Хмельницкая Ольга. Шпион в костюме Евы

   В дверь постучали, а потом заглянули два пятикурсника, Олег и Николай.
   – Зайдите попозже, – махнул им рукой Селедкин и, обернувшись, пристально посмотрел на Ли Миня. – Так что? Вы уверены, что хотите писать диссертацию по теме «Создание атомной бомбы в полевых условиях»?
   Чен кивнул. Его рот пересох от волнения.
   – Ладно, я подумаю, – сказал Иван Иванович, почесав бороду. – На ближайшем заседании кафедры мы это обсудим.
   Ли Минь кивнул с каменным выражением лица.
   – А теперь до свидания, – ласково улыбнулся ему Селедкин, – и скажите, чтобы зашли Олег с Николаем, я хочу узнать, что там у них с дипломными работами.
   Чен попрощался и вышел из кабинета.
 
   Люда три раза обошла вокруг «УАЗа». Вид у него был весьма потрепанный. Кое-где металл проржавел насквозь, одно колесо было приспущенным, брезентовый верх свисал лохмотьями, а красную звезду несколько раз подновляли. Дырочки в борту, проделанные пулями то ли из пистолета, то ли из автомата, были сквозными.
   – О, ужас-ужас, – вздохнула Чайникова. – Неужели кто-то сядет в такое такси? Впрочем, хорошо, что бывший муж не подарил мне карету или танк.
   Немного поколебавшись, Люда натянула перчатки и подняла капот. Внутри «УАЗ» выглядел простым, как винтовка Мосина.
   – Ага: это трамблер, – пробормотала Люда. – Только почему в нем дырка? Это нехорошо, надо залепить ее скотчем. А это что? Топливный фильтр? А почему он такой грязный?.. Ладно, – наконец решительно сказала Чайникова, прилаживая на крышу оранжевые шашечки, купленные на том же рынке, где работала Диана. Потом она залезла на продавленное водительское сиденье, из которого кое-где торчали пружины.
   – Поеду – и будь что будет, – сказала она вслух.
   Двигатель два раза чихнул и завелся.
 
   Режиссер Леонид Иванович Селедкин, сын профессора Селедкина и бывший муж Люды Чайниковой, ходил взад и вперед по кабинету. Он пребывал в большом волнении. Впрочем, Леонид Иванович был личностью пассионарной и пребывал в состоянии волнения и томления духа почти постоянно.
   – Я же выполнил все требования! – говорил он, заламывая руки. – Я развелся со своей женой и согласился жениться на твоей сестре. Я отдал главную роль в своем новом фильме «Колорадская принцесса» твоей маме.
   – Фильм провалился в прокате, – сухо сказал высокий худощавый мужчина, сидящий в кресле.
   – Ну еще бы! – воскликнул Леонид Иванович. – Еще бы фильму не провалиться. По сценарию главной героине, дочери владельца ранчо в штате Колорадо, всего восемнадцать. А вашей маме, простите, сколько?
   – Моя мама прекрасно выглядит, – разозлился худощавый мужчина, – а провалился фильм исключительно из-за бездарной режиссуры. Кстати, как себя чувствует моя сестра? Она теперь, как-никак, без пяти минут супруга модного режиссера.
   И худощавый самодовольно улыбнулся.
   – Прекрасно она себя чувствует, – отрезал режиссер Селедкин. – Так, может, отдадите мне фотографии?
   – Пока нет, – просто ответил мужчина, поудобнее устраиваясь в кресле. – У меня есть еще одно небольшое пожелание. Я написал сценарий фильма ужасов. Хочу его экранизировать. Возьметесь?
   – Это если продюсеры поддержат, – уклончиво начал Селедкин.
   – Но-но! – угрожающе сказал молодой человек, приподнимаясь в кресле. – Снимайте, или фотографии вашей Дездемоны появятся завтра во всех газетах.
   – Это было десять лет назад, – жалобно хрюкнул Леонид Иванович.
   – Ничего. Жертва была известной актрисой, – холодно улыбнулся шантажист, – всем будут интересны обстоятельства ее смерти. Ревнивый любовник задушил красавицу в припадке страсти! Никто не знал правды, кроме скромного механика сцены, который много лет хранил тайну, но, обнищав вконец, решил продать материалы газете. Читатели обрыдаются.
   Несколько минут Селедкин молчал.
   – Если это будет продолжаться, – сказал он после паузы, – вы пустите мою карьеру под откос. После «Колорадской принцессы» надо мной смеялась вся страна.
   – Ну, тогда давайте деньги, – махнул рукой мужчина. – Сто тысяч долларов, и я вас больше не побеспокою. Можете даже на моей сестре не жениться.
   Услышав сумму, Леонид Иванович застонал пуще прежнего и принялся ходить по комнате, заламывая руки.
 
