Страница:
Итак, Лоренцо был с позором изгнан. Все богатство Торресов, которое ему удалось заполучить, было либо отобрано этим алчным Трастамарой, который запустил в ход свою адскую машину допросов, либо самой инквизицией. Он был почти разорен. И только жалкие гроши, полученные от дяди, позволили ему заказать проезд в новую колонию как господину.
Пока юнги спускали шлюпки на воду, он расправил свой плащ и смотрел на джунгли и зубчатые горы, которые поднимались в отдаленной влажной дымке. Вот если бы тут действительно было золото, которое можно взять!
Магдалена посмотрела на свои руки: нежные ладони и кончики пальцев были покрыты тысячью маленьких ранок. Она неуклюже и тщетно пыталась сплести остроконечные полоски тростника в тугую корзинку. В расписывании глиняной посуды она преуспела не больше, чем в плетении.
После того как несколько предметов из гонкой обожженной глины упали, рассыпавшись, к ее ногам, Махия, старшая сестра Гуаканагари, объявила, что она безнадежна. По крайней мере, такой вывод сделала Магдалена. За те две недели, проведенные с таинцами, она выучила лишь несколько таинских слов, однако отвращение сестры Алии было слишком очевидно.
– Я всегда колола себе пальцы даже иголками для вышивания, – сказала она, выдавив из себя любезную улыбку и предоставив таинским знатным дамам заниматься своим делом.
Она отбросила свою длинную жаркую косу подальше от шеи и почувствовала, как пот заструился вниз по спине, щекоча ее. «Как было бы чудесно поскакать верхом», – подумала она. Эти заносчивые таинские короли все так же боялись лошадей.
– Глупые дикари, – пробормотала она, пробираясь по многолюдным улицам к окраине, где находился загон Аарона.
Он, конечно, придет в ярость, но в любом случае он злился на нее, так что какое это имело значите? Только во тьме ночной, на их ложе, он с нежностью протягивал к ней руки. Но это была страсть, а не любовь, напоминала она себе, открывая тяжелые тростниковые ворота. Она взяла уздечку для своей лошади, потом быстро взнуздала свою старую, искусанную оводами лошадь и через мгновение, без седла, скакала на ней галопом по долине. Ветер остудил ее потное тело, но она не могла полностью наслаждаться украденной свободой – мешали ее отношения с мужем.
К этому времени Алия уже окончательно оправилась после рождения Наваро. Каждый раз, когда Магдалена видела этого красивого черноволосого ребенка с европейскими чертами лица и пронзительными голубыми глазами Аарона, ей хотелось зарыдать. Когда собирались знатные женщины, Алия: приносила мальчика с собой, не упуская любой возможности понянчить его перед Магдаленой.
– Она становится изящнее и более желанной. А если я забеременею и буду толстой, он вернется к ней.
Знойный душный воздух проглотил ее горестные слова. Ничего не видя перед собой, Магдалена скакала мимо аккуратно возделываемых полей, на которых росли маниок, ямс, арахис.
Золотисто-коричневые спины женщин, трудившихся на полях, блестели от пота. Они неустанно работали длинными мотыгами с наконечниками из закаленного металла, обрабатывая мягкую черную землю. Из-за жары на них ничего не было, а волосы они завязывали на голове каким-то сложным пучком, с помощью веревочек, сплетенных из волокон тростника.
Она оттянула от себя тяжелую льняную сорочку, прилипшую к насквозь пропотевшему телу, проклиная джунгли, Эспаньолу и своего мужа.
И словно по мановению волшебной палочки, рядом с ней верхом на лошади оказался Аарон. Он догнал Магдалену, взял недоуздок из ее рук и стал направлять полнеющую старую серую кобылу мягкими, но твердыми движениями.
– Во имя архангела Михаила и всех святых, что ты делаешь здесь, в такую жару, без сопровождающих? – прорычал он. – Ты либо убьешь лошадь из-за теплового удара, либо свернешь себе шею.
– За последнее ты, без сомнения, был бы благодарен Богу. Тогда ты сможешь жениться на Алие и признать своего сына!
– Я не планирую ничего такого радикального, как твоя смерть, чтобы признать Наваро, – скупо сказал Аарон.
Вдруг ее глаза заблестели от слез, хотя она пыталась сдержать поток нахлынувших чувств.
– Ты же не будешь отрицать, что каждый день ходишь к ним? Я видела, как ты вчера играл с мальчиком в бохло Гуаканагари.
– Он мой сын, Магдалена. Я хочу признать его и вырастить как собственного ребенка. Здесь нет никакого позора. В Кордове у адмирала есть сын от любовницы. Молодой Фердинанд воспитывался при дворе вместе с Диего, законным наследником Колона. Я ответствен за то, чтобы обеспечивать Наваро, – сказал Аарон, раздражаясь от овладевшего им чувства вины.
– А как быть с твоей ответственностью перед Алией? – И в тот же момент, когда у нее вырвались эти слова, она пожалела о них. «Я же не хочу об этом знать!»
Он уставился на нее холодными голубыми глазами, которые повторялись в том маленьком смуглом детском личике, и сказал:
Алия теперь мне недоступна. Ты же сама это видела. Гуаканагари устроит ей хорошую свадьбу с высокородным касиком. Он уже начал подыскивать ей вождя, которого она примет. Я ответствен за тебя, Магдалена, а не за Алию.
– Здесь, на Эспаньоле, и правда плохой выбор. Я знаю. Алия и все таинские женщины рассказали тебе, какая я неспособная – не смогла овладеть их домашними ремеслами, будто занималась такими делами в Севилье. Магдалена откинула голову и с вызовом посмотрела на Аарона, но слова о ее махинациях и о том, что он теперь связан с ней чувством долга, уязвили ее.
Аарон рассматривал гордые черты ее прекрасного кастильского лица.
– В Севилье ты была изнежена, избалована. Эспаньола – совсем другое дело. – Он окинул взором широкую плодородную долину, по которой протекала сверкающая река. На полях женщины сажали растения. – Адмирал жалуется, что идальго не выполняют работу, которую нельзя было бы переложить на лошадь. И ты, похоже, тому подтверждение.
Я просто ускакала, чтобы уйти от… Она умолкла, понимая, что сейчас выпалит, что умчалась прочь из деревни, где ее терзали любовница Аарона и ее ребенок. Мне надо было размяться, – неловко пояснила она.
– Тогда ты сможешь это сделать, моя избалованная госпожа, – медленно улыбнулся он. Пойдем, – приказал он, натягивая поводья серой лошади. – Я представлю тебя Танее.
