Страница:
– Ну, я...
– Фенн, завтра не будет никаких трудностей, уверяю вас. Вы будете приведены к присяге, а затем доложите, как, согласно моей инструкции, завязали дружбу с Кроу и вместе с ним посетили множество собраний участников пацифистского движения. Вы сообщите, что видели его в обществе стратегов движения в защиту мира, таких, как Триг Картер. Вы видели, что они вели серьезные беседы, оживленно разговаривали между собой. Вам не придется говорить, что вы подслушивали эти разговоры и слышали, как он выдает секретные сведения о развертывании войск гарнизона. Расскажите лишь о том, что видели, и предоставьте обвинителю от военной прокуратуры сделать все остальное. Этого вполне хватит для обвинительного заключения. Кроу будет иметь адвоката от военной прокуратуры, который задаст вам несколько формальных вопросов. На этом все закончится, и вы будете свободны.
Бонсон улыбнулся.
– Все ясно и просто, – добавил Вебер.
– Сэр, я... я не знаю, что смогу им сообщить. На этих вечеринках толкались сотни людей. Я не заметил никаких признаков того, что они затевают что-то втайне, или обсуждают будущее развертывание частей, или...
– Вот что, Донни, – сказал Бонсон, наклоняясь вперед и пытаясь улыбнуться. – Я знаю, что вам трудно и вы в растерянности. Но доверьтесь мне. Вы оказываете своей стране большую услугу. Вы делаете большую услугу морским пехотинцам.
– Ноя...
– Донни, – вмешался Вебер, – они знали. Знали.
– Что знали?
– Знали, что мы направили Третий пехотный в Вирджинию, что Национальная гвардия округа Колумбия ни на что не годна, что Сто первый воздушно-десантный не мог отойти от Министерства юстиции, а Восемьдесят второй блокирует Ключевой Мост и что полицейские вымотаны до предела после восьмидесяти часов бессменного дежурства. Это была сложная шахматная партия: они кидаются куда-то, мы делаем ответный ход, – и ее смысл для них заключался в том, чтобы прорваться именно к тому мосту, где перед ними стояли бы морские пехотинцы Соединенных Штатов, где были наибольшие шансы на серьезное столкновение, которое выигрышно выглядело бы на телеэкранах. И в общем-то они этого добились. Еще один мученик. Еще одна катастрофа. Министерство юстиции опозорено. Колоссальная пропагандистская победа. Они уже маршируют с портретами Эми в Лондоне и Париже. Следует отдать им должное: это была очень хорошо продуманная кампания.
– Да, сэр, но ведь мы пытались спасти ее. Девчонка просто запаниковала. Мы не имели к этому никакого отношения.
– Зато это имело прямое отношение к вам, – ответил Бонсон. – Они хотели, чтобы она упала с моста и чтобы в ее падении обвинили морских пехотинцев. Посудите сами, насколько это выгоднее, чем обвинять вашингтонскую столичную полицию или какое-нибудь третьеразрядное подразделение Национальной гвардии. Да половина Национальной гвардии сама пойдет на эти демонстрации, только дай им волю. Нет, они стремились устроить большой скандал именно вокруг морских пехотинцев, и это им удалось! А все возможности им дал Кроу. Теперь необходимо раскрыть всю эту кухню перед публикой, объяснить, что нас предали изнутри, и стремительно действовать, чтобы восстановить доверие в системе; устранив измену. И я не могу представить более впечатляющего контраста для американской публики, чем между Кроу, вышвырнутым из Лиги Плюща, с его странными связями, и вами, заслуженным боевым ветераном из маленького городка на Западе, достойно выполняющим свои обязанности. Это будет очень поучительно!
– Да, сэр, – сказал Донни.
– Отлично, отлично. Десять ноль-ноль. Гляди веселей, капрал. Ты наверняка произведешь хорошее впечатление на офицеров из военной прокуратуры. Тебе предстоит большое будущее, будущее, которое мы с тобой делаем сейчас вместе.
– Да, сэр, – сказал Донни.
Офицеры поднялись, и Донни вскочил вместе с ними.
– Ладно, Вебер, здесь мы все закончили. Можете отдыхать, Фенн. Завтра у вас большой день, начало вашей будущей жизни.
– Я вызову автомобиль, сэр, – предложил Вебер.
– Нет, я сам его вызову. А ты... Знаешь что, расскажи-ка ему, какая у нас варится каша.
– Хорошо, сэр.
Бонсон вышел, оставив молодых людей наедине.
– Теперь послушай меня, Фенн. Я поганый коп. И хочу сообщить тебе плохие новости. Я сфотографировал тебя, когда ты курил травку вместе с Кроу, усек? Дружище, с этими фотографиями они в любой момент смогут распять тебя на кресте. Я имею в виду больших шишек. Я уже говорил тебе, что этот парень, Бонсон, серьезный человек. Так вот, он очень серьезный человек, тебе понятно? Так что отдай ему то, что он хочет, – скальп еще одного плохого мальчика, чтобы он мог повесить его в своем вигваме. Он уже послал толпу народа в 'Нам и собирается послать еще больше. Я не знаю, зачем он это делает и почему, но твердо знаю одно: он пнет тебя в задницу, и ты снова улетишь в Дурную Землю, а он никогда больше даже не вспомнит о тебе. У тебя очень простой выбор. Или ты, или Кроу. Дружище, не стоит понапрасну отказываться от жизни. Въехал?
– Да, сэр.
– Ты умный парень, Фенн. Я знал, что ты все поймешь правильно.
Донни вразвалочку подошел к главным воротам базы и помахал рукой часовому. Тот махнул в ответ. Согласно правилам, парень должен был проверить увольнительную, но после тревоги о таких тонкостях гарнизонного устава морской пехоты никто не вспоминал. Так же не спеша Донни перешел через Первую улицу, прошел немного вперед, свернул в переулок налево и обнаружил свой «форд-импала» 1963 года точно на том месте, где оставил его. Он сел в машину, включил зажигание и тронулся с места.
Чтобы добраться до парка Потомак, совсем недавно покинутого Майской трибой, ему потребовалось совсем немного времени. Там все еще стояло несколько палаток, горело несколько костров. Донни оставил автомобиль у обочины, дошел до лагеря, задал несколько вопросов и вскоре нашел нужную палатку.
– Джулия! – негромко крикнул он.
Но на его зов вылез Питер.
