- Не сомневаюсь, что содрогнется, - ну что на это скажешь? Разве только, что, возможно, "мне удастся с ней сладить. С вашего позволения я поднимусь к ней.
Ошарашенная, леди Оверсли воскликнула:
- Нет, нет! Я хочу сказать, она так подавлена... Она не захочет видеть вас, Дженни!
- Скорее всего, нет, но у нее не останется никакого выбора. Так что не нужно волноваться, мэм! Я не причиню ей никакого вреда, обещаю вам!
С этими словами она встала и энергично вышла из комнаты, оставив леди Оверсли с ощущением собственной беспомощности и с самыми дурными предчувствиями в душе.
Глава 11
Свет в комнате Джулии был тусклым, шторы на окнах сдвинуты. Приотворив дверь, Дженни бодро проговорила:
- Можно мне войти? Хотя глупо об этом спрашивать, когда я уже здесь!
Она едва отыскала взглядом Джулию, затерявшуюся посреди большой кровати, - светловолосая голова повернулась на подушке.
- Ты?! - воскликнула больная.
- Ну да! - кивнула Дженни. - Я пришла тебя проведать. Ты не против, если я раздвину шторы, - а то, если тут не станет светлее, я, чего доброго, наткнусь на мебель.
- Ты пришла упрекать меня? - спросила Джулия. - Не стоит этого делать!
Солнечный свет залил комнату; Дженни подошла к кровати, говоря:
- Да когда я это делала, глупенькая? - Она наклонилась над Джулией и поцеловала ее в щеку. - Хватит себя изводить, милая!
Джулия вся словно съежилась, отворачивая лицо.
- Зря ты пришла! Тебе, наверное, захотелось быть доброй, но ты не понимаешь! Будь у тебя хоть капля чувствительности...
- Ну, у меня ее нет, и бессмысленно ждать, что я поведу себя так, будто она у меня есть. У меня и для Адама ее нет, - добавила неожиданно Дженни, - потому что, если бы я вела себя так же, как ты, Джулия, он бы рехнулся, разрываясь между нами!
Джулия постаралась взять себя в руки:
- Я бы не произнесла при тебе его имени и не проронила ни слова о том, что нас разделяет, если бы и ты воздержалась!
- Да, наверное, - согласилась Дженни, взбивая ее подушки. - Поэтому я и не воздержалась. Не то чтобы об этом было легко разговаривать, но, если мы никогда не будем затрагивать эту тему, возникнет неловкость. Я тоже не знаю, как спрятать свои коготки. Так что говори все, что хочешь, и не бойся меня обидеть, потому что меня невозможно обидеть.
Огромные глаза удивленно уставились на нее.
- Какая ты странная! - промолвила Джулия. - Наверное, я никогда тебя не понимала. Но думала, что понимаю! Когда мне показали сообщение в "Газетт", я просто не поверила! Ведь ты была моей подругой! Ты знала о наших отношениях, но украла у меня Адама! Как ты решилась на такое?
- Этого я тебе сказать не могу; потому что я не крала его, и не сделала бы этого, даже если бы считала, что в состоянии это сделать. Да чтобы я решила стать твоей соперницей?! Не говори ерунды, Джулия! Папа устроил сватовство без моего ведома.
- Ну, это совсем низко! - перебила ее Джулия, высвобождая руку из-под одеяла. - А дальше ты скажешь, что была бессильна отказаться!
- Нет, не скажу. Я действительно отказывалась, когда отец первый раз завел со мной об этом речь, пока не поняла, как обстоят дела. Эти дела и положили конец вашим отношениям с Адамом. Он не мог на тебе жениться, Джулия! Он был совершенно разорен! Наверное, ты не знаешь, сколько долгов было у его отца, потому что вряд ли он говорил тебе об этом, но папа знал и рассказал мне. Адам продавал все - даже Фонтли!
- Уж это-то я знаю! Но ведь он знал, что бедность меня не тяготит! Я бы жила в лачуге и считала себя счастливой! Ты можешь смеяться надо мной, но это правда!
- Прости, но это тяготило его - думаю, больше всего остального. Я это не совсем понимаю, но вижу, что творится у меня под носом. Поверь, он не был бы счастлив, если бы потерял Фонтли!
- Но я бы сделала его счастливым! А ты.., ты думаешь, что сумеешь это сделать? Нет, не сделаешь! Он любит меня, а не тебя. - Она перевела дыхание и быстро проговорила:
- О нет, нет, я не хотела об этом говорить! Отвратительно, отвратительно!.. Лучше уходи, Дженни! Прошу тебя, сейчас же уходи!
Дженни не обратила на просьбы подруги никакого внимания.
- Я знаю, что между мною и Адамом нет и намека на любовь. Но это не оговаривалось соглашением.
- Сделкой! - воскликнула Джулия, содрогнувшись. - Сделкой! Нет, я никогда тебя не понимала!
- Или его, - сухо вставила Дженни.
Джулия пристально посмотрела на нее, с расстановкой произнеся:
- Или его! Нет, он - другое дело! О да, я понимаю, что заставило его сделать это! Но ты! За титул? Кажется, тебя никогда не интересовали такие вещи! Не могла же ты продать себя всего лишь за положение в обществе!
- А почему бы и нет? Я не первая и не последняя, кто это сделал. Легко презирать то, что у тебя всегда было! - заметила Дженни, не сводя глаз с Джулии.
- Не верю в это! Ты не могла бы мне нравиться, если бы была такой расчетливой!
- Ну, не имеет никакого значения, что ты думаешь обо мне, и - Господь свидетель - меня все это очень огорчает. Поверь, я бы никогда не согласилась на этот брак, если бы существовала хоть малейшая возможность того, что он на тебе женится. Но ее не было. Понимаешь? Он выбирал не между тобой и мной, Джулия, а между мной и разорением. Ты говоришь, что он не будет счастлив со мной, но по крайней мере ему будет уютно! Главное же - у него сохранилось Фонтли, и, как бы ты ни думала, это важно для него. - Она помолчала. - Ну, больше на этот счет сказать, пожалуй, нечего. Меня же привело сюда то, что случилось вчера вечером.
Джулия поморщилась:
; - Не нужно об этом! Я больше не могу! Папа, даже мама!.. О Господи, неужели они думают - неужели ты думаешь, - что я нарочно себя выдала?
- Ну, мы с твоей мамой так не думаем. Я не могу поручиться за его светлость, но вряд ли и он так считает - хотя ты не можешь винить его, если он был резок, потому что нельзя отрицать, что ты выставила нас всех бог знает в каком свете!
- Ах, неужели тебя только это и заботит? - с горечью воскликнула Джулия. - А как насчет моего унижения? А эта мука - прийти в чувство, увидеть все эти лица!.. - Она осеклась, не в состоянии продолжать, и прикрыла глаза рукой.
- Да не изводи ты себя так, милая! Это не настолько плохо, чтобы ничего нельзя было поправить, - успокаивала ее Дженни.
