Барон схватил ребенка за плечи.
   - Ну, ну, - заговорил дядя резким, но примирительным тоном. Успокойся. Все уже в порядке.
   Но Фейд продолжал громко кричать, и это привело барона в неописуемую ярость.
   - Заткнись, я сказал. Нечего рыдать! Но ребенок так не считал и продолжал горько плакать. Тигр продолжал дико рычать и бросаться на решетку; хвост зверя со свистом рассекал воздух.
   - Молчать, я сказал! - Барон не знал, что делать. Его никогда не учили обращению с младенцами. - Прекрати же! Но от этой ругани Фейд закатывался еще громче. Как ни странно, но в этот момент барон вспомнил о двух дочерях, которых он зачал для Бене Гессерит. Во время его ожесточенного противостояния с Орденом семь лет назад он требовал, чтобы ему вернули детей, но теперь он понял, что должен благодарить Бога за то, что Преподобные Матери сами воспитали этих недозрелых созданий.
   - Питер! - заорал барон во всю силу своих легких, потом подошел к стене и начал стучать по ней своим огромным отекшим кулаком. - Питер де Фриз! Где мой ментат?
   Он кричал до тех пор, пока откуда-то из висевшего поблизости динамика не раздался высокий голос ментата:
   - Я иду к вам, мой барон.
   Фейд продолжал плакать. Когда барон снова подхватил его на руки, то понял, что мальчик намочил пеленки, и не только намочил...
   - Питер!
   В следующий момент в туннеле появился бегущий со всех ног ментат. Он, видимо, был где-то рядом, потому что никогда не отлучался далеко от своего господина.
   - Слушаю вас, мой барон.
   Владимир Харконнен, не говоря ни слова, всучил орущего ребенка в руки оторопевшего ментата.
   - Делай с ним что хочешь, пусть он только перестанет орать.
   Застигнутый врасплох Питер с недоумением смотрел на самого маленького из Харконненов.
   - Но, мой барон, я...
   - Делай, что я приказал! Ты мой ментат. Ты должен знать все, что мне надо, чтобы ты умел.
   Барон сжал оплывшие челюсти и едва удержался от хохота, глядя, как неумело взял ребенка де Фриз.
   Ментат держал "благоухающего" Фейда-Рауту, вытянув вперед руки и рассматривая ребенка, как представителя неведомого экзотического вида. Наблюдать выражение его лица было для барона вознаграждением за всю сегодняшнюю нервотрепку.
   - Не подведи меня, Питер. - Барон зашагал прочь, немного пошатываясь. Отсутствие одной подвески все же давало себя знать.
   Вслед за ним с плачущим ребенком на руках поспешил и Питер де Фриз, недоумевая, как успокоить младенца.
   ***
   Высокомерие возводит вокруг себя стены, за которыми пытается спрятать свои сомнения и страхи.
   Аксиома Бене Гессерит
   Уединившись в своих покоях и скрываясь от Лето, Кайлея оплакивала смерть своего отца. Стоя возле узкого окна башни, она уперлась пальцами в холодный каменный подоконник и устремила взор на серое бушующее море.
   Доминик Верниус был для нее загадкой. Храбрый и умный вождь, скрывавшийся на протяжении двадцати лет. Что он делал? Бежал от сражения, оставив жену на произвол наемных убийц и лишив детей законных прав на престол и наследство? А может быть, все эти годы он тайно прилагал бесплодные усилия, стараясь восстановить власть Дома Верниусов на Иксе? И вот теперь он мертв. Ее отец мертв. Такой энергичный и сильный человек. В это было трудно поверить. Испытывая щемящее чувство потери, Кайлея наконец осознала, что ей не суждено вернуться на Икс, не суждено обрести свои законные права.
   Мало этого, Лето в своей холодной жестокости дошел до того, что намеревается жениться на другой дочери Эказа, взамен старшей, похищенной и убитой грумманцами. Лето не посчитал нужным ответить ни на один вопрос, заданный ему Кайлеей. Женитьба - это дело государственной важности, сказал он ей накануне вызывающим тоном. А дела государственной важности решаются без участия какой-то там наложницы.