– Она спит, – сказал он.
– Я должен увидеться с нею.
– Будет лучше, если она поспит. Я дежурю за нее.
Двое молодых людей стояли лицом к лицу, оба носили джинсы и теннисные туфли фирмы «Джек Перселл». Но туфли Донни были белыми, потому что он мыл их не реже раза в неделю. А обувь Питера выглядела так, будто он не мыл ее по меньшей мере с пятидесятых годов. Донни был одет в застегнутую до ворота пеструю рубашку с короткими рукавами, а на Питере была свисавшая чуть ли не до колен, мешковатая как парашют футболка, пестревшая разноцветными бесформенными пятнами. Волосы Донни были острижены ненормально коротко и лишь на макушке торчали коротким ежиком; укрытые повязкой нечесаные волосы Питера были ненормально длинны, во все стороны торчали взлохмаченные курчавые пряди. Донни был гладко выбрит; лицо Питера обрамляла неопрятная щетинистая рыжеватая бородка.
– Это замечательно, – сказал Донни. – Но я должен увидеть ее. Она мне нужна.
– Мне она тоже нужна.
– Ну, знаешь ли, тебе она ничего не обещала. А мне отдала свою любовь.
– А я хочу, чтобы она отдала свою любовь мне.
– Тебе придется подождать.
– Я устал ждать.
– Послушай, это просто смешно. Убрался бы ты, что ли.
– Я не оставлю ее одну.
– Ты что, считаешь меня каким-нибудь насильником или убийцей? Я ее жених. Я собираюсь на ней жениться.
– Питер, – сказала Джулия, выходя из палатки, – все в порядке. На самом деле.
– Ты уверена?
У Джулии был усталый вид, но она оставалась все той же прекрасной юной женщиной с волосами цвета спелой соломы, стройным худощавым телом и огоньком в глубине ярко-голубых глаз. Оба юноши уставились на нее, молча умоляя ее предпочесть его другому.
– Ты в порядке? – спросил Донни.
– Я была под арестом в «Колизее».
– О, Христос!
– Нет, там не было ничего плохого.
– Вы убили девочку, – сказал Питер.
– Мы никого не убивали. Это вы убили ее, внушив ей, что ее присутствие на этом мосту очень важно, а мы все – насильники и убийцы. Вы напугали ее, и она запаниковала. Вы заставили ее прыгнуть вниз. А мы пытались спасти ее.
– Ты, чертова задница! Это вы убили ее! Ты здоровый тренированный парень, и Ты можешь излупить меня так, что из меня посыплется дерьмо, но это вы убили ее!
– Хватит визжать. Я никогда не убивал никого, кто не держал бы в руках винтовку и не пытался бы убить меня самого или моих корешей.
– Питер, все в порядке. Ты должен оставить нас одних.
– Ради Христа, Джулия!
– Ты должен оставить нас одних.
– А-а-а... Ну ладно. Но что ни говори, в любом случае, Фенн, ты счастливчик. На самом деле.
Питер повернулся и чуть ли не бегом скрылся в темноте.
– Я никогда не замечала за ним такой смелости, – заметила Джулия.
– Он влюблен в тебя без памяти.
– Он просто мой друг.
– Прости, что я не смог выбраться сюда раньше. Мы сидели взаперти по тревожному расписанию. Из-за Эми случилось столько всякого дерьма. Мне очень жаль Эми, но мы к этому никак не причастны.
– О Донни...
– Я хочу жениться на тебе. Я люблю тебя. Мне ужасно тебя не хватает.
– Тогда давай поженимся.
– А вот тут-то и есть загвоздка, – сказал Донни.
– Загвоздка?
– Да. Между прочим, я почти дезертир. Я в самоволке. Без разрешения покинул территорию части. Завтра обо мне доложат на утреннем разводе. Вероятно, со мной что-то сделают. Но я должен был увидеться с тобой.
– Донни?
– Дай-ка я расскажу тебе все по порядку.
И он рассказал ей все начиная с момента его вербовки, рассказал о том, что он делал, чтобы завязать предательскую дружбу с Кроу, о том, как он бывал на вечеринках, объяснил, почему он так странно вел себя той ночью, об операции на мосту, об аресте Кроу и наконец о том, что ему предстояло сделать завтра.
– Ради всего святого, Донни, мне так тебя жаль! Это так ужасно!
Джулия прижалась к нему, и, ощутив ее тепло, он на секунду забыл обо всех своих проблемах и снова стал Донни Фенном из округа Пима, героем футбольных матчей, на которого все глядят снизу вверх, который пробегает сорок метров за четыре и семь, выжимает, лежа, двести пятьдесят килограммов и при этом заслуженно гордится высокими результатами тестирования умственного развития и тем, что прилично относился к самым последним жабам и червякам, которые были в его школе, и никогда никого не унижал и не обижал, потому что это было недостойно его. Но тут он моргнул и вернулся в темный парк, где не было никого, кроме Джулии с ее теплом, ее ароматом, ее сладостью, и когда он выпустил ее из объятий, на него тут же снова навалились все беды и тревоги последних дней.
– Донни, разве ты не сделал для них уже достаточно? Я хочу сказать, ведь ты же был ранен, шесть месяцев пролежал в этом ужасном госпитале, потом вернулся и исполнял все, что тебе приказывали. Когда же все это кончится?
– Все кончится, когда я сниму форму. Я не ненавижу Корпус. Это не его дела. Это устроили парни из военно-морской разведки, эти суперпатриоты, у которых все вычислено и предусмотрено.
– О, Донни, как ужасно!
– Меня это не устраивает. И совершенно не нравится. Такие игры вовсе не для меня.
– А разве ты не можешь с кем-нибудь поговорить? Например, со священником, или адвокатом, или кем-нибудь еще? И вообще, разве у них есть право устраивать с тобой такие вещи?
– Ну, насколько я понимаю, это вовсе не незаконный приказ. Это приказ вполне законный. Они же не требуют от меня делать что-нибудь недопустимое, например, расстреливать детей в траншеях. Я не знаю, с кем я мог бы поговорить, кто не ответил бы мне: «Просто исполняйте свой долг».
– А если ты откажешься давать показания, то тебя снова пошлют во Вьетнам?
– В этом-то все и дело.
– О боже! – воскликнула Джулия.
Она отвернулась от Донни и отошла на два шага в сторону. За дорожкой струились воды Потомака, а за ними лежал темный берег, Вирджиния. Над головой раскинулся плотный небесный ковер, густо усеянный звездами.
