<1934>

Врун

 
Вы знаете?
Вы знаете?
Вы знаете?
Вы знаете?
 
 
Ну конечно, знаете!
Ясно, что вы знаете!
 
 
Несомненно,
Несомненно,
Несомненно знаете!
 
 
Нет! нет! нет! нет!
Мы не знаем ничего,
Не слыхали ничего,
Не слыхали, не видали
И не знаем
Ничего!
 
 
А вы знаете, что у?
А вы знаете, что па?
А вы знаете, что пы?
Что у папы моего
Было сорок сыновей.
Было сорок здоровенных
И не двадцать
И не тридцать,
Ровно сорок сыновей!
Ну! ну! ну! ну!
Врешь! врешь! врешь! врешь!
Еще двадцать,
Еще тридцать,
Ну еще туда-сюда,
А уж сорок,
Ровно сорок —
Это просто ерунда!
 
 
А вы знаете, что со?
А вы знаете, что ба?
А вы знаете, что ки?
Что собаки-пустолайки
Научилися летать?
Научились, точно птицы,
(Не как звери,
Не как рыбы)
Точно ястребы летать!
Ну! Ну! Ну! Ну!
Врешь! Врешь! Врешь! Врешь!
Ну, как звери,
Ну, как рыбы,
Ну еще туда-сюда,
А как ястребы,
Как птицы,
Это просто ерунда!
 
 
А вы знаете, что на?
А вы знаете, что не?
А вы знаете, что бе?
Что на небе
Вместо солнца
Скоро будет колесо?
Скоро будет золотое,
(Не тарелка,
Не лепешка),
А большое колесо!
Ну! Ну! Ну! Ну!
Врешь! Врешь! Врешь! Врешь!
Ну, тарелка,
Ну, лепешка,
Ну, еще туда-сюда,
А уж если колесо —
Это просто ерунда!
 
 
А вы знаете, что под?
А вы знаете, что мо?
А вы знаете, что рем?
Что под морем-океаном
Часовой стоит с ружьем?
Часовой стоит под морем
(Не с дубиной,
Не с метелкой),
А с заряженным ружьем!
Ну! Ну! Ну! Ну!
Врешь! Врешь! Врешь! Врешь!
 
 
Ну, с дубиной,
Ну, с метелкой,
Ну, еще туда-сюда,
А с заряженным ружьем —
Это просто ерунда!
 
 
А вы знаете, что до?
А вы знаете, что но?
А вы знаете, что са?
Что до носа
Ни руками,
Ни ногами
Не достать,
Что до носа
Ни руками,
Ни ногами
Не доехать,
Не допрыгать,
Что до носа
Не достать!
Ну! Ну! Ну! Ну!
Врешь! Врешь! Врешь! Врешь!
Ну, доехать,
Ну, допрыгать,
Ну, еще туда-сюда,
А достать его руками —
Это —
Просто
Ерунда!
 
Даниил Хармс
1930

«Папа спит…»

 
Папа спит
и Лиза тоже
Иля дремлет во всю мочь
Я в окно взглянул. О Боже!
Там уж утро, а не ночь.
 
 
мне осталось только плюнуть
и раздеться и в кравать
спать и спать и спать и думать
только-б десять не проспать
 
 
Кто ж энергией томимый
встанет раньше. Помоги
чтобы в десять с половиной
мне обуться в сапоги.
 
 
и заботами снедаем
вспом<н>и будучи в штанах
сам быть может за трамваем
будешь гнаться в попыхах
 
 
А быть может не догнав
перепрыгнув сто канав
за другим каким трамваем
ты помчишся в попыхах.
 
