- О, Люси,- Диксон несколько бесцеремонно прервал их разговор,- прежде чем ты уйдешь, я хотел бы познакомить тебя с твоим соотечественником ветераном старой Варшавской оперы - мистером Збарторовски.
Едва он успел произнести эти слова, как стало ясно, что был допущен грубый промах. При упоминании имени польского кларнетиста рука Люси, машинально поднятая для обмена рукопожатиями, упала вдоль тела, а лицо вдруг утратило живость, стало замкнутым и почти мрачным.
- Збарторовски?- повторила она и добавила какой-то вопрос на польском.
Никто не знал, что он означает, но у поляка загорелись пятна на щеках. Он отвечал на том же языке. Им было сказано всего несколько слов, и, насколько могла понять большая и заинтересованная аудитория, они были не очень вежливы.
Не оставалось никаких сомнений, что на персону, которой адресовались, они произвели должный эффект. Ее следующая фраза, произнесенная медленно, четко и ясно, на любом языке могла быть только оскорблением. В этот момент Диксон что-то вставил на польском, очевидно желая выступить как миротворец, но его неловкая попытка только подлила масла в огонь. С искаженным лицом Збарторовски начал яростно выплевывать слова, смысл которых, видимо, был для Люси крайне жестоким и оскорбительным. Люси, с заметным трудом сдерживаясь, парировала его замечания, старательно подбирая слова, самые ранящие, вероятно, эпитеты в польском словаре. Это было шокирующее, если не смешное, сражение темпераментов, и, к счастью для тех, кто наблюдал и слушал, оно закончилось так же неожиданно, как и началось.
- Довольно!- вскричала Люси, резко отвернувшись от своего мучителя к Эвансу.- Или этот человек уйдет из оркестра, или я не буду играть сегодня вечером!
Диксон сделал еще одну попытку исправить нанесенное им зло:
- Будь великодушна, Люси. Ты же можешь не смотреть на него. И бог знает, где мы найдем в это время другого кларнетиста.
- Я попрошу вас оставить мою жену в покое. Вы уже и так достаточно на сегодня навредили!- Лоуренс Сефтон весь побелел от злости.
Диксон собирался ему ответить, но в разговор вмешался Збарторовски.
- Можете не волноваться,- сказал он.- Я сам не стану играть.
И, полный достоинства, среди полной тишины он спрыгнул со сцены.
Тут подал голос Клейтон Эванс.
- Продолжаем репетицию,- резко объявил он.- Прошу великодушно всех вернуться на свои места. Диксон, вам придется подыскать кларнетиста к вечеру. Пожалуйста, поторопитесь, насколько это возможно. А теперь, леди и джентльмены, Моцарт!
И он постучал по пюпитру дирижерской палочкой.
Глава 5
В ПОИСКАХ КЛАРНЕТИСТА
- Вот так история!- мрачно произнес Диксон.
Петигрю, Вентри и он, единственные члены комитета, которые в настоящий момент не слушали репетицию Пражской симфонии Моцарта, уединились в одном из кабинетов, примыкающих к концертному залу, чтобы обсудить ситуацию.
- В жизни не думал, что дам такого маху,- продолжал Диксон с унылым видом, совершенно чуждым его обычно самоуверенной манере.- Чувствую себя полным идиотом. Но откуда я мог знать, черт побери?!
- А что, собственно, произошло?- не удержался от вопроса Петигрю.
- Я догадываюсь,- Вентри неуклюже пытался съязвить,- что бойфренд миссис Робертс и мисс Карлесс не поладили друг с другом. Может, я ошибаюсь, но мне так кажется.
Диксон не обратил на него внимания.
- Дело вот в чем,- сказал он Петигрю.- Отец Люси, старый граф Игнаш, поссорился с Пилсудским. Это произошло еще в двадцатые годы. Его лишили собственности, и он провел довольно много времени в тюрьме, и, видимо, потому, что не был послушным мальчиком, погиб в очень ловко подстроенном несчастном случае. Люси всегда утверждала, что его убили, и я думаю, она права. Я, конечно, знал об этой истории, но вот чего я не знал - и теперь готов рвать на себе волосы, из-за того что вовремя не выяснил,- что в истории замешан наш друг Збарторовски.
- Каким образом?- заинтересовался Петигрю.
- Если судить по оскорблению, которое только что бросила в его адрес Люси,- настолько замешан, что, по сути, явился убийцей ее отца - только я не знаю, насколько это верно. Из того, что он говорил, я понял, что его семья с самого начала была арендатором в поместье Карлессов, что для Польши того времени было вполне достаточным поводом испытывать против него злобу. Я предполагаю, что скорее всего Збарторовски вступил в полицию и воспользовался возможностью расплатиться со стариком. Но детали не имеют значения.
- Да,- подал голос Вентри.- Сейчас важно лишь то, что нам недостает кларнетиста.
- В этом-то и проблема.- Диксон взглянул на часы.- Боже мой, уже почти полпятого. Как мы найдем его к восьми?!
Петигрю подумал, что, пожалуй, трудно найти во всей Англии кого-либо, кто меньше чем он сам способен ответить на эту мольбу. Тем не менее, сделав усилие, он неожиданно кое-что вспомнил, таким образом оказавшись способным внести предложение.
- Вентри, а разве у вас нет знакомого, который играет на кларнете?сказал он.- Помню, на первом заседании комитета...
Вентри обрадованно завопил:
- Да, конечно! Как глупо, что я об этом забыл. Нам нужен молодой Кларксон. Теперь мне придется его упрашивать. Он начнет чертовски важничать, поскольку мы идем к нему с поклоном в самый последний момент.
- К черту молодого Кларксона!- с неожиданной яростью воскликнул Диксон.- Вы не хуже меня знаете, что он совершенно безнадежен, и мысль о том, чтобы пригласить его играть в самый последний момент, когда он даже не видел партитуры, просто смешна! Он один испортит весь концерт. Если у вас нет в запасе ничего получше, Вентри, идите домой и предоставьте дело нам.
Вентри побагровел. Казалось, он вот-вот взорвется. Однако, помолчав, он, видимо, передумал, и, когда заговорил, его тон был спокойным и даже безразличным.
- Отлично,- сказал он.- Если вы так считаете, я ухожу. Все равно я не очень переживаю за Кларксона. До вечера.
Диксон со вздохом облегчения обернулся к Петигрю:
- Ну а теперь займемся делом. Правда, не знаю, как нам удастся найти музыканта в Лондоне в это время дня. Мне пришлось побегать несколько недель, чтобы найти даже одного кларнетиста,- вот почему, когда подвернулся этот несчастный поляк, я так за него уцепился. Но здесь у меня записано несколько имен с номерами телефонов, так что посмотрим, что у нас получится.