   Первый же пассажир обнаружился прямо за домом Дианы. На обочине стояла девушка с большим чемоданом и горько рыдала.
   – Садись, – сочувственно сказала ей Люда. Красавица залезла в драндулет, вытирая платочком распухший нос.
   – Что случилось и куда тебя везти? – деловито спросила Чайникова.
   – Куда глаза глядят, – сказала девушка, – мне теперь некуда спешить. Он мне изменял. Со своей начальницей. Нет, я не переживу!
   «УАЗ» загромыхал по дороге, как консервная банка. Куртка на груди девушки намокла от слез. На носу ее висела сосулька.
   – Ах, как я тебя понимаю, – громко сказала Люда, стремясь перекричать скрежет. – Со мной вот тоже муж развелся позавчера. И я тоже думаю, что он мне изменял.
   – А я сегодня просто собрала вещи и ушла. Когда он изменил мне в первый раз, было ужасно больно, но любовь еще теплилась, но во второй! Когда это случилось во второй раз, я поняла, что не могу ему больше доверять. И уже никогда не смогу. А какой тогда смысл?
   И девушка зарыдала пуще прежнего.
   – Я не знаю, как тебя утешить, – сказала Люда, которой мысль о том, что кому-то еще хуже, чем ей, принесла некоторое облегчение, – могу сказать только, что через некоторое время боль утихнет и ты встретишь кого-нибудь другого. Верного и благородного. Веришь?
   – Нет, – отрезала девушка.
   – Я тоже не верю, – вздохнула Чайникова, с трудом вращая тугой руль. – Но надеяться все равно надо. Ты все еще любишь его?
   – Нет, – покачала головой пассажирка, – как отрезало, хотя до этого я его любила всем сердцем.
   – Все проходит. И это тоже пройдет, – процитировала Люда царя Соломона, – ты, главное, с ним не общайся, и неприятные воспоминания скоро выветрятся.
   Девушка попросила остановить машину, расплатилась и вылезла, таща за собой тяжелый чемодан.
 
