Хемингуэй Эрнест Миллер. В наше время (сборник рассказов)

   — Я научил тебя всему. Ты же все знаешь. Ну, например, чего ты не знаешь?
   — Перестань! — сказала Марджори. — Вон луна выходит.
   Они сидели на одеяле, не касаясь друг друга, и смотрели, как поднимается луна.
   — Зачем выдумывать глупости? — сказала Марджори. — Говори прямо, что с тобой?
   — Не знаю.
   — Нет, знаешь.
   — Нет, не знаю.
   — Ну, скажи мне.
   Ник посмотрел на луну, выходящую из-за холмов.
   — Скучно.
   Он боялся взглянуть на Марджори. Он взглянул на Марджори. Она сидела спиной к нему. Он посмотрел на ее спину.
   — Скучно. Все стало скучно.
   Она молчала. Он снова заговорил:
   — У меня такое чувство, будто все во мне оборвалось. Не знаю, Марджори. Не знаю, что тебе сказать.
   Он все еще смотрел ей в спину.
   — И любить скучно? — спросила Марджори.
   — Да, — сказал Ник.
   Марджори встала. Ник сидел, опустив голову на руки.
   — Я возьму лодку, — крикнула ему Марджори. — Ты можешь пройти пешком вдоль мыса.
   — Хорошо, — сказал Ник. — Я тебе помогу.
   — Не надо, — сказала Марджори. Она плыла в лодке по заливу, освещенному луной. Ник вернулся и лег ничком на одеяло у костра. Он слышал, как Марджори работает веслами.
   Он долго лежал так. Он лежал так, а потом услышал шаги Билла, вышедшего на просеку из лесу. Он почувствовал, что Билл подошел к костру. Билл не дотронулся до него.
   — Ну что, ушла?
   — Да, — сказал Ник, уткнувшись лицом в одеяло.
   — Устроила сцену?
   — Никаких сцен не было.
   — Ну, а ты как?
   — Уйди, Билл. Погуляй там где-нибудь.
   Билл выбрал себе сандвич в корзинке и пошел взглянуть на удочки.

4

   Жарища в тот день была адова. Мы соорудили поперек моста совершенно бесподобую баррикаду. Баррикада получилась просто блеск. Высокая чугунная решетка — с ограды перед домом. Такая тяжелая, что сразу не сдвинешь, но стрелять через нее удобно, а им пришлось бы перелезать. Шикарная баррикада. Они было полезли, но мы стали бить их с сорока шагов. Они брали ее приступом, а потом офицеры одни выходили вперед и пытались свалить ее. Заграждение получилось совершенно идеальное. Офицеры у них держались великолепно. Мы просто рассвирепели, когда узнали, что правый фланг отошел и нам придется отступать.

Трехдневная непогода

   Когда Ник свернул на дорогу, проходившую через фруктовый сад, дождь кончился. Фрукты были уже собраны, и осенний ветер шумел в голых ветках. Ник остановился и подобрал яблоко, блестевшее от дождя в бурой траве у дороги. Он положил яблоко в карман куртки.
   Из сада дорога вела на вершину холма. Там стоял коттедж, на крыльце было пусто, из трубы шел дым. За коттеджем виднелся гараж, курятник и молодая поросль, поднимавшаяся, точно изгородь, на фоне леса. Он взглянул в ту сторону — большие деревья раскачивались вдалеке на ветру. Это была первая осенняя буря.
   Когда Ник пересек поле за садом, дверь отворилась, и из коттеджа вышел Билл. Он остановился на крыльце.
   — А-а, Уимидж, — сказал он.
   — Хэлло, Билл, — сказал Ник, поднимаясь по ступенькам.
   Они постояли на крыльце, глядя на озеро, на сад, на поля за дорогой и поросший лесом мыс. Ветер дул прямо с озера. С крыльца им был виден прибой у мыса Тен-Майл.
   — Здорово дует, — сказал Ник.
   — Это теперь на три дня, — сказал Билл.
   — Отец дома? — спросил Ник.
   — Нет. Ушел на охоту. Пойдем в комнаты.
   Ник вошел в коттедж. В камине ярко горели дрова. Пламя с ревом рвалось в трубу. Билл захлопнул дверь.