Следующие полчаса были исполнены, по крайней мере для Петигрю, растущего уныния и крушения надежд. Телефонная связь в Маркгемптоне была автоматизированной и похвально обслуживала местные звонки. Однако междугородняя связь устанавливалась невыносимо медленно, к тому же лондонская линия почти постоянно оказывалась занятой. С изматывающими душу задержками они набирали один за другим номера, найденные Диксоном в его записной книжке, но безрезультатно. Два или три номера не отвечали. Затем ответил какой-то глухой старик, после долгих расспросов и повторений сообщивший, что этот номер принадлежит пансиону в Блумсбери, где о музыке и слыхом не слыхивали. Следующая линия оказалась испорченной. Так все и шло. Наконец Диксон признал свое поражение:
- Сдаюсь. Или мой список уже старый, или все кларнетисты Лондона находятся в отъезде.
- Похоже, что в конце концов мы снова вернемся к Кларксону,- заметил Петигрю.
- Черта с два!- рявкнул Диксон, обретший утраченную было энергию при одном упоминании этого имени.- Еще не все пропало... Я только что вспомнил про одного человека в Уитси, который блестяще выступит, если только мы его застанем.
- Отсюда до Уитси довольно далеко,- засомневался Петигрю.- Мне приходилось довольно часто ездить туда по делам. Если даже мы его застанем, вы уверены, что он успеет добраться сюда до начала концерта?
- Думаю, успеет. Мы можем выслать машину, чтобы встретить его на станции в Истбери. Это же по основной магистрали, верно?- Диксон стал рыться в своей распухшей записной книжке.- Послушайте, вы не могли бы оказать мне услугу? Соединитесь с этим человеком по телефону, пока я просмотрю железнодорожное расписание. Вот его номер - Уитси 04-97. Зовут Дженкинсон. Время летит, а...
Дверь за ним захлопнулась. Оставшись один в кабинете, Петигрю с кислой миной уставился на стоящий перед ним аппарат. Он чувствовал, что неосмотрительно влез в дело, в котором ничего не понимает и которым никогда не интересовался, а просто по своей доброте поддался роковому порыву. Чего ради он вообще связался с этим идиотским обществом оркестрантов?! Почему согласился прийти на репетицию вместо того, чтобы спокойно сидеть дома и листать "Введение к Пюфендорфу"? Он испытывал настоящую аллергию к кларнетистам, и ему было абсолютно все равно, будет ли Концерт Мендельсона для скрипки с оркестром исполняться с одним кларнетом, с двумя или несколькими. Больше того, он был уверен, что среди слушателей этого вообще никто не заметит. Однако, поскольку в этом странном мире этот факт имел какое-то значение, он вынужден попытаться сделать то, чего от него ожидают. Петигрю решительно снял трубку и набрал номер междугородней связи.
По сегодняшнему опыту у него были все основания полагать, что соединение будет достаточно долгим, чтобы успел вернуться Диксон и сам занялся этой нудной работой, но он был разочарован. На этот раз телефонная служба решила сработать с необычной для нее скоростью, и меньше чем через минуту в трубке раздался тонкий ясный голос:
- Уитси 04-97.
- Можно поговорить с мистером Дженкинсоном?
- Говорит Дженкинсон. Кто вы?
- Меня зовут Петигрю, но вы меня не знаете.
- Нет, не знаю.- Голос был совершенно в этом уверен.- Я вас не знаю.
- Дело в том, что я звоню из Маркгемптона по просьбе мистера Диксона. Думаю, его вы, конечно, знаете.
- Я совершенно уверен, что не знаю никого по фамилии Диксон. Как его имя?
- Роберт.
- Тогда я точно его не знаю.
Петигрю чувствовал, что сейчас начнет хихикать.
- Кажется, разговор у нас не очень получается, верно?
- Да, не очень. Может, вы случайно набрали не тот номер?
- Не думаю. Вы ведь Дженкинсон, так?
- Я уже сказал это.
- Вы играете на этом... как бишь его?
- На чем?
- Простите, на кларнете.
- Да. И на многих других инструментах, но не на том, о котором вы спросили с самого начала.
- Не обращайте внимания. Дело в том, что нам позарез нужен кларнет.
- У меня сейчас нет ни одного лишнего, а если бы и был, я бы его не продал.
- Боюсь, я неправильно выразился. Я хотел сказать, что нам нужен человек, который играет на кларнете.
- Понятно. А кому это "нам"?
- Простите великодушно, я должен был сразу же об этом сказать. Маркширскому оркестру.
- Ну, о нем-то,- в голосе появилось явное удовлетворение,- я слышал. У вас дирижером Клейтон Эванс, не так ли?
- Именно так!- радостно воскликнул Петигрю, как изнемогший пловец, ноги которого наконец-то ощутили под собой твердую почву.- Да, да, Клейтон Эванс.
- Почему же вы сразу не сказали? Конечно, я буду рад играть у Эванса в любое время, когда он меня позовет. Только дайте знать Поттеру и Фулбрайту.
- Поттеру и... кому?- Петигрю почувствовал легкую тошноту, поняв, что снова оказался над бездной.
- Поттеру и Фулбрайту,- повторил голос таким тоном, каким взрослые обращаются к исключительно несообразительному ребенку.- Это мои агенты. Агенты! Вы наверняка слышали о Поттере и Фулбрайте.
- Нет, я не знаю Поттера и Фулбрайта.- ("Кажется, я начинаю что-то смыслить в этой игре,- подумал Петигрю.- Сейчас счет, должно быть, тридцать - ноль, не в мою пользу, разумеется").
Голос продолжал:
- Их имена имеются в справочнике. Позвоните им в любое время, когда я вам понадоблюсь, и я приеду, если буду свободен. Это понятно?
- Нет!- вскричал Петигрю, и как раз вовремя, помешав Дженкинсону повесить трубку. Краем глаза он увидел, что, торжествующе помахивая железнодорожным расписанием, входит Диксон.- Одну минуточку!- Он сунул трубку Диксону.- Ради бога, сами поговорите. Это выше моих сил.
Петигрю облегченно передал ведение дела специалисту, чувствуя себя младшим клерком, освобожденным наконец от непосильных обязанностей старшего партнера.
- Говорит Диксон.
Со злорадным наслаждением Петигрю услышал слабо доносящийся до него голос Дженкинсона, снова принявшегося за разъяснения:
- Нет, конечно, вы меня не знаете. Я узнал ваше имя от Поттера и Фулбрайта.
- Тот, другой, мужчина, который со мной разговаривал... Питер или что-то в этом роде... никогда не слышал о Поттере и Фулбрайте,- ворчал голос.
