Я хотел Пресвитера Джона и Экскалибура, который лунно-белая рука поднимает из вод молчаливого озера. Я хотел плыть вместе с Уллисом и Тросом Самофракийским и «кушать лотосы в стране, казавшейся мне вечным днем». Я хотел чувства романтики и ощущения чуда, которое я знал, когда был ребенком. Я хотел, чтобы мир был таким, как мне обещали в детстве, он будет – вместо того мишурного, мелочного, загаженного бардака, каков он сейчас.
   Мне предоставлялся один шанс – на десять минут вчера днем. Елена Троянская, каково бы ни было настоящее имя… И ведь я это знал… И я позволил шансу ускользнуть.
   Может, один шанс только всего и можно получить.
   Поезд прибыл в Ниццу.
 
   Попав в контору «Америкэн Экспресс», я прошел в банковский отдел к своему ящику в сейфе, нашел билет и сверил номер со списком в «Геральд Трибюн» – XDY34555, точно! Чтобы остановить дрожь, я проверил другие билеты. Они оказались мусором, как я и думал. Я запихнул их обратно в ящик и попросил, чтобы меня проводили к управляющему.
   У меня была финансовая проблема, а «Америкэн Экспресс» – это банк, а не просто бюро путешествий. Меня проводили в кабинет управляющего, и мы обменялись именами.
   – Мне нужен совет, – сказал я. – Видите ли, у меня на руках один из выигрышных билетов Тотализатора. Он расплылся в улыбке.
   – Поздравляю вас! Вы первый человек за долгое время, который вошел сюда с добрыми новостями вместо жалобы.
   – Спасибо. Э-э, проблема моя вот в чем. Я знаю, что билет, который выигрывает лошадь, стоит довольно приличную сумму вплоть до самих скачек. В зависимости от лошади, конечно.
   – Конечно, – согласился он. – Какую лошадь вы вытащили?
   – Весьма недурную, Счастливую Звезду – и вот в этом-то и трудность. Если бы мне досталась Эйч-Бом или любая из трех фавориток – ну, вы понимаете, как обстоят дела. Я не могу решить, продать или держаться, потому что я не знаю, как рассчитать шансы. Вы не в курсе, что предлагают за Счастливую Звезду? Он соединил кончики пальцев.
   – Мистер Гордон, «Америкэн Экспресс» не занимается обработкой сведений о скачках лошадей и не выступает посредником при продаже билетов Тотализатора. Однако у вас с собой этот билет?
   Я вынул билет и передал ему. Билет побывал во многих покерных играх и был запачкан потом и смят. Но счастливый номер не был поврежден.
   Он посмотрел на него.
   – У вас есть квитанция?
   – Она не при мне.
   Я начал объяснять, что дал адрес моего отчима и что почта моя была переправлена на Аляску. Он остановил меня.
   – Это неважно, – он ткнул переключатель. – Элис, вы не попросите мсье Рено зайти ко мне на минутку?
   Я раздумывал, так ли это на самом деле неважно. У меня хватило ума записать имена и места нового назначения у первоначальных обладателей билетов, и каждый пообещал выслать квитанцию мне, когда получит ее, но до меня не дошла ни одна квитанция. Может быть, на Аляске – я проверил этот билет, когда вынимал ящик, – его купил какой-то сержант, находящийся сейчас в Штудгарте. Может, мне придется заплатить ему что-нибудь, а может, придется ломать ему руки.
   Мсье Рено выглядел как усталый школьный учитель.
   – Мсье Рено – наш эксперт по такого рода делам, – объяснил управляющий. – Вы позволите ему исследовать ваш билет?
   Француз посмотрел на билет, потом глаза у него загорелись, он залез в карман, извлек оттуда лупу ювелира, вставил ее себе в глаз.
   – Отлично, – сказал он одобрительно. – Один из лучших. Вероятно, Гонконг?
   – Я купил его в Сингапуре. Он кивнул и улыбнулся.
   – Из этого логически следует…
   Управляющий не улыбался. Он сунул руку к себе в стол, вытащил еще один билет Тотализатора и вручил его мне.
   – Мистер Гордон, вот этот я купил в Монте-Карло. Не сравните ли вы их?
   На мой взгляд, они были похожи, за исключением серийных номеров и того, что его билет был хрустким и чистым.
