Страница:
Через несколько дней он подтвердил свой положительный ответ.
В конце 1959 года я сформировал особую оперативную группу, которая должна была наблюдать за семьей Эйхмана и семьей его жены. Возглавлял группу Эзра Эшет, который в то время находился в командировке в Европе. Эзра бежал в Израиль в 1949 году после того, как столкнулся с фашистским режимом Румынии.
Группе Эзры надлежало выяснить, как, когда и куда исчезла Вера Эйхман-Либель и ее дети после войны. Для этого и требовалось наблюдение за семьей Веры, которая могла получать письма от дочери. Подобное же задание поручили Эшету, только объектом его внимания был старик Эйхман, который, несмотря на свои восемьдесят два года, продолжал управлять фирмой по продаже электропринадлежностей в Линце. Необходимо было следить и за перепиской четырех братьев Эйхмана.
Эта работа была не из легких: помимо многих технических сложностей требовалась предельная осторожность. Если семья почувствует опасность, угрожающую Адольфу, она немедленно известит его.
Но в успехе я не сомневался, поэтому начал разрабатывать детальный план всей операции.
Аргентину, далекую и незнакомую, отделяли от Израиля 15 000 километров. Они-то и осложняли задачу. Ясно, что придется снарядить оперативную группу, но управлять ею на таком расстоянии – дело сложное. Самая же трудная часть операции – переправить Эйхмана из Аргентины в Израиль через многие промежуточные пункты, да еще в условиях секретности.
Израильские самолеты не летали в ту часть света. Одно время намеревались открыть воздушную линию в Южную Америку, но эту мысль пришлось оставить по техническим и экономическим причинам. Нам же требовался большой пассажирский самолет. Но как его арендовать, не привлекая всеобщего внимания?
Я решил посоветоваться с Ашером Кедемом, возглавлявшим в ту пору отдел в одной из авиакомпаний. Мы были знакомы много лет, и мне не пришлось тратить время на долгие годы объяснения.
– Можно ли, в принципе, послать самолет в Буэнос-Айрес? – спросил я.
Мой собеседник сразу смекнул, что я вовсе не руководствуюсь намерением открыть новую линию для его компании, и не стал задавать вопросы.
– Полагаю, можно организовать полет, – сказал он. – Точно смогу ответить только после переговоров с одним из директоров, например с Тадмором.
Мы условились, что мой друг побеседует пока только с Тадмором и больше ни с кем в авиакомпании. Неделю спустя я узнал результаты переговоров.
– Тадмор сказал, что если просишь ты, то надо начинать готовить полет уже сейчас. С точки зрения технической уже говорю уверенно: препятствий нет. Самолет типа «Британия» с двумя экипажами может отправиться в Буэнос-Айрес и вернуться, сделав две промежуточные посадки в Дакаре и Ресифе.
– А как, по мнению Тадмора, лучше объяснить столь неожиданный полет?
– Наша компания уже интересовалась возможностью открыть линию в Южную Америку. Можно рассматривать полет как пробный рейс.
– С меня пока достаточно. Наверно, излишне говорить, что мой интерес – тайна?
– Само собой. Но все же примерную дату ты назовешь?
– Пока нет. Когда наступит время, приду к тебе. Был декабрь 1959 года.
7. Эпидемия свастик
8. Подарок ко дню рождения
В конце 1959 года я сформировал особую оперативную группу, которая должна была наблюдать за семьей Эйхмана и семьей его жены. Возглавлял группу Эзра Эшет, который в то время находился в командировке в Европе. Эзра бежал в Израиль в 1949 году после того, как столкнулся с фашистским режимом Румынии.
Группе Эзры надлежало выяснить, как, когда и куда исчезла Вера Эйхман-Либель и ее дети после войны. Для этого и требовалось наблюдение за семьей Веры, которая могла получать письма от дочери. Подобное же задание поручили Эшету, только объектом его внимания был старик Эйхман, который, несмотря на свои восемьдесят два года, продолжал управлять фирмой по продаже электропринадлежностей в Линце. Необходимо было следить и за перепиской четырех братьев Эйхмана.
Эта работа была не из легких: помимо многих технических сложностей требовалась предельная осторожность. Если семья почувствует опасность, угрожающую Адольфу, она немедленно известит его.
Но в успехе я не сомневался, поэтому начал разрабатывать детальный план всей операции.
Аргентину, далекую и незнакомую, отделяли от Израиля 15 000 километров. Они-то и осложняли задачу. Ясно, что придется снарядить оперативную группу, но управлять ею на таком расстоянии – дело сложное. Самая же трудная часть операции – переправить Эйхмана из Аргентины в Израиль через многие промежуточные пункты, да еще в условиях секретности.
Израильские самолеты не летали в ту часть света. Одно время намеревались открыть воздушную линию в Южную Америку, но эту мысль пришлось оставить по техническим и экономическим причинам. Нам же требовался большой пассажирский самолет. Но как его арендовать, не привлекая всеобщего внимания?
Я решил посоветоваться с Ашером Кедемом, возглавлявшим в ту пору отдел в одной из авиакомпаний. Мы были знакомы много лет, и мне не пришлось тратить время на долгие годы объяснения.
– Можно ли, в принципе, послать самолет в Буэнос-Айрес? – спросил я.
Мой собеседник сразу смекнул, что я вовсе не руководствуюсь намерением открыть новую линию для его компании, и не стал задавать вопросы.
– Полагаю, можно организовать полет, – сказал он. – Точно смогу ответить только после переговоров с одним из директоров, например с Тадмором.
Мы условились, что мой друг побеседует пока только с Тадмором и больше ни с кем в авиакомпании. Неделю спустя я узнал результаты переговоров.
– Тадмор сказал, что если просишь ты, то надо начинать готовить полет уже сейчас. С точки зрения технической уже говорю уверенно: препятствий нет. Самолет типа «Британия» с двумя экипажами может отправиться в Буэнос-Айрес и вернуться, сделав две промежуточные посадки в Дакаре и Ресифе.
– А как, по мнению Тадмора, лучше объяснить столь неожиданный полет?
– Наша компания уже интересовалась возможностью открыть линию в Южную Америку. Можно рассматривать полет как пробный рейс.
– С меня пока достаточно. Наверно, излишне говорить, что мой интерес – тайна?
– Само собой. Но все же примерную дату ты назовешь?
– Пока нет. Когда наступит время, приду к тебе. Был декабрь 1959 года.