   — Выпьем? — сказал он.
   Он сходил на кухню и вернулся с двумя стаканами и кувшином воды. Ник достал с полки над камином бутылку виски.
   — Ничего? — спросил он.
   — Давай, давай, — сказал Билл.
   Они сидели у камина и пили ирландское виски с водой.
   — Приятно отдает дымком, — сказал Ник и посмотрел через стакан на огонь.
   — Это от торфа, — сказал Билл.
   — Торф не может попасть в виски, — сказал Ник.
   — Попал так попал, — сказал Билл.
   — А ты видел когда-нибудь торф? — спросил Ник.
   — Нет, — сказал Билл.
   — И я не видел, — сказал Ник.
   Ник протянул ноги к самому огню, и от его башмаков пошел пар.
   — Ты бы разулся, — сказал Билл.
   — Я без носков.
   — Сними башмаки и просуши, а я дам тебе какие-нибудь носки, — сказал Билл. Он поднялся на чердак, и Ник слышал, как он ходит там, наверху. Чердак был под самой крышей, и Билл с отцом и сам Ник иногда спали там. К чердаку примыкал чулан. Они отодвигали койки от того места, где крыша протекала, и застилали их прорезиненными одеялами.
   Билл вернулся с парой толстых шерстяных носков.
   — Теперь уже поздновато ходить на босу ногу, — сказал он.
   — Терпеть не могу влезать в них после лета, — сказал Ник. Он натянул носки и, откинувшись на спинку стула, положил ноги на экран перед, камином.
   — Смотри продавишь, — сказал Билл. Ник переложил ноги на выступ камина.
   — Есть что-нибудь почитать? — спросил он.
   — Только газета.
   — Как дела у «Кардиналов»?
   — Проиграли подряд две игры «Гигантам».
   — Ну, теперь им крышка.
   — Нет, на этот раз просто поддались, — сказал Билл. — До тех пор, пока Мак Гроу может купить любого хорошего бейсболиста в Лиге, им бояться нечего.
   — Ну, всех-то не скупишь, — сказал Ник.
   — Кого нужно, покупает, — сказал Билл, — или так их настраивает, что они начинают фордыбачить, и Лига с радостью сплавляет их ему.
   — Как было с Хайни Зимом, — подтвердил Ник.
   — Много ему проку будет от этой дубины.
   Билл встал.
   — Он здорово бьет, — сказал Ник. Жар от огня припекал ему ноги.
   — Хайни Зим неплох в защите, — сказал Билл. — А все-таки команда из-за него проигрывает.
   — Может, поэтому Мак Гроу и держится за Хайни, — сказал Ник.
   — Может быть, — согласился Билл.
   — Нам с тобой ведь не все известно, — сказал Ник.
   — Ну конечно. Хотя для нашей дыры мы не так уж плохо осведомлены.
   — Все равно как на скачках: лучше ставить на лошадей, когда их в глаза не видел.
   — Вот именно.
   Билл взял бутылку виски. Его большая рука охватила всю бутылку. Он налил виски в протянутый Ником стакан.
   — Сколько воды?
   — Столько же.
   Он сел на пол рядом со стулом Ника.
   — А хорошо, когда начинается осенняя буря, — сказал Ник.
   — Замечательно.
   — Самое лучшее время года, — сказал Ник.
   — Вот уж не согласился бы жить сейчас в городе, — сказал Билл.
   — А я хотел бы посмотреть «Уорлд Сириз», — сказал Ник.
   — Ну-у, они теперь играют только в Филадельфии да в Нью-Йорке, — сказал Билл. — Нам от этого ни тепло ни холодно.
   — Все-таки интересно, возьмут когда-нибудь «Кардиналы» первенство или нет?
   — Как же, дожидайся! — сказал Билл.
   — Вот бы обрадовались ребята! — сказал Ник.
   — Помнишь, как они разошлись тогда, перед тем как попали в крушение.
   — Да-а! — сказал Ник.
   Билл потянулся за книгой, которая лежала заглавием вниз на столе у окна, там, куда он положил ее, когда пошел к двери. Прислонившись спиной к стулу Ника, он держал в одной руке стакан, в другой — книгу.
   — Что ты читаешь?