- Ах, этот!- небрежно обронил Диксон. Младший клерк почувствовал, что его еще понизили.- Не обращайте на него внимания. Я обращаюсь к вам от имени Клейтона Эванса из Маркгемптона. Он попал в затруднительную ситуацию. Первый кларнет покинул оркестр, и ему срочно, сегодня же вечером, необходим кларнетист. Не могли бы вы сразу же выехать? Программа обычная - Концерт Мендельсона для скрипки с оркестром, кусочек Генделя, Моцарт - ничего сложного... Что? Да, да, конечно, профсоюзный гонорар и возмещение всех расходов. Можете? Отлично! Тогда слушайте. Из Уитси поезд отправляется в шесть тридцать пять. Он прибывает на станцию Истбери в семь двадцать девять. Оттуда до Маркгемптона не больше двадцати минут езды. Там вас встретит машина. Так что времени у вас достаточно. Превосходно!.. Тысяча благодарностей! До свидания.
Диксон опустил трубку и вытер лоб платком:
- Слава богу, все улажено! Петигрю, я очень вам обязан за помощь.
- Не стоит.- Петигрю криво усмехнулся.
Теперь остается найти автомобиль, чтобы встретить поезд. Сегодня это будет трудно сделать. Наемные машины разберут тех, кто купили билеты на концерт.
- Может, я позвоню Фаррену?- Петигрю назвал крупнейшую в городе фирму по прокату автомобилей.
- Не беспокойтесь, я сам позвоню. У вас, случайно, нет их телефона?
- К счастью, он у меня записан. Вот, 22-03.
- Спасибо.
Диксон снова снял трубку, но его разговор прервался, не начавшись. В последние несколько минут, как заметил Петигрю, в кабинете, где они находились, стало заметно тише. Это произошло, осознал он, из-за прекращения едва слышных звуков музыки, которые создавали фон их разговору. Очевидно, репетиция закончилась. И теперь в комнату вошел Эванс в непременном сопровождении миссис Бассет. Эванс выглядел уставшим, но совершенно спокойным и веселым.
- Вы все еще здесь, Диксон?- спросил дирижер.- Слушайте, думаю, нам можно не беспокоиться о кларнетисте.
- Не беспокоиться?!- вскричал мгновенно помрачневший Диксон.
- Да. Я как следует все продумал. Мы вполне можем переставить второй кларнет в первый, так что остается подумать только о партии второго. Ну-с, у Мендельсона лишь два-три важных пассажа, и я могу заменить кларнет вторым гобоем. Думаю, публика этого не заметит. С Генделем вообще никаких проблем в оригинальной партитуре вообще нет никакого кларнета, а Моцарт...
- Дорогой мой Эванс,- сказал Диксон тоном, который заставил миссис Бассет побледнеть.- Вы просили меня достать второго кларнетиста. Мы с Петигрю последние сорок минут пытались его найти. И сейчас, когда нам наконец это удалось, вы говорите, что я могу не беспокоиться! Это уж слишком!
- А, так вы его нашли? Хорошо,- невозмутимо произнес Эванс.- И кто же это?
- Дженкинсон из филармонии Уитси. Я как раз собирался позвонить насчет машины, чтобы встретить его в Истбери. Какой номер, Петигрю, вы сказали, у Фаррена?
- 22-03.
- 22-03,- повторил Диксон, набирая номер.- Алло! Алло! Это Фаррен? У вас есть свободная машина, чтобы встретить сегодня вечером в семь двадцать девять поезд в Истбери?.. Хорошо. Вы должны будете встретить джентльмена по фамилии Дженкинсон и привезти его в Сити-Холл к служебному входу. Вы можете это исполнить? Отлично, а счет направьте мистеру Петигрю.... Спасибо. До свидания.
С победоносным видом Диксон повесил трубку.
- Что ж,- сказал Эванс,- одной головной болью меньше - не надо переводить партию кларнета на гобой. Благодарю вас, Диксон. А сейчас я еду домой переодеться. Кстати,- он приостановился в дверях,- боюсь, мисс Карлесс была весьма расстроена инцидентом во время репетиции. Вы не увидите ее перед концертом?
- Я?- быстро переспросил Диксон.- Нет, разумеется, нет. А почему я должен с ней увидеться?
- Просто подумал, что стоит об этом сказать... Думаю, ей нужно время, чтобы как следует успокоиться. Потому что она специально попросила, чтобы ее оставили совершенно одну в уборной и не беспокоили вплоть до последней минуты перед выходом на сцену. Так что, если будете там, не беспокойте ее. Я предупредил весь оркестр.
Диксон усмехнулся:
- На мой счет вы могли бы не волноваться. Это давняя привычка Люси и не имеет никакого отношения к моей оплошности со Збарторовски. Она всегда замыкается в четырех стенах перед выступлением. Думаю, это ее способ привести нервы в порядок. В такой момент не допускается даже супруг, не говоря уже о бывшем муже.
- Понятно.- Эванс нерешительно мялся в дверях, его лоб пересекла морщина задумчивости.
- Что-нибудь еще?- позевывая, спросил Диксон.- Потому что иначе...
- Не думаю,- медленно произнес Эванс.- По крайней мере... меня что-то беспокоит... вопрос темпа, наверное... но не могу вспомнить, что именно.- Он внезапно вышел из состояния задумчивости.- Миссис Бассет, вы были очень добры, когда сказали, что дадите мне немного отдохнуть.
Он вышел, и Петигрю, у которого было ощущение, что он полжизни провел в этом тесном кабинете, торопливо последовал его примеру.
Глава 6
ПРЕРВАННЫЙ КОНЦЕРТ
Вечером Петигрю вернулся в Сити-Холл с ощущением упадка сил после длительного напряжения. После волнений, происшедших на репетиции, он чувствовал, что концерт, каким бы он ни был блестящим, покажется ему сравнительно скучным. Если бы не купленный заранее билет, признался он себе, он бы с удовольствием остался дома. Однако ему не хотелось поверять свои чувства Элеонор, взволнованной предстоящим участием в своем первом концерте.
Он расстался с женой у служебного входа и смотрел, как ее уносит прочь поток оживленных, возбужденных музыкантов-любителей, смешавшихся с несколькими деловитыми флегматичными профессионалами. Затем он обогнул здание и вошел в него через парадный подъезд. Концертный зал быстро заполнялся зрителями, и со своего места на галерке Петигрю видел внизу море голов. Как и все, кто хоть на время допускался за кулисы, он думал, как мало людей из этой говорливой ожидающей толпы представляют себе те волнения и суматоху, через которые должны пройти оркестранты, чтобы доставить им два часа наслаждения, которое они готовились вкушать. "Сегодня все будет хорошо",- сказал он себе весело и уселся читать скорее с восхищением, чем с пониманием строгий технический анализ произведений, составленный Клейтоном Эвансом для программки концерта.
