Хенли Вирджиния. Канун рождества

   — У меня поехала крыша с тех пор, как мой отец…
   — Сбил из пистолета яблоко с вашей головы, — закончила она.
   Внезапно она захохотала. Клинт тоже засмеялся.
   — Мне нравится, как вы смеетесь, — сказал он. — Вам это идет. Вам следует распускать волосы и почаще радоваться.
   Радоваться? Не говорите глупостей. У меня так давно не было радостей, что я забыла, как это делается.
   — Я мог бы вас научить.
   Она потупилась. Клинт почувствовал дьявольское искушение.
   — В моем положении это было бы уже слишком. Я и так заставила вас работать всю ночь напролет.
   — Я мог бы научить вас и другим… положениям.
   Она вздернула подбородок. Зеленые глаза встретились с синими.
   — Держу пари, что могли бы.
   Клинт боролся с желанием заключить ее в объятия. Его потребность попробовать ее на вкус была столь велика, что он должен был отодвинуться от нее. Он не мог заняться с ней любовью прямо сейчас — это бы означало воспользоваться ее беспомощностью. Когда он займется с ней любовью — а он знал, что займется, — то хотел, чтобы она была в состоянии дать ему не меньше удовольствия, чем получит.
   — Мне нужно что-нибудь надеть. — Она посмотрела на кучу красного тряпья на камине. Тряпье когда-то было костюмом от Альфреда Санга.
   — Я поищу что-нибудь, — предложил Клинт.
   В тот момент, когда он исчез наверху, она натянула на себя бюстгальтер и короткую атласную нижнюю юбку, засунула колготки под красные тряпки и снова закуталась в одеяло.
   — Боюсь, что улов невелик. — Клинт показал ей красные рейтузы и толстые лыжные носки. — Вот возьмите еще мою рубашку.
   Он скинул жилет и рубашку. Взгляд Евы скользнул по широкой мускулистой груди, покрытой густыми черными волосами. Он снова надел кожаную жилетку.
   Она не могла отвести от него глаз.
   — Как вам удалось сохранить такую великолепную форму? — спросила она с удивлением.
   — Только благодаря моей работе и моему хобби.
   «Незачем спрашивать, не будет ли ему холодно. Люди вроде него не чувствуют холода». Он был похож на человека с рекламы «Мальборо».
   — Я принесу еще дров, а вы одевайтесь, — деликатно предложил он. — В ванной есть вода, но холодная. Не стойте долго под душем.
   Ева была рада, что вчера, когда они пошли осматривать участок, оставила в доме вместе с кейсом и свою сумочку. Она приняла душ и натянула рейтузы под нижнюю юбку. Ева уныло посмотрела в зеркало. Она выглядела как пугало из старого телевизионного фильма «Иго-го».
   Она надела синюю шерстяную рубашку Клинта. Ее окутал запах мужского тела. Он представлял собой сочетание яблочного аромата с дымком костра и потом и был таким опьяняющим…
   Она натянула толстые носки и провела расческой по волосам. Как ни странно, прическа ее не испортилась. Волосы только сильнее завились. Из косметики у нее с собой была только помада. Ева выбирала ее в тон костюму, теперь она оказалась в тон рейтузам. Когда она вышла из ванны, Клинт уже вернулся. Ева быстро сказала:
   — Пойдемте порыщем по дому, не наткнемся ли на что-нибудь, что сможет нам пригодиться.
   Он улыбнулся:
   — Вы не только красивы, но и умны.
   На кухне он открыл буфет и показал ей спрятанное сокровище.
   — Это генератор. Я отсифонил бензин из машины, так что у нас будет электричество. Но придется экономить. Сегодня вечером, когда стемнеет, мы сможем зажечь свет, включить плиту, чтобы что-нибудь приготовить, и, возможно, послушать прогноз погоды по радио.
   Ева состроила гримаску:
   — Вы не только красивы, но и необыкновенно умны.