   — "Ричарда Феверела".
   — А я не одолел его.
   — Хорошая книга, — сказал Билл. — Неплохая книга, Уимидж.
   — А что у тебя есть, чего я еще не читал? — спросил Ник.
   — "Любовь в лесу" читал?
   — Да. Это про то, как они ложатся спать и кладут между собой обнаженный меч?
   — Хорошая книга, Уимидж.
   — Книга замечательная. Только я не понимаю, какой им был толк от этого меча? Ведь его все время надо держать лезвием вверх, потому что если меч положить плашмя, то через него можно перекатиться, и тогда он ничему не помешает.
   — Это символ, — сказал Билл.
   — Наверно, — сказал Ник. — Только здравого смысла в этом ни на грош.
   — А «Отвагу» ты читал?
   — Вот это интересно! — сказал Ник. — Настоящая книга. Это — где его отец все время донимает. У тебя есть что-нибудь еще Хью Уолпола?
   — "Темный лес", — сказал Билл. — Про Россию.
   — А что он смыслит в России? — спросил Ник.
   — Не знаю. Кто их разберет, этих писателей. Может, он жил там еще мальчишкой. Там много всего про Россию.
   — Вот бы с ним познакомиться, — сказал Ник.
   — А я бы хотел познакомиться с Честертоном, — сказал Билл.
   — Хорошо бы, он был сейчас здесь, — сказал Ник. — Мы бы взяли его завтра на рыбалку в Вуа.
   — А может, он не захотел бы пойти на рыбалку? — сказал Билл.
   — Еще как захотел бы, — сказал Ник. — Он же замечательный малый. Помнишь «Перелетный кабак»?

 
Если ангел нам предложит
Воду пить, а не вино, —
Мы поклонимся учтиво
И плеснем ее в окно.
 

   — Правильно, — сказал Ник. — По-моему, он лучше Уолпола.
   — Еще бы. Конечно, лучше, — сказал Билл.
   — Но Уолпол пишет лучше.
   — Не знаю, — сказал Ник. — Честертон классик.
   — Уолпол тоже классик, — не сдавался Билл.
   — Хорошо бы, они оба были здесь, — сказал Ник. — Мы бы взяли их завтра на рыбалку в Вуа.
   — Давай напьемся, — сказал Билл.
   — Давай, — согласился Ник.
   — Мой старик ругаться не будет, — сказал Билл.
   — Ты в этом уверен? — сказал Ник.
   — Ну конечно, — сказал Билл.
   — А я и так уже немного пьян, — сказал Ник.
   — Ничего подобного, — сказал Билл.
   Он встал с пола и взял бутылку. Ник подставил ему свой стакан. Он не сводил с него глаз, пока Билли наливал виски.
   Билл налил стакан до половины.
   — Воды сам добавь, — сказал он. — Тут еще только на одну порцию.
   — А больше нет? — спросил Ник.
   — Есть сколько хочешь, только отец не любит, когда я починаю бутылку.
   — Ну конечно, — сказал Ник.
   — Он говорит: те, что починают бутылки, в конце концов спиваются, — пояснил Билл.
   — Правильно, — сказал Ник. Это произвело на него большое впечатление. Такая мысль никогда не приходила ему в голову. Он всегда думал, что спиваются те, кто пьет в одиночку.
   — А как поживает твой отец? — почтительно спросил он.
   — Ничего, — сказал Билл. — Правда, иногда на него находит.
   — Он у тебя молодец, — сказал Ник. Он подлил себе в стакан воды из кувшина. Виски медленно смешивалось с водой. Виски было больше, чем воды.
   — Что и говорить, — сказал Билл.
   — Мой старик тоже неплохой, — сказал Ник.
   — Ну, еще бы, — сказал Билл.
   — Он уверяет, что никогда в жизни не брал в рот спиртного, — сказал Ник торжественным тоном, точно сообщая о факте, имеющем непосредственное отношение к науке.
   — Да, но ведь он доктор. А мой старик — художник. Это совсем другое дело.
   — Мой много потерял в жизни, — с грустью сказал Ник.
   — Кто его знает, — сказал Билл. — Неизвестно, где найдешь, где потеряешь.
   — Он сам говорит, что много потерял, — признался Ник.