7. Эпидемия свастик
Не успели стихнуть последние слухи об Эйхмане в Кувейте, как в Западной Германии вспыхнула и перекинулась во многие страны мира эпидемия антисемитизма. Внезапно в разных частях света вылезли страшилища ненависти, как будто только и ждали сигнала. Ничего подобного не было с окончания второй мировой войны, когда остановились фабрики смерти в Освенциме и других лагерях.
На рассвете 26 декабря 1959 года неизвестные намалевали свастику и антисемитские лозунги на стенах новой синагоги в Кельне. Полиции удалось задержать двух молодых людей, членов «Германской имперской партии» – неофашистской организации в ФРГ. На квартире одного из арестованных нашли нацистские книги и флаги.
Муниципалитет Кельна послал рабочих, которые стерли свастику со стен синагоги, а городские власти и правительство в Бонне резко осудили антисемитскую вылазку. Но этим грязное дело не ограничилось. В десяти немецких городах были опоганены еврейские кладбища и синагоги, на многих жилых домах намалеваны свастики и антисемитские лозунги. Вскоре волна достигла Англии: на витринах еврейских магазинов в Манчестере и на фасаде синагоги в Кенсингтоне появились свастики и надписи по-немецки: «Жиды – вон!» Следующими объектами надругательств стали англиканская церковь вблизи Лондона, здание редакции одной из газет и клуб консерваторов в Болтоне (северо-запад Англии). Спустя несколько дней свастиками осквернили стены синагог в Антверпене и Вене.
В Нью-Йорке свастики появились на витрине еврейского мясного магазина вместе со словами «вонючие евреи!».
В Германии город за городом становились местом разгула хулиганов, учинивших даже несколько демонстраций под антисемитскими лозунгами.
В Лондоне испачкали фасады трех еврейских учреждений, и какой-то аноним от имени «Братинского нацистского комитета» по телефону угрожал расправой одному из руководителей британских еврейских организаций. В Мельбурне на стенах одного дома появилась надпись: «Задушим жидов газом!» На еврейском кладбище в Сантьяго (Чили) кто-то поднял нацистский флаг. В Дурбине и Питермарицбурге, в Южной Африке, неизвестные раздавали прохожим листовки, призывавшие покончить с евреями. В Копенгагене во многих почтовых ящиках находили открытки с похожим требованием. «Гитлер вернется!» – гласили надписи на стенах Западного Берлина.
Эта ненависть, охватившая так много стран, возмутила израильскую общественность. Правда, правительства стран, пораженных эпидемией, выразили негодование актами вандализма и выставили усиленную охрану у еврейских учреждений, но, казалось, что действуют они вяло и особенно не стремятся пресечь распоясавшееся отребье.
Наша пресса предположила, что существует какой-то международный центр, который направляет и планирует акты антисемитизма. Иностранные газеты считали, что команды попадают не из Германии, а из Каира, где устроился нацист фон Ларе. Он инициирует антисемитскую пропаганду. А некоторые журналисты писали о центре в Мальме, в Швеции, которым руководит доктор Пер Энгадель, основатель «Европейского социалистского движения».
Тем временем инциденты не прекращались. Каждый день происходили новые антисемитские выходки в Голландии, в Париже и Бордо, в Испании, в Йоханнесбурге, Британской Колумбии, Мексике, Сан-Пауло, Филадельфии, Вашингтоне. Причем акции становились все опаснее. В Поджии (Италия) в зал, где демонстрировался антинацистский фильм, бросили гранаты со слезоточивым газом; в доме израильского почетного консула в Эквадоре обнаружили зажигательную бомбу; письма с угрозами получил доктор Эрвин Шило, глава Центра по расследованию преступлений нацистов в Людвигсбурге; и Нью-Йорке на еврейском кладбище осквернили сто памятников; автомашины, принадлежавшие евреям, были повреждены в Буэнос-Айресе и его пригородах.
В конце концов в этих сообщениях промелькнуло и имя Эйхмана. Одна из газет писала: «Еврейский конгресс убежден, что беглые нацистские руководители, такие, как Адольф Эйхман, которые переправили за рубежи Германии большие суммы денег, поддерживают постоянную связь с антисемитским центром в Мальме и финансируют его деятельность».
20 января, выступая в кнессете по поводу волны антисемитизма, глава правительства Израиля сказал: «Мы поручили одной из наших служб, располагающей средствами, выяснить, существует ли международный центр, который организовал эти акции внезапно и разом в двадцати пяти странах на трех материках. Я не могу обещать заранее, что названной службе удастся вскрыть корень зла, но усилия к этому прилагаются».
Это задание не противоречило нашим усилиям по розыску Эйхмана. Как раз наоборот: новый всплеск нацизма придавал нашей миссии особое значение. Что ж, суд над Эйхманом будет достойным ответом на попытки оживить нацизм.
Наш «муравьиный труд» продолжается. Документ за документом, проверка за проверкой приближали нас к цели.
Гад Армон, заканчивавший службу в Европе, согласился продлить командировку и помочь Эзре Эшету в его расследовании. В течение нескольких недель то в Германии, то в Австрии Армон наблюдал за семьями Эйхманов и Либелей и натолкнулся на несокрушимую стену молчания тех и других, их друзей и соседей.
Все попытки выудить что-то у братьев Эйхмана провалились. К ним подсылали людей с прекрасными «легендами», не вызывающими подозрений. Но все, что касалось Адольфа Эйхмана, его жены и сыновей, категорически не обсуждалось ни одним из членов семьи Эйхманов и Либелей. Один из людей Эшета, выдавая себя за торгового агента, сумел даже познакомиться с матерью Веры Эйхман. Он провел в маленькой деревне, где жила старая Либель, десять дней, но стена молчания была непробиваемой. Вывод напрашивался сам собой.
Проверка корреспонденции фрау Либель также дала нулевой результат. Реувен Харпаз, офицер безопасности при нашей миссии по репарациям в Германии, получил в середине января 1960 года задание от Гилеля Анкора связаться с доктором Бауэром во Франкфурте, чтобы сфотографировать для нас несколько документов. Харпаз созвонился с прокурором и получил приглашение приехать в тот же день.
Харпаз взял с собой одного израильского студента, опытного фотографа. Возле здания прокуратуры их встретил шофер-немец, возивший Бауэра, и провел гостей в канцелярию. Бауэр заметно волновался. Он достал из сейфа пачку бумаг и оставался в комнате все время, пока Харпаз и студент фотографировали. Примерно через две недели Харпаз переслал снимки в Тель-Авив и получил от Анкора письмо с просьбой еще раз побеспокоить доктора Бауэра, чтобы задать ему несколько вопросов об Эйхмане. Встреча и на сей раз состоялась в здании прокуратуры. Когда Харпаз спросил, насколько надежен второй источник информации генерального прокурора, Бауэр рассердился и сказал, что задавать такие вопросы может только тот, кто ничего не понимает в деле. Он разгорячился и не заметил, как повысил голос.