<1930>

«He знаю, почему все думают, что я гений…»

   He знаю, почему все думают, что я гений; а по моему, я не гений. Вчера я говорю им: Послушайте! Какой-же я гений? А они мне говорят: Такой! А я им говорю: Ну какой же такой? А они не говорят, какой, и только и говорят, что гений и гений. А по моему, я всё же не гений.
   Куда не покажусь, сейчас же все начинают шептаться и на меня пальцами показывают. «Ну что это в самом деле!» – говорю я. А они мне и слова не дают сказать, того и гляди схватят и понесут на руках.
<1934–1936>

«Теперь я расскажу, как я родился, как я рос…»

   Теперь я расскажу, как я родился, как я рос и как обнаружились во мне первые признаки гения. Я родился дважды. Произошло это вот так:
   Мой папа женился на моей маме в 1902 году, но меня мои родители произвели на свет только в конце 1905 года, потому что папа пожелал, чтобы его ребёнок родился обязательно на новый год. Папа рассчитал, что зачатие должно произойти 1-го апреля и только в этот день подъехал к маме с предложением зачать ребенка.
   Первый раз папа подъехал к моей маме 1-го апреля 1903 года. Мама давно ждала этого момента и страшно обрадовалась. Но папа, как видно, был в очень шутливом настроении и не удержался и сказал маме «с первым апрелем!»
   Мама страшно обидилась и в этот день не подпустила папу к себе. Пришлось ждать до следующего года.
   В 1904 году, 1-го апреля, папа начал опять подъезжать к маме с тем же предложением. Но мама, помня прошлогодний случай, сказала, что теперь она уже больше не желает оставаться в глупом положении, и опять не подпустила к себе папу. Сколько папа не бушевал, ничего не помогло.
   И только год спустя удалось моему папе уломать мою маму и зачать меня.
   И так моё зачатие произошло 1-го апреля 19<0>5 года.
   Однако все папины рассчёты рухнули, потому что я оказался недоноском и родился на четыре месяца раньше срока.
   Папа так разбушевался, что акушерка, принявшая меня, растерялась и начала запихивать меня обратно, откуда я только что вылез.
   Присутствовавший при этом один наш знакомый студент Военно-медицинской Академии заявил, что запихать меня обратно не удастся. Однако, не смотря на слова студента, меня всё же запихали, но, правда, как потом выяснилось, запихать-то запихали, да в торопях не туда.
   Тут началась страшная суматоха. Родительница кричит: «Подавайте мне моего ребёнка!» А ей отвечают: «Вашь, говорят, ребёнок находится внутри вас». «Как! – кричит родительница. – Как ребёнок внутри меня, когда я его только что родила!» «Но, – говорят родительнице, – может быть вы ошибаетесь?» «Как! – кричит родительница – ошибаюсь! Разве я могу ошибаться! Я сама видела, что ребенок только что вот тут лежал на простыне!» «Это верно, – говорят родительнице, – но, может быть, он куда ни будь заполз». Одним словом, и сами не знают, что сказать родительнице.
   А родительница шумит и требует своего ребёнка.
   Пришлось звать опытного доктора. Опытный доктор осмотрел родительницу и руками развёл, однако всё же сообразил и дал родительнице хорошую порцию английской соли. Родительницу пронесло и таким образом я вторично вышел на свет.
   Тут опять папа разбушевался, дескоть, это, мол, ещё нельзя назвать рождением, что это, мол, ещё не человек, а скорее наполовину зародыш и что его следует либо опять обратно запихать, либо посадить в инкубатор.
   И вот посадили меня в инкубатор.
25 сентября 1935 года

Инкубаторный период

   В инкубаторе я просидел четыре месяца. Помню только, что инкубатор был стеклянный, прозрачный и с градусником. Я сидел внутри инкубатора на вате. Больше я ничего не помню.
   Через четыре месяца меня вынули из инкубатора. Это сделали как раз 1-го января 1906 года. Таким образом, я как бы родился в третий раз. Днём моего рождения стали считать именно 1-ое января.
<Сентябрь 1935>

О том, как папа застрелил мне хорька

 
Как-то вечером домой
Возвращался папа мой.
Возвращался папа мой
Поздно по полю домой.
Папа смотрит и глядит —
На земле хорёк сидит.
На земле хорёк сидит
И на папу не глядит.
 
 
Папа думает: «Хорёк —
Замечательный зверёк.
Замечательный зверёк,
Если только он хорёк».
 
