Я подумывал было наделать массу фотокопий, но отец отсоветовал.
- Конечно, все будет по правилам, Кип, но... это дешевка.
Итак, я собирал обертки. И посылал их со следующими лозунгами:
"Я пользуюсь мылом "Скайвей", потому что...
...чувствую себя таким чистым;
..."Скайвей" хорош и в дороге, и дома;
...его качество выше неба;
...оно чисто, как Млечный Путь;
...оно чисто, как межзвездное пространство;
...после него я чист, как умытое дождем небо".
И так до бесконечности, пока я не начал чувствовать вкус мыла даже во сне.
Лозунги сочиняли для меня и папа, и мама, и мистер Чартон. Я записывал лозунги в специальный блокнот и на уроках, и на работе, и среди ночи. Придя как-то вечером домой, я обнаружил, что отец сделал мне ящик с карточками; я расположил их в алфавитном порядке, чтобы избежать повторения.
Это здорово помогло, потому что под конец я их отсылал по сотне в день. Росли почтовые расходы, не говоря уже о том, что мне приходилось покупать обертки.
В конкурсе принимали участие и другие ребята у кого производство было поставлено так, как у меня. В десять я уходил с работы, бежал домой с обертками и придуманными лозунгами, забирал у родителей лозунги, придуманные ими за день, потом штамповал резиновой печаткой на внутренней стороне каждой обертки: "Я пользуюсь мылом "Скайвей" потому что...", и свой адрес с фамилией. Пока я печатал, отец заполнял карточки в картотеке. Каждое утро по дороге в школу я отправлял пачку писем.
Надо мной посмеивались, но, как правило, именно те взрослые, которые больше всего надо мной подшучивали, особенно охотно отдавали мне свои обертки. Все, за исключением одного лишь осла, по имени Туз Квиггл. Хотя его и нельзя было причислять к взрослым, он всего лишь переросший свой возраст малолетний преступник. В каждом городишке есть, наверное, такой Туз. Школу он не кончил, что само по себе можно считать достижением, поскольку мистер Хэнли перетягивал в следующий класс всех, "чтобы не разбивать возрастные группы". Сколько я себя помню, Туз все шатался по Главной улице, иногда подрабатывал, но по большей части бездельничал. Считал он себя непревзойденным остряком. Как-то Туз уселся за стойку у нас в аптеке, заняв за один солодовый коктейль с шоколадом, стоимостью в тридцать пять центов, места и времени на два доллара. Я как раз только что убедил старую миссис Дженкинс купить дюжину мыла и освободил ее от оберток. Когда она ушла. Туз взял пачку мыла из моей выставки на прилавке и спросил:
- Торгуешь ими, космический кадет?
- Верно, Туз. Купи, не пожалеешь.
- Вы надеетесь попасть на Луну, торгуя мылом, капитан? Или я должен сказать "коммодор"? Икик-ик-иккити-ик! - Это он так смеется, подражая героям комиксов.
- Пытаюсь,- вежливо ответил я.- Так что, покупаешь?
- А ты уверен, что мыло хорошее?
- Убежден.
- Ну, что же. Куплю кусок, по только, чтобы тебя выручить.
Не густо. Но как знать, может, именно эта обертка и выиграет.
- Спасибо большое. Туз.- Я взял деньги, он положил мыло в карман и пошел к выходу.
- Секундочку, Туз. Дай мне обертку, пожалуйста.
Он остановился.
- О, да, я сейчас тебе продемонстрирую, как с ней следует обращаться наилучшим образом.
Наклонившись к стоящей на прилавке зажигалке, он поджег обертку и прикурил от нее сигарету. Подождав, пока обертка догорела до самых пальцев, он бросил ее на пол и растоптал.
Мистер Чартон наблюдал за ним из окна провизорской.
- Ну как, порядок, космический кадет? - ухмыльнулся Туз.
Мои пальцы сжали ложечку для мороженого, но я ответил:
- Полный порядок, Туз. Мыло ведь твое.
Мистер Чартон вышел из провизорской и сказал:
- Я сам займусь буфетом, Кип. Тебе нужно доставить заказ.
Та обертка была чуть ли не единственной, которую я упустил. Конкурс кончался первого мая, и отец вместе с мистером Чартоном решили продать все мыло, до последнего ящика. Я кончил надписывать обертки только около одиннадцати, и мистер Чартон подвез меня в Спрингфилд, чтобы я успел отправить их до полуночи,
Я отправил пять тысяч семьсот восемьдесят два лозунга. Сомневаюсь, чтобы Сентервиллю еще когда доводилось так отмыться.
Итоги конкурса должны были объявить четвертого июля. За эти девять недель я успел сгрызть ногти до локтей. Ну, конечно, и еще кое-что произошло. Я кончил школу, родители подарили мне часы, мы продефилировали перед мистером Хэнли и получили аттестаты, Было приятно, хотя то, что я изучал по настоянию папы, отстояло от того, чему я научился в нашей милой старой школе, на шесть порядков. А перед выпуском состоялись все положенные мероприятия: День прогулов, прощальный вечер нашего класса, выпускной бал и встреча с младшеклассниками - в общем, полный комплект трюков, чтобы звери вели себя тихо. Мистер Чартон отпускал меня пораньше, если я просил, но просил я не часто, потому что голова была занята другим, а ухаживать я ни за кем не ухаживал. То есть ухаживал раньше, в начале года, но она - Элани Макмерти - хотела разговаривать о мальчиках и модах, а я - о космосе, так что она быстро дала мне отставку.
После выпуска из школы я стал работать у мистера Чартона полный день. Я так и не решил до сих пор, как обеспечить себе дальнейшую учебу. Да я и не думал об этом: я продолжал продавать мороженое и, затаив дыхание, ждал четвертого июля. Телепередача начиналась в восемь вечера. Телевизор у нас был черно-белый, с плоскостным изображением, Его не включали уже несколько месяцев: сделав телевизор, я потерял к нему всякий интерес. Я вытащил его из кладовки, проверил изображение, убил два часа на то, чтобы его наладить, а остальное время провел, грызя ногти. Ужинать я не мог. В половине восьмого я уже сидел перед экраном, уставясь невидящим взглядом на комиков, и перебирал свою картотеку. Вошел отец, смерил меня резким взглядом и сказал:
- Возьми себя в руки. Кип. И позволь напомнить тебе еще раз, что все шансы против тебя.
- Я знаю, пап,- буркнул я.
- Более того, это вообще не будет иметь значения в конечном счете. Человек почти всегда получает то, чего ему очень хочется. Я уверен, что когда-нибудь ты попадешь на Луну, не так, так иначе,
- Да, сэр. Просто хочется, чтобы поскорее кончилось.