Харпаз обиделся и сказал, что на него уже достаточно кричали по-немецки в прошлом. Бауэр смутился и попросил пояснить. Тогда Харпаз рассказал ему о своей жизни в Польше во время немецкой оккупации.
Прокурор молча выслушал Харпаза и, видимо, желая сгладить неприятное впечатление от разговора, пригласил его на обед. Во время обеда он поделился с Харпазом своими глубокими впечатлениями о последнем визите в Израиль. Рассказал и о том, что решился поручить слежку за Эйхманом израильским службам, ибо другие провалят дело. Добавил, что документы с делами нацистских преступников, бывало, исчезали из его бюро.
Наше «эйхмановское» досье распухало. Мы включили в него не только документы, полученные от Бауэра, и те, которыми располагали раньше, но и новые, найденные в архивах различных ведомств. Мы тщательно записывали любые сведения, которые помогли бы опознать Эйхмана и членов его семьи. Всю эту работу приходилось делать с величайшей осторожностью, чтобы никто из посторонних не понял интереса государственной службы.
В конце февраля Иосеф Кенет был уже готов ехать в Аргентину. Мы составили для него убедительную «легенду» – для зарубежных стран и для дома: даже его жена и дети не должны были знать, куда и зачем он едет. Дома Иосеф рассказал, что его посылают выяснить, откуда берется волна антисемитизма, захлестывающая многие страны, в том числе Южную Америку. Кенет взял с собой рекомендательные письма многих израильтян к их родственникам в Южной Америке, чтобы там сформировать группу доверенных лиц.
Кенету предстояло решить две задачи: найти Рикардо Клемента и установить – он ли Адольф Эйхман. После того, как он выполнит свою часть операции, настанет черед других: поимка Эйхмана и доставка его в Израиль. Поэтому он должен был соблюдать крайнюю осторожность, чтобы не спугнуть преступника. Мы также решили, что по дороге в Аргентину Кенет побывает у доктора Бауэра и узнает новости по нашему делу.
Тем временем Харпаз докладывал из Германии, что доктор Бауэр начинает проявлять признаки нетерпения: прошли недели с тех пор, как он передал нам секретную информацию, а мы еще не сообщили о каких-либо конкретных шагах. Поэтому Харпаз обрадовался, что наконец-то сможет сообщить гессенскому прокурору о приезде особого посланца.
В конце февраля 1960 года Кенет направился в Кельн. Вместе с Харпазом они приехали во Франкфурт, а так как дело было в воскресенье, когда учреждения закрыты, они пошли к Бауэру домой. Прокурор жил в скромной трехкомнатной квартире. Его кабинет ломился от книг, поэтому хозяину пришлось снять несколько стопок с кресел, чтобы усадить гостей.
Мужчины беседовали три часа, откровенно и дружелюбно. Кенет, согласно инструкции, сказал Бауэру, что едет в Аргентину искать Клемента и пытаться установить его личность. Он просил Бауэра открыть его новый источник информации. Однако прокурор ответил, что это невозможно да и не принесет пользы: информации вполне достаточно, чтобы начать действовать и добиться результатов.
На рассвете 26 декабря 1959 года неизвестные намалевали свастику и антисемитские лозунги на стенах новой синагоги в Кельне. Полиции удалось задержать двух молодых людей, членов «Германской имперской партии» – неофашистской организации в ФРГ. На квартире одного из арестованных нашли нацистские книги и флаги.
Муниципалитет Кельна послал рабочих, которые стерли свастику со стен синагоги, а городские власти и правительство в Бонне резко осудили антисемитскую вылазку. Но этим грязное дело не ограничилось. В десяти немецких городах были опоганены еврейские кладбища и синагоги, на многих жилых домах намалеваны свастики и антисемитские лозунги. Вскоре волна достигла Англии: на витринах еврейских магазинов в Манчестере и на фасаде синагоги в Кенсингтоне появились свастики и надписи по-немецки: «Жиды – вон!» Следующими объектами надругательств стали англиканская церковь вблизи Лондона, здание редакции одной из газет и клуб консерваторов в Болтоне (северо-запад Англии). Спустя несколько дней свастиками осквернили стены синагог в Антверпене и Вене.
В Нью-Йорке свастики появились на витрине еврейского мясного магазина вместе со словами «вонючие евреи!».
В Германии город за городом становились местом разгула хулиганов, учинивших даже несколько демонстраций под антисемитскими лозунгами.
В Лондоне испачкали фасады трех еврейских учреждений, и какой-то аноним от имени «Братинского нацистского комитета» по телефону угрожал расправой одному из руководителей британских еврейских организаций. В Мельбурне на стенах одного дома появилась надпись: «Задушим жидов газом!» На еврейском кладбище в Сантьяго (Чили) кто-то поднял нацистский флаг. В Дурбине и Питермарицбурге, в Южной Африке, неизвестные раздавали прохожим листовки, призывавшие покончить с евреями. В Копенгагене во многих почтовых ящиках находили открытки с похожим требованием. «Гитлер вернется!» – гласили надписи на стенах Западного Берлина.
Эта ненависть, охватившая так много стран, возмутила израильскую общественность. Правда, правительства стран, пораженных эпидемией, выразили негодование актами вандализма и выставили усиленную охрану у еврейских учреждений, но, казалось, что действуют они вяло и особенно не стремятся пресечь распоясавшееся отребье.
Наша пресса предположила, что существует какой-то международный центр, который направляет и планирует акты антисемитизма. Иностранные газеты считали, что команды попадают не из Германии, а из Каира, где устроился нацист фон Ларе. Он инициирует антисемитскую пропаганду. А некоторые журналисты писали о центре в Мальме, в Швеции, которым руководит доктор Пер Энгадель, основатель «Европейского социалистского движения».
Тем временем инциденты не прекращались. Каждый день происходили новые антисемитские выходки в Голландии, в Париже и Бордо, в Испании, в Йоханнесбурге, Британской Колумбии, Мексике, Сан-Пауло, Филадельфии, Вашингтоне. Причем акции становились все опаснее. В Поджии (Италия) в зал, где демонстрировался антинацистский фильм, бросили гранаты со слезоточивым газом; в доме израильского почетного консула в Эквадоре обнаружили зажигательную бомбу; письма с угрозами получил доктор Эрвин Шило, глава Центра по расследованию преступлений нацистов в Людвигсбурге; и Нью-Йорке на еврейском кладбище осквернили сто памятников; автомашины, принадлежавшие евреям, были повреждены в Буэнос-Айресе и его пригородах.