 
А хорёк сидел, сидел
И на папу поглядел.
И на папу поглядел
И уж больше не сидел.
 
 
Папа сразу побежал,
Он винтовку заряжал,
Очень быстро заряжал,
Чтоб хорёк не убежал.
 
 
А хорёк бежит к реке,
От кустов невдалеке,
А за ним невдалеке
Мчится папа к той реке.
 
 
Папа сердится, кричит
И патронами бренчит,
И винтовочкой бренчит,
– Подожди меня! – кричит,
 
 
А хорёк, поднявши хвост,
Удирает через мост.
Мчится с визгом через мост,
К небесам поднявши хвост.
 
 
Папа щелкает курком,
Да с пригорка кувырком
Полетел он кувырком
И – в погоню за хорьком.
 
 
А ружьё в его руках
Загремело – тарарах!
Как ударит – тарарах!
Так и прыгнуло в руках.
 
 
Папа в сторону бежит,
А хорёк уже лежит.
На земле хорёк лежит
И от папы не бежит.
 
 
Тут скорее папа мой
Потащил хорька домой.
И принес его домой,
Взяв за лапку, папа мой.
Я был рад, в ладоши бил,
Из хорька себе набил
Стружкой чучело набил,
И опять в ладоши бил.
 
 
Вот перед вами мой хорёк
На странице поперёк.
Нарисован поперёк
Перед вами мой хорёк.
 
Даниил Хармс
1929

«Я поднимал глаза все выше и выше…»

 
Я поднимал глаза все выше и выше
Вот окна второго этажа.
Вот мачта
Вот просто небо.
Вот рай
и бог в раю с лицом как у меня
Да я подобен человеку
А человек подобен богу
А бог подобен миру
А дерево, трава, цветок и лист
начало жизни.
Трава подобна камню
Но камень разбивается в песок
Песок земле подобен
А в землю мертвое стремится
Земля дает росток
И собирая влагу
Зеленой глиной
Лежит на берегах реки
Мы собираем эту глину
И лепим человечков
И человек был создан богом
Из земли и глины
Да, человек земле подобен
Земля подобна миру
А мир подобен богу.
И я
Поднимаю глаза все выше и выше
Вижу, что я создан по образу и подобию Божьему
И я брожу в раю
И никого там нету
И я кричу: А где же бог
И бог мне говорит:
Бог – это я.
 
<Около 14 ноября 1931>

«Я гений пламенных речей…»

 
Я гений пламенных речей
Я господин свободных мыслей
Я царь бессмысленных красот
Я бог исчезнувших высот
Я господин свободных мыслей
Я светлой радости ручей.
 
 
Когда в толпу метну свой взор,
Толпа как птица замирает
И вкруг меня, как вкруг столба,
Стоит безмолвная толпа.
Толпа как птица замирает
И я толпу мету как сор.
 
<1935>

Письмо Т.А.Мейер (Липавской)

