– Я знаю, но… но почему обязательно сегодня, тетя Франческа?
   – А почему нет? Ты плохо себя чувствуешь?
   – Да, немного.
   – Тогда немедленно иди в свою комнату. Не расстраивай маэстро, который проделал такой долгий путь, чтобы тебя порадовать. Доктор Томкинсон сказал в церкви, что…
   Вайолет бросилась к двери, пока тетя не передумала. Вайолет любила танцевать. Она действительно мечтала об этих уроках, но сейчас ей было не до того. Она чувствовала себя слишком несчастной, чтобы думать о том, как правильно выполнять танцевальные па.
   Кит не появлялся на кладбище вот уже три недели. Она высматривала его в окно каждое утро и каждый вечер, как тогда, когда еще не была до конца уверена в том, что он есть на самом деле. Элдберт каждый день обходил кладбище и даже подходил к кромке леса с подзорной трубой отца, чтобы рассмотреть двор работного дома.
   – Ты его видел? – вновь и вновь спрашивала у него Вайолет. Она не могла удержаться от того, чтобы не задать ему этот вопрос и сейчас, хотя знала, что Элдберт сказал бы ей, если бы его увидел.
   – Во дворе было слишком много людей, – ответил Элдберт. – Целая вереница экипажей у ворот. Словно там принимают гостей.
   Эмброуз презрительно фыркнул.
   – Что ты несешь, Элди? Кому захочется гостить в тюрьме?
   – Тюрьма? – в ужасе сказала Вайолет. – Я думала, это…
   – Ты думала, это дворец? – Эмброуз смотрел на нее с грустной снисходительностью, точно на слабоумную. – Неужели, по-твоему, работный дом должен походить на дворец? Ты еще скажи, что Кит убедил тебя, будто у него каникулы, и поэтому он разгуливает по кладбищу. Он прирожденный врун и хвастун к тому же.
   – Он никогда не хвастался, – заметила Вайолет. – И никогда не рассказывал о том, где живет.
   Элдберт посмотрел на Эмброуза так, словно хотел предупредить его взглядом, чтобы тот замолчал.
   Эмброуз проигнорировал предупреждение:
   – Кто, по твоему мнению, попадает в сиротский приют?
   – Ну, сироты, конечно. Несчастные дети, такие, как я, потерявшие родителей.
   – Случайные дети, – возразил Эмброуз, сложив на груди руки, словно довольный джинн. – Дети преступников, бастарды, сироты. В общем, всякий сброд.
   Щеки Элдберта вспыхнули нездоровым румянцем.
   – Я тоже сирота. И я, по-твоему, всякий сброд?
   Эмброуз через плечо Элдберта посмотрел на Вайолет, которая знала, что ей следует закрыть уши, потому что то, что сейчас будет сказано, не предназначено для ушей леди. Увы, она не могла заставить себя так поступить.
   – Водянистая каша на завтрак, обед и ужин, – продолжал свою лекцию Эмброуз. – Продажа в рабство чужакам. Порка. Вот что такое жизнь в работном доме.
   – Кит никогда не жаловался нам на то, что голоден, – сказала Вайолет дрожащим голосом. – Ни разу. Он ни разу не попросил у меня еды.
   Не просил, это правда. И все же сейчас, когда она об этом сказала, она вспомнила, что Кит никогда не отказывался от бутерброда с ветчиной, если его угощал Элдберт. Тогда она думала, что Кит берет у него бутерброд из вежливости. Почему же ей никогда не приходила в голову мысль, что он голодает?
   – Это ты лжешь, Эмброуз, – убежденно заключила Вайолет. – Ты завидуешь Киту с первого дня, как его увидел. Он лучше тебя владеет мечом. Он красивее, благороднее, он смелее тебя, он…
   – Он ничего не просит, потому что крадет то, что хочет иметь, – ответил Эмброуз. – Он украл мои штаны. Он нищий, вор и лжец.
   Элдберт сжал кулаки, намереваясь хорошенько поколотить Эмброуза.