   В кухонных шкафчиках они нашли все разнообразие котелков и сковородок, которое только можно было себе представить. Там были фарфоровая и серебряная посуда, стаканы и кружки, ложки и вилки, но почти ничего съестного. Им попалась полка с огромным количеством различных трав и специй, коробка свечей, рулон фольги, пачка салфеток в форме сердечка со Дня Святого Валентина и пакет с сухими соками. В последнем шкафу они нашли полбанки растворимого кофе. Для Евы и Клинта это было все равно, что найти золотой самородок в заброшенной шахте.
   — Кофе! — закричали они оба.
   Клинт налил воды в чайник и поставил на огонь. Ева положила по чайной ложке волшебного коричневого порошка в кружки, затем они сели у камина и, затаив дыхание, ждали, когда закипит вода.
   — Говорят, что предвкушение счастья лучше самого счастья, — заметила Ева.
   — Не верьте этому. — Его голос был таким низким. Ева поняла, что Клинт ждет не только кофе, и по ее спине пробежали мурашки.
   Когда он налил в кружку кипяток, Ева закрыла глаза и втянула в себя аромат кофе. Клинту это показалось чувственным жестом, выдававшим ее страстность во всем. Когда он добавил каплю виски в свой кофе, она протянула свою кружку. Попробовав, она закатила глаза:
   — О Боже, это лучше, чем секс!
   Клинт рассмеялся:
   — Если вам так кажется, значит, у вас были очень неумелые любовники, Ева Барлоу.
   Она задумалась. Еще вчера она бы с пеной у рта доказывала, что после суток, проведенных с Клинтом Келли, ее отношение к жизни не изменилось. А сейчас? Она посмотрела ему прямо в глаза:
   — Я думаю, вам пора принять холодный душ.
   Клинт знал, что вряд ли холодный душ сможет остудить закипавшее в нем желание. Может быть, нырнуть в прорубь? Но тут он вспомнил о рыбалке и взял пальто.
   — Куда вы идете?
   — Проверить удочку…
   «С какой стати она заговорила о сексе?» Должно быть, она была не в своем уме. Затем вспомнила, что где-то читала, что плененные женщины всегда влюбляются в своих похитителей. Это был своего рода синдром.
   Но Клинт Келли не похищал ее. Сценарий похищения был ее собственной фантазией. «Перестань обманывать себя. Он самый привлекательный мужчина, которого ты встречала в жизни. И без сомнения, ты ему очень нравишься».

Глава 5

   Клинт захватил топор. Лунка, вероятно, замерзла, и придется ее снова прорубать. Снег все шел и шел. Казалось, он никогда не кончится.
   Он направился по тропе от дерева, внимательно следя за тем, чтобы не идти по льду. Открыв лунку, он увидел там двух карпов. Клинт осторожно снял их и поставил удочку обратно.
   Глаза Евы расширились, когда она увидела рыбу.
   — Вы волшебник!
   Он поднял рыб над головой:
   — Фокус-покус-карповокус.
   Она пошла с ним на кухню и зачарованно наблюдала, как он чистил и разделывал карпов.
   — А вот теперь примем душ.
 
   Когда Клинт вышел из ванной, Ева заметила, как вьются его мокрые волосы. Он не мог побриться, и сине-черная щетина на подбородке добавляла ему мужественности. Ева с трудом отвела от него взгляд.
   Она достала фольгу. Они долго выбирали приправы. От обилия специй у них разбежались глаза. Наконец они остановились на кервеле, базилике и сушеной петрушке. Затем Клинт завернул в фольгу рыбу и положил между тлеющими углями.
   Когда дразнящий аромат поплыл по комнате, они оба поняли, насколько голодны.
   — У меня текут слюнки, — призналась Ева.
   Взгляд Клинта скользнул по ее рту.
   — У меня тоже.
   По его тону Ева поняла, что он имеет в виду. Она терпеливо ждала, пока рыба будет готова, но ей вдруг показалось, что та подгорает. Они оба бросились к камину. Ева вытащила фольгу из огня, но обожглась. Вскрикнув, поспешно сунула рыбу Клинту. Он положил фольгу на каминную плиту и взял ее руки в свои. На его лице была написана нежность, когда он осматривал ее пальцы.
