Хайсмит Патриция. Незнакомцы в поезде

   - Двадцать девять.
   - Да-а? Я бы дал вам больше. А мне, как думаете, сколько?
   Гай вежливо оглядел Бруно.
   - Двадцать четыре или двадцать пять, - наконец ответил Гай, желая польстить Бруно, потому что тот выглядел моложе.
   - Да, верно, мне двадцать пять. Вы хотите сказать, что я выгляжу на двадцать пять с этой штуковиной посреди лба? - Бруно прикусил нижнюю губу. Беспокойство мелькнуло в его глазах, и он вдруг в припадке горького стыда накрыл ладонью лоб, потом вскочил и подошел к зеркалу. - Я хотел чем-нибудь заклеить эту штуку.
   Гай произнес что-то утешительное, но Бруно продолжал с мучительным выражением лица стоять перед зеркалом.
   - Это не просто прыщик, - сказал он. - Это нарыв. Всё, что я ненавижу, прорывается наружу. Испытание Иова!*
   - - - - - - - - -
   * Бог назначил этому библейскому персонажу испытание проказой (Иов 2, 7).
   - - - - - - - - -
   - Ну уж! - рассмеялся Гай.
   - Это началось ночью с понедельника на вторник после той стычки с отцом. И становится все хуже. Наверняка шрам останется.
   - Не останется.
   - Да-да, останется. И вот с такой штукой - ехать в Санта-Фе!
   Он сидел, сцепив пальцы, и весь вид его был трагичным. Гай подошел и открыл одну из книг, лежавших у окна. Это был детективный роман. Он попытался прочесть несколько строк, но буквы сливались, и он закрыл книгу. Видно, сегодня он много выпил. Впрочем, сегодня можно.
   - В Санта-Фе, - сказал Бруно, - я хочу всего - вина, женщин, песен. Да!
   - Чего вы хотите?
   - Кое-чего. - Губы Бруно изогнулись в уродливой гримасе. - Всего. У меня есть теория, что человек должен сделать всё возможное, прежде чем умереть, и, может быть, умереть, пытаясь сделать невозможное.
   В Гае что-то непроизвольно откликнулось на слова Бруно, но осторожность победила.
   - Например? - поинтересовался он.
   - Ну, слетать на Луну в ракете. Установить рекорд скорости на автомобиле - с завязанными глазами. Я раз делал. Рекорда не установил, но до ста шестидесяти дошел.
   - С завязанными глазами?
   - И один раз совершил кражу, квартирную. - Бруно вызывающе посмотрел на Гая.
   Улыбка сомнения появилась на лице Гая, хотя в душе он поверил Бруно. Бруно вполне может пойти на насилие. Тем более что он умственно нездоров. Не то чтобы нездоров, подумал Гай, но безрассуден. Безрассудство богатых, порожденное скукой. Он часто говорил об этом Энн. Оно больше разрушительно, чем созидательно. Оно доводит до преступления с тем же успехом, что и бедность.
   - Я не греб все подряд, - продолжал Бруно. - То, что я взял, мне было и не нужно. Я специально брал, что мне не нужно.
   - И что же вы взяли?
   Бруно пожал плечами.
   - Зажигалку... Модель автомобильчика... Статуэтку с камина... Цветное стеклышко... Что-то еще. - Он снова пожал плечами. - Вы единственный человек, который знает об этом. Я не болтун. Думаю, у вас создалось иное впечатление, - с улыбкой добавил он.
   Гай сделал затяжку.
   - И как же вы это совершили?
   - Наблюдал за многоквартирным домом в Астории, пока не настал подходящий момент, а потом просто вошел в окно. Спустился по пожарной лестнице. Проще простого. Так что этот пункт я, благодаренье Богу, вычеркнул из своего списка.
   - А при чем тут "благодаренье Богу"?
   Бруно застенчиво улыбнулся.
   - Не знаю при чем. Просто я так сказал себе.
   Он налил себе, потом Гаю. Гай взглянул на дрожащие руки, которые уже воровали, на совершенно обкусанные ногти. Руки неуклюже, словно принадлежащие малышу, играли спичечным коробком, пока не уронили его на посыпанный пеплом бифштекс. Как же противно преступление, думал Гай. Как часто оно не мотивировано. Кто бы мог подумать по рукам Бруно, по его купе, по его страшному тоскливому лицу, что он воровал? Гай снова опустился в кресло.