Джулия уронила руку.
- Дженни, я не хотела! Я думала, что смогу встретить его снова как подобает! Я смогла бы это сделать, если бы увидела его там с самого-начала! Но вначале его не было... Я подумала.., о, я испытала такое облегчение, что мною овладело легкомыслие! Мне не пришло в голову, что он может прийти позже, но он пришел, и когда я повернулась и внезапно увидела его так близко от себя... Дженни, это было потрясение, от которого я лишилась чувств!
- Не нужно говорить мне об этом. Ведь ты просто довела себя до такого состояния, что упала бы в обморок, даже если бы мышь пробежала по полу! Примерно то же я им и сказала, хотя сослалась не на мышь, а на духоту в помещении.
- Мама рассказала мне, - что ты держалась молодцом, - равнодушно заметила Джулия. - Спасибо тебе, но никто в это не поверит. Они будут наблюдать за мной и сплетничать на мой счет. Возможно, кто-то станет меня жалеть: "Бедная девушка. Он, знаете ли, передумал!"
- Нет, ни за что! Если мне будет позволено сказать по этому поводу! перебила Дженни. - Это как раз то, что я Собираюсь пресечь в корне. Так что я буду тебе признательна, если ты не станешь впадать в апатию, когда потребуется быть немного поживее!
- Но, что тебе до этого? - спросила Джулия, вздыхая.
- Прояви чуточку здравого смысла, Джулия, ну же! - взмолилась Дженни. - Хорошенькое будет дело, если люди станут говорить такое о моем муже!
Джулия опять выглядела ошеломленной.
- Но они не станут! Все же знают обстоятельства - он ничего не мог поделать!
- Это не помешает им считать, что он обошелся с тобой весьма недостойно, если увидят, что, судя по твоему виду, ты навеки погрузилась в печаль. Адам не будет так выглядеть, что бы он ни чувствовал, потому что слишком уж он джентльмен, чтобы наводить кого-то на мысль, будто ему не нравится наш с ним брак. Все кончится тем, что люди станут болтать: он просто бессердечный и ему нет ни малейшего дела ни до чего, кроме денег и богатства, он счастлив до тех пор, пока богат!
- Тебе не нужно бояться! - с надломом в голосе произнесла Джулия. - Я собираюсь вернуться к своей бабушке и жить у нее отшельницей. Полагаю, хватит и года, чтобы забыть о самом моем существовании!
- Скорее в Танбридж-Уэллс построят еще одну гостиницу, чтобы разместить там твоих поклонников! - невозмутимо сказала Дженни.
Джулия ахнула и сквозь слезы разразилась смешком.
- Ах, как ты можешь быть такой.., такой отвратительно бесчувственной!
- Ну, ты ведь знаешь, что я начисто лишена чувствительности. Но у меня, однако, не гуляет и ветер в голове. Так что я посоветую тебе, что делать, чтобы поставить в тупик всех злобных людишек, которые будут рады покаркать насчет тебя. - Дженни заметила, как вспыхнули глаза Джулии, и продолжала:
- Да, я уже слышу их! Притворяющихся, что они, как ты сказала, жалеют тебя, но довольно облизывающих губы и говорящих, что они всегда знали: Сильфида себя погубит. Потому что ты не могла разбить в пух и прах всех других девиц, без того чтобы не возбудить волну злобы и ревности, - уж это-то я знаю!
Джулия села в постели.
- Но каким образом? - спросила она. - Папа не соглашался на помолвку с Адамом, но люди-то знали!
- Ну и что с того, что знали? Они не сочтут удивительным, что девушка, у которой столько много самых разных поклонников, разлюбила так же легко, как и влюбилась! Еще бы, ты ведь тогда толбко-только вышла из стен пансиона! Потом ты не видела Адама месяцами, и если обнаружила, что совершила ошибку, - что может быть естественней? - Она не обратила внимания на тяжкий вздох Джулии и стала натягивать перчатки. - Так что я заеду к тебе завтра около четырех, и мы с тобой покатаемся в парке, как хорошие подруги, какими мы всегда и были.
- О нет! - воскликнула Джулия с мольбой. - Нет, я не смогу!
- Нет, сможешь! И я не стану скрывать, что буду очень тебе признательна, если ты сможешь, потому что мне не нравится кататься в одиночестве, а я еще не знакома со многими. Два-три поклона - самое большее, что меня ждет, если я поеду одна; но если ты будешь сидеть возле меня, карету, наверное, обступит толпа. - Она встала, когда у Джулии опять вырвался натянутый смешок. - И если бы ты смогла упасть в обморок, когда пойдешь на какой-нибудь прием в следующий раз!.. Только имей в виду - не на собрании у леди Бриджуотер, потому что накануне вечером она сказала, что пришлет нам пригласительную открытку, и будет негоже, если ты сделаешь это в присутствии Адама!..
- Дженни, ты просто несносна! - запротестовала Джулия, не зная, смеяться ей или плакать. - Как будто я могу...
- Ты сможешь, если поставишь перед собой такую цель, - уверенно сказала Дженни со сдержанной, едва заметной улыбкой. - Стоит тебе только подумать, что ты задыхаешься от жары, и ты задохнешься!
Она на прощанье прикоснулась к плечу Джулии и вышла, не дав ей времени обдумать смысл последнего замечания. Внизу ее встретила леди Оверсли, которая глядела на нее тревожно-вопросительно. Она ответила ей приветливым кивком и улыбкой.
- Я ничего не сказала насчет того, чтобы она приехала и пообедала с нами, но мы с ней договорились проехать покататься завтра. Так что не бойтесь! Тогда я ее и приглашу на обед.
Леди Оверсли обняла ее, пролив несколько слез облегчения.
- Ах, моя дорогая Дженни, я так вам признательна! Она.., она была все такой же расстроенной?
- Этого я не могу вам сказать, мэм, - ответила Дженни со свойственной ей прямотой. - Как знать - по крайней мере, я не могу этого знать потому что у нее не больше сходства, чем у щавеля и маргаритки, и я не понимаю ее, и никогда не понимала. Она считает, что да, а мне всегда казалось, что она из тех, кто способен умереть от гриппа только потому, что вбил себе в голову, что это оспа!
Это было уж слишком для чувствительной леди Оверсли, но, когда она впоследствии рассказывала все это своему супругу, он выглядел весьма ошарашенным и сказал, что Дженни - гораздо проницательнее, нежели он полагал.
- Твоя дочь, дорогая, - сказал он, - всегда живет в нервном напряжении, и теперь мы видим, что из этого получается Леди Оверсли привыкла к неблаговидной привычке мужа снимать с себя какую-либо ответственность за любого своего ребенка, разгневавшего его, так что она пропустила это замечание мимо ушей, согласившись, что дочь наделена слишком богатым воображением.
- Да она вся в тебя! - сказал его светлость неумолимо.