Его занятие вскоре было прервано - кто-то протискивался мимо него, чтобы занять свободное кресло рядом. Подняв глаза, Петигрю не без удовольствия увидел, что это Никола Диксон. По его мнению, она была самой идеальной соседкой на такой случай - не любительница поболтать, да и сама не рассчитывала, чтобы с ней разговаривали, и в то же время на нее приятно было смотреть. Исключительно приятно, убедился он, поворачиваясь к ней, чтобы поздороваться. В самом деле, хотя он всегда считал Николу очень красивой, никогда раньше ему не приходилось видеть ее в таком блеске. Даже для такого ненаблюдательного субъекта, как он, было ясно, что женщина уделила особое внимание своему туалету. Но не только ее туалет - который Петигрю не решился бы описать - сделал весьма безвкусно одетых матрон Маркгемптона серыми и безликими по сравнению с ней и не ее искусно наложенный макияж. Каким-то необъяснимым образом весь ее внешний вид приобрел еще большую привлекательность. Сегодня глаза ее сверкали еще ярче, кожа казалась еще более свежей, а обычно томная манера держаться уступила место оживленному волнению, что было ужасно... Петигрю старался подыскать слово и был слегка удивлен собой, когда нашел его - ужасно соблазнительным. Странно, что предстоящий концерт в Сити-Холл сам по себе смог так оживить ее, подумал он; вероятно, ее любовь к музыке гораздо сильнее, чем он предполагал, и, разумеется, сильнее, чем у мужа.
Вспомнив о существовании Роберта Диксона, Петигрю заметил:
- А муж не с вами?
Никола покачала темной головкой:
- Он никогда не сидит со мной во время концертов. Он устраивается внизу, где-нибудь в последних рядах, ведь ему приходится то и дело выбегать, суетиться, чтобы следить, все ли в порядке... Кстати, о суете. Я думала, что мне не придется сегодня спешить. Но стоянка для машин была так забита. Пришлось потратить уйму времени, чтобы припарковать свою.- Она нетерпеливо посмотрела на часики, словно теперь, когда уже прибыла, была недовольна каждой минутой задержки начала концерта.
Между тем внизу на сцене все шло своим чередом. Оркестранты уже собрались на сцене, и зал наполнился нестройным музыкальным шумом настраиваемых инструментов. Вскоре возбуждающий беспорядок звуков утих и раздался взрыв аплодисментов в адрес мисс Портес, которая, пробираясь к пюпитру первой скрипки, старалась выглядеть спокойной, но вся порозовела от скрытого волнения. По залу пронесся вздох ожидания, и тут же тишину нарушила буря аплодисментов, потому что на заднем плане сцены появился Клейтон Эванс. Буря не утихала, а, наоборот, набирала силу, пока он не добрался до кафедры. Несколько раз быстро поклонившись на аплодисменты, дирижер повернулся, постучал палочкой по пюпитру и еще до того, как рукоплескания утихли, поднял оркестр и весь зал на ноги первыми раскатистыми звуками барабана - прелюдией к Национальному гимну.
В этот момент Петигрю впервые с того момента, как появился в Сити-Холл, задумался, прибыл ли их кларнетист. Судя по голосу Дженкинсона по телефону, человек он был вполне положительный и надежный, а вовсе не из тех - уж коль скоро проблема с Поттером и Фулбрайтом была решена,- кто мог подвести и не явиться на концерт. Тем не менее он захотел в этом убедиться и начал внимательно и озабоченно вглядываться в ряды музыкантов. К сожалению, прямо до уровня галерки с потолка свисали огромные люстры, что весьма затрудняло обзор задних рядов оркестра. И все же, когда он поочередно вглядывался в оркестрантов, ему показалось, что в правом углу, рядом с флейтами, оставалось пустое сиденье. Он попытался пересчитать всех музыкантов, которые должны быть в оркестре, чтобы установить, отсутствует ли кто из них. Две флейты, это просто. Два тех парня, что дуют в маленькие дудочки и производят нечто вроде ворчания,- ах да, они называются фаготы... И наконец, вывернув шею, чтобы заглянуть за сверкающую люстру, он сумел различить трех человек, дующих прямо вниз в свои инструменты, а не вбок, как флейтисты, и не под углом, как фаготы. Гобои и кларнеты - и кто из них был кем и в чем заключалась разница, он никогда не мог запомнить, хотя Элеонор довольно часто объясняла это ему. Трое? Наверняка их должно быть четверо - по двое каждого,- если только по непонятным ему причинам гобой выступал в одиночестве, а не парой, как остальные его товарищи? Нет, такого не должно быть. Эванс точно говорил про два гобоя. Число три могло означать только одно - в конце концов оркестр так и остался с одним кларнетистом.
Не успел он прийти к этому неутешительному заключению, как при последних звуках гимна в правом заднем углу оркестра произошло какое-то движение. Пюпитр отодвинулся, два блестящих медью инструмента с исполнителями подались в стороны, чтобы освободить проход, и, когда оркестранты уселись, Петигрю увидел, что трое музыкантов превратились в четверку. Дженкинсон успел в самый последний момент. "Слава богу!" облегченно вздохнул Петигрю. Со своего места Петигрю не мог различить его лица. Он видел только, что на нем красовались очки в роговой оправе. Он решил доставить себе удовольствие поприветствовать ответственного кларнетиста после концерта. Из их короткого разговора по телефону у него о Дженкинсоне сложилось мнение как о человеке с характером. А пока он мог свободно откинуться на спинку кресла и наслаждаться музыкой, забыв, что является членом комитета. С этого момента все пойдет как по маслу.
Меньше чем через полминуты Петигрю, как и весь зал, понял, что далеко не все идет как по маслу. В своем волнении по поводу такой незначительной для оркестра фигуры, как первый кларнетист, он считал само собой разумеющимся, что все остальные значительные для концерта персоны присутствуют. Привлекла его внимание к факту отсутствия кого-то еще не кто иной, как Никола Диксон.
- Господи!- взволнованно воскликнула она.- А где же Билли Вентри?
Взглянув в сторону органа, Петигрю с ужасом обнаружил, что исполнительское место не занято.
Каждый обыкновенный слушатель публичного выступления в случае серьезного его срыва испытывает разочарование и огорчение. Но для Петигрю, почитавшего себя кем-то большим, чем рядовой слушатель, это было настоящим потрясением. К его тревоге примешивался тот факт, что последним человеком в зале, понимающим, что происходит нечто из ряда вон выходящее, был Клейтон Эванс. Он стоял на своем помосте невозмутимый и уверенный, и перед ним на пюпитре лежала раскрытая партитура Генделя. Он откинул голову назад характерным для него жестом, резко ударил по пюпитру дирижерской палочкой, чтобы привлечь внимание оркестра, раскинул руки и с надеждой взглянул в сторону органа.
- Ужас!- прошептал Петигрю.- Бедняга слеп как крот. Неужели никто ему не подскажет?
Очевидно, мисс Портес подсказала ему, что, похоже, Концерт Генделя для органа с оркестром придется исполнять без органа. Последовал поспешный обмен мнениями между ними двоими, в то время как над залом пробежал ропот. Эванс извлек из кармана часы, поднес их к самому носу, снова убрал в карман, положил дирижерскую палочку на пюпитр и на несколько мгновений застыл в нерешительности. Он стоял спиной к залу, но даже с галерки было заметно, как дрожали его длинные чуткие пальцы.