   — Моему тоже нелегко приходилось, — сказал Билл.
   — Значит, один черт, — сказал Ник.
   Они смотрели на огонь и размышляли над этой глубокой истиной.
   — Пойду принесу полено с заднего крыльца, — сказал Ник. Глядя в камин, он заметил, что огонь начинает гаснуть. Кроме того, ему хотелось доказать, что он умеет пить и не терять здравого смысла. Пусть отец никогда не брал спиртного в рот, Билл все равно не напоит его — Ника, пока сам не напьется.
   — Выбери из буковых потолще, — сказал Билл. Он тоже был полон здравого смысла.
   Ник возвращался с поленом через кухню и по пути сшиб с кухонного стола кастрюлю. Он положил полено на пол и поднял ее. В кастрюле были замочены сушеные абрикосы. Он старательно подобрал с пола все абрикосы — несколько штук закатилось под плиту — и положил их обратно в кастрюлю. Он подлил в абрикосы воды из стоящего рядом ведра. Он гордился собой. Здравый смысл ни на минуту не изменял ему.
   Он подошел с поленом к камину. Билл встал и помог ему положить полено в огонь.
   — Полено первый сорт, — сказал Ник.
   — Я берег его на случай плохой погоды, — сказал Билл. — Такое всю ночь будет гореть.
   — И к утру горячие угли останутся на растопку, — сказал Ник.
   — Верно, — согласился Билл. Разговор шел в самом возвышенном тоне.
   — Выпьем еще, — сказал Ник.
   — В буфете должна быть еще одна початая бутылка, — сказал Билл.
   Он присел перед буфетом на корточки и достал оттуда квадратную бутылку.
   — Шотландское, — сказал он.
   — Пойду за водой, — сказал Ник. Он снова ушел на кухню. Он зачерпнул ковшиком холодной родниковой воды из ведра и налил ее в кувшин. На обратном пути он прошел в столовой мимо зеркала и посмотрелся в него. Узнать себя было трудно. Он улыбнулся лицу в зеркале, и оно ухмыльнулось в ответ. Он подмигнул ему и пошел дальше. Лицо было не его, но это не имело никакого значения.
   Билл уже налил виски в стаканы.
   — Не многовато ли, — сказал Ник.
   — Это нам-то с тобой, Уимидж? — сказал Билл.
   — За что будем пить? — спросил Ник, поднимая стакан.
   — Давай выпьем за рыбную ловлю, — сказал Билл.
   — Хорошо, — сказал Ник. — Джентльмены, да здравствует рыбная ловля!
   — Везде и всюду! — сказал Билл. — Где бы ни ловили.
   — Рыбная ловля, — сказал Ник. — Пьем за рыбную ловлю!
   — А она лучше, чем бейсбол, — сказал Билл.
   — Какое же может быть сравнение? — сказал Ник. — Как мы вообще могли говорить о бейсболе?
   — Это была ошибка с нашей стороны, — сказал Билл. — Бейсбол — это игра для деревенщины.
   Они допили стаканы до дна.
   — Теперь выпьем за Честертона.
   — И за Уолпола, — подхватил Ник.
   Ник налил виски Биллу и себе. Билл подлил в виски воды. Они посмотрели друг на друга. Оба чувствовали себя превосходно.
   — Джентльмены, — сказал Билл. — Да здравствуют Честертон и Уолпол.
   — Принято, джентльмены, — сказал Ник.
   Они выпили. Билл снова налил стаканы. Они сидели в глубоких креслах перед камином.
   — Это было очень умно с твоей стороны, Уимидж.
   — О чем ты? — спросил Ник.
   — О том, что ты порвал с Мардж, — сказал Билл.
   — Да, пожалуй, — сказал Ник.
   — Так и следовало сделать. Если бы ты не сделал этого, пришлось бы тебе уехать домой, работать и копить деньги на женитьбу.
   Ник молчал.
   — Раз уж человек женился, пропащее дело, — продолжал Билл. — Больше ему надеяться не на что. Крышка. Спета его песенка. Ты же видел женатых?
   Ник молчал.
   — Женатого сразу узнаешь, — сказал Билл. — У них такой сытый, женатый вид. Спета их песенка.
