Отсутствие Кубы оставляет хоть какую-то тень сомнения.
   — Сомнение всегда толкуют в пользу обвиняемого, — напомнила я юристу, который и без меня прекрасно это знал. — Отыщет Кубу и прикончит его, причём сделает это по-умному, например организует какой-нибудь несчастный случай или ещё что-то в этом роде. Надо быть внимательней к Гражинке: как бы её это известие не убило.
   — И куда он, черт побери, мог скрыться?
   — Кто? Куба или Патрик?
   — Патрик. Собственно, меня интересуют оба, и ни одного полиция не может обнаружить.
   Фамилия Патрика, по крайней мере, известна, и адрес его знают.
   Мне вспомнилось моё посещение комендатуры.
   — Из трех гостиничных Якубов все трое отпали, один на моих глазах.
   — Не волнуйся. Осталось ещё сто восемнадцать, и все в подходящем возрасте.
 
   Пана Петшака я знала очень мало, совсем не представляла его образа жизни и поехала к нему наобум, без предварительного уговора. Наобум означало вторую половину дня, ближе к вечеру.
   Почему-то мне казалось, что по утрам он должен шляться по филателистическим магазинам, аукционам и вообще по делам. Значит, застать его у себя больше шансов именно в это время дня. Логично предположить, что, набегавшись по делам, он теперь сидит дома, копаясь в своих коллекциях.
   Так оно и получилось. Конечно, положено предварительно позвонить и договориться о встрече, как это делают все так называемые культурные люди, но я не сомневалась; он под любым предлогом откажется от встречи со мной, питая ко мне глубокую и, разумеется, необоснованную неприязнь. Следовало воспользоваться фактором неожиданности, У дома пана Петшака, где я поразительно легко нашла место для парковки машины, мне вдруг пришла в голову страшная мысль: письмо Гражинки побудило меня попытаться исправиться, стать внимательной к людям и считаться с их интересами, а меж тем я то и дело поступаю наоборот. Доказательство тому — сегодняшний мой визит к филателисту. До сих пор, как совершенно справедливо писала Гражинка; я имела прекрасный обычай сваливаться кому-нибудь на голову внезапно, без предупреждения, не считалась с тем, удобно ли это человеку или нет, главное, чтобы мне было удобно. А ведь можно же созвониться: в наше время у каждого порядочного человека имелся телефон и даже не один. Оправданием мне всегда служили обстоятельства: заставляют, дескать. А что сейчас? Я и не подумала сваливать на обстоятельства вину за своё некорректное поведение, никакие угрызения совести меня нисколечко не мучали. И получается, мой характер с каждым днём становится все хуже.
   Оглушённая этим малоприятным открытием, я стояла рядом со своей машиной на стоянке, не решаясь войти в дом, и пялилась на дверь парадного. Вдруг она распахнулась во всю ширь, и из неё выскочил молодой человек с приятным лицом, густо усыпанным веснушками. Не обратив ни малейшего внимания ни на меня, ни вообще на стоянку, он решительным шагом направился в сторону улицы Пулавской. И тут навстречу ему вышли две бабы. Их я вообще до сих пор не замечала. Может, они его поджидали. Главное, столкнувшись нос к носу, они остановились все трое. То, что они говорили, я слышала отлично.
   — День добрый, пани Наталья! — крикнул молодой человек. — Дядюшки нет?
   — Нет, — не очень любезно ответствовала одна из баб, наверняка пани Наталья.
   — Жаль! — огорчился парень. — А он мне так нужен. Я ждал его или вас. Хорошо, что вы пришли. Мне надо к вам зайти, забрать книжку…
   — Ничего не выйдет! — мерзким голосом заявила баба по имени Наталья. — Пан Юзеф запретил пана впускать в дом. Вообще никого не впускать, если его нет дома.
   — Но меня-то можно? — изобразил негодование молодой человек.
   — А вот и нет. Ксавуся особенно, сказал он, не впускать. Ни под каким видом! Так пан Юзеф распорядились. Раз никого, то никого.