   – Не смотри, Вайолет, – сказал он и словно вырос на добрый фут. – Я отвечу за оскорбление Кита.
   Вайолет попыталась бы предотвратить драку, но как раз в это время знакомый голос окликнул ее с края обрыва. Она рассеянно подняла глаза и увидела Уинифред среди деревьев.
   Неохотно Вайолет подобрала юбки и направилась к гувернантке.
   – Ваш дядя идет, мисс! Он вас всюду ищет! – сказала Уинифред.
   Вайолет не было никакого дела до того, что за ее спиной мальчишки сцепились в драке. Ее больше тревожило исчезновение Кита.
   Она подошла к Уинифред как раз в тот момент, когда дядя пробрался через заросли к краю оврага и уставился на племянницу и ее гувернантку, словно что-то его настораживало, а он не мог понять, что не так.
   – Почему ты гуляешь так близко от кладбища, Вайолет? – требовательным тоном спросил он.
   Вайолет не могла ему солгать, тогда как мисс Хиггинс могла, что она и сделала.
   – Она услышала, что Элдберт и Эмброуз дерутся, и решила вмешаться.
   В любое другое время барон бы ей не поверил, но тут он увидел Элдберта, взбирающегося по склону, мальчик прихрамывал и вытирал разбитый нос.
   – Боже, Боже! – воскликнул барон. – Надеюсь, ты дрался не из-за пустяка?
   Вайолет прикоснулась к руке дяди.
   – Дядя Генри, ты когда-нибудь бывал в работном доме?
   Он взглянул на кладбище, а потом позволил Вайолет увести его на тропинку, ведущую к усадебному дому.
   – Да, моя дорогая, бывал.
   – Там действительно так ужасно, как говорит Эмброуз?
   Барон некоторое время колебался с ответом, но он был честным человеком, и Вайолет знала, что он ей не солжет.
   – На свете есть мало мест таких же жутких, как работный дом, Вайолет. Печальна участь тех, кто вынужден там жить и зависеть от нашей милости.
   – Но с детьми там хорошо обращаются?
   – С некоторыми хорошо. С большинством – нет. В одной комнате там спят по двадцать ребят.
   – А их бьют?
   – Бьют.
   – Но почему это нельзя прекратить?
   – Приходу нужны деньги для того, чтобы построить приличную школу и больницу, чтобы ухаживать за больными и разделить детей и преступников.
   – Я даже не представляла, что так может быть, – в отчаянии сказала Вайолет, устремив взгляд в сторону леса. И тогда неведение уступило место сопереживанию, которое и определило дальнейший ход ее жизни.
 
   Один из надзирателей застал Кита, когда он перелезал через запертые ворота, и дал ему по голове так, что глаза застила красная пелена.
   – Итак, мистер Таракан соблаговолил явиться домой и на этот раз воспользовался воротами. Ты попался, Кит. Скоро тебя отправят в тюрьму, мой мальчик, или продадут первому, кто согласится тебя купить. Ты уже почти для этого созрел.
   Его высекли в тюремном дворе рано утром. Он прикусил язык, чтобы не кричать. Нельзя подавать дурной пример мальчикам помладше, которых тоже пороли в одно с ним время. Как ни глупо это звучит, но мысль об Элдберте и Вайолет помогала отчасти справиться с болью. Ведь он сам внушил им мысль о собственной неуязвимости. Теперь он точно так же должен обмануть себя.
   Удары стали сильнее. Он инстинктивно вывернулся, и его потянули за рубашку. Шов порвался на плече. «К чертям. Вайолет и мисс Хиггинс смутились бы. Не думай о них. Прекрати.
   Что ж, меня ждет тюрьма. Я мальчишка из работного дома. Грязный, маленький и нищий. Но Господи, дай мне еще один шанс! Я был рожден от греха, и я не знаю почему, но я знаю, что я хороший. Этого не видно, но я знаю… Хотя я все испортил…»
   – Вставай, – приказал хриплый голос откуда-то сверху Киту, и плеснули в лицо грязной водой.