   Я была его любовницей больше шести лет. Я мать его сына - и только я могу по праву стать его женой.
   В душе была ноющая, грызущая сердце пустота, черная дыра, в которой гнездились лишь отчаяние и разбитые мечты. Настанет ли конец этим мучениям? После убийства старшей дочери Эказа Кайлея надеялась, что теперь-то Лето навсегда обратится к ней, но герцог все еще лелеял мечту выгодным браком укрепить политическое, военное и экономическое положение Дома Атрейдесов.
   Далеко внизу виднелись черные скалы, мокрые от водяного тумана, поднимавшегося от высоких волн, разбивающихся о пирс. В воздухе, громко крича, носились птицы, ловя на лету насекомых или ныряя за рыбой под бушующие волны. Море выбрасывало на скалы клочья зеленых водорослей; изломанная линия рифов окружала, словно кромка котла, кипящие волны.
   Будь проклята моя жизнь, подумала Кайлея. У меня украли все, что принадлежало мне по праву.
   Она вздрогнула, когда в покои, не постучавшись, как подобает придворной матроне, вошла Кьяра. Кайлея услышала позвякивание чашек и приборов на пестром подносе и уловила аромат кофе с пряностью, который сварила для нее старуха. Камеристка до сих пор сохранила юношескую живость движений, так не вязавшуюся со старушечьей кожей. Кьяра, стараясь не шуметь, поставила поднос на столик, потом взяла пузатый кофейник и разлила густой темно-коричневый напиток в две чашки. В свою чашку она положила сахар, а в чашку Кайлеи подлила сливки.
   С тяжелым сердцем иксианская принцесса взяла предложенную Кьярой чашку и сделала маленький глоток, стараясь не выказать удовольствия. Кьяра же отхлебнула добрую толику напитка и села в одно из кресел, словно была ровней первой наложнице герцога.
   Кайлея гневно раздула ноздри.
   - Ты позволяешь себе слишком большие вольности, Кьяра, - резко сказала она.
   Камеристка поверх чашки посмотрела на молодую женщину, которая в другой ситуации считалась бы одной из самых выгодных невест империи для любого Великого Дома.
   - Вы предпочитаете иметь компаньонку, леди Кайлея, или бездушную служанку? Я всегда была вашей подругой и доверенным лицом. Может быть, вы соскучились по механическим куклам, которых в Гран-Пале у вас было великое множество?
   - Не пытайся угадывать мои желания, - тусклым голосом вяло огрызнулась Кайлея, - я горюю о великом человеке, который погиб из-за предательства императора.
   Глаза Кьяры блеснули. Она не упустила шанса посыпать солью душевную рану Кайлеи.
   - Да, и ваша мать тоже погибла из-за этого. Вы не можете рассчитывать, что ваш брат что-либо сможет сделать для восстановления величия вашего Дома и возвращения ваших прирожденных прав. Вы, Кайлея, - с этими словами величественная старуха уставила в молодую женщину узловатый подагрический палец, - вы - единственное, что осталось от Дома Верниусов, вы - душа и сердце великой семьи.
   - Ты думаешь, что я этого не знаю? - Кайлея снова отвернулась к окну. Она не могла смотреть в лицо Кьяре, не могла смотреть в лицо никому, даже своему страху.
   Если Лето женится на этой дочери эрцгерцога... Она гневно тряхнула головой. Это будет хуже, чем терпеть в замке шлюху Джессику.
   Море Каладана простиралось до самого горизонта, небо затянули тучи, несущие зимний мрак. Глядя на невеселый пейзаж, Кайлея размышляла о своем ненадежном положении при дворе герцога Лето. Он взял ее под крыло в самый тяжелый час ее жизни, когда она была совсем девочкой, защитил, когда рухнул мир Дома Верниусов. Но те времена прошли безвозвратно. Как-то получилось, что привязанность и любовь, которые расцвели в их отношениях, незаметно увяли и умерли.
