Страница:
– Граф никогда не давал мне ни единого повода даже на минуту заподозрить его в особом ко мне расположении.
Мистер Тэвернер внимательно посмотрел на нее.
– А мне казалось как раз наоборот. Иногда я даже боялся, что вы сами склонялись к тому, чтобы отвечать ему тем же.
– Никоим образом! – резко возразила Джудит. – Совершенно абсурдная мысль! Мне абсолютно безразлично, что он обо мне думает. Я только жду не дождусь того дня, когда освобожусь от его опекунства!
Мистер Тэвернер со значением произнес:
– И я тоже, Джудит, жду не дождусь этого дня.
На следующий вечер миссис Скэттергуд и мисс Тэвернер взяли закрытый экипаж и ровно в девять часов были возле увенчанного куполом подъезда павильона. Их провели через восьмигранный вестибюль, освещенный китайским фонарем, висевшим под крышей в форме шатра, и они оказались во входном зале. Это была квадратная комната, в которой потолок был расписан так, чтобы создавалось впечатление лазурного неба с кудрявыми облачками. Здесь дамы могли оставить свои шали и тщательно поглядеть на себя в зеркало, висевшее над мраморным камином. Миссис Скэттергуд назвала их имена одному из ливрейных лакеев, стоявших по обе стороны от двери, расположенной в глубине зала. Лакей громко произнес их имена, и они прошли через дверь, ведущую в Китайскую галерею.
Там собралась довольно многочисленная компания. Принц-регент стоял в центральной части галереи и, по мере появления своих гостей, приветствовал их. Всех входивших сразу же привлекала к себе его великолепная фигура – принц имел особое пристрастие к пышным нарядам. И хотя обхват талии у него был весьма значительным, это нисколько не мешало ему носить самые замысловатые жилеты и яркие фраки. Врачи запретили принцу исправлять дефекты его фигуры, прибегая к затяжкам или шнуровкам, ибо это могло привести даже к смертельному результату. А так как принц-регент всегда очень беспокоился о состоянии своего здоровья, он подчинился воле врачей. Однако, вопреки всей его тучности и явным следам беспутной жизни, которые очевидно проступали в нем, какие-то признаки напоминали о принце Флоризеле, который так очаровывал собою весь мир тридцать с лишним лет тому назад.
Когда миссис Скэттергуд, отвесив хозяину павильона нижайший поклон, испросила его разрешения представить ему мисс Тэвернер, принц-регент улыбнулся и с искренним добродушием пожал Джудит руку. Это его добродушие часто привлекало к нему очень многих, коих он затем умудрялся отвергать без малейшего угрызения совести. Принц-регент, хорошо зная, как использовать свои великолепные чары, тут же подтвердил, что прекрасно помнит миссис Скэттергуд и счастлив снова ее видеть (и в таком отличном здравии!), а также очень рад познакомиться с ее юной подругой. Просто невозможно было себе представить, что такой приветливый человек, как принц-регент, сделал все возможное, чтобы расстроить опасные планы своего отца, что он сумел отказаться от двух жен по причине их ненадобности, а также без всякого содрогания сердца отвергнуть всех друзей, которые начали его хоть как-то утомлять. Мисс Тэвернер знала, что принц – эгоистичный, капризный и может легко впасть в любую крайность. Но все это было мгновенно ею забыто, когда он повернулся к ней и, озаряя ее своей привлекательной улыбкой, очень любезно сказал:
– Вам, должно быть, известно, мисс Тэвернер, что один член нашей семьи рассказал мне о вас столько хорошего, что я давно уже горел желанием с вами познакомиться!
Джудит не знала, куда деть глаза. Но взгляд принца был настолько приветлив, что она осмелилась ответить улыбкой на его улыбку, едва слышно прошептав, что он чрезвычайно любезен.
– Это ваш первый приезд в Брайтон? – спросил принц-регент. – И долго ли вы собираетесь здесь пробыть? Я уже привык считать этот город настолько моим, что нахожу для себя вполне уместным сказать вам: «Добро пожаловать!»
– Благодарю вас, сир. Я в Брайтоне первый раз. Если бы мне только было позволено, я бы осталась здесь навсегда.
– Превосходно! – весело сказал принц-регент. – Это то, что чувствую и я, уверяю вас, мисс Тэвернер. Прошло уже столько лет с тех пор, как я впервые сюда приехал, а, как вы, наверное, знаете, мы тогда называли это место не Брайтон, а Брайтельстоун, но вы можете заметить, как этот город меня захватил! Обстоятельства вынудили меня ограничиться, и я построил для себя здесь всего лишь небольшой летний дворец. Даю вам слово, что я приезжаю и живу в нем при первой же возможности.
– А я абсолютно уверена, что в этом нет ничего удивительного, сир! – произнесла миссис Скэттергуд, поскольку отчасти эти слова предназначались и ей. – Я очень часто рассказывала мисс Тэвернер о красоте и элегантности вашего павильона. Ему просто нет равных в мире!
Принц-регент, видимо, остался очень доволен таким ответом и улыбнулся, хотя, в знак несогласия со столь высокой похвалой своего детища он сделал протестующий жест рукой.
– На мой взгляд, оный павильон просто необычный, – произнес он. – Я никоим образом не хочу сказать, что он – само совершенство, но мне он подходит, а у тех, на чей вкус и мнение я могу положиться, он вызывает восхищение. Осмелюсь предположить, что мисс Тэвернер заинтересуют некоторые образцы китайского искусства, которые она здесь увидит. Например, свет прямо у нас над головами, – продолжал принц, указывая на горизонтальную застекленную крышу из цветного стекла, сделанную посередине потолка. – Это изображение Мен-Чина, Бога грома; он, как вы видите, окружен барабанами и находится в состоянии полета.
Мисс Тэвернер подняла глаза к потолку и высказала свое восхищение. Принц сердечно пригласил ее осмотреть все, что ей только захочется. Похоже, он даже был готов сам провести ее по всей галерее, если бы не его обязанности хозяина, из-за которых он вынужден оставить мисс Тэвернер, чтобы принять следующего гостя, его имя как раз в этот момент называл лакей.
Миссис Скэттергуд и мисс Тэвернер отошли к тому месту, где стояла одна из знакомых миссис Скэттергуд. А пока пожилые дамы беседовали, у мисс Тэвернер появилась возможность оглядеться и прийти в восторг от всего увиденного ею.