Едва он успел произнести эти слова, как стало ясно, что был допущен грубый промах. При упоминании имени польского кларнетиста рука Люси, машинально поднятая для обмена рукопожатиями, упала вдоль тела, а лицо вдруг утратило живость, стало замкнутым и почти мрачным.
- Збарторовски?- повторила она и добавила какой-то вопрос на польском.
Никто не знал, что он означает, но у поляка загорелись пятна на щеках. Он отвечал на том же языке. Им было сказано всего несколько слов, и, насколько могла понять большая и заинтересованная аудитория, они были не очень вежливы.
Не оставалось никаких сомнений, что на персону, которой адресовались, они произвели должный эффект. Ее следующая фраза, произнесенная медленно, четко и ясно, на любом языке могла быть только оскорблением. В этот момент Диксон что-то вставил на польском, очевидно желая выступить как миротворец, но его неловкая попытка только подлила масла в огонь. С искаженным лицом Збарторовски начал яростно выплевывать слова, смысл которых, видимо, был для Люси крайне жестоким и оскорбительным. Люси, с заметным трудом сдерживаясь, парировала его замечания, старательно подбирая слова, самые ранящие, вероятно, эпитеты в польском словаре. Это было шокирующее, если не смешное, сражение темпераментов, и, к счастью для тех, кто наблюдал и слушал, оно закончилось так же неожиданно, как и началось.
- Довольно!- вскричала Люси, резко отвернувшись от своего мучителя к Эвансу.- Или этот человек уйдет из оркестра, или я не буду играть сегодня вечером!
Диксон сделал еще одну попытку исправить нанесенное им зло:
- Будь великодушна, Люси. Ты же можешь не смотреть на него. И бог знает, где мы найдем в это время другого кларнетиста.
- Я попрошу вас оставить мою жену в покое. Вы уже и так достаточно на сегодня навредили!- Лоуренс Сефтон весь побелел от злости.
Диксон собирался ему ответить, но в разговор вмешался Збарторовски.
- Можете не волноваться,- сказал он.- Я сам не стану играть.
И, полный достоинства, среди полной тишины он спрыгнул со сцены.
Тут подал голос Клейтон Эванс.
- Продолжаем репетицию,- резко объявил он.- Прошу великодушно всех вернуться на свои места. Диксон, вам придется подыскать кларнетиста к вечеру. Пожалуйста, поторопитесь, насколько это возможно. А теперь, леди и джентльмены, Моцарт!
И он постучал по пюпитру дирижерской палочкой.
Глава 5
В ПОИСКАХ КЛАРНЕТИСТА
- Вот так история!- мрачно произнес Диксон.
Петигрю, Вентри и он, единственные члены комитета, которые в настоящий момент не слушали репетицию Пражской симфонии Моцарта, уединились в одном из кабинетов, примыкающих к концертному залу, чтобы обсудить ситуацию.
- В жизни не думал, что дам такого маху,- продолжал Диксон с унылым видом, совершенно чуждым его обычно самоуверенной манере.- Чувствую себя полным идиотом. Но откуда я мог знать, черт побери?!
- А что, собственно, произошло?- не удержался от вопроса Петигрю.
- Я догадываюсь,- Вентри неуклюже пытался съязвить,- что бойфренд миссис Робертс и мисс Карлесс не поладили друг с другом. Может, я ошибаюсь, но мне так кажется.
Диксон не обратил на него внимания.
- Дело вот в чем,- сказал он Петигрю.- Отец Люси, старый граф Игнаш, поссорился с Пилсудским. Это произошло еще в двадцатые годы. Его лишили собственности, и он провел довольно много времени в тюрьме, и, видимо, потому, что не был послушным мальчиком, погиб в очень ловко подстроенном несчастном случае. Люси всегда утверждала, что его убили, и я думаю, она права. Я, конечно, знал об этой истории, но вот чего я не знал - и теперь готов рвать на себе волосы, из-за того что вовремя не выяснил,- что в истории замешан наш друг Збарторовски.
- Каким образом?- заинтересовался Петигрю.
- Если судить по оскорблению, которое только что бросила в его адрес Люси,- настолько замешан, что, по сути, явился убийцей ее отца - только я не знаю, насколько это верно. Из того, что он говорил, я понял, что его семья с самого начала была арендатором в поместье Карлессов, что для Польши того времени было вполне достаточным поводом испытывать против него злобу. Я предполагаю, что скорее всего Збарторовски вступил в полицию и воспользовался возможностью расплатиться со стариком. Но детали не имеют значения.
- Да,- подал голос Вентри.- Сейчас важно лишь то, что нам недостает кларнетиста.
- В этом-то и проблема.- Диксон взглянул на часы.- Боже мой, уже почти полпятого. Как мы найдем его к восьми?!
Петигрю подумал, что, пожалуй, трудно найти во всей Англии кого-либо, кто меньше чем он сам способен ответить на эту мольбу. Тем не менее, сделав усилие, он неожиданно кое-что вспомнил, таким образом оказавшись способным внести предложение.
- Вентри, а разве у вас нет знакомого, который играет на кларнете?сказал он.- Помню, на первом заседании комитета...
Вентри обрадованно завопил:
- Да, конечно! Как глупо, что я об этом забыл. Нам нужен молодой Кларксон. Теперь мне придется его упрашивать. Он начнет чертовски важничать, поскольку мы идем к нему с поклоном в самый последний момент.
- К черту молодого Кларксона!- с неожиданной яростью воскликнул Диксон.- Вы не хуже меня знаете, что он совершенно безнадежен, и мысль о том, чтобы пригласить его играть в самый последний момент, когда он даже не видел партитуры, просто смешна! Он один испортит весь концерт. Если у вас нет в запасе ничего получше, Вентри, идите домой и предоставьте дело нам.
Вентри побагровел. Казалось, он вот-вот взорвется. Однако, помолчав, он, видимо, передумал, и, когда заговорил, его тон был спокойным и даже безразличным.
- Отлично,- сказал он.- Если вы так считаете, я ухожу. Все равно я не очень переживаю за Кларксона. До вечера.
Диксон со вздохом облегчения обернулся к Петигрю:
- Ну а теперь займемся делом. Правда, не знаю, как нам удастся найти музыканта в Лондоне в это время дня. Мне пришлось побегать несколько недель, чтобы найти даже одного кларнетиста,- вот почему, когда подвернулся этот несчастный поляк, я так за него уцепился. Но здесь у меня записано несколько имен с номерами телефонов, так что посмотрим, что у нас получится.
