Хиггинс Джек. Исповедальня (Час охотника)

   - О чем ты говоришь?
   - О Левине и Билли, а кроме того, о Майке Мерфи, труп которого с двумя пулями выловили из Лифи. Ясно как божий день, что это дело рук Качулейна. Откуда у него информация?
   - Откуда мне знать? - Девлин взял два бокала и бутылку "Бушмиллс". Выпей и успокойся.
   Макгинесс отпил немного.
   - Я считаю, что информация уходит через Лондон. Как известно, в британской тайной службе давно уже работает масса чужих агентов.
   - Ты несколько преувеличиваешь, но доля правды в этом есть, подтвердил Девлин. - Однако, как я уже говорил, Фергюсон считает, что утечка имеет место у вас.
   - Чушь. Надо, в конце концов, взять Черни и выжать из него все.
   - Почему бы и нет, - сказал Девлин. - Но я сперва согласовал бы это с Фергюсоном. Давай подождем еще сутки.
   - Пусть будет по-твоему, - с явным неудовольствием ответил Макгинесс. Будем поддерживать самый тесный контакт, Лайам.
   Он вышел, как и вошел, через террасу.
   Девлин налил себе еще, опустился в кресло, пригубил виски, подумал немного и снял трубку. Хотел было уже набрать номер, однако, чуть помедлив, снова положил трубку на место, достал из ящика стола черный прибор и включил его. Никакой реакции. Ни от телефонного аппарата, ни от чего-либо еще во всей комнате.
   Он удивленно хмыкнул.
   - Так. Значит, либо Фергюсон, либо Макгинесс. Один из двух.
   Девлин набрал номер Фергюсона на Кавендиш-сквер.
   - Фокс слушает.
   - Он на месте, Гарри?
   - В данный момент его здесь нет. Ну, как провели время в Париже?
   - Очень приятная девушка. Понравилась, но произвела впечатление запутавшегося человека. Я лишь изложил ей голые факты, больше мне нечего было сказать. Документы, привезенные вашим курьером, взяла, но оптимистических прогнозов я бы делать не стал.
   - А я никогда не был оптимистом, - ответил Фокс. - Что там в Дублине? Вы можете поправить дело?
   - Макгинесс уже был у меня. Он хочет взять Черни и как следует потрясти его.
   - Может быть, это наилучшее решение.
   - Ох, Гарри. Белфаст действительно нехорошо подействовал на тебя. И тем не менее ты, возможно, прав. На одни сутки мне удалось задержать его. Если понадоблюсь, я у себя. Кстати, я дал Ворониной свою визитку. Представь себе, Гарри, она сочла меня неисправимым романтиком!
   - Вы очень убедительно играете свою роль, но мне кажется, что это не только игра. - Фокс рассмеялся и повесил трубку.
   Некоторое время Девлин сидел насупившись. Потом снова раздался стук в дверь террасы, и на пороге появился Гарри Кассен.
   - Гарри! - воскликнул Девлин. - Вот кто делает лучший омлет в мире. Тебя мне послало само небо!
   - Лестью от меня многого не добьешься. - Кассен налил себе виски. - Ну, как Париж?
   - Париж? - удивленно спросил Девлин. - Ах, это была всего лишь шутка. По поручению университета я ездил на кинофестиваль в Корк. Переночевал там и вернулся обратно на машине голодный как волк.
   - Ну, ладно, - сказал Кассен. - Ты накрываешь на стол, а я делаю омлет.
   - Ты настоящий друг, Гарри.
   Кассен остановился у двери.
   - А ты сомневался, Лайам? В конце концов, мы ведь знаем друг друга много лет. - Он улыбнулся и исчез на кухне.
   В надежде привести себя в порядок Таня принимала горячую ванну. В дверь постучала и вошла Рубенова с кофе.
   - О, спасибо. - Татьяна протянула руку и взяла чашку с подноса.
   Наташа подвинула к краю ванны табуретку и присела.
   - Ты должна быть очень осторожна, сердечко мое. Понимаешь, Таня?
   - Странно, - ответила она. - Так меня еще никогда не предупреждали.