   Курск. 1 августа 1932 г.
   Дорогая Тамара Александровна, Валентина Ефимовна, Леонид Савельевич, Яков Семёнович и Валентина Ефимовна.
   Передайте от меня привет Леониду Савельевичу, Валентине Ефимовне и Якову Семеновичу.
   Как вы живёте, Тамара Александровна, Валентина Ефимовна, Леонид Савельевич и Яков Семёнович? Что поделывает Валентина Ефимовна? Обязательно напишите мне, Тамара Александровна, как себя чувствуют Яков Семёнович и Леонид Савельевич.
   Я очень соскучился по Вас, Тамара Александровна, а также по Валентине Ефимовне и Леониду Савельев. и Якову Семёновичу. Что, Леонид Савельевич, всё еще на даче или уже вернулся? Передайте ему, если он вернулся, привет от меня. А также и Валентине Ефимовне и Якову Семёновичу и Тамаре Александровне. Вы все для меня на столько памятны что порой кажется, что я вас и забыть не смогу. Валентина Ефимовна стоит у меня перед глазами как живая и даже Леонид Савельевич, как живой. Яков Семёнович для меня как родной брат и сестра, а также и Вы как сестра, или, в крайнем случае, как кузина. Леонид Савельевич для меня как шурин, а так же и Валентина Ефимовна как некая родственница.
   На каждом шагу вспоминаю я вас, то одного, то другого и всегда с такою ясностью и отчетливостью, что просто ужас. Но во сне мне из вас никто не мерещится и я даже удивляюсь почему это так. Ведь если-бы во сне мне приснился Леонид Савельевич, это-бы было одно, а если-бы Яков Семёнович, это-бы было уже другое. С этим нельзя не согласиться. А также если-бы приснились Вы, было-бы опять другое, чем если-бы мне во сне показали Валентину Ефимовну.
   Что тут на днях было! Я, представте себе, только собрался куда то итти и взял шляпу, что-бы одеть её, вдруг смотрю, а шляпа-то буд-то и не моя, буд-то моя, а буд-то бы и не моя. Фу ты! думаю, что за притча! моя шляпа или не моя? А сам шляпу-то надеваю и надеваю. А как надел шляпу и посмотрел в зеркало, ну вижу шляпа-то буд-то моя. А сам думаю: а вдруг не моя. Хотя, впрочем, пожалуй моя. Ну оказалось шляпато и впрямь моя. А так-же Введенский, купаясь в реке, попал в рыболовную сеть и так сильно опечалился, что, как только освободился, так сразу же пришёл домой и деркал. Пишите и вы, как вы все живёте. Как Леонид Савельевич на даче или уже приехал.
Даниил Хармс.
<понедельник> 1 августа, 1932 года.

«Все люди любят деньги. И гладят их…»

   Все люди любят деньги. И гладят их, и целуют, и к сердцу прижимают, и заворачивают их в красивые тряпочки, и няньчут их, как куклу. А некоторые заключают деньзнак в рамку, вешают его на стену и поклоняются ему как иконе. Некоторые кормят свои деньги: открывают им рты и суют туда самые жирные куски своей пищи. В жару несут деньги в холодный погреб, а зимой, в лютые морозы, бросают деньги в печку, в огонь. Некоторые просто разговаривают со своими деньгами или читают им вслух интересные книги, или поют им приятные песни. Я же не отдаю деньгам особово внимания и просто ношу их в кошельке или в бумажнике, и, по мере надобности, трачу их. Шибейя!
<пятница 16 октября 1940>

«Однажды я пришел в Госиздат…»