   Он закрыл глаза. Сейчас еще лучше. Хорошо, что он не видит лиц и вообще ничего не может видеть…
 
   Лето подходило к концу. Киту исполнилось пятнадцать. Ему казалось, словно смерть ходит за ним по пятам. Каждый день кого-то из приютских мальчишек увозили хоронить. И каждый раз Кит думал, что он будет следующим. Но смерть, видно, махнула на него рукой.
   Кит нахмурился, взглянув на свой портрет, лежащий на коленях у Вайолет.
   – Перестань меня рисовать.
   Она подняла глаза.
   – С тобой все в порядке?
   – А с чего мне быть не в порядке? – спросил он, кашлянув в кулак.
   – У тебя лицо горит. И глаза красные.
   – Я здоров. Хватит меня рисовать. Ты всегда делаешь меня похожим на принца или рыцаря. Лучше изобрази меня таким, какой я есть, – нищим голодранцем.
   На следующий день надзиратель поставил ему диагноз – корь. Кит хотел бы, чтобы болезнь его убила, но этого не случилось. Он выздоровел раньше, чем его товарищи из работного дома, которые слегли с ним в одно время, но он все еще чувствовал себя отвратительно, когда две недели спустя выбрался на кладбище, желая встретиться со своими друзьями.
   – Что с тобой, Кит? – спросила у него Вайолет, когда они вместе наблюдали за тем, как среди деревьев фехтуют Эмброуз с Элдбертом.
   Он заметил, что она уронила свой альбом, и почувствовал тревогу. Но еще хуже ему сделалось, когда она встала, устремив на него остекленевший взгляд, и положила руку ему на лицо.
   – В чем дело? – Она уронила руку, затем закашлялась и покачнулась.
   – О Господи! – воскликнул Кит и позвал Элдберта с Эмброузом.
   Мальчики тут же прибежали. Но к тому времени как они подоспели, Вайолет уже трясло. Она закрывала рукой глаза и шептала:
   – Почему свет такой яркий? Здесь, внизу, он никогда не бывает таким ярким.
   – Что ты с ней сделал, ты, ублюдок? – в панике закричал Эмброуз.
   Вайолет покачнулась.
   – Я подхватила чуму, – прошептала она. – Я чувствую, что умираю.
   Элдберт в страхе смотрел на нее. Эмброуз побледнел и бросился в лес.
   – Помоги мне, Элдберт, – попросил Кит.
   Бедная Вайолет. Она была такой бледной. Теперь она умрет. И все из-за него. Это он ее заразил.
   – Где мисс Хиггинс?
   – Я не знаю, – сказал Элдберт, едва успевая за Китом. – Куда ты ее тащишь?
   – К ней домой.
   – Но они…
   – Послушай, ты мог бы по крайней мере взять ее за ноги? Если она умрет, виноват буду я.
   – Умрет? Она не может умереть. У меня была корь несколько лет назад, и я выжил. Отец говорил, в нашем приходе опять началась эпидемия кори. Но… Вайолет не может умереть.
   Всю оставшуюся жизнь будет Кит помнить эту сцену. Он карабкается по склону оврага с Вайолет на руках. Он бежит по тропинке к ее дому. Дворецкий, стоя у двери, благодарно взглянув на него, забирает у него Вайолет. Барон выскакивает из дома с глазами, горящими гневом, и за спиной у него леди – наверное, его жена – издает вопль отчаяния.
 
   Кит высматривал Вайолет у ее окна, зная, что если она умрет, то по его вине. Они с Элдбертом по очереди дежурили у ворот ее сада до того самого дня, пока она не появилась у окна и слабо не помахала им рукой.
   – О черт, – сказал Элдберт, передавая Киту подзорную трубу. – Она жутко выглядит.
   Однако Кит так не думал. По его мнению, Вайолет выглядела чудесно, ведь она была жива.
   Через неделю Эмброуз подхватил корь. Он сильно кашлял, и его бил озноб, и после этого он обвинил Кита в том, что тот едва не лишил его жизни. Мисс Хиггинс, которая переболела корью несколько лет назад, не заболела.
