– Уфф, – с шумом выдохнул он, – ну и продирает! Товар – супер!
   – Я говорил: самый лучший кокаин. Прямо из Колумбии. Ну, почти прямо. А с розами – это новая идея Старика. Он теперь именно так задумал его доставлять, через Эквадор. В Эквадоре эти цветные из коки уже навострились делать всё, даже плитку и мебель. Нужен только специальный реактив, который обесцвечивает товар и превращает его сначала в белую массу, которая после того, как высыхнет, становится опять чистым порошком, вот и все… Никто ни в жизнь не догадается…
   – За исключением нас… – довольно улыбнулся седой.
   – Ну тут я вам немного помог.
   – Какое там немного, молодой человек, очень даже много! Если бы ты не подогнал транспорт, нам бы не удалось опередить людей Старика в грузовом терминале. Интересно, он уже в курсе, что попал на какой-то миллион?
   – Пока он, скорее всего, еще этого не знает, а только ищет своих людей и свой пикап. Но быстро догонит, и тогда его люди выйдут и на ваш след. Но это уже не моя проблема – я с самого начала предупреждал, что Старик откопает того, кто позарился на его собственность, даже в Ватикане. Хотя… вы же сами хотели. Короче, вам товар – мне деньги. И еще сегодня я сваливаю в теплые края из этой мерзкой бесперспективной страны.
   Сивый, наблюдавший с чердака за этой сценой, только качал в ярости головой:
   – Ух, падла…
   Седой же тем временем посмотрел на Стефана так, будто последние слова его позабавили.
   – Итак, вы утверждаете, что здесь у вас нет никаких перспектив? Что ж, пожалуй, вы правы… Вот билет в Южную Африку, а там вам уж наверняка удастся замести за собой следы. Приятно было с вами сотрудничать. Ребята, налейте пану Стефану еще стаканчик и вызовите ему такси.
   Качки в рабочих комбинезонах послушно отлипли от стены. Один подошел к небольшому столику и поднял телефонную трубку, второй взял бутылку из бара и приблизился к Стефану. Прежде чем тот успел повернуться и протянуть свой стакан, он получил по голове мощный удар бутылкой. Из раны хлынула кровь, Стефан застонал и наверняка оказался бы на полу, если бы к нему тут же не подскочил второй качок. Вдвоем они усадили его на стул и молниеносно обмотали широким серебряным скотчем.
   – Шеф, я же говорил, что водка даже крепкому мужику может ударить в голову, – отрывисто засмеялся качок повыше.
   – Ой, ребята, ребята. Вам бы все шутки шутить.
   Стефан нечленораздельно пробормотал:
   – Сволочь… А как же слово?
   – Эй, голубчик, полегче на поворотах. Вам еще повезло, что я не требую вернуть те несколько тысяч, которые в вас вложил за последние недели. – И, повернувшись к своим помощникам, приказал: – Заткните ему глотку, чтоб сидел тихо. И поставьте на пленку, а то он мне перед Рождеством насвинячит во всем доме.
   Качки мигом заклеили Стефану рот тем же скотчем.
   Седой деловито огляделся.
   – Потом отнесете его вместе с пленкой в машину, машину в лес и сжечь, а парня в болото. Но сначала товар – одну связку завернуть в пленку и в гараж, а потом быстро все отвезти на склад. Там уже поработаем реактивами. Надо управиться до праздников: обработать столько кокаина это вам не раз плюнуть. Ну, – седой потер руки, как после хорошо выполненной работы, – вы действуйте, а я пойду на кухню сварю себе кофе.
   И исчез.
   Качки в рабочих комбинезонах засуетились у стола. Один достал с полки еще кусок пленки, вывалил на нее розы и быстро их завернул, а пустую корзину поставил рядом со второй, из которой еще минуту назад Стефан вынул розу, послужившую образцом. Но в этот самый момент из-под его распахнутой куртки выпал полицейский значок. Если бы не товарищ, он бы этого не заметил.