   Конопатый Ксавусь попытался уговорить мегеру:
   — Да бог с вами, пани Наталья, я ведь не чужой, меня-то вы знаете. А книга лежит на полке у письменного стола, вы сами можете мне её дать, вовсе и не обязательно мне входить в дом.
   Наталья была непреклонна.
   — Раз мне сказано — без хозяина в дом никого не впускать, я и не впущу. Мне моё место дороже. И не стану я рыться в книжках пана Юзефа. А вы, Ксавусь, и попозже можете прийти, когда сам хозяин будет дома.
   — А когда дядюшка будет дома?
   — Мне-то откуда знать? Он приходит, как получится. К ужину уж будет всенепременно.
   А может, и раньше. Вы бы позвонили.
   Ксавусь не был таким упрямым, как Наталья.
   — Ну что ж, придётся ещё раз забежать, хотя у меня дел невпроворот. Не могла бы пани… и всего-то одна секунда…
   Но в ответ услышал непреклонное:
   — Раз никого, так никого.
   Другая баба стояла рядом, как каменный столб, не пошевелившись и не издав ни звука.
   Только слушала этот разговор с огромным интересом — по лицу было видно. И вовсе не стоило так вытягивать шею, те двое не шептали, напротив, орали так, что вся улица могла слышать. Может, женщина была глуховата? В конце концов конопатый махнул рукой и опять устремился в направлении к Пулавской. Поглядев ему вслед, обе женщины не торопясь направились к уже знакомым мне дверям парадного. Я по-прежнему оставалась не замеченной никем, так, просто неподвижный фрагмент улицы.
   — Ну и ну, — начала вторая баба, подходя к дому. — Моё дело десятое, я ничего не говорю…
   — Вот и хорошо, что пани ничего не говорит, — сухо одобрила её Наталья, одновременно роясь в сумке в поисках ключа. — Чем меньше говорить, тем лучше.
   Не очень долго копалась она в сумке, минуты хватило. И мне тоже хватило, чтобы обдумать свои дальнейшие действия.
 
   Ксавусь! Это же надо, я сама выдумала это уменьшительное имя от Иакова, точнее, Якуба.
   Ксавусь, Ксаверий. Ксаверий Зубило, веснушчатый, тот, кто разыскивается полицией. Ищут везде и не могут найти… Это его я видела тогда у Аниты в качестве второго, весёлого кандидата в ухажёры для Гражинки. Ещё подумала — какой загорелый. А он просто был весь в веснушках, вечером да впопыхах можно и ошибиться.
   В дверях пана Юзефа домофон, самого пана нет дома, баба меня ни за что не впустит, да и поговорить с такой вряд ли удастся. Камень баба! Тот Пан её знает, а я знаю Того Пана… Привет.., оказывается, не знаю! Тот Пан да Тот Пан, а ни имя, ни фамилия мне неизвестны… Значит, сослаться на знакомого не могу. О Езус-Мария, но войти-то в дом мне надо! Что делать?
   «Делать» у меня всегда получалось лучше, чем «думать». Вот и теперь, не раздумывая больше, я одним кенгуриным прыжком оказалась рядом с бабами, на ходу нажав на пульт сигнализации.
   Женщины восприняли моё появление нормально, видно, решили, что я направляюсь в лифт, и даже пропустили меня вперёд, за что я вежливо поблагодарила. Пан Петшак жил на втором этаже, но пани Наталья, похоже, всегда пользовалась лифтом, вторая женщина — тоже, она жила там же, в квартире напротив. На всякий случай я установила некоторую дистанцию между нами, чтобы не подумали чего. Они и не подумали.
   Выйдя из лифта, пани Наталья принялась копаться в многочисленных замках пана Петшака, вторая баба занялась дверью напротив. Ближайшая соседка — есть над чем подумать.
   Вдохновение осенило меня в тот момент, когда пани Наталья уже вошла в свою квартиру, но ещё не успела захлопнуть за собой дверь.
