Хлумов Владимир. Старая песня

   Бросайте нас, не беспокойтесь, мы будем хорошими учениками, мы все переиначим, все вывернем наизнанку, как уже было не раз. Жизнь продолжится дальше, пока в суете не остановимся, будто вкопанные по седьмой позвонок, разглядывая совместные воспоминания.
   Воспомнимся. Каждый о своем. Нешто, и мы не видели непроницаемое? Будто нам не припомнится тайная печальная точка, едва не утонувшая в бездонных карих очах. Что там: неизлечимое или так, привиделось?
   Любили и мы вас, любили и убивали. Кто же виноват, другие пришли бы, и тем досталось. Мы и сами здесь недавно. Правда, неизвестно, откуда пришли, не пересказано, не записано. Так прилепитесь пока что поближе, поднимите воротники, к утру, Авось, распогодится, тогда и уходите. Подвигайтесь, у костерка погреетесь. Вы же его и развели. Правда, и мы подбрасывали дровишек да ворошили, для кислороду. А развели - вы. Ибо вы сказали: не плоское, но кривое, связанное - раздельно, а пустое - наполнено. Отчего от вас один кривой нос да мокрые губы остались?
   Прощайте, уходящие вослед изгнанным. Прощайте нас, как простили те, чьих имен стеснялись мы. Нет больнее, чем искать землю с погостом, обещавши не выносить сор из хижин. Нет страшнее доли пророков отечества за рубежами. Да и где они, рубежи?
   Знаем, знаем, как из малого большее произрастает, знаем и то, что затем последует. Ибо мы теперь разделим ваше наследство.
   Хорошо у костра, да спина стынет. Потерпите, не отворачивайтесь, мы в глаза вам посмотрим. Нам ждать дальше некого. Вы побывали, а других и нету. И через золотые ворота не придет к нам никто, ибо все врата не истинны, да и те порушены. А те, что остались, внутрь открываются. Пусть смеется не видавший снега, пусть обрадуется. Но не лучше ли быть ограбленным, чем взаперти?
   Темно-то как. Что там вверху, искры, звезды или идея - не понять. Объяснить можно, а душа не приемлет. На виду и мы одним заменяем многое. Спасибо, научили. Мир - Богом, деревья - лесом, колоски - полем, а человеков - населением. Все, как положено, снаружи: возвели храмы чечевичные, десять заповедей выучили, воде поклоняемся. То - снаружи, но внутри что же? Храмов-то настроили, а в кармане фигура особая, Авось называется. Он, Авось, и есть наш Бог всемогущий. Прощайте великодушно за мудреность нашу дремучую, за веру нашу неказистую, а в душе другого не имеем. Он один нам помощник, мы с этим Авосем к звездам поднялись, да там и потухли, как те искры костровые. Так что если у вас где пыль или сажа с неба опустятся, знайте - мы к вам приходим.
   Скоро утро, оно у нас долгое, протяжное - век восходит, полвека стоит. Прощайтесь потихоньку с кем поближе, вещи собирайте, а картину оставьте. Ту, где женщина с сюртуком, на пару, в небе летят. У нас сердце на них смотреть ноет, беспокоимся, как они там, над крышами, не прохладно ли под облаками, не застудятся ли у нее колешки? Мы ее телогрейкой прикроем, пусть в тепле полетают, на наше горестное сочувствие подивятся. Мы все приемлем, все объять сможем, ведь нам чужого жалко, а свое не храним.
   Вот и все, не плачьте напоследок, светает. Присядем на дорожку, выпьем на посошок, поцелуемся. Будьте счастливы, живите мирно, чужого не занимайте, нас не вспоминайте. А то, может, к празднику открыточку с пальмами черканете? Да и того не надо, одно беспокойство и ущерб, да и какие теперь у нас праздники? В общем, простите, если что не так сказали, зла не держите долго, езжайте с Богом, солнце вам в спину.
   Таня крестит присутствующих.
   Картина шестая
   Снова гостиная. Пора гостям расходиться. Надежа Львовна, Таня и Юлия убирают со стола. Каракозов, по-прежнему, спит в тарелках. Леонид провожает Женю.
   Женя. Вот и все, бал окончен, жаль без свечей.
   Леонид. Это мы мигом (бросается к подсвешнику).
   Женя. Нет, поздно - пора и мне.
   Мать. Зуб-то прошел?
   Женя. Увы.
   Мать. Леонид Абрамович у нас - мастер.
   Женя. Замечательный.
   Леонид (смущенно). Н-да.
   Леонид и Женя отходят в сторону прихожей.
   Женя. Значит, вы завтра уезжаете?
   Леонид. Вечером.
   Женя. Насовсем?
   Леонид. Навсегда.
   Женя. Здорово.
   Леонид. Н-да.
   Женя. Я вас буду вспоминать.
   Леонид. Как заболит, так сразу вспомните.
   Женя. А ведь зуб-то у меня и не болел.
   Леонид. То есть, как это?!
   Женя. Я нарочно придумала.
   Леонид, с отвиснутой челюстью, обходит кругом.
   Леонид. Повторите, мадмуазель.