   – Эй, осторожнее, еще выдашь нас в самый неподходящий момент…
   – Бля, – выругался первый качок и торопливо спрятал значок в карман. В это время в гостиную вернулся седой. Качки поспешно подхватили половину роз, запакованных в пленку, вышли с ними из дома и вскоре вернулись в гостиную с практически идентичной связкой цветов, которую быстро переложили в опустевшую корзину.
   – Чего эта Аська придумала?! Мусора мутят дела с наркотиками? Вот только выберусь отсюда, по-другому с ней поговорю… – пробурчал Сивый.
   Но он не успел задуматься, почему во встрече внизу принимают участие агенты полиции, и прикинуть, что он сделает своей девушке, когда ее увидит, как зазвонил его мобильник. Прежде чем он в ужасе попытался его выключить, из кухни выскочил седой, которому даже не пришлось указывать своим людям направление: качки вытащили оружие и кинулись вверх на галерею.
   – Блядь, ну все, пиздец! – Сивый, не удержавшись, грязно выругался. – Нет, бля, мы так не договаривались!
   Однако времени на анализ ситуации у него не было – качки в рабочих комбинезонах уже затаились у входа на чердак и орали, перебивая друг друга:
   – Руки вверх и вылезай! Вылезай, не то мы щас тут все расхуячим!
   Даже если бы у Сивого был пистолет, он не решился бы стрелять. Даже если бы был… но пистолета – конечно, опять же из-за этой дряни – у него не было: он оставил его у Аськи, она ведь все время твердила, чтобы не таскал с собой пушку.
   Так что он высунул из люка голову, одновременно подняв руки вверх, и, естественно, немедленно схлопотал мощный удар дулом пистолета одного из качков. Второй схватил его за отвороты куртки и потащил вниз; Сивый вывалился из люка на пол, и его пинками погнали вниз по лестнице.
   Когда наконец он выкатился на середину гостиной, хозяин в знак приветствия залепил ему оплеуху и гостеприимно распорядился:
   – Обыщите его.
   Нашли только пустую кобуру. И кошелек, который кинули седому. Тот неспеша стал просматривать его содержимое.
   – Где твое оружие, сукин сын? С тобой есть еще кто-нибудь? Что ты здесь делаешь? – Этим стандартным вопросам сопутствовали столь же стандартные пинки в исполнении качков.
   Седой остановил их взмахом руки и, все еще разглядывая кошелек, начал:
   – Смотрите-ка, пан Чажастый, Роман Чажастый по прозвищу Сивый… Ну, почему у нас такая кличка, понятно, – добавил он, взглянув мельком на белобрысую голову парня. – Ребята, не бойтесь, все под контролем. Оставьте молодого человека в покое – он еще потом нам кое-что расскажет. Лучше в темпе осмотрите дом и двор, все ли в порядке.
   Качки разбежались, а седой тем временем продолжал:
   – Сивый… Новый талант Старика. О тебе поговаривают в городе, да, уже поговаривают. И намного лучше, чем об этом дебиле, которого мы тут связали. – Он указал подбородком на перепуганного Стефана. – Сдается мне, вы с паном Стефаном друг друга недолюбливаете, да? И вроде как Старик тебя недооценивает, верно? Так, по крайней мере, говорят, но куда нам, простым смертным, разбираться в настоящих людях… Вполне возможно, ты лучше меня этих людей знаешь… Стефан этот и вправду порядочное дерьмецо – надо же: продать своего шефа и благодетеля. Впрочем, такое случается. Мы, в конце концов, всего лишь человеки. Но чтобы в эту банду затесался такой самоуверенный придурок, который поверил, будто кто-то вот так вот, за красивые глаза, отвалит ему четыреста штук, купит билет в ЮАР да еще по головке погладит… ну, скажу я тебе, реформа образования нам и в самом деле необходима, это точно.