   - Расскажите о себе, - приятным тоном попросил Бруно.
   - И рассказывать нечего.
   Гай достал трубку из кармана пиджака, постучал ею по каблуку, обратил внимание на пепел на полу и тут же забыл о нем. В его крови было уже достаточно алкоголя. Мысли его перекинулись на Палм-Бич. Если контракт выгорит, две недели до начала работы пройдут быстро. Развод не займет много времени. Детали низкого белого дома на зеленой лужайке из его законченного проекта в подробностях всплыли в его голове, привычно, без особых усилий с его стороны. Он внезапно почувствовал гордость за себя, уверенность и благословение небес.
   - Какого рода дома вы строите? - сказал Бруно.
   - Что называется модерн. Я сделал пару магазинов, потом небольшое здание под офис.
   Гай улыбнулся: на этот раз он не испытывал чувства неловкости или нервозности, что с ним бывало, когда речь заходила о его работе.
   - Вы женаты?
   - Нет. Вернее, женат, но мы разошлись.
   - Да-а? И почему?
   - Несовместимость, - коротко ответил Гай.
   - Давно разошлись?
   - Три года назад.
   - А развестись не хотите?
   Гай нахмурился и задержался с ответом.
   - Она тоже в Техасе? - спросил Бруно.
   - Да.
   - И вы едете на встречу с ней?
   - Я с ней встречусь. Мы сейчас собираемся оформить развод, - сказал Гай и прикусил язык: зачем он это сболтнул?
   Бруно усмехнулся.
   - Что же это вы там за невест себе находите?
   - Там очень интересные девушки есть, некоторые.
   - В большинстве дуры небось?
   - И такие есть. - При этом Гай улыбнулся: Мириам была, пожалуй, как раз из таких южанок, про которых говорил Бруно.
   - А что за тип женщины ваша жена?
   - Довольно интересная, - сдержанно сказал Гай. - Рыжие волосы, слегка полненькая.
   - А как ее зовут?
   - Мириам. Мириам Джойс.
   - М-м. Умная, глупая?
   - Не интеллектуалка. Да мне и не нужна была бы такая!
   - И вы были без памяти влюблены в нее, да?
   Что такое? Он чем-нибудь выдал себя? Немигающий взгляд Бруно был прикован к нему, не упускал ничего. Похоже, их усталость прошла тот барьер, после которого спать уже не обязательно. У Гая было ощущение, будто эти серые глаза исследуют его уже многие часы.
   - А почему вы так сказали?
   - Вы хороший парень. Вы все принимаете всерьез. Вы и женщин принимаете по большому счету, да?
   - Что значит "по большому счету"? - сказал Гай, но почувствовал прилив признательности к Бруно за то, чт'о Бруно думает о нем. Большинство людей, по мнению Гая, не говорили о нем то, что думали.
   Бруно взмахнул руками и вздохнул.
   - Так что же значит "по большому счету"? - повторил свой вопрос Гай.
   - Весь наружу, всякие там высокие надежды, а потом вдруг раз - и ногой по зубам, да?
   - Ну не совсем.
   На Гая вдруг нахлынул прилив жалости к себе. Он встал, прихватив стакан. Но ходить было негде, а качка мешала и стоять нормально. Бруно продолжал пристально наблюдать за ним. Старомодный ботинок медленно покачивался на ноге, положенной на ногу, палец то и дело стряхивал пепел на недоеденный бифштекс, все больше покрывавшийся пеплом. Гаю показалось, что Бруно теперь, после того как узнал, что Гай женат, относится к нему менее дружелюбно. И с б'ольшим любопытством.
   - А что случилось с вашей женой? Она начала спать со всеми подряд?
   Гай почувствовал раздражение от этого вопроса.
   - Нет. Впрочем, всё в прошлом.
   - Но вы же пока ей муж. А до этого не могли развестись?
   Гаю вдруг стало стыдно.
   - Я не очень беспокоился насчет развода.
   - А теперь что же случилось?
   - Она решила, что пора. Я думаю, она ждет ребенка.