В конце концов в этих сообщениях промелькнуло и имя Эйхмана. Одна из газет писала: «Еврейский конгресс убежден, что беглые нацистские руководители, такие, как Адольф Эйхман, которые переправили за рубежи Германии большие суммы денег, поддерживают постоянную связь с антисемитским центром в Мальме и финансируют его деятельность».
20 января, выступая в кнессете по поводу волны антисемитизма, глава правительства Израиля сказал: «Мы поручили одной из наших служб, располагающей средствами, выяснить, существует ли международный центр, который организовал эти акции внезапно и разом в двадцати пяти странах на трех материках. Я не могу обещать заранее, что названной службе удастся вскрыть корень зла, но усилия к этому прилагаются».
Это задание не противоречило нашим усилиям по розыску Эйхмана. Как раз наоборот: новый всплеск нацизма придавал нашей миссии особое значение. Что ж, суд над Эйхманом будет достойным ответом на попытки оживить нацизм.
Наш «муравьиный труд» продолжается. Документ за документом, проверка за проверкой приближали нас к цели.
Гад Армон, заканчивавший службу в Европе, согласился продлить командировку и помочь Эзре Эшету в его расследовании. В течение нескольких недель то в Германии, то в Австрии Армон наблюдал за семьями Эйхманов и Либелей и натолкнулся на несокрушимую стену молчания тех и других, их друзей и соседей.
Все попытки выудить что-то у братьев Эйхмана провалились. К ним подсылали людей с прекрасными «легендами», не вызывающими подозрений. Но все, что касалось Адольфа Эйхмана, его жены и сыновей, категорически не обсуждалось ни одним из членов семьи Эйхманов и Либелей. Один из людей Эшета, выдавая себя за торгового агента, сумел даже познакомиться с матерью Веры Эйхман. Он провел в маленькой деревне, где жила старая Либель, десять дней, но стена молчания была непробиваемой. Вывод напрашивался сам собой.
Проверка корреспонденции фрау Либель также дала нулевой результат. Реувен Харпаз, офицер безопасности при нашей миссии по репарациям в Германии, получил в середине января 1960 года задание от Гилеля Анкора связаться с доктором Бауэром во Франкфурте, чтобы сфотографировать для нас несколько документов. Харпаз созвонился с прокурором и получил приглашение приехать в тот же день.
Харпаз взял с собой одного израильского студента, опытного фотографа. Возле здания прокуратуры их встретил шофер-немец, возивший Бауэра, и провел гостей в канцелярию. Бауэр заметно волновался. Он достал из сейфа пачку бумаг и оставался в комнате все время, пока Харпаз и студент фотографировали. Примерно через две недели Харпаз переслал снимки в Тель-Авив и получил от Анкора письмо с просьбой еще раз побеспокоить доктора Бауэра, чтобы задать ему несколько вопросов об Эйхмане. Встреча и на сей раз состоялась в здании прокуратуры. Когда Харпаз спросил, насколько надежен второй источник информации генерального прокурора, Бауэр рассердился и сказал, что задавать такие вопросы может только тот, кто ничего не понимает в деле. Он разгорячился и не заметил, как повысил голос.
Харпаз обиделся и сказал, что на него уже достаточно кричали по-немецки в прошлом. Бауэр смутился и попросил пояснить. Тогда Харпаз рассказал ему о своей жизни в Польше во время немецкой оккупации.
Прокурор молча выслушал Харпаза и, видимо, желая сгладить неприятное впечатление от разговора, пригласил его на обед. Во время обеда он поделился с Харпазом своими глубокими впечатлениями о последнем визите в Израиль. Рассказал и о том, что решился поручить слежку за Эйхманом израильским службам, ибо другие провалят дело. Добавил, что документы с делами нацистских преступников, бывало, исчезали из его бюро.
Наше «эйхмановское» досье распухало. Мы включили в него не только документы, полученные от Бауэра, и те, которыми располагали раньше, но и новые, найденные в архивах различных ведомств. Мы тщательно записывали любые сведения, которые помогли бы опознать Эйхмана и членов его семьи. Всю эту работу приходилось делать с величайшей осторожностью, чтобы никто из посторонних не понял интереса государственной службы.
В конце февраля Иосеф Кенет был уже готов ехать в Аргентину. Мы составили для него убедительную «легенду» – для зарубежных стран и для дома: даже его жена и дети не должны были знать, куда и зачем он едет. Дома Иосеф рассказал, что его посылают выяснить, откуда берется волна антисемитизма, захлестывающая многие страны, в том числе Южную Америку. Кенет взял с собой рекомендательные письма многих израильтян к их родственникам в Южной Америке, чтобы там сформировать группу доверенных лиц.
Кенету предстояло решить две задачи: найти Рикардо Клемента и установить – он ли Адольф Эйхман. После того, как он выполнит свою часть операции, настанет черед других: поимка Эйхмана и доставка его в Израиль. Поэтому он должен был соблюдать крайнюю осторожность, чтобы не спугнуть преступника. Мы также решили, что по дороге в Аргентину Кенет побывает у доктора Бауэра и узнает новости по нашему делу.
Тем временем Харпаз докладывал из Германии, что доктор Бауэр начинает проявлять признаки нетерпения: прошли недели с тех пор, как он передал нам секретную информацию, а мы еще не сообщили о каких-либо конкретных шагах. Поэтому Харпаз обрадовался, что наконец-то сможет сообщить гессенскому прокурору о приезде особого посланца.
В конце февраля 1960 года Кенет направился в Кельн. Вместе с Харпазом они приехали во Франкфурт, а так как дело было в воскресенье, когда учреждения закрыты, они пошли к Бауэру домой. Прокурор жил в скромной трехкомнатной квартире. Его кабинет ломился от книг, поэтому хозяину пришлось снять несколько стопок с кресел, чтобы усадить гостей.
Мужчины беседовали три часа, откровенно и дружелюбно. Кенет, согласно инструкции, сказал Бауэру, что едет в Аргентину искать Клемента и пытаться установить его личность. Он просил Бауэра открыть его новый источник информации. Однако прокурор ответил, что это невозможно да и не принесет пользы: информации вполне достаточно, чтобы начать действовать и добиться результатов.
8. Подарок ко дню рождения
По дороге из Европы в Аргентину Кенет задержался в двух странах Южной Америки, чтобы встретиться с четырьмя добровольцами – местными жителями, вызвавшимися помочь нам. Все четверо свободно владели испанским языком и хорошо знали Аргентину и Буэнос-Айрес, так как частенько наведывались туда по делам.