То, что поразило ее в наружном облике павильона, давало ей основание предположить, что его интерьер превзойдет все ее ожидания. Но такой красоты она даже и представить себе не могла. Галерея, где сейчас стояла Джудит, была невероятно длинная. Частично она подразделялась на пять секций неравного размера. Для этого была сделана решетка, похожая на бамбуковую. Но при более близком рассмотрении выяснилось, что это не бамбук, а раскрашенное железо. Вокруг центральной секции висел китайский балдахин с колокольчиками, сделанный из такой же решетки. Сверху, через дверь, на полу отражался сводчатый потолок. Сквозь него лучился свет, тот самый, на который Джудит указал принц. Полка над камином, изготовленная из латуни и железа, тоже была сделана так, что напоминала бамбуковую. Она размещалась точно напротив среднего входа в зал. А по обе стороны от этой каминной доски были сделаны две ниши, окантованные желтым мрамором. В них были горки для фарфора. Насколько могла заметить мисс Тэвернер, по-видимому, такие же ниши были и в других секциях. Кроме того, тут были еще два углубления, в каждом из которых возвышалась фарфоровая пагода. В углах висели светильники из цветного стекла. Помимо этого, мягкий свет шел также и от боковых ламп, спрятанных в стеклянных тюльпанах и в цветках лотоса, которые украшали три камина галереи. В наружных комнатах проходили два лестничных пролета, тоже отделанные под бамбук. И лицевая сторона дверей была покрыта зеркалами, отражавшими интерьер галереи, отчего она казалась бесконечной. Стены были сделаны из досок шириною не более семи дюймов.
На них были навешены холсты, на которые в качестве грунтовки была нанесена краска цвета распускающегося персика. А на этой грунтовой краске светло-синим карандашом были нарисованы скалы, деревья, кусты, птицы и цветы. Все кресла и кушетки были цвета слоновой кости с черным рисунком. А дневной свет проникал только сквозь стекла, установленные в нескольких сводчатых крышах, а также через окно из цветного стекла, расположенное над одной из лестниц. Второе же окно – симметрично первому расположенное над другой лестницей – было не настоящим, а лишь имитацией.
Пока Джудит разглядывала все вокруг и поражалась, вошел лакей с подносом, на котором стояли различные блюда с угощениями. Она взяла чашечку кофе и повернулась, чтобы присесть. В этот момент она увидела прямо у себя под боком мистера Брюммеля. На нем был самый простой черный фрак и бриджи. На фоне всей этой сверкающей красоты мистер Брюммель выглядел на редкость неуместно.
– Вы ошеломлены, мисс Тэвернер? – поинтересовался он.
– Мистер Брюммель! Я и не знала, что вы в Брайтоне! Честное слово, не знала! Да, я ошеломлена – это все очень, очень красиво – просто необыкновенно! – Джудит заметила на его губах слабую, недоверчивую улыбку, которая обычно выражала его неодобрение. Она с облегчением вздохнула. – Вам тоже здесь не нравится? – заметила она.
– А мне показалось, что, на ваш взгляд, все здесь очень красиво?
– Ну, наверное, так оно и есть. Потому что все просто в восторге.
– И вы слышали, что я тоже выражал такой же восторг?
– Нет, не слышала. Но…
– Ну тогда нет никаких оснований, чтобы вы считали все это прекрасным.
Джудит улыбнулась.
– Умоляю, мистер Брюммель, не отчитывайте меня! Если вы собираетесь мне делать выговор, у меня в этом строгом ужасном мире не останется никакой поддержки. Вы ведь должны знать, что я сейчас в некоторой опале.
– Я слышал какие-то слухи. Если для вас мой совет что-нибудь значит, я вам кое-что порекомендую.
– Я слушаю вас, – охотно проговорила Джудит. Мистер Брюммель открыл табакерку так, как неповторимо умел делать только он, и взял щепотку табака.
– Ездите на своем фаэтоне, – сказал он. – Очень глупо, что вы не подумали об этом сами.
– Ездить на моем фаэтоне? – повторила Джудит.
– Конечно! При первой же возможности и во всех тех местах, где вас меньше всего ждут. Разве не сказал я вам однажды, мисс Тэвернер, чтобы вы не допускали ошибок?
Мисс Тэвернер ответила не сразу.
– Понимаю. Вы совершенно правы, именно это мне бы следовало сделать сразу. Я у вас в долгу.
Гости начали двигаться к северной части галереи в сторону зеркальных дверей. Двери эти распахнулись прямо в музыкальный салон, где должен был состояться концерт. Принц-регент обратился к мистерю Брюммелю и спросил его мнение об одном изделии из севрского фарфора, которое принц в этот момент показывал кому-то из гостей. Мисс Тэвернер вернулась к своей компаньонке. Они присоединились к общей процессии и вскоре оказались в огромной комнате, убранство которой затмило все увиденное Джудит раньше.
На первый взгляд, все здесь сливалось в яркое пламя из золота и пурпура. Но после первого ошеломляющего впечатления Джудит смогла более внимательно все рассмотреть. Оказалось, что она стоит не в каком-то фантастическом дворце, который может только присниться во сне, но в реальной квадратной комнате. В каждом конце этой комнаты были прямоугольные ниши, выполненные в красочном восточном стиле. Стены комнаты увенчивал карниз, украшенный щитом. Карниз поддерживали колонны с сетчатым узором из сверкающего сусального золота. А поверх карниза шла восьмиугольная галерея, состоящая из ряда эмпирических арок и окон такой же формы. Над галереей поднимался выгнутый свод, украшенный наверху орнаментом из золотых и шоколадных листьев. А уже над этим сводом располагался центральный купол, облицованный блестящими золотыми и зелеными плитками. Центр купола украшал большой лиственный орнамент. Из чашечки цветка свисала громадная хрустальная люстра в виде пагоды. К люстре на цепи была приделана лампа, напоминающая водяную лилию из золотых, белых и темно-красных лепестков. С нижней стороны на лампе держались четыре позолоченных дракона, а под ними висела стеклянная лилия меньшего размера.
Ниши в северном и южном концах зала были покрыты балдахинами на выпуклых подставках, имитировавшими бамбук и завязанными лентами. В этих нишах прятались четыре входа в зал. Каждый вход был под желто-красным и золотым балдахином, украшенным колокольчиками и драконами. Балдахины поддерживались позолоченными колоннами, на которых было еще больше драконов. На стенах висели двенадцать картин, изображавших окрестности Пекина. Виды были выполнены ярко-желтой краской на темно-красном фоне. Рамы у картин были тоже все с драконами. Драконы извивались и над оконными шторами из синего и ярко-красного атласа и из желтого шелка. На полу лежал гигантского размера аксминстерский ковер, на котором на бледно-синем фоне буйно веселились золотые солнца, звезды, змеи и драконы. Все кресла и диваны были обиты атласом желтого и голубого цвета.
