Страница:
Однако мы не успели пройти и пяти шагов, как нас окружили мальчишки. Они улыбались, но мне показалось, что мы находимся посреди голодной волчьей стаи. Перед нами, заставив остановиться, возник Ворон. К нему присоединился Карки, успевший перевязать ногу грязной тряпкой. Пальцы девочки дрогнули в моей руке, и я с неожиданной ясностью понял, что ей страшно. Моя наивная самоуверенность заставила меня сделать шаг вперед и с важным видом заявить:
– Пожалуйста, отойдите в сторону. Мы идем на рынок. Ворон ухмыльнулся.
– Нет, вы только его послушайте! Мы не стоим на твоем пути, сын полковника. Мы здесь для того, чтобы проводить вас. Есть короткий путь на рынок. Мы его покажем. Вон там, через переулок.
– Но вон же рынок, его даже видно! – глупо запротестовал я.
Девочка попыталась высвободить руку, но я ее не отпускал. Неожиданно я сообразил, в чем состоит мой долг. Джентльмен всегда защищает женщин и детей. Я инстинктивно догадался, что мальчишки хотят причинить ей вред. Будучи невинным, как младенец, я не мог даже предположить, что они задумали, в противном же случае я испугался бы куда сильнее. Так или иначе, но я был полон решимости охранять девочку.
– Уйдите с дороги, – приказал я.
Но они плотнее сомкнулись вокруг нас, и мы оба невольно отступили на шаг. Они подошли еще ближе, и мы вновь отступили. Нас оттесняли к переулку – так действуют собаки, заставляя овец двигаться в нужном направлении. Я посмотрел через плечо на мальчишек у меня за спиной, и Карки омерзительно засмеялся. И тогда девочка остановилась и аккуратно высвободила руку, которую я по-прежнему сжимал в своей ладони. Парни приблизились еще на шаг. Они вдруг показались мне гораздо выше и страшнее, чем когда я наблюдал за их игрой. Я уловил запах дешевой пищи и немытых тел и быстро огляделся по сторонам, рассчитывая увидеть взрослых, которые могли бы прийти к нам на помощь, но солнце жарило вовсю, и эта часть улицы была пустынной. Люди либо сидели по домам, где было чуть более прохладно, либо толпились на рынке. Немного дальше, возле входа в таверну болтали между собой солдаты. Даже если бы я закричал, взывая о помощи, едва ли кто-нибудь из них обратил бы на нас внимание. Мы находились рядом с переулком, и я понимал, что еще немного – и нас затащат туда, а тогда уж нам никто не поможет. Собрав волю в кулак, я обратился к мальчишкам:
– Мой отец будет очень недоволен, если узнает, что вы не давали нам пройти.
Карки оскалился.
– Твой отец не найдет твоего тела, офицерский щенок. Меня никогда так не обзывали, и никто мне не угрожал с такой злобой. Мой отец всегда утверждал, что солдаты любят и уважают хороших офицеров. И я считал, что все солдаты к офицерам относятся с почтением. Ненависть мальчишек меня поразила.
Однако девочка сохраняла присутствие духа.
– Я не хочу никому причинять вред, – негромко проговорила она.
Она старалась говорить спокойно, но ее голос слегка дрогнул.
Ворон рассмеялся.
– Неужели ты думаешь, что мы ничего не знаем, кобылка? Ты в ошейнике. Ты укрощена железом. Ты не можешь сделать больше, чем обычная женщина. Ну а если ты немножко покричишь или даже будешь лягаться, никого из нас это не напугает.