Следующие полчаса были исполнены, по крайней мере для Петигрю, растущего уныния и крушения надежд. Телефонная связь в Маркгемптоне была автоматизированной и похвально обслуживала местные звонки. Однако междугородняя связь устанавливалась невыносимо медленно, к тому же лондонская линия почти постоянно оказывалась занятой. С изматывающими душу задержками они набирали один за другим номера, найденные Диксоном в его записной книжке, но безрезультатно. Два или три номера не отвечали. Затем ответил какой-то глухой старик, после долгих расспросов и повторений сообщивший, что этот номер принадлежит пансиону в Блумсбери, где о музыке и слыхом не слыхивали. Следующая линия оказалась испорченной. Так все и шло. Наконец Диксон признал свое поражение:
- Сдаюсь. Или мой список уже старый, или все кларнетисты Лондона находятся в отъезде.
- Похоже, что в конце концов мы снова вернемся к Кларксону,- заметил Петигрю.
- Черта с два!- рявкнул Диксон, обретший утраченную было энергию при одном упоминании этого имени.- Еще не все пропало... Я только что вспомнил про одного человека в Уитси, который блестяще выступит, если только мы его застанем.
- Отсюда до Уитси довольно далеко,- засомневался Петигрю.- Мне приходилось довольно часто ездить туда по делам. Если даже мы его застанем, вы уверены, что он успеет добраться сюда до начала концерта?
- Думаю, успеет. Мы можем выслать машину, чтобы встретить его на станции в Истбери. Это же по основной магистрали, верно?- Диксон стал рыться в своей распухшей записной книжке.- Послушайте, вы не могли бы оказать мне услугу? Соединитесь с этим человеком по телефону, пока я просмотрю железнодорожное расписание. Вот его номер - Уитси 04-97. Зовут Дженкинсон. Время летит, а...
Дверь за ним захлопнулась. Оставшись один в кабинете, Петигрю с кислой миной уставился на стоящий перед ним аппарат. Он чувствовал, что неосмотрительно влез в дело, в котором ничего не понимает и которым никогда не интересовался, а просто по своей доброте поддался роковому порыву. Чего ради он вообще связался с этим идиотским обществом оркестрантов?! Почему согласился прийти на репетицию вместо того, чтобы спокойно сидеть дома и листать "Введение к Пюфендорфу"? Он испытывал настоящую аллергию к кларнетистам, и ему было абсолютно все равно, будет ли Концерт Мендельсона для скрипки с оркестром исполняться с одним кларнетом, с двумя или несколькими. Больше того, он был уверен, что среди слушателей этого вообще никто не заметит. Однако, поскольку в этом странном мире этот факт имел какое-то значение, он вынужден попытаться сделать то, чего от него ожидают. Петигрю решительно снял трубку и набрал номер междугородней связи.
По сегодняшнему опыту у него были все основания полагать, что соединение будет достаточно долгим, чтобы успел вернуться Диксон и сам занялся этой нудной работой, но он был разочарован. На этот раз телефонная служба решила сработать с необычной для нее скоростью, и меньше чем через минуту в трубке раздался тонкий ясный голос:
- Уитси 04-97.
- Можно поговорить с мистером Дженкинсоном?
- Говорит Дженкинсон. Кто вы?
- Меня зовут Петигрю, но вы меня не знаете.
- Нет, не знаю.- Голос был совершенно в этом уверен.- Я вас не знаю.
- Дело в том, что я звоню из Маркгемптона по просьбе мистера Диксона. Думаю, его вы, конечно, знаете.
- Я совершенно уверен, что не знаю никого по фамилии Диксон. Как его имя?
- Роберт.
- Тогда я точно его не знаю.
Петигрю чувствовал, что сейчас начнет хихикать.
- Кажется, разговор у нас не очень получается, верно?
- Да, не очень. Может, вы случайно набрали не тот номер?
- Не думаю. Вы ведь Дженкинсон, так?
- Я уже сказал это.
- Вы играете на этом... как бишь его?
- На чем?
- Простите, на кларнете.
- Да. И на многих других инструментах, но не на том, о котором вы спросили с самого начала.
- Не обращайте внимания. Дело в том, что нам позарез нужен кларнет.
- У меня сейчас нет ни одного лишнего, а если бы и был, я бы его не продал.
- Боюсь, я неправильно выразился. Я хотел сказать, что нам нужен человек, который играет на кларнете.
- Понятно. А кому это "нам"?
- Простите великодушно, я должен был сразу же об этом сказать. Маркширскому оркестру.
- Ну, о нем-то,- в голосе появилось явное удовлетворение,- я слышал. У вас дирижером Клейтон Эванс, не так ли?
- Именно так!- радостно воскликнул Петигрю, как изнемогший пловец, ноги которого наконец-то ощутили под собой твердую почву.- Да, да, Клейтон Эванс.
- Почему же вы сразу не сказали? Конечно, я буду рад играть у Эванса в любое время, когда он меня позовет. Только дайте знать Поттеру и Фулбрайту.
- Поттеру и... кому?- Петигрю почувствовал легкую тошноту, поняв, что снова оказался над бездной.
- Поттеру и Фулбрайту,- повторил голос таким тоном, каким взрослые обращаются к исключительно несообразительному ребенку.- Это мои агенты. Агенты! Вы наверняка слышали о Поттере и Фулбрайте.
- Нет, я не знаю Поттера и Фулбрайта.- ("Кажется, я начинаю что-то смыслить в этой игре,- подумал Петигрю.- Сейчас счет, должно быть, тридцать - ноль, не в мою пользу, разумеется").
Голос продолжал:
- Их имена имеются в справочнике. Позвоните им в любое время, когда я вам понадоблюсь, и я приеду, если буду свободен. Это понятно?
- Нет!- вскричал Петигрю, и как раз вовремя, помешав Дженкинсону повесить трубку. Краем глаза он увидел, что, торжествующе помахивая железнодорожным расписанием, входит Диксон.- Одну минуточку!- Он сунул трубку Диксону.- Ради бога, сами поговорите. Это выше моих сил.
Петигрю облегченно передал ведение дела специалисту, чувствуя себя младшим клерком, освобожденным наконец от непосильных обязанностей старшего партнера.
- Говорит Диксон.
Со злорадным наслаждением Петигрю услышал слабо доносящийся до него голос Дженкинсона, снова принявшегося за разъяснения:
- Нет, конечно, вы меня не знаете. Я узнал ваше имя от Поттера и Фулбрайта.
- Тот, другой, мужчина, который со мной разговаривал... Питер или что-то в этом роде... никогда не слышал о Поттере и Фулбрайте,- ворчал голос.
- Ах, этот!- небрежно обронил Диксон. Младший клерк почувствовал, что его еще понизили.- Не обращайте на него внимания. Я обращаюсь к вам от имени Клейтона Эванса из Маркгемптона. Он попал в затруднительную ситуацию. Первый кларнет покинул оркестр, и ему срочно, сегодня же вечером, необходим кларнетист. Не могли бы вы сразу же выехать? Программа обычная - Концерт Мендельсона для скрипки с оркестром, кусочек Генделя, Моцарт - ничего сложного... Что? Да, да, конечно, профсоюзный гонорар и возмещение всех расходов. Можете? Отлично! Тогда слушайте. Из Уитси поезд отправляется в шесть тридцать пять. Он прибывает на станцию Истбери в семь двадцать девять. Оттуда до Маркгемптона не больше двадцати минут езды. Там вас встретит машина. Так что времени у вас достаточно. Превосходно!.. Тысяча благодарностей! До свидания.