   Тут ей подумалось, что со дня того кошмара в Друморе, иногда мучившего ее по ночам, она всегда чувствовала себя защищенной. Масловские оказались хорошими родителями. Ей ни в чем не было отказа. В социалистическом обществе, возникшем под знаком ленинского лозунга "Вся власть народу", реальная власть на самом деле была привилегией немногих.
   Советская Россия стала кастовым обществом, в котором значение человека определялось не его личными качествами, а занимаемой должностью, Таня была дочерью Ивана Владимировича Масловского, что подразумевало великолепную квартиру, спецшколу, внимательное отношение к ее таланту. На дачу семья ездила с шофером на "Чайке" по безлюдной государственной трассе. Деликатесы на их обеденном столе, так же, как и платья, которые она носила, покупались, естественно, в спецсекции ГУМа по определенным талонам.
   На все это она не обращала внимания, так же, как и на процессы против диссидентов и на существование ГУЛАГа. И точно так же она старалась упрятать подальше в подсознание созданную когда-то Масловским чудовищную реальность Друмора, где она стояла на коленях перед простреленным телом родного отца.
   - Тебе стало легче? - спросила Рубенова.
   - Конечно. Подай, пожалуйста, полотенце. - Она завернулась в него и спросила:
   - Ты хорошо рассмотрела зажигалку Туркина, когда я прикуривала?
   - Не очень.
   - Она из массивного золота. Фирменная, от Куртье. Как там у Оруэлла в "Звероферме"? "Все звери равны, но некоторые более равны, чем прочие".
   - Прошу тебя, сердечко мое, - взмолилась Рубенова, - лучше бы тебе этого не говорить.
   - Ты права. - Татьяна улыбнулась. - Мне все же что-то не по себе. Пожалуй, прилягу, чтобы быть к вечеру свежей.
   Они прошли в спальню, где Таня прямо в полотенце забралась под одеяло.
   - Эти двое все еще стоят?
   - Да.
   - Хочу спать.
   Рубенова опустила жалюзи и вышла. Таня лежала в полумраке и думала.
   События последних часов сами по себе были сильнейшим шоком, однако наиболее значительным и странным ей показалось то, как с ней обошлись. Татьяна Воронина, пианистка с мировой славой, которой лично Брежнев вручал награду за заслуги в области культуры, ощутила теперь железную хватку родного государства. Ей казалось, будто она что-то из себя представляет. Теперь же, когда дошло до дела, выяснилось, что это "что-то" - ноль.
   Такой констатации было вполне достаточно. Она включила ночник, взяла сумку и вынула из нее конверт, который ей вручил Девлин. Британский паспорт произвел на нее впечатление: в соответствии с датой он был выписан три года назад и снабжен американской визой.
   Согласно паспорту в США она ездила дважды, а кроме того - в Германию, Италию и Испанию. Последний штемпель был поставлен на французском паспортном контроле неделю назад. Прекрасно. В соответствии с документами она оказалась журналисткой Джоанной Фрэнк, родившейся в Лондоне. Лицо на фотографии, как и говорил Девлин, было очень похожим.
   В конверте Татьяна обнаружила также два частных письма, полученных ею по лондонскому адресу в Челси, кредитную карточку банка "Америкэн Экспресс" и британские водительские права. Маршруты следования в Лондон были описаны четко и ясно. Они действительно обо всем позаботились, подумала Таня.
   Первая возможность - самолетом Париж - Лондон - естественно отпадала. Удивительно, как холодно и четко она просчитывала теперь варианты побега.
   Можно было также сесть на поезд до города Рен, а там сделать пересадку до Сан-Мало на побережье Бретани. Оттуда до Джерси, острова в проливе Ла-Манш, шел корабль на подводных крыльях. Остров же связывали с Лондоном многочисленные ежедневные авиарейсы.
   Она тихонько встала, взяла телефон, на цыпочках прошла в ванную комнату и прикрыла за собой дверь Там она сняла трубку и позвонила в регистратуру отеля. Звонок оказался исключительно полезным. Совершенно верно, ответили ей, есть ночной поезд на Рен, отправляется в двадцать три часа с вокзала Гар дю Норд. В Рене короткая остановка, в Сан-Мало она будет к завтраку. На корабль на подводных крыльях она никак не опоздает.