I
   Однажды я пришел в Госиздат и встретил в Госиздате Евгения Львовича Шварца, который, как всегда, был одет плохо, но с притензией на что то.
   Увидя меня, Шварц начал острить, тоже, как всегда, неудачно.
   Я острил значительно удачнее и скоро, в умственном отношении, положил Шварца на обе лопатки.
   Все вокруг завидывали моему остроумию, но никаких мер не предпринимали, так как буквально дохли от смеха. В особенности же дохла от смеха Нина Владимировна Гернет и Давид Ефемыч Рахмилович, для благозвучия называющий себя Южиным.
   Видя, что со мной шутки плохи, Шварц начал сбавлять свой тон и, наконец обложив меня просто матом, заявил, что в Тифлисе Заболоцкого знают все, а меня почти никто.
   Тут я обозлился и сказал, что я более историчен, чем Шварц и Заболоцкий, что от меня останется в истории светлое пятно, а они быстро забудутся.
   Почувствовав мое величие и крупное мировое значение, Шварц постепенно затрепетал и пригласил меня к себе на обед.
II
   Я решил растрепать одну компанию, что и делаю.
   Начну с Валентины Ефимовны.
   Эта нехозяйственная особа приглашает нас к себе и, вместо еды, подает к столу какую то кислятину. Я люблю поесть и знаю толк в еде. Меня кислятиной не проведешь! Я даже в ресторан, другой раз, захожу и смотрю, какая там еда. И терпеть не могу, когда с этой особенностью моего характера не считаются.
   Теперь перехожу к Леониду Савельевичу Липавскому. Он не постеснялся сказать мне в лицо, что ежемесячно сочиняет десять мыслей.
   Во-первых, – врет. Сочиняет не десять, а меньше. А во-вторых, я больше сочиняю. Я не считал, сколько я сочиняю в месяц, но должно быть, больше, чем он.
   Теперь относительно ещё одной особы, это Тамары Александровны. Эта особа наливается чаем и корчит из себя недотрогу. Она, мол, знает и то и это, и, мол, умнее, чем тот-то и даже интереснее, чем Туся.
   Всё это глупости! Я знаю женщин лучше, чем кто либо другой и про одетую женщину могу сказать, как она выглядит голой.
   Тамара Александровна слишком о себе думает. Себялюбие не только грех, но и порок. Нечего чаем наливаться. Посмотри лучше вокруг. Может быть, есть люди и по умнее тебя.
   Я вот, например, не тычу всем в глаза, что обладаю, мол, коллосальным умом. У меня есть все данные считать себя великим человеком. Да, впрочем, я себя таким и считаю.
   Потому то мне и обидно, и больно находиться среди людей, ниже меня поставленных по уму, и прозорливости, и таланту, и не чувствовать к себе вполне должного уважения.
   Почему, почему я лучше всех?
III
   Теперь я всё понял: Леонид Савельевич немец. У него даже есть немецкие привычки. Посмотрите, как он ест. Ну чистый немец, да и только! Даже по ногам видно, что он немец.
   Не хвастаясь, могу сказать, что я очень наблюдательный и остроумный.
   Вот, например, если взять Леонида Савельевича, Юлия Берзина и Вольфа Эрлиха и поставить их вместе на панели, то можно сказать: «мал мала меньше».
   По моему, это остроумно, потому что в меру смешно.
   И всё таки Леонид Савельевич немец! Обязательно при встрече скажу ему это.
   Я не считаю себя особенно умным человеком, и все таки должен сказать, что я умнее всех. Может быть, на Марсе есть и умнее меня, но на земле не знаю.
   Вот, говорят, Олейников очень умный. А по моему, он умный, да не очень. Он открыл, например, что если написать 6 и перевернуть, то получится 9. А по моему, это неумно.
   Леонид Савельевич совершенно прав, когда говорит, что ум человека – это его достоинство. А если ума нет, значит, и достоинства нет.
   Яков Семенович возражает Леониду Савельевичу и говорит, что ум человека это его слабость. А по моему, это уже парадокс. Почему же ум это слабость? Вовсе нет! Скорее, крепость. Я так думаю.
   Мы часто собираемся у Леонида Савельевича и говорим об этом.
   Если поднимается спор, то победителем спора всегда остаюсь я. Сам не знаю, почему.
   На меня почему то все глядят с удивлением. Что бы я не сделал, все находят, что это удивительно.
   А ведь я даже и не стараюсь. Всё само собой получается.
   Заболоцкий как то сказал, что мне присуще управлять сферами. Должно быть, пошутил. У меня и в мыслях ничего подобного не было.
   В Союзе Писателей меня считают почему то ангелом.
   Послушайте, друзья! Нельзя же в самом деле передо мной так преклоняться. Я такой же, как и вы все, только лучше.
IV
   Я слыхал такое выражение: «Лови момент!»
   Легко сказать, но трудно сделать. По моему,