   – До нас дошли сведения, что Ли Минь о чем-то говорил с профессором Селедкиным с глазу на глаз, – доложил Рязанцеву капитан Сергеев. – К сожалению, наш агент никоим образом не мог узнать содержание разговора, дело проходило за закрытыми дверями.
   Полковник поднял на него внимательный взгляд.
   – Кроме того, – продолжал Сергеев, – после разговора с Иваном Ивановичем Селедкиным Ли Минь выглядел очень задумчивым.
   Рязанцев закурил.
   – Содержание этого разговора может быть важным, – сказал он наконец.
   – Можно попытаться поговорить с Селедкиным, – сказал Сергеев, – я надеюсь, что у него нет причин скрывать от кого-либо содержание беседы.
   – Конечно нет! – грустно усмехнулся полковник. Если, конечно, не принимать во внимание ситуацию, что Чен Ли Минь таки посланник международного терроризма, а профессор согласился на предложенные им условия. В таком случае у Ивана Ивановича есть причина для того, чтобы скрыть содержание беседы.
   Сергеев кивнул.
   – То есть вы, Владимир Евгеньевич, хотите сказать, что Ли Минь предложил Ивану Ивановичу Селедкину деньги за некоторые сведения, составляющие государственную тайну, и ученый согласился?
   – Мы этого не знаем. Просто нам стало известно о факте разговора профессора с Ли Минем. Этот разговор происходил с глазу на глаз. Агент говорит, что Ли Минь стоял в напряженной позе. После разговора он был погружен в свои мысли. Вот, это все. Мы не знаем, что ответил Ли Миню профессор и о чем вообще шла речь, мы можем только предполагать. Впрочем, если учесть, что он стал аспирантом именно кафедры ядерной физики...
   – Как его вообще взяли на эту кафедру? Разве туда берут иностранцев? В университете же есть первый отдел!
   Рязанцев рассмеялся.
   – Ну что вы, капитан, – сказал он, – его взяли писать диссертацию по совершенно открытой теме. Вы не думайте, что на кафедре ядерной физики день и ночь мастерят атомные бомбы. Основная тематика к бомбам не имеет ни малейшего отношения. К тому же Ли Минь при поступлении предоставил университетский диплом по специальности «безопасность атомных станций». То есть считается, что необходимый объем сведений о ядерных бомбах ему в высшем учебном заведении, которое он окончил, уже сообщили.
   – А что – спросил капитан, – нельзя вывести его на чистую воду, просто задав пару вопросов по специальности? Он сразу поплывет, и станет ясно, что в атомной физике он ни бельмеса. А это будет свидетельствовать о том, что он – не тот, за кого себя выдает, и его пребывание на кафедре может быть связано с поиском информации о...
   Рязанцев глубоко вздохнул и закурил еще одну сигарету.
   – Не пойдет, – сказал он, – Чен Ли Минь только-только поступил в аспирантуру и может делать вид, что он просто недостаточно хорошо знает язык, чтобы отвечать на вопросы. К тому же, даже если он и не ответит, это ничего не доказывает. К слову, наш агент сообщил, что профессор Селедкин считает своего корейского, как он верит, аспиранта чрезвычайно талантливым. Проблема только в том, что «чрезвычайно талантливыми» Иван Иванович называет почти всех.
   – Кроме себя, – уточнил Григорий.
   – Да, как истинный ученый, он очень скромен. По отзывам коллег, Селедкин – человек не от мира сего, он очень порядочен, принципиален, но при этом открыт и доверчив, как ребенок. Вот вы говорите «спросите его», а я даже и не знаю, как к нему подступиться с таким вопросом. Агент уже пытался, но без малейшего успеха.
   Капитан Сергеев и полковник Рязанцев некоторое время помолчали, обдумывая сложившуюся ситуацию.
   – В общем, нам надо, чтобы Ли Минь себя выдал, – подытожил Владимир Евгеньевич, – стопроцентно, без возможности различной интерпретации событий и без шансов выкрутиться. Как это организовать, я пока не знаю.
   К сожалению, Григорий Сергеев тоже этого не знал.
 