   – Что я должен искать?
   – Может быть, вот это поможет?
   Он предложил мне большое увеличительное стекло.
   Билеты Тотализатора печатаются на специальной бумаге, выполняются в нескольких цветах и на них гравируется портрет. Это лучшее произведение гравировального и печатного дела, чем те, которыми многие страны пользуются в качестве бумажных денег.
   Я давно понял, что нельзя изменить двойку на туза, сколько на нее ни пялься. Я отдал обратно его билет.
   – Мой поддельный.
   – Я так не сказал, мистер Гордон. Я предлагаю, чтобы вы воспользовались посторонним мнением. Скажем, в конторе «Банк оф Франс».
   – Мне и так все видно. Гравировочные линии на моем нерезкие и неровные. Они прерываются в нескольких местах. Под стеклом печать выглядит смазанной.
   Я повернулся.
   – Верно, мсье Рено?
   Эксперт соболезнующе пожал плечами.
   – Это великолепная работа, в своем роде.
   Я поблагодарил их и вышел наружу. Я сверился в «Бэнк Франс», не потому что я сомневался в заключении, но потому что нельзя согласиться на ампутацию ноги или выбросить $ 140 000 без стороннего мнения. Их эксперт не стал возиться с лупой.
   – Contrefait  25, – объявил он. – Ничего не стоит.
   Отправиться обратно на Л'иль дю Леван в тот же вечер было невозможно. Я пообедал, а потом разыскал свою бывшую квартирную хозяйку. Моя клетушка для швабр пустовала, и она позволила мне переночевать в ней. Бодрствовал я недолго.
   Я был не так угнетен, как ожидал. Я чувствовал себя расслабленно, почти облегченно. На какое-то время у меня появилось чудесное ощущение того, что я богат. Я почувствовал дополнение к нему: тревоги от богатства. Оба ощущения были интересны, и мне не хотелось их повторять, во всяком случае, сразу.
   Теперь тревог у меня не было. Единственной, требующей решения проблемой была – когда отправиться домой, а при такой дешевизне жизни на острове спешки не было. Единственным, что меня волновало, было то, что мой поспешный отъезд в Ниццу мог явиться причиной того, что я упущу Елену Троянскую, cette grande blonde! Si grande… si belle… si majestu ouse!  26. Я уснул с мыслями о ней.
   Я намеревался успеть на утренний поезд, а потом на первую же лодку. Но прошлый день высосал большинство моей наличности, да еще я свалял дурака, не сообразив заправиться наличными, когда был в «Америкэн Экспресса. К тому же я не спросил про почту. Почты я никакой не ожидал, кроме как от своей матери да, может, еще от тетки единственного близкого друга, который был у меня в армии и которого убили шесть месяцев тому назад. Ну да все равно, уж коли нужно ждать денег, можно забрать и почту.
   Для начала я угостил себя роскошным завтраком. Французы думают, что человек может выстоять день на цикории и молоке да на сдобной булочке, что, возможно, и объясняет их дерганую политику. Я выбрал кафе на тротуаре рядом с большим киоском, единственным в Ницце, в котором имелись в продаже «Звезды и Полосы» и где «Геральд Трибюн» поступала в продажу, как только ее завозили; заказал дыню, cafe complet на ДВОИХ и omelette aux herbesfines  27, и поудобнее устроился насладиться жизнью.
   Когда прибыла «Геральд Трибюн», моего сибаритского удовольствия поубавилось. Заголовки были хуже, чем всегда; они напомнили мне, что мне еще как-то придется бороться с миром: не мог я вечно оставаться на Л'иль дю Леван.
   Но почему бы не оставаться там, покуда только возможно? Мне все еще не хотелось идти в школу, а путь к заветному гаражу на три машины был так же безнадежен, как тот билет Тотализатора. Если Мировая Война No 3 собиралась подняться волной кипятка, не имело никакого смысла становиться инженером с 6 или 8 тысячами в год где-нибудь в Санта-Монике только затем, чтобы тебя накрыл огненный шторм.
   Было бы лучше пожить на полную катушку, собирать прелестные бутоны, разбирать по косточкам день минувший, с долларами и временем под рукой, потом… Ну потом, может вступить в морскую пехоту, как мой батя. Может, я смог бы выслужиться до капрала – и не быть разжалованным.
