— прогнать пришельца. Внезапно его осеняет мысль, что человек может оказаться опасным, и он начинает колебаться. Если он считает, что может с честью ретироваться, то именно так и поступает. Если же его беспокоит желудок, он делается раздражительным, и это может привести к разного рода неприятностям.
   «Старик» наклонил голову и ринулся через кусты прямо на нас. Я выстрелил. Носорог опустился на колени. Через мгновение он вновь вскочил. Вторая пуля попала в плечо, он упал и больше не поднялся.
   Едва звуки моих выстрелов заглохли, как из-за наших спин донеслись восторженные крики. Вскоре появилась целая процессия полураздетых местных жителей, спускавшихся длинной цепочкой по звериной тропе, проходившей через кустарники. Они несли всякого рода сумки — от плетеных соломенных корзин до мешков, переброшенных через голое плечо на ремешке. Каждый крепко держал в руке самодельный нож. Местные жители почти постоянно голодают из-за опустошительных набегов, совершаемых носорогами на их шамбы. Подобно муравьям, они напали на носорога, и мне с большим трудом удалось задержать их, пока со зверя снималась шкура. Как только эта операция была закончена, туша полностью скрылась под копошащейся массой черных тел. Поднимались и вонзались бесчисленные ножи, и я уверен, что некоторые отчаянные люди нанесли серьезные раны друг другу. Хищные птицы с коричневым оперением камнем падали на толпу, иногда похищая кусок мяса прямо из рук. Птицы действовали столь стремительно, что часто человек не мог сообразить, что случилось. При этом он стоял, глядя на пустые руки, дивясь тому, куда исчезло мясо.
   Рога и шкуру я сохранил для представления властям. Шкура носорога сдается по десяти пенсов за фунт и идет на изготовление столешен, кнутов, сидений стульев и кресел. Если ее хорошо промаслить, она приобретает очень красивый темно-янтарный цвет.
   Рога стоят по тридцати шиллингов за фунт и более, то есть на десять шиллингов дороже, чем слоновая кость самого высшего сорта. Эти рога имеют весьма любопытное назначение. Жители стран Востока считают их сильным стимулирующим средством. В Индии и Аравии на них большой спрос.
   Для других целей рог носорога совершенно непригоден. Его даже нельзя назвать рогом. Это скорее отвердевший волос. Он не поддается обработке, как слоновая кость, так как крошится под ножом.
   Когда мы вернулись в лагерь, я решил испытать на себе силу этого средства. Снадобье было приготовлено точно по рецепту, полученному от индийского купца. Я вырезал примерно квадратный дюйм рога, истолок его в порошок, положил в муслиновый мешочек, похожий на мешочек, в котором заваривают чай, прокипятил его в чашке воды, пока жидкость не приобрела темно-коричневый цвет. Я принял несколько доз этого снадобья, однако с сожалением должен сказать, что никакого бодрящего действия не почувствовал. Может быть, мне не хватало веры в него? Вполне возможно также, что охотник, проводящий время в зарослях кустарника в окружении носорогов и местных следопытов, не имеет соответствующего вдохновения, чтобы эта доза оказала действие.
   Я без особого труда убил 12 носорогов в этом районе. Затем сюда прибыл господин Беверли из Департамента земледелия, который вместе с большой группой рабочих приступил к корчеванию кустарников. Мы провели длительное совещание, на котором наметили дальнейший план кампании.
   — Прежде чем послать рабочих для корчевания кустарников, я должен быть уверен, что носороги в этом районе полностью уничтожены, — объяснил мне господин Беверли. — Если кто-нибудь пострадает от носорогов, остальные откажутся работать и вряд ли можно будет предъявить к ним какие-либо претензии. По-моему, — сказал господин Беверли, — вам и вашим следопытам следует продвигаться впереди нас. Как только вы сообщите, что район очищен от носорогов, мы последуем за вами.
   Это было разумно, хотя и означало, что следопытам и мне постоянно придется находиться в самых густых зарослях, чтобы уничтожить носорогов всех до одного. Но за это нам платили деньги!
   На следующий день я выступил вместе со следопытами. Едва мы исчезли в кустарниках, как рабочая команда господина Беверли, орудуя своими ножами, приступила к расчистке кустарников, окружавших шамбы местных жителей.