Среди добровольных помощников Кенета была семейная чета: Давид Корнфельд – молодой преуспевающий архитектор и его жена Эда – психолог и лингвист. Кроме того – адвокат Лобинский, человек средних лет с широкими связями во всей Южной Америке. Четвертым был студент по имени Примо. Он учился на втором курсе инженерного факультета.
Кенет договорился с ним о встрече в аргентинской столице. По совету Кенета все четверо обзавелись удостоверениями личности с вымышленными именами.
Сам же он прибыл в Буэнос-Айрес вечером 29 февраля 1960 года и направился в гостиницу, где для него уже был забронирован номер. В номере он нашел телефонную книгу города и окрестностей и тут же стал искать интересующие его имена. Среди абонентов в Буэнос-Айресе он обнаружил Рикардо Клемента и Карлоса-Рикардо Клемента, но в списке абонентов округа, включавшего район Оливос, никакого Клемента не значилось.
Утром Кенет купил карту города и прилегающих населенных пунктов и стал выяснять, можно ли взять напрокат автомобиль. 3 марта он уже ехал в арендованной машине на встречу с Лобинским – в кафе. Лобинский рассказал, что доехал без приключений и расположился в отеле, который наметили заранее. Кенет спросил, можно ли, не вызывая излишнего любопытства, обратиться в частное сыскное бюро, чтобы разузнать подробности о тех или иных лицах. Лобинский ответил, что можно, особенно если он, как адвокат, объяснит, что разыскивает некоторых людей в связи с делом о наследстве. Сыскное бюро сохранит все в абсолютной тайне, если об этом попросить. Он у себя в стране не раз пользовался услугами частных сыщиков и, бывало, поручал доверенным лицам заказывать для него различные сведения в бюро в Буэнос-Айресе. Тогда они с Кенетом договорились, что адвокат свяжется с подходящим бюро и запросит: сведения о Рикардо Клементе и Карлосе-Рикардо Клементе; подробности о жильцах дома №4261 по улице Чакобуко в Оливосе; подтверждение факта, что в 1952 или 1953 году в Аргентину прибыла некая Вера Либель и с ней три сына.
Еще Лобинскому предстояло раздобыть телефонную книгу Буэнос-Айреса и района Оливос за 1952 год.
Затея удалась. В сыскном бюро заказ Лобинского не вызвал подозрений. Просьбу адвоката вести расследование быстро и тайно встретили с полным пониманием: ведь, согласно заявлению, речь шла о запутанном деле с наследством. А Лобинский еще дал понять, что его клиент не постоит за ценой, если итоги сыска удовлетворят его.
Тогда Кенет решил направить Лобинского в следующее бюро в другом районе города. Здесь надо было узнать все возможное о фирме «Фулднер» и компании «Капри», которые, по сообщению Бауэра, держали или держат Эйхмана-Клемента у себя на работе. Адвокату полагалось объяснить в бюро, что его клиент хочет предложить названным фирмам важный заказ, но сомневается в их солидности.
Затем Кенет встретился с Примо. Студента в городе знали многие, поэтому в целях конспирации встречу назначили в ресторанчике, чья кухня нравилась Примо, но не его друзьям.
Наскоро пообедав, Кенет и Примо отправились в Оливос. Они проехали по улице Чакобуко, где Кенет без труда узнал дом №4261, знакомый ему по фотографиям и описаниям. Правда, к его удивлению, дом оказался больше и красивее, чем ему говорили. Они расспросили одного, другого прохожего и узнали, что в Оливосе по-прежнему живет много немцев. На стенах некоторых домов красовались свастики.
Машину поставили недалеко от нужного им дома. Следователь достал из кармана открытку и попросил Примо написать по-испански: «Привет от Хорхе». Адресована она была мифическому сеньору Педро, который якобы жил в доме №4263 по улице Чакобуко (такого дома на улице не было). Отправителем значился некий Дагусто, что напоминало фамилию Дагуто (помните, на его имя был записан один из электросчетчиков в доме №4261).
Примо с открыткой в руке зашагал по улице, якобы высматривая указанный адрес. Вскоре он вернулся и доложил результаты. Местная девчонка сказала, что никакой Дагуто на их улице не живет. Примо зашел во двор дома №4261 и увидел, что одна из квартир пустует, а во второй работают маляры. Жильцы, видимо, сменились. Если Эйхман и жил там, то съехал. А раз так, то можно смело расспрашивать маляров – вероятность наткнуться на кого-то из Эйхманов была исключена.
Расспросы покажутся и вовсе обычными, если изобразить некоторое негодование по поводу исчезновения нужного человека. Кенет вспомнил, что 3 марта – день рождения Николаса Эйхмана, и если в этот день разыскивать племянника, чтобы вручить ему подарок, то это не вызовет подозрений.
Кенет купил зажигалку и отправился на встречу с Корнфельдами. Он попросил Эду красиво упаковать зажигалку и написать на обертке: «Моему другу Нику в день рождения», «Ник Клемент, улица Чакобуко, 4261, Оливос».
Эда должна была снять на один день номер в какой-нибудь большой гостинице, посмотреть, кто там из посыльных выглядит посмышленее, и поручить ему доставить зажигалку по указанному адресу. Кенет подробно объяснил Эде, что она должна говорить посыльному и как сделать, чтобы он вернулся с нужными сведениями.
Эда отправилась в один из крупных отелей города, сняла номер и спустилась в холл. При виде красивой молодой женщины, никому и в голову не пришло бы, что она участвует в охоте за военным преступником, имя которого облетело весь мир. Эда же разглядывала посыльных, пока не приметила одного, показавшегося ей проворнее и умнее других. Она подозвала его.
– Чем могу служить, сеньора?
– Как тебя зовут?
– Педро, сеньора.
Эда еще раз оглядела его.
– Ты, видимо, хорошо знаешь город, не так ли?
– О, да!
– Тогда я дам тебе небольшое поручение.
– Я в вашем распоряжении, сеньора!
– Ммм... Дело, видишь ли, деликатное, я бы хотела чтоб ты сохранил его в полной тайне. Наверно, мальчик в твоем возрасте уже знает, что есть деликатные обстоятельства, когда молчание – золото. Надеюсь, ты выполнишь мою просьбу в точности, а потом расскажешь, как все было, не упустив ни одной подробности. Но помни, все это – личная тайна! Прошу тебя, помни!
– Вы можете полагаться на меня, сеньора!
– Ты можешь отправиться сейчас же?
– Конечно!