Должно быть, он подал своим дружкам какой-то сигнал. А возможно, подобно стае птиц или своре диких псов, парни действовали, повинуясь инстинкту. Двое младших в этой компании мальчишек – даже они были старше и крупнее, чем я, – схватили меня и с криками потащили к узкому проходу между домами. Ворон и Карки бросились на девочку. Я успел увидеть, как их грязные пальцы вцепились в ее белую блузку. В одно мгновение они подняли юную дочь разведчика и поволокли за мной. Остальные мальчишки, возбужденно смеясь и блестя глазами, толпой следовали за нами. На секунду девочка стала похожа на хрупкую испуганную птицу, а потом ею овладела ярость. Пока меня тащили все дальше, она резким движением высвободила одну руку. Я увидел, как ее изящные пальцы нарисовали в воздухе непонятный знак. Движение напомнило мне короткое заклинание, которое использовал отец, когда, седлая лошадь, застегивал подпругу. Но сейчас я стал свидетелем чего-то иного – куда более древнего и могущественного.
Магию описать трудно. Не было ни вспышки молнии, ни зеленых искр, ни даже удара грома, о чем непременно упоминается в старых гернийских легендах. Девочка лишь сделала едва уловимое движение пальцами. Нет, я не могу его описать или повторить, но тем не менее какая-то древняя часть моей души узнала это заклинание. И хотя девочка направляла свою магию против Ворона и его дружков, меня тоже задело. Все мои мышцы сократились, и на один страшный миг мне показалось, что я утратил контроль над кишечником. Я извивался в руках своих врагов и, если бы не потерял самообладания, то легко вырвался бы на свободу, поскольку они дергались так, словно их кололи иголками.
Двоим парням, державшим девочку, пришлось гораздо хуже. В то время я еще не видел, как люди бьются в судорогах, и только спустя годы понял, что же на самом деле произошло. Оба потеряли контроль над своими телами, а затем Ворона и Карки в буквальном смысле отбросило от девочки, и они упали на землю в нескольких футах от нее, взметнув тучу пыли. Один из младших мальчиков, судя по внешнему сходству, брат Ворона Дарда, завопил от ужаса и бросился в сторону таверны.
Она пошатнулась, когда руки мальчишек резко разжались, и едва не упала на колени, но тут же выпрямилась и поправила блузку, которую нападавшие успели стащить с ее плеч, частично обнажив маленькую грудь. Приведя себя в приличный вид, девочка сделала несколько быстрых шагов вперед.
– Отпустите его! – сквозь стиснутые зубы приказала она двум юным оборванцам, по-прежнему удерживающим меня.
Ее голос прозвучал негромко, но угрожающе.
– Но… твой железный ошейник! – изумленно воскликнул один из мальчишек.
Он смотрел на нее, разинув рот, с испуганным и оскорбленным видом, словно она нарушила правила игры. Второй отпустил меня, и вся ватага бросилась бежать, завывая точно стая собак, которым крепко досталось, хотя я не сомневался, что никто из них не пострадал. Она ничего не ответила бессовестному мальчишке. Ее пальцы задвигались, и смельчак, задавший вопрос, не стал дожидаться, когда она закончит творить заклинание. Он, как и я, знал, что заклинания жителей равнин имеют ограниченную дальность действия. Он резко толкнул меня на девочку, повалив в пыль у ее ног, а сам помчался за своими дружками. Карки уже исчез, скрывшись за углом в переулке. Пока Ворон поднимался на ноги, девочка помогла встать мне. Потом она повернулась к обидчику, словно намереваясь пожелать доброго дня, и сказала:
– Черная краска на бронзе, и никакого железа. Мой отец никогда не наденет железо на одну из нас. Он не приносит железо в наш дом.
Ворон медленно отступал от нас. Его лицо покраснело от злобы, в черных глазах сверкала ярость. Решив, что находится в безопасности, Ворон остановился и принялся обзывать девочку самыми отвратительными словами, какие только знал, – большинство из них я раньше даже не слышал. Напоследок он заявил:
– Твой отец опозорил себя, когда вставил свой член твоей матери. Уж лучше бы он проделал это с ослицей и произвел на свет мула. Вот кто ты есть – кобыла, лошачка. Мул. Помесь. Уродец. Ты можешь обрушить на нас свои гнусные чары, но наступит день, когда один из нас оседлает тебя. И прольется кровь. Ты еще поплатишься.