   Я перелистнул газету на колонку «Личное».
   Она была довольно недурна. Кроме обычных предложений чтения тайников души и как выучиться йоге и завуалированных посланий от одного набора инициалов другому, было несколько новинок. Таких, как: ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ! ВЫ ЗАМЫШЛЯЕТЕ САМОУБИЙСТВО? ПЕРЕДАЙТЕ МНЕ АРЕНДУ НА ВАШУ КВАРТИРУ, И Я СДЕЛАЮ ПОСЛЕДНИЕ ДНИ ВАШЕЙ ЖИЗНИ РАЙСКИМИ. ЯЩИК 323, Х-Т.
   Или: ИНДУССКИЙ ДЖЕНТЛЬМЕН, НЕ ВЕГЕТАРИАНЕЦ, ЖЕЛАЕТ ВСТРЕЧИ С ОБРАЗОВАННОЙ ЕВРОПЕЙСКОЙ, АФРИКАНСКОЙ ИЛИ АЗИАТСКОЙ ЛЕДИ, ВЛАДЕЮЩЕЙ СПОРТИВНЫМ АВТОМОБИЛЕМ. ЦЕЛЬ: УЛУЧШЕНИЕ ИНТЕРНАЦИОНАЛЬНЫХ ОТНОШЕНИЙ. ЯЩИК 107.
   Как этим заниматься в спортивной машине?
   Одно было зловещим: ГЕРМАФРОДИТЫ ВСЕХ СТРАН, ВОССТАНЬТЕ! ВАМ НЕЧЕГО ТЕРЯТЬ, КРОМЕ СВОИХ ЦЕПЕЙ.
   ТЕЛ. Opera 59-09.
   Следующее начиналось: ВЫ ТРУС?
   Ну, в общем, да, конечно. Если можно. Если есть свобода выбора. Я стал читать дальше: ВЫ ТРУС? ЭТО НЕ ДЛЯ ВАС. НАМ КРАЙНЕ НУЖЕН СМЕЛЫЙ ЧЕЛОВЕК. ОН ДОЛЖЕН БЫТЬ 23-25 ЛЕТ С АБСОЛЮТНЫМ ЗДОРОВЬЕМ, ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ, 6 ФУТОВ РОСТОМ. ВЕСИТЬ ОКОЛО 190 ФУНТОВ  28, СВОБОДНО ГОВОРИТЬ ПО-АНГЛИЙСКИ И НЕМНОГО ЗНАТЬ ФРАНЦУЗСКИЙ, ИСКУСНО ОБРАЩАТЬСЯ С ЛЮБЫМ ОРУЖИЕМ, ОБЛАДАТЬ НЕКОТОРЫМ ЗНАНИЕМ ОСНОВ ИНЖЕНЕРНОГО ДЕЛА И МАТЕМАТИКИ, БЫТЬ ГОТОВЫМ К ПУТЕШЕСТВИЯМ, БЕЗ СЕМЬИ ИЛИ ЭМОЦИОНАЛЬНЫХ ПРИВЯЗАННОСТЕЙ, БЕЗУКОРИЗНЕННО ХРАБРЫЙ И КРАСИВЫЙ ЛИЦОМ И ФИГУРОЙ. ПОСТОЯННАЯ РАБОТА, ОЧЕНЬ ВЫСОКАЯ ОПЛАТА. НЕОБЫКНОВЕННЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ, ОГРОМНЫЕ ОПАСНОСТИ. ВАМ НЕОБХОДИМО ОБРАТИТЬСЯ ЛИЧНО, No 17, УЛ. ДАНТЕ, НИЦЦА, 2-й ЭТАЖ, КВ. Д.
   Требование насчет лица и фигуры я прочитал с громадным облегчением. На какую-то головокружительную долю секунды мне показалось, что некто с вывихнутым чувством юмора нацелил прямо на меня грубую шутку. Кто-то, кто знал мою привычку читать «личное».
   Адрес тот был всего в сотне метров от места, где я сидел. Я прочитал объявление еще раз.
   Потом я заплатил addition, оставил рассчитанные чаевые, сходил к киоску и купил «Звезды и Полосы», пешком прошелся до «Америкэн Экспресс», получил деньги и забрал почту и отправился на вокзал. До следующего поезда на Тулон было больше часа, так что я зашел в бар, заказал пиво и сел почитать.