   - Отличное время для принятия решений, а? Значит, спала с другими три года и наконец прибилась к определенному берегу?
   Так оно и было, конечно, и все решил ребенок. Как Бруно узнал об этом? Гаю показалось, что Бруно переносит на Мириам знания о каком-то человеке и ненависть к нему. Гай повернулся к окну. Там он не увидел ничего, кроме собственного отражения. Он чувствовал, как удары сердца сотрясают его тело, и сотрясают больше, чем вибрация вагона. У него, видно, потому так бьется сердце, что он никогда и никому не говорил так много о Мириам. Он и Энн не говорил столько, сколько знает Бруно. Он не знает только того, что когда-то Мириам была другой - ласковой, преданной, одинокой, жутко скучавшей по нему и жаждавшей освободиться от своего семейства. Завтра он увидит Мириам, сможет коснуться ее рукой. Он не допускал и мысли о том, что может коснуться ее мягкого тела, которое когда-то так любил. Внезапно он почувствовал себя очень несчастным.
   - А что случилось с вашим браком? - вкрадчиво сказал его голос Бруно, донесшийся сзади. - Мне это действительно интересно. Дружеский интерес. Сколько ей было лет?
   - Восемнадцать.
   - И она сразу же загуляла?
   Гай непроизвольно обернулся, словно желая своей грудью защитить честь Мириам.
   - Знаете ли, женщина может отличиться не только этим.
   - Но с ней-то это было или нет?
   Гай отвел глаза, раздраженный и изумленный одновременно.
   - Да.
   Как страшно прозвучало это короткое слово, почти прогремело.
   - Знаю я этот рыжий южный типаж, - сказал Бруно, лениво тыкая в свой яблочный пирог.
   Гай опять почувствовал прилив стыда, абсолютно никчемный в данном случае, поскольку что бы ни сделала или сказала Мириам - ничто не удивило бы Бруно. Его, казалось, ничто не могло бы поставить в тупик, а только разжигало его интерес.
   Бруно опустил глаза в тарелку, ему было чуть ли не весело. Глаза его расширились и засверкали, если так можно сказать о красных глазах, спрятавшихся в синеватых впадинах.
   - Это брак, - выдохнул он.
   Слово "брак" эхом отдалось в ушах Гая. Для него это слово звучало торжественно. Оно стояло в одном ряду с такими основополагающими понятиями, как "святое", "любовь", "грех"... Тут и круглые терракотовые губки Мириам, которые говорили ему: "А чего это я из-за тебя должна зарывать себя в четырех стенах?" Тут и глаза Энн, когда она откидывала назад свои черные волосы и смотрела на него снизу на лужайке своего дома, где она разводила крокусы. Тут и Мириам, которая, поворачиваясь спиной к высокому узкому окну в чикагской комнате, поднимала на него свое веснушчатое лицо в форме щита и приближала его к лицу Гая, что она делала всякий раз, когда собиралась говорить ему очередную ложь, и вытянутое лицо и черные волосы Стива с его наглой улыбкой. Навалилась цепь воспоминаний, и ему захотелось любыми средствами отогнать их. Та комната в Чикаго, где всё это случилось... Он живо вспомнил запахи той комнаты, духов Мириам и краски от горячего радиатора отопления...
   - Так что случилось? - словно издалека донесся голос Бруно. - Вы смогли бы сказать мне? Мне это интересно.
   Стив случился... Гай взял свой стакан с виски. Он вспомнил тот полдень в Чикаго, картинку, ограниченную дверным проемом - словно черно-белую фотографию. Это был полдень, не похожий ни на какой другой полдень, когда он застал их в квартире. Полдень со своим особенным цветом, привкусом и звуком, своим собственным миром, как на страшной картине-миниатюре. Это осталось, как запоминающаяся дата истории. Или это событие вообще всегда следовало за ним? По крайней мере теперь оно с ним, отчетливое, как никогда. И хуже всего то, что он чувствовал потребность сказать всё Бруно - незнакомцу, который будет слушать его, сочувствовать ему, а потом всё забудет. Мысль рассказать Бруно понравилась ему. Бруно во всех отношениях отнюдь не обычный незнакомец в этом поезде. Он вполне груб и развращен сам, чтобы оценить историю наподобие этой - о его первой любви. Что касается Стива, то он был последней каплей. Он был не первой ее изменой. В тот полдень в нем взорвалась гордость двадцатишестилетнего мужчины. Себе он пересказывал эту историю тысячу раз, историю классическую, драматическую. А его глупость лишь добавляла этой истории юмора.