Они поскакали к большому полю, на котором трудились несколько дюжин женщин под пристальным взглядом старой таинки, которая показывала им, как сажать, отдавала короткие приказания, а потом, взяв в руки мотыг у, показала молодой девушке, как правильно ею пользоваться.
– Это маисовое поле. Замечательное зерно не растет в Европе, – объяснил Аарон, пока они спрыгивали с лошадей.
Озадаченная и настороженная, Магдалена пошла за ним, глядя на приближавшуюся к Аарону старую женщину. Широкая улыбка освещала ее лицо. Круглое тело было облачено в травяную юбку до колена – признак замужества и социального статуса. Она слегка поклонилась Аарону, и они начали болтать на беглом таинском. Магдалена ничего не могла понять из их фраз. Потом он показал рукой на жену и притянул ее к себе, словно представляя Танее. Теперь улыбку на липе женщины сменило выражение неловкости, даже сурового неудовольствия, которое она пыталась скрыть.
Они снова обменялись несколькими фразами, потом Аарон повернулся к Магдалене и сказал:
– Она главная над женщинами, которые работают здесь, в долине. Поскольку ты оказалась неспособной принимать участие в совместной работе, которую выполняют в доме знатные женщины, и хочешь поупражняться, Танея обучит тебя, как выращивать маис и другие растения. Таинцы очень изобретательны в сельском хозяйстве, они делают многое из того, что и мавры в Гранаде, – например, удабривают почву и орошают ее.
Магдалена удивилась:
– Ты хочешь сказать, что я буду… копошиться в грязи с грубыми деревянными приспособлениями!
Аарон ухмыльнулся:
– В первый раз, когда я встретил тебя, ты копошилась в топкой грязи, замызганная с ног до головы. Теперь, когда ты взрослая женщина, а не ребенок, ты научишься работать, вместо того чтобы ковыряться в грязи.
Она надменно покачала головой, при этом коса резко хлестнула ее по плечу.
– Я не буду делать этого! – Она посмотрела на ряд глиняных горшков, стоявших неподалеку. Наполненные противной сероватой жидкостью, они издавали мерзкий запах.
Это удобрение, приготовленное из мочи и древесной золы. Сюда они часто добавляют навоз. Эта смесь творит чудеса, когда зреет урожай, сказал он, словно обсуждал последние фасоны кружевных манжет с арагонским портным.
Магдалена почувствовала поднимающуюся тошноту, но потом посмотрела на его лицо и смущенную старую женщину. «Он думает, что я сдамся или стану умолять его, или заплачу».
– Как я говорила раньше, дон Аарон, вредите, как можете! – Она повернулась к страшно огорченной Танее, поклонилась ей, потом прошла к груде валявшихся на земле мотыг. Подняв одну из них, она сказала на ломаном таинском: – Покажите мне, пожалуйста!
Недоуменно пожав плечами в ответ на странные обычаи людей с неба, Танея повела ее через длинные ряды недавно посаженного маиса туда, где трудились две голые таинки.
Магдалена принялась за работу, не удостаивая взглядом мужа. Она услышала, как он ускакал прочь, этот проклятый олух, и забрал се серую лошадь с собой.
К вечеру она обгорела на солнце, пропотела, ее всю искусали насекомые. Спина ее болела так, что, казалось, вот-вот разломится, если она нагнется еще хоть раз. С головы до ног она была заляпана грязной удобренной почвой. К полудню она настолько измучилась от стеснявшей ее длинной жаркой сорочки, что она непристойным образом подтянула подол и подвязала его между ног к поясу. Потом закатала длинные рукава намного выше локтей. Москиты праздновали жаркий день, солнце до пузырей сжигало кожу, но Магдалена продолжала упорно работать и даже выливала омерзительное содержимое из горшков, стоявших вдоль гряд. Тоненькие ручейки удобрений попадали на ее босые ноги и хлюпали между пальцами. Преодолевая отвращение, как тогда, на первом банкете к рыбьим глазам, Магдалена старалась дышать ртом, а не носом. В детстве ее часто заставляли пить какую-нибудь отвратительную лечебную настойку Миральды домашнего приготовления, но се склонный к тошноте желудок не раз служил ей хорошую службу. Но даже то жуткое варево не воняло столь мерзко, как эти навозные удобрения. И теперь она гордилась, что ей удалось удержать свою утреннюю еду.
Аарон скакал назад в деревню, озадаченный своим необдуманным поступком.
– Она вечно заставляет меня делать веши, о которых я потом сожалею, – угрюмо пробормотал он своему гнедому мерину Рубио, зная наверняка, что задолго до наступления тьмы она, еле волоча ноги, придет в их дом вся в грязи. Держать ее здесь было сущим бедствием. Ему придется вернуться в Изабеллу и выполнить свое обещание, данное адмиралу. И хотя его совершенно не прельщала перспектива командовать недисциплинированной пестрой кучкой авантюристов, прибывших на Эспаньолу, чтобы разбогатеть, он понимал, что все самое лучшее, что он смог сделать для людей Гуаканагари, он уже сделал.
«Что мне делать с моим сыном?» – эта мысль мучила его. Он подходил с этим разговором к своему другу-касику, и Гуаканагари дал согласие постараться убедить Алию отдать ему ребенка, как только его отнимут от груди. Разумеется, это оставляло нерешенной другую проблему. Как будет относиться Магдалена к его сыну-метису, когда он приведет его к пим домой? Он предполагал, что в качестве няни можно будет нанять таинскую служанку.
Все это разрушало или, по крайней мере, отодвигало его планы отплыть в Севилью и осуществить свою месть Бернардо Вальдесу. Его разрывали на части: с одной стороны, он был женат на дочери врага, а с другой стороны, к Эспаньоле его привязывал сын. Он клял свою судьбу, которая оказались такой запутанной.
Алия смотрела, как Аарон слез с лошади и стал вытирать своего огромного рыжего зверя и серого заодно, на котором, как ей было известно, ездила его жена. Она ждала его у загона больше часа вместе с Наваро. Наконец Аарон был один. Чтобы поговорить с ним, она преодолела страх перед этими жуткими огромными животными, которые постоянно всхрапывали. Когда он направился в деревню, она вышла из-за зарослей цветущего кустарника:
– Аарон, ты так глубоко задумался. Тебя беспокоит та, что ездит на этом огромном звере?
Выхваченный из своих мучительных дум мурлыкающим голосом Алии, Аарон улыбнулся ей. Улыбка его стала еще теплее, когда он увидел на ее руках ребенка.