- Кончится. Эмма, ты идешь?
- Сейчас иду, дорогой,- ответила мама.
Она вошла в комнату, потрепала меня по руке и села. Отец откинулся в кресле.
- Прямо как во время выборов.
- Слава богу, что ты в этом больше не завязан,- сказала мама.
- Однако, дорогая моя, тебе эти кампании всегда приходились по душе.
Мама фыркнула.
Комики исчезли с экрана, сигареты сплясали канкан и нырнули обратно в пачки, а утешающий голос заверил нас, что сигареты "Коронет" вообще лишены канцерогенных свойств - самое, самое, самое безопасное курево, да еще со вкусом настоящего табака. Программа переключилась на местную станцию, нас потчевали волнительным видом центрального магазина дровяных и скобяных товаров, и я начал выдирать себе волосы из запястья.
Вот экран заполнился мыльными пузырями, квартет спел нам о том, что наступает час "скайвея", будто мы сами этого не знали. Вдруг экран погас, и звук вырубился. А я проглотил собственный желудок.
На экране зажглась надпись: "Неполадки на линии, не регулируйте приемники".
- Да как они смеют! - завопил я.
- Прекрати, Клиффорд,- сказал отец.
Я прекратил.
- Не надо так, милый, он же все-таки еще ребенок,- сказала мама.
- Он не ребенок, он - взрослый мужчина,- ответил отец.- Послушай, Кип, как ты собираешься сохранять спокойствие перед расстрелом, если даже такая ерунда заставляет тебя нервничать?
Я забормотал, но отец сказал:
- Говори как следует.
Я объяснил, что как-то не собирался попадать под расстрел.
- Может, и придется когда-нибудь выкручиваться. А это - хорошая практика. Попробуй поймать изображение по спрингфилдской программе.
Я пытался, но на экране как будто снег валил, а голоса были похожи на двух кошек, мяукающих в мешке. Я снова переключился на нашу местную станцию.
- ...нерал-майор ВВС США Брайс Гилмор, наш гость, который позже прокомментирует некоторые, ранее не публиковавшиеся фотографии Лунной базы и новорожденного Лунного города, самого быстрорастущего города на Луне. Сразу же после объявления победителей конкурса, мы, при содействии космического корпуса, предпримем попытку прямой телевизионной связи с Лунной базой.
Я глубоко вздохнул и попытался замедлить сердцебиение. Балаган на экране все продолжался: представляли знаменитостей, объясняли правила конкурса, невероятно милая парочка подробно втолковывала друг другу, почему они пользуются только мылом "Скайвей". У меня, ей-богу, беседы с покупателями получались лучше.
Наконец, дошли до сути. На передний план торжественно выступили пятеро девушек, каждая держала огромный плакат над головой.
- А теперь...- замирающим голосом сказал ведущий,- теперь лозунг-победитель, завоевавший... бесплатный полет на Луну!
У меня перехватило горло.
Девушки запели:
- Я люблю мыло "Скайвей" потому, что...- и каждая переворачивала свой плакат, когда наступала ее очередь,- оно... чисто... как... само... небо!
Я перебирал карточки. Мне показалось, что я узнал лозунг, но я не был уверен,- я же послал их больше пяти тысяч. Наконец, я нашел нужную карточку и сверил ее с экраном.
- Пап! Мама! Я выиграл! Выиграл!
Глава 3
- Спокойно, Кип! - отрубил отец.- Прекрати.
- Послушай, дорогой,- сказала мама.
- ... представить вам счастливую победительницу,- продолжал диктор,- миссис Ксения Донахью, Грейт Фоллз, штат Монтана... Миссис Донахью!
Под звуки фанфар на авансцену выплыла маленькая полная женщина. Я снова взглянул на плакаты. Их текст совпадал с текстом моей карточки.
- Папа, что случилось? - спросил я.- Это же мой лозунг.
- Ты плохо слушал.
- Жулики!
- Молчи и слушай.
- ... как мы уже объясняли, в случае совпадения текстов первенство присуждается тому, кто отправил письмо раньше. Оставшиеся призы распределяются по времени поступления писем в жюри конкурса. Выигравший лозунг был предложен одиннадцатью участниками конкурса. Им и принадлежат первые одиннадцать призов. Здесь сегодня присутствуют шесть человек, занявших первые места и награжденные поездкой на Луну, уикендом на космической станции-спутнике, кругосветным путешествием на реактивном самолете, путешествием в Антарктику, поездкой...
Проиграть из-за почты! Из-за почты!
- ...сожалеем, что не могли приветствовать здесь сегодня всех победителей. Зато для них приготовлен сюрприз.- Ведущий посмотрел на часы.- В настоящую минуту, прямо сейчас, в тысяче домов по всей стране - прямо сию секунду - раздастся стук в счастливую дверь верных друзей "Скайвея"...
Раздался стук в нашу дверь.
Я подпрыгнул. Отец отворил.
Трое грузчиков внесли огромного размера ящик.
- Клиффорд Рассел здесь живет? - спросил один из них.
- Здесь,- ответил папа.
- Распишитесь, пожалуйста.
- А что это?
- Здесь написано только, где верх. Куда поставить?
Папа протянул расписку мне, и я как-то ухитрился расписаться.
- Поставьте в гостиную, пожалуйста,- попросил папа.
Грузчики ушли, а я вооружился молотком и кусачками. Ящик был похож на гроб, а у меня как раз и было похоронное настроение.
Я отодрал крышку и выбросил на мамины ковры целый ворох упаковочного материала. Наконец, я докопался до содержимого.
Это был космический скафандр.
Скафандр не бог весть какой по нынешним временам. Устаревшая модель, которую фирма "Мыло "Скайвей" скупила на распродаже излишков. Скафандры получили все победители от десятого до сотого. Но он был настоящий, производства фирмы "Гудьир", с системой кондиционирования воздуха от "Йорка" и со вспомогательным оборудованием от "Дженерал электрик". К скафандру Прилагались спецификации и инструкции, а также рабочий журнал, из которого следовало, что скафандр использовался более восьмисот часов при монтаже второй станции-спутника.
Мне стало лучше. Это ведь не подделка, не игрушка. Скафандр побывал в космосе, хоть мне самому и не удалось. Но удастся! Когда-нибудь. Я научусь им пользоваться и когда-нибудь пройдусь в нем по голой поверхности Луны.
- Может, отнесем в твою мастерскую, а, Кип?
- Куда нам спешить, милый? - возразила мама.- Клиффорд, ты не хочешь примерить его?
Еще бы я не хотел! Мы с папой сошлись на том, что оттащили в сарай ящик и упаковку. Когда мы вернулись, в доме уже торчали репортер и фотограф из "Клариона" - о моем выигрыше газета узнала раньше, чем я, что мне показалось неправильным.