   – А сейчас благодаря ему, – продолжал седой, – считай, все чисто. Старик начнет вынюхивать, быстро поймет, что товар подрезал Стефан, просечет про покупку билетов в ЮАР на его фамилию, даже, скорее всего, пошлет туда своих людей, только вот загвоздка: его шансы найти там Стефана и следы товара будут равны нулю, поскольку наш дорогой друг будет лежать в каком-нибудь болотце, до которого никто никогда не доберется… И есть еще одно обстоятельство, которое, пожалуй, тебя удивит…
   – Хата чистая, – перебил седого первый «рабочий». Но прежде чем тот успел ответить, со стороны сада в гостиную ввалился второй качок, подталкивая перед собой девушку с коротенькой блондинистой стрижкой.
   Та молча кинулась к седому.
   Сивый от ужаса даже зажмурился, но, к своему удивлению, не услышал ни удара, ни ругательств, а только радостное:
   – Уфф, папуля… А я уж испугалась, подумала, что-то пошло не так…
   Сивый, хотя все еще ощущал на лице оплеуху, резко встал на ноги. Посреди гостиной стоял седой и, блаженно улыбаясь, прижимал к себе… да-да – Аську!
   – «Папуля»? Вы знакомы? Ты?.. Этот… – В нем все аж заклокотало. – Выходит, ты меня подставила?
   Седой обернулся. Двое качков сразу подскочили к Сивому.
   Не прошло и минуты, как он опять сидел у стены и мрачно размышлял, из чего это сейчас делают подошвы зимних ботинок.
   Тем временем девушка знаком велела качкам прекратить избиение:
   – Хорош ныть, ты же знаешь, у наших отношений не было будущего…
   – Лживая сучка, да ты же только что в машине отса…
   Он не успел докончить.
   «Бля, бабские тапки делают из того же, из чего шузы этих придурков?» – Седой скорчился и харкнул кровью.
   – Экая свинья. – Седой посмотрел на него, не скрывая отвращения.
   Сивый невнятно произнес:
   – Ты, кретин… Это же…
   – Тссс… – седой предостерегающе поднял вверх палец, – ничего больше не говори. Если не спрашивают, молчи, так подольше протянешь. А захочешь что-то сказать, подними палец, о’кей? Мы задумали этот номер уже давно, так как узнали – ну, скажем, из надежных источников, – что колумбийский картель в ближайшее время провезет в Польшу крупную партию хитро спрятанного кокаина, и мы хотели так ее перехватить, чтобы не только не остаться внакладе, но и чтоб никто не перебежал нам дорогу. Вначале мы поставили на то, что Старика предашь ты. Он, конечно, тебе вроде как дядя, но все-таки седьмая вода на киселе, к тому же, скажем прямо, – ужасный тупица и сукин сын. Не ценит он своих людей, ой, не ценит. К слову сказать, рано или поздно он наверняка об этом пожалеет: в конце концов они его подставят… Но это уже не наша проблема… Короче, Аська решила попробовать. Познакомилась с тобой, согласилась на свидание, одно, второе, но в итоге сказала, что с тобой у нас ничего не выйдет и что единственный способ – это раскрутить Стефана. Он не только намного менее лоялен, чем ты, но – следует признать – гораздо тебя глупее. И Ася оказалась права: Стефан попал, как кур в ощип. Не подумал хорошенько, ой, не подумал. А мы его сейчас бац по башке – и совершенно безнаказанно, никто нас не заподозрит…
   Сивый засмеялся у стены.
   – Можете засунуть эти ваши планы себе в жопу…
   Качки уже было подскочили, но Сивый демонстративно поднял руку вверх, как школьник на уроке, а седой, которого это явно позабавило, жестом остановил своих людей.
   – Интересно… И что же ты скажешь?
   – Дело в том, что эти ваши люди… они… менты…
   Воцарилась тишина. Трое мужчин и девушка молча переглянулись, а затем… дружно расхохотались.