Джулия весь день оставалась в своей спальне, но появилась за завтраком на следующее утро Она выглядела бледной и явно пребывала в подавленном настроении; когда же ее отец, энергично увещеваемый леди Оверсли, поприветствовал ее с величайшей сердечностью, она ответила гримасой, отдаленно напоминавшей улыбку. Но, по счастливой случайности, ее новое платье для прогулок из французского льняного батиста, отделанное оборками из широких кружев, прислали на дом в тот же самый день, и оно было таким прелестным, особенно надетое с одной из ольденбургских шляпок, что Джулия незаметно для себя немного приободрилась. В какой-то момент домашним показалось, что она собирается отказаться от поездки с Дженни; но когда ее убедили надеть новое платье, и ее мама, служанка, две младшие сестры и их гувернантка разразились немыслимыми восторгами, она передумала и, когда экипаж Линтонов остановился у дверей, вышла к нему в полной готовности.
Дженни, одетая в дорогое, но не слишком шедшее ей платье из брауншвейгского серого люстрина, тоже восхитилась ее туалетом, так же как и множество гуляющих, когда они добрались наконец до парка. Если карету и не обступила толпа, то, во всяком случае, кучеру пришлось много раз останавливать лошадей.
Это был час модного променада, и парк изобиловал конными упряжками, от дамских колясок до роскошных двухколесных экипажей, верховыми, взгромоздившимися на высоких полукровок, и щеголями, вышагивающими по аллее вдоль дороги. Дженни казалось, что каждый второй человек кланялся или махал рукой ее прелестной спутнице; и, поскольку Джулия хотела обменяться приветствиями с друзьями и немалое количество джентльменов жаждали засвидетельствовать ей свое почтение, Дженни смирилась с тем, что лошади их едва плетутся. Она и сама испытала удовольствие оттого, что ее несколько раз вежливо узнали, но в душе считала эту прогулку, порядком ей наскучившую, пустой тратой времени. Другое дело Джулия, всегда восприимчивая к подобной атмосфере и оживающая, словно истосковавшееся по влаге растение, под дождем комплиментов и галантностей. На щеках ее вновь заиграл румянец, в глазах появился блеск, а ее прелестный смех был столь непосредственным, что никому и в голову не приходило, что сердце ее разбито.
Не все ее поклонники, надо заметить, были молодыми. Маркиз Рокхилл, ехавший возле них верхом вместе с Броу, пробыл у коляски дольше, чем кто-либо другой. Он был очень учтив с Дженни, но она видела теплый блеск в его глазах, когда он смотрел на Джулию, и не обманывалась мыслью, что он остановился с единственной целью - поговорить с ней самой. Она считала, что он староват для флирта с Джулией, но угадала в нем известного сердцееда и поняла, что его донжуанские манеры весьма привлекательны для Джулии. Было ясно, что он питает к ней нежные чувства, но не пытается безраздельно присвоить ее себе. Когда Броу завладел вниманием Дженни, то Рокхилл тут же завязал разговор с Джулией. Он явно был близко знаком с семьей Девериль, и, когда Дженни сообщила, что ее свекровь будет на Гросвенор-стрит на следующей неделе, маркиз сказал, что обязательно приедет засвидетельствовать ей свое почтение.
- Такой старинный друг - можно сказать, друг почти что с" колыбели!
Движимая порывом, она внезапно спросила его:
- Не желаете ли, сэр, отобедать с нами? - Она увидела, как Рокхилл удивленно вскинул брови, и пояснила:
- Видите ли, леди Линтон собирается пробыть здесь всего два дня. Так что, полагаю, у нее не будет времени на утренние визиты. Поэтому я собираюсь пригласить чету Оверсли на обед вместе с мисс Оверсли, и было бы.., мы были бы очень рады, если бы вы сочли возможным посетить нас, не придавая значения тому, что это неофициальный прием.
Его проницательные глаза блеснули из-под тяжелых век. В них заиграла улыбка, и он мягко ответил:
- О, я с удовольствием приду, леди Линтон! Чудесная мысль! Компании, составленной из таких близких друзей, как Деверили и Оверсли, никогда не помешает , малая толика закваски, не так ли?
Улыбка в его глазах стала более явной, когда он встретился с ее настороженным взглядом. Но более не сказал ничего, лишь учтиво поклонился, а потом отвернулся, чтобы сказать Броу, что они не должны больше, задерживать экипаж.
В следующий момент джентльмены поскакали дальше, и Дженни, охваченная внезапным испугом, спросила:
- Он холостяк?
- Да, конечно. Он, знаешь ли, кузен Рокхилла. Леди Адверсейн приходится Рокхиллу...
- Нет, нет, я не о Броу! О Рокхилле!
- А! Нет, не холостяк. Он...
- О Боже мой! - воскликнула ошеломленная Дженни. - Я пригласила его пообедать с нами на следующей неделе! Что он теперь подумает обо мне? Наверняка, что у меня не хватило ума! О Господи!
- Глупенькая! - смеясь, сказала Джулия. - Он же вдовец!
- Ну слава Богу! - искренне воскликнула Дженни. Джулия с любопытством взглянула на нее;
- С чего это ты его пригласила? Я не знала, что ты с ним знакома.
- Я не знакома.., ну, если только совсем чуть-чуть! Он сказал, что надеется увидеть леди Линтон, когда она приедет в город, вот я и пригласила его пообедать. Сказав, что это будет безо всяких церемоний. Приедут твои папа и мама, надеюсь, и ты заглянешь к нам, потому что, как ты знаешь, будет и Лидия.
- Я? - ахнула Джулия. - О нет! Ты не можешь просить меня об этом!
Бросив предупреждающий взгляд на спину кучера, Дженни сказала:
- Да, я признаю, обед будет не слишком оживленным, но я собираюсь пригласить также и Броу, так что, надеюсь, это не превратится в такую смертную скуку, как ты думаешь! Жаль, что я не знаю кого-нибудь еще из джентльменов! Но все друзья Адама во Франции, и есть лишь кузен Осберт, если только.., твой брат придет, как ты думаешь?
- Дженни, я не приду, не приду! - проговорила Джулия решительным шепотом.
- Ну, в таком случае лорд Рокхилл посчитает, что это форменное надувательство, потому что я сказала ему, что и ты будешь у нас, отчего, полагаю, он и принял приглашение.
Джулия ничего больше не сказала, лишь не уставала твердить снова и снова, что не придет, и впала в подавленное настроение.
Дома она не была столь сдержанна. Единственное, чего добилась своими настойчивыми увещеваниями леди Оверсли, так это привела ее в волнение, и дело кончилось бы истерическим припадком, если бы в комнату не зашел отец, пожелавший узнать, в чем дело. Когда ему рассказали, он вполне сносно разыграл перед своей женой и дочерью роль мудрого римского патриция, торжественно провозгласившего, что Джулия должна повиноваться ему, и с такой необычной для него непреклонностью, что та просто пришла в ужас, не осмелившись на большее непослушание, чем только взмолиться:
- Ах, папа, прошу, не заставляй меня ехать!