Они попросили меня попозировать, и я не стал возражать.
Влезть в скафандр оказалось делом тяжким. По сравнению с этим одеваться в вагоне на верхней полке просто пустячок.
- Погоди-ка, парень,- сказал фотограф.- Я видел, как их надевают. Совет примешь?
- А? Нет, то есть я хотел сказать "да".
- Ты в него проскользни, как эскимос в каяк. Потом суй правую руку...
Так оказалось намного легче. Я широко распустил передние прокладки и сел в скафандр, хотя при этом чуть не вывихнул правое плечо. Потом нашел специальные лямки для подгонки размера, но возиться с ними не стал. Фотограф запихнул меня в скафандр, застегнул молнии, помог подняться на ноги и задвинул шлем.
Баллонов с воздухом на скафандре не было, и пока он сделал три кадра, мне пришлось жить на том воздухе, который остался внутри шлема. К тому времени, как фотограф кончил снимать, я удостоверился, что в скафандре действительно работали: внутри стоял запах грязных носков. Я с радостью скинул шлем.
И все равно, носить скафандр мне нравилось. Прямо как космонавт.
Газетчики ушли, а мы вскоре легли спать, оставив скафандр в гостиной.
Около полуночи я осторожненько спустился вниз и примерил его еще раз.
На следующее утро, прежде чем идти на работу, я отнес скафандр в мастерскую.
Мистер Чартон вел себя дипломатично. Он сказал всего лишь, что хотел бы взглянуть на мой скафандр, когда у меня найдется время. О скафандре знали уже все - моя фотография красовалась на первой странице "Клариона" между заметкой об альпинистах и отчетом о пострадавших во время празднеств. Статейку написали довольно зубоскальную, но я на это внимания не обращал. Я ведь толком и не верил никогда, что выиграю, зато заполучил самый что ни на есть настоящий скафандр, которого не было ни у одного из моих одноклассников.
Днем папа принес мне заказное письмо от фирмы "Мыло "Скайвей". Письмо содержало документы на владение космическим скафандром, герметическим, серийный номер такой-то, быв. собственность ВВС США. Письмо начиналось с поздравлений и благодарностей, но в последних строках было и кое-что существенное: "Мы сознаем, что выигранный Вами приз может Вам в ближайшее время и не понадобиться. Поэтому, согласно параграфу 4-а правил проведения конкурса, компания готова выкупить его за пятьсот долларов наличными. Для получения денег Вам следует вернуть скафандр в демонтажное отделение фирмы "Гудьир" по адресу: город Акрон, штат Огайо, до 15 сентября сего года. Почтовые расходы фирма принимает на себя. Компания "Мыло "Скайвей" выражает надежду, что Вы получили такое же удовольствие от нашего конкурса, какое мы получили от Вашего участия в нем, и что Вы согласитесь не отсылать скафандр до проведения специальной телепередачи, посвященной мылу "Скайвей". За участие в ней Вам будет выплачено 500 долларов. По этому поводу с Вами свяжется директор Вашей местной телестудии. Мы надеемся, что Вы не откажетесь быть гостем нашей передачи. С наилучшими пожеланиями от мыла "Скайвей", чистого, как само небо".
Я протянул письмо отцу. Он пробежал его глазами и вернул мне.
- Надо, наверное, соглашаться,- сказал я.
- Телевидение не оставляет шрамов на теле, так что греха в этом я не вижу,- ответил отец.
- Да, нет, я не о том. Их передача - просто легкий заработок. Я думаю, что мне и впрямь следовало бы продать им скафандр.- Мне бы радоваться: ведь подвернулись деньги, в которых я так нуждался, а скафандр мне был нужен, как рыбке зонтик. Но радости я почему-то не чувствовал, хотя никогда в жизни мне не доводилось еще иметь пятьсот долларов.
- Вот что, сын, заявления, начинающиеся со слов "мне и впрямь следовало бы", всегда вызывали у меня подозрения. Эта фраза означает, что ты сам еще толком не разобрался, чего тебе хочется.
- Но пятисот долларов хватит почти на целый семестр.
- Какое это имеет отношение к делу? Выясни сначала, чего ты хочешь, а потом поступай соответственно. И никогда в жизни не уговаривай себя делать то, что тебе не нравится. Подумай хорошенько.
Отец пожелал мне спокойной ночи и пошел спать.
Я решил, что сжигать мосты неразумно. В любом случае - скафандр мой до середины сентября, а там кто знает, может, он мне надоест.
Но он мне не надоел. Скафандр - это чудо техники, космическая станция в миниатюре. Хромированные шлем и плечи переходили в асбестово-силиконово-фиберглассовый корпус, жесткий, но с гибкими суставами. Суставы были сделаны из такого же прочного материала, но с сохранением "постоянного объема": при сгибании колена специальные "мехи" увеличивали объем перед коленной чашечкой ровно настолько, насколько ткань скафандра приближалась к ноге сзади. Без такого устройства много не походишь: внутреннее давление, которое может доходить до нескольких тонн, заставит человека застыть на месте, как статую. Эти компенсаторы объема были покрыты двойной броней; даже суставы пальцев и то покрывались ею.
К скафандру крепился тяжелый фиберглассовый пояс с зажимами для инструментов. Специальные лямки позволяли регулировать высоту и вес. В комплект входил также заплечный мешок (сейчас пустой) для баллонов с воздухом. Для батарей и всего такого были предусмотрены внутренние и наружные карманы на молниях.
Шлем вместе с частью заплечья откидывался назад, а передняя часть скафандра открывалась двумя молниями на прокладках, образуя дверку, в которую приходилось втискиваться. С застегнутыми шлемом и молниями скафандр вскрыть невозможно из-за давления внутри.
На горловом обхвате и на шлеме смонтированы переключатели, а огромный шлем содержит резервуар с питьевой водой; по шесть контейнеров для таблеток с каждой стороны; справа от подбородка переключатель рации, а слева - переключатель, регулирующий поток воздуха; еще там были автоматический поляризатор для окуляров, расположенных перед лицом; микрофоны и наушники; в утолщении за затылком располагались радиосхемы, а над головой аркой выгибалась приборная панель. Знаки на циферблатах приборов располагались в обратном порядке, потому что космонавт видел их в отражении внутреннего зеркала, смонтированного спереди, на расстоянии четырнадцати дюймов от глаз.
Над окошком шлема устанавливались две двойные фары. На макушке две антенны; штырь передающей антенны и рожок, выстреливающий микроволны как из ружья. Ориентировать его следовало, становясь лицом к принимающей станции. Всю поверхность рожка, за исключением верхней части, покрывала броня.