   — Правильно, — сказал Ник.
   — Может, это было нехорошо, порывать так сразу, — сказал Билл. — Но ведь всегда найдешь, в кого влюбиться, и все будет в порядке. Влюбляйся, только не позволяй им портить тебе жизнь.
   — Да, — сказал Ник.
   — Если бы ты женился на ней, тебе бы досталась в придачу вся их семья. Вспомни только ее мать и этого типа, за которого она вышла замуж.
   Ник кивнул.
   — Торчали бы они целыми днями у тебя в доме, а тебе пришлось бы ходить к ним по воскресеньям обедать и приглашать их к себе, а она все время учила бы Мардж, что надо делать и чего не надо.
   Ник сидел молча.
   — Ты еще легко отделался, — сказал Билл. — Теперь она может выйти замуж за кого-нибудь, кто ей под пару, обзаведется семьей и будет счастлива. Масла с водой не смешаешь, и в этих делах тоже ничего не следует мешать. Все равно, как если бы я женился на Аиде, которая служит у Стрэттонов. Она, наверно, была бы не прочь.
   Ник молчал. Опьянение прошло и оставило его наедине с самим собой. Не было здесь Билла. Сам он не сидел перед камином, не собирался идти завтра на рыбалку с Биллом и его отцом. Он не был пьян. Все прошло. Он знал только одно: когда-то у него была Марджори, а теперь он ее потерял. Она ушла, он прогнал ее. Все остальное не имело никакого значения. Может быть, он никогда больше ее не увидит. Наверно, никогда не увидит. Все ушло, кончилось.
   — Выпьем еще, — сказал Ник.
   Билл налил виски. Ник подбавил в стаканы немного воды.
   — Если бы ты не покончил со всем этим, мы бы не сидели сейчас здесь, — сказал Билл.
   Это было верно. Раньше Ник собирался уехать домой и подыскать работу. Потом решил остаться на зиму в Шарльвуа, чтобы быть поближе к Марджори. Теперь он сам не знал, что ему делать.
   — Мы бы, наверно, и на рыбную ловлю завтра не пошли, — сказал Билл. — Нет, ты правильно поступил.
   — А что я мог с собой поделать? — сказал Ник.
   — Знаю. Так всегда бывает, — сказал Билл.
   — Вдруг все кончилось, — сказал Ник. — Почему так получилось, не знаю. Я ничего не мог с собой поделать. Все равно как этот ветер: налетит — и в три дня не оставит ни одного листка на деревьях.
   — Кончилось — и кончилось. Это самое главное, — сказал Билл.
   — По моей вине, — сказал Ник.
   — По чьей вине, это не важно, — сказал Билл.
   — Да, верно, — сказал Ник.
   Самое главное было то, что Марджори ушла, и он, вероятно, никогда больше не увидит ее. Он говорил с ней о том, как они поедут в Италию, как им там будет хорошо вдвоем. О местах, в которых они побывают. Все это ушло теперь. И он сам что-то потерял.
   — Кончилось, и точка, а остальное пустяки, — сказал Билл. — Знаешь, Уимидж, я очень за тебя беспокоился, пока это тянулось. Ты правильно поступил. Ее мамаша на стену лезет от досады. Она всем говорила, что вы помолвлены.
   — Мы не были помолвлены, — сказал Ник.
   — А говорят, что были.
   — Я тут ни при чем, — сказал Ник. — Мы не были помолвлены.
   — Разве вы не собирались пожениться? — спросил Билл.
   — Собирались. Но мы не были помолвлены, — сказал Ник.
   — Тогда какая разница? — скептически спросил Билл.
   — Не знаю. Разница все-таки есть.
   — Я ее не вижу, — сказал Билл.
   — Ладно, — сказал Ник. — Давай напьемся.
   — Ладно, — сказал Билл. — Напьемся по-настоящему.
   — Напьемся, а потом пойдем купаться, — сказал Ник.
   Он допил свой стакан.
   — Мне ее очень жалко, но что я мог поделать? — сказал он. — Ты же знаешь, какая у нее мать.
   — Ужасная! — сказал Билл.
   — Вдруг все кончилось, — сказал Ник. — Только напрасно я с тобой заговорил об этом.