У западной стены в камине с мраморными скульптурами горел огонь. На каминной доске стояли большие часы, удивлявшие всех своей крайней неуместностью. Хотя на основании корпуса часов опять был неизбежный для этого зала дракон, на их верхней части, к всеобщему удивлению, стояли Венера и Купидон, а к ним поднимались Марс и Павлин Любви.
Мисс Тэвернер была настолько подавлена всем увиденным, что, не переставая, только моргала. Ее изнуряла стоявшая в зале жара. Все дамы непрерывно обмахивались веерами. Мисс Тэвернер почувствовала, что ей становится дурно, а драконы и разноцветные огни вдруг начали как-то странно плясать перед ее глазами. И если бы она в этот момент не села на стул, она была уверена, что просто бы лишилась чувств.
Через пару минут Джудит пришла в себя и смогла с удовольствием дослушать концерт. В свои юные годы регент обучался игре на виолончели у знаменитого Кроссбиля. Будучи очень музыкальным, он сейчас отстукивал ногою ритм. Герцог Кумберландский разглядывал в упор самых хорошеньких женщин, чем приводил их в крайнее смущение. Мистер Брюммель упорно смотрел в пространство перед собою с выражением безмерной усталости, и лицо его являло предел всякого терпения. А сэр Джон Лейд больше всего на свете походил на кучера с почтового дилижанса, который попал в павильон по чистой случайности: он заснул в уголке дивана и тихонько похрапывал, пока не наступило время расходиться по домам.
ГЛАВА XVIII
Мистер Тэвернер внимательно посмотрел на нее.
– А мне казалось как раз наоборот. Иногда я даже боялся, что вы сами склонялись к тому, чтобы отвечать ему тем же.
– Никоим образом! – резко возразила Джудит. – Совершенно абсурдная мысль! Мне абсолютно безразлично, что он обо мне думает. Я только жду не дождусь того дня, когда освобожусь от его опекунства!
Мистер Тэвернер со значением произнес:
– И я тоже, Джудит, жду не дождусь этого дня.
На следующий вечер миссис Скэттергуд и мисс Тэвернер взяли закрытый экипаж и ровно в девять часов были возле увенчанного куполом подъезда павильона. Их провели через восьмигранный вестибюль, освещенный китайским фонарем, висевшим под крышей в форме шатра, и они оказались во входном зале. Это была квадратная комната, в которой потолок был расписан так, чтобы создавалось впечатление лазурного неба с кудрявыми облачками. Здесь дамы могли оставить свои шали и тщательно поглядеть на себя в зеркало, висевшее над мраморным камином. Миссис Скэттергуд назвала их имена одному из ливрейных лакеев, стоявших по обе стороны от двери, расположенной в глубине зала. Лакей громко произнес их имена, и они прошли через дверь, ведущую в Китайскую галерею.
Там собралась довольно многочисленная компания. Принц-регент стоял в центральной части галереи и, по мере появления своих гостей, приветствовал их. Всех входивших сразу же привлекала к себе его великолепная фигура – принц имел особое пристрастие к пышным нарядам. И хотя обхват талии у него был весьма значительным, это нисколько не мешало ему носить самые замысловатые жилеты и яркие фраки. Врачи запретили принцу исправлять дефекты его фигуры, прибегая к затяжкам или шнуровкам, ибо это могло привести даже к смертельному результату. А так как принц-регент всегда очень беспокоился о состоянии своего здоровья, он подчинился воле врачей. Однако, вопреки всей его тучности и явным следам беспутной жизни, которые очевидно проступали в нем, какие-то признаки напоминали о принце Флоризеле, который так очаровывал собою весь мир тридцать с лишним лет тому назад.
Когда миссис Скэттергуд, отвесив хозяину павильона нижайший поклон, испросила его разрешения представить ему мисс Тэвернер, принц-регент улыбнулся и с искренним добродушием пожал Джудит руку. Это его добродушие часто привлекало к нему очень многих, коих он затем умудрялся отвергать без малейшего угрызения совести. Принц-регент, хорошо зная, как использовать свои великолепные чары, тут же подтвердил, что прекрасно помнит миссис Скэттергуд и счастлив снова ее видеть (и в таком отличном здравии!), а также очень рад познакомиться с ее юной подругой. Просто невозможно было себе представить, что такой приветливый человек, как принц-регент, сделал все возможное, чтобы расстроить опасные планы своего отца, что он сумел отказаться от двух жен по причине их ненадобности, а также без всякого содрогания сердца отвергнуть всех друзей, которые начали его хоть как-то утомлять. Мисс Тэвернер знала, что принц – эгоистичный, капризный и может легко впасть в любую крайность. Но все это было мгновенно ею забыто, когда он повернулся к ней и, озаряя ее своей привлекательной улыбкой, очень любезно сказал:
– Вам, должно быть, известно, мисс Тэвернер, что один член нашей семьи рассказал мне о вас столько хорошего, что я давно уже горел желанием с вами познакомиться!
Джудит не знала, куда деть глаза. Но взгляд принца был настолько приветлив, что она осмелилась ответить улыбкой на его улыбку, едва слышно прошептав, что он чрезвычайно любезен.
– Это ваш первый приезд в Брайтон? – спросил принц-регент. – И долго ли вы собираетесь здесь пробыть? Я уже привык считать этот город настолько моим, что нахожу для себя вполне уместным сказать вам: «Добро пожаловать!»
– Благодарю вас, сир. Я в Брайтоне первый раз. Если бы мне только было позволено, я бы осталась здесь навсегда.
– Превосходно! – весело сказал принц-регент. – Это то, что чувствую и я, уверяю вас, мисс Тэвернер. Прошло уже столько лет с тех пор, как я впервые сюда приехал, а, как вы, наверное, знаете, мы тогда называли это место не Брайтон, а Брайтельстоун, но вы можете заметить, как этот город меня захватил! Обстоятельства вынудили меня ограничиться, и я построил для себя здесь всего лишь небольшой летний дворец. Даю вам слово, что я приезжаю и живу в нем при первой же возможности.
– А я абсолютно уверена, что в этом нет ничего удивительного, сир! – произнесла миссис Скэттергуд, поскольку отчасти эти слова предназначались и ей. – Я очень часто рассказывала мисс Тэвернер о красоте и элегантности вашего павильона. Ему просто нет равных в мире!