Вам-то кажется, что скафандр переполнен как дамская сумочка, но на самом деле все сделано так компактно, что просто красота, а голова, когда смотришь в окуляры, ни с чем не соприкасается. Если отбросить голову назад, то видишь отражения циферблатов, наклонишь вперед - и можешь подбородком оперировать клапанами-регуляторами; чтобы глотнуть воды или съесть таблетку, достаточно поворота шеи. Все оставшееся пространство заполнено губчатой резиной, чтобы не стукнуться головой ни при каких условиях.
В общем, скафандр мой был похож на первоклассный автомобиль, а шлем - на швейцарские часы.
Но баллонов с воздухом не было - так же, как и всей радиооснастки, за исключением антенны; не было радарного маяка и аварийного радарного целеискателя; внутренние и наружные карманы были пусты, а с пояса не свисали инструменты.
Когда я прочитал в инструкции, что должно было содержаться в полном комплекте, я понял, что от автомобиля мне достался один лишь остов.
И я решил, что просто обязан привести его в порядок.
Прежде всего я тщательно протер скафандр хлороксом, чтобы уничтожить запах раздевалки. Потом взялся за систему воздухоснабжения.
Хорошо, что вместе со скафандром прислали инструкцию, потому что почти все мои прежние представления о скафандрах оказались неверны.
Человек потребляет около трех фунтов кислорода в день - трех фунтов массы, а не фунтов на квадратный дюйм. Казалось бы, человек может нести на себе месячный запас кислорода, особенно в космосе, где масса не имеет веса, или на Луне, где три фунта весят только полфунта. Что же, для экипажей космических кораблей и станций, или для аквалангистов это допустимо; они прогоняют воздух через известняк, чтобы очистить его от двуокиси углерода, и дышат им снова. Но в скафандре так не сделать.
Даже сегодня многие говорят о "жутком морозе космоса", но ведь космос - это вакуум, а если бы вакуум был холодным, то как бы термос сохранял кофе горячим? Вакуум - это ничто, он не обладает температурой, он только изолирует.
Три четверти того, что вы съедаете, преобразуется в тепло огромное количество тепла, его ежедневно выделяется столько, что хватит растопить фунтов пятьдесят, а то и больше льда. Звучит невероятно, правда? Но тело производит столько тепла, что от него приходится избавляться - точно так же, как приходится охлаждать автомобильный двигатель.
Разумеется, если делать это слишком быстро, скажем, на холодном ветру, то можно замерзнуть, но перед человеком в скафандре стоит другая проблема - как бы не свариться заживо подобно раку. Вокруг вакуум, и избавиться от избыточного тепла очень трудно. Частично оно уходит само, но не так уж много, а, находясь на солнце, предмет все равно впитает его больше, чем отдаст, потому-то поверхности космических ракет и отполированы до зеркального блеска.
Так как же быть?
Не носить же на себе пятидесятифунтовые глыбы льда! Избавляться от избыточного тепла следует так же, как и в земных условиях конвекцией и испарением: надо заставлять воздух постоянно циркулировать вокруг тела, чтобы он испарял пот и, тем самым, охлаждал вас. Верно, когда-нибудь изобретут скафандр, оснащенный такой же восстановительно-очищающей системой, как космические корабли, но пока что практический выход заключается в следующем: следует выпускать использованный воздух из скафандра, выводя с ним пот, двуокись углерода и избыточное тепло, тратя на все это большую часть кислорода.
Есть и другие проблемы. Давление в пятнадцать фунтов на квадратный дюйм, которому вы подвергаетесь, включает три фунта кислородного давления. Легким хватит и меньшего количества, но только индеец из высокогорных Анд будет себя уютно чувствовать при давлении кислорода менее двух фунтов. Девять десятых фунта - предел. Любое давление ниже этого предела просто не будет способно вгонять кислород в кровь - таков примерно уровень давления на вершине Эвереста. Но большинство людей начинают испытывать кислородное голодание задолго до этого предела, поэтому лучше остановиться на двух фунтах кислорода на квадратный дюйм. Кислород следует смешать с инертным газом, потому что от чистого кислорода может заболеть горло, или, что еще хуже, человек от него пьянеет, или начинаются страшные судороги.
Азот, которым вы дышите всю жизнь, использовать нельзя - при падении давления он образует в крови пузырьки и покалечит кровеносные сосуды. Пользоваться нужно гелием, который не пузырится. Только вот говорить из-за него будете скрипучим голосом, ну да черт с ним.
Итак, недостаток кислорода вас убьет, избыток отравит, азот покалечит, в двуокиси углерода можно утонуть, если прежде от нее не задохнешься, а обезвоживание организма может привести к смертельной лихорадке. Дочитав инструкцию до конца, я прямо диву дался, как человек исхитряется выжить, да еще в скафандре.
Но вот передо мной лежит скафандр, который сотни часов служил человеку защитой в космосе.
Вот вам способ избавиться от всех этих опасностей: на спине несете стальные баллоны с "воздухом" (смесь кислорода и гелия) под давлением сто пятьдесят атмосфер, больше двух тысяч фунтов на квадратный дюйм, и через редукционный клапан давление в шлеме "по требованию" доводится до трех-пяти фунтов на квадратный дюйм, два фунта из которых приходится на кислород. Вокруг шеи прокладываете силиконово-резиновый воротник и в нем проделываете крошечные отверстия, чтобы снизить давление в корпусе скафандра и ускорить поток воздуха, тогда значительно повысится скорость испарения и охлаждения, а нагибаться станет значительно легче. Добавьте выхлопные клапаны - по одному на запястьях и лодыжках. Эти клапаны должны пропускать не только газ, но и воду, в противном случае утонете по щиколотки в поту.
Баллоны, большие и неуклюжие, весят фунтов по шестьдесят, а масса воздуха, содержащаяся в баллоне, не превышает пяти фунтов даже при таком колоссальном давлении.
Вместо месячного приходится довольствоваться запасом на восемь часов. Но зато эти восемь часов гарантируются полностью, если, конечно, ничто в оснастке не откажет. Срок можно растянуть: перегрев, так же, как и двуокись углерода, мгновенной смерти не вызывает, но если уйдет кислород, то смерть наступит минут через семь. Так что возвращаемся к тому, с чего начали - без кислорода жизни нет.
Носом не почуешь, достаточно его поступает или нет, а знать, черт побери, надо точно. Поэтому к уху крепится зажимом маленькая фотоэлектрическая ячейка, которая следит за цветом крови - красный цвет придает ей обогащающий ее кислород. Ячейка подсоединяется к гальванометру. Если стрелка гальванометра указывает на опасность, начинают молиться.
