Страница:
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- 8
- Следующая »
- Последняя >>
Джеймс ХАЙНС
ЦАРИЦА ДЖУНГЛЕЙ
James Hynes PUBLISH AND PERISH
Печатается с разрешения автора и литературных агентств Donadio & Olson, Inc. и Andrew Nurnberg.
Эпиграф к сборнику «Издай и умри»
(Идея книги) заключается в энциклопедической защите теологии и логоцентризма от разрушительного воздействия письма, от его афористической энергии и от... любого разнообразия (отличия) вообще. Если мы будем отличать текст от книги, мы должны будем сказать, что разрушение книги – собственно, процесс, происходящий сейчас во всех сферах, – обнажает поверхность текста. Необходимое насилие становится ответом на насилие, которое, в свою очередь, было в не меньшей степени необходимо.
Жак Деррида «О грамматологии»
Ученость! О, великое то дело! [1]
У. Шекспир, «Укрощение строптивой», Акт I, Сцена II
1
Что-то случилось с Шарлоттой, кошкой Пола и Элизабет. Она начала мочиться где попало, доводя хозяев до полного отчаяния. Ни один из них не мог понять, что стало причиной столь странного поведения семейной любимицы, но оба все более склонялись к мысли, что оно как-то связано с некоторой сложностью в их домашнем устройстве. Пол жил в Блеф-Сити, штат Айова, и числился на факультете английского языка университета штата, где завершал работу над диссертацией, на которую потратил уже целых три года. Элизабет четыре дня в неделю проводила в Чикаго, где у нее было временное пока еще место в Чикагском университете.
Шарлотта же постоянно жила с Полом в Айове. Это была совершенно домашняя кошка десяти лет от роду, без когтей на передних лапах. На первый взгляд она могла показаться обыкновенной черно-белой кошкой: с черной спинкой, черными обводами вокруг глаз и ушей – что создавало впечатление маски – и с молочно-белыми грудкой и передними лапками. Однако при прямом ярком свете оказывалось, что черная шерсть ее представляет смесь иссиня-темных тонов с коричневыми, которые едва заметными полосками шли по кошачьей головке и по спине, достигая хвоста и делая его очень похожим на хвост енота. Глаза Шарлотты из-за черных отметин, казалось, были словно подведены черным карандашом. Она была очень умной и крайне чувствительной кошкой, однако отнюдь не ласковой. Шарлотта злобно шипела и царапала любого незнакомца, который попытался бы взять ее на руки.
Даже Полу и Элизабет она позволяла держать себя на руках – по подсчетам Пола – не более десяти секунд, а затем начинала с нетерпеливо-раздраженным ворчанием вырываться. Потом садилась на расстоянии нескольких метров от них, повернувшись спиной и вытянув свой длинный хвост, похожий на хвост енота. Иногда, правда, в те ночи, когда Элизабет отсутствовала, Шарлотта пристраивалась на грудь Полу, лежавшему на диване с книгой, или, когда он укладывался спать, пробиралась к нему под одеяло.
В последнее время у нее возникла привычка сворачиваться калачиком у его ног, когда Пол сидел за компьютером или стоял на кухне у плиты. Поначалу это его раздражало – он боялся невзначай наступить на Шарлотту, – потом привык. И постепенно Полу стало не хватать теплого шелковистого и ласкового прикосновения к ногам и гортанного мурлыканья.
А в последние два месяца Шарлотта начала дурно себя вести и мочиться где попало. Пол и Элизабет занимали очень удобную квартиру над старым гаражом. Поначалу они предположили, что источником неприятного запаха могут быть еноты, поселившиеся внизу в кладовке, которую устроил квартирный хозяин, но однажды утром Пол босой ногой наступил в лужу, оставленную кошкой на ковре. Вначале Шарлотта делала подобные лужи на верхней площадке лестницы, что вела от входной двери, затем стала мочиться на диванные подушки, кресло-качалку Пола, купленную в комиссионке, и наконец, на кровати – на подушки, в середине матраца, посреди измятых за ночь простыней, пока Пол принимал душ.
Когда это случилось в первый раз на лестнице, Пол ничего не сказал Элизабет. К тому времени когда она вернулась в Блеф-Сити па очередной уик-энд, Пол постарался вытереть пятно и избавиться от запаха с помощью смеси питьевой соды и специального фермента, который он купил в магазине домашних животных. Но во второй раз поздним вечером в четверг Шарлотта выбрала в качестве места преступления диван, и когда Элизабет в пятницу утром вернулась домой, она остановилась в дверях с сумкой на плече, сморщив нос от резкого и неприятного запаха кошачьей мочи.
– Боже мой! – воскликнула она. – Неужели это то, что я думаю?
Пол вышел из-за письменного стола и кивнул. Шарлотта куда-то спряталась.
– Неужели это сделала Шарлотта?
Элизабет опустила сумку на пол и оглянулась в поисках кошки. Первая реакция хозяйки – беспокойство по поводу здоровья и благополучия Шарлотты; здоровье и благополучие мужа заботило Элизабет значительно меньше. Вероятно, это объяснялось тем, что Шарлотта жила с Элизабет задолго до появления Пола. Она была дочерью предыдущей ее кошки по имени Эмили, давно скончавшейся. Весь выводок появился на свет морозным январским днем в самом темном углу стенного шкафа на первой квартире Элизабет. Из-за кошачьих родов были безнадежно испорчены замшевые туфли. В память о них Элизабет подарила Шарлотте зеленый замшевый ошейник, который очень подходил к цвету ее глаз.
Элизабет пошла по квартире, наклонив голову и особым условным знаком подзывая кошку. Она миновала диван, не обратив никакого внимания на лужу, оставленную Шарлоттой.
– Ты здорова, Шарлотточка? – доносился ее голос из спальни, где кошка обычно пряталась. – Что случилось, душечка?
– Это уже не в первый раз, – громким голосом сообщил Пол, понимая, что Элизабет его не слушает.
Она никого и ничего не слышала, когда беседовала со своей любимицей.
Они отнесли кошку к ветеринару. Та осмотрела Шарлотту, провела необходимые анализы, пытаясь установить причину возникшей проблемы, однако никаких физических патологий обнаружить не смогла. В конце концов она порекомендовала Элизабет и Полу специальную диету, которая ничего не изменила. По крайней мере один раз в три или четыре дня Пол наступал босой ногой на очередную лужу на ковре или совершал экстренное путешествие в прачечную с постельным бельем.