   Их маленькая команда встретилась в последний раз в начале августа, ближе к пяти часам. Им удалось выбраться на кладбище лишь потому, что баронесса поехала вместе с отцом Элдберта проведать больных. Кит смотрел на Вайолет и думал, что даже ее нездоровая бледность не помешает мужчинам в нее влюбляться. Элдберта и Эмброуза отправляли в школу. «У Вайолет скоро не останется друзей», – подумал он.
   – Я тоже уезжаю, – сказал Кит.
   Она посмотрела на него в немом ужасе.
   – Куда?
   – Меня продают, – сказал он. – На воротах работного дома висит объявление. Это я говорю на случай, если ты захочешь меня купить.
   – Тебя…
   Он ненавидел себя за то, что сказал ей правду, даже если сделал это ради нее. Такая девочка, как Вайолет, не должна играть с такими, как он. Она была чересчур наивна, и он бы остался в этом забытом Богом приходе, чтобы оберегать ее, если бы это было в его власти.
   – Ты станешь учеником кузнеца или трубочиста, если повезет, – сказал Эмброуз, и в голосе его даже угадывалось нечто вроде сочувствия. – Тебя уже кто-то захотел купить?
   Киту очень хотелось разбить самодовольную физиономию Эмброуза об одну из могильных плит, но он сдержался и ответил:
   – Вообще-то да. Но это еще не официально. Похоже, меня берет в ученики капитан кавалерии.
   На Эмброуза эта новость впечатления не произвела, и он презрительно фыркнул:
   – Ты имеешь в виду того старого пьяницу, который считает, что по кладбищу разгуливает призрак его сына?
   Кит достал камень из кармана.
   – Он сейчас не пьет. – Пусть только Эмброуз попробует сказать, что это не так. – И он знает, что его сын мертв, – его убили на войне.
   Вайолет отвернулась со слезами на глазах.
   – Когда ты уезжаешь, Кит?
   Он подбросил камень и поймал его. В горле встал болезненный ком, и Кит решил, что, наверное, снова заболевает.
   – Я не знаю.
   – Тебе могло бы меньше повезти, – сказал Элдберт, поправляя очки. – Тебя мог взять в ученики какой-нибудь зубодер. Я бы и сам не отказался пойти в ученики к офицеру. Непросто жить, будучи сыном приходского врача. – Он полез в карман и достал перочинный нож, который, как догадывался Кит, стащил у отца.
   – Зачем это? – спросил Эмброуз, насторожившись.
   – Для того, чтобы мы скрепили нашу дружбу кровью и поклялись встретиться вновь через десять лет.
   – И как мы себя назовем? – спросила Вайолет, подняв глаза на Кита.
   Он улыбнулся.
   – Окровавленными придурками. – Потом, нахмурившись, повернулся к Элдберту: – Ты же не оставишь на ее руке шрам?
   – Не волнуйся, Кит, – сказала Вайолет.
   Чувствуя неизъяснимое желание поцеловать ей руку, Кит отвернулся. Слава Богу, что он уезжает.
   Они совершили ритуал у мелкого ручья, струившегося между могильными плитами. Эмброуз взвизгнул громче всех, когда проколол себе палец, – но не столько от боли, сколько из-за того, что кровь капнула на его брюки. Его крик встревожил мисс Хиггинс, которая сидела на склоне, и та побежала к ним, огибая надгробия.
   – По вашей милости я могу потерять работу. Что вы творите? Вы четверо настоящие маленькие разбойники.
   – Пятеро, – пробормотала Вайолет.
   На самом деле шестеро, если бы кому-то пришло в голову засчитать ребенка, которого мисс Хиггинс уже носила под сердцем.

Глава 3

   Благотворительный бал маркиза Седжкрофта
   Лондон, 1818 год
 
   Кит прохаживался по сцене домашнего театра в особняке на Парк-лейн и, действуя рапирой, как указкой, отдавал последние указания перед началом представления. В свободной руке он держал программу вечера.