- Конечно, все будет по правилам, Кип, но... это дешевка.
Итак, я собирал обертки. И посылал их со следующими лозунгами:
"Я пользуюсь мылом "Скайвей", потому что...
...чувствую себя таким чистым;
..."Скайвей" хорош и в дороге, и дома;
...его качество выше неба;
...оно чисто, как Млечный Путь;
...оно чисто, как межзвездное пространство;
...после него я чист, как умытое дождем небо".
И так до бесконечности, пока я не начал чувствовать вкус мыла даже во сне.
Лозунги сочиняли для меня и папа, и мама, и мистер Чартон. Я записывал лозунги в специальный блокнот и на уроках, и на работе, и среди ночи. Придя как-то вечером домой, я обнаружил, что отец сделал мне ящик с карточками; я расположил их в алфавитном порядке, чтобы избежать повторения.
Это здорово помогло, потому что под конец я их отсылал по сотне в день. Росли почтовые расходы, не говоря уже о том, что мне приходилось покупать обертки.
В конкурсе принимали участие и другие ребята у кого производство было поставлено так, как у меня. В десять я уходил с работы, бежал домой с обертками и придуманными лозунгами, забирал у родителей лозунги, придуманные ими за день, потом штамповал резиновой печаткой на внутренней стороне каждой обертки: "Я пользуюсь мылом "Скайвей" потому что...", и свой адрес с фамилией. Пока я печатал, отец заполнял карточки в картотеке. Каждое утро по дороге в школу я отправлял пачку писем.
Надо мной посмеивались, но, как правило, именно те взрослые, которые больше всего надо мной подшучивали, особенно охотно отдавали мне свои обертки. Все, за исключением одного лишь осла, по имени Туз Квиггл. Хотя его и нельзя было причислять к взрослым, он всего лишь переросший свой возраст малолетний преступник. В каждом городишке есть, наверное, такой Туз. Школу он не кончил, что само по себе можно считать достижением, поскольку мистер Хэнли перетягивал в следующий класс всех, "чтобы не разбивать возрастные группы". Сколько я себя помню, Туз все шатался по Главной улице, иногда подрабатывал, но по большей части бездельничал. Считал он себя непревзойденным остряком. Как-то Туз уселся за стойку у нас в аптеке, заняв за один солодовый коктейль с шоколадом, стоимостью в тридцать пять центов, места и времени на два доллара. Я как раз только что убедил старую миссис Дженкинс купить дюжину мыла и освободил ее от оберток. Когда она ушла. Туз взял пачку мыла из моей выставки на прилавке и спросил:
- Торгуешь ими, космический кадет?
- Верно, Туз. Купи, не пожалеешь.
- Вы надеетесь попасть на Луну, торгуя мылом, капитан? Или я должен сказать "коммодор"? Икик-ик-иккити-ик! - Это он так смеется, подражая героям комиксов.
- Пытаюсь,- вежливо ответил я.- Так что, покупаешь?
- А ты уверен, что мыло хорошее?
- Убежден.
- Ну, что же. Куплю кусок, по только, чтобы тебя выручить.
Не густо. Но как знать, может, именно эта обертка и выиграет.
- Спасибо большое. Туз.- Я взял деньги, он положил мыло в карман и пошел к выходу.
- Секундочку, Туз. Дай мне обертку, пожалуйста.
Он остановился.
- О, да, я сейчас тебе продемонстрирую, как с ней следует обращаться наилучшим образом.
Наклонившись к стоящей на прилавке зажигалке, он поджег обертку и прикурил от нее сигарету. Подождав, пока обертка догорела до самых пальцев, он бросил ее на пол и растоптал.
Мистер Чартон наблюдал за ним из окна провизорской.
- Ну как, порядок, космический кадет? - ухмыльнулся Туз.
Мои пальцы сжали ложечку для мороженого, но я ответил:
- Полный порядок, Туз. Мыло ведь твое.
Мистер Чартон вышел из провизорской и сказал:
- Я сам займусь буфетом, Кип. Тебе нужно доставить заказ.
Та обертка была чуть ли не единственной, которую я упустил. Конкурс кончался первого мая, и отец вместе с мистером Чартоном решили продать все мыло, до последнего ящика. Я кончил надписывать обертки только около одиннадцати, и мистер Чартон подвез меня в Спрингфилд, чтобы я успел отправить их до полуночи,
Я отправил пять тысяч семьсот восемьдесят два лозунга. Сомневаюсь, чтобы Сентервиллю еще когда доводилось так отмыться.
Итоги конкурса должны были объявить четвертого июля. За эти девять недель я успел сгрызть ногти до локтей. Ну, конечно, и еще кое-что произошло. Я кончил школу, родители подарили мне часы, мы продефилировали перед мистером Хэнли и получили аттестаты, Было приятно, хотя то, что я изучал по настоянию папы, отстояло от того, чему я научился в нашей милой старой школе, на шесть порядков. А перед выпуском состоялись все положенные мероприятия: День прогулов, прощальный вечер нашего класса, выпускной бал и встреча с младшеклассниками - в общем, полный комплект трюков, чтобы звери вели себя тихо. Мистер Чартон отпускал меня пораньше, если я просил, но просил я не часто, потому что голова была занята другим, а ухаживать я ни за кем не ухаживал. То есть ухаживал раньше, в начале года, но она - Элани Макмерти - хотела разговаривать о мальчиках и модах, а я - о космосе, так что она быстро дала мне отставку.
После выпуска из школы я стал работать у мистера Чартона полный день. Я так и не решил до сих пор, как обеспечить себе дальнейшую учебу. Да я и не думал об этом: я продолжал продавать мороженое и, затаив дыхание, ждал четвертого июля. Телепередача начиналась в восемь вечера. Телевизор у нас был черно-белый, с плоскостным изображением, Его не включали уже несколько месяцев: сделав телевизор, я потерял к нему всякий интерес. Я вытащил его из кладовки, проверил изображение, убил два часа на то, чтобы его наладить, а остальное время провел, грызя ногти. Ужинать я не мог. В половине восьмого я уже сидел перед экраном, уставясь невидящим взглядом на комиков, и перебирал свою картотеку. Вошел отец, смерил меня резким взглядом и сказал:
- Возьми себя в руки. Кип. И позволь напомнить тебе еще раз, что все шансы против тебя.
- Я знаю, пап,- буркнул я.
- Более того, это вообще не будет иметь значения в конечном счете. Человек почти всегда получает то, чего ему очень хочется. Я уверен, что когда-нибудь ты попадешь на Луну, не так, так иначе,
- Да, сэр. Просто хочется, чтобы поскорее кончилось.