   Татьяна вышла из ванной очень довольная собой, так как не назвала дежурному ни своего имени, ни номера. Подобные вопросы мог задать любой из сотен гостей отеля.
   - Таня, они будят в тебе звериные инстинкты, - сказала она тихо самой себе.
   Из шкафа она вынула дорожную сумку, с которой обычно ходила на концерты. Много набирать нельзя - это бросится в глаза. Она подумала немного, взяла пару сапожек из мягкой кожи и аккуратно опустила их на дно сумки. Затем сняла с вешалки черный комбинезон, свернула его и положила сверху, на него - ноты и партитуры.
   Больше делать было нечего. Татьяна подошла к окну. По стеклам барабанил дождь. Она поежилась, почувствовав себя вдруг ужасно одинокой, и вспомнила о Девлине, о его внутренней силе. Тут же решила позвонить ему, но не отсюда.
   Вновь легла в постель и выключила ночник. Если бы заснуть теперь хотя бы на часок-другой! В мозгу ее снова всплыло белое как мел лицо Качулейна, и она так и не смогла окончательно успокоиться.
   На концерт Татьяна надела черное бархатное платье с жакетом. Жемчужные бусы и серьги были своего рода талисманом: их она получила в подарок от Масловских перед заключи ильным туром конкурса Чайковского, на котором потом одержала блистательную победу.
   В комнату вошла Рубенова и встала позади Татьяны, сидевшей перед зеркалом.
   - Ты готова? Уже пора. - Она положила руку на плечо Тани. - Ты сегодня обворожительна.
   - Спасибо на добром слове. Сумку я собрала.
   Рубенова подняла ее.
   - А полотенце положила? Вечно ты его забываешь.
   И не успела Татьяна сделать движение, как сумка оказалась раскрытой. Глаза Рубеновой расширились, она помедлила и взглянула на Татьяну.
   - Пожалуйста, Наташа... - тихо произнесла Таня. - Если я что-нибудь для тебя значу...
   Ее немолодая уже секретарша тяжело вздохнула, пошла в ванную и принесла оттуда полотенце, свернула и сунула в сумку. Затем застегнула "молнию".
   - Ну вот теперь все на месте, - сказала она.
   - Дождь все идет?
   - Да.
   - Тогда бархатную накидку я оставлю здесь, а с собой возьму пальто.
   Рубенова сняла пальто с вешалки и набросила Тане на плечи. Та почувствовала легкое пожатие руки.
   - Нам пора.
   Оба в смокингах, так как после концерта предстоял прием, Туркин и Шепилов ждали в соседней комнате.
   - Вы великолепно выглядите, Татьяна Ивановна, - заметил Туркин. - Ваш концерт - еще одна победа нашей страны.
   - Оставьте при себе ваши комплименты; капитан, - отрезала она, - если хотите быть полезным, возьмите сумку.
   Концертный зал консерватории был заполнен до отказа. Когда Татьяна вышла на сцену, оркестр поднялся, чтобы приветствовать ее. Разразились аплодисменты, публика встала, следуя примеру президента Миттерана.
   Таня заняла место у рояля, и шум мгновенно стих. Когда дирижер поднял палочку, в зале царила абсолютная тишина. Он опустил ее, оркестр взял первые такты, и пальцы Татьяны Ворониной заскользили по клавишам.
   Радость и экстаз переполняли ее. Изнутри будто что-то вырвалось на волю - никогда еще она не играла со столь динамичной энергией. Оркестр играл, пытаясь не отстать от Тани, так что в конце, когда великолепный концерт Рахманинова достигал своего драматического финала, они слились в единое целое. И это совершенно особенное впечатление мало кто забыл из присутствовавших в тот вечер в консерватории.
   Зал взорвался аплодисментами, каких она еще никогда в жизни не слышала, а к ногам посыпались букеты цветов.