   - Естественно, вы боитесь, что герцог примет предложение и женится на Илезе Эказ, - сладким голосом добавила Кьяра. Старая змея вонзила стилет своего притворного сочувствия в сердце несчастной Кайлеи и теперь повернула лезвие в ране. Она точно рассчитала, как уколоть молодую женщину в самое больное место.
   Хотя Лето увлекся Джессикой, он иногда, похоже, больше по обязанности и не слишком часто, проводил ночи в постели Кайлеи. И она принимала его, как будто это была и ее обязанность. Честь Атрейдесов не позволяла Лето отринуть Кайлею, он не смог бы этого сделать, даже если бы совершенно охладел к ней. Лето избрал более утонченную пытку, оставшись с ней в близких отношениях, но не допуская до высот, которые принадлежали Кайлее по праву.
   О, как хотелось ей побывать на Кайтэйне! Кайлея жаждала носить роскошные изящные платья и блистающие драгоценности; она хотела пользоваться услугами десятков служанок, а не довольствоваться обществом компаньонки, которая прикрывала медком свой острый, как змеиное жало, язык. Глядя на Кьяру, Кайлея не могла оторвать взор от расплывчатого отражения старой фрейлины, ее тщательно завитых и ухоженных волос, которые придавали старухе такой благородный вид.
   Отражение казалось живым на стене сверкающего голубого обсидиана приобретенного Лето за огромную цену у хагальских торговцев камнями, чудесного дополнения к убранству Каладана. Лето называл эту стену "поверхностью созерцания", в ней Кайлея видела смутные тени окружавшего ее мира и могла бесконечно угадывать их значение. Голубой обсидиан был так редок, что лишь немногие Дома в империи могли позволить себе небольшие орнаменты из него, а Лето купил для своей наложницы целую зеркальную стену и камни для инкрустации стен банкетного зала в придачу.
   И все же Кайлея продолжала хмуриться. Кьяра утверждала, что Лето просто хотел купить этим подношением уступчивость Кайлеи, добиться того, чтобы наложница смирилась со своим положением, перестала жаловаться на судьбу и требовать перемен.
   И вот теперь неведомо откуда взявшийся Гурни Халлек рассказал, что редкий камень в действительности добывают на Гьеди Первой. Ах, какая ирония судьбы! Кайлея понимала, как ужалила эта новость неверное сердце Лето.
   Кьяра внимательно наблюдала за выражением лица своей леди, понимая, какие мысли появляются в ее голове. Старуха тотчас увидела рычаг, которым не замедлила воспользоваться.
   - Прежде чем Лето сможет жениться на этой дочке эрцгерцога Эказа, вам следует подумать о своих династических делах, миледи.
   Старуха поднялась и встала возле обсидиановой стены. В синеве дорогого вулканического стекла отражалась ее искаженная фигура, словно пойманная причудливо соединенными гранями сказочно-таинственной поверхности.
   - Забудьте о своем отце и брате, забудьте даже о себе. У вас есть сын, сын герцога Лето Атрейдеса. У вашего брата и Тессии нет детей, поэтому Виктор - прямой наследник Дома Верниусов.., и Дома Атрейдесов. Если с герцогом что-нибудь случится до того, как он женится и оставит потомство, то Виктор станет законным главой Дома Атрейдесов, а поскольку мальчику всего лишь шесть лет, то вы на много лет станете регентшей, миледи. Это превосходная и ясная перспектива.
   - Что ты имеешь в виду, говоря: "если с герцогом что-нибудь случится"?
   Кайлея сжала кулаки. Она слишком хорошо поняла смысл предложения старухи.
   Притворно смутившись, Кьяра допила кофе и налила себе еще чашку, не спросив разрешения.