– Тогда слушай. Вот пакетик. Его надо передать сеньору, которого зовут Николас Клемент. Имя и адрес написаны на пакете. Это подарок. Ты должен отдать его только в руки сеньору Николасу! Если не найдешь его – возможно, что его не окажется дома или адрес перепутан, – то постарайся узнать поточнее, куда я могу отправить мой подарок. Но сам не ходи по новому адресу, если Николас действительно переехал. Об этом я позабочусь сама. Но прошу еще раз: полная тайна! Никто не должен знать, кто тебя послал и откуда. Если спросят, говори, что один из твоих друзей, который работает в другом отеле, передал пакет вчера и попросил доставить, так как он сам не может сегодня отлучиться. Ты меня понял?
– О да, сеньора!
В глазах мальчика зажегся огонь любопытства. Еще бы, теперь он причастен к романтической тайне, в которой ему отведена важная роль. Может быть, у него в руках счастье этой красивой сеньоры!
– Полагайтесь на меня, сеньора, – сказал он. – Я уже бегу.
– Возьми же деньги на дорогу.
Деньги еще больше подогрели энтузиазм мальчика. И он помчался выполнять поручение.
Педро без труда нашел улицу Чакобуко и дом №4261. Он тщетно искал звонок. Когда же и на крик никто не отозвался, мальчик вошел во двор, а затем в дом. Двери и окна были отворены, в комнатах работали маляры. Педро прошел через квартиру внутрь дома и увидел в одной из комнат неприбранную постель, одежду. Справа от этой комнаты была кухня, где тоже на столе лежали остатки еды. Кухня, ванная и комната-спальня смотрели окнами во двор. Педро разглядел еще одну комнатушку, совсем уже маленькую, и в ней – старика.
Мальчик вышел во двор. В дальнем конце участка стоял второй, неоштукатуренный дом. Мужчина лет тридцати и женщина занимались уборкой. Мальчик подошел к ним, размахивая пакетом, и спросил:
– Клементы живут тут?
– Клементы? А Клемент... – сказал мужчина, несколько неуверенно.
– Здесь, здесь! – твердо сказала женщина.
– Клемент, немец, что ли? – поинтересовался мужчина.
– Не знаю, – ответил Педро.
– У него три больших сына и еще один маленький?
– Я о нем ничего не знаю, – сказал Педро. – Я должен передать подарок. Где его можно найти?
– Они тут раньше жили. Не знаю точно, когда они уехали: дней пятнадцать-двадцать тому назад.
– А куда они переехали?
– Понятия не имею. Но господин там, в комнатке, знает.
Педро вернулся в дом и прошел по коридору. В комнатке он увидел старика в одежде, испачканной красками.
– У меня есть пакет для господина, чье имя написано тут, – сказал мальчик.
– Ему нужен адрес того, кто жил тут раньше! – крикнули со двора.
– А, того немца! – равнодушно сказал старик.
– Ага. Не может ли сеньор сказать мне, куда они переехали, я должен вручить господину Николасу подарок.
– Они перебрались в Сан-Фернандо. Это все, что я знаю. Боюсь, ты не найдешь дорогу, да и точный адрес мне неизвестен. Туда едут автобусом №60. Но стой-ка, сын его работает тут, поблизости!
Старик повернулся к молодому человеку, который стоял, слушая разговор:
– Может быть, вы могли бы пойти с ним и показать, где это?
– Хорошо, пойдем, – согласился тот.
Они вышли на улицу, молодой человек проводил Педро до угла и объяснил, как найти мастерскую, где работает сын немца. Мальчик неуверенно переспросил, и мужчина решился пойти с ним. Они перешли одну улицу, другую и повернули в сторону одноэтажного здания. У тротуара стоял мотороллер.
– Видишь эту машину? Она принадлежит молодому немцу. У него очень светлые волосы.
Во дворе мастерской, куда они завернули, работали два молодых человека в комбинезонах. Вокруг было довольно многолюдно. Тут в коридоре показался парень восемнадцати-двадцати лет с типично немецким лицом и светлыми волосами. Провожатый Педро позвал его и подал руку:
– Привет! Вот этот молодой человек хочет поговорить с твоим отцом.
– У меня пакет для сеньора, чье имя тут написано, – сказал Педро и показал подарок. – Мне сказали, что он больше здесь не живет. Может, вы мне скажете, как найти его и передать подарок?
– Мы сменили квартиру, – ответил блондин.
– А куда вы переехали?
– Это называется Дон-Торквато.
– Я, наверно, могу передать вам этот пакет, но не знаю, довольна ли будет та сеньора... Мне сказали, чтобы я передал лично в руки.
– А кто тебя послал?
– Я точно не знаю. Моему товарищу дал его человек из отеля, где мой друг работает. Но у него не было времени, и он попросил меня выполнить поручение. Честно говоря, это было еще вчера, но я не мог прийти.
– Все же я хочу знать, кто тебя послал! – настаивал блондин.
– Оставь его в покое! – вмешался провожатый. – Ему дали пакет и попросили вручить. Он пришел на вашу старую квартиру, а я сказал, что вы переехали и что ты работаешь поблизости. Мне кажется, ты можешь взять пакет.
– Так-то оно так, но, кто же его послал?
Педро показал пальцем на пакет:
– Может, там все написано?
– Может, и так, – согласился блондин.
– А я думаю, что мне надо вручить пакет и письмо только тому, кому велели, – сказал Педро. – Дайте мне адрес.
– Нет. Там, где мы живем, на домах нет номеров. А потом...
– Может быть, вы мне скажете, где вы живете, чтобы я попал туда?
– Видишь ли, в районе Дон-Торквато улицы не имеют названий, – сказал провожатый.
– Ну, хорошо. Вот вам пакет.
– Если что, ты всегда сможешь найти меня здесь! – уверил блондин.
– Ладно. До свидания.
Когда они вышли из мастерской, Педро заметил номер дома: 2865. Очень грязный мотороллер был марки «Ламбретта-спорт 150».
Педро поблагодарил своего провожатого и поспешил в отель. Он не был уверен, что поступил правильно, вручив пакетик блондину, но соседи же подтвердили, что он – сын Клемента. В общем-то, он отступил от указаний сеньоры, ведь она просила его вручить пакет и письмо лично Николасу, а если его не окажется на месте, то следовало разузнать новый адрес и вернуть подарок вручительнице. Но молодая женщина не рассердилась на Педро. После того, как он рассказал ей о своей поездке к Клементам, она успокоила его: все сделал правильно. Она внимательно выслушала все подробности и даже записала кое-что. Затем спросила, не запомнил ли Педро, как зовут того блондина. Мальчик задумался и сказал, что слышал, как рабочие в мастерской несколько раз звали его, кажется, Дито или Тито, а может, Титер.