   Таня зашла за кулисы, где ей в объятия бросилась Наташа с мокрым от слез лицом.
   - Ты сегодня была неповторима, Танечка. Это лучшее из всего, что я когда-либо слышала.
   Таня крепко обняла ее.
   - Я знаю. Это моя ночь, Наташа. Ночь, когда я могу сразиться со всем миром и победить.
   И она снова вернулась на сцену, потому что овации не смолкали.
   Франсуа Миттеран, президент Французской Республики, взял Танину руку и поцеловал.
   - Я в восторге, мадемуазель. Это было бесподобно.
   - Рада вашему признанию, господин президент, - ответила она по-французски.
   Разносили шампанское, толпа окружила ее, а блицы фотокорреспондентов ослепили, когда президент представлял ей министра культуры и других.
   Тем не менее Татьяна заметила Шепилова и Туркина, разговаривавших у двери с импозантным Беловым, явившимся на прием в бархатном смокинге и батистовой рубашке с кружевами. Он поднял свой бокал и подошел к ней. Татьяна бросила взгляд на часы. Было чуть больше десяти. Если ты хочешь исчезнуть, то нечего больше тянуть, мелькнуло у нее в голове.
   Белов приложился губами к правой руке Татьяны.
   - Вы играли просто фантастически. Подозреваю, что у вас бывают приступы гнева.
   - Смотря как к этому относиться. - Она взяла с подноса еще один бокал шампанского. - Весь дипкорпус здесь. Вы можете быть довольны. Настоящий триумф.
   - Несомненно. Но должен сказать, что мы, русские, в отличие от некоторых других народов, всегда по-особому чувствовали музыку.
   Она оглянулась.
   - А где Наташа?
   - Беседует с прессой. Позвать?
   - Спасибо, не надо. Хочу пойти привести себя в порядок. Придется обойтись без нее.
   - Да, да, конечно, - и Белов кивнул подошедшему Туркину.
   - Проводите Татьяну Ивановну в артистическую уборную. Подождите, пока она выйдет, и вместе вернитесь обратно. - Он улыбнулся Татьяне. - Мы не хотели бы, чтобы в толпе с вами что-нибудь произошло.
   Люди расступались перед ней, улыбались и поднимали бокалы.
   По узкому коридору они дошли до уборной.
   - Может, мне будет позволено самой заняться своим туалетом?
   Туркин усмехнулся.
   - Ну, если вы настаиваете, Татьяна Ивановна.
   Когда Татьяна удалилась, он достал сигарету и закурил. Не запирая дверь, она ловко скинула туфли и жакет, затем расстегнула "молнию" шикарного платья, которое тут же упало на пол. Вынула из сумки комбинезон, быстро переоделась. Потом натянула сапожки, взяла сумку и пальто, вошла в туалетную комнату и защелкнула замок.
   Окно, выходящее во двор консерватории, она осмотрела еще раньше. Оно было достаточно велико, чтобы пролезть в него. Татьяна встала на унитаз и высунулась наружу. Дождь хлестал как из ведра. Она соскочила вниз, надела пальто и побежала к воротам. Еще через минуту она уже ловила такси на Рю де Мадрид.
   Глава 8
   Девлин смотрел по телевизору какой-то фильм для полуночников, когда зазвонил телефон. Слышимость была настолько хорошей, что он подумал, будто кто-то говорит из деревни.
   - Профессор Девлин?
   - Да, слушаю.
   - Это Таня - Татьяна Воронина.
   - Где вы? - возбужденно спросил Девлин.
   - В Париже, на вокзале Гар дю Норд. У меня совсем мало времени. Еду ночным поездом в Рен.
   - В Рен? - удивился Девлин. - Господи, зачем?
   - Пересяду на поезд на Сан-Мало. К завтраку буду там. Оттуда идет корабль на подводных крыльях на Джерси, а это практически Англия и, значит, безопасность. Для бегства у меня было всего лишь несколько минут, и я решила, что все остальные пути, предложенные вашими людьми, могут оказаться блокированными.
   - Так, значит, вы все-таки решились. Почему?