- Ни слова больше! - приказал его светлость. - Я очень тобой недоволен, Джулия, и если ты станешь и дальше испытывать мое терпение, то пожалеешь об этом.
При этих ужасных словах обе дамы залились слезами. Его светлость, чувствуя, что это просто выше его сил - выступать и дальше в такой роли, стал с достоинством отступать, нахмурившись достаточно сурово, чтобы придать убедительность заявлению леди Оверсли о том, что папа очень, очень сердится. Мысль о том, что она, всегдашняя отцовская любимица, теперь впала в немилость, оказалась слишком сильным душевным испытанием для, Джулии. Ее плач перешел в рыдания, и такие отчаянные, что пришлось вернуть папу, чтобы успокоить ее заверениями в том, что он по-прежнему к ней благоволит. Как только она узнала, что ее по-прежнему любят, она стала спокойнее, а когда он сказал, что сочувствует ей гораздо больше, чем она об этом догадывается, Джулия испытала такую горячую благодарность к нему, что готова была пообещать все, что он только пожелает.
Когда известие о задуманном званом обеде сообщили Адаму, он ощутил в душе такое же смятение, как и Джулия, но сумел лучше это скрыть. Дженни, трудившаяся над первым комплектом чехлов для кресел, безмятежно спросила его, можно ли, по его мнению, пригласить мистера Оверсли, и он ответил равнодушно:
- Ты можешь это сделать, конечно, но я сомневаюсь, что он приедет. Насколько я знаю Чарли, он сочтет это сборище слишком скучным!
Он был прав, и все-таки Чарльз, пусть и с неохотой, удостоил обед своим присутствием, потому что его отец, вовсе не прибегая к той дипломатичности, которую он считал необходимой, имея дело со своей дочерью, сказал ему, что тот должен там быть.
- Зачем тащиться бедному кембриджскому студенту к Линтонам? Нет уж, увольте, сэр!.. - запротестовал мистер Оверсли-младший, испытывая отвращение при одной мысли об этой семейной поездке.
- Чепуха! Если Дженни хочет, чтобы ты был, то ты будешь! Полагаю, ты ей нужен для количества.
Мистер Оверсли, который ходил с важным видом уже более года, посмотрел на своего родителя со страданием и укором и сказал:
- Премного ей обязан!
Лорд Оверсли рассмеялся, но велел ему не скоморошничать.
- Дело в том, Чарли, что ей пришло в голову таким вот образом привести в чувство твою сестру после того поистине потрясающего происшествия в доме Нассингтонов, и это большая любезность с ее стороны!
- Вот те раз! - воскликнул встревоженный Чарли. - А Джулия не упадет опять в обморок, нет? Потому что если произойдет еще какой-нибудь скандал в этом роде...
- Нет, нет, она пообещала, что будет вести себя как подобает! успокоил его отец.
Глава 12
Вдовствующая в сопровождении своей дочери и горничной в назначенный день добралась до Лондона довольно быстро, поскольку ехала на почтовых предыдущее путешествие помогло ей преодолеть страх перед незнакомыми форейторами. Мистер Шоли от всего сердца одобрил внушительный вид кавалькады, которая отправилась из Фонтли, поскольку фаэтон сопровождали верхом двое слуг, а следом - карета, везущая лакея миледи и множество сундуков и чемоданов, а также фургон, нагруженный тем имуществом, которое Вдовствующая посчитала своим собственным и вывезла из Фонтли.
Она прибыла в расслабленном, измученном состоянии. Дженни, когда увидела в окно Приближающийся экипаж, тут же позвала Адама, дабы тот незамедлительно спустился поприветствовать свою мать. Он вышел к подъезду как раз вовремя, чтобы поддержать миледи, когда та, пошатываясь, сошла на мощеную дорожку. Она была обрадована таким вниманием и воскликнула: "Дорогой!" - когда сын поцеловал вначале ее руку, а потом щеку. Потом она с куда менее ласковой интонацией одернула дочь: "Лидия, дорогая!" - когда девица безжалостно стиснула Адама в своих объятиях.
Адам провел гостей в дом, где первым предметом, привлекшим опасливый взгляд матери, стала египетская лампа у подножия лестницы. Она недовольно втянула в себя воздух - - Боже правый! Ах, ну да, понятно! Женская фигура со сфинксами. О Господи! - Это лампа, мама, - пояснил Адам, как бы оправдываясь.
- Неужели, дорогой? Несомненно, Дженни сочла, что лестница плохо освещается. Сама я никогда этого не замечала, но... А эти странные алебастровые вазы - тоже лампы?
- Да, мама, тоже! А вот и Дженни пришла тебя поприветствовать!
Он испытал облегчение, увидев, что Дженни добилась большего успеха, чем он, в Общении с его матерью. Она приветствовала ее с должной заботливостью и сказала, что неудивительно, если та чувствует себя измученной после дороги.
- Боюсь, я невеселая, хлопотная гостья, - вздохнула Вдовствующая. - И настолько измотана всем тем, через что мне пришлось пройти, что не гожусь ни для чего, кроме как лечь в кровать.
- Ну тогда, - сказала Дженни, - вы пойдете прямо наверх и ляжете в постель, а обед вам подадут на подносе.
- Как любезно! - проворковала Вдовствующая. - Ну разве что лишь чашку супа!
Лидия, с величайшим возмущением прислушивающаяся к этим унылым планам, воскликнула:
- Мама, не можешь же ты отправиться в постель сразу, едва зайдя в дом! О, ведь ты сама недавно говорила, когда миссис Митчем навестила нас в Фонтли, что нет ничего более неприятного, чем гость, который приехал только для того, чтобы болеть и постоянно просить подать то стакан теплой воды, то жидкую, овсянку!
- Ах, ерунда! - смягчила резкость Лидии Дженни. - Мы надеемся, мама не считает себя гостьей в доме собственного сына! Пусть она делает, что хочет. Проходите наверх, мэм, и располагайтесь поудобнее!
Вдовствующая смягчилась. У нее было коварное намерение сорвать любые праздничные планы, - которые, возможно, вынашивались ради ее удовольствия, - удалившись по приезде в свою спальню в состоянии полного изнеможения; но как только ее стали умолять делать именно то, что ей хочется, она начала думать, что если отдохнет часок, то почувствует себя достаточно окрепшей, чтобы присоединиться к своей семье за обеденным столом. Она позволила Дженни проводить ее наверх, и, хотя, естественно, ей причинило боль то, что она пошла не в "свою" комнату, она обнаружила, что в отведенных ей прекрасно обставленных покоях произвели, ради ее уюта и удобств, такие тщательные приготовления, что ее тоска улеглась окончательно. Поэтому к тому времени, когда она устроилась на кушетке, обложенная подушками, и подкрепилась чаем с тостами, она была на удивление благожелательна с Дженни и сказала ей, что, дабы не разочаровывать ее дорогих, она постарается превозмочь свою усталость, чтобы спуститься вниз к обеду.