   - Герцог Пауль Атрейдес был убит во время корриды. Это был несчастный случай. Вы же сами присутствовали при его гибели, разве не так?
   Кайлея живо вспомнила все подробности того страшного боя; перед ее мысленным взором явственно встала окровавленная фигура старого герцога, убитого быком на Плаза де Торос. То трагическое происшествие сделало сына старого Пауля герцогом за много лет до положенного срока. Лето был в то время почти ребенком.
   Не хочет ли Кьяра намекнуть, что это была не случайная смерть? До Кайлеи доходили разные слухи, впрочем, быстро заглохшие, но она считала их досужей ревнивой болтовней. Старуха замолчала, заминая опасную и скользкую тему.
   - Эту идею не стоит рассматривать всерьез. Я понимаю это, моя дорогая. Я упомянула об этом так, по ходу нашего спора.
   Кайлея, однако, не могла отделаться от тайной мысли, которую заронили в ее сознание ядовитые слова старухи. Она тоже не могла представить себе иного пути сделать своего сына главой Великого Дома Ландсраада. В противном случае Дом Верниусов просто пресечется. Кайлея плотно прикрыла глаза.
   - Если Лето в конце концов примет предложение руки Илезы Эказ, то вы останетесь ни с чем. - Кьяра взяла со столика поднос и сделала вид, что хочет уйти. Семена посеяны, осталось ждать всходов. - Ваш герцог уже проводит слишком много времени с этой шлюхой из Бене Гессерит. Ясно, что вы для него ничего не значите. Я сомневаюсь, что он вообще помнит о тех обещаниях, которые давал вам в пылу страсти.
   Кайлея заморгала от удивления. Откуда старуха могла знать, что шептал ей в постели Лето. Но мысль о том, что герцог Атрейдес ласкает юную бронзоволосую Джессику, целует ее в чувственные полные губы и гладкие упругие щеки, превратила раздражение от навязчивости Кьяры в ненависть к Лето.
   - Вы должны задать себе трудный вопрос, миледи. Чему должны вы сохранять верность: герцогу Лето или своей семье?
   Он не желает дать вам свое имя, а это значит, что вы навсегда останетесь Кайлеей Верниус.
   Старуха убрала поднос, оставив Кайлее чашку остывшего кофе. Кьяра вышла, не попрощавшись и не спросив, нужно ли что-нибудь ее госпоже.
   Кайлея осталась в своих покоях, бездумно глядя на безделушки и дорогие украшения и думая о тех невосполнимых потерях, которые она понесла: утратив принадлежность к аристократическому Великому Дому и права на Гран-Пале, она потеряла малейший шанс присоединиться к императорскому двору. С болью в сердце посмотрела она на нарисованный ею карандашный портрет отца. Она вспомнила сердечный смех Доминика, вспомнила, как этот большой лысый человек учил ее управлять делами технологической империи Икса. Потом с тем же щемящим чувством утраты она подумала о своем сыне Викторе и о тех вещах, которых он также будет навсегда лишен.
   Самым трудное - принять ужасное решение. Когда оно было принято, все остальное показалось Кайлее мелкими простыми деталями.
   ***
   Индивид - вот ключ, конечная действующая единица всех биологических процессов.
   Пардот Кинес
   Лиет Кинес много лет всей душой страдал по прекрасной темноволосой Фаруле. Но теперь, когда женитьба на ней стала близкой реальностью, он не испытывал ничего, кроме щемящей пустоты и чувства долга. Чтобы соблюсти обычай, свадьбу назначили через три месяца после смерти Варрика, хотя и Лиет, и Фарула знали, что их бракосочетание предрешено.
   Молодой Кинес поклялся в этом своему погибшему другу.
   По фрименскому закону мужчина брал жену и детей человека, убитого им в поединке на ножах или в рукопашной схватке. Однако Фарула не была ганамой, военным трофеем. Лиет говорил об этом с наибом Хейнаром, признался ему в любви и преданности, повторив слова клятвы, которую он дал Варрику, пообещав заботиться о его жене, как о самой драгоценной женщине, и о его ребенке, как о собственном сыне.