   - Скажем просто: вы мне понравились, они - нет. Это, впрочем, не означает, что я ненавижу мою страну. Лишь некоторых ее представителей. Ну, мне пора.
   - Я поставлю в известность Лондон, - сказал Девлин. - Позвоните мне из Рена. Удачи вам!
   Раздались короткие гудки. Губы Девлина тронула легкая ироничная улыбка.
   - Ну, что ты теперь скажешь? - тихо произнес он. - Эта девушка из тех, кого можно спокойно знакомить с родителями. На Кавендиш-сквер трубку сняли тут же.
   - Фергюсон слушает, - произнес недовольный голос.
   - Мне кажется, вы лежите на диване и смотрите старый фильм Богарта? съязвил Девлин.
   - Вы что, стали ясновидцем?
   - Ну так вскакивайте и выключайте телевизор. Игра идет полным ходом.
   Тон Фергюсона резко изменился:
   - Что вы там такое бормочете?
   - А то, что Татьяна Воронина все-таки сбежала и только что звонила мне с вокзала дю Норд. Она едет ночным поездом в Рен, пересаживается на поезд на Сан-Мало, оттуда утром на корабле отправится на Джерси. Прочие маршруты могут быть, по ее мнению, блокированы.
   - Умная девушка, - ответил Фергюсон. - Русские наверняка сделают все, чтобы заполучить ее обратно.
   - Из Рена она позвонит мне еще раз. Это должно быть где-то в половине четвертого или в четыре.
   - Великолепно, - сказал Фергюсон. - Никуда не отходите от телефона.
   Гарри Фокс как раз собирался принять теплый душ перед сном, когда раздался звонок. День был длинным и тяжелым, и Гарри очень хотелось спать.
   - Гарри? Немедленно приезжайте. Есть дело.
   Приказ начальника тут же разогнал его сонливость.
   Кассен работал над воскресной проповедью, когда зажужжал зуммер, означавший включение подслушивающей аппаратуры. Однако пока он поднялся на чердак, Девлин уже закончил разговор. Кассен перемотал пленку и, внимательно прослушав запись, стал размышлять об обстоятельствах, которые складывались теперь совсем не в его пользу.
   Затем он спустился в кабинет и связался с профессором Черни.
   - Это я, - сказал Кассен. - Ты один?
   - Я как раз собирался лечь спать. Откуда ты звонишь?
   - Из дома. Плохи наши дела. Слушай внимательно.
   Когда он умолк, Черни разделил его тревогу.
   - Да, ситуация действительно хуже некуда. Что я должен делать?
   - Немедленно переговори с Лубовым. Пусть он свяжется с Беловым в Париже. Возможно, они смогут ее остановить.
   - А если нет?
   - Если она здесь появится, я сам решу проблему. Жди звонка.
   Он налил себе виски и подошел к огню. Странно, но она представлялась Келли той самой маленькой девочкой под дождем. Он поднял бокал и произнес:
   - Твое здоровье, Таня Воронина. Посмотрим, удастся ли поймать тебя этим дуракам.
   Минут через пять до Туркина наконец дошло, что что-то неладно. Он вошел в уборную и остановился перед закрытой дверью туалета. На стук никто не ответил, и он взломал замок. Пустой туалет и открытое окно объяснили все. Он вылез во двор и помчался на Рю де Мадрид. Ворониной, конечно, и след простыл.
   Туркин обежал вокруг здания консерватории и снова вошел в него через главный вход, закипая от злости. Вся его карьера летела к черту, вся жизнь летела в тартарары и все - из-за этой проклятой пианистки!
   Белов с бокалом шампанского в руке как раз беседовал с министром культуры, когда Туркин похлопал его по плечу.
   - Мне искренне жаль прерывать вас, Николай Алексеевич, но у меня срочное сообщение.
   Он отвел Белова в угол и выложил все.
   Николай Алексеевич Белов давно уже обнаружил свойство своего характера добиваться наилучших результатов при наихудших обстоятельствах. В подобных случаях он никогда не впадал в панику. Через несколько минут полковник уже сидел за своим рабочим столом в посольстве, перед ним стояла Рубенова. Туркин и Шепилов - позади нее у двери.