   — Все хорошо, я не сильно обожглась.
   «По крайней мере, пока», — добавила Ева мысленно, почувствовав, как его тепло передается ее рукам и бежит вверх к плечам. Он отпустил ее руки, но не ее сердце.
   Карп был невероятно вкусен. Пища богов.
   — Я одна умяла целую рыбину! — воскликнула Ева.
   — Ваше тело нуждается в пище. Я смастерю решетку и поджарю нам на ужин оленину.
   — Я очень благодарна вам, Клинт Келли.
   — Почему у меня такое ощущение, что вы хотите добавить «но»?
   — Вы догадливы. Нам нужно перейти к делу.
   Какое-то мгновение Клинт не мог понять, к какому делу. Она заставила его забыть о том, что между ними существуют еще и деловые отношения. Потом он догадался, что она говорит о доме.
   — Вы уверены, что способны заниматься делами? — Абсолютно, — заверила она его.
   — О'кей. Я предлагаю сто пятьдесят тысяч.
   — Пожалуйста, будьте серьезны, господин Келли.
   — Я совершенно серьезен, мисс Барлоу. Я предлагаю сто пятьдесят тысяч.
   — Мы зря теряем время.
   «Это спорный вопрос», — подумал он, но промолчал.
   — За него просят двести пятьдесят тысяч.
   — Вы наверняка не ждете, что я соглашусь на эту сумму.
   — Нет, но сто пятьдесят тысяч неприемлемо.
   — Для кого? Для вас? Вы не владелица дома, мисс Барлоу. Вы просто посредник и всего лишь сообщаете о предлагаемой цене.
   — Я не буду передавать владельцу, что вы предлагаете сто пятьдесят тысяч за участок, который стоит двести пятьдесят.
   — Минуточку. Никто ничего не говорил о том, сколько стоит этот участок с коттеджем. Мы обсуждаем запрашиваемую сумму. Он даже приблизительно не стоит двухсот пятидесяти.
   Владелец дома, ее знакомый, говорил Еве то же самое. Она как будто слышала голос Джуди: «Он не может стоить больше ста восьмидесяти тысяч, Ева. Давай запишем его за двести».
   Ева тогда ответила: «Подожди. Сейчас почти не продают собственность на берегу озера. Если ты не спешишь с деньгами, я бы хотела поставить его за двести пятьдесят тысяч и посмотреть, что из этого выйдет».
   И ничего не вышло. Участок находился в продаже уже девять месяцев без единого предложения о покупке. Ева знала, на какую сумму оценивать недвижимость в черте города с точностью до нескольких долларов, но с загородной собственностью она имела дело впервые.
   — По вашему авторитетному мнению, мистер Келли, сколько максимально, вы думаете, он стоит?
   Келли уверенно ответил:
   — Он стоит сто восемьдесят тысяч долларов.
   Почему после всего, что она узнала о нем, она недооценила его деловую проницательность?
   — Вы ошибаетесь, мистер Келли. Он стоит двести пятьдесят тысяч. Недвижимость на берегу Озера пользуется большим спросом, а этот дом меблирован.
   — Какое последнее предложение вы получили по поводу этого дома, мисс Барлоу?
   — Это секрет фирмы, господин Келли.
   Клинт усмехнулся:
   — У вас не было ни одного предложения.
   Ева чуть было не ущипнула себя за то, что ясно дала ему это понять.
   — Сколько времени он в продаже? — спросил он. — Держу пари, что больше года.
   — Только девять месяцев.
   Наступила пауза.
   «Черт тебя возьми, Клинт Келли!» Ева была полна решимости. Ей требовался контракт на двести тысяч долларов, чтобы войти в «Клуб миллионщиков», и она заключит его, чего бы ей это ни стоило.
   — Составьте контракт на сто пятьдесят тысяч, и я подпишу его.