   Мама жалела о том, что я разминулся с ними в Висбадене. В ее письме подробно перечислялись болезни детей, высокие цены на Аляске и сквозило сожаление, что им пришлось покинуть Германию. Я запихнул письмо в карман и взял «Звезды и Полосы».
   Вскоре я читал: ВЫ ТРУС? То же самое объявление до самого конца.
   Я недовольно швырнул газету на столик.
   Было еще три других письма. Одно приглашало меня внести вклад в атлетическую ассоциацию моего бывшего колледжа; второе предлагало мне совет в выборе мест, куда вложить сбережения, по особому тарифу, всего за $ 48 в год; последнее было простым конвертом без марки, очевидно, переданным из рук в руки в «Америкэн Экспресс».
   В нем находилась только вырезка из газеты, начинавшаяся словами: ВЫ ТРУС?
   Объявление было такое же, как и два предыдущих, за исключением того, что в последнем предложении одно слово было подчеркнуто: Вам необходимо обратиться ЛИЧНО…
   Я рванул, пуская всем пыль в глаза, на такси на улицу Данте. Если действовать быстро, то времени хватало, чтобы расшифровать эти «классики» и все же поспеть на тулонский поезд. No 17 оказался без лифта; я помчался наверх и, когда уже подходил к квартире Д, встретил выходящего оттуда молодого человека. Он был шести футов роста, красив и лицом и фигурой и по виду был похож на гермафродита.
   Буквы на двери гласили: Д-Р БАЛЬЗАМО – ПРИЕМ ПО ЗАПИСИ, на французском и английском. Имя на слух было знакомо и смутно фальшиво, но я не стал останавливаться, чтобы поразмыслить; я рванулся дальше внутрь.
   Контора была внутри заставлена особым способом, известным только старым французским законникам и упаковочным крысам. За письменным столом сидел какой-то похожий на гнома тип с веселой ухмылкой, жесткими глазами, ободком растрепанных седых волос и самыми розовыми лицом и скальпом, которые мне доводилось видеть. Он посмотрел на меня и хихикнул:
   – Милости просим! Так это ВЫ герой?
   Внезапно он выхватил револьвер в половину его роста и равный ему по весу и наставил его на меня. В такое дуло мог бы свободно заехать фольксваген.
   – Я не герой, – злобно сказал я. – Я трус. Я просто зашел сюда, чтобы выяснить, в чем заключается шутка.
   Я отклонился, шлепнув при этом в другую сторону руку с этим чудовищным арторудием, рубанул ему по запястью и подхватил его. Потом я отдал револьвер ему.
   – Не играйте с этой штукой, или я вставлю вам его, откуда ноги растут. Я тороплюсь. Вы доктор Бальзамо? Вы поместили то объявление?
   – Ах-ах-ах, – сказал он, ничуть не разозлившись, – импульсивный юноша. Нет, доктор Бальзамо находится там.
   Движением бровей он указал на две двери в стене слева, потом ткнул кнопку звонка на своем столе – единственный предмет во всей комнате моложе наполеоновских времен.
   – Входите, она вас ждет.
   – «Она»? В какую дверь?
   – А, Красавица или Тигр? А не все ли равно? В конце-то концов? Герой сам узнает. Трус выберет другую дверь, будучи уверен, что я лгу. Allez-y! Vite, vite! Schnell  29. Катись, приятель. Я фыркнул и рывком открыл правую дверь.
   Доктор стояла спиной ко мне возле какой-то конструкции у дальней стены, и одета она была в один из тех халатов с высокими воротниками, которые так любят медики. Слева от меня стоял хирургический стол для обследования, справа – шведская модерновая кушетка; повсюду были шкафчики из нержавейки, стекла и какие-то свидетельства в рамках: вся комната настолько принадлежала сегодняшнему дню, насколько ему не принадлежала комната снаружи.
   Когда я закрыл дверь, она повернулась, посмотрела на меня и тихо произнесла:
   – Я очень рада, что вы пришли. Потом она улыбнулась и нежно сказала:
   – Вы красивы, – и пришла в мои объятия.