   Старый Хейнар внимательно смотрел на Лиета своим единственным глазом. Наиб знал всю подноготную происшедшего, знал, какую жертву принес Варрик племени во время бури Кориолиса. Старейшины сиетча Красной Стены считали, что Варрик погиб в пустыне. Видения, которые, как он утверждал, были ниспосланы ему Богом, оказались ложными, ибо он не выдержал испытания Водой Жизни. Поэтому Хейнар дал свое разрешение, и Лиет Кинес стал готовиться к бракосочетанию с дочерью наиба.
   Сидя в своей комнате, отгородившись от внешнего мира тяжелой занавесью из цветных волокон пряности, Лиет размышлял о своей вынужденной женитьбе. Суеверные фрименские законы не позволяли ему встречаться с Фарулой в течение двух дней до свадебной церемонии. Мужчина и женщина должны были за этот срок пройти менди, ритуал очищения. Это время жених и невеста проводили в украшении тела, написании взаимных посвящений и любовных стихов, которыми после свадьбы они должны были поделиться друг с другом.
   Однако вместо этого Лиет был погружен в постыдные раздумья относительно того, не послужил ли он сам причиной случившегося. Не был ли он когда-то охвачен бешеным желанием увидеть белый бриан? Тогда и он, и Варрик одинаково безумно были влюблены в Фарулу и желали добиться ее руки. Лиет тогда попытался принять свое поражение и проявить великодушие, подавив самолюбие, которое так и не позволило ему забыть, насколько сильно он продолжал желать Фарулу.
   Не мои ли тайные желания послужили причиной трагедии?
   И вот Фарула скоро станет его законной женой; но это будет союз, основанный на взаимной печали.
   "Прости меня, мой единственный друг Варрик". Лиет продолжал праздно сидеть и ждать, когда наступит положенный час и в сиетче начнется брачный церемониал. Он не хотел жениться на Фаруле, во всяком случае, на таких условиях и в таком положении.
   Тяжелые занавеси, прикрывавшие вход, с шорохом распахнулись, и в пещеру вошла мать Лиета. Фриет улыбнулась сочувственной и все понимающей улыбкой. Мать принесла с собой фляжку, сшитую из кусков красиво вышитой кожи и промазанную по швам смолой, добытой из пряности. Фриет держала фляжку так, словно это было бесценное сокровище, дар, стоивший всех сокровищ мира.
   - Я принесла тебе нечто самое дорогое в подарок по случаю твоей свадьбы.
   Лиет очнулся от своих невеселых дум.
   - Я никогда прежде не видел этой фляжки.
   - Говорят, что когда женщина чувствует, что ее новорожденному сыну предуготована необычная судьба, что он совершит в будущем великие деяния, то она велит повитухам дистиллировать амниотическую жидкость и сохранить ее. Мать может подарить эту воду сыну в день его бракосочетания. - С этими словами она протянула Лиету фляжку. - Храни ее как зеницу ока, Лиет. Это последнее смешение моей и твоей сущности, происшедшее тогда, когда мы с тобой были еще единым телом. Теперь ты соединяешь свою жизнь с другой женщиной. Два соединенных сердца увеличивают свою силу во много раз больше, чем вдвое.
   Дрожа от волнения, Лиет принял мягкую кожаную фляжку.
   - Это самый большой дар, который я могу преподнести тебе, - сказала Фриет, - в этот важный, но очень трудный для тебя день.
   Глядя на мать, Лиет увидел, с каким напряжением она смотрит ему в глаза. Те чувства, которые были написаны на лице сына, напугали мать.
   - Нет, мама, ты дала мне жизнь, а это гораздо больший дар.
   ***
   Когда молодожены предстали перед людьми сиетча, мать Лиета и молодые женщины удалились в специально отведенное место, а старейшие выступили вперед, чтобы представлять молодого жениха. Мальчик Лиетчих, сын Варрика, молча стоял возле своей матери.