   Местность, в которую мы попали, уже не представляла собой плоскую равнину. Это были предгорья, изрезанные узкими долинами. В таких условиях ветер постоянно затрудняет охоту. Сначала он устойчиво дует в одном направлении. Но стоит только перевалить за хребет, как он начинает дуть в совершенно ином направлении. В результате часто приходится разочаровываться: осторожно подкрадываясь, вдруг обнаруживаешь, что ветер дует от тебя в направлении носорога. Возможно, это было только игрой моего воображения, но мне казалось, что даже почва здесь усиливала звук каждого шага. Твердая пористая масса вулканического происхождения, образующая почву в большей части этого района, под ногами издавала глухой звук. Казалось, что идешь по крыше огромной пещеры.
   В первый же день младший из следопытов едва не лишился жизни. Юноша уже усвоил основы обращения с нарезным ружьем и горел желанием проверить свои достижения на деле. Увидев идущего вдоль полосы кустарника носорога, он немедленно устремился к нему. Носорог исчез, образовав брешь в густой поросли. Следопыт ринулся за ним. Ветер дул в направлении, благоприятном для следопыта. Но носорог, по-видимому, услышал шаги охотника, быстро повернулся и бросился на него.
   Юноша не растерялся — он подпрыгнул высоко в воздух, раздвинув ноги, У носорогов два рога — один за другим. Первый рог не задел юношу, но он напоролся на второй, и носорог подбросил его в воздух. Ружье отлетело в противоположную сторону. Удар о землю оглушил следопыта и он остался лежать на месте. Я бросился к нему, полагая, что он убит. Однако он отделался лишь несколькими синяками и ободранной кожей в паху. Других повреждений не было.
   Когда я поднял юношу, он, извиняясь, сказал:
   — Буана! Я не успел выстрелить. Между нами не было свободного пространства. У меня даже не хватило времени вскинуть ружье и прицелиться.
   Я прекрасно понимал молодого человека. Несмотря на свой огромный вес, носорог удивительно быстро развивает большую скорость. Во время бега он способен мгновенно изменить направление. А на такое не всегда способна даже лошадь, обученная для игры в поло. Носорогов не останавливают самые густые кустарники, утыканные острыми шипами, как будто это заурядная огородная зелень. В зарослях кустарника все животные уступают ему дорогу. Дважды мне приходилось наблюдать, как слон уклонялся от столкновения с этим свирепым зверем.
   В обоих случаях носорог и слон шли по узкой тропе навстречу друг другу. Оба, видимо, одновременно обнаружили друг друга. Носорог невозмутимо стоял посередине узкой тропы, не думая уступать дорогу, а слон, нервно понюхав воздух, осторожно двинулся в сторону.
   Я совершенно не понимаю, почему эти животные обладают столь свирепым нравом. Однажды один охотник-спортсмен, которого мне пришлось сопровождать, развил интересную теорию. Этот человек имел несчастье столкнуться с разъяренной самкой носорога и, поскольку она напала на него без всяких видимых причин, он решил, что ее поведение безрассудно. После этого я заметил, как внимательно он рассматривает помет носорога, мимо которого мы проходили. В конце концов он совершенно серьезно заявил:
   — Хантер, вы знаете почему эти звери столь раздражительны? Это потому, что они постоянно страдают запором!
   Я навсегда запомнил это замечание. И в самом деле, возможно, в этом есть доля правды, поскольку носороги глотают неполностью пережеванную пищу, что легко заметить по их помету.
   Идти неуклонно вперед через заросли кустарников, систематически убивая всех носорогов, которые могут явиться угрозой для рабочих команд, мне удавалось не всегда. Дело в том, что я постоянно получал тревожные вызовы из различных деревень, жителям которых угрожали особенно агрессивные носороги. Эти просьбы невозможно было игнорировать. К счастью, рабочие команды не могли двигаться быстро, и я мог откликаться на неотложные вызовы.