– Донни, – произнесла она после долгого молчания, – есть только один ответ.
– Да, я знаю.
– Возвращайся. Сделай то, что от тебя требуют. Ты должен сделать это, чтобы спасти себя.
– Но ведь я вовсе не уверен, что он в чем-то виновен. Возможно, он не заслуживает того, чтобы его жизнь была исковеркана лишь потому, что...
– Донни, просто сделай это. Ты же сам считал, что этот Кроу никчемный человек.
– Ты права, – откликнулся Донни после продолжительной паузы. – Я вернусь, я сделаю это и покончу со всей этой гадостью. Мне остается одиннадцать месяцев и несколько дней, так что не пройдет и года, как меня отпустят и мы заживем своей жизнью. Вот и все, что для этого требуется. Это прекрасно, это замечательно. Я решил.
– Нет, ты не решил, – ответила она. – Я точно знаю, когда ты лжешь. Нет, мне ты никогда не лгал. Ты лжешь самому себе.
– Я должен с кем-нибудь поговорить. Мне необходима поддержка.
– А я для этого не гожусь?
– Если ты любишь меня, о чем я молюсь и на что надеюсь, то не можешь рассуждать беспристрастно.
– Ну ладно, тогда с кем же?
Действительно, с кем?
На самом деле ответ был только один. Не со священником или юристом из военной прокуратуры, не со взводным сержантом Кейзом, или первым сержантом, или сержант-майором, или полковником, или даже командующим Корпусом морской пехоты.
– Триг. Триг должен знать, что делать. Мы поедем к Тригу.
Он, не отрываясь, следил за ними, пока наконец они не направились к старому автомобилю Донни и не сели в него. Питер весь кипел от гнева, в его мозгу складывались различные козни, его переполняла энергия.
Не думая о том, что делает, он рысцой подбежал к «фольксвагену», который одолжил ему Ларри Френкель. Он включил зажигание, не дав мотору прогреться, рванул рычаг переключения скоростей и устремился следом за ними. Питер не знал, зачем он это делает, не думал, что в этом может быть какой-то смысл, но чувствовал, что не способен ни на что другое, кроме как следовать за ними.
– Фенн, завтра не будет никаких трудностей, уверяю вас. Вы будете приведены к присяге, а затем доложите, как, согласно моей инструкции, завязали дружбу с Кроу и вместе с ним посетили множество собраний участников пацифистского движения. Вы сообщите, что видели его в обществе стратегов движения в защиту мира, таких, как Триг Картер. Вы видели, что они вели серьезные беседы, оживленно разговаривали между собой. Вам не придется говорить, что вы подслушивали эти разговоры и слышали, как он выдает секретные сведения о развертывании войск гарнизона. Расскажите лишь о том, что видели, и предоставьте обвинителю от военной прокуратуры сделать все остальное. Этого вполне хватит для обвинительного заключения. Кроу будет иметь адвоката от военной прокуратуры, который задаст вам несколько формальных вопросов. На этом все закончится, и вы будете свободны.
Бонсон улыбнулся.
– Все ясно и просто, – добавил Вебер.
– Сэр, я... я не знаю, что смогу им сообщить. На этих вечеринках толкались сотни людей. Я не заметил никаких признаков того, что они затевают что-то втайне, или обсуждают будущее развертывание частей, или...
– Вот что, Донни, – сказал Бонсон, наклоняясь вперед и пытаясь улыбнуться. – Я знаю, что вам трудно и вы в растерянности. Но доверьтесь мне. Вы оказываете своей стране большую услугу. Вы делаете большую услугу морским пехотинцам.
– Ноя...
– Донни, – вмешался Вебер, – они знали. Знали.
– Что знали?
– Знали, что мы направили Третий пехотный в Вирджинию, что Национальная гвардия округа Колумбия ни на что не годна, что Сто первый воздушно-десантный не мог отойти от Министерства юстиции, а Восемьдесят второй блокирует Ключевой Мост и что полицейские вымотаны до предела после восьмидесяти часов бессменного дежурства. Это была сложная шахматная партия: они кидаются куда-то, мы делаем ответный ход, – и ее смысл для них заключался в том, чтобы прорваться именно к тому мосту, где перед ними стояли бы морские пехотинцы Соединенных Штатов, где были наибольшие шансы на серьезное столкновение, которое выигрышно выглядело бы на телеэкранах. И в общем-то они этого добились. Еще один мученик. Еще одна катастрофа. Министерство юстиции опозорено. Колоссальная пропагандистская победа. Они уже маршируют с портретами Эми в Лондоне и Париже. Следует отдать им должное: это была очень хорошо продуманная кампания.
– Да, сэр, но ведь мы пытались спасти ее. Девчонка просто запаниковала. Мы не имели к этому никакого отношения.
– Зато это имело прямое отношение к вам, – ответил Бонсон. – Они хотели, чтобы она упала с моста и чтобы в ее падении обвинили морских пехотинцев. Посудите сами, насколько это выгоднее, чем обвинять вашингтонскую столичную полицию или какое-нибудь третьеразрядное подразделение Национальной гвардии. Да половина Национальной гвардии сама пойдет на эти демонстрации, только дай им волю. Нет, они стремились устроить большой скандал именно вокруг морских пехотинцев, и это им удалось! А все возможности им дал Кроу. Теперь необходимо раскрыть всю эту кухню перед публикой, объяснить, что нас предали изнутри, и стремительно действовать, чтобы восстановить доверие в системе; устранив измену. И я не могу представить более впечатляющего контраста для американской публики, чем между Кроу, вышвырнутым из Лиги Плюща, с его странными связями, и вами, заслуженным боевым ветераном из маленького городка на Западе, достойно выполняющим свои обязанности. Это будет очень поучительно!
– Да, сэр, – сказал Донни.
– Отлично, отлично. Десять ноль-ноль. Гляди веселей, капрал. Ты наверняка произведешь хорошее впечатление на офицеров из военной прокуратуры. Тебе предстоит большое будущее, будущее, которое мы с тобой делаем сейчас вместе.
– Да, сэр, – сказал Донни.
Офицеры поднялись, и Донни вскочил вместе с ними.
– Ладно, Вебер, здесь мы все закончили. Можете отдыхать, Фенн. Завтра у вас большой день, начало вашей будущей жизни.