У ветеринара Шарлотта злобно взирала на врача со смотрового стола, а врач тем временем озадаченно морщила лоб и задавала вопросы относительно того, не было ли в последнее время каких-либо неожиданных перемен в образе жизни Пола и Элизабет и их любимицы. Не появился ли, к примеру, в доме новый кот, не передвигали ли они куда-нибудь кошачий лоток с привычного для Шарлотты места, не меняли ли марку наполнителя для кошачьего туалета? Элизабет только молча гладила Шарлотту и бросала вопросительные взгляды на Пола, который отрицательно качал головой.
– И последний вопрос, который я вынуждена вам задать, – сказала наконец ветеринар, скрестив руки. – У вас-то самих все в порядке? Никаких семейных проблем?
– О нет! – воскликнула Элизабет. – У нас все в полном порядке!
– В абсолютном! – подтвердил Пол.
Ветеринар прописала Шарлотте успокоительное – две крошечные таблетки ежедневно, и неприятности прекратились. Однако, вернувшись домой на свой первый уик-энд после начала лечения, Элизабет заметила, что Шарлотта стала пошатываться при ходьбе и несколько раз ударилась головой о стену. Элизабет немедленно выбросила все оставшиеся таблетки в унитаз.
– Ты видел ее глаза? – спросила Элизабет. – Она же превратилась в зомби.
– Видел, – ответил Пол. – Мне это тоже не понравилось.
Они позвонили ветеринару, но та только развела руками.
– Я сделала все что могла. Вот если только...
– Если только что? – спросила Элизабет.
Пол слушал их разговор по другому телефону в спальне.
Ветеринарша была непроста. Журналы на столике в комнате ожидания обещали читателям духовное освобождение, не привязывая его ни к каким общепринятым религиозным практикам, а из динамиков звучала монотонная, вводящая в транс музыка. От внимания Пола и Элизабет не ускользнула упомянутая особенность, но они решили не придавать этому особого значения, так как ветеринар с удивительным участием отнеслась к их Шарлотте.
– У меня есть знакомая, – сказала ветеринар, – которая обладает способностью вступать в непосредственный контакт с животными.
Пол встал с постели и отошел от телефонного аппарата, насколько позволял провод. Ему хотелось увидеть выражение лица жены, стоящей на кухне. Элизабет была довольно высокого роста – дюйма на два выше Пола, – с открытым лицом, обладала длинной и стройной шеей, которая в свое время и привлекла внимание Пола в аудитории, где они впервые встретились.
И теперь, беседуя с ветеринаром по телефону, она прижимала узкую ладонь к своей восхитительной шее. У Элизабет очень рано появилась седина, еще когда она училась в аспирантуре. Пол частенько пытался уверить ее, что находит седину весьма привлекательной. В ответ жена язвительно замечала, что его редеющие волосы кажутся ей не менее очаровательными.
После долгих раздумий Элизабет решила не закрашивать седину, так как она давала ощущение хоть небольшого, но все-таки старшинства перед студентами, которые в огромном большинстве были всего на несколько лет моложе своей преподавательницы. Наблюдая за Элизабет, Пол заметил в ней ту самую смущенную серьезность, которая, как он хорошо знал, является совершенно определенным признаком того, что она собирается с вежливым презрением отвергнуть предложение ветеринара. Вообще-то весь этот оккультизм раздражал Элизабет еще больше, чем Пола. Он попахивал эссенциализмом и феминизмом, которые Элизабет с унизительными подробностями и злорадным восторгом поносила и высмеивала в своих статьях.
Пол широко открыл глаза, словно преисполнившись предельного недоверия, и беззвучно одними губами произнес: «Кошачий парапсихолог?» Но там, где вопрос касался кошек, Элизабет становилась необычайно сентиментальной. Вряд ли ее можно застать врасплох с «Вог» или «Гламур» в руках, однако время от времени Пол замечал в раскрытом портфеле жены номер «Кэт фэнси».
– И какой номер телефона у вашей знакомой? – спросила Элизабет у ветеринара.
На протяжении следующих двух дней она игнорировала шуточки Пола насчет смуглых дамочек в цветастых платках и с хрустальными шарами, кошачьих хиромантов с крошечными картами Таро для кошачьих гаданий. Наконец одним ясным морозным февральским днем парапсихолог явилась на беседу с кошкой. Она оказалась довольно крупной женщиной в сшитом па заказ костюме и подбитой мехом куртке с капюшоном. На лестницу специалист по кошкам взобралась не без труда, мрачная и задыхающаяся. Звали ее Андреа, с ударением на втором слоге – просто Андреа, как, например, бывают просто Розанны.
Женщина обладала грудным контральто, густыми черными волосами и торжественно-мрачным средиземноморским выражением лица, невозмутимость которого лишь однажды была нарушена громким гортанным смехом. Андреа не попросила сразу же показать кошку – Шарлотта, конечно же, услышав незнакомый голос, устремилась в свой самый укромный уголок, – а величественно опустилась на краешек дивана, пытаясь отдышаться. Через несколько минут, придя в себя, парапсихолог начала задавать вопросы. Чем Шарлотта занимается целый день и где находятся ее любимые места в доме? Элизабет, вся сжавшись, пристроилась на другом конце дивана, внимательно вслушиваясь в каждое слово гостьи и отвечая на все ее вопросы без исключения.
Пол принес им чаю и сел в противоположном углу комнаты. Обе женщины чем-то напоминали цикл картинок под заголовком «До и после», только Пол никак не мог решить, кто из них представляет ситуацию «до», а кто – «после». У Андреа для женщины с почти идеально круглым лицом был поразительно острый подбородок, и она постоянно прикасалась к нему пальцем, при этом отрешенно глядя куда-то в пространство, что заставляло Элизабет еще более внимательно вслушиваться в ее вопросы и с еще большими подробностями и нервозностью отвечать на них.