   ЗНАМЕНИТЫЕ БОИ НА ШПАГАХ
   РЕКОНСТРУКЦИЯ БОЕВ
   С УЧАСТИЕМ ЗНАМЕНИТЫХ ПЕРСОНАЖЕЙ
   РЕАЛЬНЫХ И ВЫМЫШЛЕННЫХ
   В исполнении магистра Кристофера Фентона и двенадцати учащихся его академии фехтования.
   Окинув быстрым взглядом пространство за кулисами, Кит насчитал одиннадцать учеников, двух ассистентов и лакея, который служил в доме маркиза. Самый юный, самый гибкий и, безусловно, самый талантливый из учеников Кита, Пирс Кэрролл, все еще отсутствовал. До представления оставался час, и у Кита сдавали нервы. Впрочем, так бывало всегда, когда он нервничал, он не мог устоять на месте.
   Никогда прежде Кит не выступал перед такой изысканной публикой. Он учил фехтовать герцогов, графов и прочих аристократов и даже парочку эксцентричных актрис. Он готовил постановочные бои для импровизированных уличных выступлений и для выступлений на светских раутах. И все же только сегодня, сейчас, ему предстояло вынести свое искусство владения шпагой на суд столь блестящей публики.
   Самая главная трудность сегодняшнего вечера состояла в том, чтобы заставить учеников показать все лучшее, на что они способны. Показать зрителям настоящих виртуозов своего дела. В конце концов он зарабатывал себе на жизнь, заставляя джентльменов ощущать себя героями, – вполне приличная работа для бывшего воспитанника работного дома. Если повезет, лорд Бидли не свалится со сцены на колени пылкой виконтессе, которая преследовала Кита на протяжении последних трех месяцев.
   И пусть шпага уже выходит из моды, а излюбленным оружием джентльменов теперь становится пистолет, хорошо владеть шпагой должен каждый мужчина. И каждый должен уметь в нужный момент применить клинок.
   Кит окинул взглядом зал: гости уже начали рассаживаться по местам. Сцену ярко освещало пламя свечей. Кто, черт побери, зажег столько свечей? А что, если с кем-нибудь из его учеников повторить старый трюк и загасить огонь взмахом клинка? Но если трюк не удастся, особняк вспыхнет, точно спичечный коробок, и деньги, собранные на благотворительные нужды, не окупят и десятой части расходов на восстановление этого роскошного дома.
   – Сэр! Сэр!
   Кит стремительно обернулся, опустив рапиру. Он узнал голос Уида, дворецкого маркиза Седжкрофта.
   – Вы не видели молодого господина? Он, случайно, здесь не пробегал?
   Кит в недоумении уставился на Уида. О каком молодом господине шла речь? О ком-то из его студентов?
   – А! – воскликнул Кит со смехом. – Ты имел в виду господина Роуэна?!
   Роуэн Боскасл, сын и наследник маркиза Седжкрофта – неугомонный сорванец, был самым трудным из учеников Кита. Как и большинство мальчишек, Роуэн обожал фехтовать. Но еще он любил исчезать в самое неподходящее время.
   – Он сюда не возвращался, – уверенно заявил Кит, подозвав двух своих ассистентов – Кеннета и Сидни.
   – В чем проблема? – спросил Кеннет, широкоплечий молодой шотландец.
   – Пропал ребенок.
   – Наследник, – с нажимом в голосе уточнил дворецкий.
   – Я должен его найти, – сказал Кит, вручив Сидни свою рапиру и программу представления.
   – Вы уверены, что у вас получится? – спросил дворецкий.
   – Когда-то я отлично играл в прятки. – Кит снял плащ, который принадлежал его отцу, капитану Чарлзу Фентону, и который он надевал лишь по особым случаям, на удачу. – Если я вдруг опоздаю, вы знаете, в каком порядке должны следовать выступления.
   Кеннет взял у него плащ.
   – Может, вам надеть маску и куртку для фехтования? Вспомните ваш последний урок с господином Роуэном.
   Кит задумался: то был единственный случай, когда он получил укол шпагой.
   – Хорошая мысль.