   — Ты не заговаривал, — сказал Билл. — Это я начал. А теперь все. Больше никогда не будем говорить об этом. Ты только не задумывайся. А то опять примешься за старое.
   Такая мысль не приходила Нику в голову. Казалось, все было решено бесповоротно. Над этим стоило подумать. Ему стало легче.
   — Конечно, — сказал он. — Это всегда может случиться.
   Ему снова стало хорошо. Нет ничего непоправимого. Можно пойти в город в субботу вечером. Сегодня четверг.
   — Это не исключено, — сказал он.
   — Держи себя в руках, — сказал Билл.
   — Постараюсь, — сказал он.
   Ему было хорошо. Ничего не кончено. Ничего не потеряно. В субботу он пойдет в город. Он чувствовал ту же легкость на душе, что была в нем до того, как Билл начал этот разговор. Лазейку всегда можно найти.
   — Давай возьмем ружья и пойдем на мыс, поищем твоего родителя, — сказал Ник.
   — Давай.
   Билл снял со стены два дробовика. Потом открыл ящик с патронами. Ник надел куртку и башмаки. Башмаки покоробились от огня. Ник все еще не протрезвился, но голова у него была свежая.
   — Ну, как ты? — спросил он.
   — Прекрасно. В самый раз. — Билл застегивал куртку.
   — А напиваться все-таки не стоит.
   — Да, пожалуй. Надо было давно пойти погулять.
   Они вышли на крыльцо. Ветер бушевал вовсю.
   — От такого ветра все птицы в траву попадают, — сказал Билл.
   Они пошли к саду.
   — Я видел вальдшнепа сегодня утром, — сказал Билл.
   — Может, нам удастся поднять его, — сказал Ник.
   — При таком ветре нельзя стрелять, — сказал Билл.
   На воздухе вся история с Мардж не казалась такой трагической. Это было вовсе не так уж важно. Ветер унес все это с собой.
   — Прямо с большого озера дует, — сказал Ник.
   До них донесся глухой звук выстрела.
   — Это отец, — сказал Билл. — Он там, на болоте.
   — Пойдем прямиком, — сказал Ник.
   — Пойдем нижним лугом, может, поднимем какую-нибудь дичь, — сказал Билл.
   — Ладно, — сказал Ник.
   Теперь это было совершенно не важно. Ветер выдул все у него из головы. Тем не менее в субботу вечером можно сходить в город. Неплохо иметь это про запас.

5

   Шестерых министров расстреляли в половине седьмого утра у стены госпиталя. На дворе стояли лужи. На каменных плитах было много опавших листьев. Шел сильный дождь. Все ставни в госпитале были наглухо заколочены. Один из министров был болен тифом. Два солдата вынесли его прямо на дождь. Они пытались поставить его к стене, но он сполз в лужу. Остальные пять неподвижно стояли у стены. Наконец офицер сказал солдатам, что поднимать его не стоит. Когда дали первый залп, он сидел в воде, уронив голову на колени.

Чемпион

   Ник встал. Он был невредим. Он взглянул на рельсы, на огни последнего вагона, исчезающего за поворотом. По обе стороны железнодорожных путей была вода, а дальше — болото. Он ощупал колено. Штаны были разорваны и кожа содрана. На руках ссадины, песок и зола забились под ногти. Он подошел к краю насыпи, спустился по отлогому склону к воде и стал мыть руки. Он мыл их тщательно в холодной воде, вычищая грязь из-под ногтей. Потом присел на корточки и обмыл колено.
   — Вот сволочь, тормозной! Доберусь до него когда-нибудь. Уж я его не забуду! Удружил, нечего сказать! «Поди сюда, паренек, говорит, посмотри-ка, что я тебе покажу».
   Он попался на удочку. Вот дурак! Но уж больше его не проведут.
   «Поди сюда, паренек, посмотри-ка, что я тебе покажу». Потом — бац! И он упал на четвереньки у самых рельсов.
   Ник потер глаз. Над глазом вспухла большая шишка. Непременно синяк будет. Глаз уже болел.
   — Вот чертов сын, тормозной!