Принц-регент, видимо, остался очень доволен таким ответом и улыбнулся, хотя, в знак несогласия со столь высокой похвалой своего детища он сделал протестующий жест рукой.
– На мой взгляд, оный павильон просто необычный, – произнес он. – Я никоим образом не хочу сказать, что он – само совершенство, но мне он подходит, а у тех, на чей вкус и мнение я могу положиться, он вызывает восхищение. Осмелюсь предположить, что мисс Тэвернер заинтересуют некоторые образцы китайского искусства, которые она здесь увидит. Например, свет прямо у нас над головами, – продолжал принц, указывая на горизонтальную застекленную крышу из цветного стекла, сделанную посередине потолка. – Это изображение Мен-Чина, Бога грома; он, как вы видите, окружен барабанами и находится в состоянии полета.
Мисс Тэвернер подняла глаза к потолку и высказала свое восхищение. Принц сердечно пригласил ее осмотреть все, что ей только захочется. Похоже, он даже был готов сам провести ее по всей галерее, если бы не его обязанности хозяина, из-за которых он вынужден оставить мисс Тэвернер, чтобы принять следующего гостя, его имя как раз в этот момент называл лакей.
Миссис Скэттергуд и мисс Тэвернер отошли к тому месту, где стояла одна из знакомых миссис Скэттергуд. А пока пожилые дамы беседовали, у мисс Тэвернер появилась возможность оглядеться и прийти в восторг от всего увиденного ею.
То, что поразило ее в наружном облике павильона, давало ей основание предположить, что его интерьер превзойдет все ее ожидания. Но такой красоты она даже и представить себе не могла. Галерея, где сейчас стояла Джудит, была невероятно длинная. Частично она подразделялась на пять секций неравного размера. Для этого была сделана решетка, похожая на бамбуковую. Но при более близком рассмотрении выяснилось, что это не бамбук, а раскрашенное железо. Вокруг центральной секции висел китайский балдахин с колокольчиками, сделанный из такой же решетки. Сверху, через дверь, на полу отражался сводчатый потолок. Сквозь него лучился свет, тот самый, на который Джудит указал принц. Полка над камином, изготовленная из латуни и железа, тоже была сделана так, что напоминала бамбуковую. Она размещалась точно напротив среднего входа в зал. А по обе стороны от этой каминной доски были сделаны две ниши, окантованные желтым мрамором. В них были горки для фарфора. Насколько могла заметить мисс Тэвернер, по-видимому, такие же ниши были и в других секциях. Кроме того, тут были еще два углубления, в каждом из которых возвышалась фарфоровая пагода. В углах висели светильники из цветного стекла. Помимо этого, мягкий свет шел также и от боковых ламп, спрятанных в стеклянных тюльпанах и в цветках лотоса, которые украшали три камина галереи. В наружных комнатах проходили два лестничных пролета, тоже отделанные под бамбук. И лицевая сторона дверей была покрыта зеркалами, отражавшими интерьер галереи, отчего она казалась бесконечной. Стены были сделаны из досок шириною не более семи дюймов.
На них были навешены холсты, на которые в качестве грунтовки была нанесена краска цвета распускающегося персика. А на этой грунтовой краске светло-синим карандашом были нарисованы скалы, деревья, кусты, птицы и цветы. Все кресла и кушетки были цвета слоновой кости с черным рисунком. А дневной свет проникал только сквозь стекла, установленные в нескольких сводчатых крышах, а также через окно из цветного стекла, расположенное над одной из лестниц. Второе же окно – симметрично первому расположенное над другой лестницей – было не настоящим, а лишь имитацией.
Пока Джудит разглядывала все вокруг и поражалась, вошел лакей с подносом, на котором стояли различные блюда с угощениями. Она взяла чашечку кофе и повернулась, чтобы присесть. В этот момент она увидела прямо у себя под боком мистера Брюммеля. На нем был самый простой черный фрак и бриджи. На фоне всей этой сверкающей красоты мистер Брюммель выглядел на редкость неуместно.
– Вы ошеломлены, мисс Тэвернер? – поинтересовался он.
– Мистер Брюммель! Я и не знала, что вы в Брайтоне! Честное слово, не знала! Да, я ошеломлена – это все очень, очень красиво – просто необыкновенно! – Джудит заметила на его губах слабую, недоверчивую улыбку, которая обычно выражала его неодобрение. Она с облегчением вздохнула. – Вам тоже здесь не нравится? – заметила она.
– А мне показалось, что, на ваш взгляд, все здесь очень красиво?
– Ну, наверное, так оно и есть. Потому что все просто в восторге.
– И вы слышали, что я тоже выражал такой же восторг?
– Нет, не слышала. Но…
– Ну тогда нет никаких оснований, чтобы вы считали все это прекрасным.
Джудит улыбнулась.
– Умоляю, мистер Брюммель, не отчитывайте меня! Если вы собираетесь мне делать выговор, у меня в этом строгом ужасном мире не останется никакой поддержки. Вы ведь должны знать, что я сейчас в некоторой опале.
– Я слышал какие-то слухи. Если для вас мой совет что-нибудь значит, я вам кое-что порекомендую.
– Я слушаю вас, – охотно проговорила Джудит. Мистер Брюммель открыл табакерку так, как неповторимо умел делать только он, и взял щепотку табака.
– Ездите на своем фаэтоне, – сказал он. – Очень глупо, что вы не подумали об этом сами.
– Ездить на моем фаэтоне? – повторила Джудит.
– Конечно! При первой же возможности и во всех тех местах, где вас меньше всего ждут. Разве не сказал я вам однажды, мисс Тэвернер, чтобы вы не допускали ошибок?
Мисс Тэвернер ответила не сразу.
– Понимаю. Вы совершенно правы, именно это мне бы следовало сделать сразу. Я у вас в долгу.
Гости начали двигаться к северной части галереи в сторону зеркальных дверей. Двери эти распахнулись прямо в музыкальный салон, где должен был состояться концерт. Принц-регент обратился к мистерю Брюммелю и спросил его мнение об одном изделии из севрского фарфора, которое принц в этот момент показывал кому-то из гостей. Мисс Тэвернер вернулась к своей компаньонке. Они присоединились к общей процессии и вскоре оказались в огромной комнате, убранство которой затмило все увиденное Джудит раньше.
