявил веско Меррей.
— Совещании? — обернулся Вулф. — И что же вы собираетесь обсуждать?
— Ну… этот новый… ваш план, — сквозь зубы процедил Тауншенд.
Вулф отвернулся, улыбка исчезла с его лица, красные пятна сделались еще ярче.
— Но я ничего обсуждать сейчас не намерен! — отрезал он. — Ибо вы, осовев, кстати, от моего же вина, соизволили тут заскучать в ожидании своего командира. — Он опять просверлил взглядом каждого. — Возможно, в том нет вашей вины, джентльмены. Командир должен командовать, а я, видимо, был нерадив. Но… грядут перемены. — Тут улыбка вернулась на его лицо. — Завтра вы все поймете. С утренним приливом мы еще раз пройдем по реке. Приготовьтесь. И оденьтесь как подобает. — Лица у его оппонентов помрачнели и вытянулись, но Вулф, не смущаясь, продолжил: — Это все. Корнет, задержитесь, остальные свободны.
В последней фразе послышался металл, и, в разной степени выражая неудовольствие, генералы двинулись к выходу из палатки. Как только они ушли, Вулф негромко произнес, обращаясь к выросшему перед ним офицеру:
— Гвиллим! Найди капитанов Дилона и Макдональда. И позови фельдшера, Маклеона.
Адъютант кивнул и ушел. Едва полотно полога опустилось, Вулф рухнул в кресло и зашелся в приступе надсадного хриплого кашля. Белый платок в его руках на глазах стал краснеть. Пребывающий в полном смятении Джек быстро наполнил стакан вином и поднес командиру. Кашель утих. Вулф выпил, сплюнул, выпил снова и облегченно обмяк. Пятна на побледневшем, осунувшемся лице обозначились еще резче.
Когда силы вернулись к нему, он улыбнулся и взмахом руки велел Джеку сесть.
— Как твой отец? С ним все в порядке?
— Да, сэр. Он в Ганновере, сэр.
— Помчался на звуки пушечных залпов? Конечно, конечно. Безумный Джейми просто не мог усидеть в холодке. Жаль, правда, что он избрал то направление, а не это. Дельце, что мной задумано, как раз для него. Ты ведь, я полагаю, всегда знал, что он ненормальный?
— При всем уважении, сэр, — парировал Джек, — отец говорил мне то же про вас.
Он не понимал, как у него это вырвалось, и оробел, ожидая разноса.
Но Вулф, к счастью, рассмеялся, и так весело, что его платок вновь окрасился кровью. Кашель усилился, но тут вошел человек в синем халате, направившийся прямиком к генералу. Деловито ослабив черный шейный платок и расстегнув пуговицы на рубашке, он достал из имевшейся при нем сумки какую-то склянку. Запах камфары наполнил палатку, а Вулф, не имея возможности говорить, ткнул пальцем в ранец королевского порученца. Депеши были моментально извлечены из него и вывалены на стол. Генерал, опекаемый лекарем, принялся разбирать их, отбрасывая одну за другой. Самая толстая, с королевской печатью вызвала у него слабый вздох.
— Король прислал мне очередной трактат по тактике и военной истории, и что с ним прикажете делать? Он, видите ли, намерен руководить ходом кампании за тысячи миль от театра военных действий, надеясь околпачить такого матерого лягушатника, как Монкальм [76]. Как ему это удастся, ежели он ничему не способствовал даже под Деттингемом, отсиживаясь у меня за спиной? Н-да. — Он выудил из стопки знакомый Джеку конверт, сломал печать Шестнадцатого драгунского и побежал глазами по строчкам. Потом поднял взгляд. — Полковник Бургойн высоко отзывается о тебе, отмечая, правда, отсутствие опыта и горячность. Что скажешь?
Джек кивнул.
— Дайте мне лошадь, сэр, и я себя покажу.
Вулф рассмеялся и снова закашлялся.
— Единственный имеющийся у нас пони принадлежит горцу, работающему в литейке. А ты здесь единственный кавалерист. Скажи-ка мне, кстати, скор ли ты на ногу?
— О да, сэр, — ответил без ложной скромности Джек, памятуя о своих успехах в крикете.
— Это может оказаться полезным. — Вулф вновь уткнулся в письмо. — И ты говоришь по-французски, а?
— Сносно, сэр.
— Значит, без сомнения, лучше большинства моих офицеров, включая меня самого. И это тоже может оказаться полезным.
Лекарь, приготовивший чашку тягучей жидкости, вмешался в разговор:
— Генерал, вы должны отдохнуть.
— Не могу, — прошептал Вулф, — не имею возможности. — Он выпрямился на стуле. — Я знаю, ты не можешь вылечить меня, Маклеон. Но хотя бы подштопай меня так, чтобы я мог продержаться в течение нескольких дней. Этого, я надеюсь, мне хватит.
Врач вздохнул, потом поднес чашку ко рту своего строптивого пациента. Тот сделал глоток, выругался и втянул в себя мутную жидкость. Едва он успел сделать это, полог палатки вновь откинулся и в проеме возник адъютант.
— Капитаны Дилон и Макдональд, сэр.
Вошли двое мужчин. Один, в простом алом мундире без каких-либо украшений или нашивок, сразу направился к генералу.
— Как ваше здоровье, сэр? — спросил он, пожимая протянутую ему руку.
— Все так же, Уильям. — Вулф опять откашлялся и сплюнул в платок. — Ну ладно, ладно, мне малость получше. — Он показал на Джека. — Корнет Абсолют, только что с корабля. Капитан Дилон, — он похлопал по руке склонившегося к нему мужчину, — и капитан Макдональд.
Последний, маленький и сердито насупленный, оказался горцем, причем соответственно экипированным. Килт, чулки, клетчатый плед.
— Абсолют? — переспросил он. — Он ведь не родич Безумному Джейми?