   — Прошу меня извинить, — произнесла я за её спиной. — Вы пани Наталья, правда? Я к вам.
   Можно?
   Никого не впускать в дом к пану Юзефу в его отсутствие в пани Наталье закодировалось насмерть. А вот как быть, если пришли к ней самой? Я рассчитывала на то, что поможет внезапность. Так оно и получилось. Кроме того, вид у меня был вполне безобидный, надеюсь, интеллигентный, выражение лица — милое, в руках я не держала орудий убийства, а по возрасту никак не подходила к банде хулиганствующих подростков. Женщина инстинктивно приоткрыла дверь шире.
   — Ко мне? — удивилась она, но, вглядевшись в меня внимательнее, заговорила:
   — А, я пани знаю, пани у нас уже была.
   Теперь удивилась я. Была в квартире пана Петшака я всего раз, причём ничего там особенного не натворила, вела себя скромно, ничего не разбила, не пролила. Как она могла меня запомнить? Неважно, следует побыстрее воспользоваться представившимся случаем.
   — Конечно была. Пана Петшака тоже знаю.
   И Того Пана.., ну, как его.., знаете, иногда вылетает из головы давно знакомая фамилия. Ну, того пана, благодаря которому вы и устроились к пану Петшаку.
   — Как же, пан Липский! — обрадовалась пани Наталья. — Проходите, проходите, но пана Петшака нет дома.
   — Ничего страшного, оно даже к лучшему, — заверила я женщину, проходя вслед за ней в прихожую. — Ну конечно же, пан Липский, а мне все лезут в голову всякие Липинские, Липовские, только подумаю, как я его называла в разных филателистических магазинах, — со стыда сгораю.
   Пани Наталья посочувствовала мне. Разговаривая, мы прошли на кухню. А куда, спрашивается, домработница может провести женщину, к тому же кухня была большая и светлая.
   И для моих планов это было самое подходящее место.
   Раскладывая в холодильнике принесённые продукты, пани Наталья непринуждённо болтала:
   — Я почему так хорошо запомнила пани?
   Потом, когда вы ушли, мы о вас с хозяином долго говорили. Пан Юзеф очень пани уважает… Как за что? За то, что пани коллекциями интересуется. Редкая, говорит, женщина интересуется марками или, скажем, нумизматикой, а пани Иоанна очень хорошо в коллекциях разбирается. А вдобавок пани ещё и книги пишет Я даже кое-какие читала и по телевизору пани видела.
   Пан Юзеф очень пани хвалил…
   Хвалил! Может, раньше и хвалил, но наверняка давно уже перестал.
   — Жаль, что пани его не застала, но он наверняка уже скоро вернётся. А пани сказала, что пришла ко мне?
   — Да, я пришла к пани, — решительно подтвердила я. — Мне бы хотелось лучше с пани обсудить свою проблему, чем с паном Петшаком.
   Видите ли, я впуталась в такую глупую историю, что и не знаю, как о таком говорить с паном Юзефом. С вами мне проще. Как женщине с женщиной.
   — В таком разе надо кофе сварить, я быстренько сделаю, — предложила пани Наталья. — Наверняка пани имеет в виду ту неприятность, о которой пан Юзеф страшно не любит вспоминать. Мне это тоже не больно-то нравится, но уж что я знаю, то знаю.
   И тут на меня опять снизошло вдохновение, видно, такой уж это был удачный во всех смыслах день. Я собиралась расспросить Наталью о Ксавусе, о брактеате, о связях с Фялковским, о приездах Ксавуся в Болеславец. И вдруг мгновенно перестроилась на романтический сюжет.
   В разговорах с женщинами данная тема мне кажется самой интересной.
   — Неприятности, конечно, очень нехорошая вещь, — умильно начала я, — но я хотела поговорить с пани совсем о другом. Не знаю, как и начать… Тема щекотливая, деликатная, но пани я ценю как женщину здравомыслящую и неболтливую. Вот и решила с пани посоветоваться. Вы не против?