   – О, Боже… Да, конечно, менты. Только что с того? – У седого от смеха даже слезы выступили на глазах. – Хочешь хорошо жить – умей вертеться. Это и менты понимают. А если серьёзно: коли уж ты не читаешь книг, то хотя бы внимательно смотри американские боевики. Сойдут и третьеразрядные. Да. Они полицейские. Но – плохие полицейские. Продажные и плохие. Очень плохие. Дочурка, – седой повернулся к дочери, – пистолет пана Чажастого у тебя, как мы договорились?
   Девушка молча открыла сумочку. Седой вынул из кармана своего безупречного костюма от Хьюго Босса белый платочек и осторожно, через платок, достал пистолет.
   – Итак, это оружие пана Старевича по кличке Старик, не так ли? И на нем есть отпечатки одного из его ребят, некоего везунчика, пана Чажастого, по кличке Сивый, верно? Предупреждаю – сейчас будет трудное слово: это, конечно, риторические вопросы, молодой человек…
   Сивый, честно говоря, был не совсем уверен, что хочет сказать седой, но с самого начала понял, в каком направлении развиваются события этого наипростейшего из налетов на хату, о каких он только слыхал. И потихоньку расслабился, а заметив, что водку стали глушить двое качков-ментов («о, стихами уже заговорил, бля…»), начал перемещаться в сторону веранды.
   А седой, видать, был человек образованный: высказался и теперь уже не нуждался ни в чьих комментариях. Он спокойно подошел к связанному Стефану, спокойно прицелился в него из пистолета, который продолжал держать через платок, и не моргнув глазом, с расстояния каких-нибудь шестидесяти сантиметров выстрелил парню прямо в грудную клетку. Голова Стефана беззвучно упала на грудь, на которой появилось красное пятнышко крови, а седой невозмутимо отвернулся от трупа, давая понять, что не желает даже видеть вопросительного знака, в последний момент появившегося в глазах Стефана.
   А потом, резко повернувшись, выстрелил второй раз – прямо в руку стоящего неподалеку качка. Тот, удивленный и взбешенный, закричал от боли.
   – Ну да, извини, об этом мы не успели договориться, но ранение настолько легкое, что я предпочел тебя заранее не волновать. Зато алиби у нас будет в высшей степени правдоподобное.
   Сивый смотрел на все это с ужасом, а седой наклонился над Стефаном, вынул из кармана трупа кошелек, небрежно открыл его и вложил внутрь какую-то мятую бумажку.
   – Засекреченный номер оперативного телефона. На случай, если кто-нибудь усомнится, действительно ли он работал на нас. Ты еще не понял, Сивый? Ты был свидетелем контрольной покупки – операции, проводимой под личным контролем прокурора Гольдвассера, известного своим беспощадным отношением к коррупции, кумовству и ко всяким криминальным делишкам. Ха! Хорошо сказано! А смотри-ка, у тебя ведь было предчувствие: Стефан всегда тебе казался паскудой… Знаешь, вскоре СМИ начнут кричать, что он работал на Центральное следственное управление и уже много недель был обычной подсадной уткой в банде Старика. Впрочем, в определенном смысле это будет правда: ведь, когда я его завербовал, приходилось ему платить, а на все это нам требовалась документация. Таким образом, он зарегистрирован как активный оперативный информатор, которому нужно было периодически отстегивать по несколько, даже несколько десятков, сотен. Мне жаль, но мы вынуждены будем сообщить, что попытки перевоспитывать молодых людей – теперь я это сформулирую на вашем языке, чтоб тебе было понятнее, – ломаного хуя не стоят. А знаешь, почему? Потому что ты, отпетый бандит и правая рука известного гангстера, не только вместе со Стефаном решил кинуть своего шефа, но и, когда сориентировался, что этот подающий надежды юноша хочет перекинуться на сторону сил добра и света, из мести его прикончил, а также выстрелил в сотрудника органов при исполнении, да-а… ты, конечно, влип… но куда было деваться… в этой трудной ситуации…
   В этот момент вставил слово второй качок, которому не было нужды зализывать раненую руку:
   – А мы уже давно сели к тебе на хвост. И стоит добавить, ты последние несколько месяцев жаловался в городе на своего шефа: мол, он – скупердяй, не заботится о своих людях, и не мешало бы ему за это вставить…
   – Хмм, а может, в сообщениях СМИ еще будет информация о том, что полиция сожалеет, что не получилось уберечь юного Стефана? Но что поделаешь, подпольный мир жесток и непредсказуем… – добавил седой.