   Несколько раз меня вызывал вождь Мутуку. Другие вожди проявляли нетерпение, считая, что я проводил слишком много времени в районе вождя Мутуку. Однажды ко мне пришел вождь по имени Мачока в сопровождении всей свиты и молил меня оказать ему помощь в уничтожении особенно зловредного носорога, который нападал на его людей. Я несколько раздраженно старался объяснить ему, что не могу находиться повсюду одновременно, и как только покончу с носорогами в районе вождя Мутуку, то приду в его район. Вождь ушел от меня в расстроенных чувствах, несмотря на то, что я обещал прибыть к нему в течение ближайших двух дней.
   Несколько позже во второй половине дня я с удивлением увидел, что Мачока снова появился со своей свитой у моего лагеря. Оказывается, по возвращении в свою деревню он узнал, что в его отсутствие носорог убил женщину, собиравшую валежник. Жители его деревни сохранили тело убитой в качестве доказательства.
   Вряд ли нужно говорить о том, каковы были мои чувства, когда я услышал это ужасное сообщение. При таких условиях обращение вождя Мачоки переходило в разряд чрезвычайной срочности. Я сказал вождю Мутуку, что носорогами в его районе займусь позже, и выступил тотчас же.
   Мы обнаружили убитую женщину на склоне хребта, покрытого мелкой галькой. Вокруг нее был разбросан валежник, который она собирала. По склону спускалась тропинка, вытоптанная многими поколениями босоногих людей. Здесь носорог и убил свою жертву.
   По следу я определил, что это была самка. Вскоре рядом с ее следом я обнаружил след детеныша. Присутствие детеныша, несомненно, объясняло необычайную ярость самки.
   Обычно охотники не идут на уничтожение самок, особенно с детенышами. Но на этот раз другого выхода не было.
   Господин Соваж — профессиональный траппер попросил меня принять в свою группу двух юношей из местного населения на тот случай, если нам удастся поймать живьем молодого носорога. Дело в том, что на этих животных большой спрос в зоопарках. Теперь, когда такой случай представился, я предупредил этих юношей, чтобы они были наготове.
   Когда все были в сборе, мы двинулись по следу. С гребня горы, где была убита женщина, открывался вид на огромную долину, сплошь заросшую высоким кустарником, где, несомненно, и скрылась самка носорога с детенышем. С того места, где мы стояли, кустарник не казался особенно густым. Собрались десятки местных жителей, чтобы наблюдать, как мы будем охотиться за животным, убившим несчастную женщину, а заодно и получить свежего мяса. Они уселись вдоль хребта на сотни ярдов по обе стороны от нас, внимательно наблюдая за местностью. Я решил, что действительно легче обнаружить носорога отсюда, нежели идти по его следу через кусты. Вместе со следопытами я присел в ожидании.
   Прошло полчаса. Вдруг кто-то возбужденно вскрикнул, несколько рук протянулось, указывая на точку далеко в долине. В течение нескольких минут я ничего не мог разглядеть, затем стал различать какой-то предмет цвета грифельной доски, то исчезавший, то снова появлявшийся. Он легко мог сойти за глыбу гранита.
   По прямой линии носорог находился не более чем в полумиле от нас. Ветер дул в благоприятном направлении, и у меня появилась уверенность, что можно будет очень быстро подкрасться к нему. Одного следопыта я взял с собой, а другому велел оставаться на гребней наблюдать за движением носорога.
   Спустившись в долину, я вскоре обнаружил, что вид на нее с вершины горы был обманчивым: кустарники оказались гораздо более труднопроходимыми, чем можно было представить. Едва мы вошли в них, как потеряли из виду хребет горы. Пройдя примерно половину расстояния до носорога, мы наткнулись на лежбище самки. У носорогов имеются специальные лежбища, которые они устраивают в самой тенистой части зарослей. Там они отдыхают в жаркое время дня. Поскольку время приближалось к полудню, животное должно было скоро прийти сюда. Я решил ждать.