Ее роскошные карие глаза потемнели от раздумий, она направилась к нему навстречу с откровенным чувственным призывом, при этом ее большие, отяжеленные молоком груди соблазню ель но покачивались.
– Я просил тебя не обсуждать со мной Магдалену, – ответил он, не желая посвящать Алию в свои мысли, касающиеся ее самой и их сына. – Ты унесла ребенка далеко от деревни. Алия.
Она остановилась прямо перед ним и положила руку на его обнаженную грудь.
– Твой сын вне опасности. Видишь, какой он пухленький! Хочешь подержать его?
Аарон с удовольствием взял спящего ребенка на руки.
С самого рождения Наваро он весьма ловко держал на руках это хрупкое чудо. Каждый раз, кома он смотрел на своего ребенка, он заново поражался совершенству каждой крошечной черточки его маленького темного личика.
«Я кеду себя как настоящий отец, ведь он родился таким похожим на меня!» – подумал он.
Он с улыбкой коснулся кончиком пальца нежного носика и тонко очерченных губ, потом наклонился и поцеловал его. Когда он коснулся губами густых черных ресниц младенца, Наваро открыл глазки. Это были сверкающие голубые глаза Торреса, и они с сосредоточенным восхищением новорожденного смотрели на лицо отца.
– Я хорошо справляюсь с ребенком, не так ли, Аарон? – гордо спросила Алия, наслаждаясь узами между Аароном и его сыном, которые становились крепче день ото дня.
Да, Алия, ты хорошо справляешься.
Аарон все еще помнил испытанное им потрясение, когда Гуаканагари рассказал ему новости и он впервые увидел своего ребенка, а потом наблюдал, как на следующее утро ею младенец сосет своим похожим на бутончик розы ротиком грудь Алии.
«Что мне делать?» Он погладил головку Наваро, покрытую шапкой мягких черных волос.
Наблюдая за игрой между отцом и сыном, Алия прервала ее словами;
– Гуаканагари получил очень высокую плату за меня от Бехечио, великого касика из????????. Она из-под темных опущенных ресниц рассматривала профиль Аарона.
Он остановился и посмотрел ей в лицо:
Ты согласишься на свадьбу? Она скромно пожала плечами, по-прежнему скрыто следя за ним:
– А ты будешь ревновать, если я пойду с ним?
– Когда-то, – со вздохом начал он, – я был моложе и глупее, я ревновал тебя к твоим любовникам. Но сейчас… нет. Я только желаю тебе счастья. – «И я хочу получить моего сына». Больше он ничего не сказал, ожидая, чем объяснит Алия, почему обманывала его, когда он здесь отсутствовал.
Певчие птицы распевали в тутовых деревьях высоко над их головами, а удушливый, влажный полуденный зной усиливал тяжелый аромат цветов.
– Я не хочу ехать в Ксарагуа. Это многодневное путешествие. – Она ничего не могла прочитал на его лице, склоненном к Наваро, который снова заснул у него на руках, – Но Бехечио очень красив и богат.
– Тогда, может быть, ты примешь его предложение. – Он посмотрел на ее расстроенное лицо и остановился на тропе. – Алия, я уже женат. Я не могу взять тебя в жены. У нас не принято иметь больше одной жены. А ты, как сестра великого касика, будешь первой женой, а не второй, – ободряюще сказал он.
Она кивнула, соглашаясь с ним:
– Но если я уеду в Ксарагуа, когда ты будешь играть с Наваро? Он будет по тебе скучать – или тебя он не волнует, поскольку ты ждешь бледнолицых детей, которых принесет тебе твоя белая жена?
– Я говорил с тобой и просил Гуаканагари ходатайствовать за меня перед тобой, Алия. Ты же знаешь, что я хочу этого ребенка. Я люблю Наваро и не хотел бы разлучаться с ним. Как жена касика, ты родишь ему сыновей, а Наваро не будет там занимать такого же почетного места, какое у него здесь.
– Эта красноволосая, – ядовито сказала она, – твоя жена, она будет обращаться с моим сыном хуже, чем мой муж. Я видела полные ненависти взгляды, которые она бросала на него.
Он горько улыбнулся.
– Ты не так поняла ее. Алия. Она ревнует к тебе, но не ненавидит мальчика. – Он был не вполне уверен, что последнее правда. – Не важно, что чувствует Магдалена. Я найду хорошую таинскую няню, чтобы она помогла вырастить его. Он будет расти здесь, защищенный любовью дяди и всеми его таинскими родными, и моими тоже. – Теперь он честно смотрел на нее. – Пожалуйста, я понимаю, что у меня тяжелая просьба, но многие из твоих людей в прошлом поступали так. Ты отдашь мне Наваро, чтобы я воспитывал его?
Она пристально посмотрела на него.
– Его нельзя отнимать от груди еще несколько месяцев.
Она воспользовалась своим преимуществом, подошла поближе и потерлась грудью о его торс, а потом забрала у него ребенка.
– Я подумаю над этим, – тихо сказала она. Аарон чувствовал себя опустошенным. Вся пылкая привязанность, которую он когда-то испытывал к этой женщине, родившей ему сына, непостижимым образом исчезла. Он не хотел обижать ее, но знал, что она очень ребячлива и упряма, подвержена эмоциональным вспышкам. Ему надо быть осторожным, чтобы не вызвать в ней протест, и в то же время не стоит поощрять ее влечение.
Он нежно обнял ее за плечи и запечатлел на ее лбу целомудренный поцелуй. Потом выпрямился, стараясь не смотреть еще раз на Наваро.
– Мне надо вернуться в деревню, поскольку я обещал Каону пойти с ним на охоту.
– Ты думаешь только об охоте! Ты боишься гнева твоей безобразной красноволосой, – злобно сказала она.
Аарон засмеялся:
– Я нисколько не боюсь Магдалены. В этот момент она наверняка отмывает холодной водой свои чувствительные ноги в нашем доме.
Он продолжил свой рассказ о представлении Магдалены Танее и о маисовой плантации.
Смех Алии разносился по тропинке, которая вела в деревню. Это хорошо. Его уловка удалась. Алия не была на него сердита. Аарон молил Бога, чтобы предполагаемый брак с Бехечио состоялся, потому что тогда она, возможно, захочет оставить Наваро с ним.
ГЛАВА 16
Пока юнги спускали шлюпки на воду, он расправил свой плащ и смотрел на джунгли и зубчатые горы, которые поднимались в отдаленной влажной дымке. Вот если бы тут действительно было золото, которое можно взять!