Ошарашенная, леди Оверсли воскликнула:
- Нет, нет! Я хочу сказать, она так подавлена... Она не захочет видеть вас, Дженни!
- Скорее всего, нет, но у нее не останется никакого выбора. Так что не нужно волноваться, мэм! Я не причиню ей никакого вреда, обещаю вам!
С этими словами она встала и энергично вышла из комнаты, оставив леди Оверсли с ощущением собственной беспомощности и с самыми дурными предчувствиями в душе.
Глава 11
Свет в комнате Джулии был тусклым, шторы на окнах сдвинуты. Приотворив дверь, Дженни бодро проговорила:
- Можно мне войти? Хотя глупо об этом спрашивать, когда я уже здесь!
Она едва отыскала взглядом Джулию, затерявшуюся посреди большой кровати, - светловолосая голова повернулась на подушке.
- Ты?! - воскликнула больная.
- Ну да! - кивнула Дженни. - Я пришла тебя проведать. Ты не против, если я раздвину шторы, - а то, если тут не станет светлее, я, чего доброго, наткнусь на мебель.
- Ты пришла упрекать меня? - спросила Джулия. - Не стоит этого делать!
Солнечный свет залил комнату; Дженни подошла к кровати, говоря:
- Да когда я это делала, глупенькая? - Она наклонилась над Джулией и поцеловала ее в щеку. - Хватит себя изводить, милая!
Джулия вся словно съежилась, отворачивая лицо.
- Зря ты пришла! Тебе, наверное, захотелось быть доброй, но ты не понимаешь! Будь у тебя хоть капля чувствительности...
- Ну, у меня ее нет, и бессмысленно ждать, что я поведу себя так, будто она у меня есть. У меня и для Адама ее нет, - добавила неожиданно Дженни, - потому что, если бы я вела себя так же, как ты, Джулия, он бы рехнулся, разрываясь между нами!
Джулия постаралась взять себя в руки:
- Я бы не произнесла при тебе его имени и не проронила ни слова о том, что нас разделяет, если бы и ты воздержалась!
- Да, наверное, - согласилась Дженни, взбивая ее подушки. - Поэтому я и не воздержалась. Не то чтобы об этом было легко разговаривать, но, если мы никогда не будем затрагивать эту тему, возникнет неловкость. Я тоже не знаю, как спрятать свои коготки. Так что говори все, что хочешь, и не бойся меня обидеть, потому что меня невозможно обидеть.
Огромные глаза удивленно уставились на нее.
- Какая ты странная! - промолвила Джулия. - Наверное, я никогда тебя не понимала. Но думала, что понимаю! Когда мне показали сообщение в "Газетт", я просто не поверила! Ведь ты была моей подругой! Ты знала о наших отношениях, но украла у меня Адама! Как ты решилась на такое?
- Этого я тебе сказать не могу; потому что я не крала его, и не сделала бы этого, даже если бы считала, что в состоянии это сделать. Да чтобы я решила стать твоей соперницей?! Не говори ерунды, Джулия! Папа устроил сватовство без моего ведома.
- Ну, это совсем низко! - перебила ее Джулия, высвобождая руку из-под одеяла. - А дальше ты скажешь, что была бессильна отказаться!
- Нет, не скажу. Я действительно отказывалась, когда отец первый раз завел со мной об этом речь, пока не поняла, как обстоят дела. Эти дела и положили конец вашим отношениям с Адамом. Он не мог на тебе жениться, Джулия! Он был совершенно разорен! Наверное, ты не знаешь, сколько долгов было у его отца, потому что вряд ли он говорил тебе об этом, но папа знал и рассказал мне. Адам продавал все - даже Фонтли!
- Уж это-то я знаю! Но ведь он знал, что бедность меня не тяготит! Я бы жила в лачуге и считала себя счастливой! Ты можешь смеяться надо мной, но это правда!
- Прости, но это тяготило его - думаю, больше всего остального. Я это не совсем понимаю, но вижу, что творится у меня под носом. Поверь, он не был бы счастлив, если бы потерял Фонтли!
- Но я бы сделала его счастливым! А ты.., ты думаешь, что сумеешь это сделать? Нет, не сделаешь! Он любит меня, а не тебя. - Она перевела дыхание и быстро проговорила:
- О нет, нет, я не хотела об этом говорить! Отвратительно, отвратительно!.. Лучше уходи, Дженни! Прошу тебя, сейчас же уходи!
Дженни не обратила на просьбы подруги никакого внимания.
- Я знаю, что между мною и Адамом нет и намека на любовь. Но это не оговаривалось соглашением.
- Сделкой! - воскликнула Джулия, содрогнувшись. - Сделкой! Нет, я никогда тебя не понимала!
- Или его, - сухо вставила Дженни.
Джулия пристально посмотрела на нее, с расстановкой произнеся:
- Или его! Нет, он - другое дело! О да, я понимаю, что заставило его сделать это! Но ты! За титул? Кажется, тебя никогда не интересовали такие вещи! Не могла же ты продать себя всего лишь за положение в обществе!
- А почему бы и нет? Я не первая и не последняя, кто это сделал. Легко презирать то, что у тебя всегда было! - заметила Дженни, не сводя глаз с Джулии.
- Не верю в это! Ты не могла бы мне нравиться, если бы была такой расчетливой!
- Ну, не имеет никакого значения, что ты думаешь обо мне, и - Господь свидетель - меня все это очень огорчает. Поверь, я бы никогда не согласилась на этот брак, если бы существовала хоть малейшая возможность того, что он на тебе женится. Но ее не было. Понимаешь? Он выбирал не между тобой и мной, Джулия, а между мной и разорением. Ты говоришь, что он не будет счастлив со мной, но по крайней мере ему будет уютно! Главное же - у него сохранилось Фонтли, и, как бы ты ни думала, это важно для него. - Она помолчала. - Ну, больше на этот счет сказать, пожалуй, нечего. Меня же привело сюда то, что случилось вчера вечером.
Джулия поморщилась:
; - Не нужно об этом! Я больше не могу! Папа, даже мама!.. О Господи, неужели они думают - неужели ты думаешь, - что я нарочно себя выдала?
- Ну, мы с твоей мамой так не думаем. Я не могу поручиться за его светлость, но вряд ли и он так считает - хотя ты не можешь винить его, если он был резок, потому что нельзя отрицать, что ты выставила нас всех бог знает в каком свете!
- Ах, неужели тебя только это и заботит? - с горечью воскликнула Джулия. - А как насчет моего унижения? А эта мука - прийти в чувство, увидеть все эти лица!.. - Она осеклась, не в состоянии продолжать, и прикрыла глаза рукой.
- Да не изводи ты себя так, милая! Это не настолько плохо, чтобы ничего нельзя было поправить, - успокаивала ее Дженни.
Джулия уронила руку.