Среди добровольных помощников Кенета была семейная чета: Давид Корнфельд – молодой преуспевающий архитектор и его жена Эда – психолог и лингвист. Кроме того – адвокат Лобинский, человек средних лет с широкими связями во всей Южной Америке. Четвертым был студент по имени Примо. Он учился на втором курсе инженерного факультета.
Кенет договорился с ним о встрече в аргентинской столице. По совету Кенета все четверо обзавелись удостоверениями личности с вымышленными именами.
Сам же он прибыл в Буэнос-Айрес вечером 29 февраля 1960 года и направился в гостиницу, где для него уже был забронирован номер. В номере он нашел телефонную книгу города и окрестностей и тут же стал искать интересующие его имена. Среди абонентов в Буэнос-Айресе он обнаружил Рикардо Клемента и Карлоса-Рикардо Клемента, но в списке абонентов округа, включавшего район Оливос, никакого Клемента не значилось.
Утром Кенет купил карту города и прилегающих населенных пунктов и стал выяснять, можно ли взять напрокат автомобиль. 3 марта он уже ехал в арендованной машине на встречу с Лобинским – в кафе. Лобинский рассказал, что доехал без приключений и расположился в отеле, который наметили заранее. Кенет спросил, можно ли, не вызывая излишнего любопытства, обратиться в частное сыскное бюро, чтобы разузнать подробности о тех или иных лицах. Лобинский ответил, что можно, особенно если он, как адвокат, объяснит, что разыскивает некоторых людей в связи с делом о наследстве. Сыскное бюро сохранит все в абсолютной тайне, если об этом попросить. Он у себя в стране не раз пользовался услугами частных сыщиков и, бывало, поручал доверенным лицам заказывать для него различные сведения в бюро в Буэнос-Айресе. Тогда они с Кенетом договорились, что адвокат свяжется с подходящим бюро и запросит: сведения о Рикардо Клементе и Карлосе-Рикардо Клементе; подробности о жильцах дома №4261 по улице Чакобуко в Оливосе; подтверждение факта, что в 1952 или 1953 году в Аргентину прибыла некая Вера Либель и с ней три сына.
Еще Лобинскому предстояло раздобыть телефонную книгу Буэнос-Айреса и района Оливос за 1952 год.
Затея удалась. В сыскном бюро заказ Лобинского не вызвал подозрений. Просьбу адвоката вести расследование быстро и тайно встретили с полным пониманием: ведь, согласно заявлению, речь шла о запутанном деле с наследством. А Лобинский еще дал понять, что его клиент не постоит за ценой, если итоги сыска удовлетворят его.
Тогда Кенет решил направить Лобинского в следующее бюро в другом районе города. Здесь надо было узнать все возможное о фирме «Фулднер» и компании «Капри», которые, по сообщению Бауэра, держали или держат Эйхмана-Клемента у себя на работе. Адвокату полагалось объяснить в бюро, что его клиент хочет предложить названным фирмам важный заказ, но сомневается в их солидности.
Затем Кенет встретился с Примо. Студента в городе знали многие, поэтому в целях конспирации встречу назначили в ресторанчике, чья кухня нравилась Примо, но не его друзьям.
Наскоро пообедав, Кенет и Примо отправились в Оливос. Они проехали по улице Чакобуко, где Кенет без труда узнал дом №4261, знакомый ему по фотографиям и описаниям. Правда, к его удивлению, дом оказался больше и красивее, чем ему говорили. Они расспросили одного, другого прохожего и узнали, что в Оливосе по-прежнему живет много немцев. На стенах некоторых домов красовались свастики.
Машину поставили недалеко от нужного им дома. Следователь достал из кармана открытку и попросил Примо написать по-испански: «Привет от Хорхе». Адресована она была мифическому сеньору Педро, который якобы жил в доме №4263 по улице Чакобуко (такого дома на улице не было). Отправителем значился некий Дагусто, что напоминало фамилию Дагуто (помните, на его имя был записан один из электросчетчиков в доме №4261).
Примо с открыткой в руке зашагал по улице, якобы высматривая указанный адрес. Вскоре он вернулся и доложил результаты. Местная девчонка сказала, что никакой Дагуто на их улице не живет. Примо зашел во двор дома №4261 и увидел, что одна из квартир пустует, а во второй работают маляры. Жильцы, видимо, сменились. Если Эйхман и жил там, то съехал. А раз так, то можно смело расспрашивать маляров – вероятность наткнуться на кого-то из Эйхманов была исключена.
Расспросы покажутся и вовсе обычными, если изобразить некоторое негодование по поводу исчезновения нужного человека. Кенет вспомнил, что 3 марта – день рождения Николаса Эйхмана, и если в этот день разыскивать племянника, чтобы вручить ему подарок, то это не вызовет подозрений.
Кенет купил зажигалку и отправился на встречу с Корнфельдами. Он попросил Эду красиво упаковать зажигалку и написать на обертке: «Моему другу Нику в день рождения», «Ник Клемент, улица Чакобуко, 4261, Оливос».
Эда должна была снять на один день номер в какой-нибудь большой гостинице, посмотреть, кто там из посыльных выглядит посмышленее, и поручить ему доставить зажигалку по указанному адресу. Кенет подробно объяснил Эде, что она должна говорить посыльному и как сделать, чтобы он вернулся с нужными сведениями.
Эда отправилась в один из крупных отелей города, сняла номер и спустилась в холл. При виде красивой молодой женщины, никому и в голову не пришло бы, что она участвует в охоте за военным преступником, имя которого облетело весь мир. Эда же разглядывала посыльных, пока не приметила одного, показавшегося ей проворнее и умнее других. Она подозвала его.
– Чем могу служить, сеньора?
– Как тебя зовут?
– Педро, сеньора.
Эда еще раз оглядела его.
– Ты, видимо, хорошо знаешь город, не так ли?
– О, да!
– Тогда я дам тебе небольшое поручение.
– Я в вашем распоряжении, сеньора!
– Ммм... Дело, видишь ли, деликатное, я бы хотела чтоб ты сохранил его в полной тайне. Наверно, мальчик в твоем возрасте уже знает, что есть деликатные обстоятельства, когда молчание – золото. Надеюсь, ты выполнишь мою просьбу в точности, а потом расскажешь, как все было, не упустив ни одной подробности. Но помни, все это – личная тайна! Прошу тебя, помни!
– Вы можете полагаться на меня, сеньора!
– Ты можешь отправиться сейчас же?
– Конечно!