Диксон опустил трубку и вытер лоб платком:
- Слава богу, все улажено! Петигрю, я очень вам обязан за помощь.
- Не стоит.- Петигрю криво усмехнулся.
Теперь остается найти автомобиль, чтобы встретить поезд. Сегодня это будет трудно сделать. Наемные машины разберут тех, кто купили билеты на концерт.
- Может, я позвоню Фаррену?- Петигрю назвал крупнейшую в городе фирму по прокату автомобилей.
- Не беспокойтесь, я сам позвоню. У вас, случайно, нет их телефона?
- К счастью, он у меня записан. Вот, 22-03.
- Спасибо.
Диксон снова снял трубку, но его разговор прервался, не начавшись. В последние несколько минут, как заметил Петигрю, в кабинете, где они находились, стало заметно тише. Это произошло, осознал он, из-за прекращения едва слышных звуков музыки, которые создавали фон их разговору. Очевидно, репетиция закончилась. И теперь в комнату вошел Эванс в непременном сопровождении миссис Бассет. Эванс выглядел уставшим, но совершенно спокойным и веселым.
- Вы все еще здесь, Диксон?- спросил дирижер.- Слушайте, думаю, нам можно не беспокоиться о кларнетисте.
- Не беспокоиться?!- вскричал мгновенно помрачневший Диксон.
- Да. Я как следует все продумал. Мы вполне можем переставить второй кларнет в первый, так что остается подумать только о партии второго. Ну-с, у Мендельсона лишь два-три важных пассажа, и я могу заменить кларнет вторым гобоем. Думаю, публика этого не заметит. С Генделем вообще никаких проблем в оригинальной партитуре вообще нет никакого кларнета, а Моцарт...
- Дорогой мой Эванс,- сказал Диксон тоном, который заставил миссис Бассет побледнеть.- Вы просили меня достать второго кларнетиста. Мы с Петигрю последние сорок минут пытались его найти. И сейчас, когда нам наконец это удалось, вы говорите, что я могу не беспокоиться! Это уж слишком!
- А, так вы его нашли? Хорошо,- невозмутимо произнес Эванс.- И кто же это?
- Дженкинсон из филармонии Уитси. Я как раз собирался позвонить насчет машины, чтобы встретить его в Истбери. Какой номер, Петигрю, вы сказали, у Фаррена?
- 22-03.
- 22-03,- повторил Диксон, набирая номер.- Алло! Алло! Это Фаррен? У вас есть свободная машина, чтобы встретить сегодня вечером в семь двадцать девять поезд в Истбери?.. Хорошо. Вы должны будете встретить джентльмена по фамилии Дженкинсон и привезти его в Сити-Холл к служебному входу. Вы можете это исполнить? Отлично, а счет направьте мистеру Петигрю.... Спасибо. До свидания.
С победоносным видом Диксон повесил трубку.
- Что ж,- сказал Эванс,- одной головной болью меньше - не надо переводить партию кларнета на гобой. Благодарю вас, Диксон. А сейчас я еду домой переодеться. Кстати,- он приостановился в дверях,- боюсь, мисс Карлесс была весьма расстроена инцидентом во время репетиции. Вы не увидите ее перед концертом?
- Я?- быстро переспросил Диксон.- Нет, разумеется, нет. А почему я должен с ней увидеться?
- Просто подумал, что стоит об этом сказать... Думаю, ей нужно время, чтобы как следует успокоиться. Потому что она специально попросила, чтобы ее оставили совершенно одну в уборной и не беспокоили вплоть до последней минуты перед выходом на сцену. Так что, если будете там, не беспокойте ее. Я предупредил весь оркестр.
Диксон усмехнулся:
- На мой счет вы могли бы не волноваться. Это давняя привычка Люси и не имеет никакого отношения к моей оплошности со Збарторовски. Она всегда замыкается в четырех стенах перед выступлением. Думаю, это ее способ привести нервы в порядок. В такой момент не допускается даже супруг, не говоря уже о бывшем муже.
- Понятно.- Эванс нерешительно мялся в дверях, его лоб пересекла морщина задумчивости.
- Что-нибудь еще?- позевывая, спросил Диксон.- Потому что иначе...
- Не думаю,- медленно произнес Эванс.- По крайней мере... меня что-то беспокоит... вопрос темпа, наверное... но не могу вспомнить, что именно.- Он внезапно вышел из состояния задумчивости.- Миссис Бассет, вы были очень добры, когда сказали, что дадите мне немного отдохнуть.
Он вышел, и Петигрю, у которого было ощущение, что он полжизни провел в этом тесном кабинете, торопливо последовал его примеру.
Глава 6
ПРЕРВАННЫЙ КОНЦЕРТ
Вечером Петигрю вернулся в Сити-Холл с ощущением упадка сил после длительного напряжения. После волнений, происшедших на репетиции, он чувствовал, что концерт, каким бы он ни был блестящим, покажется ему сравнительно скучным. Если бы не купленный заранее билет, признался он себе, он бы с удовольствием остался дома. Однако ему не хотелось поверять свои чувства Элеонор, взволнованной предстоящим участием в своем первом концерте.
Он расстался с женой у служебного входа и смотрел, как ее уносит прочь поток оживленных, возбужденных музыкантов-любителей, смешавшихся с несколькими деловитыми флегматичными профессионалами. Затем он обогнул здание и вошел в него через парадный подъезд. Концертный зал быстро заполнялся зрителями, и со своего места на галерке Петигрю видел внизу море голов. Как и все, кто хоть на время допускался за кулисы, он думал, как мало людей из этой говорливой ожидающей толпы представляют себе те волнения и суматоху, через которые должны пройти оркестранты, чтобы доставить им два часа наслаждения, которое они готовились вкушать. "Сегодня все будет хорошо",- сказал он себе весело и уселся читать скорее с восхищением, чем с пониманием строгий технический анализ произведений, составленный Клейтоном Эвансом для программки концерта.