   Здравомыслящая пани была не против.
   — Видите ли, — все так же неуверенно, запинаясь продолжала я. — Есть у меня хорошая знакомая, молодая женщина, намного моложе меня, я её, можно сказать, опекаю, и в данный момент меня очень тревожат её любовные переживания.
   На мой взгляд, она выбрала недостойного человека. Кое-как удалось её переубедить, так теперь она увлеклась таким.., таким.., проше пани, что не знаю, как и сказать. Этот ещё хуже прежнего. Тот молодой человек, которого пани встретила перед домом, он кто? Случайно, не Ксаверий Зубило?
   — Да, именно Ксавусь Зубило, — не стала скрывать пани Наталья, не отрывая взгляда от закипающего кофе. — Племянник пана Юзефа.
   А что?
   — Так ведь именно о нем идёт речь! — вскричала я, с трудом удерживая себя от того, чтобы не ломать руки. Переигрывать не стоит. — Они познакомились, и вроде бы все ничего, но она у меня такая серьёзная и, скажем прямо, грустная девушка, а он… Не слишком ли он весёлый?
   Мне он кажется излишне легкомысленным. Из тех, кто, не задумываясь, могут и глупость какую-нибудь выкинуть. Пани его лучше знает. Очень бы просила дать мне мудрый совет.
   Кофе пани Наталья приготовила отличный, не растворимую дешёвку, а такой, как надо. Смолола и сварила старым способом. Я сама бы такой приготовила. Сварила она его в специальном термосе, получился без гущи. Я тоже готовила кофе в таком термосе, никакой экспресс с ним не сравнится. По кухне разлился божественный аромат.
   — А откуда пани узнала, что именно я его знаю? — вдруг прозвучал неожиданный вопрос, в котором я различила звонок тревоги. Теперь надо брести вперёд с особой осторожностью, можно и впросак попасть. В таких случаях лучше ничего не изобретать, а просто говорить правду.
   — А я и не знала. Моя подопечная меня с Ксавусем не знакомила, просто сделалась ещё печальнее и задумчивее. Я стала разузнавать у знакомых и однажды, в одной компании, наткнулась на него. Узнала фамилию и имя.
   А когда мы беседовали с Тем Паном… Ли… Липским?
   — Липским.
   — Узнала я тогда, что племянника пана Петшака зовут именно так. И пан Липский как раз рассказал мне о пани, как он ценит и уважает таких женщин, как пани, это такая редкость среди дам… Вот я и решила с пани посоветоваться.
   Уж очень я беспокоюсь о бедной девушке. Только недавно пережила она любовную драму, ну как опять попался ей неподходящий для замужества кандидат?
   Кофе оказался великолепным. Пани Наталья позволила себе задать мне несколько вопросов, причём с самого начала на её лице появилось озабоченное выражение.
   — Значит, ваша подопечная, по вашим словам, уже довольно много натерпелась со своим ухажёром, — задумчиво повторила она. — И пани считает, что теперь ей очень пригодился бы кто-то такой.., более солидный?
   — И чтобы порядочный был человек, — заторопилась я, — и чтобы о Гражинке заботился, и чтобы характер был лёгкий, и сам по себе культурный… Возможно, я, будучи уже немолодого возраста, стала излишне требовательной? Именно это мне говорит моя подопечная. Так ведь она молода и ещё мало с жизнью сталкивалась. Вот вы мне скажите, от вас я охотно всякую критику приму.
   Пани Наталья молчала, наверное, не менее десяти минут, явно решая, говорить со мной откровенно или воздержаться. В конце концов, мы очень мало знакомы, чтобы слишком уж откровенничать. Но вот ведь я выложила ей свою проблему, как на ладони, не усомнилась и теперь с трепетом жду ответа. А она все помешивает давно растворившийся в её чашечке сахар и все о чем-то думает.