Андреа почти никак не реагировала на ответы Элизабет, и та из кожи вон лезла, чтобы как-то заполнить тишину не только словами, но и жестами. В конце концов стало создаваться впечатление, что своими пассами Элизабет стремится разрушить зловещее молчание ясновидящей. Потом наступила неизбежная пауза, и когда она совершенно неприлично затянулась, Андреа кивнула и просто сказала: «Э... хм...» Эта фраза и тот факт, что она старалась не встречаться взглядом ни с Элизабет, ни с Полом, убедили Пола – как будто ему требовались еще какие-то доказательства, – что перед ними сидит отъявленная шарлатанка. Он заерзал в кресле, пытаясь перехватить взгляд Элизабет в надежде заманить ее на кухню для не терпящих отлагательства тайных переговоров. Но тут к своему величайшему недоумению ощутил шелковистое прикосновение тельца Шарлотты и не успел и рта раскрыть, как физиономию Андреа осветила яркая улыбка, и она рассмеялась гортанным смехом. Андреа похлопала по лежащей рядом диванной подушке, пристально глядя на кошку и прищелкивая языком.
– Это Шарлотта, – сказала Элизабет дрожащим голосом, словно говорила о больном ребенке.
Я удивляюсь, что она вообще пришла, хотел было сказать Пол, но тут Шарлотта удивила его еще больше, вспрыгнув на диван к ясновидящей, спиной к Элизабет, внимательно всматриваясь в их гостью. Кошка как-то жалобно мяукнула, а Пол с Элизабет обменялись изумленными взглядами.
– Не могли бы вы оставить нас наедине на несколько минут? – попросила Андреа.
Кошка и ясновидящая смотрели друг другу в глаза с почти одинаковым выражением. После безмолвной паузы Пол и Элизабет удалились в спальню, располагавшуюся в конце коридора.
– Сколько ты собираешься заплатить этой женщине? – спросил Пол, закрывая за собой дверь.
– Ты видел?! – вместо ответа прошептала Элизабет, затем встала, подошла к двери и чуть-чуть приоткрыла ее. – Ты когда-нибудь видел, чтобы Шарлотта вела себя так с незнакомцами? Прыгнула чуть ли не на колени?
Пол сел на кровать.
– Ну хорошо, возможно, тетка обладает способностью вызывать в животных какие-то родственные чувства, – начал он, понизив голос, – но ты же не думаешь в самом деле, что она способна читать их мысли?
Так они шептались несколько минут, сидя на краешке кровати и время от времени поглядывая в щелку. Элизабет то и дело хватала Пола за руку, когда ей казалось, будто она что-то слышит, хотя на самом деле из гостиной не доносилось ни звука. Пол стал было предполагать, какие откровения могут обнаружиться при чтении кошачьих мыслей, однако очень быстро понял, что Элизабет его не слушает.
– Я больше этого не вынесу, – прошипела наконец Элизабет сквозь зубы и вскочила, но тут на пороге из гостиной выросла величественная фигура Андреа и проследовала по коридору, словно планета, сознающая собственную значимость.
Элизабет затаила дыхание, остановившись у открытой двери в спальню. Пол выглядывал из-за плеча жены, изумленно взирая на Шарлотту, уютно примостившуюся на руках у Андреа рядом с ее пышной грудью. Он по привычке начал считать до десяти в ожидании момента, когда Шарлотта, издав вопль раздражения, вырвется из объятий ясновидящей. Ничего подобного не произошло, и Андреа продолжала спокойно шествовать по коридору с кошкой на руках, осторожно почесывая Шарлотту за ухом. Кошка пребывала в таком восторге, что ее мурлыканье перекрывало скрип половиц под тяжелой поступью Андреа.
– Ну вот, она очень расстроена, – проговорила Андреа, остановившись у самого выхода.
– И что же она вам сказала? – спросила Элизабет.
По напряженной спине жены Пол понял, что Элизабет говорит серьезно. Он боялся к ней прикоснуться.
– Они мыслят не словами, дорогая, – ответила Андреа, внимательно всматриваясь в Шарлотту, взиравшую на ясновидящую с безмятежным спокойствием. – Они мыслят образами.
– Что же она в таком случае видит? – спросил Пол, представив себе горы кошачьей еды, напоминающие песчаные дюны, но Элизабет коснулась мужа, дав понять, что от него ждут только одного – молчания.
– Какая-то женщина постоянно приходит и уходит, – сказала Андреа, – и эти приходы и уходы очень беспокоят Шарлотту.
Высказав главное, она оторвала взгляд от кошки и впервые взглянула прямо в глаза Элизабет. Та судорожно прижала руку ко рту. Пол почувствовал, как бешено заколотилось его сердце.
– Боже мой, – едва смогла выговорить Элизабет, не отнимая ладонь ото рта. – Эта женщина – я?
– Не могу сказать определенно, – ответила Андреа. – Я вижу только женщину, которая приходит совсем ненадолго, то есть уходит почти сразу же после прихода.
Сердце Пола, казалось, готово было вырваться из груди, и он протиснулся к двери между женой с побелевшим лицом и ясновидящей, которая вновь перевела взгляд на Шарлотту.
– Моя жена проводит в Чикаго четыре дня в неделю, – произнес он, облизывая внезапно пересохшие губы. – Значит, она все время то приезжает, то уезжает...
– О, Пол, клянусь, что так оно и есть.
Элизабет бросила на него взгляд, полный тоски и разочарования, и потянулась к Шарлотте, как к последнему утешению.
Взяв кошку на руки, она села на кровать и стала шептать ей:
– Ах, ах, ах, мамочка очень расстроилась.
Мгновение спустя Шарлотта выпрыгнула из ее рук, прошмыгнула между ногами к двери и понеслась по коридору. Пол смотрел ей вслед с нарастающим чувством тревоги. Андреа тем временем счищала с костюма кошачью шерсть.
– Люди, у вас есть щетка? – спросила она.
Элизабет, прикусив губу, проследовала за Шарлоттой в гостиную, а Пол проводил Андреа на кухню, где выписал чек на семьдесят пять долларов и помог ей влезть в куртку.
– Я смогла бы сообщить вам и кое-что еще, – сказала Андреа, застегиваясь до самого подбородка, – но для этого мне придется пробыть с вашей кошкой целый день.
Рука Пола немного дрожала, когда он выписывал чек, и ему пришлось отойти, чтобы Андреа не заметила волнения.
– Дневной курс стоит полторы сотни, – монотонным голосом добавила Андреа. – Вам нужно будет уйти из дома.