   - Я ожидал от нее слишком много, - начал Гай как ни в чем не бывало, - без какого бы то ни было права на это. Ей нравилось внимание. Она, вероятно, будет заводить романы всю жизнь независимо от того, с кем она будет.
   - Ясно, это вечный тип выпускницы школы. - Бруно взмахнул при этом рукой. - Она даже притворяться не может, что принадлежит одному парню.
   Гай взглянул на Бруно. Когда-то Мириам все-таки принадлежала одному.
   Внезапно он оставил свою идею рассказать всё Бруно, ему и так стало стыдно, что он уже начал это делать. Но Бруно, казалось, и не заметил, начал Гай рассказывать или нет. Тяжело опустив голову, он водил спичкой по соусу в тарелке. Губы обвисли и в профиль придавали ему старческий вид. И весь этот вид говорил, что слушать Гая для Бруно - ниже его достоинства.
   - Такие женщины притягивают мужчин, - пробормотал Бруно, - как помои мух.
   ВТОРАЯ
   Шок, произведенный словами Бруно, отвлек Гая от мыслей о себе.
   - У вас у самого был неприятный опыт, - заметил Гай, хотя трудно было представить, чтобы у Бруно были неприятности от женщин.
   - У моего отца была такая. Тоже рыжая. Звали Карлотта. - Бруно поднял голову, его лицо исказилось ненавистью к отцу. - Здорово, да? Такие, как мой отец, держат их у себя на работе.
   Карлотта. Теперь Гаю показалось, что он понимает, откуда у Бруно такое презрение к Мириам. Возможно, в этом ключ к личности Бруно, разгадка его ненависти к отцу, его замедленного взросления.
   - Есть два вида мужчин!.. - загремел было Бруно, но осекся.
   Гай увидел себя в узком зеркале не стене. Глаза у него были испуганными, как ему показалось, лицо хмурым, и он заставил себя расслабиться. В спину ему уперлась клюшка для гольфа. Он коснулся кончиками пальцев ее прохладной лакированной поверхности. Металл в темном дереве клюшки напомнил ему компас на яхте Энн.
   - ...И, по существу, один вид женщин! - продолжал Бруно. - И вам, и нам. Это с одной стороны. А с другой - просто потаскухи! Вот и делайте ваш выбор!
   - А как же женщины вроде вашей матери?
   - Такой женщины, как моя мать, я никогда не видел, - решительно заявил Бруно. - Никогда не видел женщины, в которой столько достоинств. Она тоже симпатичная, у нее много друзей-мужчин, но она не таскается с ними.
   Наступило молчание. Гай постучал новой сигаретой по часам и увидел, что уже половина одиннадцатого. Еще немного - и пора идти.
   - И как вы узнали про свою жену? - Бруно пристально посмотрел на Гая. Гай постарался выиграть время, закуривая сигарету. - Сколько их у нее было?
   - Немало. Еще до того, как я все узнал. - И хотя Гай уверял себя, что теперь, признавай он или нет, это уже не имеет никакого значения, его стало смущать неприятное ощущение, будто в нем начинает раскручиваться стремительный водоворот, маленький, но реальный, который он сам раскрутил своими воспоминаниями. Что им движет? Оскорбленная гордость? Ненависть? Или раздражение на самого себя из-за того, что все его былые переживания оказались теперь никчемными? Он решил перевести разговор с себя на другую тему. - Скажите, что вы еще собираетесь сделать до своей смерти?
   - Смерти? А кто собрался умирать? Я тут разнюхал, как делать ракетки, которые не ломаются и не трескаются. В один прекрасный день открою дело в Чикаго или Нью-Йорке. Потом, я могу торговать собственными идеями. У меня есть идеи идеальных убийств. - Бруно снова пристально - и, похоже, вызывающе - уставился на Гая.