- Дженни, я не хотела! Я думала, что смогу встретить его снова как подобает! Я смогла бы это сделать, если бы увидела его там с самого-начала! Но вначале его не было... Я подумала.., о, я испытала такое облегчение, что мною овладело легкомыслие! Мне не пришло в голову, что он может прийти позже, но он пришел, и когда я повернулась и внезапно увидела его так близко от себя... Дженни, это было потрясение, от которого я лишилась чувств!
- Не нужно говорить мне об этом. Ведь ты просто довела себя до такого состояния, что упала бы в обморок, даже если бы мышь пробежала по полу! Примерно то же я им и сказала, хотя сослалась не на мышь, а на духоту в помещении.
- Мама рассказала мне, - что ты держалась молодцом, - равнодушно заметила Джулия. - Спасибо тебе, но никто в это не поверит. Они будут наблюдать за мной и сплетничать на мой счет. Возможно, кто-то станет меня жалеть: "Бедная девушка. Он, знаете ли, передумал!"
- Нет, ни за что! Если мне будет позволено сказать по этому поводу! перебила Дженни. - Это как раз то, что я Собираюсь пресечь в корне. Так что я буду тебе признательна, если ты не станешь впадать в апатию, когда потребуется быть немного поживее!
- Но, что тебе до этого? - спросила Джулия, вздыхая.
- Прояви чуточку здравого смысла, Джулия, ну же! - взмолилась Дженни. - Хорошенькое будет дело, если люди станут говорить такое о моем муже!
Джулия опять выглядела ошеломленной.
- Но они не станут! Все же знают обстоятельства - он ничего не мог поделать!
- Это не помешает им считать, что он обошелся с тобой весьма недостойно, если увидят, что, судя по твоему виду, ты навеки погрузилась в печаль. Адам не будет так выглядеть, что бы он ни чувствовал, потому что слишком уж он джентльмен, чтобы наводить кого-то на мысль, будто ему не нравится наш с ним брак. Все кончится тем, что люди станут болтать: он просто бессердечный и ему нет ни малейшего дела ни до чего, кроме денег и богатства, он счастлив до тех пор, пока богат!
- Тебе не нужно бояться! - с надломом в голосе произнесла Джулия. - Я собираюсь вернуться к своей бабушке и жить у нее отшельницей. Полагаю, хватит и года, чтобы забыть о самом моем существовании!
- Скорее в Танбридж-Уэллс построят еще одну гостиницу, чтобы разместить там твоих поклонников! - невозмутимо сказала Дженни.
Джулия ахнула и сквозь слезы разразилась смешком.
- Ах, как ты можешь быть такой.., такой отвратительно бесчувственной!
- Ну, ты ведь знаешь, что я начисто лишена чувствительности. Но у меня, однако, не гуляет и ветер в голове. Так что я посоветую тебе, что делать, чтобы поставить в тупик всех злобных людишек, которые будут рады покаркать насчет тебя. - Дженни заметила, как вспыхнули глаза Джулии, и продолжала:
- Да, я уже слышу их! Притворяющихся, что они, как ты сказала, жалеют тебя, но довольно облизывающих губы и говорящих, что они всегда знали: Сильфида себя погубит. Потому что ты не могла разбить в пух и прах всех других девиц, без того чтобы не возбудить волну злобы и ревности, - уж это-то я знаю!
Джулия села в постели.
- Но каким образом? - спросила она. - Папа не соглашался на помолвку с Адамом, но люди-то знали!
- Ну и что с того, что знали? Они не сочтут удивительным, что девушка, у которой столько много самых разных поклонников, разлюбила так же легко, как и влюбилась! Еще бы, ты ведь тогда толбко-только вышла из стен пансиона! Потом ты не видела Адама месяцами, и если обнаружила, что совершила ошибку, - что может быть естественней? - Она не обратила внимания на тяжкий вздох Джулии и стала натягивать перчатки. - Так что я заеду к тебе завтра около четырех, и мы с тобой покатаемся в парке, как хорошие подруги, какими мы всегда и были.
- О нет! - воскликнула Джулия с мольбой. - Нет, я не смогу!
- Нет, сможешь! И я не стану скрывать, что буду очень тебе признательна, если ты сможешь, потому что мне не нравится кататься в одиночестве, а я еще не знакома со многими. Два-три поклона - самое большее, что меня ждет, если я поеду одна; но если ты будешь сидеть возле меня, карету, наверное, обступит толпа. - Она встала, когда у Джулии опять вырвался натянутый смешок. - И если бы ты смогла упасть в обморок, когда пойдешь на какой-нибудь прием в следующий раз!.. Только имей в виду - не на собрании у леди Бриджуотер, потому что накануне вечером она сказала, что пришлет нам пригласительную открытку, и будет негоже, если ты сделаешь это в присутствии Адама!..
- Дженни, ты просто несносна! - запротестовала Джулия, не зная, смеяться ей или плакать. - Как будто я могу...
- Ты сможешь, если поставишь перед собой такую цель, - уверенно сказала Дженни со сдержанной, едва заметной улыбкой. - Стоит тебе только подумать, что ты задыхаешься от жары, и ты задохнешься!
Она на прощанье прикоснулась к плечу Джулии и вышла, не дав ей времени обдумать смысл последнего замечания. Внизу ее встретила леди Оверсли, которая глядела на нее тревожно-вопросительно. Она ответила ей приветливым кивком и улыбкой.
- Я ничего не сказала насчет того, чтобы она приехала и пообедала с нами, но мы с ней договорились проехать покататься завтра. Так что не бойтесь! Тогда я ее и приглашу на обед.
Леди Оверсли обняла ее, пролив несколько слез облегчения.
- Ах, моя дорогая Дженни, я так вам признательна! Она.., она была все такой же расстроенной?
- Этого я не могу вам сказать, мэм, - ответила Дженни со свойственной ей прямотой. - Как знать - по крайней мере, я не могу этого знать потому что у нее не больше сходства, чем у щавеля и маргаритки, и я не понимаю ее, и никогда не понимала. Она считает, что да, а мне всегда казалось, что она из тех, кто способен умереть от гриппа только потому, что вбил себе в голову, что это оспа!
Это было уж слишком для чувствительной леди Оверсли, но, когда она впоследствии рассказывала все это своему супругу, он выглядел весьма ошарашенным и сказал, что Дженни - гораздо проницательнее, нежели он полагал.
- Твоя дочь, дорогая, - сказал он, - всегда живет в нервном напряжении, и теперь мы видим, что из этого получается Леди Оверсли привыкла к неблаговидной привычке мужа снимать с себя какую-либо ответственность за любого своего ребенка, разгневавшего его, так что она пропустила это замечание мимо ушей, согласившись, что дочь наделена слишком богатым воображением.
- Да она вся в тебя! - сказал его светлость неумолимо.