   Примерно через полчаса, следопыт вытянул руку перед собой, согнув палец в моем направлении. Он услышал приближающегося носорога. Прошло еще несколько минут, прежде чем я увидел самку, идущую в нашем направлении. Детеныш бежал за ней. На роге взрослого носорога были видны следы засохшей крови убитой женщины. Самка ненадолго остановилась, а подбежавший к ней детеныш стал ее сосать. Ветер устойчиво дул в одном направлении, но она каким-то образом почувствовала наше присутствие и забеспокоилась. Круто повернувшись в нашу сторону, она стала изучать нас своими маленькими свиными глазками. Детеныш же продолжал сосать. С гребня доносились голоса местных жителей, которые нервировали животное. Самка была готова или броситься на нас, или бежать. Убивать самку — неприятное дело, но отступать было нельзя. Я выстрелил, и она грузно опустилась на землю. Смерть не причинила ей боли. После выстрела на мгновение наступила тишина, а затем раздались возбужденные голоса и топот ног.
   Когда детеныш услышал шум приближающейся толпы, он стал тыкать носиком мать, заставляя ее встать. Убедившись, что это бесполезно, он отважно повернулся к людям. В мужестве маленького носорога сомневаться не приходилось. Когда жители столпились вокруг убитой самки, детеныш стал бросаться на них, по-видимому, полагая, что защищает свою мать. По размерам он был немного больше свиньи. Передний рог на его носу еще только формировался. За ним можно было видеть четко очерченный кружок, обозначавший место, где в один прекрасный день вырастет второй рог. Хотя маленький носорог не мог причинить вреда людям, они испуганно шарахались от него. Вместе со следопытом мы безуспешно пытались поймать детеныша. Я начал опасаться, что мы не сможем поймать животное, не причинив ему вреда, но в это время подошли трапперы.
   Они прибегли к любопытному, весьма эффективному методу. Один из них пополз по земле вдоль спины убитой самки и, протянув руку через ее туловище, схватился за вымя и помахал сосками. Уставший, проголодавшийся детеныш не смог удержаться от соблазна: соски означали пищу и утешение. Он подошел и стал сосать. Тогда один траппер ловко ухватил его за левое ухо, а другой, подскочив, схватил за правое. Детеныш завизжал, как поросенок, но его быстро связали.
   Маленького носорога мы доставили в лагерь, сделав носилки из джутовых мешков, которые натянули между двумя длинными шестами. Чтобы нести носилки, потребовалось шесть носильщиков. Прибыв в лагерь, мы привязали маленького носорога под большим тенистым деревом и кормили его козьим молоком из бутылки. Первые два дня он проявлял большую агрессивность, нападая на каждого, кто осмелится приблизиться к нему. При этом он издавал угрожающие звуки, как взрослый носорог. Он кричал «прафф», вибрируя верхней губой.
   На третий день он стал привыкать, подобно молодому теленку принимался сосать наши пальцы. При этом он игриво бодался, напоминая рычащего щенка. Нередко я сам кормил молодого носорога, и он скоро стал узнавать меня и обоих моих помощников, повсюду следовал за нами. Однако, если к нему подходили незнакомые жители деревни, он тут же пригибал свою голову и, выдохнув серию злобных «прафф», бросался в нападение, как взрослый носорог.
   К этому времени мы уже провели несколько недель в кустарниках и убили 75 носорогов. Я решил доставить шкуры и рога в Макачос. Выстроившиеся гуськом полураздетые девушки несли мои трофеи до места, где их можно было погрузить в грузовик. Вторая половина дня выдалась очень жаркой. Пот бусинками сбегал по их темным телам, однако девушки не обращали на жару никакого внимания. В руках у них было по рогу. Пробегая гуськом через заросли, каждая старалась ткнуть рогом в голый зад девушки, шедшей впереди. При этом они отлично подражали хрюканью и рычанию разъяренного носорога. Так мы шли под аккомпанемент раскатов звонкого смеха. Когда мы сделали привал на обед у песчаного русла высохшего ручья, до меня донеслись раскаты хохота. Выглянув из-за берега, я обнаружил, что девушки занялись новой игрой. Одна девушка ложилась на спину, а другая, схватив ее за обе ноги, волочила по песку. Перед нашим приходом в песке рылось стадо слонов. Все вокруг было усеяно пометом. Игра заключалась в том, чтобы протащить девушку к куче помета и забросать ее кусками спекшейся грязи.
   Я доставил груз шкур и рогов в Макачос и, откровенно говоря, был рад отвлечься на несколько дней от беспрерывной охоты, так как от перенапряжения меня стали мучить бессонница и кошмары.