   - Надеюсь вопросы, которые вы мне тут задаете, не являются частью одного из ваших планов. - С этими словами Гай сел.
   - Иисусе Христе, я люблю вас, Гай! Правда, люблю!
   Печальное лицо Бруно побуждало Гая сказать, что он тоже его любит. Какое одиночество в этих маленьких, измученных глазах!
   - И что, все ваши идеи сосредоточены на преступлениях?
   - Конечно нет! Просто... Я, например, хочу однажды дать кому-нибудь тысячу долларов. Какому-нибудь нищему. Когда у меня будут свои деньги, я это первым делом сделаю. А вам никогда не хотелось украсть что-нибудь? Или убить кого-нибудь? Было небось, было. У всех это бывает. Вам не кажется, что некоторых людей на войне хлебом не корми, а дай поубивать?
   - Нет, - ответил Гай.
   Бруно заколебался, но продолжил:
   - Они, конечно, никогда не призн'аются в этом, побоятся! Разве у вас не было в жизни случая, чтобы вам хотелось убрать кое-кого с дороги, а?
   - Нет. - "А Стив?" - внезапно вспомнил он. Однажды он подумывал убить его.
   Бруно выпрямил спину.
   - Наверняка было, я же вижу. Почему вы не хотите признаться?
   - Может и было что-то мимолетное, но я ничего не сделал в этом направлении. Я не того рода человек.
   - Во-от в чем вы ошибаетесь! Любого рода человек может убить. Обстоятельства, неудержимый темперамент. Иногда нужен самый слабенький толчок, чтобы человек переступил грань. Любой может убить. Даже ваша бабушка. Я это точно знаю!
   - Тут я не соглашусь с вами, - произнес Гай.
   - Скажу вам, что я тысячу раз приближался к той грани, когда мог убить отца! Вам кого хотелось убить? Любовников вашей жены?
   - Одного из них, - тихо пробормотал Гай.
   - И как близко вы подошли к делу?
   - Вообще не приближался. Просто подумал об этом - и всё.
   Он вспомнил бессонные ночи, сотни таких ночей, мысли о том, что он не успокоится, пока не отомстит. Могло ли что-нибудь тогда подтолкнуть его к переходу грани? И тут до него вдруг донесся голос Бруно:
   - Вы были в сто раз ближе к этому, чем думаете, вот что я вам скажу.
   Гай озадаченно взглянул на Бруно. Весь его вид свидетельствовал об усталости, худую голову он подпирал ладонями рук.
   - Вы начитались детективов, - сказал Гай и не узнал своего голоса.
   - Детективы - хорошая вещь. Они показывают, что любой человек способен на убийство.
   - Вот поэтому я всегда и считал, что в них нет ничего хорошего.
   - Опять ошибаетесь! - воскликнул Бруно уже с возмущением. - Вы знаете, какой процент убийств раскрывается?
   - Не знаю и не интересуюсь.
   - Одна двенадцатая часть. Только представьте - одна двенадцатая! А кто совершает остальные одиннадцать двенадцатых? Обыкновенные людишки. Полиция знает, что всех их не переловит.
   Он стал наливать себе виски, обнаружил, что бутылка пуста, и с трудом поднялся за другой. Из кармана брюк при этом выскочил золотой перочинный ножичек на золотой цепочке, тонкой, как струна. Гай получил эстетическое удовольствие от ножа с цепочкой, как от красивого ювелирного изделия. И подумал, глядя, как Бруно возится с новой бутылкой шотландского виски, что тот может когда-нибудь кого-нибудь убить этим ножичком, причем свободно хотя бы потому, что его будет мало волновать, поймают его или нет. Наконец Бруно разобрался с бутылкой и с радостной улыбкой обратился к Гаю:
   - Поехали со мной в Санта-Фе, а? Отдохнете пару дней.
   - Спасибо, я не могу.
   - У меня полно денег. Будьте моим гостем, а? - С этими словами он пролил виски на стол.
   - Спасибо, - снова сказал Гай.
   Бруно, видно, судит по его одежде, что у него не много денег. Но это были любимые брюки Гая - серые фланелевые. Он собирался носить их и Меткалфе, и в Палм-Биче, если не будет слишком жарко. Он выпрямился и сунул руки в карманы брюк, тут же обнаружив в правом дырку.