Джулия весь день оставалась в своей спальне, но появилась за завтраком на следующее утро Она выглядела бледной и явно пребывала в подавленном настроении; когда же ее отец, энергично увещеваемый леди Оверсли, поприветствовал ее с величайшей сердечностью, она ответила гримасой, отдаленно напоминавшей улыбку. Но, по счастливой случайности, ее новое платье для прогулок из французского льняного батиста, отделанное оборками из широких кружев, прислали на дом в тот же самый день, и оно было таким прелестным, особенно надетое с одной из ольденбургских шляпок, что Джулия незаметно для себя немного приободрилась. В какой-то момент домашним показалось, что она собирается отказаться от поездки с Дженни; но когда ее убедили надеть новое платье, и ее мама, служанка, две младшие сестры и их гувернантка разразились немыслимыми восторгами, она передумала и, когда экипаж Линтонов остановился у дверей, вышла к нему в полной готовности.
Дженни, одетая в дорогое, но не слишком шедшее ей платье из брауншвейгского серого люстрина, тоже восхитилась ее туалетом, так же как и множество гуляющих, когда они добрались наконец до парка. Если карету и не обступила толпа, то, во всяком случае, кучеру пришлось много раз останавливать лошадей.
Это был час модного променада, и парк изобиловал конными упряжками, от дамских колясок до роскошных двухколесных экипажей, верховыми, взгромоздившимися на высоких полукровок, и щеголями, вышагивающими по аллее вдоль дороги. Дженни казалось, что каждый второй человек кланялся или махал рукой ее прелестной спутнице; и, поскольку Джулия хотела обменяться приветствиями с друзьями и немалое количество джентльменов жаждали засвидетельствовать ей свое почтение, Дженни смирилась с тем, что лошади их едва плетутся. Она и сама испытала удовольствие оттого, что ее несколько раз вежливо узнали, но в душе считала эту прогулку, порядком ей наскучившую, пустой тратой времени. Другое дело Джулия, всегда восприимчивая к подобной атмосфере и оживающая, словно истосковавшееся по влаге растение, под дождем комплиментов и галантностей. На щеках ее вновь заиграл румянец, в глазах появился блеск, а ее прелестный смех был столь непосредственным, что никому и в голову не приходило, что сердце ее разбито.
Не все ее поклонники, надо заметить, были молодыми. Маркиз Рокхилл, ехавший возле них верхом вместе с Броу, пробыл у коляски дольше, чем кто-либо другой. Он был очень учтив с Дженни, но она видела теплый блеск в его глазах, когда он смотрел на Джулию, и не обманывалась мыслью, что он остановился с единственной целью - поговорить с ней самой. Она считала, что он староват для флирта с Джулией, но угадала в нем известного сердцееда и поняла, что его донжуанские манеры весьма привлекательны для Джулии. Было ясно, что он питает к ней нежные чувства, но не пытается безраздельно присвоить ее себе. Когда Броу завладел вниманием Дженни, то Рокхилл тут же завязал разговор с Джулией. Он явно был близко знаком с семьей Девериль, и, когда Дженни сообщила, что ее свекровь будет на Гросвенор-стрит на следующей неделе, маркиз сказал, что обязательно приедет засвидетельствовать ей свое почтение.
- Такой старинный друг - можно сказать, друг почти что с" колыбели!
Движимая порывом, она внезапно спросила его:
- Не желаете ли, сэр, отобедать с нами? - Она увидела, как Рокхилл удивленно вскинул брови, и пояснила:
- Видите ли, леди Линтон собирается пробыть здесь всего два дня. Так что, полагаю, у нее не будет времени на утренние визиты. Поэтому я собираюсь пригласить чету Оверсли на обед вместе с мисс Оверсли, и было бы.., мы были бы очень рады, если бы вы сочли возможным посетить нас, не придавая значения тому, что это неофициальный прием.
Его проницательные глаза блеснули из-под тяжелых век. В них заиграла улыбка, и он мягко ответил:
- О, я с удовольствием приду, леди Линтон! Чудесная мысль! Компании, составленной из таких близких друзей, как Деверили и Оверсли, никогда не помешает , малая толика закваски, не так ли?
Улыбка в его глазах стала более явной, когда он встретился с ее настороженным взглядом. Но более не сказал ничего, лишь учтиво поклонился, а потом отвернулся, чтобы сказать Броу, что они не должны больше, задерживать экипаж.
В следующий момент джентльмены поскакали дальше, и Дженни, охваченная внезапным испугом, спросила:
- Он холостяк?
- Да, конечно. Он, знаешь ли, кузен Рокхилла. Леди Адверсейн приходится Рокхиллу...
- Нет, нет, я не о Броу! О Рокхилле!
- А! Нет, не холостяк. Он...
- О Боже мой! - воскликнула ошеломленная Дженни. - Я пригласила его пообедать с нами на следующей неделе! Что он теперь подумает обо мне? Наверняка, что у меня не хватило ума! О Господи!
- Глупенькая! - смеясь, сказала Джулия. - Он же вдовец!
- Ну слава Богу! - искренне воскликнула Дженни. Джулия с любопытством взглянула на нее;
- С чего это ты его пригласила? Я не знала, что ты с ним знакома.
- Я не знакома.., ну, если только совсем чуть-чуть! Он сказал, что надеется увидеть леди Линтон, когда она приедет в город, вот я и пригласила его пообедать. Сказав, что это будет безо всяких церемоний. Приедут твои папа и мама, надеюсь, и ты заглянешь к нам, потому что, как ты знаешь, будет и Лидия.
- Я? - ахнула Джулия. - О нет! Ты не можешь просить меня об этом!
Бросив предупреждающий взгляд на спину кучера, Дженни сказала:
- Да, я признаю, обед будет не слишком оживленным, но я собираюсь пригласить также и Броу, так что, надеюсь, это не превратится в такую смертную скуку, как ты думаешь! Жаль, что я не знаю кого-нибудь еще из джентльменов! Но все друзья Адама во Франции, и есть лишь кузен Осберт, если только.., твой брат придет, как ты думаешь?
- Дженни, я не приду, не приду! - проговорила Джулия решительным шепотом.
- Ну, в таком случае лорд Рокхилл посчитает, что это форменное надувательство, потому что я сказала ему, что и ты будешь у нас, отчего, полагаю, он и принял приглашение.
Джулия ничего больше не сказала, лишь не уставала твердить снова и снова, что не придет, и впала в подавленное настроение.
Дома она не была столь сдержанна. Единственное, чего добилась своими настойчивыми увещеваниями леди Оверсли, так это привела ее в волнение, и дело кончилось бы истерическим припадком, если бы в комнату не зашел отец, пожелавший узнать, в чем дело. Когда ему рассказали, он вполне сносно разыграл перед своей женой и дочерью роль мудрого римского патриция, торжественно провозгласившего, что Джулия должна повиноваться ему, и с такой необычной для него непреклонностью, что та просто пришла в ужас, не осмелившись на большее непослушание, чем только взмолиться:
- Ах, папа, прошу, не заставляй меня ехать!