Пол протянул чек, стараясь не встречаться с ясновидящей взглядом, и проводил до лестницы. Заглянув в гостиную, он увидел, что Элизабет лежит на полу и умоляет Шарлотту вылезти из-под дивана.
– Мамочка не сердится, – Элизабет чуть не плакала, – мамочка просто расстроена.
– Вы нам очень помогли, – сказал Пол, обращаясь к ясновидящей. – Думаю, вы раскрыли нашу маленькую тайну.
Андреа спускалась вниз по лестнице так же медленно, как и поднималась, с такой силой хватаясь за перила, что они чуть не прогибались от ее прикосновения. Пол шел за ясновидящей, и ему страшно хотелось завопить так, чтобы она оступилась от испуга, или даже просто толкнуть ее. Дойдя до входной двери, Андреа остановилась, повернулась на сто восемьдесят градусов, полностью закрыв собой дверной проем.
– Я совсем не уверена, что женщина, которая приходит и уходит, – ваша жена, – проговорила она. – Вполне возможно, что это кто-то еще. Чтобы знать наверняка, я должна провести с кошкой целый день.
– Да, у нас есть номер вашего телефона, – сказал Пол, чуть ли не выталкивая ее за дверь.
В гостиной Шарлотта все еще пряталась. Элизабет, донельзя расстроенная, сидела на диване.
– Мы потратили целых семьдесят пять долларов на то, чтобы выяснить, что кошка по тебе скучает, – сказал Пол, все еще продолжая дрожать.
– Откуда Андреа могло быть известно, что я не живу дома постоянно? – спросила Элизабет. – Я же ей не говорила. Откуда она могла знать?
– Посмотри на себя! – злобно воскликнул Пол. – Ты же вот-вот расплачешься. Часто ли ты плачешь о том, что я провожу здесь четыре дня в неделю в полном одиночестве?
Элизабет возразила:
– Пол, Шарлотта – животное. Мы не можем требовать от нее понимания нашей семейной ситуации и моей необходимости работать далеко от дома.
– Тебе прекрасно известно, что я думаю по этому поводу, – сказал он со вздохом.
– Ты совершенно неверно толкуешь мое поведение, Пол. Я абсолютно свободна во всех отношениях, в том числе и профессиональном. Ни с чьей стороны я не испытываю никакого давления.
В голосе Элизабет звучала давняя усталость от старых аргументов.
– Лиззи, ты звезда. – Пол старался говорить весомо. – Ты же их всех покорила на последней конференции Лингвистической ассоциации. Уолтер (имелся в виду заведующей ее кафедрой в Чикагском университете) сделает для тебя все, что пожелаешь.
Элизабет встала. Они смотрели друг другу в глаза поверх кофейного столика.
– Когда я получу постоянное место в университете, – сказала она, и в голосе ее чувствовалось напряжение, – я поговорю с Уолтером, сможет ли он предложить какую-нибудь работу и моему мужу.
Элизабет проследовала к двери, и когда Пол хотел было остановить ее, резко развернулась и провозгласила:
– В данный момент у меня нет ни малейшего желания беседовать на подобные темы.
Пол дождался, пока захлопнется дверь в ее спальню, а потом, рухнув в кресло, облегченно вздохнул: ему все-таки удалось повернуть дискуссию в безопасном направлении. Однако руки у него дрожали, и вся непродолжительная и оказавшаяся столь хрупкой радость мгновенно улетучилась, как только Шарлотта вылезла из-под дивана и вспрыгнула на кофейный столик. Она стояла, размахивая хвостом из стороны в сторону, и взирала на хозяина своими зелеными в черных обводах глазами. Пол весь напрягся, словно приготовившись защищаться.
– Что ты наделала! – прошептал он кошке.
Шарлотта же постоянно жила с Полом в Айове. Это была совершенно домашняя кошка десяти лет от роду, без когтей на передних лапах. На первый взгляд она могла показаться обыкновенной черно-белой кошкой: с черной спинкой, черными обводами вокруг глаз и ушей – что создавало впечатление маски – и с молочно-белыми грудкой и передними лапками. Однако при прямом ярком свете оказывалось, что черная шерсть ее представляет смесь иссиня-темных тонов с коричневыми, которые едва заметными полосками шли по кошачьей головке и по спине, достигая хвоста и делая его очень похожим на хвост енота. Глаза Шарлотты из-за черных отметин, казалось, были словно подведены черным карандашом. Она была очень умной и крайне чувствительной кошкой, однако отнюдь не ласковой. Шарлотта злобно шипела и царапала любого незнакомца, который попытался бы взять ее на руки.
Даже Полу и Элизабет она позволяла держать себя на руках – по подсчетам Пола – не более десяти секунд, а затем начинала с нетерпеливо-раздраженным ворчанием вырываться. Потом садилась на расстоянии нескольких метров от них, повернувшись спиной и вытянув свой длинный хвост, похожий на хвост енота. Иногда, правда, в те ночи, когда Элизабет отсутствовала, Шарлотта пристраивалась на грудь Полу, лежавшему на диване с книгой, или, когда он укладывался спать, пробиралась к нему под одеяло.
В последнее время у нее возникла привычка сворачиваться калачиком у его ног, когда Пол сидел за компьютером или стоял на кухне у плиты. Поначалу это его раздражало – он боялся невзначай наступить на Шарлотту, – потом привык. И постепенно Полу стало не хватать теплого шелковистого и ласкового прикосновения к ногам и гортанного мурлыканья.
А в последние два месяца Шарлотта начала дурно себя вести и мочиться где попало. Пол и Элизабет занимали очень удобную квартиру над старым гаражом. Поначалу они предположили, что источником неприятного запаха могут быть еноты, поселившиеся внизу в кладовке, которую устроил квартирный хозяин, но однажды утром Пол босой ногой наступил в лужу, оставленную кошкой на ковре. Вначале Шарлотта делала подобные лужи на верхней площадке лестницы, что вела от входной двери, затем стала мочиться на диванные подушки, кресло-качалку Пола, купленную в комиссионке, и наконец, на кровати – на подушки, в середине матраца, посреди измятых за ночь простыней, пока Пол принимал душ.