Ворон становился все смелее, быть может, мой разинутый рот добавил ему уверенности. И тут разведчик, совершенно бесшумно подошедший сзади к Ворону, схватил его за плечи. Одним стремительным движением он развернул мальчишку и тыльной стороной ладони ударил его по лицу. Он нанес удар, совершенно не сдерживаясь, похоже, даже не пытаясь сделать скидку на то, что перед ним подросток. Я услышал треск ломающихся костей и понял, что Ворон еще долго не произнесет ни одного бранного слова – до тех пор, пока у него не заживет челюсть. Казалось, этот звук послужил заклинанием, привлекающим любопытных – люди срывались со своих мест в тени возле казарм и таверны и торопливо двигались к нам. Среди них я заметил Дарду, который за руку тащил Вева, своего отца. Тут же появился мой отец, яркий румянец гнева заливал его щеки.
Казалось, все заговорили одновременно. Девочка подбежала к отцу. Он обнял ее за плечи и, склонив к ней голову, негромко сказал:
– Мы уезжаем, Сил. Прямо сейчас.
– Но… Я так и не побывала на рынке! Папа, это была не моя вина!
Вев опустился на колени возле Ворона, затем посмотрел на разведчика и завопил:
– Проклятье, он сломал моему мальчику челюсть!
Из таверны выходили все новые люди, щурясь от яркого солнечного света, словно ночные животные, которых разбудили тревожные крики. Они злобно смотрели на разведчика, а потом с сочувствием на лежащего на земле мальчика.
– Невар, – резко обратился ко мне отец, – как ты оказался вовлечен в эту историю? И где Парт?
Парт, усы которого еще не успели просохнуть от пива, возник за спиной отца – он едва ли не последним вышел из таверны. Подозреваю, он распивал очередную кружку пива вместе с Вевом, когда тот выскочил из-за стола и бросился на улицу. Парт тут же закричал, заглушая остальных:
– Слава добрым богам! Вот мальчишка. Невар, немедленно иди сюда! Я тебя искал. Ты ведь знаешь, что нельзя убегать и прятаться от старого Парта. Форт – это не место для баловства.
Голос моего отца мог перекрыть шум битвы. Однако он не кричал. Все дело было в том, как он говорил.
– Можешь возносить хвалу, кому пожелаешь, Парт, но меня ты не обманешь. Ты больше на меня не работаешь. Забирай свое седло.
– Но, сэр, во всем виноват мальчишка! Он убежал, как только вы вошли в дом…
Парт смолк. Мой отец уже не обращал на него внимания. Впрочем, как и все остальные. Командир заставы спустился по пенькам с крыльца и решительно направился к нам, а его помощник, старавшийся не отставать, что-то быстро ему говорил. Потом он вышел вперед, расчищая начальнику гарнизона дорогу толпе зевак, и наконец они приблизились к нам. Следует отдать должное командиру – он выглядел совершенно спокойным, даже равнодушным.
– Что здесь происходит? – строго спросил он.
Все, кроме Вева, замолчали, а тот заявил:
– Он ударил моего мальчика и сломал ему челюсть, сэр! Это сделал разведчик! Подкрался к моему мальчику и ударил его!
– Разведчик Халлоран. Ты можешь объяснить свои действия?
Лицо Халлорана превратилось в маску. Во мне что-то сжалось, хотя я не смог бы объяснить, что означала такая перемена в лице. Разведчик ответил, тщательно подбирая слова:
– Сэр, он оскорблял мою дочь и угрожал ей. Командир нахмурился.
– И все? – спросил он, дожидаясь более подробных объяснений.
Наступило долгое молчание. Я пришел в замешательство и поежился. Девочек нельзя оскорблять. Даже я это знал. И тогда я исполнил свой долг. Мой отец часто повторял, что мужчина обязан всегда говорить правду. Я откашлялся и проговорил:
– Они схватили ее за руки и попытались затащить в переулок. Потом Ворон назвал ее лошачкой, а после того, как она его отшвырнула, сказал, что оседлает ее. И прольется кровь.