   Модный режиссер Селедкин, сын заведующего кафедрой ядерной физики и бывший муж Люды Чайниковой, читал сценарий фильма ужасов, который ему принес ненасытный шантажист, и все глубже погружался в депрессию.
   – Подумать только, дело происходит на птицефабрике, – сказал он вслух, перелистывая страницу за страницей, – в главных героях – колхозный бухгалтер и пожарный! Бухгалтер, впрочем, женского пола, и это уже хорошо. Впрочем, что я говорю! Это как раз плохо! – вскричал режиссер, сообразив, что на роль прекрасного счетовода начинающий сценарист явно прочит свою маму, уже однажды сыгравшую роль юной дочери владельца ранчо в фильме «Колорадская принцесса».
   Тут Селедкин вжал голову в плечи, потому что ему стало невыносимо стыдно. Он вспомнил недоуменные взгляды, которые бросали на него коллеги по режиссерскому цеху во время премьеры, как они спрашивали, сколько лет главной героине и почему герой-любовник в исполнении светловолосого юноши, недавно отслужившего в армии, на тридцать лет моложе свой пассии и на столько же килограммов легче.
   – Леня, – проникновенно сказал тогда Селедкину критик Булкин, – я все понимаю. Истинная любовь не смотрит на возраст, вес и внешний вид, ей все равно.
   При этих словах Селедкин покрылся красными пятнами. Мысль о том, что он взял в главные героини свою любовницу, как все считают, была невыносимой.
   – Леня, – продолжал тем временем говорить Булкин, – мой тебе совет: напиши в титрах, что это опера. Тогда тебе твою принцессу простят – в опере много крупногабаритных бабушек в возрасте. Затем переозвучь ленту, чтобы герои пели, а не говорили. И напоследок вырежи все крупные планы и эротические сцены. Оставь только те куски, где дочь владельца ранчо представлена с большого расстояния, со спины или в темноте. Пойми, Леня, – добавил Булкин, наклоняясь к уху Селедкина, – критиков ты слушать не обязан, но продюсеры! Когда продюсеры увидят, на что ты потратил деньги, они могут тебя не понять.
   Но, услышав об этом плане, шантажист раскапризничался и не разрешил режиссеру Селедкину пойти по пути, предложенному добрым критиком, и теперь у Леонида Ивановича были проблемы не только с ним, шантажистом, но и большие долги. На фоне этих остроактуальных задач сын профессора Селедкина совершенно забыл о существовании у него законной супруги. Потом он все же вспомнил, что у него есть жена, но семейные обязанности и выполнение супружеского долга в сложившейся ситуации оказались для режиссера непосильной нагрузкой. Он развелся, заплатив сто у. е., подарил бывшей супруге реквизитный «УАЗ» и снова ринулся в водоворот проблем. Сестра шантажиста Рита изо всех сил готовилась к свадьбе.
   «В тишине птицефабрики слышится леденящий стук. Это клюется индюк-мутант, – продолжил Селедкин чтение сценария фильма ужасов. – Бухгалтерша и пожарный спрятались в кладовке. Потом слышат – по бетонному полу цокают когти индюка-мутанта, который из-за мутации очень поумнел и стал хищным. Бухгалтерша и пожарный в ужасе прижались друг к другу. Камера крупным планом показывает их испуганные лица. И тут индюк наносит удар клювом в дверь. Острый, как бритва, клюв прорезает металл, словно масло...»
   Режиссер Селедкин аккуратно отложил стопку бумаги.
   – Фу, графоман, – сказал он. – Какой жуткий бред он написал!
   Впрочем, Леонид Иванович четко понимал, что от экранизации ему никак не отвертеться. Он встал и принялся ходить по комнате.
   – Ну, – наконец сказал Селедкин, – у меня всего два выхода. Либо я где-то найду сто тысяч, либо убью шантажиста. Иначе мне придется снимать кино про бешеных индюков, а это будет концом карьеры. Разве что он согласится на то, чтобы его мама сыграла роль самого сумасшедшего индюка, но на это надеяться бессмысленно.
   Он снова рухнул в кресло и застонал, картинно заламывая руки.
 
   Чен сидел в столовой уже третий час. Идти ему было некуда, что делать дальше – непонятно. Оставалось ждать. Ли Минь надеялся, что профессор Иван Иванович Селедкин правильно понял его намеки. В любом другом случае это был провал. Чен нервно барабанил пальцами по столу, накрытому грязной скатертью и засыпанному крошками. Он так нервничал, что даже не смотрел на Еву, которая сегодня была особенно ослепительной.
   – Если же профессор намеков не понял, то у меня два варианта – прошептал Ли Минь, метким ударом кунг-фу умертвив неосмотрительно заползшего на стол таракана. – Либо я убиваю профессора и, переждав тревожное время, пытаюсь наладить контакты с кем-то другим, либо уезжаю из России ни с чем.
   Тут Чен заметил, что с противоположного края стола на него пристально смотрят пятикурсники Олег и Николай, и понял, что произнес последнюю фразу вслух.
   К счастью, он сказал ее по-английски.
 