   — Нет. Запрашиваемая цена — двести пятьдесят, но я понижаю ее до двухсот двадцати пяти. Теперь шевелитесь вы.
   — Мне незачем шевелиться, если вы отвергаете мое предложение.
   — Господин Келли
   — Клинт, — поправил он.
   — Клинт, позвольте мне объяснить ситуацию с продажей недвижимости. Посредник имеет право надбавить пять процентов. Это неписаный закон.
   — Благодарю вас за урок экономики. Теперь позвольте мне научить вас покеру.
   — Вы снова надо мной смеетесь.
   — Ева, по закону от вас требуется только сделать предложение о покупке. Я, видите ли, уже покупал недвижимость раньше.
   — Участок на кладбище?
   — Сарказм — низшая форма остроумия. Кстати, когда мой отец ушел в отставку, мы сделались партнерами в спортивном баре.
   Ева уставилась на него:
   — Не в «Келли» ли?
   — Боюсь, что да, — сказал он, ухмыльнувшись. — Бизнес — это моя стихия.
   — В таком случае, вы вполне можете позволить себе заплатить двести тысяч, черт побери!
   — Могу, но не заплачу.
   Почему вы не даете мне встречного предложения?
   Клинт усмехнулся еще шире:
   — Вы не даете мне шанс, вы все время сбиваете цену.
   Она закрыла уши и разочарованно вскрикнула.
   — Я так и думал, что вы не готовы заниматься делами, — сказал он мягко.
   — Готова… впрочем, может быть, и нет.
   Ева решила сдаться ему на милость.
   — Клинт, позвольте мне быть с вами откровенной. Если я заключу сделку на двести тысяч долларов, объем моих сделок за этот год позволит мне вступить в «Клуб миллионщиков».
   — Так, теперь дайте и мне изложить все прямо, — сказал он, стараясь не показать, как его забавляет этот торг. — Вы хотите, чтобы я повысил цену со ста пятидесяти до двухсот тысяч, потому что вам нужна эта сумма. Не понимаю вашей логики. Мы зашли в тупик. Я предлагаю взять тайм-аут.
   — Не можете обойтись без спортивных терминов? Я ничего не понимаю в футболе.
   — Мы должны иметь какие-то общие интересы.
   Как насчет хоккея?
   — Терпеть не могу.
   Клинт принес дрова и сложил их возле камина. Нужно было поджарить оленину. Вязанка, которая казалась такой большой, наполовину уменьшилась. Сушняк горел слишком быстро, но это было лучше, чем ничего. Он решил срубить несколько сухих деревьев и принести их в гараж.
   Клинт отрезал кусок оленины, нашел шампур в наборе для барбекю и установил его над поленьями.
   — Какую вы хотите приправу?
   Ева долго изучала банки со специями и, наконец, выбрала фенхель и чесночный порошок. Почти сразу же после того как они посыпали ими мясо, воздух наполнился благоуханием. Запах все больше возбуждал аппетит.
   — Скажите мне, если огонь начнет затухать.
   Еве было не по себе. Она находилась в состоянии войны с самой собой. Хотела, чтобы Клинт Келли приблизился к ней и в то же время остался на расстоянии. Она чувствовала себя виноватой перед Тревором: когда он приедет, чтобы повезти ее танцевать, дома никого не окажется.
   Чтобы не думать о Келли, Ева отправилась на поиски какой-нибудь книги и очень обрадовалась, отыскав сборник рассказов О'Генри. Она села с книгой у камина и погрузилась в чтение.
   В течение нескольких часов Клинт то входил, то выходил. Он поддерживал огонь в камине и переворачивал шампур, а затем шел колоть дрова. Ева чувствовала, что с каждой минутой они становятся все ближе. Как ни странно, ей не было неловко за то, что она ничего не делает, а он работает. Он был мужчина, она — женщина, это казалось естественным.
   Она оставила «Дары волхвов» напоследок. Это была рождественская сказка, любовная история, столь трогательная, что вызывала слезы. Но когда Ева дошла до рассказа, то оказалась не в состоянии читать: она была слишком сентиментальной, слишком чувствительной.