– Я вызову автомобиль, сэр, – предложил Вебер.
– Нет, я сам его вызову. А ты... Знаешь что, расскажи-ка ему, какая у нас варится каша.
– Хорошо, сэр.
Бонсон вышел, оставив молодых людей наедине.
– Теперь послушай меня, Фенн. Я поганый коп. И хочу сообщить тебе плохие новости. Я сфотографировал тебя, когда ты курил травку вместе с Кроу, усек? Дружище, с этими фотографиями они в любой момент смогут распять тебя на кресте. Я имею в виду больших шишек. Я уже говорил тебе, что этот парень, Бонсон, серьезный человек. Так вот, он очень серьезный человек, тебе понятно? Так что отдай ему то, что он хочет, – скальп еще одного плохого мальчика, чтобы он мог повесить его в своем вигваме. Он уже послал толпу народа в 'Нам и собирается послать еще больше. Я не знаю, зачем он это делает и почему, но твердо знаю одно: он пнет тебя в задницу, и ты снова улетишь в Дурную Землю, а он никогда больше даже не вспомнит о тебе. У тебя очень простой выбор. Или ты, или Кроу. Дружище, не стоит понапрасну отказываться от жизни. Въехал?
– Да, сэр.
– Ты умный парень, Фенн. Я знал, что ты все поймешь правильно.
* * *
В 23.00 Донни не спеша вышел из казармы через парадные двери. Кто мог остановить его? Дежурным был в ту ночь какой-то капрал из первого взвода; он сидел в каморке первого сержанта и, когда Донни проходил мимо, что-то писал в дежурном журнале.Донни вразвалочку подошел к главным воротам базы и помахал рукой часовому. Тот махнул в ответ. Согласно правилам, парень должен был проверить увольнительную, но после тревоги о таких тонкостях гарнизонного устава морской пехоты никто не вспоминал. Так же не спеша Донни перешел через Первую улицу, прошел немного вперед, свернул в переулок налево и обнаружил свой «форд-импала» 1963 года точно на том месте, где оставил его. Он сел в машину, включил зажигание и тронулся с места.
Чтобы добраться до парка Потомак, совсем недавно покинутого Майской трибой, ему потребовалось совсем немного времени. Там все еще стояло несколько палаток, горело несколько костров. Донни оставил автомобиль у обочины, дошел до лагеря, задал несколько вопросов и вскоре нашел нужную палатку.
– Джулия! – негромко крикнул он.
Но на его зов вылез Питер.
– Она спит, – сказал он.
– Я должен увидеться с нею.
– Будет лучше, если она поспит. Я дежурю за нее.
Двое молодых людей стояли лицом к лицу, оба носили джинсы и теннисные туфли фирмы «Джек Перселл». Но туфли Донни были белыми, потому что он мыл их не реже раза в неделю. А обувь Питера выглядела так, будто он не мыл ее по меньшей мере с пятидесятых годов. Донни был одет в застегнутую до ворота пеструю рубашку с короткими рукавами, а на Питере была свисавшая чуть ли не до колен, мешковатая как парашют футболка, пестревшая разноцветными бесформенными пятнами. Волосы Донни были острижены ненормально коротко и лишь на макушке торчали коротким ежиком; укрытые повязкой нечесаные волосы Питера были ненормально длинны, во все стороны торчали взлохмаченные курчавые пряди. Донни был гладко выбрит; лицо Питера обрамляла неопрятная щетинистая рыжеватая бородка.
– Это замечательно, – сказал Донни. – Но я должен увидеть ее. Она мне нужна.
– Мне она тоже нужна.
– Ну, знаешь ли, тебе она ничего не обещала. А мне отдала свою любовь.
– А я хочу, чтобы она отдала свою любовь мне.
– Тебе придется подождать.
– Я устал ждать.
– Послушай, это просто смешно. Убрался бы ты, что ли.
– Я не оставлю ее одну.
– Ты что, считаешь меня каким-нибудь насильником или убийцей? Я ее жених. Я собираюсь на ней жениться.
– Питер, – сказала Джулия, выходя из палатки, – все в порядке. На самом деле.
– Ты уверена?
У Джулии был усталый вид, но она оставалась все той же прекрасной юной женщиной с волосами цвета спелой соломы, стройным худощавым телом и огоньком в глубине ярко-голубых глаз. Оба юноши уставились на нее, молча умоляя ее предпочесть его другому.
– Ты в порядке? – спросил Донни.
– Я была под арестом в «Колизее».
– О, Христос!
– Нет, там не было ничего плохого.
– Вы убили девочку, – сказал Питер.
– Мы никого не убивали. Это вы убили ее, внушив ей, что ее присутствие на этом мосту очень важно, а мы все – насильники и убийцы. Вы напугали ее, и она запаниковала. Вы заставили ее прыгнуть вниз. А мы пытались спасти ее.
– Ты, чертова задница! Это вы убили ее! Ты здоровый тренированный парень, и Ты можешь излупить меня так, что из меня посыплется дерьмо, но это вы убили ее!
– Хватит визжать. Я никогда не убивал никого, кто не держал бы в руках винтовку и не пытался бы убить меня самого или моих корешей.
– Питер, все в порядке. Ты должен оставить нас одних.
– Ради Христа, Джулия!
– Ты должен оставить нас одних.
– А-а-а... Ну ладно. Но что ни говори, в любом случае, Фенн, ты счастливчик. На самом деле.
Питер повернулся и чуть ли не бегом скрылся в темноте.
– Я никогда не замечала за ним такой смелости, – заметила Джулия.
– Он влюблен в тебя без памяти.
– Он просто мой друг.
– Прости, что я не смог выбраться сюда раньше. Мы сидели взаперти по тревожному расписанию. Из-за Эми случилось столько всякого дерьма. Мне очень жаль Эми, но мы к этому никак не причастны.
– О Донни...
– Я хочу жениться на тебе. Я люблю тебя. Мне ужасно тебя не хватает.
– Тогда давай поженимся.
– А вот тут-то и есть загвоздка, – сказал Донни.
– Загвоздка?
– Да. Между прочим, я почти дезертир. Я в самоволке. Без разрешения покинул территорию части. Завтра обо мне доложат на утреннем разводе. Вероятно, со мной что-то сделают. Но я должен был увидеться с тобой.
– Донни?
– Дай-ка я расскажу тебе все по порядку.