   В этих страшных снах я вновь сталкивался с теми животными, которых убил накануне, только сейчас животные брали надо мной верх. Я стоял с заклиненным ружьем или бил мимо, а нападавший зверь топтал меня. Я просыпался весь в поту, боясь вновь заснуть, зная, что сон повторится.
   Следопытов никогда не мучило это эмоциональное похмелье. Какому бы риску они ни подвергались днем, ночью они засыпали, как мертвые.
   Моим помощникам представилась полная возможность показать свою отвагу в ближайшие несколько недель, так как то, что осталось позади, не могло сравниться со страхами, которые осаждали нас сейчас. Едва я успел сдать свои трофеи, как от жителей деревень стали поступать отчаянные сообщения. Носороги внезапно стали проявлять гораздо большую, ничем не объяснимую агрессивность.
   Вместе со следопытами я срочно вернулся в кустарники. Вождь Мачока привел меня на шамбы своей деревни, чтобы я мог осмотреть нанесенный ущерб. Не было сомнений в том, что его жалобы справедливы. Он заявил, что многие жители его деревни подверглись нападению со стороны зверей и только благодаря необычайной быстроте своих ног ни один из них не был убит.
   Несмотря на приближавшийся вечер, я немедленно вышел по следу носорога с двумя следопытами. Пройдя большое расстояние, я уже готов был отказаться от дальнейшего преследования — пробираться сквозь кустарники в согнутом положении очень тяжело. Вдруг один из следопытов обратил мое внимание на хриплое повизгивание, раздававшееся справа от нас. Мы пошли на звук. У ямы с водой два носорога ухаживали друг за другом. Такую картину я наблюдал впервые.
   Оба животных стояли носом к носу, обнюхивая друг друга, и издавали булькающее похрюкивание. По всей видимости, самец проявлял медлительность, которая не устраивала самку. Она рассердилась и стала сильно бодать его в бок, не проявляя при этом никакой нежности. Она наносила ему жестокие удары. Самец же только громко рычал от боли, но на удары не отвечал.
   Я никак не мог понять причину такого грубого поведения со стороны самки. Однако через несколько минут самец стал проявлять признаки страсти.
   Вдруг один из следопытов локтем слегка толкнул меня в бок: через кусты пробирался еще один самец-носорог. Он наверняка был привлечен запахом, издаваемым самкой в период течки. Вновь прибывший стал неуклюже, с важным видом прохаживаться вокруг пары; он брызгал слюной, бросаясь на невидимые предметы, желая показать свою неотразимую красоту. Время от времени он уходил в кусты, но самка оставалась на месте, и он возвращался. Один из следопытов на своем языке пояснил мне, что этот носорог надеется лишить соперника подруги.
   Инициативу проявила самка. Она пошла в глубь кустарника, а за ней последовал первый самец — ее избранник. Отвергнутый самец стоял, провожая их взглядом. Я поднял ружье, но следопыты энергично закачали головами: они решительно протестовали против того, чтобы убивать, животных в такое время. Я отдал должное их рыцарским чувствам хотя и знал, что лучше стрелять по носорогам именно сейчас, а не тогда, когда рядом с самкой будет бежать детеныш.
   Однако, как часто случается в зарослях, инициатива оказалась не в наших руках.
   Отвергнутый носорог или увидел, или почуял нас и тотчас же бросился в нашу сторону. Мне пришлось выстрелить. Услышав выстрел, два других носорога пришли в бешенство и, воинственно рыча, стали неистово бегать по кругу. Затем они бросились на нас.
   К этому времени мне удалось перезарядить ружье.
   Первой шла самка. Ее спина у плечей была покрыта пеной. Я выстрелил, и она грузно упала, подняв облако красноватой пыли. Самец отскочил и бросился в кустарник.
   Теперь выяснилась причина необычной ярости носорогов в этом районе: начался их брачный период. Именно поэтому они стали легко возбудимыми и агрессивными. Я узнал, что брачный период у носорогов длится от сентября до ноября.
   Самец чувствует запах самки на много миль. Вокруг нее собираются несколько самцов. Но носороги не дерутся из-за самки, подобно многим другим животным. Выбор целиком зависит от нее. Она в конце концов выбирает себе пару и оба удаляются.