   Он потрогал шишку над глазом. Ну ничего, синяк будет, только и всего. Он еще дешево отделался. Хорошо бы посмотреть, как его разукрасило. В воде не увидишь. Уже стемнело, а он был далеко от жилья. Он вытер руки о штаны, встал и полез вверх по железнодорожной насыпи.
   Он пошел по путям. На насыпи было много балласта, и идти было легко. Нога твердо ступала по утрамбованному песку и гравию. Полотно, ровное, как шоссе, пересекало болото. Ник шел и шел. Он должен добраться до жилья.
   На товарный поезд Ник вскочил неподалеку от разъезда Уолтон, когда поезд замедлил ход. Калкаску проехали, когда уже начало темнеть. Теперь, наверное, до Манселоны недалеко, мили три-четыре. Он шагал по полотну, стараясь ступать между шпалами; болото терялось в поднимающемся тумане. Глаз болел, и хотелось есть. Он все шел, оставляя позади милю за милей. По обе стороны насыпи все время тянулось болото.
   Показался мост. Ник прошел его; шаги гулко раздавались по чугуну. Внизу, сквозь щели между шпалами, чернела вода. Ник столкнул ногой валявшийся на мосту костыль, и он упал в воду. За мостом начались холмы. Они поднимались черной громадой по обе стороны путей. Впереди Ник увидел костер.
   Осторожно ступая, он пошел на огонь. Костер был немного в стороне от путей, под железнодорожной насыпью. Нику был виден только его отсвет. Пути шли между холмами, и там, где горел костер, выемка как бы раздвинулась и терялась в лесу. Ник осторожно сполз с насыпи и вошел в лес, чтобы между деревьями пробраться к костру. Лес был буковый, и он чувствовал под ногами шелуху буковых орешков. С опушки леса костер казался ярким. Возле него сидел человек. Ник остановился за деревом и стал приглядываться. По-видимому, человек был один. Он сидел, подперев голову руками, и смотрел на костер. Ник шагнул вперед и вошел в освещенное пространство.
   Человек сидел и смотрел в огонь. Когда Ник остановился совсем рядом с ним, он не шевельнулся.
   — Хэлло! — сказал Ник.
   Человек поднял глаза.
   — Где фонарь заработал? — сказал он.
   — Тормозной кондуктор двинул.
   — Снимал с товарного?
   — Да.
   — Видел каналью, — сказал человек. — Проехал здесь часа полтора назад. Шел по крышам вагонов, похлопывал себя по бокам и распевал.
   — Вот каналья!
   — Он, наверно, рад, что спихнул тебя, — сказал человек серьезно.
   — Я еще отплачу ему.
   — Подстереги его с камнем, когда он будет проезжать обратно, — посоветовал человек.
   — Я доберусь до него.
   — Ты упрям, видно, а?
   — Нет, — ответил Ник.
   — Все вы, мальчишки, упрямы.
   — Приходится быть упрямым, — сказал Ник.
   — Вот и я говорю.
   Человек посмотрел на Ника и улыбнулся. На свету Ник увидел, что лицо у него обезображено. Расплющенный нос, глаза — как щелки, и бесформенные губы. Ник рассмотрел все это не сразу; он увидел только, что лицо у человека было бесформенное и изуродованное. Оно походило на размалеванную маску. При свете костра оно казалось мертвым.
   — Что, нравится моя сковородка? — спросил человек.
   Ник смутился.
   — Да, — сказал он.
   — Смотри.
   Человек снял кепку.
   У него было только одно ухо. Оно было распухшее и плотно прилегало к голове. На месте другого уха — культяпка.
   — Видал когда-нибудь таких?
   — Нет, — сказал Ник. Его слегка затошнило.
   — Таких больше нет, — сказал человек. — Правда, таких больше нет, малыш?
   — Еще бы!
   — Кто только меня не бил! — сказал маленький человек. — А мне хоть бы что.
   Он смотрел на Ника.
   — Садись, — сказал он. — Есть хочешь?
   — Не беспокойтесь, — сказал Ник. — Я иду в город.
   — Знаешь, — сказал человек, — зови меня Эд.
   — Ладно.
   — Знаешь, — сказал человечек, — у меня не все в порядке.
   — Что с вами?
   — Я сумасшедший.
   Он надел кепку. Нику стало смешно.
   — Да у вас все в порядке, — сказал он.