- Ни слова больше! - приказал его светлость. - Я очень тобой недоволен, Джулия, и если ты станешь и дальше испытывать мое терпение, то пожалеешь об этом.
При этих ужасных словах обе дамы залились слезами. Его светлость, чувствуя, что это просто выше его сил - выступать и дальше в такой роли, стал с достоинством отступать, нахмурившись достаточно сурово, чтобы придать убедительность заявлению леди Оверсли о том, что папа очень, очень сердится. Мысль о том, что она, всегдашняя отцовская любимица, теперь впала в немилость, оказалась слишком сильным душевным испытанием для, Джулии. Ее плач перешел в рыдания, и такие отчаянные, что пришлось вернуть папу, чтобы успокоить ее заверениями в том, что он по-прежнему к ней благоволит. Как только она узнала, что ее по-прежнему любят, она стала спокойнее, а когда он сказал, что сочувствует ей гораздо больше, чем она об этом догадывается, Джулия испытала такую горячую благодарность к нему, что готова была пообещать все, что он только пожелает.
Когда известие о задуманном званом обеде сообщили Адаму, он ощутил в душе такое же смятение, как и Джулия, но сумел лучше это скрыть. Дженни, трудившаяся над первым комплектом чехлов для кресел, безмятежно спросила его, можно ли, по его мнению, пригласить мистера Оверсли, и он ответил равнодушно:
- Ты можешь это сделать, конечно, но я сомневаюсь, что он приедет. Насколько я знаю Чарли, он сочтет это сборище слишком скучным!
Он был прав, и все-таки Чарльз, пусть и с неохотой, удостоил обед своим присутствием, потому что его отец, вовсе не прибегая к той дипломатичности, которую он считал необходимой, имея дело со своей дочерью, сказал ему, что тот должен там быть.
- Зачем тащиться бедному кембриджскому студенту к Линтонам? Нет уж, увольте, сэр!.. - запротестовал мистер Оверсли-младший, испытывая отвращение при одной мысли об этой семейной поездке.
- Чепуха! Если Дженни хочет, чтобы ты был, то ты будешь! Полагаю, ты ей нужен для количества.
Мистер Оверсли, который ходил с важным видом уже более года, посмотрел на своего родителя со страданием и укором и сказал:
- Премного ей обязан!
Лорд Оверсли рассмеялся, но велел ему не скоморошничать.
- Дело в том, Чарли, что ей пришло в голову таким вот образом привести в чувство твою сестру после того поистине потрясающего происшествия в доме Нассингтонов, и это большая любезность с ее стороны!
- Вот те раз! - воскликнул встревоженный Чарли. - А Джулия не упадет опять в обморок, нет? Потому что если произойдет еще какой-нибудь скандал в этом роде...
- Нет, нет, она пообещала, что будет вести себя как подобает! успокоил его отец.
Глава 12
Вдовствующая в сопровождении своей дочери и горничной в назначенный день добралась до Лондона довольно быстро, поскольку ехала на почтовых предыдущее путешествие помогло ей преодолеть страх перед незнакомыми форейторами. Мистер Шоли от всего сердца одобрил внушительный вид кавалькады, которая отправилась из Фонтли, поскольку фаэтон сопровождали верхом двое слуг, а следом - карета, везущая лакея миледи и множество сундуков и чемоданов, а также фургон, нагруженный тем имуществом, которое Вдовствующая посчитала своим собственным и вывезла из Фонтли.
Она прибыла в расслабленном, измученном состоянии. Дженни, когда увидела в окно Приближающийся экипаж, тут же позвала Адама, дабы тот незамедлительно спустился поприветствовать свою мать. Он вышел к подъезду как раз вовремя, чтобы поддержать миледи, когда та, пошатываясь, сошла на мощеную дорожку. Она была обрадована таким вниманием и воскликнула: "Дорогой!" - когда сын поцеловал вначале ее руку, а потом щеку. Потом она с куда менее ласковой интонацией одернула дочь: "Лидия, дорогая!" - когда девица безжалостно стиснула Адама в своих объятиях.
Адам провел гостей в дом, где первым предметом, привлекшим опасливый взгляд матери, стала египетская лампа у подножия лестницы. Она недовольно втянула в себя воздух - - Боже правый! Ах, ну да, понятно! Женская фигура со сфинксами. О Господи! - Это лампа, мама, - пояснил Адам, как бы оправдываясь.
- Неужели, дорогой? Несомненно, Дженни сочла, что лестница плохо освещается. Сама я никогда этого не замечала, но... А эти странные алебастровые вазы - тоже лампы?
- Да, мама, тоже! А вот и Дженни пришла тебя поприветствовать!
Он испытал облегчение, увидев, что Дженни добилась большего успеха, чем он, в Общении с его матерью. Она приветствовала ее с должной заботливостью и сказала, что неудивительно, если та чувствует себя измученной после дороги.
- Боюсь, я невеселая, хлопотная гостья, - вздохнула Вдовствующая. - И настолько измотана всем тем, через что мне пришлось пройти, что не гожусь ни для чего, кроме как лечь в кровать.
- Ну тогда, - сказала Дженни, - вы пойдете прямо наверх и ляжете в постель, а обед вам подадут на подносе.
- Как любезно! - проворковала Вдовствующая. - Ну разве что лишь чашку супа!
Лидия, с величайшим возмущением прислушивающаяся к этим унылым планам, воскликнула:
- Мама, не можешь же ты отправиться в постель сразу, едва зайдя в дом! О, ведь ты сама недавно говорила, когда миссис Митчем навестила нас в Фонтли, что нет ничего более неприятного, чем гость, который приехал только для того, чтобы болеть и постоянно просить подать то стакан теплой воды, то жидкую, овсянку!
- Ах, ерунда! - смягчила резкость Лидии Дженни. - Мы надеемся, мама не считает себя гостьей в доме собственного сына! Пусть она делает, что хочет. Проходите наверх, мэм, и располагайтесь поудобнее!
Вдовствующая смягчилась. У нее было коварное намерение сорвать любые праздничные планы, - которые, возможно, вынашивались ради ее удовольствия, - удалившись по приезде в свою спальню в состоянии полного изнеможения; но как только ее стали умолять делать именно то, что ей хочется, она начала думать, что если отдохнет часок, то почувствует себя достаточно окрепшей, чтобы присоединиться к своей семье за обеденным столом. Она позволила Дженни проводить ее наверх, и, хотя, естественно, ей причинило боль то, что она пошла не в "свою" комнату, она обнаружила, что в отведенных ей прекрасно обставленных покоях произвели, ради ее уюта и удобств, такие тщательные приготовления, что ее тоска улеглась окончательно. Поэтому к тому времени, когда она устроилась на кушетке, обложенная подушками, и подкрепилась чаем с тостами, она была на удивление благожелательна с Дженни и сказала ей, что, дабы не разочаровывать ее дорогих, она постарается превозмочь свою усталость, чтобы спуститься вниз к обеду.