И он рассказал ей все начиная с момента его вербовки, рассказал о том, что он делал, чтобы завязать предательскую дружбу с Кроу, о том, как он бывал на вечеринках, объяснил, почему он так странно вел себя той ночью, об операции на мосту, об аресте Кроу и наконец о том, что ему предстояло сделать завтра.
– Ради всего святого, Донни, мне так тебя жаль! Это так ужасно!
Джулия прижалась к нему, и, ощутив ее тепло, он на секунду забыл обо всех своих проблемах и снова стал Донни Фенном из округа Пима, героем футбольных матчей, на которого все глядят снизу вверх, который пробегает сорок метров за четыре и семь, выжимает, лежа, двести пятьдесят килограммов и при этом заслуженно гордится высокими результатами тестирования умственного развития и тем, что прилично относился к самым последним жабам и червякам, которые были в его школе, и никогда никого не унижал и не обижал, потому что это было недостойно его. Но тут он моргнул и вернулся в темный парк, где не было никого, кроме Джулии с ее теплом, ее ароматом, ее сладостью, и когда он выпустил ее из объятий, на него тут же снова навалились все беды и тревоги последних дней.
– Донни, разве ты не сделал для них уже достаточно? Я хочу сказать, ведь ты же был ранен, шесть месяцев пролежал в этом ужасном госпитале, потом вернулся и исполнял все, что тебе приказывали. Когда же все это кончится?
– Все кончится, когда я сниму форму. Я не ненавижу Корпус. Это не его дела. Это устроили парни из военно-морской разведки, эти суперпатриоты, у которых все вычислено и предусмотрено.
– О, Донни, как ужасно!
– Меня это не устраивает. И совершенно не нравится. Такие игры вовсе не для меня.
– А разве ты не можешь с кем-нибудь поговорить? Например, со священником, или адвокатом, или кем-нибудь еще? И вообще, разве у них есть право устраивать с тобой такие вещи?
– Ну, насколько я понимаю, это вовсе не незаконный приказ. Это приказ вполне законный. Они же не требуют от меня делать что-нибудь недопустимое, например, расстреливать детей в траншеях. Я не знаю, с кем я мог бы поговорить, кто не ответил бы мне: «Просто исполняйте свой долг».
– А если ты откажешься давать показания, то тебя снова пошлют во Вьетнам?
– В этом-то все и дело.
– О боже! – воскликнула Джулия.
Она отвернулась от Донни и отошла на два шага в сторону. За дорожкой струились воды Потомака, а за ними лежал темный берег, Вирджиния. Над головой раскинулся плотный небесный ковер, густо усеянный звездами.
– Донни, – произнесла она после долгого молчания, – есть только один ответ.
– Да, я знаю.
– Возвращайся. Сделай то, что от тебя требуют. Ты должен сделать это, чтобы спасти себя.
– Но ведь я вовсе не уверен, что он в чем-то виновен. Возможно, он не заслуживает того, чтобы его жизнь была исковеркана лишь потому, что...
– Донни, просто сделай это. Ты же сам считал, что этот Кроу никчемный человек.
– Ты права, – откликнулся Донни после продолжительной паузы. – Я вернусь, я сделаю это и покончу со всей этой гадостью. Мне остается одиннадцать месяцев и несколько дней, так что не пройдет и года, как меня отпустят и мы заживем своей жизнью. Вот и все, что для этого требуется. Это прекрасно, это замечательно. Я решил.
– Нет, ты не решил, – ответила она. – Я точно знаю, когда ты лжешь. Нет, мне ты никогда не лгал. Ты лжешь самому себе.
– Я должен с кем-нибудь поговорить. Мне необходима поддержка.
– А я для этого не гожусь?
– Если ты любишь меня, о чем я молюсь и на что надеюсь, то не можешь рассуждать беспристрастно.
– Ну ладно, тогда с кем же?
Действительно, с кем?
На самом деле ответ был только один. Не со священником или юристом из военной прокуратуры, не со взводным сержантом Кейзом, или первым сержантом, или сержант-майором, или полковником, или даже командующим Корпусом морской пехоты.
– Триг. Триг должен знать, что делать. Мы поедем к Тригу.
* * *
Питер издалека с горечью наблюдал за ними. Они обнимались, они разговаривали, потом вроде бы ссорились. Она отошла в сторону. Он последовал за нею. Питера убивало ощущение близости, существовавшей между ними. Донни олицетворял все, что он ненавидел в мире: сильный, красивый, уверенный в себе блондин, спокойно берущий то, что считает своим, и ничего не оставляющий другим.Он, не отрываясь, следил за ними, пока наконец они не направились к старому автомобилю Донни и не сели в него. Питер весь кипел от гнева, в его мозгу складывались различные козни, его переполняла энергия.
Не думая о том, что делает, он рысцой подбежал к «фольксвагену», который одолжил ему Ларри Френкель. Он включил зажигание, не дав мотору прогреться, рванул рычаг переключения скоростей и устремился следом за ними. Питер не знал, зачем он это делает, не думал, что в этом может быть какой-то смысл, но чувствовал, что не способен ни на что другое, кроме как следовать за ними.
Глава 7
Питер чуть не потерял их. Он едва успел подняться на пригорок, как увидел, что фары другого автомобиля осветили холм и грунтовую дорогу, тянувшуюся за воротами, и погасли. Сам он ехал с выключенными фарами, но в ярком лунном свете достаточно ясно видел дорогу перед собой. Он медленно подъехал к воротам, но не увидел ничего, что имело бы для него хоть какой-нибудь смысл, если не считать белого почтового ящика, на котором черными буквами была написана фамилия владельца: Уилсон. Он находился на 35-м шоссе примерно в восьми километрах к северу от Джермантауна.
Какого черта их сюда принесло? Что им известно? Что вообще происходит?
Он решил отъехать на сотню метров и немного подождать. А то ведь могло получиться и так, что, въехав туда, они без задержки отправятся обратно и столкнутся с ним на дороге. Ничего более постыдного просто нельзя было себе представить.
Поэтому Питер решил просто смотреть и ждать.
Но все же что-то там происходило.
Через двор протянулись две полосы света, и Донни с его необыкновенно острым зрением сумел разглядеть автофургон с включенными фарами, клубившиеся облака пыли и двух мужчин, которые в свете фар перетаскивали из сарая в машину какие-то тяжелые мешки.
– Кажется, это Триг, – сказал Донни. – А второго парня вижу в первый раз.