   — А, чего уж там, — наконец решилась она. — Мне совесть не позволит соврать. Ксавуся я знаю с детства, ещё его родители были живы, так я у них в няньках при мальчонке была. Аж до тех пор, пока его в гимназию не отдали. А потом я стала работать у пана Юзефа. И здесь мне пришлось с прежним моим подопечным сталкиваться, только уже реже. Восемь лет я работаю у пана Юзефа, можно сказать, сроднилась с ним за это время, ведь у меня, проше пани, своей семьи никогда не было, так пан Юзеф для меня на первом месте стоит. Не хотелось бы плохо о его родне говорить — и не скажу, но вашу девушку мне жаль. Так что одно лишь могу сказать: пани правильно опасается.
   — Вот видите, — подхватила я, — так и мне показалось. Но все надеялась — вдруг ошибаюсь. Ведь я ей, бедняжке, счастья желаю.
   А теперь и не знаю, как с ней заговорить на эту тему…
   — А пан Липский пани ничего не говорил о Ксавусе? — взволнованно перебила меня пани Наталья.
   — Ничего. Только в разговоре как-то всплыло, что у пана Петшака есть племянник… А, постойте… Вспомнила! Это из-за пана Гулемского.
   Мы заговорили о пане Гулемском, о какой-то посылочке, которую привёз Гулемскому родственник пана Петшака, и выяснилось, что это как раз племянник. Вот откуда я о Ксавусе узнала. А с паном Липским мы давно знакомы. Я ведь и сама, проше пани, увлекаюсь нумизматикой и филателией. Филателией даже больше, потому и больше в ней разбираюсь, а в нумизматике я не очень сильна, вот и советуюсь с паном Липским. И когда заговорили о пане Гулемском, пан Липский назвал племянника пана Юзефа по имени и фамилии, и тут я сразу подумала о своей несчастной подопечной. И о пани, что надо бы посоветоваться.
   Пани Наталья всякий раз просто расцветала от похвал, когда я называла её рассудительной и порядочной. И тем не менее в ней ощущалась какая-то напряжённость. Казалось, она все время раздумывает: стоит ли быть со мной откровенной до конца, и очень бы хотела пооткровенничать, но что-то явно её сдерживало.
   Наконец, видимо, решилась.
   — С молодой девушкой я бы не стала и время терять, у молодёжи своё мнение, где им считаться с жизненной мудростью, с жизненным опытом, но пани — другое дело. Нормальная, взрослая женщина, с пани можно и начистоту поговорить. Судя по всему, пани поймёт, раз за советом ко мне пришла. Так вот, пусть ваша девушка распрощается со своими планами насчёт Ксавуся, не будет у неё с ним лёгкой жизни. Вы не смотрите, что он весёлый да заводной. Это все напоказ, хочет таким прикидываться — значит, выгодно ему. Весёлый, милый хлопец.., так это с виду. А внутри — как камень. Ничто его не волнует, кроме своих интересов. Если кто у него на глазах человеку горло перережет, так он только рассмеётся, не его, мол, дело. А сам любую гадость может учинить. И на другого свалит, непременно, уж сколько раз так бывало! Ни одна девушка не найдёт с ним счастья, разве что сама такая, как он. И если у вашей девушки дело ещё не зашло далеко, пусть поскорее кончает со своими романсами да в сторонку, в сторонку, подальше от нашего Кубы. А пани уж сама присмотрит, чтоб так оно и было, на то пани и опекунша.
   Поскольку Гражинка до сих пор Ксавуся просто не замечала, мне ничего не стоило исполнить совет благожелательной пани Натальи. Позвоню Аните, мы просто второй раз не станем показывать Кубу Гражинке, и дело с концом.
   — Очень пани признательна! — искренне поблагодарила я, хотя все обстояло не так, как я рассказала пани Наталье. Но она дала добрый совет, и он заслуживал благодарности. — Редкая пани женщина, прав пан Липский. Другая стала бы выгораживать своего воспитанника, племянника своего хозяина, а пани такая искренняя, такая добрая.., не знаю, как и благодарить. А все потому, что внешне Ксавусь выглядит очень симпатичным парнем, производит хорошее впечатление…
   — Производит, производит… — пробурчала пани Наталья.