Магдалена посмотрела на свои руки: нежные ладони и кончики пальцев были покрыты тысячью маленьких ранок. Она неуклюже и тщетно пыталась сплести остроконечные полоски тростника в тугую корзинку. В расписывании глиняной посуды она преуспела не больше, чем в плетении.
После того как несколько предметов из гонкой обожженной глины упали, рассыпавшись, к ее ногам, Махия, старшая сестра Гуаканагари, объявила, что она безнадежна. По крайней мере, такой вывод сделала Магдалена. За те две недели, проведенные с таинцами, она выучила лишь несколько таинских слов, однако отвращение сестры Алии было слишком очевидно.
– Я всегда колола себе пальцы даже иголками для вышивания, – сказала она, выдавив из себя любезную улыбку и предоставив таинским знатным дамам заниматься своим делом.
Она отбросила свою длинную жаркую косу подальше от шеи и почувствовала, как пот заструился вниз по спине, щекоча ее. «Как было бы чудесно поскакать верхом», – подумала она. Эти заносчивые таинские короли все так же боялись лошадей.
– Глупые дикари, – пробормотала она, пробираясь по многолюдным улицам к окраине, где находился загон Аарона.
Он, конечно, придет в ярость, но в любом случае он злился на нее, так что какое это имело значите? Только во тьме ночной, на их ложе, он с нежностью протягивал к ней руки. Но это была страсть, а не любовь, напоминала она себе, открывая тяжелые тростниковые ворота. Она взяла уздечку для своей лошади, потом быстро взнуздала свою старую, искусанную оводами лошадь и через мгновение, без седла, скакала на ней галопом по долине. Ветер остудил ее потное тело, но она не могла полностью наслаждаться украденной свободой – мешали ее отношения с мужем.
К этому времени Алия уже окончательно оправилась после рождения Наваро. Каждый раз, когда Магдалена видела этого красивого черноволосого ребенка с европейскими чертами лица и пронзительными голубыми глазами Аарона, ей хотелось зарыдать. Когда собирались знатные женщины, Алия: приносила мальчика с собой, не упуская любой возможности понянчить его перед Магдаленой.
– Она становится изящнее и более желанной. А если я забеременею и буду толстой, он вернется к ней.
Знойный душный воздух проглотил ее горестные слова. Ничего не видя перед собой, Магдалена скакала мимо аккуратно возделываемых полей, на которых росли маниок, ямс, арахис.
Золотисто-коричневые спины женщин, трудившихся на полях, блестели от пота. Они неустанно работали длинными мотыгами с наконечниками из закаленного металла, обрабатывая мягкую черную землю. Из-за жары на них ничего не было, а волосы они завязывали на голове каким-то сложным пучком, с помощью веревочек, сплетенных из волокон тростника.
Она оттянула от себя тяжелую льняную сорочку, прилипшую к насквозь пропотевшему телу, проклиная джунгли, Эспаньолу и своего мужа.
И словно по мановению волшебной палочки, рядом с ней верхом на лошади оказался Аарон. Он догнал Магдалену, взял недоуздок из ее рук и стал направлять полнеющую старую серую кобылу мягкими, но твердыми движениями.
– Во имя архангела Михаила и всех святых, что ты делаешь здесь, в такую жару, без сопровождающих? – прорычал он. – Ты либо убьешь лошадь из-за теплового удара, либо свернешь себе шею.
– За последнее ты, без сомнения, был бы благодарен Богу. Тогда ты сможешь жениться на Алие и признать своего сына!
– Я не планирую ничего такого радикального, как твоя смерть, чтобы признать Наваро, – скупо сказал Аарон.
Вдруг ее глаза заблестели от слез, хотя она пыталась сдержать поток нахлынувших чувств.
– Ты же не будешь отрицать, что каждый день ходишь к ним? Я видела, как ты вчера играл с мальчиком в бохло Гуаканагари.
– Он мой сын, Магдалена. Я хочу признать его и вырастить как собственного ребенка. Здесь нет никакого позора. В Кордове у адмирала есть сын от любовницы. Молодой Фердинанд воспитывался при дворе вместе с Диего, законным наследником Колона. Я ответствен за то, чтобы обеспечивать Наваро, – сказал Аарон, раздражаясь от овладевшего им чувства вины.
– А как быть с твоей ответственностью перед Алией? – И в тот же момент, когда у нее вырвались эти слова, она пожалела о них. «Я же не хочу об этом знать!»
Он уставился на нее холодными голубыми глазами, которые повторялись в том маленьком смуглом детском личике, и сказал:
Алия теперь мне недоступна. Ты же сама это видела. Гуаканагари устроит ей хорошую свадьбу с высокородным касиком. Он уже начал подыскивать ей вождя, которого она примет. Я ответствен за тебя, Магдалена, а не за Алию.
– Здесь, на Эспаньоле, и правда плохой выбор. Я знаю. Алия и все таинские женщины рассказали тебе, какая я неспособная – не смогла овладеть их домашними ремеслами, будто занималась такими делами в Севилье. Магдалена откинула голову и с вызовом посмотрела на Аарона, но слова о ее махинациях и о том, что он теперь связан с ней чувством долга, уязвили ее.
Аарон рассматривал гордые черты ее прекрасного кастильского лица.
– В Севилье ты была изнежена, избалована. Эспаньола – совсем другое дело. – Он окинул взором широкую плодородную долину, по которой протекала сверкающая река. На полях женщины сажали растения. – Адмирал жалуется, что идальго не выполняют работу, которую нельзя было бы переложить на лошадь. И ты, похоже, тому подтверждение.
Я просто ускакала, чтобы уйти от… Она умолкла, понимая, что сейчас выпалит, что умчалась прочь из деревни, где ее терзали любовница Аарона и ее ребенок. Мне надо было размяться, – неловко пояснила она.
– Тогда ты сможешь это сделать, моя избалованная госпожа, – медленно улыбнулся он. Пойдем, – приказал он, натягивая поводья серой лошади. – Я представлю тебя Танее.
Они поскакали к большому полю, на котором трудились несколько дюжин женщин под пристальным взглядом старой таинки, которая показывала им, как сажать, отдавала короткие приказания, а потом, взяв в руки мотыг у, показала молодой девушке, как правильно ею пользоваться.
– Это маисовое поле. Замечательное зерно не растет в Европе, – объяснил Аарон, пока они спрыгивали с лошадей.