ГЛАВА IV

   ПРИМЕРНО минуту, сорок секунд и несколько веков спустя д-р Бальзаме – Елена Троянская на дюйм оторвала свои губы от моих и сказала:
   – Отпустите меня, пожалуйста, затем разденьтесь и ложитесь на стол обследования.
   Я чувствовал себя, как будто принял девять часов сна, игольчатый душ и три глотка льдисто-холодного аквавито на пустой желудок. Все, что хотела сделать она, хотел сделать и я. Но положение вроде бы обязывало к остроумной ответной реакции.
   – Че? – сказал я.
   – Пожалуйста. Вы тот, кто нужен, но мне все равно необходимо вас обследовать.
   – Ну… ладно, – согласился я, – вам виднее, доктор, – добавил я и начал расстегивать рубашку. – Вы ПРАВДА доктор? Я имею в виду медицину.
   – Да. Среди всего прочего. Я скинул ботинки.
   – Но почему вы хотите обследовать МЕНЯ?
   – Всего лишь из-за ведьминых отметок. О, я знаю, что не найду ни одной. Но я должна искать и кое-что другое. Для вашей безопасности.
   Стол захолодил мне кожу. И почему эти штуковины ничем не обошьют?
   – Вас зовут Бальзамо?
   – Это одно из моих имен, – сказала она отсутствующим тоном, пока мягкие пальцы тут и там прикасались ко мне. – Точнее сказать, родовое имя.
   – Постойте-ка минутку. ГРАФ КАЛИОСТРО?
   – Один из моих дядьев. Да, он пользовался этим именем. Хотя оно вообще-то не его, не больше, чем Бальзамо. Дядя Джозеф очень своенравный человек и не слишком любит правду.
   Она притронулась к небольшому давнему шраму.
   – Ваш аппендикс удален?
   – Да.
   – Хорошо. Разрешите мне осмотреть ваши зубы.
   Я широко открыл рот.
   Лицо у меня, может, и неважнецкое, но я мог бы сдать свои зубы в аренду для рекламы «Пепсодента». Через какое-то время она кивнула.
   – Следы фтора. Хорошо. Теперь мне нужна ваша кровь. Она могла бы для этого укусить меня в шею, и я не стал бы возражать. И не очень бы удивился. Но она сделала это обычным способом, взяв 10 кубических сантиметров из вены внутри левого локтя. Она взяла пробу и поместила ее в тот самый аппарат у стены. Он заурчал и заворчал, а она вернулась ко мне.
   – Слушайте, Принцесса, – сказал я.
   – Я не принцесса.
   – Ну… я не знаю вашего имени… и вы намекнули, что ваша фамилия на самом деле не Бальзамо, а я не хочу звать вас Док.
   Уж ясно, я не хотел называть ее Док – ее, красивейшую из всех девушек, которых я когда-либо видел или надеялся увидеть… и после поцелуя, который стер в моей памяти следы всех других поцелуев, которые я когда-либо получил. Нет.
   Она над этим задумалась.
   – У меня много имен. Как бы вы хотели назвать меня?
   – Одно из них, случайно, не Елена?
   Она улыбнулась, словно излучая солнечный свет, и я выяснил, что у нее есть ямочки. Она была похожа на 16-летнюю девчонку в своем первом вечернем туалете.
   – Вы очень любезны. Нет, она мне даже не родственница. Это было много, много лет назад. – Лицо ее приняло задумчивое выражение. – Хотелось бы вам называть меня Эттарр?
   – Это одно из ваших имен?
   – Оно очень похоже на одно из них, учитывая разницу написания и произношения. Оно бы могло с таким же успехом быть Эстер. Или Астер. Или даже Эстрельита.
   – Астер, – повторил я – Стар  30. Счастливая Звезда!
   – Надеюсь, что буду вашей счастливой звездой, – сказала она искренне.
   – Как вы пожелаете. Но как мне называть вас?
   Теперь размышлял я. Уж само собой, я не собирался представляться как Блеск – я не комик. Армейское прозвище, которое держалось за мной дольше всего, абсолютно не годилось для ушей леди. И все же я предпочел бы его своему официальному имени. Мой родитель гордился парочкой своих предков – но разве это может служить оправданием тому, чтобы навесить имя Сирил Поль на мальчишку? Мне из-за него пришлось научиться драться раньше, чем я научился читать.