   - Я еще раз спрашиваю вас, товарищ Рубенова, - сказал он. - Неужели Воронина ничего не говорила вам о своих планах? Ведь именно вы должны были первой догадаться о том, что она задумала.
   Рубенова была настолько потрясена и возбуждена, что это даже облегчало вранье.
   - Мне известно ничуть не больше, чем вам, товарищ полковник.
   Белов вздохнул и кивнул Туркину, который подошел сзади и толкнул Рубенову на стул. Потом Туркин снял правую перчатку, схватил женщину за шею и нажал на какой-то нерв так, что все тело ее пронзила чудовищная боль.
   - Я опять вас спрашиваю, - мягко произнес Белов. - Будьте же разумны. Мне жалко смотреть на ваши муки.
   Боль, ярость и чувство унижения, переполнявшие Рубенову, сделали ее такой смелой, какой она не была никогда в жизни.
   - Умоляю вас, товарищ полковник! Клянусь, я ничего не знала! Ничего!
   Пальцы Туркина сжали нерв сильнее - она снова вскрикнула. Белов махнул рукой.
   - Довольно. Я уверен, что она говорит правду. Зачем ей врать?
   Рубенова сидела перед ним и рыдала в голос.
   - Что теперь, товарищ полковник? - спросил Туркин.
   - У нас есть наблюдатели во всех аэропортах. Да и вообще навряд ли она успела сесть на самолет.
   - А Кале и Булонь?
   - Я туда отправил машину с ребятами. Обе гавани она может покинуть только с утренним паромом. Наши будут там еще до отхода корабля.
   Шепилов, который обычно предпочитал молчать, тихо произнес:
   - Извините, товарищ полковник, но ведь она могла побежать и в британское посольство.
   - Конечно, - согласился Белов. - Еще в июне прошлого года мы по совершенно иным причинам на входе в это посольство установили систему слежения, включаемую на ночь. Там она еще не появлялась, однако, если она это все же сделала... - Белов пожал плечами.
   Дверь открылась, и в кабинет почти вбежала Ирина Вронская.
   - Вас вызывает Лубов из Дублина. Очень срочно.
   Белов снял трубку и стал слушать. Когда он снова положил ее, по лицу его пробежала улыбка.
   - Так, так. Она - в ночном поезде на Рен. Что же, взглянем на карту. Он кивнул на Рубенову. - Ирина, выведите ее.
   Белов нашел город на карте Франции, висевшей на стене кабинета.
   - Там она пересядет на поезд в Сан-Мало. А затем на корабль на подводных крыльях, идущий на остров Джерси в проливе Ла-Манш.
   - Это уже британская территория?
   - Совершенно верно, дорогой мой Туркин. Джерси - маленький остров, но зато один из крупнейших в мире финансовых центров, налоговый рай для большого бизнеса. Так что на Джерси отличный аэропорт с массой рейсов, отправляющихся в Лондон и другие города.
   - Ясно, - сказал Туркин. - Нужно ехать в Сан-Мало и добраться туда раньше нее.
   - Минуточку. Давайте посмотрим в "Михелине".
   Из левого верхнего ящика стола Белов достал путеводитель в красной обложке и начал листать его.
   - Ага, нашел. Сан-Мало. Километров шестьсот от Парижа, порядочная часть пути по сельским дорогам Бретани. На машине мы наверняка не успеем. Туркин, пойдите в пятую комнату и выясните, есть ли у нас кто-нибудь в Сан-Мало, кого мы могли бы использовать в этом деле. И скажите Ирине, что мне нужна вся информация по Джерси - аэропорты, порты, рейсы самолетов и кораблей, ну и так далее. Да поторапливайтесь!
   В гостиной на Кавендиш-сквер Ким подкладывал дрова в камин, в то время как Фергюсон в старом махровом халате рылся в бумагах на своем письменном столе.
   Потом поднялся.
   - Кофе, сахиб?
   - Какой там кофе, Ким! Сообразите, пожалуйста, быстренько свежего чаю с бутербродами.