 
   Мисс Вайолет Ноултон вот уже два часа общалась со знакомыми и клиентами своего будущего мужа, но не провела и двух минут с ним самим. Она бы подумала, что Годфри пренебрегает своими обязанностями, если бы не знала, как важен был для него этот вечер. Он с таким энтузиазмом доказывал всем и каждому, и прежде всего себе, что готов продавать свои товары самым высокопоставленным особам, что временами Вайолет испытывала облегчение, когда ей удавалось ускользнуть от него.
   Она не всегда была в настроении обхаживать заказчиков Годфри – для торговца каждый англичанин был потенциальным клиентом. Как ни стыдно ей было в этом признаваться, необходимость быть любезной тогда, когда любезной быть не хочется, сильно ее утомляла. Но еще хуже было другое: вместо того чтобы радоваться, что ей сделали предложение, чему немало способствовала тетя, Вайолет уже начала сожалеть о том, что дала согласие на помолвку. Тетя ее ценой немалых жертв сделала возможным их приезд в Лондон, потому что в Лондоне Вайолет могла найти себе лучшего мужа. В провинциальном же приходе графства Корнуолл выбор был совсем невелик. Свадьба должна состояться через два месяца, и Годфри пожелал, чтобы церемония была скромной, только для самых близких и важных гостей.
   Вайолет приняла предложение Годфри больше ради того, чтобы угодить тете. Дядя Генри умер два года назад, и тетя не находила себе места от горя. В буквальном смысле. Они вдвоем вот уже четырнадцать месяцев непрерывно переезжали из одного города в другой.
   – Не стоит срываться из дома ради меня, – говорила Франческе Вайолет.
   – Что нас теперь держит в Манкс-Хантли? – печально отвечала тетя. – Все более или менее приличные молодые люди отсюда уехали. Тут не осталось ничего, кроме могил.
   Франческа сильно пала духом после смерти мужа. Но как ни зловеще звучали ее слова, она была недалека от истины, и Вайолет это понимала. Манкс-Хантли с каждым годом пустел. И все же Вайолет не хотелось покидать это место.
   – Возможно, когда-нибудь нам снова станет там хорошо, – сказала Вайолет. – Элдберт и Эмброуз вернутся однажды в унаследованные ими земли.
   – Но ты ведь не пойдешь замуж ни за одного из них? – с невинным видом спросила тетя, как спрашивала всякий раз при упоминании этих двух джентльменов.
   – Нет, не пойду, – отвечала Вайолет, после чего они с тетей прыскали от смеха, словно сама эта мысль была невероятно смешной.
   – Хорошо, что мы снова смеемся, Вайолет, – как-то сказала тетя. – Мы, кажется, уже забыли, что значит смеяться, с тех пор как приехали в Лондон.
   И это было правдой. Баронесса занималась наведением мостов – встречалась со знакомыми, которые могли бы помочь Вайолет сделать хорошую партию. Вайолет оставалась на удивление безучастной к ухаживаниям джентльменов, которых вполне можно было бы счесть достойной партией, и лишь сэр Годфри Мейтленд, встреча с которым состоялась, когда Вайолет и Франческа приобретали зонтики в одном из магазинов принадлежащего ему торгового ряда, пробудил у нее некоторый интерес. Ей следовало бы знать, что романтическое чувство, вспыхнувшее во время ливня, обречено погаснуть так же быстро, как гаснет под дождем едва разгоревшийся костер. Но и тетя одобрительно отнеслась к хорошим манерам Годфри и его здравомыслию. Его никак нельзя было назвать повесой и мотом, и у него была деловая хватка, что внушало надежды на то, что он приумножит небольшое наследство Вайолет, оставленное бароном.
   – Ты уверена, что достаточно хорошо себя чувствуешь, чтобы пойти в зал? – озабоченно спросила Вайолет у тети, когда та поднялась с дивана в комнате отдыха.
   За последние несколько месяцев тетя ее сильно сдала, и Вайолет постоянно за нее переживала. Ведь она была ее единственной родственницей, другой семьи у Вайолет не было.