   это выражение бессмысленное. И действительно,
   нельзя призывать к невозможному.
   Говорю я это с полной уверенностью, потому
   что сам на себе все испытал. Я ловил момент, но
   не поймал и только сломал часы. Теперь я знаю, что это невозможно.
   Также невозможно «ловить эпоху», потому что это такой же момент, только по больше.
   Другое дело, если сказать: «Запечатлевайте то, что происходит в этот момент». Это совсем другое дело.
   Вот например: раз, два, три! Ничего не произошло! Вот я запечатлел момент, в котором ничего не произошло.
   Я сказал об этом Заболоцкому. Тому это очень понравилось, и он целый день сидел и считал: раз, два, три! И отмечал, что ничего не произошло.
   За таким занятием застал Заболоцкого Шварц. И Шварц тоже заинтересовался этим оригинальным способом запечатлевать то, что происходит в нашу эпоху, потому что ведь из моментов складывается эпоха.
   Но прошу обратить внимание, что родоначальником этого метода опять являюсь я. Опять я! Всюду я! Просто удивительно!
   То, что другим дается с трудом, мне дается с легкостью.
   Я даже летать умею. Но об этом рассказывать не буду, потому что все равно никто не поверит.
V
   Когда два человека играют в шахматы, мне всегда кажется, что один другого околпачивает. Особенно, если они играют на деньги.
   Вообще мне противна всякая игра на деньги. Я запрещаю играть в своем присутствии.
   А картежников я бы казнил. Это самый правельный метод борьбы с азартными играми.
   Вместо того, чтобы играть в карты, лучше бы собрались да почитали бы друг другу морали.
   А впрочем, морали скучно. Интереснее ухаживать за женщинами.
   Женщины меня интересовали всегда. Меня всегда волновали женские ножки, в особенности выше колен.
   Многие считают женщин порочными существами. А я нисколько! Наоборот, даже считаю их чем то очень приятными.
   Полненькая, молоденькая женщина! Чем же она порочна? Вовсе не порочна!
   Вот другое дело дети. О них говорят, что они невинны. А я считаю, что они, может быть, и невинны, да только уж больно омерзительны, в особенности, когда пляшут. Я всегда ухожу от тудова, где есть дети.
   И Леонид Савельевич не любит детей. Это я внушил ему такие мысли.
   Вообще всё, что говорит Леонид Савельевич, уже когда ни будь раньше говорил я.
   Да и не только Леонид Савельевич. Всякий рад подхватить хотя бы обрывки моих мыслей. Мне это даже смешно.
   Например, вчера прибежал ко мне Олейников и говорит, что совершенно запутался в вопросах жизни. Я дал ему кое какие советы и отпустил. Он ушел осчастливленный мною и в наилучшем своем настроении.
   Люди видят во мне поддержку, повторяют мои слова, удивляются моим поступкам, а денег мне не платят.
   Глупые люди! Несите мне побольше денег, и вы увидите, как я буду этим доволен.
VI
   Теперь я скажу несколько слов об Александре Ивановиче.
   Это болтун и азартный игрок. Но за что я его ценю, так это за то, что он мне покорен.
   Днями и ночами дежурит он передо мной и только и ждет с моей стороны намека на какое ни будь приказание.
   Стоит мне подать этот намек, и Александр Иванович летит, как ветер, исполнять мою волю.
   За это я купил ему туфли и сказал: «На, носи!» Вот он их и носит.
   Когда Александр Иванович приходит в Госиздат, то все смеются и говорят между собой, что Александр Иванович пришел за деньгами.
   Константин Игнатьевич Древацкий прячется под стол. Это я говорю в аллегорическом смысле.
   Больше всего Александр Иванович любит макароны. Ест он их всегда с толчеными сухарями и съедает почти что целое кило, а может быть, и гораздо больше.
   Съев макароны, Александр Иванович говорит, что его тошнит, и ложится на диван. Иногда макароны выходят обратно.
   Мясо Александр Иванович не ест и женщин не любит. Хотя, иногда любит. Кажется, даже очень часто.
   Но женщины, которых любит Александр Иванович, на мой вкус, все некрасивые, а потому будем считать, что это даже и не женщины.
   Если я что ни будь говорю, значит, это правильно.
   Спорить со мной никому не советую, все равно он останется в дураках, потому что я всякого переспорю.
   Да и не вам тягаться со мною. Еще и не такие пробовали. Всех уложил! Даром, что с виду и говорить-то не умею, а как заведу, так и не остановишь.
   Как то раз завел у Липавских и пошел! Всех до смерти заговорил!
   Потом пошел к Заболоцким и там всех заговорил. Потом пошел к Шварцам и там всех заговорил. Потом домой пришел и дома еще пол ночи говорил!
<1934>