На первый взгляд, все здесь сливалось в яркое пламя из золота и пурпура. Но после первого ошеломляющего впечатления Джудит смогла более внимательно все рассмотреть. Оказалось, что она стоит не в каком-то фантастическом дворце, который может только присниться во сне, но в реальной квадратной комнате. В каждом конце этой комнаты были прямоугольные ниши, выполненные в красочном восточном стиле. Стены комнаты увенчивал карниз, украшенный щитом. Карниз поддерживали колонны с сетчатым узором из сверкающего сусального золота. А поверх карниза шла восьмиугольная галерея, состоящая из ряда эмпирических арок и окон такой же формы. Над галереей поднимался выгнутый свод, украшенный наверху орнаментом из золотых и шоколадных листьев. А уже над этим сводом располагался центральный купол, облицованный блестящими золотыми и зелеными плитками. Центр купола украшал большой лиственный орнамент. Из чашечки цветка свисала громадная хрустальная люстра в виде пагоды. К люстре на цепи была приделана лампа, напоминающая водяную лилию из золотых, белых и темно-красных лепестков. С нижней стороны на лампе держались четыре позолоченных дракона, а под ними висела стеклянная лилия меньшего размера.
Ниши в северном и южном концах зала были покрыты балдахинами на выпуклых подставках, имитировавшими бамбук и завязанными лентами. В этих нишах прятались четыре входа в зал. Каждый вход был под желто-красным и золотым балдахином, украшенным колокольчиками и драконами. Балдахины поддерживались позолоченными колоннами, на которых было еще больше драконов. На стенах висели двенадцать картин, изображавших окрестности Пекина. Виды были выполнены ярко-желтой краской на темно-красном фоне. Рамы у картин были тоже все с драконами. Драконы извивались и над оконными шторами из синего и ярко-красного атласа и из желтого шелка. На полу лежал гигантского размера аксминстерский ковер, на котором на бледно-синем фоне буйно веселились золотые солнца, звезды, змеи и драконы. Все кресла и диваны были обиты атласом желтого и голубого цвета.
У западной стены в камине с мраморными скульптурами горел огонь. На каминной доске стояли большие часы, удивлявшие всех своей крайней неуместностью. Хотя на основании корпуса часов опять был неизбежный для этого зала дракон, на их верхней части, к всеобщему удивлению, стояли Венера и Купидон, а к ним поднимались Марс и Павлин Любви.
Мисс Тэвернер была настолько подавлена всем увиденным, что, не переставая, только моргала. Ее изнуряла стоявшая в зале жара. Все дамы непрерывно обмахивались веерами. Мисс Тэвернер почувствовала, что ей становится дурно, а драконы и разноцветные огни вдруг начали как-то странно плясать перед ее глазами. И если бы она в этот момент не села на стул, она была уверена, что просто бы лишилась чувств.
Через пару минут Джудит пришла в себя и смогла с удовольствием дослушать концерт. В свои юные годы регент обучался игре на виолончели у знаменитого Кроссбиля. Будучи очень музыкальным, он сейчас отстукивал ногою ритм. Герцог Кумберландский разглядывал в упор самых хорошеньких женщин, чем приводил их в крайнее смущение. Мистер Брюммель упорно смотрел в пространство перед собою с выражением безмерной усталости, и лицо его являло предел всякого терпения. А сэр Джон Лейд больше всего на свете походил на кучера с почтового дилижанса, который попал в павильон по чистой случайности: он заснул в уголке дивана и тихонько похрапывал, пока не наступило время расходиться по домам.
ГЛАВА XVIII
На следующее же утро мисс Тэвернер отправила своего грума в Лондон со срочным поручением прислать ей в Брайтон ее фаэтон. И, как только он прибыл, а лошади чуть отдохнули, она поразила весь Брайтон, помчавшись на своем фаэтоне (и правя им сама!) в библиотеку Дональдсона, чтобы поменять там книги. Ни один прохожий, наблюдая за холодной и уверенной в себе Джудит в этот самый многолюдный для улиц города час, даже и представить себе не мог, каких огромных душевных сил стоило ей выглядеть такой равнодушной. На берегу Стейна она встретила капитана Аудлея и пригласила его к себе в фаэтон, а потом прокатила его до Чейлибит Сиринг и обратно. В тот же вечер на балу, состоявшемся в Замковой гостиной, два-три человека отважились высказать по этому поводу мнение. Мисс Тэвернер приподняла брови и спокойно произнесла:
– Мой фаэтон? Да, он только что прибыл из Лондона. Произошла какая-то мелкая поломка, и мне пришлось отослать его к каретному мастеру. Поэтому в последнее время вы видели, что я не езжу, а хожу пешком. Вы наверняка знаете, что я привыкла править сама, куда бы я ни ездила. – Джудит с улыбкой прошла мимо-говоривших и отвесила им поклон.
– Превосходно, мисс Тэвернер! – прошептал мистер Брюммель. – Вы настолько способная ученица, что, будь я хотя бы на десять лет помоложе, я бы, ни минуты не колеблясь, стал бы просить вашей руки.
Джудит рассмеялась.
– Даже представить себе не могу, что такое возможно! А, вообще, сэр, вы хоть раз в своей жизни делали кому-нибудь предложение?
– Да, однажды делал, – довольно меланхолично ответил мистер Брюммель. – Но из этого ничего не вышло. Я выяснил, что она ест капусту. Так что еще мне оставалось, кроме как порвать с нею все отношения?
Если появление мисс Тэвернер в фаэтоне и не положило конец всем критическим толкам по поводу ее нашумевшего прибытия в Брайтон, то оно по крайней мере заставило замолчать многие злые языки. Вскоре ее привычку самой править экипажем, куда бы она ни ехала по всему Брайтону, стали считать своего рода капризом, позволительным леди, обладающей наследством в восемьдесят тысяч фунтов. И хотя высокопоставленные вдовы, не считая двух-трех особ, почти все и согласились не придавать особого значения ее чудачествам, был в Брайтоне один человек, который, по всем признакам, прощать Джудит не собирался. Этим человеком был лорд Ворт. Он по-прежнему старался держаться от мисс Тэвернер в стороне, а если они где-то встречались, вел себя с холодной официальностью. Это все свидетельствовало о том, что события в Кокфильде еще были очень свежи у него в памяти. Много раз Джудит и себя, и Ворта уверяла, что ее неприязнь к нему достигла таких пределов, что хуже и не бывает. Теперь же ей оставалось только одно – обращаться с лордом Вортом так же холодно, как и он с нею. И потому она начала флиртовать с капитаном Аудлеем. Капитан был всегда готов всячески ей угодить. К тому времени, как они два раза в одной паре потанцевали на балу и провели полвечера вместе, а два раза их видели вдвоем, когда они катались по Параду в высоком фаэтоне, по городу уже довольно открыто высказывались мнения, что капитан и будет «тем самым счастливчиком».