Озадаченная и настороженная, Магдалена пошла за ним, глядя на приближавшуюся к Аарону старую женщину. Широкая улыбка освещала ее лицо. Круглое тело было облачено в травяную юбку до колена – признак замужества и социального статуса. Она слегка поклонилась Аарону, и они начали болтать на беглом таинском. Магдалена ничего не могла понять из их фраз. Потом он показал рукой на жену и притянул ее к себе, словно представляя Танее. Теперь улыбку на липе женщины сменило выражение неловкости, даже сурового неудовольствия, которое она пыталась скрыть.
Они снова обменялись несколькими фразами, потом Аарон повернулся к Магдалене и сказал:
– Она главная над женщинами, которые работают здесь, в долине. Поскольку ты оказалась неспособной принимать участие в совместной работе, которую выполняют в доме знатные женщины, и хочешь поупражняться, Танея обучит тебя, как выращивать маис и другие растения. Таинцы очень изобретательны в сельском хозяйстве, они делают многое из того, что и мавры в Гранаде, – например, удабривают почву и орошают ее.
Магдалена удивилась:
– Ты хочешь сказать, что я буду… копошиться в грязи с грубыми деревянными приспособлениями!
Аарон ухмыльнулся:
– В первый раз, когда я встретил тебя, ты копошилась в топкой грязи, замызганная с ног до головы. Теперь, когда ты взрослая женщина, а не ребенок, ты научишься работать, вместо того чтобы ковыряться в грязи.
Она надменно покачала головой, при этом коса резко хлестнула ее по плечу.
– Я не буду делать этого! – Она посмотрела на ряд глиняных горшков, стоявших неподалеку. Наполненные противной сероватой жидкостью, они издавали мерзкий запах.
Это удобрение, приготовленное из мочи и древесной золы. Сюда они часто добавляют навоз. Эта смесь творит чудеса, когда зреет урожай, сказал он, словно обсуждал последние фасоны кружевных манжет с арагонским портным.
Магдалена почувствовала поднимающуюся тошноту, но потом посмотрела на его лицо и смущенную старую женщину. «Он думает, что я сдамся или стану умолять его, или заплачу».
– Как я говорила раньше, дон Аарон, вредите, как можете! – Она повернулась к страшно огорченной Танее, поклонилась ей, потом прошла к груде валявшихся на земле мотыг. Подняв одну из них, она сказала на ломаном таинском: – Покажите мне, пожалуйста!
Недоуменно пожав плечами в ответ на странные обычаи людей с неба, Танея повела ее через длинные ряды недавно посаженного маиса туда, где трудились две голые таинки.
Магдалена принялась за работу, не удостаивая взглядом мужа. Она услышала, как он ускакал прочь, этот проклятый олух, и забрал се серую лошадь с собой.
К вечеру она обгорела на солнце, пропотела, ее всю искусали насекомые. Спина ее болела так, что, казалось, вот-вот разломится, если она нагнется еще хоть раз. С головы до ног она была заляпана грязной удобренной почвой. К полудню она настолько измучилась от стеснявшей ее длинной жаркой сорочки, что она непристойным образом подтянула подол и подвязала его между ног к поясу. Потом закатала длинные рукава намного выше локтей. Москиты праздновали жаркий день, солнце до пузырей сжигало кожу, но Магдалена продолжала упорно работать и даже выливала омерзительное содержимое из горшков, стоявших вдоль гряд. Тоненькие ручейки удобрений попадали на ее босые ноги и хлюпали между пальцами. Преодолевая отвращение, как тогда, на первом банкете к рыбьим глазам, Магдалена старалась дышать ртом, а не носом. В детстве ее часто заставляли пить какую-нибудь отвратительную лечебную настойку Миральды домашнего приготовления, но се склонный к тошноте желудок не раз служил ей хорошую службу. Но даже то жуткое варево не воняло столь мерзко, как эти навозные удобрения. И теперь она гордилась, что ей удалось удержать свою утреннюю еду.
Аарон скакал назад в деревню, озадаченный своим необдуманным поступком.
– Она вечно заставляет меня делать веши, о которых я потом сожалею, – угрюмо пробормотал он своему гнедому мерину Рубио, зная наверняка, что задолго до наступления тьмы она, еле волоча ноги, придет в их дом вся в грязи. Держать ее здесь было сущим бедствием. Ему придется вернуться в Изабеллу и выполнить свое обещание, данное адмиралу. И хотя его совершенно не прельщала перспектива командовать недисциплинированной пестрой кучкой авантюристов, прибывших на Эспаньолу, чтобы разбогатеть, он понимал, что все самое лучшее, что он смог сделать для людей Гуаканагари, он уже сделал.
«Что мне делать с моим сыном?» – эта мысль мучила его. Он подходил с этим разговором к своему другу-касику, и Гуаканагари дал согласие постараться убедить Алию отдать ему ребенка, как только его отнимут от груди. Разумеется, это оставляло нерешенной другую проблему. Как будет относиться Магдалена к его сыну-метису, когда он приведет его к пим домой? Он предполагал, что в качестве няни можно будет нанять таинскую служанку.
Все это разрушало или, по крайней мере, отодвигало его планы отплыть в Севилью и осуществить свою месть Бернардо Вальдесу. Его разрывали на части: с одной стороны, он был женат на дочери врага, а с другой стороны, к Эспаньоле его привязывал сын. Он клял свою судьбу, которая оказались такой запутанной.
Алия смотрела, как Аарон слез с лошади и стал вытирать своего огромного рыжего зверя и серого заодно, на котором, как ей было известно, ездила его жена. Она ждала его у загона больше часа вместе с Наваро. Наконец Аарон был один. Чтобы поговорить с ним, она преодолела страх перед этими жуткими огромными животными, которые постоянно всхрапывали. Когда он направился в деревню, она вышла из-за зарослей цветущего кустарника:
– Аарон, ты так глубоко задумался. Тебя беспокоит та, что ездит на этом огромном звере?
Выхваченный из своих мучительных дум мурлыкающим голосом Алии, Аарон улыбнулся ей. Улыбка его стала еще теплее, когда он увидел на ее руках ребенка.
Ее роскошные карие глаза потемнели от раздумий, она направилась к нему навстречу с откровенным чувственным призывом, при этом ее большие, отяжеленные молоком груди соблазню ель но покачивались.
– Я просил тебя не обсуждать со мной Магдалену, – ответил он, не желая посвящать Алию в свои мысли, касающиеся ее самой и их сына. – Ты унесла ребенка далеко от деревни. Алия.
Она остановилась прямо перед ним и положила руку на его обнаженную грудь.
– Твой сын вне опасности. Видишь, какой он пухленький! Хочешь подержать его?
Аарон с удовольствием взял спящего ребенка на руки.