– Мы спустимся к ним?
Донни внезапно почувствовал неуверенность.
– Я не знаю, – сказал он. – Не могу понять, что за чертовщина там происходит.
– Он помогает своему другу грузить машину.
– Темной ночью?
– Ну, ведь всем известно, что он необычный парень. Конечно, он живет не по часам.
На эти слова возразить было нечего: Трига и впрямь никак нельзя было отнести к числу людей, ведущих размеренный образ жизни.
– Ладно, – решил Донни, – мы спустимся туда. Только ты держись сзади. Сначала я разберусь, что к чему. Не нужно, чтобы тебя видели, пока не выяснится, что происходит. Когда будет можно, я позову тебя, ладно? Просто мне это не слишком нравится.
– Твои слова слегка попахивают паранойей.
Так оно и было на самом деле. Какое-то ощущение опасности прямо-таки висело в воздухе, но Донни не мог понять, почему оно появилось. Возможно, это ощущение было порождено странностью всего происходившего и не имело никакого смысла. А может быть, повинна во всем усталость, навалившаяся на него после многих часов боевой готовности.
Они начали спускаться с холма, обошли дом и в конце концов оказались в тылу у грузчиков. Теперь Донни мог как следует разглядеть их. Оба работали в джинсах и хлопчатобумажных рубашках. Они наваливали на тачку неаккуратные мешки с удобрениями, подвозили к фургону и очень плотно укладывали туда. На каждом мешке можно было разглядеть надпись «Аммиачная селитра». Колесо тачки поднимало с земли клубы пыли; освещенная яркими лучами фар и желтоватым светом, выбивавшимся из раскрытой двери сарая, пыль сплошным мерцающим облаком плавала в воздухе и оседала на всем, что было поблизости, – на грузовике, на людях и на всем остальном. У Трига и у его напарника рты и носы были завязаны красными платками.
Жестом приказав Джулии отступить во тьму, Донни зашагал вперед. Пыль сразу же набилась ему в рот, в нос и в легкие, и он закашлялся. Впрочем, никто его пока что не замечал.
– Триг! – позвал он.
Услышав свое имя, Триг сразу же повернулся, но второй человек отреагировал гораздо быстрее: безошибочно повернувшись лицом к Донни, он вперил в него пристальный взгляд темных глаз. Его голову украшала пышная шапка спутавшихся белокурых волос, куда более густая, чем у Трига, он был крупным и мощным. Триг рядом со своим напарником напоминал поэта, вздумавшего водить дружбу с портовым грузчиком.
– Триг, это я, Донни. Донни Фенн. – Он нерешительно шагнул вперед.
– Донни, ради Христа, я не ожидал тебя сегодня.
– Ну, ты же приглашал меня приехать сюда.
– Да, конечно. Донни, познакомься, это Роберт Фицпатрик, мой старый друг из Оксфорда.
– Привет, – сказал Роберт. Он снял свою повязку и улыбнулся, продемонстрировав полный рот безупречных зубов; такой улыбке могли бы позавидовать многие голливудские кинозвезды. – Так это ты и есть герой войны, а? Знаешь ли, мы очень надеемся на тебя! Нам для нашего движения очень нужны такие парни. Мы остановим эту проклятую бойню и засыплем западные поля конским навозом и селитрой, если только я хоть что-нибудь понимаю в жизни. Засучи-ка рукава, мой мальчик, и присоединяйся к нам. Нам очень пригодилась бы крепкая спина. Мой распроклятый погрузчик намертво сломался, и я вдвоем с этим слабаком должен вручную таскать удобрения для разбрасывателя. Приходится заниматься этим по ночам, чтобы не так страдать от жары.
– Роберт, он семьдесят два часа торчал на боевом дежурстве, – прервал его Триг. – Ему сейчас не стоит слишком надрываться.
– Нет, я...
– К тому же мы уже почти закончили, так что не о чем беспокоиться.
– Ты так неожиданно исчез.
– А, просто еще одна демонстрация. Я совершенно выдохся. И что мы всем этим доказали? Я утратил всякое желание заниматься движением.
– Желание к тебе скоро вернется, сынок, – тепло сказал гигант Фицпатрик. – Схожу-ка я принесу пива перед последним натиском. Подожди здесь, Донни Фенн.
– Нет-нет, мне просто нужно было обсудить с Тригом одну вещь.
– О, Триг наставит тебя на путь истинный, не сомневайся. – В голосе Фицпатрика прозвучали нотки истинного веселья. – Так что я все-таки схожу и притащу что-нибудь, чтобы промочить горло. А вы, парни, пока что поболтайте.
С этими словами он повернулся и направился к дому.
– Ну, Донни, так что же случилось?
– Это насчет Кроу... Его арестовали. Нарушение Единого кодекса военной юстиции. Предполагается, что я буду свидетельствовать против него через... – Донни посмотрел на часы, – примерно через семь часов.
– Понимаю.
– Наверное, не очень. Мне поручили шпионить за ним. Это было мое задание. Вот почему я сошелся с ним. Я должен был докладывать обо всем, что он делает за пределами базы, и следить за его встречами с известными участниками пацифистских групп. Вот почему я оказался вместе с ним на вечеринке. Вот почему на следующий день пришел на вечеринку к тебе. Мне было приказано шпионить.
Триг некоторое время молча смотрел на него, а потом сделал совершенно неожиданную вещь – засмеялся.
– Так это и есть твоя великая тайна? Дружище, на самом деле? – Теперь он уже хохотал в голос. – Донни, раскинь мозгами. Ты служишь у них. Они могут поручить тебе заняться этим. Стоит им так сказать, как это становится твоей обязанностью. В Вашингтоне в последнее время все увлекаются этой игрой. Каждый следит за каждым. У каждого есть мнение, представление, идея, что все пытаются делать какие-нибудь гадости или что-то продавать. Я и думать об этом не хочу.
– Да нет, дело похуже. Им взбрело в головы, что ты входишь в руководство «Штормового подполья» и что именно ты стоишь за всеми этими событиями. Можно ли придумать что-нибудь глупее? Дескать, он снабжал тебя секретными сведениями и поэтому Майская триба смогла так унизить Корпус.
– Дружок, чтобы удивить меня, их воображения все равно не хватит!
– Так что же мне все-таки делать, Триг? Я приехал специально для того, чтобы спросить тебя об этом. Насчет Кроу. Нужно мне давать показания?