   Диана Грицак стояла на морозе и мечтала.
   «Эх, а если бы и правда на моем пути встретился миллионер с двумя сотнями зеленых лошадей и сельскохозяйственной фамилией Козлов или Баранов! – думала она, покрепче заматывая на голове пуховой платок. – Вот было бы счастье. А если он при этом окажется пригожий да румяный, то это вообще будет чудо из чудес».
   Диана зажмурилась и улыбнулась.
   – Но где я его встречу-то, – погрустнела она, открыв глаза и посмотрев на гору чашек, тарелок, соусников, молочников, блюд и супниц. – Разве что он ко мне придет тарелки покупать? Впрочем, миллионеры, наверное, покупают исключительно фарфор.
   Грицак взяла в руку чашку с аляповатым маком на боку, подняла ее вверх и посмотрела на солнце. Чашка была абсолютно непрозрачная.
   «А фарфор прозрачный, – подумала она, – такой тонкий-претонкий, как бумага, и прямо-таки светится».
   Диана поставила чашку на место и потерла полные щеки.
   – А Людке-то что нагадали? – засмеялась она. – Убийство рыбы круглым объектом! Ха-ха-ха!
   Тут к Грицак подошел покупатель, и девушка перестала думать о пророчествах лжецыганки Ирины.
 
   – Столовая закрывается, – пропел кто-то у него над ухом, и Чен резко повернул голову.
   Совсем близко к его столику стояла Ева с полным подносом грязной посуды в руках.
   – А... Да, конечно. Сорри! – пробормотал Ли Минь, вставая.
   Буфетчица смотрела на него во все глаза. Он залился краской. Сердце застучало быстро-быстро.
   – Ты сейчас идешь домой? – спросил он девушку.
   – Да, – кокетливо улыбнулась та после некоторой паузы.
   – Я тебя провожу, – сказал Ли Минь.
   В его глазах бушевала страсть.
   – Не надо. У меня строгая мама, – покачала головой Ева.
   – Я до подъезда, – сказал Чен. – Или ты стесняешься ходить по улицам с азиатом?
   – Нет, что ты, – искренне удивилась буфетчица, – я не стесняюсь тебя. Мне неважно, какой у человека цвет кожи. Я категорически против расизма и ксенофобии, и принимаю во внимание только личность человека, а не его национальность, религиозные убеждения или политические взгляды!
   Ева глубоко вздохнула, и ее грудь всколыхнулась. Ли Минь мелко задрожал от страсти.
 
   Женщина постбальзаковского возраста, одетая в длинную шубу, голосовала, стоя по колено в снегу неподалеку от бывшего дома Люды, где она жила с режиссером Селедкиным. Людмила подрулила, остановившись перед потенциальной пассажиркой, и распахнула дверцу.
   – Мне в Большой театр, – сказала дама, манерно растягивая слова. – Но на такой машине я не поеду. Я вообще антикоммунистка, меня ваши звезды по бокам раздражают. И пулевые отверстия тоже, от них веет дешевыми понтами. А громыхание – оно вообще какое-то позорное. Вдруг у меня от таких звуков уши заболят?
   – Ну и не надо, – пожала плечами Людочка, – у меня, например, уши не болят, хотя я уже полдня за рулем этого автомобиля.
   – Это не автомобиль. Это ведро с гайками, – скривилась дама. – Сколько вы, милочка, берете за проезд?
   Чайникова назвала сумму.
   – Так дорого? – возмутилась дама. – Это оскорбительно! Соплюха! Да вы знаете, кто я? Я – теща и любимая актриса самого режиссера Селедкина! Недавно я сыграла главную роль в фильме «Колорадская красавица». К тому же Леня в ближайшее время собирается жениться на моей дочери Риточке, умнице и красавице...
   Люда смотрела на дорогу остекленевшими глазами.
   – Так что, – триумфально подытожила дама, косясь на Чайникову, изо всех сил вцепившуюся в руль, – я предлагаю вам половину суммы. Можете гордиться, что подвозили представительницу известной творческой династии.
   Реквизитный «уазик» притормозил неподалеку от театра. Дама вытащила из крошечной вечерней сумочки мятую бумажку и дала деньги Люде. Чайникова механически взяла деньги, а потом отъехала подальше, заглушила двигатель и горько зарыдала.
   – Все, больше я мимо дома бывшего мужа ездить не буду, – плакала она, – а то мало ли что в следующий раз узнаю! Хотя куда уж дальше! Он женится!
   Несмотря ни на что, Люда продолжала любить своего мужа.
 