Его занятие вскоре было прервано - кто-то протискивался мимо него, чтобы занять свободное кресло рядом. Подняв глаза, Петигрю не без удовольствия увидел, что это Никола Диксон. По его мнению, она была самой идеальной соседкой на такой случай - не любительница поболтать, да и сама не рассчитывала, чтобы с ней разговаривали, и в то же время на нее приятно было смотреть. Исключительно приятно, убедился он, поворачиваясь к ней, чтобы поздороваться. В самом деле, хотя он всегда считал Николу очень красивой, никогда раньше ему не приходилось видеть ее в таком блеске. Даже для такого ненаблюдательного субъекта, как он, было ясно, что женщина уделила особое внимание своему туалету. Но не только ее туалет - который Петигрю не решился бы описать - сделал весьма безвкусно одетых матрон Маркгемптона серыми и безликими по сравнению с ней и не ее искусно наложенный макияж. Каким-то необъяснимым образом весь ее внешний вид приобрел еще большую привлекательность. Сегодня глаза ее сверкали еще ярче, кожа казалась еще более свежей, а обычно томная манера держаться уступила место оживленному волнению, что было ужасно... Петигрю старался подыскать слово и был слегка удивлен собой, когда нашел его - ужасно соблазнительным. Странно, что предстоящий концерт в Сити-Холл сам по себе смог так оживить ее, подумал он; вероятно, ее любовь к музыке гораздо сильнее, чем он предполагал, и, разумеется, сильнее, чем у мужа.
Вспомнив о существовании Роберта Диксона, Петигрю заметил:
- А муж не с вами?
Никола покачала темной головкой:
- Он никогда не сидит со мной во время концертов. Он устраивается внизу, где-нибудь в последних рядах, ведь ему приходится то и дело выбегать, суетиться, чтобы следить, все ли в порядке... Кстати, о суете. Я думала, что мне не придется сегодня спешить. Но стоянка для машин была так забита. Пришлось потратить уйму времени, чтобы припарковать свою.- Она нетерпеливо посмотрела на часики, словно теперь, когда уже прибыла, была недовольна каждой минутой задержки начала концерта.
Между тем внизу на сцене все шло своим чередом. Оркестранты уже собрались на сцене, и зал наполнился нестройным музыкальным шумом настраиваемых инструментов. Вскоре возбуждающий беспорядок звуков утих и раздался взрыв аплодисментов в адрес мисс Портес, которая, пробираясь к пюпитру первой скрипки, старалась выглядеть спокойной, но вся порозовела от скрытого волнения. По залу пронесся вздох ожидания, и тут же тишину нарушила буря аплодисментов, потому что на заднем плане сцены появился Клейтон Эванс. Буря не утихала, а, наоборот, набирала силу, пока он не добрался до кафедры. Несколько раз быстро поклонившись на аплодисменты, дирижер повернулся, постучал палочкой по пюпитру и еще до того, как рукоплескания утихли, поднял оркестр и весь зал на ноги первыми раскатистыми звуками барабана - прелюдией к Национальному гимну.
В этот момент Петигрю впервые с того момента, как появился в Сити-Холл, задумался, прибыл ли их кларнетист. Судя по голосу Дженкинсона по телефону, человек он был вполне положительный и надежный, а вовсе не из тех - уж коль скоро проблема с Поттером и Фулбрайтом была решена,- кто мог подвести и не явиться на концерт. Тем не менее он захотел в этом убедиться и начал внимательно и озабоченно вглядываться в ряды музыкантов. К сожалению, прямо до уровня галерки с потолка свисали огромные люстры, что весьма затрудняло обзор задних рядов оркестра. И все же, когда он поочередно вглядывался в оркестрантов, ему показалось, что в правом углу, рядом с флейтами, оставалось пустое сиденье. Он попытался пересчитать всех музыкантов, которые должны быть в оркестре, чтобы установить, отсутствует ли кто из них. Две флейты, это просто. Два тех парня, что дуют в маленькие дудочки и производят нечто вроде ворчания,- ах да, они называются фаготы... И наконец, вывернув шею, чтобы заглянуть за сверкающую люстру, он сумел различить трех человек, дующих прямо вниз в свои инструменты, а не вбок, как флейтисты, и не под углом, как фаготы. Гобои и кларнеты - и кто из них был кем и в чем заключалась разница, он никогда не мог запомнить, хотя Элеонор довольно часто объясняла это ему. Трое? Наверняка их должно быть четверо - по двое каждого,- если только по непонятным ему причинам гобой выступал в одиночестве, а не парой, как остальные его товарищи? Нет, такого не должно быть. Эванс точно говорил про два гобоя. Число три могло означать только одно - в конце концов оркестр так и остался с одним кларнетистом.
Не успел он прийти к этому неутешительному заключению, как при последних звуках гимна в правом заднем углу оркестра произошло какое-то движение. Пюпитр отодвинулся, два блестящих медью инструмента с исполнителями подались в стороны, чтобы освободить проход, и, когда оркестранты уселись, Петигрю увидел, что трое музыкантов превратились в четверку. Дженкинсон успел в самый последний момент. "Слава богу!" облегченно вздохнул Петигрю. Со своего места Петигрю не мог различить его лица. Он видел только, что на нем красовались очки в роговой оправе. Он решил доставить себе удовольствие поприветствовать ответственного кларнетиста после концерта. Из их короткого разговора по телефону у него о Дженкинсоне сложилось мнение как о человеке с характером. А пока он мог свободно откинуться на спинку кресла и наслаждаться музыкой, забыв, что является членом комитета. С этого момента все пойдет как по маслу.
Меньше чем через полминуты Петигрю, как и весь зал, понял, что далеко не все идет как по маслу. В своем волнении по поводу такой незначительной для оркестра фигуры, как первый кларнетист, он считал само собой разумеющимся, что все остальные значительные для концерта персоны присутствуют. Привлекла его внимание к факту отсутствия кого-то еще не кто иной, как Никола Диксон.
- Господи!- взволнованно воскликнула она.- А где же Билли Вентри?
Взглянув в сторону органа, Петигрю с ужасом обнаружил, что исполнительское место не занято.
Каждый обыкновенный слушатель публичного выступления в случае серьезного его срыва испытывает разочарование и огорчение. Но для Петигрю, почитавшего себя кем-то большим, чем рядовой слушатель, это было настоящим потрясением. К его тревоге примешивался тот факт, что последним человеком в зале, понимающим, что происходит нечто из ряда вон выходящее, был Клейтон Эванс. Он стоял на своем помосте невозмутимый и уверенный, и перед ним на пюпитре лежала раскрытая партитура Генделя. Он откинул голову назад характерным для него жестом, резко ударил по пюпитру дирижерской палочкой, чтобы привлечь внимание оркестра, раскинул руки и с надеждой взглянул в сторону органа.
- Ужас!- прошептал Петигрю.- Бедняга слеп как крот. Неужели никто ему не подскажет?
Очевидно, мисс Портес подсказала ему, что, похоже, Концерт Генделя для органа с оркестром придется исполнять без органа. Последовал поспешный обмен мнениями между ними двоими, в то время как над залом пробежал ропот. Эванс извлек из кармана часы, поднес их к самому носу, снова убрал в карман, положил дирижерскую палочку на пюпитр и на несколько мгновений застыл в нерешительности. Он стоял спиной к залу, но даже с галерки было заметно, как дрожали его длинные чуткие пальцы.