   - А почему нет? - Бруно подал Гаю его стакан. - Вы мне очень нравитесь, Гай.
   - Чем?
   - Вы хороший парень. Приличный, я имею в виду. Я много ребят встречал, но не много таких, как вы. Я восхищаюсь вами, - выпалил Бруно и припал к виски.
   - Вы мне тоже нравитесь, - сказал Гай.
   - Ну поедемте со мной, а? Мне два или три дня до приезда матери совершенно нечего делать. Мы так проведем время!
   - Возьмите еще кого-нибудь.
   - Что вы, Гай! Что же я, думаете, езжу да подбираю попутчиков по дороге? Вы мне нравитесь, вот я и прошу вас поехать со мной. Хотя бы на день. Я сразу от Меткалфа, минуя Эль-Пасо, собираюсь съездить к Каньону.
   - Спасибо, после Меткалфа меня ждет работа.
   - А-а. - На лице Бруно вновь появилась грустная и восхищенная улыбка. - Что-нибудь строить?
   - Да, один клуб. - Для него до сих пор это звучало странно и непривычно. Еще пару месяцев назад он ни за что бы не поверил, что будет строить. - Новую "Пальмиру" в Палм-Биче.
   - Да-а?
   Бруно, конечно, слышал про "Пальмира-клаб". Пару раз он бывал в нем. Это был самый большой клуб в городе. Он даже слышал, что они собираются строить новый.
   - Вы проектировали его? - Он взглянул на Гая такими глазами, какими смотрит мальчик на героя войны. - Вы можете нарисовать мне его?
   Гай сделал быстрый набросок здания на обратной стороне записной книжки Бруно и по просьбе Бруно расписался. Он объяснил, что такая-то стена будет убираться, чтобы нижний этаж превращался в большой танцевальный зал, выходящий на террасу, а здесь он надеется получить разрешение сделать вентиляционные отверстия для естественной вытяжки, что позволит обойтись без кондиционера. Чем больше он рассказывал, тем счастливее становился, у него даже глаза повлажнели от волнения, хотя голос он сдерживал. Он сам себе удивлялся, зачем он все это рассказывает о дорогом для него и так доверительно Бруно. Вряд ли найдется человек, который поймет в этом меньше Бруно.
   - Жуть, - произнес Бруно, на что Гай откинулся в кресле и рассмеялся. - Вы сделаетесь знаменитым. Вы, может быть, уже знаменит.
   Будут фотографии в журналах, а может, это попадет и в киножурналы новостей. Пока у него не брали материалы для этого, напомнил он себе, но это точно не за горами. Майерз, архитектор, с которым они работают в одном офисе в Нью-Йорке, был уверен в этом. И Энн тоже. И мистер Бриллхарт тоже. Это величайший случай в его жизни. "Я, может быть, стану знаменитым после этого. О таких вещах узна'ют все".
   Бруно завел долгую историю о своей жизни в колледже, о том, что он стал бы фотографом, если бы в дело не вмешался отец. Гай не слушал. Он с отсутствующим видом потягивал виски и думал о заказах, которые пойдут после Палм-Бича. Может, здание под офисы Нью-Йорк, он верит в это. Гай Дэниэл Хейнз. Звучит! Конец этому неприятному сознанию того, что он получает денег меньше Энн.
   - Так будет или нет, Гай? - повторил Бруно.
   - Что?
   Бруно глубоко вздохнул.
   - Если ваша жена подложит вам свинью с разводом, если она организует, что вас отошьют в Палм-Биче с вашим проектом, это будет достаточным мотивом для убийства?
   - Убийства Мириам?
   - Ну конечно.
   - Нет, - ответил Гай.
   Однако вопрос обеспокоил его. Он опасался, что Мириам слышала про "Пальмиру" от его матери, что она может влезть в это дело просто из удовольствия напакостить ему.
   - Когда она бегала налево, у вас не было желания убить ее?
   - Нет. Вы не могли бы сменить тему?
   На мгновение Гай увидел обе половины своей жизни - брак и карьеру совсем рядом, как он никогда в жизни не видел их. Он сейчас силился понять, как же это он оказался таким глупым и беспомощным в одном и таким способным в другом. Он взглянул на Бруно, который по-прежнему не сводил с него глаз. Чувствуя себя несколько пьяным, Гай поставил стакан на стол и отодвинул его, распрямив пальцы.