   Пардот Кинес, который по случаю бракосочетания своего сына прервал свою землеустроительную деятельность, непрерывно улыбался, удивляясь той гордости, которая переполняла его при мысли о женитьбе сына.
   Старший Кинес вспомнил свою свадьбу, которая состоялась далекой памятной ночью в дюнах. Как же давно это было: вскоре после его прибытия на Арракис. Он тогда проводил почти все время в отчужденном уединении. Незамужние фрименские девушки, как безумные, кружились по песку в неистовом танце. Слова церемонии произнесла Сайаддина.
   Его брак с Фриет оказался довольно удачным. Жена родила ему прекрасного сына, которого он воспитывал как преемника, который, настанет день, продолжит дело его, Пардота, жизни. Кинес улыбнулся Лиету и вдруг вспомнил, что имя Лиет происходит от имени Улиет, а так звали человека, которого Хейнар и старейшины послали убить Пардота Кинеса, сочтя того опасным чужестранцем, смущавшим фрименов своими дикими мечтаниями.
   Но убийца осознал величие замыслов Кинеса и, поверив в них, убил себя, бросившись на свой нож. Фримены придавали очень большое значение знамениям и символам, и с тех пор десять миллионов человек - население всех сиетчей были готовы по первому зову выполнять любые приказания уммы Кинеса. Преобразование Дюны - посадки растений и ограничение площади пустыни продвигалось вперед необычайно быстрыми темпами.
   Пара молодоженов стояла перед собранием народа, и глядя, как Лиет, не скрывая желания, смотрит на невесту, Пардот обеспокоился таким вниманием сына, открытостью его кровоточащего сердца. Старший Кинес очень любил сына, но любил по-особому, как свое продолжение. Пардот Кинес хотел, чтобы Лиет принял мантию планетолога, когда настанет время передать ее преемнику.
   В отличие от отца Лиет казался очень уязвимым и подверженным влиянию эмоций. Пардот, например, довольно сильно любил свою жену и был к ней привязан, но все же она, выполняя свои традиционные обязанности, была для него лишь хорошей женой и не более того. Гораздо выше, чем супружеские отношения, Пардот ставил свою важную работу. Старший Кинес был захвачен мечтами и идеями. Он чувствовал страстное желание превратить пустынную планету в зеленый рай. Но именно из-за этого он не мог по-настоящему увлечься другим человеком и раствориться в нем.
   Наиб Хейнар сам провел брачную церемонию, потому что Сайаддина была не в состоянии совершить дальнее путешествие через пески. Слушая клятвы, которые молодые приносили друг другу, Пардот вдруг ощутил какую-то свинцовую тяжесть, нависшую над всем происходящим, и испугался за душевное здоровье сына.
   Лиет: "Ублаготвори мои глаза, и я ублаготворю твое сердце".
   Фарула (в ответ): "Ублаготвори меня своей стопой, и я ублаготворю руки твои".
   "Ублаготвори меня в снах, и я ублаготворю тебя наяву".
   Фарула закончила ритуальный обмен молитвами: "Ублаготвори меня по своему желанию, и я ублаготворю твои чаяния".
   Взяв в свои жилистые ладони руки жениха и невесты, Хейнар соединил их и поднял вверх, чтобы все люди сиетча могли видеть свершившееся бракосочетание.
   - Теперь плоть ваша едина в Воде.
   Раздался шум, который, нарастая, стал сердечным, счастливым и благословляющим. Фарула и Лиет почувствовали сильное облегчение.
   ***
   Позже, после совершения церемонии брака, Пардот наткнулся на сына в одном из переходов сиетча. Он неловко обхватил Лиета за плечи, изобразив некое подобие объятий.
   - Я так счастлив за тебя, сынок. - Отец с трудом подыскивал нужные слова. - Ты ведь так много лет желал эту девушку, да?