Когда это случилось в первый раз на лестнице, Пол ничего не сказал Элизабет. К тому времени когда она вернулась в Блеф-Сити па очередной уик-энд, Пол постарался вытереть пятно и избавиться от запаха с помощью смеси питьевой соды и специального фермента, который он купил в магазине домашних животных. Но во второй раз поздним вечером в четверг Шарлотта выбрала в качестве места преступления диван, и когда Элизабет в пятницу утром вернулась домой, она остановилась в дверях с сумкой на плече, сморщив нос от резкого и неприятного запаха кошачьей мочи.
– Боже мой! – воскликнула она. – Неужели это то, что я думаю?
Пол вышел из-за письменного стола и кивнул. Шарлотта куда-то спряталась.
– Неужели это сделала Шарлотта?
Элизабет опустила сумку на пол и оглянулась в поисках кошки. Первая реакция хозяйки – беспокойство по поводу здоровья и благополучия Шарлотты; здоровье и благополучие мужа заботило Элизабет значительно меньше. Вероятно, это объяснялось тем, что Шарлотта жила с Элизабет задолго до появления Пола. Она была дочерью предыдущей ее кошки по имени Эмили, давно скончавшейся. Весь выводок появился на свет морозным январским днем в самом темном углу стенного шкафа на первой квартире Элизабет. Из-за кошачьих родов были безнадежно испорчены замшевые туфли. В память о них Элизабет подарила Шарлотте зеленый замшевый ошейник, который очень подходил к цвету ее глаз.
Элизабет пошла по квартире, наклонив голову и особым условным знаком подзывая кошку. Она миновала диван, не обратив никакого внимания на лужу, оставленную Шарлоттой.
– Ты здорова, Шарлотточка? – доносился ее голос из спальни, где кошка обычно пряталась. – Что случилось, душечка?
– Это уже не в первый раз, – громким голосом сообщил Пол, понимая, что Элизабет его не слушает.
Она никого и ничего не слышала, когда беседовала со своей любимицей.
Они отнесли кошку к ветеринару. Та осмотрела Шарлотту, провела необходимые анализы, пытаясь установить причину возникшей проблемы, однако никаких физических патологий обнаружить не смогла. В конце концов она порекомендовала Элизабет и Полу специальную диету, которая ничего не изменила. По крайней мере один раз в три или четыре дня Пол наступал босой ногой на очередную лужу на ковре или совершал экстренное путешествие в прачечную с постельным бельем.
У ветеринара Шарлотта злобно взирала на врача со смотрового стола, а врач тем временем озадаченно морщила лоб и задавала вопросы относительно того, не было ли в последнее время каких-либо неожиданных перемен в образе жизни Пола и Элизабет и их любимицы. Не появился ли, к примеру, в доме новый кот, не передвигали ли они куда-нибудь кошачий лоток с привычного для Шарлотты места, не меняли ли марку наполнителя для кошачьего туалета? Элизабет только молча гладила Шарлотту и бросала вопросительные взгляды на Пола, который отрицательно качал головой.
– И последний вопрос, который я вынуждена вам задать, – сказала наконец ветеринар, скрестив руки. – У вас-то самих все в порядке? Никаких семейных проблем?
– О нет! – воскликнула Элизабет. – У нас все в полном порядке!
– В абсолютном! – подтвердил Пол.
Ветеринар прописала Шарлотте успокоительное – две крошечные таблетки ежедневно, и неприятности прекратились. Однако, вернувшись домой на свой первый уик-энд после начала лечения, Элизабет заметила, что Шарлотта стала пошатываться при ходьбе и несколько раз ударилась головой о стену. Элизабет немедленно выбросила все оставшиеся таблетки в унитаз.
– Ты видел ее глаза? – спросила Элизабет. – Она же превратилась в зомби.
– Видел, – ответил Пол. – Мне это тоже не понравилось.
Они позвонили ветеринару, но та только развела руками.
– Я сделала все что могла. Вот если только...
– Если только что? – спросила Элизабет.
Пол слушал их разговор по другому телефону в спальне.
Ветеринарша была непроста. Журналы на столике в комнате ожидания обещали читателям духовное освобождение, не привязывая его ни к каким общепринятым религиозным практикам, а из динамиков звучала монотонная, вводящая в транс музыка. От внимания Пола и Элизабет не ускользнула упомянутая особенность, но они решили не придавать этому особого значения, так как ветеринар с удивительным участием отнеслась к их Шарлотте.
– У меня есть знакомая, – сказала ветеринар, – которая обладает способностью вступать в непосредственный контакт с животными.
Пол встал с постели и отошел от телефонного аппарата, насколько позволял провод. Ему хотелось увидеть выражение лица жены, стоящей на кухне. Элизабет была довольно высокого роста – дюйма на два выше Пола, – с открытым лицом, обладала длинной и стройной шеей, которая в свое время и привлекла внимание Пола в аудитории, где они впервые встретились.
И теперь, беседуя с ветеринаром по телефону, она прижимала узкую ладонь к своей восхитительной шее. У Элизабет очень рано появилась седина, еще когда она училась в аспирантуре. Пол частенько пытался уверить ее, что находит седину весьма привлекательной. В ответ жена язвительно замечала, что его редеющие волосы кажутся ей не менее очаровательными.
После долгих раздумий Элизабет решила не закрашивать седину, так как она давала ощущение хоть небольшого, но все-таки старшинства перед студентами, которые в огромном большинстве были всего на несколько лет моложе своей преподавательницы. Наблюдая за Элизабет, Пол заметил в ней ту самую смущенную серьезность, которая, как он хорошо знал, является совершенно определенным признаком того, что она собирается с вежливым презрением отвергнуть предложение ветеринара. Вообще-то весь этот оккультизм раздражал Элизабет еще больше, чем Пола. Он попахивал эссенциализмом и феминизмом, которые Элизабет с унизительными подробностями и злорадным восторгом поносила и высмеивала в своих статьях.
Пол широко открыл глаза, словно преисполнившись предельного недоверия, и беззвучно одними губами произнес: «Кошачий парапсихолог?» Но там, где вопрос касался кошек, Элизабет становилась необычайно сентиментальной. Вряд ли ее можно застать врасплох с «Вог» или «Гламур» в руках, однако время от времени Пол замечал в раскрытом портфеле жены номер «Кэт фэнси».