   Женя. Я все придумала, нарочно.
   Леонид. Для чего?
   Женя. А вы как думаете?
   Леонид пытается думать.
   Женя. Ах, какая теперь разница, раз вы завтра уезжаете. (Грустно.)
   Вы мне интересны.
   Леонид. Я? Тебе? Вам?
   Женя. Давно. Да не решалась все... А как узнала про отъезд, решила обязательно попытаюсь. Ведь больше случая не будет.
   Леонид. Н-да.
   Женя. Именно - н-да. Вы ненаблюдательный, зачем бы я стала одевать лучшее платье, идя к врачу? А позапрошлым летом, вы забыли? Я вам, как груша, на голову свалилась, и вы меня на руках домой отнесли.
   Леонид. Постой, постой, да то заморыш был какой-то, свалилась с качели, лоб расквасила.
   Женя. В мои годы люди быстро меняются. Посмотрите, (подставляет лоб) еще шрам остался, только совсем маленький, вы помощь первую оказали и все повторяли, чтоб никаких швов.
   Леонид. Так вот где я видел эту пасть.
   Женя. Всегда думала, что первой не признаюсь в любви.
   Леонид. Ну, жизнь непредсказуемая штука.
   Женя. Очень даже предсказуемая.
   Леонид. Что значит сей намек?
   Женя. А кто меня замуж позвал?
   Леонид. Ах-да! (Задумывается опять.) Постой, но как же отец?
   Женя. Его тоже обманула.
   Леонид. Вот так ракалья!
   Женя. Вы так по-доброму ругаетесь.
   Леонид (Ласково). Оторва!
   Женя. Прощайте, жених мой, Леонид Абрамович. (В нерешительности мнется, а потом вставая на носочки, пытается поцеловать Леонида в щеку.)
   Надежда Львовна пытается взять блюдо из-под Каракозова. Тот просыпается, что-то мычит и спьяну сваливает фужер.
   Каракозов (запевает). Нас извлекут из-под обломков...
   Леонид (сбрасывая оцепенение). Черт! Рассея просыпается ночью... в посудной лавке.
   Каракозов еще что-то сваливает и пытается встать. Качается.
   Леонид. Пьяное мурло.
   Таня (к Владимиру). Пойдем и мы домой.
   Владимир. Погоди.
   Мать. Давайте положим его на софу, пусть отдыхает.
   Леонид не двигается, а Владимир подходит помочь.
   Каракозов (путает Владимира с Леонидом). Ленька, сынок (обнимает, всхлипывает).
   Леонид. Шут.
   Юлия. Мама, и ты собираешься с ним жить?
   Мать. А с кем же еще?
   Леонид. Совет да любовь!
   Женя. Нет, правда, кто этот колоритный дядя?
   Леонид. Еще один жених.
   Каракозов (виснет на Владимире). Прости, Ленька, я пьян, обними меня, обнимемся, сынок.
   Владимир. Пойдемте, осторожно.
   Каракозов. Что же на "вы" со мной, Ленька.
   Владимир. Как угодно, давайте на "ты", только сдвинемся.
   Каракозов. Дурак ты, Ленька, дурак, ведь жизнь проходит, а ты не знаешь... чего там, в недрах...
   Владимир пытается сдвинуть Каракозова.
   Каракозов. Ведь я тебя вот такого (крутит фигу), с кукиш этот, нянчил. А ты мне:"давайте сдвинемся". Да уж, сдвинемся, так сдвинемся, все - сдвинемся.
   Мать. Ну, ну, успокойся, Михаил Андреич. (Тоже берет его с другой стороны).
   Каракозов. Я тебя, подлеца, можно сказать, грудью вскормил, нянчил, ночей не спал. (Снова мочалит Владимира) А помнишь, я тебе коляску детскую смастерил, с вот такими красными колесами. Забыл, все забыл.
   Леонид. Что он несет, мама!?
   Мать. Пойдем, пойдем, приляжешь. Ты устал.
   Каракозов. Кто устал? Эта кто тут устал?
   Владимир. Отступите от стола.
   Каракозов. Русские - не отступают!
   Выворачиватся из объятий. Смотрит на Владимира, покачиваясь.
   Каракозов. Фу, ды ты - не Ленька, черт (Таня крестится). О-о-о-о. Эта что же я, с неродным человеком лобызался? (Оглядывается по сторонам, упирается в Женю.) У-у-у, где эта я? Чта! Опять фатеру продаете? (надвигается на Женю). Опять призентация?
   Женя вскрикивает и прячется за Леонидом.
   Леонид. А, понял, понял я!
   Каракозов. Чта ты понял?
   Леонид. Зелененькими запахло - вот и приперся. (Подражая Каракозову.) Квартера не продается! Трехкомнатная, в Москве, у Бульварного кольца!
   Каракозов ( трезвея ). На что намекаешь, Ленька?
   Леонид. Я думал шут, балагур, а теперь понял, запахло миллионами? Тоже мне, Босоногий Вавилон, нос по ветру держит. Мать, как ты не видишь, тут сто тысяч зелененьких! Хапуга, мама, он хапуга!