   — Представляю, сколько девушек пострадало из-за этого…
   — Если бы только девушки! — вырвалось у пани Натальи.
   У этой женщины был сильный характер. Уже давно хотелось ей выложить мне про Ксавуся все, что знала, но она себя сдерживала, ограничиваясь лишь информацией, необходимой для спасения моей мнимой подопечной. Вот и сейчас — аж зубами заскрежетала, но заставила себя прикусить язык, чтобы не сказать лишнего. Придётся её деликатно подтолкнуть, иначе панцирь лояльности на ней так и не лопнет.
   — Ох, сдаётся мне, — невинно заметила я, — племянничек и самому пану Юзефу доставил немало хлопот…
   На панцире вроде бы появилась трещинка.
   Как бы ею умнее воспользоваться? Ведь того и гляди хозяин вернётся.
   Поскольку женщина молчала, твёрдо сжав губы, я сочла за лучшее ослабить нажим, немного увести разговор в сторону, избрать другую тактику.
   — Впрочем, не смею расспрашивать пани, — произнесла я, и, мне показалось, в глазах хозяйки дома мелькнуло разочарование. Неужто настроилась рассказывать, а я её лишила такого удовольствия? — Кофе у пани отличный. Давно такого не пила. И за совет спасибо. Просто и не знаю, как благодарить, и времени отняла у пани пропасть. Пора и честь знать. Одно скажу: повезло пану Юзефу, что у него такая хозяйка в доме, наверняка пани отлично готовит, о чистоте я уж не говорю, а забота о хозяине чувствуется просто в каждом слове пани.
   — Это пани ещё всего не знает! — наконец лопнул панцирь. — Я пана Юзефа, можно сказать, от верной смерти спасла, уж так он разболелся, так разболелся, а все из-за этого паршивца.
   Пришлось сделать вид, что не поняла:
   — Из-за какого паршивца?
   — Да из-за красавца этого конопатого, Ксавуся. Не зря я пани говорила — для парня ничего святого нет. Так и быть, послушайте, сами убедитесь. Уж я ли его не холила, я ли его не лелеяла, кормила-поила, в чистоте содержала и воспитать старалась, чтоб порядочный человек из него вышел. И все напрасно! Уж если таким уродился, только могила исправит. Добра он не понимает, знаете, из тех нелюдей, что только страхом взять можно. А я-то, дура, старалась.
   Когда его натуру поняла — уж поздно было. Разве пану Юзефу с таким справиться? У пана Юзефа сердце мягкое, натура деликатная. А он.., изверг этот.., ну прямо как ножом в это мягкое сердце! Ему что, он только о своих интересах заботится. Говорила я хозяину не раз, а он мне не верил. Не может быть молодой человек таким законченным негодяем, — твердил, и все тут.
   Пока сам не убедился. Пани что думает? Ведь это через него, подлеца, пан Юзеф распоряжение мне выдал: никого в дом не впускать. Если честно, то слово «никого» уж я сама выдумала, хозяин распорядился лишь насчёт Ксавуся. Не впускать его в дом, когда хозяина нет дома, и все тут!
   Ксавусь прекрасно об этом знает, и все равно, пани сама видела, каков нахал! Мне и самой нелегко человека в дом не впускать, так внутри все и переворачивается, а что поделаешь?
   — Езус-Мария! — всплеснула я руками. — Так что же такое этот молодой человек отмочил?
   И тут пани Наталья не стала раскрываться до конца. Твёрдая натура.
   — Что отмочил, то отмочил, это пани не от меня узнает. Я только ради паниной приятельницы так разоткровенничалась, жаль девушку.
   Для моей приятельницы услышанного хватило бы с избытком, а вот для меня — явно недостаточно. И ясно, что большего мне в данный момент не узнать.