   Вечерело. За окном валил снег. Полковник Рязанцев ходил туда-сюда по кабинету. Он был один. Полчаса назад Владимир Евгеньевич получил от генерала Томпсона сведения, что эмиссар известного международного террориста попался при попытке купить радиоактивные материалы. Когда его взяли, эмиссар покончил с собой, так что никаких сведений от террориста получить не удалось. Томпсон волновался.
   – Неизвестно, скольких мы не перехватили, – говорил он. – А если у них еще и будут точные чертежи!
   – Мы пока не уверены, что Чен Ли Минь – именно тот человек, которого вы ищете, – ответил генералу Владимир Евгеньевич. – С него не спускают глаз, но прямых доказательств пока нет. Во всяком случае, никаких контактов с людьми, которые хотя бы отдаленно могли походить на террористов, он не осуществляет.
   – Его мобильный телефон прослушивается?
   – Частично. Мы отслеживаем содержание эсэмэсок, отправляемых и получаемых предполагаемым террористом, а также ведем списки номеров, на которые он звонит. И тех, с которых звонят ему.
   – И много таких номеров? – заинтересовался Эдвард. – А тексты эсэмэсок получить можно?
   – Если честно, – ответил Евгений Владимирович своему британскому партнеру, – с момента пересечения границы России Чен Ли Минь никуда не звонил, ему тоже никто не звонил, и никаких сообщений он не отсылал и не получал. Но мобильный телефон у него есть, номер нам известен, и если предполагаемый террорист им воспользуется, мы тут же засечем направление звонка.
   – Ит из гуд, – мрачно сказал Томпсон. – Спасибо, Владимир.
   Англичанин положил трубку, а Рязанцев принялся ходить по кабинету. Он думал.
   В городе резко похолодало. За несколько часов температура упала до минус двадцати, и началась метель. Чен сидел в столовой и ждал Еву, которая собирала со столов грязную посуду. За окном было темно, ветер бил в окна и бросал снежную крупу. В почти пустом помещении было холодно и тревожно.
   «Вызвать такси, что ли? – подумал Чен про себя. – Не пойдем же мы с Евой пешком по такой погоде?»
   Он вспомнил об уютном домике, который купил себе в Северной Италии на деньги, полученные после успешного выполнения предыдущего – зубодробильного и на первый взгляд невыполнимого – задания шефа. В гараже этого домика в ряд стояли «Ламборджини», «Феррари» и два «Порша». На безбрежных лугах паслись чудесные пасторальные овечки. В воздухе витал аромат флердоранжа, в небе проплывали белоснежные облака, а вода в бассейне, отделанном мозаикой, была голубой и прохладной. Он, Чен, продержался в этом раю полтора месяца. Слегка отдохнув и залечив раны, он заскучал. Его уже не радовали ни овечки, ни облачка, ни «Феррари», ни бассейн с водопадом и имитатором океанских волн. Ли Миню хотелось опасности, адреналина и новых впечатлений. Он не был создан для мирной жизни. Через семь недель после начала спокойного добропорядочного существования он предстал перед шефом и тут же получил новое задание. На этот раз Чену пришлось отправиться в Россию.
   «А может, – подумал Чен, глядя на длинные ноги Евы, одетые в некрасивые стоптанные ботинки, – все дело в том, что я жил в доме один? Мне даже поговорить не с кем было. Я ходил и ходил по всем своим двадцати комнатам и не знал, чем заняться. А вот если бы рядом была женщина, которая мне действительно нравится, может, я бы и расхотел мотаться по миру».
   Его закаленное в боях сердце заныло.
   – Ладно, – решил он, – это будет мое последнее задание. Я получу то, что требует шеф, и уговорю Еву съездить ко мне в гости в Италию. А если она потом захочет меня покинуть, я ее запру в самой дальней комнате. Как Синяя Борода.
   Чен улыбнулся. В столовую вошла высокая женщина с шикарными смоляными кудрями и талией, перетянутой корсетом. Ее губы были накрашены ярко-розовой помадой. Запах дешевых духов был такой силы, что на стол перед Ченом упал трупик бездыханной мухи. Ева незаметно зажала нос. Доцент Кондрашкина, покачиваясь на высоких каблуках, шла прямиком к столику Чена.
 