Даже миссис Скэттергуд начала относиться к этим разговорам всерьез. Примерно неделю она молча наблюдала за всем происходившим, а потом, в один из вечеров, когда кончился ужин, решилась высказаться на эту тему вслух.
– Джудит, любовь моя! – начала миссис Скэттергуд, поглощенная вязанием длиннющей каймы. – Я не помню, говорила ли я вам, что встретила сегодня утром на Ист-стрит леди Дауншир? Вам следует знать, что обратно на Вестфильд Лодж я пошла вместе с нею.
– Нет, вы мне про это ничего не говорили, – откладывая в сторону книгу, произнесла мисс Тэвернер. – А по какой причине вам нужно было мне про это рассказывать?
– Абсолютно ни по какой! Однако должна признаться, я пришла в некое замешательство, потому что она у меня спросила, когда вы с капитаном Аудлеем собираетесь объявить о своей помолвке. Я даже не нашлась, что ей ответить!
Джудит засмеялась.
– Дорогая мадам! Я надеюсь, вы ей сказали, что вы этого не знаете?
Миссис Скэттергуд бросила на Джудит быстрый взгляд.
– Можете быть уверены, я ей сказала, что не имею никакого представления ни о какой такой помолвке. Но дело в том, моя милая, что люди начинают удивляться, почему вы оказываете такое предпочтение именно Чарльзу. Вы не должны на меня обижаться за мою откровенность.
– Обижаться? Да за что?
Миссис Скэттергуд несколько встревожилась.
– Но, Джудит, может быть, вы действительно намереваетесь выйти замуж за Чарльза?
Мисс Тэвернер хитро улыбнулась и сказала:
– Я вижу, вы уже больше ничего не видите и не можете заниматься своей каймой, мадам. Позвольте мне позвонить, чтобы вам принесли сюда свечи для работы!
– Умоляю, не смейтесь надо мною! – попросила миссис Скэттергуд. – Я о Чарльзе ничего такого сказать не могу. Наоборот, я его очень высоко ценю. Но ведь он – младший сын, моя дорогая, и к тому же без малейшей перспективы на будущее! Вы ведь понимаете, что никак нельзя предположить, что Ворт ради него останется холостяком! Я могла бы вам назвать очень многих молодых особ, которые в открытую заигрывают с ним. Ничуть не сомневаюсь, что рано или поздно Ворт непременно станет подумывать о женитьбе.
– Я буду рада пожелать ему счастья, если такое произойдет! – резко ответила Джудит. Она снова взяла в руки книгу, прочла в ней несколько строчек и снова положила на стол. Потом, с некоторой надеждой в голосе, спросила: – А… Это лорд Ворт попросил вас выяснить, действительно ли я собираюсь выйти замуж за капитана Аудлея, или еще кто-нибудь?
– Ворт? Нет, нет, честное слово, не он! Он со мною на эту тему даже не говорил.
Мисс Тэвернер снова погрузилась в книгу. На лице ее появилось такое суровое выражение, что миссис Скэттергуд – сочла, что будет более благоразумно на этом их разговор закончить.
Миссис Скэттергуд не знала, что и подумать. Ее природная смекалка подсказывала ей с самого начала: маловероятно, чтобы Джудит влюбилась в капитана. Если бы она не собиралась выходить за него замуж, то сделанного миссис Скэттергуд намека, что-де люди начали соединять их имена воедино, было бы вполне достаточно, чтобы Джудит повела себя с капитаном более осторожно. Однако намек этот никакого действия не возымел. Мисс Тэвернер продолжала флиртовать с капитаном. Будучи в отличном настроении, Перегрин как-то с улыбкой заметил своему кузену, что, по его мнению, эта пара могла бы отлично подойти друг другу.
– Аудлей и ваша сестра? – ответил кузен, чуть побледнев. – Да это просто невозможно!
– Невозможно? А почему? – поинтересовался Перегрин. – Могу заверить вас, что он отличный малый, совсем не такой, как Ворт. Когда я его увидел в самый первый раз, я тут же про себя подумал, что он прекрасно подошел бы для Джудит. Я уверен, что они хорошо понимают друг друга. Я говорил об этом с Джу, но она только покраснела и засмеялась, а никакого ответа так и не дала.
У самого Перегрина его личные дела вскоре стали складываться еще лучше. В последнее время у него уже вошло в привычку ездить верхом в Вортинг по два раза в неделю и оставаться там на ночь у Фэйрфордов. Вернувшись как-то из подобной поездки, он сообщил сестре, что сэру Джеффри очень не нравится полная неопределенность в делах, связанных с помолвкой ее дочери и Перегрина, и посему он собирается в Брайтон, чтобы выяснить все у лорда Ворта.
С чувством глубокого удовлетворения Перри произнес:
– Посмотрим, что он ответит на это. Пусть Ворт никак не внимает исходящим от меня просьбам, но не обратить внимания на сэра Джеффри, человека в таком возрасте и такого высокого ранга, он просто не сможет. Мне кажется, что скоро зазвучат наши свадебные колокольчики.
Джудит ответила:
– Я не очень-то в это верю, хотя мне бы этого очень хотелось. И я немало удивлюсь, если сэр Джеффри сумеет лучше убедить Его Светлость, чем это удалось нам.
Однако Перегрин был по-прежнему настроен оптимистически, и очень скоро оказалось, что для этого у него были основания. В один из вечеров они сидели за ужином в своем доме на Морском Параде, когда дворецкий принес визитную карточку сэра Джеффри. Перегрин тут же выбежал его встретить и узнать, что нового. Миссис Скэттергуд в это время бросила строгий взгляд на блюдо с омаром и послала распоряжение повару подавать к столу дрожжевой пирог с гусиными потрошками и фрикандо из телятины. Вдобавок, она сомневалась, подойдут ли к такому ужину сырные пирожки. Миссис Скэттергуд было очень жаль, что за ленчем они съели весь на редкость удачный торт со взбитыми сладкими сливками и вином. В этот самый момент Перегрин ввел в комнату своего дорогого гостя. Джудит взглянула на брата и по его лицу сразу догадалась, что сэр Джеффри привез добрые новости. Глаза у Перри сверкали. Когда Джудит встала, чтобы пожать сэру Джеффри руку, Перегрин не выдержал и воскликнул:
– Ты была не права, Джу! Все скоро будет сделано как надо! Я так и знал! Я женюсь в конце июля! Пожелай же мне счастья!