– Тогда слушай. Вот пакетик. Его надо передать сеньору, которого зовут Николас Клемент. Имя и адрес написаны на пакете. Это подарок. Ты должен отдать его только в руки сеньору Николасу! Если не найдешь его – возможно, что его не окажется дома или адрес перепутан, – то постарайся узнать поточнее, куда я могу отправить мой подарок. Но сам не ходи по новому адресу, если Николас действительно переехал. Об этом я позабочусь сама. Но прошу еще раз: полная тайна! Никто не должен знать, кто тебя послал и откуда. Если спросят, говори, что один из твоих друзей, который работает в другом отеле, передал пакет вчера и попросил доставить, так как он сам не может сегодня отлучиться. Ты меня понял?
– О да, сеньора!
В глазах мальчика зажегся огонь любопытства. Еще бы, теперь он причастен к романтической тайне, в которой ему отведена важная роль. Может быть, у него в руках счастье этой красивой сеньоры!
– Полагайтесь на меня, сеньора, – сказал он. – Я уже бегу.
– Возьми же деньги на дорогу.
Деньги еще больше подогрели энтузиазм мальчика. И он помчался выполнять поручение.
Педро без труда нашел улицу Чакобуко и дом №4261. Он тщетно искал звонок. Когда же и на крик никто не отозвался, мальчик вошел во двор, а затем в дом. Двери и окна были отворены, в комнатах работали маляры. Педро прошел через квартиру внутрь дома и увидел в одной из комнат неприбранную постель, одежду. Справа от этой комнаты была кухня, где тоже на столе лежали остатки еды. Кухня, ванная и комната-спальня смотрели окнами во двор. Педро разглядел еще одну комнатушку, совсем уже маленькую, и в ней – старика.
Мальчик вышел во двор. В дальнем конце участка стоял второй, неоштукатуренный дом. Мужчина лет тридцати и женщина занимались уборкой. Мальчик подошел к ним, размахивая пакетом, и спросил:
– Клементы живут тут?
– Клементы? А Клемент... – сказал мужчина, несколько неуверенно.
– Здесь, здесь! – твердо сказала женщина.
– Клемент, немец, что ли? – поинтересовался мужчина.
– Не знаю, – ответил Педро.
– У него три больших сына и еще один маленький?
– Я о нем ничего не знаю, – сказал Педро. – Я должен передать подарок. Где его можно найти?
– Они тут раньше жили. Не знаю точно, когда они уехали: дней пятнадцать-двадцать тому назад.
– А куда они переехали?
– Понятия не имею. Но господин там, в комнатке, знает.
Педро вернулся в дом и прошел по коридору. В комнатке он увидел старика в одежде, испачканной красками.
– У меня есть пакет для господина, чье имя написано тут, – сказал мальчик.
– Ему нужен адрес того, кто жил тут раньше! – крикнули со двора.
– А, того немца! – равнодушно сказал старик.
– Ага. Не может ли сеньор сказать мне, куда они переехали, я должен вручить господину Николасу подарок.
– Они перебрались в Сан-Фернандо. Это все, что я знаю. Боюсь, ты не найдешь дорогу, да и точный адрес мне неизвестен. Туда едут автобусом №60. Но стой-ка, сын его работает тут, поблизости!
Старик повернулся к молодому человеку, который стоял, слушая разговор:
– Может быть, вы могли бы пойти с ним и показать, где это?
– Хорошо, пойдем, – согласился тот.
Они вышли на улицу, молодой человек проводил Педро до угла и объяснил, как найти мастерскую, где работает сын немца. Мальчик неуверенно переспросил, и мужчина решился пойти с ним. Они перешли одну улицу, другую и повернули в сторону одноэтажного здания. У тротуара стоял мотороллер.
– Видишь эту машину? Она принадлежит молодому немцу. У него очень светлые волосы.
Во дворе мастерской, куда они завернули, работали два молодых человека в комбинезонах. Вокруг было довольно многолюдно. Тут в коридоре показался парень восемнадцати-двадцати лет с типично немецким лицом и светлыми волосами. Провожатый Педро позвал его и подал руку:
– Привет! Вот этот молодой человек хочет поговорить с твоим отцом.
– У меня пакет для сеньора, чье имя тут написано, – сказал Педро и показал подарок. – Мне сказали, что он больше здесь не живет. Может, вы мне скажете, как найти его и передать подарок?
– Мы сменили квартиру, – ответил блондин.
– А куда вы переехали?
– Это называется Дон-Торквато.
– Я, наверно, могу передать вам этот пакет, но не знаю, довольна ли будет та сеньора... Мне сказали, чтобы я передал лично в руки.
– А кто тебя послал?
– Я точно не знаю. Моему товарищу дал его человек из отеля, где мой друг работает. Но у него не было времени, и он попросил меня выполнить поручение. Честно говоря, это было еще вчера, но я не мог прийти.
– Все же я хочу знать, кто тебя послал! – настаивал блондин.
– Оставь его в покое! – вмешался провожатый. – Ему дали пакет и попросили вручить. Он пришел на вашу старую квартиру, а я сказал, что вы переехали и что ты работаешь поблизости. Мне кажется, ты можешь взять пакет.
– Так-то оно так, но, кто же его послал?
Педро показал пальцем на пакет:
– Может, там все написано?
– Может, и так, – согласился блондин.
– А я думаю, что мне надо вручить пакет и письмо только тому, кому велели, – сказал Педро. – Дайте мне адрес.
– Нет. Там, где мы живем, на домах нет номеров. А потом...
– Может быть, вы мне скажете, где вы живете, чтобы я попал туда?
– Видишь ли, в районе Дон-Торквато улицы не имеют названий, – сказал провожатый.
– Ну, хорошо. Вот вам пакет.
– Если что, ты всегда сможешь найти меня здесь! – уверил блондин.
– Ладно. До свидания.
Когда они вышли из мастерской, Педро заметил номер дома: 2865. Очень грязный мотороллер был марки «Ламбретта-спорт 150».
Педро поблагодарил своего провожатого и поспешил в отель. Он не был уверен, что поступил правильно, вручив пакетик блондину, но соседи же подтвердили, что он – сын Клемента. В общем-то, он отступил от указаний сеньоры, ведь она просила его вручить пакет и письмо лично Николасу, а если его не окажется на месте, то следовало разузнать новый адрес и вернуть подарок вручительнице. Но молодая женщина не рассердилась на Педро. После того, как он рассказал ей о своей поездке к Клементам, она успокоила его: все сделал правильно. Она внимательно выслушала все подробности и даже записала кое-что. Затем спросила, не запомнил ли Педро, как зовут того блондина. Мальчик задумался и сказал, что слышал, как рабочие в мастерской несколько раз звали его, кажется, Дито или Тито, а может, Титер.