- Кончится. Эмма, ты идешь?
- Сейчас иду, дорогой,- ответила мама.
Она вошла в комнату, потрепала меня по руке и села. Отец откинулся в кресле.
- Прямо как во время выборов.
- Слава богу, что ты в этом больше не завязан,- сказала мама.
- Однако, дорогая моя, тебе эти кампании всегда приходились по душе.
Мама фыркнула.
Комики исчезли с экрана, сигареты сплясали канкан и нырнули обратно в пачки, а утешающий голос заверил нас, что сигареты "Коронет" вообще лишены канцерогенных свойств - самое, самое, самое безопасное курево, да еще со вкусом настоящего табака. Программа переключилась на местную станцию, нас потчевали волнительным видом центрального магазина дровяных и скобяных товаров, и я начал выдирать себе волосы из запястья.
Вот экран заполнился мыльными пузырями, квартет спел нам о том, что наступает час "скайвея", будто мы сами этого не знали. Вдруг экран погас, и звук вырубился. А я проглотил собственный желудок.
На экране зажглась надпись: "Неполадки на линии, не регулируйте приемники".
- Да как они смеют! - завопил я.
- Прекрати, Клиффорд,- сказал отец.
Я прекратил.
- Не надо так, милый, он же все-таки еще ребенок,- сказала мама.
- Он не ребенок, он - взрослый мужчина,- ответил отец.- Послушай, Кип, как ты собираешься сохранять спокойствие перед расстрелом, если даже такая ерунда заставляет тебя нервничать?
Я забормотал, но отец сказал:
- Говори как следует.
Я объяснил, что как-то не собирался попадать под расстрел.
- Может, и придется когда-нибудь выкручиваться. А это - хорошая практика. Попробуй поймать изображение по спрингфилдской программе.
Я пытался, но на экране как будто снег валил, а голоса были похожи на двух кошек, мяукающих в мешке. Я снова переключился на нашу местную станцию.
- ...нерал-майор ВВС США Брайс Гилмор, наш гость, который позже прокомментирует некоторые, ранее не публиковавшиеся фотографии Лунной базы и новорожденного Лунного города, самого быстрорастущего города на Луне. Сразу же после объявления победителей конкурса, мы, при содействии космического корпуса, предпримем попытку прямой телевизионной связи с Лунной базой.
Я глубоко вздохнул и попытался замедлить сердцебиение. Балаган на экране все продолжался: представляли знаменитостей, объясняли правила конкурса, невероятно милая парочка подробно втолковывала друг другу, почему они пользуются только мылом "Скайвей". У меня, ей-богу, беседы с покупателями получались лучше.
Наконец, дошли до сути. На передний план торжественно выступили пятеро девушек, каждая держала огромный плакат над головой.
- А теперь...- замирающим голосом сказал ведущий,- теперь лозунг-победитель, завоевавший... бесплатный полет на Луну!
У меня перехватило горло.
Девушки запели:
- Я люблю мыло "Скайвей" потому, что...- и каждая переворачивала свой плакат, когда наступала ее очередь,- оно... чисто... как... само... небо!
Я перебирал карточки. Мне показалось, что я узнал лозунг, но я не был уверен,- я же послал их больше пяти тысяч. Наконец, я нашел нужную карточку и сверил ее с экраном.
- Пап! Мама! Я выиграл! Выиграл!
Глава 3
- Спокойно, Кип! - отрубил отец.- Прекрати.
- Послушай, дорогой,- сказала мама.
- ... представить вам счастливую победительницу,- продолжал диктор,- миссис Ксения Донахью, Грейт Фоллз, штат Монтана... Миссис Донахью!
Под звуки фанфар на авансцену выплыла маленькая полная женщина. Я снова взглянул на плакаты. Их текст совпадал с текстом моей карточки.
- Папа, что случилось? - спросил я.- Это же мой лозунг.
- Ты плохо слушал.
- Жулики!
- Молчи и слушай.
- ... как мы уже объясняли, в случае совпадения текстов первенство присуждается тому, кто отправил письмо раньше. Оставшиеся призы распределяются по времени поступления писем в жюри конкурса. Выигравший лозунг был предложен одиннадцатью участниками конкурса. Им и принадлежат первые одиннадцать призов. Здесь сегодня присутствуют шесть человек, занявших первые места и награжденные поездкой на Луну, уикендом на космической станции-спутнике, кругосветным путешествием на реактивном самолете, путешествием в Антарктику, поездкой...
Проиграть из-за почты! Из-за почты!
- ...сожалеем, что не могли приветствовать здесь сегодня всех победителей. Зато для них приготовлен сюрприз.- Ведущий посмотрел на часы.- В настоящую минуту, прямо сейчас, в тысяче домов по всей стране - прямо сию секунду - раздастся стук в счастливую дверь верных друзей "Скайвея"...
Раздался стук в нашу дверь.
Я подпрыгнул. Отец отворил.
Трое грузчиков внесли огромного размера ящик.
- Клиффорд Рассел здесь живет? - спросил один из них.
- Здесь,- ответил папа.
- Распишитесь, пожалуйста.
- А что это?
- Здесь написано только, где верх. Куда поставить?
Папа протянул расписку мне, и я как-то ухитрился расписаться.
- Поставьте в гостиную, пожалуйста,- попросил папа.
Грузчики ушли, а я вооружился молотком и кусачками. Ящик был похож на гроб, а у меня как раз и было похоронное настроение.
Я отодрал крышку и выбросил на мамины ковры целый ворох упаковочного материала. Наконец, я докопался до содержимого.
Это был космический скафандр.
Скафандр не бог весть какой по нынешним временам. Устаревшая модель, которую фирма "Мыло "Скайвей" скупила на распродаже излишков. Скафандры получили все победители от десятого до сотого. Но он был настоящий, производства фирмы "Гудьир", с системой кондиционирования воздуха от "Йорка" и со вспомогательным оборудованием от "Дженерал электрик". К скафандру Прилагались спецификации и инструкции, а также рабочий журнал, из которого следовало, что скафандр использовался более восьмисот часов при монтаже второй станции-спутника.
Мне стало лучше. Это ведь не подделка, не игрушка. Скафандр побывал в космосе, хоть мне самому и не удалось. Но удастся! Когда-нибудь. Я научусь им пользоваться и когда-нибудь пройдусь в нем по голой поверхности Луны.
- Может, отнесем в твою мастерскую, а, Кип?
- Куда нам спешить, милый? - возразила мама.- Клиффорд, ты не хочешь примерить его?
Еще бы я не хотел! Мы с папой сошлись на том, что оттащили в сарай ящик и упаковку. Когда мы вернулись, в доме уже торчали репортер и фотограф из "Клариона" - о моем выигрыше газета узнала раньше, чем я, что мне показалось неправильным.