– А что произойдет, если ты откажешься?
– У них есть фотографии, на которых я курю дурь. Забавно, я уже давно не прикасаюсь к ней, а вот сейчас покурил, чтобы сойтись с ними. Меня могут послать в Портсмут. Или, что вероятнее, в 'Нам. Они вполне могут отправить меня туда при ближайшей смене состава, хотя у меня уже не хватает срока.
– Выходит, что они самые настоящие подонки, верно?
– Ну да.
– Но сейчас это нам совершенно неважно. В смысле, что это за люди. Речь не о них. Мы и так знаем, кто они такие. Дело касается тебя. Ну, тут все гораздо проще.
– Как это проще?
– Вот так. Давай свои показания. По одной-единственной причине: ты не должен позволить им убить тебя. Смертью ничего не докажешь. Кому может быть выгодна смерть Лохинвара? Кто побеждает, когда погибает Ланселот?[25]
– Триг, но я-то всего лишь простой парень.
– Не опускай руки. Обязательно кто-то выступит с другой стороны и расскажет, как все происходило на самом деле.
– Но, – повторил Донни, – но я лишь простой парень.
Окружающие постоянно убеждали Донни в том, что он представляет собой нечто большее, чем казалось ему самому, что он является в чем-то исключительной личностью. Сам он никогда не мог в это поверить. Причиной такого мнения было только то, что ему посчастливилось уродиться красивым, но в глубине души он был таким же напуганным, таким же бестолковым простофилей, каких двенадцать на дюжину, что бы там ни говорил Триг.
– Я не знаю, – неуверенно протянул Донни. – Все-таки виноват он или нет? Это много значит.
– Это ничего не значит. А значение имеет только одно, кого отдать: либо тебя, либо его. Вот проблема, которую тебе необходимо разрешить. Ты или он! Я голосую против него. При любой погоде я голосую против него.
– Но все-таки виновен он или нет?
– Я больше не вхожу во внутренний круг. Я нечто вроде странствующего посла. Так что не могу точно сказать.
– О, ты должен знать. Должен. Виновен он или нет?
Триг помолчал.
– Ладно, – сказал он после продолжительной паузы. – Мне очень хотелось соврать тебе. Но, черт возьми, нет, он не виновен. У тех, кто сидит на самом верху, имеется какой-то совершенно сверхъестественный источник информации, но до меня доходят только отдельные обрывки сведений. Нет, я не думаю, что это Кроу. Но говорю тебе чистую правду: это не имеет значения. Ты должен позволить угробить его и продолжать свою жизнь. Пусть даже он не виновен в том, в чем его обвиняют; за ним множество всяких других серьезных грехов.
Какого черта их сюда принесло? Что им известно? Что вообще происходит?
Он решил отъехать на сотню метров и немного подождать. А то ведь могло получиться и так, что, въехав туда, они без задержки отправятся обратно и столкнутся с ним на дороге. Ничего более постыдного просто нельзя было себе представить.
Поэтому Питер решил просто смотреть и ждать.
* * *
Поднявшись на вершину холма, они выключили мотор. Внизу лежала ферма непонятной специализации: дом неописуемого вида, двор, сараи. Можно было разглядеть валяющиеся газовые баллоны и ржавеющие остовы тракторов, но не было никаких признаков присутствия животных. Ферма больше всего походила на заброшенное поселение из Даст-Боул.[24]Но все же что-то там происходило.
Через двор протянулись две полосы света, и Донни с его необыкновенно острым зрением сумел разглядеть автофургон с включенными фарами, клубившиеся облака пыли и двух мужчин, которые в свете фар перетаскивали из сарая в машину какие-то тяжелые мешки.
– Кажется, это Триг, – сказал Донни. – А второго парня вижу в первый раз.
– Мы спустимся к ним?
Донни внезапно почувствовал неуверенность.
– Я не знаю, – сказал он. – Не могу понять, что за чертовщина там происходит.
– Он помогает своему другу грузить машину.
– Темной ночью?
– Ну, ведь всем известно, что он необычный парень. Конечно, он живет не по часам.
На эти слова возразить было нечего: Трига и впрямь никак нельзя было отнести к числу людей, ведущих размеренный образ жизни.
– Ладно, – решил Донни, – мы спустимся туда. Только ты держись сзади. Сначала я разберусь, что к чему. Не нужно, чтобы тебя видели, пока не выяснится, что происходит. Когда будет можно, я позову тебя, ладно? Просто мне это не слишком нравится.
– Твои слова слегка попахивают паранойей.
Так оно и было на самом деле. Какое-то ощущение опасности прямо-таки висело в воздухе, но Донни не мог понять, почему оно появилось. Возможно, это ощущение было порождено странностью всего происходившего и не имело никакого смысла. А может быть, повинна во всем усталость, навалившаяся на него после многих часов боевой готовности.
Они начали спускаться с холма, обошли дом и в конце концов оказались в тылу у грузчиков. Теперь Донни мог как следует разглядеть их. Оба работали в джинсах и хлопчатобумажных рубашках. Они наваливали на тачку неаккуратные мешки с удобрениями, подвозили к фургону и очень плотно укладывали туда. На каждом мешке можно было разглядеть надпись «Аммиачная селитра». Колесо тачки поднимало с земли клубы пыли; освещенная яркими лучами фар и желтоватым светом, выбивавшимся из раскрытой двери сарая, пыль сплошным мерцающим облаком плавала в воздухе и оседала на всем, что было поблизости, – на грузовике, на людях и на всем остальном. У Трига и у его напарника рты и носы были завязаны красными платками.
Жестом приказав Джулии отступить во тьму, Донни зашагал вперед. Пыль сразу же набилась ему в рот, в нос и в легкие, и он закашлялся. Впрочем, никто его пока что не замечал.
– Триг! – позвал он.
Услышав свое имя, Триг сразу же повернулся, но второй человек отреагировал гораздо быстрее: безошибочно повернувшись лицом к Донни, он вперил в него пристальный взгляд темных глаз. Его голову украшала пышная шапка спутавшихся белокурых волос, куда более густая, чем у Трига, он был крупным и мощным. Триг рядом со своим напарником напоминал поэта, вздумавшего водить дружбу с портовым грузчиком.
– Триг, это я, Донни. Донни Фенн. – Он нерешительно шагнул вперед.
– Донни, ради Христа, я не ожидал тебя сегодня.