   Самым приемлемым было имя, которое я получил в госпитальной палате. Я пожал плечами.
   – О, Скар  31будет вполне хорошим именем.
   – Оскар, – повторила она, углубив и расширив звук «о» и поставив ударение на оба слога. – Благородное имя. Имя героя. Оскар. – Она приласкала его голосом.
   – Нет, нет! Не Оскар – Скар! Рожа со шрамом! Вот за это.
   – Ваше имя будет Оскар, – твердо сказала она. – Оскар и Астер. Шрам и Звезда. – Она легонько прикоснулась к шраму. – Вам не нравится ваша отметина героя? Не удалить ли мне ее?
   – А? О нет, я уже к ней привык. Я по ней узнаю, кого вижу, когда смотрю в зеркало.
   – Хорошо. Он мне нравится, вы носили его, когда я увидела вас в первый раз. Но если вы передумаете, дайте мне знать.
   Механизм у стены ухнул и чавкнул. Она повернулась и вынула из него длинную полоску, потом, изучая ее, тихонько присвистнула.
   – Это не займет много времени, – бодро сказала она и перекатила аппарат к столу. – Не двигайтесь, пока протектор соединен с вами, никаких движений и дышите неглубоко.
   Она присоединила ко мне с полдюжины трубок; они прикреплялись там, куда она их прикладывала. Она надела себе на голову какой-то, как я подумал, причудливый стетоскоп, но после того как она приладила его на место, он закрыл ее глаза.
   – Вы и внутри симпатичны, Оскар. Нет, не надо разговаривать. Она не снимала руки с моего предплечья, и я ждал. Пять минут спустя она подняла голову и убрала все соединения.
   – Все, – весело сказала она. – Больше никаких вам насморков, мой герой, да и та дизентерия, которую вы заполучили в джунглях, больше не будет вас беспокоить. А сейчас мы идем в другую комнату.
   Я соскочил со стола и потянулся за своей одеждой. Стар сказала:
   – Там, куда мы отправляемся, она не будет вам нужна. Полная экипировка и оружие будут обеспечены.
   Я замер с ботинками в одной руке и трусами в другой.
   – Стар…
   – Да, Оскар?
   – Что все это значит? Вы поместили это объявление? Оно предназначалось для меня? Вы на самом деле хотели для чего-то нанять меня?
   Она глубоко вздохнула и с расстановкой сказала:
   – Я давала объявление. Оно предназначалось для вас, и только для вас. Да, предстоит тяжелая работа… в качестве моего защитника. Нас ждет много приключений… большое богатство… и еще больше опасностей – и я очень боюсь, что ни один из нас не переживет всего этого. – Она посмотрела мне в глаза. – Ну как?
   Я мысленно поинтересовался, долго ли меня держали в обитой войлоком палате. Но ей я так не сказал, потому что если я очутился в этом месте, она-то уж вовсе не была там. А я хотел, чтобы она была тут, больше, чем я когда-нибудь чего-нибудь хотел. Я сказал:
   – Принцесса… вы наняли себе слугу.
   У нее прервалось дыхание. – Идемте скорее, время не ждет.
   Она провела меня в дверь за шведской модерновой кушеткой, расстегивая на ходу пуговицы на халате и молнию на юбке, не глядя, куда падает одежда. Почти мгновенно она оказалась в том виде, в котором я впервые увидел ее на пляже.
   В этой комнате окон не было, стены были темные и неизвестно откуда падал матовый свет. Рядком стояли две низкие кушетки, они были черного цвета и походили на посмертные ложа, другой же мебели не было. Как только дверь позади нас закрылась, я внезапно осознал, что комната была мучительно, неестественно заглушена; голые стены не отражали ни звука.
   Кушетки стояли в центре круга, который был частью большого чертежа, выполненного мелом или белой краской на голом полу. Мы вступили в этот узор; она повернулась, присела на корточки и закончила одну линию, закрыв узор. И в самом деле, она не могла быть неуклюжей, даже сидя на корточках, даже с грудями, отвисавшими, когда она наклонялась.
   – Что это? – спросил я.
   – Программа, чтобы отправить нас, куда мы собираемся.
   – Больше похоже на пентаграмму. Она пожала плечами.