   Ещё медленнее пить кофе я уж никак не могла, а пан Петшак все не возвращался. Ничего нового о брактеате Яксы я от пани Натальи не узнала, но выводы напрашивались сами. И не сделать их я просто не могла. Расспрашивать больше не имело смысла, однако было одно такое безопасное обстоятельство, о котором, мне кажется, говорить можно всегда.
   — Ксаверий — редкое у нас имя, — задумчиво проговорила я, цедя остатки кофе. — А этого молодого человека всегда называли Ксавусем? У нас ведь принято называть близких уменьшительным именем. По-другому его не называли?
   — Называли, — неохотно ответила Наталья. — Некоторые называли Кубусем. Он сам предпочитал Кубу. А ещё в школе его Ксивеком называли, кто как. Для меня он навсегда остался Ксавусем.
   — А для пана Юзефа?
   — Говорю пани, золотое сердце у пана Юзефа. Раз человеку нравится, то пусть будет Кубой.
   Так он его и звал.
   Меня аж в жар бросило. Неужели я наконец отыскала Кубу?
   А пани Наталья вдруг помрачнела, должно быть от воспоминаний, и совсем утратила прежнюю разговорчивость. Ясно, больше из неё ничего не вытянуть, нечего и пытаться.
   Ещё раз с энтузиазмом похвалив кофе, я поблагодарила женщину за гостеприимство и поднялась.
   — Мне пора, и без того у пани столько времени отняла. Зато уж теперь знаю, как поступить с моей подопечной. Уж так я пани признательна, что и слов нет! Хорошо, что есть на свете такие люди, всегда помогут ближнему. Пошли пани Господь всяческих благ. А пану Юзефу я позвоню и договорюсь с ним о встрече.
   Пани Наталья распрощалась со мной приветливо, хоть и продолжала пребывать в минорном настроении. Я вышла на улицу.
   Не успела я дойти до парадной двери, как передо мною появилась соседка, что жила напротив. И выглядела она так, словно собралась, скажем, в булочную, а увидев меня, остановилась и первой заговорила.
   — Пани была у пани Натальи? Да? Я так и думала. А перед тем пани видела, может, Ксавуся?
   Я так и думала. Пани его знает? И всех их пани знает? Я так и думала.
   «Вот кто мне нужен! — мелькнуло в голове. — Уж эта любит поболтать, сразу видно».
   — Ну, не скажу, что так уж всех знаю, — охотно подхватила я нить разговора. — Пана Петшака знаю, с пани Натальей только раз пришлось встретиться. А что, разве там ещё кто-то живёт?
   — А Ксавусь? Он ведь пани какую-то гадость сделал. Я угадала?
   Я смешалась. Ну как себя вести в таких обстоятельствах? А врать я никогда не любила.
   — Ксавусь? Мне? — заикаясь начала я. — У меня, так сказать, дело только к пану Петшаку и к пани Наталье, причём к каждому из них отдельно. С пани Натальей я поговорила, а пана Петшака так и не дождалась.
   Соседка скептически заметила:
   — Ну, с пани Натальей не очень-то поговоришь, не разговорчивая она.
   — А почему пани решила, что пан Ксавусь мне какую-то гадость сделал? Его я очень плохо знаю, а о том, что он племянник пана Петшака, узнала лишь вчера. И не понимаю, почему пани Наталья так неохотно о нем говорила. Буквально два слова.
   — Вот видите! — торжествовала соседка. — А ведь там настоящая афёра была. Об этом пани Наталья ничего не сказала?
   — Ничего. Какая афёра? Об афёре — ни олова. А что случилось?.
   И я, словно меня афёра не слишком заинтересовала, вышла из парадного и направилась к своей машине. Подхватив тележку для продуктов, баба чуть ли не бегом устремилась за мной.
   — Ой, много чего случилось, — на ходу выкрикивала она. — Только я всего не знаю, больше догадываюсь. А что у пани за дела с ними?
   Теперь мы обе стояли у моей машины, переводя дыхание. Я поняла, что у меня уникальный шанс получить интересующие меня сведения, только надо быть поосторожней с болтушкой.