   Остальные самцы примиряются с ее решением и уходят искать себе других самок. Самка имеет дело только с одним самцом в сезон. Пока она нуждается в нем, животные находятся вместе.
   Чтобы позвать самца, самка издает особый звук. Мой опыт говорит, что только покрытая самка подзывает самца подобным образом. Другие охотники придерживаются иного мнения, полагая, что такой зов подает любая самка в период течки. Браконьеры из племени вакамба очень ловко подражают этому звуку. Они часто устраиваются в безопасности на дереве, держа наготове луки с отравленными стрелами. Время от времени они издают подобные звуки, пока не подманят самца на расстояние выстрела.
   В брачный период самцы-носороги становятся чрезвычайно беспокойными. Вместо того, чтобы, как обычно, медленно продвигаться по кустарникам, объедая ветки, они бродят в поисках самок. В это время у них сильно обостряется слух.
   Я приложил много усилий к тому, чтобы обучить всех трех следопытов правильному обращению с ружьем. Они все еще проявляли большое желание стрелять по любой видимой части тела носорога. Однажды я шел с двумя следопытами — с самым молодым и «древолазом». Я предупредил их о том, что сегодня стрелять будут только они, сказав, что пойду с ними только как наблюдатель. Еще раз предупредил — нельзя стрелять, если сомневаешься в том, что наверняка убьешь зверя.
   Мы шли по кустарнику, пока не наткнулись на свежий след носорога. Древолаз взобрался на высокую акацию и птичьим свистом просигналил, что видит четырех носорогов. Когда он спустился, мы пошли за ним. Впереди шли оба юноши. Один из них нес двуствольное нарезное ружье Джеффери, а другой — магазинное нарезное ружье. В случае, если возникнут какие-то непредвиденные обстоятельства, они должны были отойти в сторону, давая мне возможность стрелять по зверю. Однако оба заверили, что никаких непредвиденных обстоятельств не возникнет. Они были готовы справиться со зверем в любых условиях. Заросли были негустыми, и поэтому идти бесшумно не составляло труда. Оба следопыта внимательно прислушивались. Зная, что чувства моих туземных помощников гораздо острее моих, я не сомневался в успехе.
   Носороги паслись в чаще кустарника. Сколько я ни вглядывался в зверей, я не мог отличить хвоста от головы. Один из носорогов начал двигаться. Я решил, что он пройдет по прогалине. Это сообразил и старший из следопытов и отвел предохранитель своего ружья. Когда раздался металлический щелчок, оба зверя повернулись в нашу сторону. После этого наступила продолжительная пауза, во время которой птицы симбионты, кружа над нами, издавали крики, а носороги застыли на месте.
   Затем один из носорогов снова стал двигаться. Когда он прошел по прогалине, я определил, что это самец. Следопыт вскинул ружье и взял точный прицел. Носорог не спеша прошел по открытому месту, постепенно его голова, шея и плечи исчезли в кустах. Следопыт упустил момент для выстрела, которым он мог бы убить носорога наповал. Мне следовало приказать ему не стрелять, но я решил подождать и посмотреть, как будут развертываться события. Вдруг следопыт выстрелил. Самец завертелся волчком и бросился на него. Затем появился второй зверь — самка. Следопыт сделал второй выстрел и промахнулся. Теперь младший из следопытов, с нетерпением поджидавший случая отличиться, вскинул свое ружье и, едва прицелившись, потянул за спуск. Выстрела не последовало. Юноша еще раз нажал спуск; однако выстрела не было.
   Несмотря на то что нападавшие носороги находились от него в каких-нибудь двадцати ярдах, он открыл замок ружья и протянул в мою сторону казенник, показывая, что патрон дал осечку не по его вине.
   Через несколько секунд оба следопыта были бы подняты на рога. К счастью, старший из них не потерял присутствия духа и бросился ничком на землю, давая мне возможность выстрелить. Никогда в жизни мне не приходилось так быстро стрелять; еще ни разу мои выстрелы не были столь удачными. Дав по одному выстрелу из левого и правого стволов, я убил обоих зверей. Носороги издохли, причем голова одного лежала на шее другого