   – Ладно, это пятиугольник могущества. План-схема поездки было бы ярлыком получше. Но, герой мой, я не могу задерживаться для объяснений. Ложитесь, пожалуйста, скорее.
   Я опустился на правую кушетку, как указала мне она, но угомониться я не мог.
   – Стар, вы – ведьма?
   – Если вам угодно. Не разговаривайте больше, пожалуйста. – Она легла, вытянула свою руку. – И возьмите меня за руку, милорд; это необходимо.
   Ее рука была мягкой, теплой и очень сильной. Вскоре свет растаял до красного, потом угас. Я уснул.

ГЛАВА V

   Я ПРОСНУЛСЯ среди птичьего щебета. Ее рука все еще была в моей. Я повернул голову и увидел ее улыбку.
   – Доброе утро, милорд.
   – Доброе утро, Принцесса.
   Я огляделся. Мы лежали на тех же самых черных кушетках, но они стояли на свежем воздухе, в покрытой травой долине, на опушке среди деревьев, рядом с нежно смеющимся ручьем – в таком естественно-прекрасном месте, что казалось – его листик за листиком собирали и составили самые неспешные японские садовники.
   Теплый солнечный свет плескался в листьях и играл зайчиками на ее золоченом теле. Я глянул вверх, на солнце, и снова на нее.
   – Разве сейчас утро?
   Когда мы засыпали, было около полудня или чуть позже и солнце должно было – казалось – садиться, а не вставать…
   – Здесь снова утро.
   Внезапно моя шишка направления закружилась, как волчок, и я почувствовал смятение. Потеря ориентации – чувство для меня новое и очень неприятное. Я не мог найти севера.
   Питом все успокоилось. Север был в той стороне, вверх по течению – а солнце поднималось. Было, должно быть, около девяти утра, солнце пройдет через северную часть неба. Южное полушарие Волноваться нечего.
   Это не фокус – сделать лопуху укол наркотика при обследовании, закинуть его на борт 707-го  32и сплавить в Новую Зеландию, когда нужно добавляя дурману. Разбудить, когда он понадобится Только я этого не сказал и никогда этого не думал. И это было неверно.
   Она села.
   – Вы голодны?
   Я внезапно ощутил, что омлета, съеденного несколько – сколько? – часов назад, для растущего мальчика маловато. Я сел и сбросил ноги на траву.
   – Я мог бы съесть лошадь. Она широко улыбнулась.
   – Боюсь, что магазин Анонимного Общества Гиппофолов закрыт. Не довольствуетесь ли вы форелью? Мы должны немного подождать, так что можем заодно и поесть. И вы не волнуйтесь, это место защищено.
   – Защищено?
   – Безопасно.
   – Понятно. Э-э, а как насчет удилища и крючков?
   – Я вам покажу.
   Показала она мне не рыбацкое снаряжение, а как ловить форель руками. Но я знал, как. Мы забрели в чудесный ручеек, как раз приятно прохладный, двигаясь как можно тише, и выбрали место под нависшей скалой, место, где форель любит собираться и думать – рыбий эквивалент клуба джентльменов.
   Ловля рыбы руками заключается в завоевании ее доверия и последующем злоупотреблении им. Примерно через две минуты я ухватил одну, фунта на два-три, и выбросил ее на берег, и Стар поймала почти такую же.
   – Сколько вы сможете съесть? – спросила она.
   – Выбирайтесь на берег и обсохните, – сказал я. – а я поймаю еще одну.
   – Лучше две или три, – поправила она. – С нами будет Руфо. Она бесшумно вышла на берег.
   – Кто?
   – Ваш придворный.
   Я не стал спорить. Я был готов поверить в семь чудес до завтрака, так что продолжал ловить завтрак. После еще двух я остановился, поскольку последняя форель оказалась самой большой из всех, мною виденных. Эти голодранцы прямо в очередь выстраивались, чтобы их схватили.
   К тому времени Стар уже развела костер и чистила рыбу острым камнем. Мелочи, любая девчонка-скаут умеет создать костер без спичек. Я и сам мог бы, проведя несколько часов в этаком счастье, просто потерев одно о другое два сухих клише. Однако я заметил, что тех двух коротких гробиков не стало. Ну да я их и не заказывал. Я присел рядом и принял эстафету чистки форели.