Я повторил только те слова, что были мне знакомы, однако их взрослый смысл от меня ускользнул. Насколько я понял, он назвал девочку мулом. Мне было хорошо известно, что меня бы выпороли, если бы я осмелился обозвать так своих сестер. Ворон вел себя грубо, и его за это наказали. Я говорил громко и четко, а потом добавил больше для отца, чем для командира:
– Я пытался ее защитить. Ты говорил мне, что девочек бить нельзя. А они едва не сорвали с нее блузку.
Я замолчал, и вновь воцарилась тишина. Даже Вев прекратил свои жалобы, а Ворон стал стонать тише. Я огляделся по сторонам, все смотрели на меня. Меня смутило лицо отца, на котором гордость мешалась со смущением. Потом заговорил разведчик:
– Я бы сказал, в целом мальчик верно обрисовал то, что произошло, и я действовал в соответствии с обстоятельствами. Найдется ли среди вас отец, который сможет меня в чем-нибудь обвинить?
Никто не выступил в его защиту, все продолжали помалкивать, и тогда командир холодно заметил:
– Всего этого можно было бы избежать, если бы у тебя хватило здравого смысла оставить ее дома, Халлоран.
Похоже, слова начальника заставы позволили Веву вновь дать волю собственной злобе. Он вскочил на ноги, бросив мальчика, и тот жалобно вскрикнул. Вев приближался к разведчику, опустив руки и слегка согнув ноги в коленях, – все понимали, что он ждет малейшего повода, чтобы броситься на Халлорана.
– Это ты во всем виноват! – прорычал солдат. – Зачем ты привез девчонку в город и позволил ей гулять без присмотра, соблазняя парней? – Затем его голос поднялся до крика: – Ты разрушил жизнь моего мальчика! Его челюсть не срастется так, как положено, и он никогда не станет солдатом! И что ему тогда делать, скажите мне? Добрый бог объявил, что ему следует быть солдатом, – сыновья солдат всегда становятся солдатами. Но ты сломал ему жизнь из-за своей полукровки! – Кулаки Вева тряслись, словно безумный кукольник дергал за невидимые веревочки.
Я боялся, что дело вот-вот дойдет до драки. Люди опасливо подались назад, образуя круг. Разведчик бросил быстрый взгляд на командира. Потом мягко поставил дочь себе за спину. Я принялся в растерянности озираться по сторонам, но мой отец находился на противоположной стороне круга и даже не смотрел на меня. Он не сводил взгляда с командира, по-видимому ожидая от него какого-то приказа.
Однако командир молчал. Солдат набросился на разведчика, но тот уклонился и дважды быстро ударил Вева в лицо. Мне казалось, что солдат тут же упадет. Наверное, Халлоран по-думал так же, но Вев нарочно прикинулся неуклюжим, чтобы разведчик расслабился. Халлоран совершил ошибку – солдат неожиданно развернулся и с силой саданул его под ребра. Разведчик потерял равновесие и повис на противнике, и тот успел нанести еще два удара. Оба получились сильными и точными. Девочка вскрикнула и закрыла лицо руками, когда глаза Халлорана закатились. Вев громко рассмеялся.
Он попался на собственную уловку. Разведчик и не собирался падать, больше того – внезапно он перешел в контратаку. Последовал молниеносный удар в лицо. Солдат пронзительно закричал. Халлоран сделал подсечку, и Вев упал в пыль. Несколько человек в толпе закричали и бросились вперед. Вев не смог сразу же подняться на ноги. Он с трудом повернулся на бок, прижимая руки к лицу. Между пальцев текла кровь. Солдат закашлялся.
– Стойте! – наконец вмешался командир.
Я не знал, почему он ждал так долго. Его лицо потемнело от прилившей к нему крови – никакой командир не захочет, чтобы подобные драки происходили у него на заставе. Конечно, Халлоран был всего лишь разведчиком, но еще сыном дворянина и офицером. Командиру не следовало разрешать простому солдату вроде Вева начинать драку. Откуда-то появились солдаты в форме. Я сообразил, что их привел помощник командира. Теперь, когда за его спиной появилась стена зеленых мундиров, начальник заставы отдал серию резких приказов:
– Окружите всех, кто здесь собрался. Наших отведите в казармы. Пришлым следует покинуть город. Передайте часовым, чтобы их не пускали в течение трех дней. Сыновья должны следовать за своими отцами.