   – Только что вы с этого поимеете? Деньги наверняка казенные, и вы должны их вернуть, наркотики тоже не могут просто так исчезнуть, тем более что о них знает Старик, который не спустит даже прокурору Гольдвассеру… – проявив необычайную, если учесть его состояние, догадливость, заметил Сивый.
   – А у парня башка работает! – воскликнул с воодушевлением седой. – Может, я бы даже полюбил тебя, Сивый. Знаешь, я всегда повторяю, что сперва нужно научиться есть чайной ложкой. Конечно, налогоплательщик получит свои доллары, которые мы взяли взаймы на время операции. Более того, прокуратура получит розы, которые послужили совершению преступления. Только почему-то окажется, что кто-то нехороший, какой-то грязный латиноамериканец, захотел обмануть Старевича, и не все розы были напичканы кокой. Точнее, только половина. Вторая же половина… да вот она, ты и сам видишь. – Он указал рукой на корзину, куда до этого один из качков положил цветы. – Ну а Старик должен радоваться, что у него не будет особо серьезных проблем из-за того, что его человек из его оружия подстрелил невинного сотрудника органов и убил гражданина, который хотел сотрудничать с правосудием. Я понимаю, тебе больно это слышать, но не принимай близко к сердцу. А Стефана, хоть он придурок, дерьмо и предатель, похоронят по всем правилам, красиво.
   Второй качок, видимо, тоже хотел блеснуть диалогами из фильмов:
   – А у тебя таких похорон не будет, ибо, когда ты, исключительно по воле случая, догадался, что это контрольная полицейская закупка и ловушка, то украл деньги, застрелил Стефана и ранил полицейского. Так что я или мой коллега, ну, скорее, я, а не коллега, поскольку у него ручка болит, в общем, допустим, так: я, именно я был вынужден тебя застрелить… Сам понимаешь, обстоятельства выше нас: охрана жизни и здоровья должностного лица при исполнении служебных обязанностей…
   И с этими словами качок вытащил пистолет и направил его на Сивого.
* * *
   Седой молча подошел к бару, налил всем по стакану виски, а когда все выпили, произнес:
   – Не смотри на это, доченька, а то еще кошмары будут сниться.
   – И правда, зрелище не из приятных, – сказала Аська безразлично и послушно отвернулась.
   Один из качков, тот, который имел большую слабость к диалогам из кинофильмов, тоже проявил заботу:
   – Может, закуришь, если тебе не по себе? А может, стаканчик виски?
   – Дяденька, ты же знаешь, что я такого не употребляю. А то потом прыщи пойдут по коже.
   – Ты моя умница. – Седой погладил дочку по голове. – Приберите тут. Уфф, какая же это грязная работа, согласитесь.
   – Охуительно. Но как же иначе – прополка сорняков никогда не была приятным занятием. Ну что, Аська, все еще хочешь быть полицейским? – спросил раненный в руку мент.
   – Конечно. Таким, как дядя и папа. Мне нравится.
   – И хотела бы работать в уголовке? Э-э-э, это не для девочек…
   – Нет, зачем же в уголовке? Я бы хотела работать в полицейских профсоюзах. Сам понимаешь, дядя: права человека и гражданина и прочее в этом духе… – Она не закончила и повернулась к отцу: – Па, у меня тут есть одна идея. Я не говорила раньше, все как-то не было случая, но, сдается мне, что на пистолете пана Старевича нет отпечатков пальцев Сивого.
   – Дочурка, ты что – бредишь?