   Ким вышел, а вместо него в кабинет влетел Гарри Фокс.
   - Вот, сэр, ситуация следующая: в Рене она пробудет почти два часа. Оттуда до Сан-Мало семьдесят миль. Значит, приедет в половине восьмого.
   - Во сколько отходит корабль?
   - В восемь пятнадцать. До Джерси примерно час пятнадцать. На Джерси уже время по Гринвичу, значит, там она будет в половине девятого. В десять минут одиннадцатого отправляется рейс на Лондон с посадкой в Хитроу. Она сможет легко попасть на этот самолет. Остров очень маленький, сэр. Всего пятнадцать минут на такси от порта до аэропорта.
   - Однако ее нельзя оставлять одну. Нужно, чтобы ее кто-то встретил. Летите туда как можно скорее, Гарри. Наверняка есть утренний рейс.
   - Самолет садится на Джерси только в девять двадцать.
   - А, черт! - выругался Фергюсон и ударил кулаком по столу в тот самый момент, когда в кабинет вошел Ким с чаем и сандвичами, распространявшими аппетитный запах поджаренной ветчины.
   - Одна возможность все-таки есть, сэр.
   - И какая?
   - Мой двоюродный брат Алекс, сэр. Александр Мартин. Собственно, даже троюродный брат. Он финансист и женат на местной.
   - Мартин? Это имя мне знакомо.
   - Очень может быть, сэр. Однажды мы его уже использовали. Когда он здесь работал в торговом банке, он много ездил: Женева, Цюрих, Берлин, Рим.
   - Он числится нашим агентом?
   - Нет, сэр. Чаще всего мы его использовали в качестве курьера, но когда три года назад в Берлине ситуация вышла из-под контроля, он вел себя подобающим образом.
   - Теперь вспомнил, - сказал Фергюсон. - Он должен был получить документы от одной дамы, однако, установив, что она раскрыта, провез ее в багажнике своего автомобиля через контрольно-пропускной пункт "Чарли".
   - Совершенно верно, сэр. Это наш Алекс. Одно время он был офицером Уэльской гвардии, трижды служил в Ирландии. Музыкально одарен и мечтателен. В общем, типичный валлиец.
   - Привлеките его, - сказал Фергюсон. - И немедленно, Гарри.
   У него сразу возникло ощущение, что на Мартина можно положиться, и настроение улучшилось. Он взял сандвич.
   - Хм, вкусно.
   Александр Мартин был высоким, прекрасно выглядевшим тридцатисемилетним мужчиной с обманчивым выражением задумчивости на лице и терпеливой профессиональной улыбкой эксперта по вопросам инвестирования.
   Единственным недостатком работенки, которой он занимался на Джерси вот уже полтора года, была необходимость иметь дело с очень богатыми капризными людьми, а они буквально в печенках у него сидели, на что он частенько жаловался своей жене Джоан.
   Однако жизнь поворачивалась к нему и светлой стороной. Он считался хорошим, хотя и не признанным пианистом, и музыка была его страстным увлечением.
   Сейчас он сидел в гостиной своего уютного дома в Сан-Обе с видом на море и играл довольно сложную композицию Баха, требовавшую высокой собранности. По такому случаю Мартин надел смокинг и черную бабочку. Телефон звонил довольно долго, прежде чем до него дошло, в чем дело. Он поморщился и нехотя снял трубку.
   - Мартин слушает.
   - Алекс? Это Гарри. Гарри Фокс.
   - Господи Боже мой! Это ты? - спросил Мартин.
   - Как дети и Джоан?
   - Они уехали на неделю в Германию к сестре Джоан. Ее муж, майор, сейчас в Детмолле.
   - А, так ты один? Я-то думал, ты давно спишь.
   - Да нет, только что пришел с одной вечеринки.
   Мартин уже окончательно пришел в себя и сообразил, что этот звонок отнюдь не частного свойства.
   - Ну ладно, Гарри, в чем дело?
   - Алекс, ты нам нужен, и очень срочно. Но не в той роли, что раньше. Нужна поддержка прямо на вашем острове.