С самого рождения Наваро он весьма ловко держал на руках это хрупкое чудо. Каждый раз, кома он смотрел на своего ребенка, он заново поражался совершенству каждой крошечной черточки его маленького темного личика.
«Я кеду себя как настоящий отец, ведь он родился таким похожим на меня!» – подумал он.
Он с улыбкой коснулся кончиком пальца нежного носика и тонко очерченных губ, потом наклонился и поцеловал его. Когда он коснулся губами густых черных ресниц младенца, Наваро открыл глазки. Это были сверкающие голубые глаза Торреса, и они с сосредоточенным восхищением новорожденного смотрели на лицо отца.
– Я хорошо справляюсь с ребенком, не так ли, Аарон? – гордо спросила Алия, наслаждаясь узами между Аароном и его сыном, которые становились крепче день ото дня.
Да, Алия, ты хорошо справляешься.
Аарон все еще помнил испытанное им потрясение, когда Гуаканагари рассказал ему новости и он впервые увидел своего ребенка, а потом наблюдал, как на следующее утро ею младенец сосет своим похожим на бутончик розы ротиком грудь Алии.
«Что мне делать?» Он погладил головку Наваро, покрытую шапкой мягких черных волос.
Наблюдая за игрой между отцом и сыном, Алия прервала ее словами;
– Гуаканагари получил очень высокую плату за меня от Бехечио, великого касика из????????. Она из-под темных опущенных ресниц рассматривала профиль Аарона.
Он остановился и посмотрел ей в лицо:
Ты согласишься на свадьбу? Она скромно пожала плечами, по-прежнему скрыто следя за ним:
– А ты будешь ревновать, если я пойду с ним?
– Когда-то, – со вздохом начал он, – я был моложе и глупее, я ревновал тебя к твоим любовникам. Но сейчас… нет. Я только желаю тебе счастья. – «И я хочу получить моего сына». Больше он ничего не сказал, ожидая, чем объяснит Алия, почему обманывала его, когда он здесь отсутствовал.
Певчие птицы распевали в тутовых деревьях высоко над их головами, а удушливый, влажный полуденный зной усиливал тяжелый аромат цветов.
– Я не хочу ехать в Ксарагуа. Это многодневное путешествие. – Она ничего не могла прочитал на его лице, склоненном к Наваро, который снова заснул у него на руках, – Но Бехечио очень красив и богат.
– Тогда, может быть, ты примешь его предложение. – Он посмотрел на ее расстроенное лицо и остановился на тропе. – Алия, я уже женат. Я не могу взять тебя в жены. У нас не принято иметь больше одной жены. А ты, как сестра великого касика, будешь первой женой, а не второй, – ободряюще сказал он.
Она кивнула, соглашаясь с ним:
– Но если я уеду в Ксарагуа, когда ты будешь играть с Наваро? Он будет по тебе скучать – или тебя он не волнует, поскольку ты ждешь бледнолицых детей, которых принесет тебе твоя белая жена?
– Я говорил с тобой и просил Гуаканагари ходатайствовать за меня перед тобой, Алия. Ты же знаешь, что я хочу этого ребенка. Я люблю Наваро и не хотел бы разлучаться с ним. Как жена касика, ты родишь ему сыновей, а Наваро не будет там занимать такого же почетного места, какое у него здесь.
– Эта красноволосая, – ядовито сказала она, – твоя жена, она будет обращаться с моим сыном хуже, чем мой муж. Я видела полные ненависти взгляды, которые она бросала на него.
Он горько улыбнулся.
– Ты не так поняла ее. Алия. Она ревнует к тебе, но не ненавидит мальчика. – Он был не вполне уверен, что последнее правда. – Не важно, что чувствует Магдалена. Я найду хорошую таинскую няню, чтобы она помогла вырастить его. Он будет расти здесь, защищенный любовью дяди и всеми его таинскими родными, и моими тоже. – Теперь он честно смотрел на нее. – Пожалуйста, я понимаю, что у меня тяжелая просьба, но многие из твоих людей в прошлом поступали так. Ты отдашь мне Наваро, чтобы я воспитывал его?
Она пристально посмотрела на него.
– Его нельзя отнимать от груди еще несколько месяцев.
Она воспользовалась своим преимуществом, подошла поближе и потерлась грудью о его торс, а потом забрала у него ребенка.
– Я подумаю над этим, – тихо сказала она. Аарон чувствовал себя опустошенным. Вся пылкая привязанность, которую он когда-то испытывал к этой женщине, родившей ему сына, непостижимым образом исчезла. Он не хотел обижать ее, но знал, что она очень ребячлива и упряма, подвержена эмоциональным вспышкам. Ему надо быть осторожным, чтобы не вызвать в ней протест, и в то же время не стоит поощрять ее влечение.
Он нежно обнял ее за плечи и запечатлел на ее лбу целомудренный поцелуй. Потом выпрямился, стараясь не смотреть еще раз на Наваро.
– Мне надо вернуться в деревню, поскольку я обещал Каону пойти с ним на охоту.
– Ты думаешь только об охоте! Ты боишься гнева твоей безобразной красноволосой, – злобно сказала она.
Аарон засмеялся:
– Я нисколько не боюсь Магдалены. В этот момент она наверняка отмывает холодной водой свои чувствительные ноги в нашем доме.
Он продолжил свой рассказ о представлении Магдалены Танее и о маисовой плантации.
Смех Алии разносился по тропинке, которая вела в деревню. Это хорошо. Его уловка удалась. Алия не была на него сердита. Аарон молил Бога, чтобы предполагаемый брак с Бехечио состоялся, потому что тогда она, возможно, захочет оставить Наваро с ним.
ГЛАВА 16
Уже смеркалось, когда Аарон вернулся с охоты. Они с Каону убили почти дюжину хутиа. Молодой таинец с каждым разом все лучше управлялся с арбалетом, а Аарон учился его охотничьему искусству. Аарон устал до предела, но чувствовал, что охота для него – лучшее средство снять напряжение, которое внесли в его жизнь эти две женщины. Сейчас надо только поплавать, чтобы освежиться, и он почувствует себя гораздо лучше.
Он был уверен, что найдет в их доме усмиренную, а может, даже сердитую Магдалену, но с удивлением увидел, что большая комната пуста. В горшках не варился обед, да и снаружи не было видно костра, на котором она жарила ямс или свежее мясо. Он тихо выругался, проклиная причуды избалованных кастильских аристократок.