   – Там только отпечатки пальцев пана Старевича. Я настаивала, чтобы Сивый не касался пистолета, и, кажется, он меня послушал. А такой вот Старевич… Это было бы круче: зачем впутывать его человека, если можно все свалить на него самого? Он ворвался к нам в дом, стрелял… Это вполне объяснимо. А нам, может, удастся впредь более серьезно и обстоятельно заняться этими эквадорскими розами. Да, пап, купи мне еще плазменное DVD на Рождество, хорошо?
   – Ты мое сокровище! Знаете, она – лучшая ученица в школе, правда… А не хочешь вместо этого какое-нибудь симпатичное платьице?
   – Папа, ты же знаешь, что я обожаю всякие электронные штучки.
   Седой потянулся к телефону. Но внезапно, будто что-то его кольнуло, положил трубку и строго посмотрел на дочку:
   – А о чем это он начал говорить? Что вроде бы ты с ним в машине… Эй, девочка моя! За эти две недели… у тебя же ничего с этим парнем не было, ну… понимаешь, о чем я…
   – Папуля, ну что ты, – она посмотрела на седого своими голубыми, словно нарисованными акварелью, глазами, – мне же еще только шестнадцать лет.
   – Ну да, я иногда забываю, что ты еще такая юная. Прости меня, пожалуйста. Хотя окрутила ты его, ого-го… Взрослым женщинам и то редко удается так мастерски подвести своего избранника к алтарю, как ты заманила его прямо в ловушку.
   – Пап, – Аська мило улыбнулась, – я даже целовалась с ним без языка.
Перевод П. Козеренко

Петр Братковский
Смэш на Майорке

   – Да у тебя, сыночек, крыша съехала. Чемодан одного не слишком большого человека не может столько весить! Ты еще, черт возьми, прихвати с собой кислородный баллон, акваланг и доску для серфинга.
   – Я почти ничего не беру.
   – Ну конечно. В таком случае сейчас я буду это «ничего» выгружать, а ты решай, какие книжки оставить. Чтобы упростить задачу, сразу предупреждаю, что в сумме должно получиться не больше тысячи четырехсот страниц и никаких твердых переплетов.
   – Ну вынь плавки и полотенце. И четыре рубашки. Или вообще все. Кроме ноутбука мне ничего не нужно. – Он собрался было надуться, но вместо этого жалобным голосом обиженного четырехлетнего ребенка заныл: – А говорила, что в отпуске мы сможем заниматься тем, что нам нравится…
   – Вот именно – тем, что нам нравится, а не тем, что любит Макс. А ты уложил десять романов, но я все их уже читала. А двадцать мы не возьмем. Из чего следует, что мне нечего будет читать, а ты носу не высунешь из комнаты, просидев пол-отпуска с этим своим Уилсоном.
   – Пожалуйте в газовую камеру…
   – Что ты там еще бурчишь?
   – Да ничего, я так, о своем, антисемитском.
   – Я тебя однажды придушу.
   – Не вижу смысла. Ни у кого не возникнет и тени сомнения, что это ты в конце концов не выдержала. Давай уж лучше полетим на Тенерифе или там на Майорку, и ты столкнешь меня с какой-нибудь скалы. Известно, что такой чересчур возбудимый человек куда угодно влезет, не подумав, как станет выбираться. Ты сама говорила, что вроде у меня есть бумаги с диагнозом СДВГ[3], ну, во всяком случае, будут, если понадобится. Верно?
   – Shut up[4], мерзкий мальчишка. Иди лучше в душ, а то будешь вонять возле меня все пять часов. Боже, как я выдержу без сигарет! Да еще с этой неумолкающей шарманкой!
   Ночью меня мучили кошмары. Рейс в них задерживали, в аэропорту ликвидировали последнее место для курения, меня не пустили с теннисными ракетками в самолет, зато, несмотря на трехкратную проверку, в сумочке так и не обнаружили двух перочинных ножей, и вдобавок срок действия паспорта истекал к утру. А мальчишка не закрывал рта ни на секунду. В кого он только такой, я не могла вырастить это чудовище.