– И какой номер телефона у вашей знакомой? – спросила Элизабет у ветеринара.
На протяжении следующих двух дней она игнорировала шуточки Пола насчет смуглых дамочек в цветастых платках и с хрустальными шарами, кошачьих хиромантов с крошечными картами Таро для кошачьих гаданий. Наконец одним ясным морозным февральским днем парапсихолог явилась на беседу с кошкой. Она оказалась довольно крупной женщиной в сшитом па заказ костюме и подбитой мехом куртке с капюшоном. На лестницу специалист по кошкам взобралась не без труда, мрачная и задыхающаяся. Звали ее Андреа, с ударением на втором слоге – просто Андреа, как, например, бывают просто Розанны.
Женщина обладала грудным контральто, густыми черными волосами и торжественно-мрачным средиземноморским выражением лица, невозмутимость которого лишь однажды была нарушена громким гортанным смехом. Андреа не попросила сразу же показать кошку – Шарлотта, конечно же, услышав незнакомый голос, устремилась в свой самый укромный уголок, – а величественно опустилась на краешек дивана, пытаясь отдышаться. Через несколько минут, придя в себя, парапсихолог начала задавать вопросы. Чем Шарлотта занимается целый день и где находятся ее любимые места в доме? Элизабет, вся сжавшись, пристроилась на другом конце дивана, внимательно вслушиваясь в каждое слово гостьи и отвечая на все ее вопросы без исключения.
Пол принес им чаю и сел в противоположном углу комнаты. Обе женщины чем-то напоминали цикл картинок под заголовком «До и после», только Пол никак не мог решить, кто из них представляет ситуацию «до», а кто – «после». У Андреа для женщины с почти идеально круглым лицом был поразительно острый подбородок, и она постоянно прикасалась к нему пальцем, при этом отрешенно глядя куда-то в пространство, что заставляло Элизабет еще более внимательно вслушиваться в ее вопросы и с еще большими подробностями и нервозностью отвечать на них.
Андреа почти никак не реагировала на ответы Элизабет, и та из кожи вон лезла, чтобы как-то заполнить тишину не только словами, но и жестами. В конце концов стало создаваться впечатление, что своими пассами Элизабет стремится разрушить зловещее молчание ясновидящей. Потом наступила неизбежная пауза, и когда она совершенно неприлично затянулась, Андреа кивнула и просто сказала: «Э... хм...» Эта фраза и тот факт, что она старалась не встречаться взглядом ни с Элизабет, ни с Полом, убедили Пола – как будто ему требовались еще какие-то доказательства, – что перед ними сидит отъявленная шарлатанка. Он заерзал в кресле, пытаясь перехватить взгляд Элизабет в надежде заманить ее на кухню для не терпящих отлагательства тайных переговоров. Но тут к своему величайшему недоумению ощутил шелковистое прикосновение тельца Шарлотты и не успел и рта раскрыть, как физиономию Андреа осветила яркая улыбка, и она рассмеялась гортанным смехом. Андреа похлопала по лежащей рядом диванной подушке, пристально глядя на кошку и прищелкивая языком.
– Это Шарлотта, – сказала Элизабет дрожащим голосом, словно говорила о больном ребенке.
Я удивляюсь, что она вообще пришла, хотел было сказать Пол, но тут Шарлотта удивила его еще больше, вспрыгнув на диван к ясновидящей, спиной к Элизабет, внимательно всматриваясь в их гостью. Кошка как-то жалобно мяукнула, а Пол с Элизабет обменялись изумленными взглядами.
– Не могли бы вы оставить нас наедине на несколько минут? – попросила Андреа.
Кошка и ясновидящая смотрели друг другу в глаза с почти одинаковым выражением. После безмолвной паузы Пол и Элизабет удалились в спальню, располагавшуюся в конце коридора.
– Сколько ты собираешься заплатить этой женщине? – спросил Пол, закрывая за собой дверь.
– Ты видел?! – вместо ответа прошептала Элизабет, затем встала, подошла к двери и чуть-чуть приоткрыла ее. – Ты когда-нибудь видел, чтобы Шарлотта вела себя так с незнакомцами? Прыгнула чуть ли не на колени?
Пол сел на кровать.
– Ну хорошо, возможно, тетка обладает способностью вызывать в животных какие-то родственные чувства, – начал он, понизив голос, – но ты же не думаешь в самом деле, что она способна читать их мысли?
Так они шептались несколько минут, сидя на краешке кровати и время от времени поглядывая в щелку. Элизабет то и дело хватала Пола за руку, когда ей казалось, будто она что-то слышит, хотя на самом деле из гостиной не доносилось ни звука. Пол стал было предполагать, какие откровения могут обнаружиться при чтении кошачьих мыслей, однако очень быстро понял, что Элизабет его не слушает.
– Я больше этого не вынесу, – прошипела наконец Элизабет сквозь зубы и вскочила, но тут на пороге из гостиной выросла величественная фигура Андреа и проследовала по коридору, словно планета, сознающая собственную значимость.
Элизабет затаила дыхание, остановившись у открытой двери в спальню. Пол выглядывал из-за плеча жены, изумленно взирая на Шарлотту, уютно примостившуюся на руках у Андреа рядом с ее пышной грудью. Он по привычке начал считать до десяти в ожидании момента, когда Шарлотта, издав вопль раздражения, вырвется из объятий ясновидящей. Ничего подобного не произошло, и Андреа продолжала спокойно шествовать по коридору с кошкой на руках, осторожно почесывая Шарлотту за ухом. Кошка пребывала в таком восторге, что ее мурлыканье перекрывало скрип половиц под тяжелой поступью Андреа.
– Ну вот, она очень расстроена, – проговорила Андреа, остановившись у самого выхода.
– И что же она вам сказала? – спросила Элизабет.
По напряженной спине жены Пол понял, что Элизабет говорит серьезно. Он боялся к ней прикоснуться.
– Они мыслят не словами, дорогая, – ответила Андреа, внимательно всматриваясь в Шарлотту, взиравшую на ясновидящую с безмятежным спокойствием. – Они мыслят образами.
– Что же она в таком случае видит? – спросил Пол, представив себе горы кошачьей еды, напоминающие песчаные дюны, но Элизабет коснулась мужа, дав понять, что от него ждут только одного – молчания.