   - Наверняка однажды хотели, - в мягкой, но настойчивой манере пьяного человека произнес Бруно.
   - Нет.
   Гаю захотелось уйти и прогуляться, но поезд все гнал и гнал по прямой, словно вообще не собирался больше останавливаться. А если представить, что Мириам удастся напортить ему с проектом. Ведь он рассчитывал жить в Палм-Биче несколько месяцев и быть на равных с директорами. Бруно такие вещи понимал очень хорошо. Гай провел рукой по мокрому лбу. Трудность состоит, конечно, в том, что он не узнает, что происходит в голове Мириам, пока не увидит ее. Он устал, а когда он чувствует усталость, Мириам набрасывается на него с мощью целой армии. За два года, пока он избавлялся от любви к ней, такое случалось неоднократно. И вот теперь такое происходит. Он почувствовал, что его тошнит от Бруно. Но Бруно улыбался.
   - Рассказать вам одну из моих идей, как убить моего отца?
   - Нет, - ответил Гай и накрыл ладонью свой стакан, в который Бруно собрался долить.
   - Вы какой хотите - про испорченную розетку в ванной или с окисью углерода в гараже?
   - Делайте что хотите, только прекратите эту тему!
   - Я сделаю. Вы не думайте, что не сделаю. Хотите знать, что я еще сделаю однажды? Я совершу самоубийство, если мне захочется совершить самоубийство, и сделаю это таким образом, что всё будет выглядеть так, словно меня убил мой злейший враг.
   Гай с отвращением посмотрел на Бруно. Его силуэт стал расплывчатым, словно Бруно начал таять. От него оставались только голос и дух, дух дьявола. Всё презренное было представлено в Бруно. Всё, чем он не хотел бы стать, уже стал или станет Бруно.
   - Хотите, я вам разработаю план идеального убийства вашей жены? Когда-нибудь пригодится. - Бруно смущенно поежился под неумолимым взглядом Гая. Гай встал.
   - Я хочу пройтись.
   Бруно ударил в ладони.
   - О! Блеск, какая идея! Мы убьем друг для друга, понимаете? Я убью вашу жену, а вы убьете моего отца! Мы встретились в поезде, и никто не знает, что мы знакомы друг с другом! Полные алиби! Улавливаете?
   Стена перед Гаем ритмично раскачивалась, словно готовая отвалиться. Убить. Ему стало тошно и страшно от этого слова. Ему хотелось отделаться от Бруно, уйти из купе, но кошмарная тяжесть не давала сдвинуться с места. Он постарался твердо держаться на ногах и понять, что говорит Бруно, потому что в его словах была какая-то логика, как в головоломке, которую следует решить.
   Желтые от табака руки Бруно прыгали и дрожали на его коленях.
   - Алиби не подкопаешься! - визгливо кричал он. - Это идея всей моей жизни! Не понимаете? Я могу сделать это, когда вас нет в городе, а вы сделаете, когда меня не будет в городе.
   Гай понял. Никто никогда, вполне возможно, не узнает.
   - Для меня будет большой радостью остановить карьеру такой женщины, как Мириам, и продолжить карьеру такого человека, как вы. - Бруно захохотал. - Вы не согласны, что ее надо остановить, пока она не разрушила жизни многих других людей? Сядьте, Гай!
   Она не разрушила мою жизнь, хотел сказать Гай, но Бруно не дал ему вставить и слово.
   - Значит, предположительный расклад такой. Вы мне можете рассказать про то, где она жила, а я расскажу вам то же самое, и вы будете знать всё, будто сами там жили. Мы могли бы оставить отпечатки пальцев по всему городу, полиция с ума сойдет! - Бруно захихикал. - Несколько месяцев мы врозь и никакой связи. Господи, как нечего делать! - Он встал и чуть не упал, потянувшись за стаканом. Потом сказал прямо в лицо Гаю с убийственной, точнее удушающей, доверительностью: - Вы можете это, правильно, Гай? Всё пройдет как по маслу, клянусь. Я всё организую, клянусь, Гай.