– Ну, ты же приглашал меня приехать сюда.
– Да, конечно. Донни, познакомься, это Роберт Фицпатрик, мой старый друг из Оксфорда.
– Привет, – сказал Роберт. Он снял свою повязку и улыбнулся, продемонстрировав полный рот безупречных зубов; такой улыбке могли бы позавидовать многие голливудские кинозвезды. – Так это ты и есть герой войны, а? Знаешь ли, мы очень надеемся на тебя! Нам для нашего движения очень нужны такие парни. Мы остановим эту проклятую бойню и засыплем западные поля конским навозом и селитрой, если только я хоть что-нибудь понимаю в жизни. Засучи-ка рукава, мой мальчик, и присоединяйся к нам. Нам очень пригодилась бы крепкая спина. Мой распроклятый погрузчик намертво сломался, и я вдвоем с этим слабаком должен вручную таскать удобрения для разбрасывателя. Приходится заниматься этим по ночам, чтобы не так страдать от жары.
– Роберт, он семьдесят два часа торчал на боевом дежурстве, – прервал его Триг. – Ему сейчас не стоит слишком надрываться.
– Нет, я...
– К тому же мы уже почти закончили, так что не о чем беспокоиться.
– Ты так неожиданно исчез.
– А, просто еще одна демонстрация. Я совершенно выдохся. И что мы всем этим доказали? Я утратил всякое желание заниматься движением.
– Желание к тебе скоро вернется, сынок, – тепло сказал гигант Фицпатрик. – Схожу-ка я принесу пива перед последним натиском. Подожди здесь, Донни Фенн.
– Нет-нет, мне просто нужно было обсудить с Тригом одну вещь.
– О, Триг наставит тебя на путь истинный, не сомневайся. – В голосе Фицпатрика прозвучали нотки истинного веселья. – Так что я все-таки схожу и притащу что-нибудь, чтобы промочить горло. А вы, парни, пока что поболтайте.
С этими словами он повернулся и направился к дому.
– Ну, Донни, так что же случилось?
– Это насчет Кроу... Его арестовали. Нарушение Единого кодекса военной юстиции. Предполагается, что я буду свидетельствовать против него через... – Донни посмотрел на часы, – примерно через семь часов.
– Понимаю.
– Наверное, не очень. Мне поручили шпионить за ним. Это было мое задание. Вот почему я сошелся с ним. Я должен был докладывать обо всем, что он делает за пределами базы, и следить за его встречами с известными участниками пацифистских групп. Вот почему я оказался вместе с ним на вечеринке. Вот почему на следующий день пришел на вечеринку к тебе. Мне было приказано шпионить.
Триг некоторое время молча смотрел на него, а потом сделал совершенно неожиданную вещь – засмеялся.
– Так это и есть твоя великая тайна? Дружище, на самом деле? – Теперь он уже хохотал в голос. – Донни, раскинь мозгами. Ты служишь у них. Они могут поручить тебе заняться этим. Стоит им так сказать, как это становится твоей обязанностью. В Вашингтоне в последнее время все увлекаются этой игрой. Каждый следит за каждым. У каждого есть мнение, представление, идея, что все пытаются делать какие-нибудь гадости или что-то продавать. Я и думать об этом не хочу.
– Да нет, дело похуже. Им взбрело в головы, что ты входишь в руководство «Штормового подполья» и что именно ты стоишь за всеми этими событиями. Можно ли придумать что-нибудь глупее? Дескать, он снабжал тебя секретными сведениями и поэтому Майская триба смогла так унизить Корпус.
– Дружок, чтобы удивить меня, их воображения все равно не хватит!
– Так что же мне все-таки делать, Триг? Я приехал специально для того, чтобы спросить тебя об этом. Насчет Кроу. Нужно мне давать показания?
– А что произойдет, если ты откажешься?
– У них есть фотографии, на которых я курю дурь. Забавно, я уже давно не прикасаюсь к ней, а вот сейчас покурил, чтобы сойтись с ними. Меня могут послать в Портсмут. Или, что вероятнее, в 'Нам. Они вполне могут отправить меня туда при ближайшей смене состава, хотя у меня уже не хватает срока.
– Выходит, что они самые настоящие подонки, верно?
– Ну да.
– Но сейчас это нам совершенно неважно. В смысле, что это за люди. Речь не о них. Мы и так знаем, кто они такие. Дело касается тебя. Ну, тут все гораздо проще.
– Как это проще?
– Вот так. Давай свои показания. По одной-единственной причине: ты не должен позволить им убить тебя. Смертью ничего не докажешь. Кому может быть выгодна смерть Лохинвара? Кто побеждает, когда погибает Ланселот?[25]
– Триг, но я-то всего лишь простой парень.
– Не опускай руки. Обязательно кто-то выступит с другой стороны и расскажет, как все происходило на самом деле.
– Но, – повторил Донни, – но я лишь простой парень.
Окружающие постоянно убеждали Донни в том, что он представляет собой нечто большее, чем казалось ему самому, что он является в чем-то исключительной личностью. Сам он никогда не мог в это поверить. Причиной такого мнения было только то, что ему посчастливилось уродиться красивым, но в глубине души он был таким же напуганным, таким же бестолковым простофилей, каких двенадцать на дюжину, что бы там ни говорил Триг.
– Я не знаю, – неуверенно протянул Донни. – Все-таки виноват он или нет? Это много значит.
– Это ничего не значит. А значение имеет только одно, кого отдать: либо тебя, либо его. Вот проблема, которую тебе необходимо разрешить. Ты или он! Я голосую против него. При любой погоде я голосую против него.
– Но все-таки виновен он или нет?
– Я больше не вхожу во внутренний круг. Я нечто вроде странствующего посла. Так что не могу точно сказать.
– О, ты должен знать. Должен. Виновен он или нет?
Триг помолчал.
– Ладно, – сказал он после продолжительной паузы. – Мне очень хотелось соврать тебе. Но, черт возьми, нет, он не виновен. У тех, кто сидит на самом верху, имеется какой-то совершенно сверхъестественный источник информации, но до меня доходят только отдельные обрывки сведений. Нет, я не думаю, что это Кроу. Но говорю тебе чистую правду: это не имеет значения. Ты должен позволить угробить его и продолжать свою жизнь. Пусть даже он не виновен в том, в чем его обвиняют; за ним множество всяких других серьезных грехов.