Я знал, что у командира было такое право. Наступит день, и сыновья солдат сами станут солдатами. И если он командовал отцами, то мог в случае необходимости отдавать приказы и сыновьям.
– Он ударил офицера, – негромко проговорил мой отец. Он не смотрел ни на командира с разведчиком, ни на меня.
Его взгляд был устремлен в пустоту. Отец произнес эти слова вслух, но оснований считать, будто они обращены к командиру, не было. Однако начальник заставы счел возможным их услышать.
– Эй, ты! – обратился он к Веву. – Собери вещи и своих щенков и покинь форт. Поскольку я человек милосердный, а последствия твоего проступка заденут твою жену и дочерей, я разрешаю показать сына лекарю, чтобы он вправил ему челюсть перед тем, как вы все покинете заставу. Но завтра к вечеру чтобы духу твоего здесь не было!
Толпа недовольно зароптала. Наказание было суровым. Другие поселения находились далеко, а это означало изгнание в засушливые равнины. Я сомневался, что у Вева имелся фургон или лошади. Солдата и всю его семью ждали серьезные лишения. Кто-то из его друзей подошел, чтобы помочь ему поднять сына. Они бросали злобные взгляды в сторону командира и разведчика, пока возились со стонущим Вороном, но молчали. Солдаты в зеленой форме выдвинулись вперед, чтобы никому не пришло в голову бунтовать. Толпа начала расходиться.
Разведчик молча стоял, положив руку на плечо дочери. От полученных ударов в живот его лицо слегка позеленело. И я не понимал, защищает ли он дочь или опирается на нее. Она рыдала, захлебываясь слезами. Я ее не винил. Если бы кто-нибудь так ударил моего отца, я бы тоже расплакался.
– Мы уезжаем домой, – успокаивающе сказал разведчик.
– Халлоран, – сурово проговорил командир.
– Сэр?
– Никогда больше не привози с собой дочь. Это приказ.
– Можно подумать, я собирался. – От досады разведчик даже забыл о субординации. Однако опомнился, понизил голос и опустил глаза. – Сэр.
Только тогда я понял, как сильно Халлоран ненавидит командира. Но командир сделал вид, будто ничего не заметил, и я подумал, что он боится разведчика.
Больше ничего сказано не было. Для меня весь мир вдруг замер, и, погрузившись в оцепенение, я пытался осмыслить то, чему стал свидетелем. Солдаты разгоняли толпу, сопровождая свои действия толчками и руганью. Мой отец молча стоял рядом с командиром. Они наблюдали за тем, как разведчик вместе с дочерью направляется к лошадям. Девочка перестала плакать. Теперь ее лицо сделалось спокойным, словно с него стерли все чувства, и если они и говорили между собой, то я ничего не услышал. Халлоран помог девочке сесть на лошадь, легко вскочил в седло сам, и они поехали прочь. Я долго смотрел им вслед. Когда я перевел взгляд на отца, то заметил, что возле переулка остались только командир, отец и я.
– Подойди, Невар, – позвал отец, словно я был потерявшимся щенком, и я послушно приблизился к нему. Он положил мне руку на плечо и спросил: – Как ты ввязался в эту историю?
Мне и в голову не приходило солгать ему. Я подробно рассказал все с той самой минуты, как Парт оставил меня на улице, и до появления отца. Взрослые молча выслушали меня. Когда я повторил угрозу Карки о том, что отец никогда не найдет мое тело, глаза полковника Бурвиля сверкнули. Он посмотрел на командира заставы, и тот заметно побледнел. Когда я закончил свой рассказ, отец покачал головой.
Я встревожился.
– Отец, я что-нибудь сделал не так?