Мисс Тэвернер взглянула на брата с большим недоумением. Ей казалось, что такое просто невозможно!
– Я так рада, так рада! Я желаю тебе большого счастья! Но как же все случилось? И лорд Ворт даст свое согласие?
– Ах, наверняка даст! Почему бы ему не дать? Однако сэр Джеффри попозже сам нам обо всем расскажет. Лично я доволен уже тем, что знаю.
Мисс Тэвернер пришлось умерить свое любопытство, а ей так не терпелось поскорее узнать, как же все получилось, какими аргументами удалось убедить Ворта. Пока что она лишь сердечно предложила сэру Джеффри присесть. Все чувствовали, что будет неприлично в присутствии слуг обсуждать беседу сэра Джеффри с лордом Вортом. И только после того, как все собрались в гостиной, Джудит полностью удовлетворила свое любопытство.
В силу разных причин, сэр Джеффри не мог задержаться у Тэвернеров надолго. Он хотел до наступления темноты возвратиться в Вортинг, потому что заранее не договорился, что останется в Брайтоне на ночь. В конечном счете, он мало что мог им рассказать. Сэр Джеффри предполагал, что лорд Ворт отказывался дать Перегрину свое согласие на его женитьбу, исходя из таких соображений, которые для человека в его положении были вполне естественными. И именно так оно и было, ибо Его Светлость твердо придерживался мнения, что женитьба в слишком юном возрасте приносит одни лишь несчастья. Но когда сэр Джеффри доказал ему, что чувства Перегрина уже выдержали испытания временем (ибо шесть месяцев верности, если тебе всего девятнадцать, – это, разумеется, время немалое!), граф был вынужден смягчиться.
– Значит, у вас не возникло никаких трудностей? – спросила Джудит, не спуская глаз с лица сэра Джеффри. – Однако, когда с ним говорила я, он отвечал мне таким тоном, что я подумала – переубедить его просто невозможно! То, что вы нам рассказали – великолепно! Это даже нельзя оценить!
– Мой фаэтон? Да, он только что прибыл из Лондона. Произошла какая-то мелкая поломка, и мне пришлось отослать его к каретному мастеру. Поэтому в последнее время вы видели, что я не езжу, а хожу пешком. Вы наверняка знаете, что я привыкла править сама, куда бы я ни ездила. – Джудит с улыбкой прошла мимо-говоривших и отвесила им поклон.
– Превосходно, мисс Тэвернер! – прошептал мистер Брюммель. – Вы настолько способная ученица, что, будь я хотя бы на десять лет помоложе, я бы, ни минуты не колеблясь, стал бы просить вашей руки.
Джудит рассмеялась.
– Даже представить себе не могу, что такое возможно! А, вообще, сэр, вы хоть раз в своей жизни делали кому-нибудь предложение?
– Да, однажды делал, – довольно меланхолично ответил мистер Брюммель. – Но из этого ничего не вышло. Я выяснил, что она ест капусту. Так что еще мне оставалось, кроме как порвать с нею все отношения?
Если появление мисс Тэвернер в фаэтоне и не положило конец всем критическим толкам по поводу ее нашумевшего прибытия в Брайтон, то оно по крайней мере заставило замолчать многие злые языки. Вскоре ее привычку самой править экипажем, куда бы она ни ехала по всему Брайтону, стали считать своего рода капризом, позволительным леди, обладающей наследством в восемьдесят тысяч фунтов. И хотя высокопоставленные вдовы, не считая двух-трех особ, почти все и согласились не придавать особого значения ее чудачествам, был в Брайтоне один человек, который, по всем признакам, прощать Джудит не собирался. Этим человеком был лорд Ворт. Он по-прежнему старался держаться от мисс Тэвернер в стороне, а если они где-то встречались, вел себя с холодной официальностью. Это все свидетельствовало о том, что события в Кокфильде еще были очень свежи у него в памяти. Много раз Джудит и себя, и Ворта уверяла, что ее неприязнь к нему достигла таких пределов, что хуже и не бывает. Теперь же ей оставалось только одно – обращаться с лордом Вортом так же холодно, как и он с нею. И потому она начала флиртовать с капитаном Аудлеем. Капитан был всегда готов всячески ей угодить. К тому времени, как они два раза в одной паре потанцевали на балу и провели полвечера вместе, а два раза их видели вдвоем, когда они катались по Параду в высоком фаэтоне, по городу уже довольно открыто высказывались мнения, что капитан и будет «тем самым счастливчиком».
Даже миссис Скэттергуд начала относиться к этим разговорам всерьез. Примерно неделю она молча наблюдала за всем происходившим, а потом, в один из вечеров, когда кончился ужин, решилась высказаться на эту тему вслух.
– Джудит, любовь моя! – начала миссис Скэттергуд, поглощенная вязанием длиннющей каймы. – Я не помню, говорила ли я вам, что встретила сегодня утром на Ист-стрит леди Дауншир? Вам следует знать, что обратно на Вестфильд Лодж я пошла вместе с нею.
– Нет, вы мне про это ничего не говорили, – откладывая в сторону книгу, произнесла мисс Тэвернер. – А по какой причине вам нужно было мне про это рассказывать?
– Абсолютно ни по какой! Однако должна признаться, я пришла в некое замешательство, потому что она у меня спросила, когда вы с капитаном Аудлеем собираетесь объявить о своей помолвке. Я даже не нашлась, что ей ответить!
Джудит засмеялась.
– Дорогая мадам! Я надеюсь, вы ей сказали, что вы этого не знаете?
Миссис Скэттергуд бросила на Джудит быстрый взгляд.
– Можете быть уверены, я ей сказала, что не имею никакого представления ни о какой такой помолвке. Но дело в том, моя милая, что люди начинают удивляться, почему вы оказываете такое предпочтение именно Чарльзу. Вы не должны на меня обижаться за мою откровенность.
– Обижаться? Да за что?
Миссис Скэттергуд несколько встревожилась.
– Но, Джудит, может быть, вы действительно намереваетесь выйти замуж за Чарльза?
Мисс Тэвернер хитро улыбнулась и сказала:
– Я вижу, вы уже больше ничего не видите и не можете заниматься своей каймой, мадам. Позвольте мне позвонить, чтобы вам принесли сюда свечи для работы!