   Мать. Не смей.
   Леонид. Ах так, ты на его стороне, ты все ему рассказала. Ты бросашь меня, разве ты мне мать, после этого?
   Юлия. В самом деле, мама, нечистое дело.
   Каракозов (как будто плачет). Наденька, нет сил, умоляю.
   Мать. Дети мои...
   Леонид. Пусть он уйдет, сейчас же, вон! Или - уйду я.
   Мать (хватается за сердце). Дети...
   Леонид. Где мой билет?
   Убегает из комнаты, возвращается. Идет к вешалке , снимает пальто.
   Леонид. Так, вот паспорт, билет...ну что?
   Ждет немедленного решения.
   Леонид. Владимир, разреши переночевать.
   Владимир. Без проблем.
   Таня. Христа ради, помиритесь..
   Леонид. К черту вашего Христа!
   Мать опускается на стул, вовремя подставленный Женей.
   Каракозов. Замолчи, щенок!
   Леонид подбегает к Какракозову, замахивается.
   Мать. Не смей, он твой отец!
   Леонид (застывает). Чтаааааа?
   Мать. Отец.
   Воцаряется тишина. Все неподвижны.
   Женя. Круто!
   Владимир начинает нервно смеяться.
   Владимир (сквозь смех) Возвращение блудного папы.
   Таня. Разве это смешно?!
   Мать переводит дыхание и хочет еще что-то сказать.
   Владимир. Постой, здесь сумасшедший дом, но это, кажется мне, еще не все.
   Юлия (Выходит в центр, замирает напротив матери). Мама.
   Мать. Да.
   Женя. Нормально.
   Каракозов (разводит руками). Бес попутал. Но адюльтера не было, по-крайней, мере с Наденькиной стороны.
   Леонид. Не верю, ничему не верю, здесь не останусь. Паспорт, виза, ничего себе, папочка из Вышнего Волочка. Оставайтесь, а меня - увольте я по израильским законам - еврей. (К Юлии, ядовито). Юлия, ну что ты стоишь? Поцелуй папочку...
   Юлия (подходит к Каракозову). Дядя Миша.
   Каракозов. Юленька, дочка. Я не был свободен - прости старого дурака.
   Мать. Бедный Абрам Иосич, ведь он вас усыновил, и меня прописал, по-дружбе, чтобы жить было где, а сам погиб.
   Женя (спрашивает у Владимира). Адюльтер - это их другой родственник?
   Леонид. Черт с вами, встретимся в Шереметьево.
   Мать. А ведь и я - не еврейка.
   Владимир. Вот так финал!
   Женя (приободряет). Не стесняйтесь, Надежда Львовна.
   Мать. То есть, я не знаю, я ведь из детского дома имени Льва Кагановича, а там все русские были.
   Общая пауза.
   Леонид. Как так? Мы русские? (Тоже нервно смеется.) Мы все тут рус-с-ские?
   Каракозов. А то какие же? С одной шестой части.
   Леонид. Вот это горе!
   Каракозов уже, по-хозяйски, подходит к шишкинской репродукции, поправляет. После поправляет и Шагала.
   Каракозов. Ну-ка, Наденька, накрывай на стол, гулять будем, я жаркое не ел и очень проголодался.
   Женя. Давайте зажжем свечи!
   Владимир закуривает и зажигает свечи. Мать пьет валидол.
   Леонид (Кричит). Оооооо!
   Женя. Зуб?
   Леонид. Коренной!
   Женя. Будем лечить. (Наливает ему коньяку) Пациент , болеутоляющего.
   Леонид (выпивает залпом). Женя.
   Женя. Что?
   Леонид. Вода.
   Леонид стоит в растрепанных чувствах
   Леонид. Подождите, ничего не понимаю, что со мной? Где я? И есть ли я вообще? Дайте еще воды.
   Таня (действительно наливает воды). Выпей.
   Леонид. Нет, другой.
   Звонит телефон. Леонид дергается и останавливается, хватаясь за голову. Подходит Женя. Слушает.
   Женя. Леонид Абрамович - вас. (Растерянно добавляет). Женский голос.
   Леонид. Нет меня, весь вышел, провалился в пропасть, в пучину, в Шереметьево, навсегда!
   Таня. Правда, давайте выпьем.
   Владимир. Если больше нет новостей.
   Каракозов (поднимает бокал). С приездом, господа-товарищи. Чокнемся ( обходит всех, обнимает Юлию) Прости, дочь. (Подходит к Леониду.) Не откажи.
   Леонид чокается, выпивает, потом протягивает билет к огню.
   Леонид. Прощай, земля обетованная.
   Женя. Как весело горит... Дорогое пламя.
   Леонид(к Юлии). Давай, сестричка, и твой.
   Юлия. Я преодпочитаю сжигать мосты.
   Владимир. Ты все же уезжаешь?
   Юлия. Я возвращаюсь.
   Каракозов. А теперь помянем Абрама Иосифовича. Леня, поставь старинную, я ее тоже очень люблю.
   Леонид включает магнитофон. Слышится старая еврейская песня. Молча, не чокаясь, пьют