   Люда подобрала молодого человека среди двух снежных барханов, где он пытался согреть руки огоньком зажигалки. Было уже темно, но маленький дрожащий огонек был виден издалека.
   – Залезайте, – крикнула Чайникова, пытаясь перекрыть рев метели. Она уже вдоволь наплакалась, выпила валерьянки, и настроение у нее постепенно улучшалось.
   – Меня не надо никуда везти, надо дернуть мою машину, она в снегу застряла, – пояснил мужчина. – А «уазик» для такого дела – самое то!
   Люда вылезла из машины и, подпрыгивая от холода, подошла к сугробу, под которым угадывались очертания старенького «жигуленка».
   – Надо бы сначала раскопать, – с сомнением сказала Чайникова.
   – Копал. И много, – отозвался молодой человек, – машину засыпает снегом быстрее, чем я откапываю.
   Метель вокруг выла и стенала.
   – А почему вы не хотите поехать на такси? – спросила Люда, – давайте я вас отвезу, – тут она сделала широкий жест в сторону своего «УАЗа» с красными звездами.
   Мужчина подошел к сугробу и начал разгребать снег на крыше. Через несколько секунд откопались оранжевые шашечки.
   – Не могу, – пояснил он, протягивая девушке тросик, – я сам таксист. Так что, сестренка, помоги!
   Кивнув, Люда принялась привязывать трос к «УАЗу».
 
   Рита сидела перед Селедкиным в огромном кожаном кресле и болтала ножкой.
   – Ну рыбка моя, – пропела девушка капризным голоском, – ты же будешь снимать кино про индюков-мутантов, правда? Назови фильм «Нашествие индюков-убийц», «Индюки-мутанты атакуют» или еще как-то, не менее оригинально. Мой брат сказал, что он написал гениальный сценарий, а ты почему-то артачишься.
   И она пошевелила в воздухе пальчиками, ногти на которых были накрашены ярко-красным лаком. Невеста Селедкина вообще обожала все красное.
   Режиссер стоял у окна и жадно глотал холодный воздух из открытой форточки. На мгновение он вспомнил о своей бывшей жене Люде Чайниковой – любящей, домашней, преданной, – и его охватила острая тоска.
   – А нашу маму ты возьмешь в главные героини. Она обожает сниматься в кино так же сильно, как я – получать в подарок бриллианты, – добавила Рита и гнусно захихикала.
   – Риточка, – попытался образумить девушку Селедкин, – ну как их сделать-то, индюков этих? Из папье-маше склеить?
   – А что, – ответила невеста, – вон Джордж Лукас в своих первых «Звездных войнах» клеил. И жестянки использовал, и лампочки, и фанерки, и костюмы карнавальные. И ты так поступи! Закажи костюмы индюков, только очень страшные, с клювами, как сабли, одень в них актеров, и пусть бегают и клюются. Это и будет наш ответ Голливуду. А откажешься, так мой брат мигом фотографии, на которых ты от ревности душишь актриску, отнесет в газету и в прокуратуру. Сядешь надолго. Так что соглашайся.