– Какая-то женщина постоянно приходит и уходит, – сказала Андреа, – и эти приходы и уходы очень беспокоят Шарлотту.
Высказав главное, она оторвала взгляд от кошки и впервые взглянула прямо в глаза Элизабет. Та судорожно прижала руку ко рту. Пол почувствовал, как бешено заколотилось его сердце.
– Боже мой, – едва смогла выговорить Элизабет, не отнимая ладонь ото рта. – Эта женщина – я?
– Не могу сказать определенно, – ответила Андреа. – Я вижу только женщину, которая приходит совсем ненадолго, то есть уходит почти сразу же после прихода.
Сердце Пола, казалось, готово было вырваться из груди, и он протиснулся к двери между женой с побелевшим лицом и ясновидящей, которая вновь перевела взгляд на Шарлотту.
– Моя жена проводит в Чикаго четыре дня в неделю, – произнес он, облизывая внезапно пересохшие губы. – Значит, она все время то приезжает, то уезжает...
– О, Пол, клянусь, что так оно и есть.
Элизабет бросила на него взгляд, полный тоски и разочарования, и потянулась к Шарлотте, как к последнему утешению.
Взяв кошку на руки, она села на кровать и стала шептать ей:
– Ах, ах, ах, мамочка очень расстроилась.
Мгновение спустя Шарлотта выпрыгнула из ее рук, прошмыгнула между ногами к двери и понеслась по коридору. Пол смотрел ей вслед с нарастающим чувством тревоги. Андреа тем временем счищала с костюма кошачью шерсть.
– Люди, у вас есть щетка? – спросила она.
Элизабет, прикусив губу, проследовала за Шарлоттой в гостиную, а Пол проводил Андреа на кухню, где выписал чек на семьдесят пять долларов и помог ей влезть в куртку.
– Я смогла бы сообщить вам и кое-что еще, – сказала Андреа, застегиваясь до самого подбородка, – но для этого мне придется пробыть с вашей кошкой целый день.
Рука Пола немного дрожала, когда он выписывал чек, и ему пришлось отойти, чтобы Андреа не заметила волнения.
– Дневной курс стоит полторы сотни, – монотонным голосом добавила Андреа. – Вам нужно будет уйти из дома.
Пол протянул чек, стараясь не встречаться с ясновидящей взглядом, и проводил до лестницы. Заглянув в гостиную, он увидел, что Элизабет лежит на полу и умоляет Шарлотту вылезти из-под дивана.
– Мамочка не сердится, – Элизабет чуть не плакала, – мамочка просто расстроена.
– Вы нам очень помогли, – сказал Пол, обращаясь к ясновидящей. – Думаю, вы раскрыли нашу маленькую тайну.
Андреа спускалась вниз по лестнице так же медленно, как и поднималась, с такой силой хватаясь за перила, что они чуть не прогибались от ее прикосновения. Пол шел за ясновидящей, и ему страшно хотелось завопить так, чтобы она оступилась от испуга, или даже просто толкнуть ее. Дойдя до входной двери, Андреа остановилась, повернулась на сто восемьдесят градусов, полностью закрыв собой дверной проем.
– Я совсем не уверена, что женщина, которая приходит и уходит, – ваша жена, – проговорила она. – Вполне возможно, что это кто-то еще. Чтобы знать наверняка, я должна провести с кошкой целый день.
– Да, у нас есть номер вашего телефона, – сказал Пол, чуть ли не выталкивая ее за дверь.
В гостиной Шарлотта все еще пряталась. Элизабет, донельзя расстроенная, сидела на диване.
– Мы потратили целых семьдесят пять долларов на то, чтобы выяснить, что кошка по тебе скучает, – сказал Пол, все еще продолжая дрожать.
– Откуда Андреа могло быть известно, что я не живу дома постоянно? – спросила Элизабет. – Я же ей не говорила. Откуда она могла знать?
– Посмотри на себя! – злобно воскликнул Пол. – Ты же вот-вот расплачешься. Часто ли ты плачешь о том, что я провожу здесь четыре дня в неделю в полном одиночестве?
Элизабет возразила:
– Пол, Шарлотта – животное. Мы не можем требовать от нее понимания нашей семейной ситуации и моей необходимости работать далеко от дома.
– Тебе прекрасно известно, что я думаю по этому поводу, – сказал он со вздохом.
– Ты совершенно неверно толкуешь мое поведение, Пол. Я абсолютно свободна во всех отношениях, в том числе и профессиональном. Ни с чьей стороны я не испытываю никакого давления.
В голосе Элизабет звучала давняя усталость от старых аргументов.
– Лиззи, ты звезда. – Пол старался говорить весомо. – Ты же их всех покорила на последней конференции Лингвистической ассоциации. Уолтер (имелся в виду заведующей ее кафедрой в Чикагском университете) сделает для тебя все, что пожелаешь.
Элизабет встала. Они смотрели друг другу в глаза поверх кофейного столика.
– Когда я получу постоянное место в университете, – сказала она, и в голосе ее чувствовалось напряжение, – я поговорю с Уолтером, сможет ли он предложить какую-нибудь работу и моему мужу.
Элизабет проследовала к двери, и когда Пол хотел было остановить ее, резко развернулась и провозгласила:
– В данный момент у меня нет ни малейшего желания беседовать на подобные темы.
Пол дождался, пока захлопнется дверь в ее спальню, а потом, рухнув в кресло, облегченно вздохнул: ему все-таки удалось повернуть дискуссию в безопасном направлении. Однако руки у него дрожали, и вся непродолжительная и оказавшаяся столь хрупкой радость мгновенно улетучилась, как только Шарлотта вылезла из-под дивана и вспрыгнула на кофейный столик. Она стояла, размахивая хвостом из стороны в сторону, и взирала на хозяина своими зелеными в черных обводах глазами. Пол весь напрягся, словно приготовившись защищаться.
– Что ты наделала! – прошептал он кошке.
2
На самом же деле Шарлотта (или та жирная идиотка, что выдавала себя за ясновидящую) чуть было не раскрыла главную тайну Пола – его роман со старшекурсницей с другого факультета. Момент для разоблачения был избран самый что ни на есть неподходящий. Элизабет и Пол окончили Средне-Западный университет в Хэмилтон-Гроувз в Миннесоте в один год и практически одновременно начали искать работу. Они поженились на последнем курсе, и Пол, делая предложение, много и весьма неосторожно распространялся на тот счет, как он поможет Элизабет сделать завидную академическую карьеру. Он обещал вести ее за собой вверх по лестнице самых престижных университетских должностей.