Выбор дней

 
скажу вам грозно
хвост мудрого человека
опасен беспечному лентяю
чуть только тот забудет название года
хвост обмахнёт пыль памяти безумца
прощай тогда речей Свобода!
уже выкатывает солнце новые дни
рядами ставит их на выбор
скажу вам грозно: лишь мы одни
поэты, знаем дней катыбр
 
   всё
4 апреля <1931>

Что это было?

 
Я шел зимою вдоль болота
В галошах,
В шляпе
И в очках.
Вдруг по реке пронесся кто-то
На металлических
Крючках.
 
 
Я побежал скорее к речке,
А он бегом пустился в лес,
К ногам приделал две дощечки,
Присел,
Подпрыгнул
И исчез.
 
 
И долго я стоял у речки
И долго думал, сняв очки:
 
 
«Какие странные
Дощечки
И непонятные
Крючки!»
 
Даниил Хармс
<1940>

Тигр на улице

 
Я долго думал, откуда на улице взялся тигр.
Думал-думал,
Думал-думал,
Думал-думал,
Думал-думал,
 
 
В это время ветер дунул,
И я забыл, о чем я думал.
 
 
Так я и не знаю, откуда на улице взялся тигр.
 
Карл Иванович Шустерлинг
<1936>

Письмо Т.А.Мейер (Липавской)

   <Детское Село>. 28 июня 1932 г.
   Дорогая Тамара Александровна и Леонид Савельевич,
   Спасибо вам за ваше чудное письмо. Я перечитал его много раз и выучил наизусть. Меня можно разбудить ночью и я сразу, без запинки, начну: «Здраствуйте, Даниил Иванович, мы очень без Вас соскрючились. Лёня купил себе новые…» и т. д. и т. д. Я читал это письмо всем своим царскосельским знакомым. Всем оно очень нравится. Вчера ко мне пришёл мой приятель Бальнис. Он хотел остаться у меня ночевать. Я прочел ему ваше письмо шесть раз. Он очень сильно улыбался, видно что письмо ему понравилось, но подробного мнения он высказать не успел ибо ушёл, не оставшись ночевать. Сегодня я ходил к нему сам и прочёл ему письмо ещё раз, чтобы он освежил его в своей памяти. Потом я спросил Бальниса, каково его мнение. Но он выломал у стула ножку и при помощи этой ножки, выгнал меня на улицу, да ещё сказал, что если я ещё раз явлюсь с этой поскудью, то он свяжет мне руки и набьёт рот грязью из помойной ямы. Это были конечно с его стороны грубые и не остроумные слова. Я конечно ушёл и понял, что у него был, возможно, очень сильный насморк и ему было не по себе. От Бальниса я пошёл в Екатериненский парк и катался на лодке. На всём озере, кроме моей, плавало ещё две-три лодки. Между прочим в одной из лодок каталась очень красивая девушка. И совершенно одна. Я повернул лодку (кстати при повороте, надо грести осторожно, потому что весла могут выскочить из уключин) и поехал следом за красавицей. Мне казалось, что я похож на норвежца и от моей фигуры в сером жилете и развивающимся галстуке, должны излучаться свежесть и здоровие и, как говорится, пахнуть морем. Но около Орловской коллоны купались какие-то хулиганы и, когда я проезжал мимо, один из них хотел проплыть как раз поперёк моего пути. Тогда другой крикнул: «Подожди, когда проплывёт эта кривая и потная личность!» – и показал на меня ногой. Мне было очень неприятно, потому что всё это слышала красавица. А так как она плыла впереди меня, а в лодке, как известно, сидят затылком к направлению движения, то красавица не только слышала, но и видела как хулиган показал на меня ногой. Я попробывал сделать вид, что это относится не ко мне и стал улыбаясь смотреть по сторонам. Но вокруг не было ни одной лодки. Да тут ещё хулиган крикнул опять: «Ну чего засмотрелся! Не тебе что ли говорят! Эй ты насос в шляпе!»