Они попросили меня попозировать, и я не стал возражать.
Влезть в скафандр оказалось делом тяжким. По сравнению с этим одеваться в вагоне на верхней полке просто пустячок.
- Погоди-ка, парень,- сказал фотограф.- Я видел, как их надевают. Совет примешь?
- А? Нет, то есть я хотел сказать "да".
- Ты в него проскользни, как эскимос в каяк. Потом суй правую руку...
Так оказалось намного легче. Я широко распустил передние прокладки и сел в скафандр, хотя при этом чуть не вывихнул правое плечо. Потом нашел специальные лямки для подгонки размера, но возиться с ними не стал. Фотограф запихнул меня в скафандр, застегнул молнии, помог подняться на ноги и задвинул шлем.
Баллонов с воздухом на скафандре не было, и пока он сделал три кадра, мне пришлось жить на том воздухе, который остался внутри шлема. К тому времени, как фотограф кончил снимать, я удостоверился, что в скафандре действительно работали: внутри стоял запах грязных носков. Я с радостью скинул шлем.
И все равно, носить скафандр мне нравилось. Прямо как космонавт.
Газетчики ушли, а мы вскоре легли спать, оставив скафандр в гостиной.
Около полуночи я осторожненько спустился вниз и примерил его еще раз.
На следующее утро, прежде чем идти на работу, я отнес скафандр в мастерскую.
Мистер Чартон вел себя дипломатично. Он сказал всего лишь, что хотел бы взглянуть на мой скафандр, когда у меня найдется время. О скафандре знали уже все - моя фотография красовалась на первой странице "Клариона" между заметкой об альпинистах и отчетом о пострадавших во время празднеств. Статейку написали довольно зубоскальную, но я на это внимания не обращал. Я ведь толком и не верил никогда, что выиграю, зато заполучил самый что ни на есть настоящий скафандр, которого не было ни у одного из моих одноклассников.
Днем папа принес мне заказное письмо от фирмы "Мыло "Скайвей". Письмо содержало документы на владение космическим скафандром, герметическим, серийный номер такой-то, быв. собственность ВВС США. Письмо начиналось с поздравлений и благодарностей, но в последних строках было и кое-что существенное: "Мы сознаем, что выигранный Вами приз может Вам в ближайшее время и не понадобиться. Поэтому, согласно параграфу 4-а правил проведения конкурса, компания готова выкупить его за пятьсот долларов наличными. Для получения денег Вам следует вернуть скафандр в демонтажное отделение фирмы "Гудьир" по адресу: город Акрон, штат Огайо, до 15 сентября сего года. Почтовые расходы фирма принимает на себя. Компания "Мыло "Скайвей" выражает надежду, что Вы получили такое же удовольствие от нашего конкурса, какое мы получили от Вашего участия в нем, и что Вы согласитесь не отсылать скафандр до проведения специальной телепередачи, посвященной мылу "Скайвей". За участие в ней Вам будет выплачено 500 долларов. По этому поводу с Вами свяжется директор Вашей местной телестудии. Мы надеемся, что Вы не откажетесь быть гостем нашей передачи. С наилучшими пожеланиями от мыла "Скайвей", чистого, как само небо".
Я протянул письмо отцу. Он пробежал его глазами и вернул мне.
- Надо, наверное, соглашаться,- сказал я.
- Телевидение не оставляет шрамов на теле, так что греха в этом я не вижу,- ответил отец.
- Да, нет, я не о том. Их передача - просто легкий заработок. Я думаю, что мне и впрямь следовало бы продать им скафандр.- Мне бы радоваться: ведь подвернулись деньги, в которых я так нуждался, а скафандр мне был нужен, как рыбке зонтик. Но радости я почему-то не чувствовал, хотя никогда в жизни мне не доводилось еще иметь пятьсот долларов.
- Вот что, сын, заявления, начинающиеся со слов "мне и впрямь следовало бы", всегда вызывали у меня подозрения. Эта фраза означает, что ты сам еще толком не разобрался, чего тебе хочется.
- Но пятисот долларов хватит почти на целый семестр.
- Какое это имеет отношение к делу? Выясни сначала, чего ты хочешь, а потом поступай соответственно. И никогда в жизни не уговаривай себя делать то, что тебе не нравится. Подумай хорошенько.
Отец пожелал мне спокойной ночи и пошел спать.
Я решил, что сжигать мосты неразумно. В любом случае - скафандр мой до середины сентября, а там кто знает, может, он мне надоест.
Но он мне не надоел. Скафандр - это чудо техники, космическая станция в миниатюре. Хромированные шлем и плечи переходили в асбестово-силиконово-фиберглассовый корпус, жесткий, но с гибкими суставами. Суставы были сделаны из такого же прочного материала, но с сохранением "постоянного объема": при сгибании колена специальные "мехи" увеличивали объем перед коленной чашечкой ровно настолько, насколько ткань скафандра приближалась к ноге сзади. Без такого устройства много не походишь: внутреннее давление, которое может доходить до нескольких тонн, заставит человека застыть на месте, как статую. Эти компенсаторы объема были покрыты двойной броней; даже суставы пальцев и то покрывались ею.
К скафандру крепился тяжелый фиберглассовый пояс с зажимами для инструментов. Специальные лямки позволяли регулировать высоту и вес. В комплект входил также заплечный мешок (сейчас пустой) для баллонов с воздухом. Для батарей и всего такого были предусмотрены внутренние и наружные карманы на молниях.
Шлем вместе с частью заплечья откидывался назад, а передняя часть скафандра открывалась двумя молниями на прокладках, образуя дверку, в которую приходилось втискиваться. С застегнутыми шлемом и молниями скафандр вскрыть невозможно из-за давления внутри.
На горловом обхвате и на шлеме смонтированы переключатели, а огромный шлем содержит резервуар с питьевой водой; по шесть контейнеров для таблеток с каждой стороны; справа от подбородка переключатель рации, а слева - переключатель, регулирующий поток воздуха; еще там были автоматический поляризатор для окуляров, расположенных перед лицом; микрофоны и наушники; в утолщении за затылком располагались радиосхемы, а над головой аркой выгибалась приборная панель. Знаки на циферблатах приборов располагались в обратном порядке, потому что космонавт видел их в отражении внутреннего зеркала, смонтированного спереди, на расстоянии четырнадцати дюймов от глаз.
Над окошком шлема устанавливались две двойные фары. На макушке две антенны; штырь передающей антенны и рожок, выстреливающий микроволны как из ружья. Ориентировать его следовало, становясь лицом к принимающей станции. Всю поверхность рожка, за исключением верхней части, покрывала броня.