Где это прелестное создание?.. – И тут сознание чуть не покинуло его: он увидел длинный ряд женщин, возвращавшихся с полей, которые рассеивались потихоньку в разные стороны по домам. Магдалена шла с Танеей. По крайней мере, ему показалось, что это Магдалена. Волосы ее были подвязаны высоко на макушке. Скромная льняная нижняя сорочка, которая закрывала ее светлую, кожу от шеи до колен, была решительно подвернута. Рукава она закатала до плеч, а подол юбки подвязала между бедрами, обнажая длинные изящные стройные ноги.
Он подошел к двум женщинам, которые сшили посреди широкой грязной улицы и оживленно общались посредством ломаного таинского Магдалены и языка жестов. Прежде чем он раскрыл рот, пожилая женщина повернулась к нему с широкой улыбкой на мудром лице:
Твоя женщина – хорошая работница. Белая одежда что глупость. Лучше вообще ничего не надевать. Но она многому сегодня научилась. Со временем она станет сильнее, а кожа ее потемнеет, как у тебя. Она хорошая таинка. – С удивительно исчерпывающей похвалой Танея поклонилась и невозмутимо побрела прочь.
Магдалена повернулась к угрюмому Аарону. Собрав воедино все частички гордости, что у нее еще остались, она усилием воли выпрямила свое ноющее от боли, зудящее тело и вызывающе положила перепачканные грязью и навозом руки на бедpa, обмотанные такой же отвратительно грязной сорочкой.
– Что ты морщишь нос?
– Ты похожа на шлюху, выползающую из канализационной трубы недалеко от порта в Малаге, – прогремел он, словно хлестнул ее кнутом.
– Ты знал, что это была за работа, на которую меня пристроил, и даже из чего состоят удобрения. Тебе не нравится, как они пахнут на таком близком расстоянии? Понюхай, как они будут смердеть на твоей коже, – сказала она, грубо натирая его своими перепачканными руками. Потом обняла его, прижимая свое пропотевшее вонючее тело к нему.
Прежде чем Аарон смог, увернуться от нее, он оказался перепачканный навозом.
– Ради двадцати четырех яиц двенадцати апостолов! Ты же покрыла меня дерьмом с ног до головы!
Глаза Магдалены широко раскрылись от изумления.
– Где ты слышал такое ругательство? – выдохнула она.
Аарон усмехнулся:
– Я научился этому и кое-чему похуже от моряков «Санта-Марии» и «Ниньи». Эти корабли принадлежат самым католическим в мире, величествам, – ответил он, отстраняя ее и пытаясь удержаться от рвоты.
Ну уж конечно, не от адмирала, – справедливо заметила она, проходя мимо него в дом. Она не обращала на него внимания и мыла руки в миске с тепловатой водой. Прежде чем взять полотенце, которым вытрется после мытья, ей надо избавиться от омерзительной грязи хотя бы на части тела!
Он прислонился к косяку и наблюдал за ней со странно смешанными чувствами – тут было и сильное раздражение, и безотчетный взрыв желания, и восхищение. Сладкое ароматное тело Алии, которая так прижималась к нему сегодня утром, не вызвало у него страсти. А эта покрытая навозом маленькая ведьмочка разгорячила его кровь.
– Ты права, адмирал не прощает грехов простым морякам и солдатам. Во время войны я также научился нескольким отборным фразам у мавров. Ты, моя госпожа, возбуждаешь во мне склонность к богохульству, по крайней мере, в двух религиях!
– Лучше позаботься о своей доброй душе, чем о положении. Я уверена, адмирал осудит тебя, – огрызнулась она, продолжая яростно оттирать руки.
– Адмирал скорее осудит тебя за то, что ты появляешься в общественных местах с голыми руками и ногами. Ты ведь, как вечно напоминаешь мне, знатная кастильская женщина, моя госпожа, – с презрительной иронией в голосе сказал он.
Она встала с колен, подняла миску и выплеснула грязную воду прямо ему в лицо.
– В этой деревне, где все ходят голыми, а сам ты одет в одну эту… шелуху, черный от загара, ты еще осмеливаешься говорить мне, чтобы я одевалась для рабской работы в этой канализации! – закричала она, когда он шагнул к ней. Он ловко увернулся от миски, которую она занесла над ним, и не обратил внимания на шум, с которым глиняная посудина вдребезги раскололась, ударившись о дверь. Стряхивая капли грязной воды с лица и волос, он схватил ее за руку и взвалил на плечо.
– Теперь от нас обоих так воняет, что я едва ли могу сказать, где начинается и заканчивается один из нас, и не слишком крути своей круглой задницей, а не то я отшлепаю ее и она станет такой же красной, как твои волосы. – Он подхватил большую тряпку, чтобы вытереться, и свою кожаную седельную сумку, а потом направился к двери.
Магдалена царапалась и яростно визжала, как разозленный попутай.
Аарон, дал ей хорошего тумака, и она перешла на простые гортанные ругательства.
– Для женщины, рожденной в знатной семье, ты знаешь немало проклятий, женушка, – мрачно сказал он, пробираясь к реке.
Понимая, что они своим видом здорово забавляют таинцев, а ее и без того натруженные мускулы болят от каждого движения, Магдалена угомонилась.
Аарон тем временем вышел из деревни. Вскоре он добрался до реки, где обычно купались все обитатели деревни. Он не остановился, а продолжал идти вверх по течению, следуя поворотам и изгибам реки, которая забиралась всевыше и выше. Джунгли изумрудным великолепием сомкнулись над ними, мягкие краски заката поглощали сверкание цветов, которые переливались от ярко-малиновых и золотых оттенков до нежно-розовых и желтых.
Наконец он свернул с тропы и зашагал через низкий густой кустарник с огромными веерообразными листьями, а потом остановился и спустил с плеча Магдалену. И не успела она обернуться, как услышала плеск водопада, низвергавшегося из выступа на скале на обворожительно, прекрасный уединенный пруд. Красота серебряных брызг и голубой воды в окружении шелестящих пальм и цветущих кустов лишили ее дара речи.
– Это небольшой приток той реки, что течет внизу. Подводные ручьи питают ее воды, а потом она вливается в главное русло у подножия горы, – сказал он и бросил сумку и полотенце на покрытую мхом землю.
– Ты сам нашел его, и знают ли другие об этом местечке? – в благоговении спросила она.
Он улыбнулся, согретый ее радостью. Его позабавило и сочетание нетронутого великолепия этого уголка с заляпанными грязью пришельцами.
Он был уверен, что найдет в их доме усмиренную, а может, даже сердитую Магдалену, но с удивлением увидел, что большая комната пуста. В горшках не варился обед, да и снаружи не было видно костра, на котором она жарила ямс или свежее мясо. Он тихо выругался, проклиная причуды избалованных кастильских аристократок.