   Клинт перевернул оленину, покрывшуюся аппетитной коричневой корочкой. Он сразу заметил грусть в глазах Евы и решил поднять ей настроение. Он положил жариться несколько яблок, затем отправился на кухню и повернул выключатель на генератор. В гостиной вспыхнул свет. Клинт притащил к камину разделочную доску и стал резать мясо. Ева принесла тарелки, приборы и салфетки, налила в бокалы воды. Они сели у огня ужинать. Клинт поднял свой бокал со словами:
   — Счастливого Рождества, Ева.
   Они чокнулись.
   — Счастливого Рождества, Клинт.
   Ели молча, наслаждаясь олениной. Когда они почти закончили, Клинт решил ее развлечь.
   — У нас с вами должно быть что-нибудь общее, давайте выясним что. Как насчет кемпинга?
   Он нарочно предложил то, что, как он уже выяснил, ей не нравилось. Она сделала гримасу.
   — Шопинг?
   Он пожал плечами.
   — Кости?
   Она покачала головой:
   — Шахматы.
   — Читаете комиксы?
   — Стихи, — парировала она.
   — Фил Коллинз? — продолжил он.
   — Барбара Стрейзанд, — возразила она.
   Клинт хмыкнул и включил радио. По каналам передавали либо рождественские песни, либо сводку погоды. Описывалось, сколько дюймов снега выпало и сколько еще ожидается, предупреждали водителей не ездить по дорогам и сообщали об отмене авиарейсов. Извещали о перебоях с электроэнергией, о поваленных телеграфных столбах и перегруженных телефонных линиях. Просили всех набраться терпения; объявляли, что снегоочистительные машины будут работать всю ночь. В одной из программ Нат Кинг Коул пел: «Незабываемая, вот ты какая…» Клинт выключил радио. Он и Ева взглянули друг на друга. Оба знали, что находятся сейчас именно там, где бы хотели быть.
   — Любите пирог с кокосовым кремом? — продолжал он игру.
   Она покачала головой:
   — С лимонным.
   — Бейсбол?
   Ева поднялась:
   — Да!
   — »Детройтские тигры»! — вскричал Клинт.
   — Да! Да! — Лицо Евы просветлело. — Это любимая команда моего отца. У меня это в крови.
   — Сесиль Филдер!
   — Мики Тетлтон!
   Клинт взял ее за руки:
   — Сто семьдесят пять тысяч.
   — Разбойник, ты же знаешь, что мне нужно двести тысяч.
   — Я знаю, что тебе нужно, — сказал он сипло, притянул ее к себе и приник к ее губам.
   От его поцелуя у нее подкосились ноги. Это не был легкий, пробный поцелуй, он целовал так же, как делал все, — просто брал ответственность на себя. Его губы были требовательными и властными. Он целовал так, как должен мужчина целовать женщину.
   Клинт не пытался раздвинуть ее губы своим языком. Он не спешил. Даже поцелуй имеет прелюдию. Ее губы были мягкими и податливыми и без слов сказали ему, что ей это нравится.
   Было ясно, что он любил целоваться; возможно, потому, что делал это так хорошо. Он взял ее лицо в ладони. Клинт проделал это так осторожно, словно держал что-то хрупкое и бесценное. Его руки были такими же ласковыми, как и губы. Они были умелыми и нежными. Кончиками пальцев он исследовал ее лицо.
   — Ты красивая, — бормотал он, разглядывая ее ресницы с золотыми кончиками, темный пушок на бровях, щеки с розово-коричневым оттенком — каждую черточку прекрасного лица.
   У нее вырвался вздох. Как хорошо ей было с ним, какую необычайную радость она испытывала! Своим взглядом, прикосновением он говорил, что восхищается ею. Он целовал ее веки и уголки рта. А потом он втянул в себя ее губы, и она открылась ему, как цветок раскрывается навстречу солнцу.