   Да и его ненаглядный папаша, честно говоря, тоже не мог. Хотя он научил Макса всяким глупостям: именно благодаря ему двенадцатилетний мальчишка, вместо того чтобы, как все нормальные дети, читать «Гарри Поттера» или гонять в футбол, упивается историями о серийных убийцах и выслеживающих их, потрепанных жизнью, угрюмых и вечно накачивающихся виски сыщиков. Но они хотя бы накачиваются молча. Пиксель – как за глаза называли моего мужа родственники за его особое пристрастие ко всяким электронным штучкам – никого не мог научить болтать без умолку, потому что разговоры с людьми считал занятием ненужным и лишенным смысла.
   Я догадывалась, что именно из-за нежелания общаться с незнакомцами он в последнюю минуту, подумав, отказался ехать с нами активно бездельничать на Майорке. Сослался на то, что теперь-то ему уж точно нужно отправить в издательство новый роман. Правда, он говорил это раз пять за последние два года, с тех пор как решил, что больше заработает на мужских детективах а-ля Чендлер, чем на никому не нужных эссе. Но с романом дело шло не ахти как. Может, потому, что он пытался сосредоточиться, часами играя в «Змейку» на мобильнике, а когда наконец садился за компьютер, то, чтобы лучше работалось, начинал с игры «В гостях у кролика», популярной среди пятилетних детей. Я была уверена, что по возвращении с Майорки вместо чендлеровской фразы он встретит нас сообщением о новом рекорде в «Кролике», поскольку, как любит повторять Пиксель, тренировки совершенствуют мастерство.
   Бог с ним, хотя помочь мне в сборах он мог бы. Однако, вместо того чтобы предложить помощь, он заявил, что слишком взволнован нашим отъездом и идет спать, дабы не устраивать панику. И теперь, нисколечко не паникуя, спал себе, судя по всему не имея в виду отвозить нас в аэропорт («Долгие проводы, слезы без повода», – любит повторять он в таких ситуациях). А я никак не могла отойти от ночных кошмаров. Ни предвкушения отпуска, ни восторга от предчувствия приключений. Какие еще приключения? Только покой. Лежать на пляже, купаться, вечером играть в теннис с сыном – и все. Никаких мыслей, никаких впечатлений. И даже мой чересчур возбудимый сынок не помешает осуществить эти грандиозные планы.
   О чудо, пока он и не собирался этого делать.
   – Пора вставать, Бука.
   – Да, мамочка, я уже проснулся. Тебе чем-нибудь помочь? Ты так устала во время сборов. Наверное, у тебя совсем нет сил… – тарахтел он без умолку.
   – Что с тобой, детка, ты не заболел?
   – …и вчерашнее пиво сделало свое дело.
   – А, ну все в порядке. Заткнись. Я буду пить пиво, потому что мне это нравится. А вчера я выпила только два.
   – Два… две трехлитровые бутылки?
   – Сыночек, давай договоримся: ты обращаешься со мной как с любимой мамочкой, а не как с требующей постоянных нравоучений дебилкой, а я постараюсь тебя не укокошить. Идет?
* * *
   Срок действия паспорта не истек, но вылет действительно задержали на час. Кафешка, где еще неделю назад можно было посмалить, оказалась подозрительно пустой. Понятно – антикурительная кампания добралась и сюда. В самолет с ракетками нас не пустили. Я чудом успела сдать их в багаж. Перочинных ножей в моей сумочке не нашлось. Почти. Только маленький фирменный брелок, забытый на дне рюкзака. Но рентген его обнаружил. А алюминиевый ноутбук светился, как большая плоская лампа. Пришлось на глазах изумленной публики перерыть рюкзак. Сын, криво ухмыляясь, стоял рядом. С шестисотстраничным Робертом Уилсоном в руках. Снова из-за меня он не смог вовремя вернуться к чтению. Курить, черт, как хочется курить.