Вам-то кажется, что скафандр переполнен как дамская сумочка, но на самом деле все сделано так компактно, что просто красота, а голова, когда смотришь в окуляры, ни с чем не соприкасается. Если отбросить голову назад, то видишь отражения циферблатов, наклонишь вперед - и можешь подбородком оперировать клапанами-регуляторами; чтобы глотнуть воды или съесть таблетку, достаточно поворота шеи. Все оставшееся пространство заполнено губчатой резиной, чтобы не стукнуться головой ни при каких условиях.
В общем, скафандр мой был похож на первоклассный автомобиль, а шлем - на швейцарские часы.
Но баллонов с воздухом не было - так же, как и всей радиооснастки, за исключением антенны; не было радарного маяка и аварийного радарного целеискателя; внутренние и наружные карманы были пусты, а с пояса не свисали инструменты.
Когда я прочитал в инструкции, что должно было содержаться в полном комплекте, я понял, что от автомобиля мне достался один лишь остов.
И я решил, что просто обязан привести его в порядок.
Прежде всего я тщательно протер скафандр хлороксом, чтобы уничтожить запах раздевалки. Потом взялся за систему воздухоснабжения.
Хорошо, что вместе со скафандром прислали инструкцию, потому что почти все мои прежние представления о скафандрах оказались неверны.
Человек потребляет около трех фунтов кислорода в день - трех фунтов массы, а не фунтов на квадратный дюйм. Казалось бы, человек может нести на себе месячный запас кислорода, особенно в космосе, где масса не имеет веса, или на Луне, где три фунта весят только полфунта. Что же, для экипажей космических кораблей и станций, или для аквалангистов это допустимо; они прогоняют воздух через известняк, чтобы очистить его от двуокиси углерода, и дышат им снова. Но в скафандре так не сделать.
Даже сегодня многие говорят о "жутком морозе космоса", но ведь космос - это вакуум, а если бы вакуум был холодным, то как бы термос сохранял кофе горячим? Вакуум - это ничто, он не обладает температурой, он только изолирует.
Три четверти того, что вы съедаете, преобразуется в тепло огромное количество тепла, его ежедневно выделяется столько, что хватит растопить фунтов пятьдесят, а то и больше льда. Звучит невероятно, правда? Но тело производит столько тепла, что от него приходится избавляться - точно так же, как приходится охлаждать автомобильный двигатель.
Разумеется, если делать это слишком быстро, скажем, на холодном ветру, то можно замерзнуть, но перед человеком в скафандре стоит другая проблема - как бы не свариться заживо подобно раку. Вокруг вакуум, и избавиться от избыточного тепла очень трудно. Частично оно уходит само, но не так уж много, а, находясь на солнце, предмет все равно впитает его больше, чем отдаст, потому-то поверхности космических ракет и отполированы до зеркального блеска.
Так как же быть?
Не носить же на себе пятидесятифунтовые глыбы льда! Избавляться от избыточного тепла следует так же, как и в земных условиях конвекцией и испарением: надо заставлять воздух постоянно циркулировать вокруг тела, чтобы он испарял пот и, тем самым, охлаждал вас. Верно, когда-нибудь изобретут скафандр, оснащенный такой же восстановительно-очищающей системой, как космические корабли, но пока что практический выход заключается в следующем: следует выпускать использованный воздух из скафандра, выводя с ним пот, двуокись углерода и избыточное тепло, тратя на все это большую часть кислорода.
Есть и другие проблемы. Давление в пятнадцать фунтов на квадратный дюйм, которому вы подвергаетесь, включает три фунта кислородного давления. Легким хватит и меньшего количества, но только индеец из высокогорных Анд будет себя уютно чувствовать при давлении кислорода менее двух фунтов. Девять десятых фунта - предел. Любое давление ниже этого предела просто не будет способно вгонять кислород в кровь - таков примерно уровень давления на вершине Эвереста. Но большинство людей начинают испытывать кислородное голодание задолго до этого предела, поэтому лучше остановиться на двух фунтах кислорода на квадратный дюйм. Кислород следует смешать с инертным газом, потому что от чистого кислорода может заболеть горло, или, что еще хуже, человек от него пьянеет, или начинаются страшные судороги.
Азот, которым вы дышите всю жизнь, использовать нельзя - при падении давления он образует в крови пузырьки и покалечит кровеносные сосуды. Пользоваться нужно гелием, который не пузырится. Только вот говорить из-за него будете скрипучим голосом, ну да черт с ним.
Итак, недостаток кислорода вас убьет, избыток отравит, азот покалечит, в двуокиси углерода можно утонуть, если прежде от нее не задохнешься, а обезвоживание организма может привести к смертельной лихорадке. Дочитав инструкцию до конца, я прямо диву дался, как человек исхитряется выжить, да еще в скафандре.
Но вот передо мной лежит скафандр, который сотни часов служил человеку защитой в космосе.
Вот вам способ избавиться от всех этих опасностей: на спине несете стальные баллоны с "воздухом" (смесь кислорода и гелия) под давлением сто пятьдесят атмосфер, больше двух тысяч фунтов на квадратный дюйм, и через редукционный клапан давление в шлеме "по требованию" доводится до трех-пяти фунтов на квадратный дюйм, два фунта из которых приходится на кислород. Вокруг шеи прокладываете силиконово-резиновый воротник и в нем проделываете крошечные отверстия, чтобы снизить давление в корпусе скафандра и ускорить поток воздуха, тогда значительно повысится скорость испарения и охлаждения, а нагибаться станет значительно легче. Добавьте выхлопные клапаны - по одному на запястьях и лодыжках. Эти клапаны должны пропускать не только газ, но и воду, в противном случае утонете по щиколотки в поту.
Баллоны, большие и неуклюжие, весят фунтов по шестьдесят, а масса воздуха, содержащаяся в баллоне, не превышает пяти фунтов даже при таком колоссальном давлении.
Вместо месячного приходится довольствоваться запасом на восемь часов. Но зато эти восемь часов гарантируются полностью, если, конечно, ничто в оснастке не откажет. Срок можно растянуть: перегрев, так же, как и двуокись углерода, мгновенной смерти не вызывает, но если уйдет кислород, то смерть наступит минут через семь. Так что возвращаемся к тому, с чего начали - без кислорода жизни нет.
Носом не почуешь, достаточно его поступает или нет, а знать, черт побери, надо точно. Поэтому к уху крепится зажимом маленькая фотоэлектрическая ячейка, которая следит за цветом крови - красный цвет придает ей обогащающий ее кислород. Ячейка подсоединяется к гальванометру. Если стрелка гальванометра указывает на опасность, начинают молиться.