   Когда кончиком языка он обвел контур ее губ, мурашки побежали у нее по спине, перехватило дыхание. Его пальцы скользнули в ее волосы. Их языки соприкоснулись. Это было только начало, но она тихо застонала от желания, которое, он в ней пробуждал.
   Ева обняла его. Она прильнула к нему, наслаждаясь его силой, его твердостью. Ей хотелось большего. Это был ее первый опыт откровенной страсти. Она была уже опьянена любовью. А ведь Клинт только поцеловал ее.
   Его губы ласкали ее шею.
   — Эви, — пробормотал он.
   Как ей понравилось это имя! Она больше никогда не захочет, чтобы ее называли Евой. Как упоительно было ощущать себя женщиной! Он учил ее нюансам обладания и подчинения, тому наслаждению, которое преображает женщину, целиком отдающую себя мужчине. Она покорно встала. Его сильные руки сняли с нее рубашку и красные рейтузы. Ей не терпелось, чтобы он снял собственную одежду, но она не помогала ему, она ждала, зная, что вознаградит себя за ожидание.
   Они стояли и разглядывали друг друга. У Клинта были широкие плечи, узкие бедра, ноги длинные и сильные. Темный островок на груди спускался к плоскому животу и внизу расцветал пышным кустом.
   Глаза Клинта освещали ее словно пламенем.
   — Ты знаешь, как ты красива?
   Он взял ее руку и провел кончиками ее пальцев от виска к губам.
   — У тебя зеленые глаза, как у ирландки, а губы пахнут медом. — Он медленно водил ее рукой вдоль шеи, к горлу, затем вниз, к груди. — Волосы твои цвета лунного света. — Его голос, такой низкий, такой глубокий и хрипловатый, одурманивал ее. Он надавил подушечкой ее пальца на сосок. — Кожа твоя как шелк. — Потом дотронулся до пупка. — Он словно вход в пещеру.
   У Евы перехватило дыхание. Он ведь не заставит ее дотрагиваться до… Но он заставил. Ее указательным пальцем он стал водить по складочкам розовой расщелины и подтолкнул его внутрь, чтобы она коснулась центра своего женского естества.
   — Бутон розы, смоченный росой. — Он приложил ее палец ко рту и облизал его.
   Ева утопала в море блаженства. Клинт обнял ее за плечи.
   — Я выключу свет. Не шевелись, я хочу увидеть тебя при свете огня. А потом я опущу кушетку: там внутри есть постель.
   «От него ничего не ускользает», — подумала Ева словно во сне. Она знала, что ей не надо беспокоиться о предохранении: Клинт был тем человеком, который заботился обо всем.

Глава 6

   Клинт поставил зажженные свечи на камин и вернулся к Еве. Поцеловал ее, положил на кушетку. Его руки ласкали ее сокровенные места.
   Еве было жарко. Она чувствовала, что в ее душе вспыхнул пожар, и знала, что он может поглотить ее. Но она была готова, даже жаждала сгореть в нем.
   Клинт почти не отрывался от ее губ. За первый час они обменялись, как им казалось, десятью тысячами поцелуев. Одной рукой он обнимал ее, а другой ласкал ее груди. Клинт знал, что если будет водить языком по ее соскам, часть ощущений для нее будет потеряна: Чтобы этого не случилось, он положил пальцы по обе стороны ее соска и нажал сильно, но не больно. Затем развел пальцы в стороны и приник к нему губами. Будто созревший плод оказался во рту у него. Когда он начал медленно лизать его, Ева чуть не обезумела. Она любовно покусывала его плечо и мочку уха, затем схватила ртом его палец и начала сосать. Их любовная игра доводила обоих до экстаза. Она обвилась вокруг него, как змея. Собственная плоть казалась ей горячим шелком.
   Ева чувствовала, что ей нужна немедленная разрядка. Тогда он сможет начать сначала, нагнетая страсть постепенно, так, чтобы они могли часами заниматься любовью.
   Он подтянул ее вверх, пока его щека не оказалась на ее шелковистом бедре. Ева почувствовала влажный язык. Его язык ласкал ее бутон так же, как и сосок, и ее подхватил неистовый вихрь. Она закричала и выгнулась, отдаваясь его умелым ласкам.