Но вот прошло несколько лет, и Пол в Айове завершает работу над никому не нужной диссертацией, а Элизабет вот-вот предложат постоянное место в университете. Теперь она может позволить себе капризным тоном рассуждать о том, что пока не знает, как поступит со своей работой в Чикаго. Нынешней осенью она стала привозить Полу страницы с объявлениями из воскресных чикагских газет, заранее обведя красным те из них, где предлагались места редакторов или авторов рекламы для прессы. Она ничего не говорила об упомянутых страницах, просто оставляла их на кофейном столике. Каждую неделю Пол, раздраженно скомкав их, швырял в корзину рядом с письменным столом. Компромисс, на который Элизабет пошла ради Пола, заключался в том, что она еженедельно курсировала между Чикаго и Блеф-Сити вместо того, чтобы заставить его самого переехать в Чикаго. По ее мнению, это было неразумной тратой денег и сил. Элизабет зарабатывала вдвое больше мужа, но столь болезненная тема, естественно, никогда не была предметом их семейных дискуссий. В Чикаго Элизабет снимала комнату в Гайд-Парке у одной из преподавательниц своего факультета, которую знала еще со времен аспирантуры. Ее знал и Пол, хотя никогда особого внимания на нее не обращал.
Тем временем как-то неожиданно для себя Пол с начала прошлого семестра оказался в постели с Кимберли, студенткой выпускного курса факультета теории и практики СМИ. Он познакомился с ней в начале осеннего семестра на пикнике, организованном факультетом английского языка. Кимберли пригласил один из докторантов факультета и в течение мероприятия откровенно игнорировал девушку, занявшись обработкой членов диссертационного совета и переходя от одной отдыхающей группки к другой в порядке убывания значимости ее участников. А так как и Пол пребывал в полном одиночестве, игнорируемый всеми сотрудниками факультета, то ему ничего не оставалось, как подойти к студентке и представиться. Она была скромна, но отнюдь не застенчива, если судить по покрою ее легкого летнего платья. Пол внимательно выслушал девушку – оказалось, она совсем недавно перебралась сюда из Калифорнии и не знала в Айове ни души – и пришел к выводу, что только среди патологически амбициозных интеллектуалов столь яркая и привлекательная женщина могла остаться незамеченной. В конце концов он предложил ей провести небольшую экскурсию по Блеф-Сити, и они оба исчезли с пикника.
Надо сказать, на их исчезновение никто не обратил ни малейшего внимания. У Пола не было намерения соблазнять Кимберли – поначалу по крайней мере, – но чем больше они катались по городку, тем все более привлекательной казалась девушка: простая в общении, без свойственной многим студенткам претенциозности и с потрясающим чувством юмора. В тот первый вечер, когда они сидели на скамейке на берегу реки, Кимберли вдруг вскочила и продемонстрировала Полу комичный рок-н-ролл в исполнении куклы Барби. Ким, практически не двигая ногами, крутила и вертела плечами и головой самым невероятным образом. Пол хохотал так, что чуть было не свалился со скамейки.
Но вот прошло несколько лет, и Пол в Айове завершает работу над никому не нужной диссертацией, а Элизабет вот-вот предложат постоянное место в университете. Теперь она может позволить себе капризным тоном рассуждать о том, что пока не знает, как поступит со своей работой в Чикаго. Нынешней осенью она стала привозить Полу страницы с объявлениями из воскресных чикагских газет, заранее обведя красным те из них, где предлагались места редакторов или авторов рекламы для прессы. Она ничего не говорила об упомянутых страницах, просто оставляла их на кофейном столике. Каждую неделю Пол, раздраженно скомкав их, швырял в корзину рядом с письменным столом. Компромисс, на который Элизабет пошла ради Пола, заключался в том, что она еженедельно курсировала между Чикаго и Блеф-Сити вместо того, чтобы заставить его самого переехать в Чикаго. По ее мнению, это было неразумной тратой денег и сил. Элизабет зарабатывала вдвое больше мужа, но столь болезненная тема, естественно, никогда не была предметом их семейных дискуссий. В Чикаго Элизабет снимала комнату в Гайд-Парке у одной из преподавательниц своего факультета, которую знала еще со времен аспирантуры. Ее знал и Пол, хотя никогда особого внимания на нее не обращал.
Тем временем как-то неожиданно для себя Пол с начала прошлого семестра оказался в постели с Кимберли, студенткой выпускного курса факультета теории и практики СМИ. Он познакомился с ней в начале осеннего семестра на пикнике, организованном факультетом английского языка. Кимберли пригласил один из докторантов факультета и в течение мероприятия откровенно игнорировал девушку, занявшись обработкой членов диссертационного совета и переходя от одной отдыхающей группки к другой в порядке убывания значимости ее участников. А так как и Пол пребывал в полном одиночестве, игнорируемый всеми сотрудниками факультета, то ему ничего не оставалось, как подойти к студентке и представиться. Она была скромна, но отнюдь не застенчива, если судить по покрою ее легкого летнего платья. Пол внимательно выслушал девушку – оказалось, она совсем недавно перебралась сюда из Калифорнии и не знала в Айове ни души – и пришел к выводу, что только среди патологически амбициозных интеллектуалов столь яркая и привлекательная женщина могла остаться незамеченной. В конце концов он предложил ей провести небольшую экскурсию по Блеф-Сити, и они оба исчезли с пикника.
Надо сказать, на их исчезновение никто не обратил ни малейшего внимания. У Пола не было намерения соблазнять Кимберли – поначалу по крайней мере, – но чем больше они катались по городку, тем все более привлекательной казалась девушка: простая в общении, без свойственной многим студенткам претенциозности и с потрясающим чувством юмора. В тот первый вечер, когда они сидели на скамейке на берегу реки, Кимберли вдруг вскочила и продемонстрировала Полу комичный рок-н-ролл в исполнении куклы Барби. Ким, практически не двигая ногами, крутила и вертела плечами и головой самым невероятным образом. Пол хохотал так, что чуть было не свалился со скамейки.