– Умоляю, не смейтесь надо мною! – попросила миссис Скэттергуд. – Я о Чарльзе ничего такого сказать не могу. Наоборот, я его очень высоко ценю. Но ведь он – младший сын, моя дорогая, и к тому же без малейшей перспективы на будущее! Вы ведь понимаете, что никак нельзя предположить, что Ворт ради него останется холостяком! Я могла бы вам назвать очень многих молодых особ, которые в открытую заигрывают с ним. Ничуть не сомневаюсь, что рано или поздно Ворт непременно станет подумывать о женитьбе.
– Я буду рада пожелать ему счастья, если такое произойдет! – резко ответила Джудит. Она снова взяла в руки книгу, прочла в ней несколько строчек и снова положила на стол. Потом, с некоторой надеждой в голосе, спросила: – А… Это лорд Ворт попросил вас выяснить, действительно ли я собираюсь выйти замуж за капитана Аудлея, или еще кто-нибудь?
– Ворт? Нет, нет, честное слово, не он! Он со мною на эту тему даже не говорил.
Мисс Тэвернер снова погрузилась в книгу. На лице ее появилось такое суровое выражение, что миссис Скэттергуд – сочла, что будет более благоразумно на этом их разговор закончить.
Миссис Скэттергуд не знала, что и подумать. Ее природная смекалка подсказывала ей с самого начала: маловероятно, чтобы Джудит влюбилась в капитана. Если бы она не собиралась выходить за него замуж, то сделанного миссис Скэттергуд намека, что-де люди начали соединять их имена воедино, было бы вполне достаточно, чтобы Джудит повела себя с капитаном более осторожно. Однако намек этот никакого действия не возымел. Мисс Тэвернер продолжала флиртовать с капитаном. Будучи в отличном настроении, Перегрин как-то с улыбкой заметил своему кузену, что, по его мнению, эта пара могла бы отлично подойти друг другу.
– Аудлей и ваша сестра? – ответил кузен, чуть побледнев. – Да это просто невозможно!
– Невозможно? А почему? – поинтересовался Перегрин. – Могу заверить вас, что он отличный малый, совсем не такой, как Ворт. Когда я его увидел в самый первый раз, я тут же про себя подумал, что он прекрасно подошел бы для Джудит. Я уверен, что они хорошо понимают друг друга. Я говорил об этом с Джу, но она только покраснела и засмеялась, а никакого ответа так и не дала.
У самого Перегрина его личные дела вскоре стали складываться еще лучше. В последнее время у него уже вошло в привычку ездить верхом в Вортинг по два раза в неделю и оставаться там на ночь у Фэйрфордов. Вернувшись как-то из подобной поездки, он сообщил сестре, что сэру Джеффри очень не нравится полная неопределенность в делах, связанных с помолвкой ее дочери и Перегрина, и посему он собирается в Брайтон, чтобы выяснить все у лорда Ворта.
С чувством глубокого удовлетворения Перри произнес:
– Посмотрим, что он ответит на это. Пусть Ворт никак не внимает исходящим от меня просьбам, но не обратить внимания на сэра Джеффри, человека в таком возрасте и такого высокого ранга, он просто не сможет. Мне кажется, что скоро зазвучат наши свадебные колокольчики.
Джудит ответила:
– Я не очень-то в это верю, хотя мне бы этого очень хотелось. И я немало удивлюсь, если сэр Джеффри сумеет лучше убедить Его Светлость, чем это удалось нам.
Однако Перегрин был по-прежнему настроен оптимистически, и очень скоро оказалось, что для этого у него были основания. В один из вечеров они сидели за ужином в своем доме на Морском Параде, когда дворецкий принес визитную карточку сэра Джеффри. Перегрин тут же выбежал его встретить и узнать, что нового. Миссис Скэттергуд в это время бросила строгий взгляд на блюдо с омаром и послала распоряжение повару подавать к столу дрожжевой пирог с гусиными потрошками и фрикандо из телятины. Вдобавок, она сомневалась, подойдут ли к такому ужину сырные пирожки. Миссис Скэттергуд было очень жаль, что за ленчем они съели весь на редкость удачный торт со взбитыми сладкими сливками и вином. В этот самый момент Перегрин ввел в комнату своего дорогого гостя. Джудит взглянула на брата и по его лицу сразу догадалась, что сэр Джеффри привез добрые новости. Глаза у Перри сверкали. Когда Джудит встала, чтобы пожать сэру Джеффри руку, Перегрин не выдержал и воскликнул:
– Ты была не права, Джу! Все скоро будет сделано как надо! Я так и знал! Я женюсь в конце июля! Пожелай же мне счастья!
Мисс Тэвернер взглянула на брата с большим недоумением. Ей казалось, что такое просто невозможно!
– Я так рада, так рада! Я желаю тебе большого счастья! Но как же все случилось? И лорд Ворт даст свое согласие?
– Ах, наверняка даст! Почему бы ему не дать? Однако сэр Джеффри попозже сам нам обо всем расскажет. Лично я доволен уже тем, что знаю.
Мисс Тэвернер пришлось умерить свое любопытство, а ей так не терпелось поскорее узнать, как же все получилось, какими аргументами удалось убедить Ворта. Пока что она лишь сердечно предложила сэру Джеффри присесть. Все чувствовали, что будет неприлично в присутствии слуг обсуждать беседу сэра Джеффри с лордом Вортом. И только после того, как все собрались в гостиной, Джудит полностью удовлетворила свое любопытство.
В силу разных причин, сэр Джеффри не мог задержаться у Тэвернеров надолго. Он хотел до наступления темноты возвратиться в Вортинг, потому что заранее не договорился, что останется в Брайтоне на ночь. В конечном счете, он мало что мог им рассказать. Сэр Джеффри предполагал, что лорд Ворт отказывался дать Перегрину свое согласие на его женитьбу, исходя из таких соображений, которые для человека в его положении были вполне естественными. И именно так оно и было, ибо Его Светлость твердо придерживался мнения, что женитьба в слишком юном возрасте приносит одни лишь несчастья. Но когда сэр Джеффри доказал ему, что чувства Перегрина уже выдержали испытания временем (ибо шесть месяцев верности, если тебе всего девятнадцать, – это, разумеется, время немалое!), граф был вынужден смягчиться.
– Значит, у вас не возникло никаких трудностей? – спросила Джудит, не спуская глаз с лица сэра Джеффри. – Однако, когда с ним говорила я, он отвечал мне таким тоном, что я подумала – переубедить его просто невозможно! То, что вы нам рассказали – великолепно! Это даже нельзя оценить!