   Он улыбнулся, но Лиет вдруг вспыхнул от гнева, словно отец нанес ему запрещенный удар ниже пояса.
   - Зачем ты мучаешь меня, отец? Или ты считаешь, что мало преуспел в этом отношении?
   Изумленный Пардот отступил назад, выпустив из рук плечи сына.
   - О чем ты говоришь? Я поздравляю тебя с бракосочетанием. Разве это не та женщина, с которой ты так хотел быть вместе? Я думал...
   - Хотел, но не так! Как я могу быть счастлив, когда надо мной постоянно висит тяжкая тень мертвеца? Может быть, через несколько лет это пройдет, но пока мне очень больно.
   - Лиет, в чем дело, сынок?
   Выражение лица Пардота сказало Листу все, что он хотел знать о своем отце.
   - Ты ничего не понял, правда, отец? Великий умма Кинес, - Лиет горько рассмеялся, - со своими посадками, дюнами, погодными станциями и климатическими картами. Ты так слеп, что мне жаль тебя.
   Планетологу стоило большого труда докопаться до смысла гневных слов сына; значение складывалось медленно, как кусочки мозаичной головоломки.
   - Варрик.., был твоим другом. - Пардот несколько мгновений помолчал. Но ведь он погиб случайно, в буре, не так ли?
   - Отец, ты так ничего и не понял. - Лиет понуро опустил голову. - Я горжусь твоими мечтами о будущем Дюны, но ты смотришь на весь наш мир, как на грандиозный эксперимент, как на испытательный полигон, где ты пробуешь на прочность теории и собираешь данные. Неужели ты не видишь, что это не эксперимент? Это не подопытные кролики, это люди. Фримены. Они приняли тебя в свою семью, дали тебе жизнь. Дали тебе сына. Я - фримен.
   - Я тоже, - с достоинством отпарировал Пардот. Тихим хрипловатым голосом, так, чтобы никто, кроме отца, не смог услышать его слов, Лиет сказал:
   - Ты просто пользуешься ими. Изумленный Пардот не знал, что ответить. Лиет продолжал говорить, и голос его становился все громче и громче. Он понимал, что люди сиетча услышат его спор с Пардотом Кинесом и будут обеспокоены трениями между великим планетологом и его наследником.
   - Ты всю жизнь говорил со мной, отец. Но, вспоминая наши разговоры, я слышу только рассуждения о ботанических станциях и обсуждения новых фаз насаждения растительной жизни. Ты когда-нибудь говорил со мной о матери? Ты когда-нибудь говорил со мной как отец, а не как.., коллега?
   Лиет ударил себя в грудь.
   - Я чувством разделяю твои мечты. Я вижу те чудеса, которые ты принес в самые заповедные уголки нашей пустыни. Я понимаю, какая мощь таится в глубине песков Дюны. Но даже когда ты закончишь все, что задумал, то заметишь ли ты сам свое свершение? Постарайся придать человеческое лицо своим планам и подумай, кто будет пожинать плоды твоих усилий. Посмотри на лицо младенца. Посмотри в глаза старухе. Живи настоящей жизнью, отец!
   Пардот беспомощно сгорбился на скамье, упершись спиной в грубый камень стены перехода.
   - Я.., я хотел сделать, как лучше, - сказал он, и слова застревали у него в горле. Он смотрел на сына, и глаза его наполнялись слезами стыда и растерянности. - Ты действительно мой последователь. Иногда я думал: сможешь ли ты когда-нибудь научиться всему, что необходимо знать планетологу? Но теперь я вижу, что ошибался. Ты понимаешь гораздо больше, чем я мог себе представить.
   Лиет присел на скамью рядом с отцом. Поколебавшись, планетолог положил руку на плечо сына, и в этом жесте было теперь намного больше смысла. Лиет взял Пардота за руку и, испытывая чисто фрименское удивление, смотрел на слезы, которые текли по щекам отца.