   – Не волнуйся, дорогая, со мной все будет хорошо. Пойди и попроси лакея найти нам места не слишком близко к сцене.
   – Конечно, – сказала Вайолет и, дойдя до двери, оглянулась. Годфри уже несколько месяцев брал уроки фехтования и сегодня готовился выступить в благотворительном представлении.
   – Иди уже! – сказала тетя.
   Вайолет повиновалась. Она попросила слугу проводить ее в зал, но неожиданно его подозвал дворецкий.
   – Подождите меня тут, мисс, – сказал слуга, подойдя к Вайолет после разговора с дворецким, – я скоро вернусь.
   Но, подождав его немного, Вайолет решила сама отыскать дорогу в зал и, открыв первую попавшуюся дверь, оказалась в маленькой, скупо освещенной комнате с лестницей, устланной ковровой дорожкой в красновато-золотистых тонах. Едва она решила вернуться, как следом в дверь влетел мальчик с двумя игрушечными мечами в руках. Мальчик помчался наверх и, уронив один из мечей, исчез из виду.
   – Простите! – крикнула ему вслед Вайолет и наклонилась, чтобы поднять видавший виды деревянный меч. – Мне кажется, вы кое-что потеряли.
   Но мальчик так и не вернулся.
   Вайолет сжала рукоять меча и сделала выпад, угрожая притаившемуся у стены воображаемому противнику. Должно быть, этот меч был любимой игрушкой мальчишки – отполированная от частого пользования рукоять меча не оставила ни зацепки на шелковых перчатках. Таким же гладким был и короткий деревянный клинок.
   Вайолет сделала еще один выпад.
   – Эй вы, ни с места! – приказала она павлиньим перьям в высокой вазе на столике в нише, затрепетавшим от ее окрика. – Пропустите меня, и я обещаю, что не выдам никому вашего местонахождения. Но вы…
   Она едва сдержала крик, когда навстречу ей из-за портьеры вылетел мужчина в фехтовальной маске и подбитой ватой куртке.
   – Не говорите ни слова, – сказал он, предупредительно подняв руку, – но хочу предупредить: перьям нельзя доверять.
   Вайолет попятилась к лестнице, сжимая деревянный меч.
   – Кто…
   Что это? Репетиция какой-то сцены из сегодняшнего представления? И репетиция ли это или часть действа? Вайолет уставилась на рапиру в правой руке незнакомца. Других действующих лиц поблизости не было.
   О чем она думала, отправляясь в одиночестве бродить по чужому дому? Горничная предупреждала ее, что кровь, что течет в венах Боскаслов, должно быть, вовсе не кровь, а любовное зелье, и что зельем этим насквозь пропитано все в доме, даже воздух.
   После мгновенного замешательства Вайолет решила юркнуть в нишу и скрыться за портьерой. Однако незнакомец с рапирой предугадал ее ход и отрезал ей путь к отступлению. Из-за маски она не могла разглядеть его лица, но она готова была поклясться, что его взгляд словно пронзал ее насквозь.
   – Я очень глупо выгляжу? – прошептала Вайолет.
   Джентльмен с рапирой галантно покачал головой:
   – Вы тут ни при чем. Это все они – вероломные перья. Канальи пытаются меня задержать всякий раз, как я прохожу мимо.
   Вайолет вздохнула, пряча меч в складках платья. Смысла в этом не было – он его уже увидел.
   – Я чувствую себя ужасно глупо.
   – Напрасно, – медленно сказал незнакомец, опуская рапиру. – Пропал наследник. И я не стал бы недооценивать опасность. Ситуация близка к критической.
   Вайолет почувствовала симпатию к этому мужчине. И даже нечто большее. Словно они были сообщниками. Участниками заговора. В голосе его была приятная хрипотца, и звучал он доверительно и дружески. Незнакомец сумел расположить ее к себе, и Вайолет включилась в игру прежде, чем это осознала. Хотя, если подумать, он мог бы внушить ей страх, если бы не вел себя с ней так непринужденно.
   – В таком случае вы не там ищете. Наследник побежал наверх. Полагаю, это его меч.