   Клинт изменил позу, чтобы поймать ее вскрик своим ртом. Большинство ощущений, которые испытывала Ева, были для нее новыми.
   В памяти вспыхнули слова Клинта: «Я не могу понять, кто вы — Снежная королева или просто еще не проснувшаяся женщина».
   «Я была и той, и другой!» — подумала она. Впервые в жизни Ева чувствовала себя на вершине блаженства. А ведь любовная игра только началась.
   Теперь Клинт начал шептать ей любовные слова, и каждая фраза была ласковее предыдущей. Ева никогда бы не подумала, что он может быть столь поэтичным. Но ведь она и во всем остальном недооценивала его.
   Его действия сделались яростными и необузданными. Она получала наслаждение от грубой силы, с которой он овладел ею, погрузившись на самое дно ее раскаленного тела. Затем он вынырнул обратно, чтобы повторять глубокие погружения снова и снова, пока ее ногти не впились ему в спину. Она забыла обо всем, исступленно принимая его в себя снова и снова.
   Он глухо застонал, и она поняла, что он получал такое же наслаждение, какое доставлял ей. Внезапно пульсирующая струя изверглась из его нутра, и Ева пожалела, что не могла испить его белого горячего семени.
   Ее голова металась из стороны в сторону, и Клинт прижал руку к ее щеке, чтобы удержать ее. Потом он снова приник к ее устам.
   Скатившись с нее, он жестом собственника притянул ее к себе. Ева была на седьмом небе от счастья. Она взглянула на Клинта. Ее возлюбленный уже спал. Она нежно поцеловала его в лоб.
   Долгое время Ева лежала, словно в забытьи, погрузившись в ощущения собственного тела. В их любовном теннисе чередовались подчинение и отдача, подавление и покорность, но странным образом то и другое присутствовало в равной мере. Мужчина и женщина были половинками одного прекрасного целого. Равными половинками! Она ни в малейшей степени не чувствовала себя униженной, наоборот — вознесенной на небывалую высоту.
   Ева старалась не думать ни о чем. О Треворе она подумает позже. На этом необитаемом острове в снежном океане должны быть только двое: Ева и Клинт. И больше никого. По крайней мере, сегодня. Большому миру здесь не было места.
   Ева не могла сомкнуть глаз. Она взяла книгу и свечу и, тихонько устроившись рядом с Клинтом, стала читать «Дары волхвов». Герои О'Генри были такими реальными, словно находились вместе с нею в комнате. Повествование перенесло ее в канун другого Рождества. Когда она дочитала до конца, в ее глазах стояли слезы. Молодой человек заложил свои часы, чтобы купить черепаховые гребни для прекрасных волос жены. Она продала свои волосы, чтобы купить ему цепочку для часов. Гребни и цепочка были лишь символами. Что они действительно подарили друг другу — это любовь.
   Больше всего на свете Еве хотелось преподнести Клинту Келли дар любви, и она точно знала, каким он должен быть. Она встала с кушетки, открыла свой кейс и вынула бланк договора о покупке. Заполнила его на сумму в сто семьдесят пять тысяч долларов. Ева знала, что Джуди согласится на эти условия. И прекрасно! Клинт должен жить здесь — этот дом и земля уже стали частью его.
   То, что она не вступит в «Клуб миллионщиков», было теперь не важно. Ева очень хотела сделать Клинту приятное. Она задула свечи и свернулась калачиком возле него. Этот сочельник был поистине волшебным.
   Первое, что услышала Ева в то рождественское утро, был стон. Она села на постели и взглянула на Клинта. Его лицо показалось ей красным.
   — Как ты себя чувствуешь?
   — Нормально, — сипло ответил он.
   — Ты совсем болен! Ты, наверное, простудился. — Она потрогала его лоб. — Горячий. У тебя жар!
   — Я никогда не болею, — запротестовал Клинт хриплым шепотом.