Где это прелестное создание?.. – И тут сознание чуть не покинуло его: он увидел длинный ряд женщин, возвращавшихся с полей, которые рассеивались потихоньку в разные стороны по домам. Магдалена шла с Танеей. По крайней мере, ему показалось, что это Магдалена. Волосы ее были подвязаны высоко на макушке. Скромная льняная нижняя сорочка, которая закрывала ее светлую, кожу от шеи до колен, была решительно подвернута. Рукава она закатала до плеч, а подол юбки подвязала между бедрами, обнажая длинные изящные стройные ноги.
Он подошел к двум женщинам, которые сшили посреди широкой грязной улицы и оживленно общались посредством ломаного таинского Магдалены и языка жестов. Прежде чем он раскрыл рот, пожилая женщина повернулась к нему с широкой улыбкой на мудром лице:
Твоя женщина – хорошая работница. Белая одежда что глупость. Лучше вообще ничего не надевать. Но она многому сегодня научилась. Со временем она станет сильнее, а кожа ее потемнеет, как у тебя. Она хорошая таинка. – С удивительно исчерпывающей похвалой Танея поклонилась и невозмутимо побрела прочь.
Магдалена повернулась к угрюмому Аарону. Собрав воедино все частички гордости, что у нее еще остались, она усилием воли выпрямила свое ноющее от боли, зудящее тело и вызывающе положила перепачканные грязью и навозом руки на бедpa, обмотанные такой же отвратительно грязной сорочкой.
– Что ты морщишь нос?
– Ты похожа на шлюху, выползающую из канализационной трубы недалеко от порта в Малаге, – прогремел он, словно хлестнул ее кнутом.
– Ты знал, что это была за работа, на которую меня пристроил, и даже из чего состоят удобрения. Тебе не нравится, как они пахнут на таком близком расстоянии? Понюхай, как они будут смердеть на твоей коже, – сказала она, грубо натирая его своими перепачканными руками. Потом обняла его, прижимая свое пропотевшее вонючее тело к нему.
Прежде чем Аарон смог, увернуться от нее, он оказался перепачканный навозом.
– Ради двадцати четырех яиц двенадцати апостолов! Ты же покрыла меня дерьмом с ног до головы!
Глаза Магдалены широко раскрылись от изумления.
– Где ты слышал такое ругательство? – выдохнула она.
Аарон усмехнулся:
– Я научился этому и кое-чему похуже от моряков «Санта-Марии» и «Ниньи». Эти корабли принадлежат самым католическим в мире, величествам, – ответил он, отстраняя ее и пытаясь удержаться от рвоты.
Ну уж конечно, не от адмирала, – справедливо заметила она, проходя мимо него в дом. Она не обращала на него внимания и мыла руки в миске с тепловатой водой. Прежде чем взять полотенце, которым вытрется после мытья, ей надо избавиться от омерзительной грязи хотя бы на части тела!
Он прислонился к косяку и наблюдал за ней со странно смешанными чувствами – тут было и сильное раздражение, и безотчетный взрыв желания, и восхищение. Сладкое ароматное тело Алии, которая так прижималась к нему сегодня утром, не вызвало у него страсти. А эта покрытая навозом маленькая ведьмочка разгорячила его кровь.
– Ты права, адмирал не прощает грехов простым морякам и солдатам. Во время войны я также научился нескольким отборным фразам у мавров. Ты, моя госпожа, возбуждаешь во мне склонность к богохульству, по крайней мере, в двух религиях!
– Лучше позаботься о своей доброй душе, чем о положении. Я уверена, адмирал осудит тебя, – огрызнулась она, продолжая яростно оттирать руки.
– Адмирал скорее осудит тебя за то, что ты появляешься в общественных местах с голыми руками и ногами. Ты ведь, как вечно напоминаешь мне, знатная кастильская женщина, моя госпожа, – с презрительной иронией в голосе сказал он.
Она встала с колен, подняла миску и выплеснула грязную воду прямо ему в лицо.
– В этой деревне, где все ходят голыми, а сам ты одет в одну эту… шелуху, черный от загара, ты еще осмеливаешься говорить мне, чтобы я одевалась для рабской работы в этой канализации! – закричала она, когда он шагнул к ней. Он ловко увернулся от миски, которую она занесла над ним, и не обратил внимания на шум, с которым глиняная посудина вдребезги раскололась, ударившись о дверь. Стряхивая капли грязной воды с лица и волос, он схватил ее за руку и взвалил на плечо.
– Теперь от нас обоих так воняет, что я едва ли могу сказать, где начинается и заканчивается один из нас, и не слишком крути своей круглой задницей, а не то я отшлепаю ее и она станет такой же красной, как твои волосы. – Он подхватил большую тряпку, чтобы вытереться, и свою кожаную седельную сумку, а потом направился к двери.
Магдалена царапалась и яростно визжала, как разозленный попутай.
Аарон, дал ей хорошего тумака, и она перешла на простые гортанные ругательства.
– Для женщины, рожденной в знатной семье, ты знаешь немало проклятий, женушка, – мрачно сказал он, пробираясь к реке.
Понимая, что они своим видом здорово забавляют таинцев, а ее и без того натруженные мускулы болят от каждого движения, Магдалена угомонилась.
Аарон тем временем вышел из деревни. Вскоре он добрался до реки, где обычно купались все обитатели деревни. Он не остановился, а продолжал идти вверх по течению, следуя поворотам и изгибам реки, которая забиралась всевыше и выше. Джунгли изумрудным великолепием сомкнулись над ними, мягкие краски заката поглощали сверкание цветов, которые переливались от ярко-малиновых и золотых оттенков до нежно-розовых и желтых.
Наконец он свернул с тропы и зашагал через низкий густой кустарник с огромными веерообразными листьями, а потом остановился и спустил с плеча Магдалену. И не успела она обернуться, как услышала плеск водопада, низвергавшегося из выступа на скале на обворожительно, прекрасный уединенный пруд. Красота серебряных брызг и голубой воды в окружении шелестящих пальм и цветущих кустов лишили ее дара речи.
– Это небольшой приток той реки, что течет внизу. Подводные ручьи питают ее воды, а потом она вливается в главное русло у подножия горы, – сказал он и бросил сумку и полотенце на покрытую мхом землю.
– Ты сам нашел его, и знают ли другие об этом местечке? – в благоговении спросила она.
Он улыбнулся, согретый ее радостью. Его позабавило и сочетание нетронутого великолепия этого уголка с заляпанными грязью пришельцами.