Командир ответил прежде, чем успел заговорить отец.
– Взяв с собой дочь-полукровку, Халлоран привез в форт беду. Но, Кефт, пусть твой сын не беспокоится из-за нее. Если бы я знал, что Вев такой наглый негодяй, я бы не позволил ему и его семье поселиться на моей заставе. Сожалею, что твой сын видел и слышал все это.
– Я тоже, – мрачно согласился отец. Слова командира его не удовлетворили.
– В конце месяца, – торопливо добавил командир, – я пришлю человека, который заполнит бумаги о закупке овечьих шкур. У вас не будет конкурентов, и вы получите заказ. Имея дело с вами, я знаю, что вступаю в сделку с честным человеком. Искренность вашего сына тому гарантия. – Казалось, для командира было важно заслужить уважение моего отца. – Вы делаете мне честь, сэр, – с некоторой неохотой ответил отец и едва заметно поклонился, принимая комплимент.
Они попрощались. Мы направились к нашим лошадям. Парт стоял неподалеку, седло лежало у его ног, лицо выражало отчаяние. Мой отец даже не взглянул в его сторону. Он помог мне сесть в седло, поскольку лошадь была для меня высоковата, привязал к луке своего седла поводья коня, на котором раньше ехал Парт, и мы молча тронулись в путь. Когда мы миновали часовых у ворот, я с грустью посмотрел в сторону прилавков на рыночной площади. Мне так хотелось побродить между ними с хорошенькой дочерью разведчика! Однако мы не остановились даже для того, чтобы поесть, и я понимал, что сейчас не стоит жаловаться. В наших седельных сумках лежали бутерброды с мясом и фляжки с водой. Солдат всегда должен о себе заботиться сам. Тут у меня возник вопрос.
– Почему Ворон назвал дочь разведчика лошачкой? Отец не смотрел в мою сторону.
– Потому что она полукровка, сын. В ее жилах течет кровь жителей равнин и гернийцев, а таких полукровок всюду не любят. Так мул – помесь лошади и осла – не является ни лошадью, ни ослом.
– Она сотворила заклинание.
– Да, ты говорил.
Его тон показывал, что отец не хочет обсуждать со мной эту тему. Я почувствовал смущение, но не удержался от следующего вопроса:
– Я поступил неправильно?
– Тебе не следовало отходить от Парта. Тогда бы ничего не произошло.
Я немного подумал. Слова отца показались мне несправедливыми.
– Если бы меня там не было, они бы не послали меня к девочке. Но мне кажется, что они все равно попытались бы заманить ее в переулок.
– Весьма возможно, – неохотно согласился отец. – Однако в этом случае ты не оказался бы свидетелем этих событии.
– Но… – я попытался довести свою мысль до конца, – если бы меня там не было, девочка пострадала бы. А это очень плохо.
– Верно, – согласился отец, и некоторое время тишину нарушал лишь цокот копыт наших лошадей.
Наконец отец остановил своего скакуна, и я последовал его примеру. Он вздохнул, облизнул губы – я видел, что он колеблется. Я молча смотрел ему в глаза. Еще раз глубоко вздохнув, он заговорил:
– Ты не сделал ничего постыдного, Невар. Ты защищал женщину и сказал правду. Я ценю оба этих поступка. После того как ты стал свидетелем происходящего, ты не мог поступить иначе. Однако твои слова поставили командира заставы в трудное положение. Было бы лучше, если бы ты остался с Партом.
– Но тогда девочка пострадала бы.
– Вполне вероятно. – В голосе отца появилось напряжение. – Но она пострадала бы не по твоей вине, и нас бы это не касалось. Скорее всего, никто не поставил бы под сомнение право ее отца наказать обидчика. А так разведчик сломал челюсть сыну солдата только за то, что тот угрожал его дочери, и столь жестокое наказание вызвало у людей недовольство. Хент не самый сильный командир. Он просит у своих людей разрешения вести их, вместо того чтобы требовать повиновения. Из-за того что ты вступился за девочку, а потом дал показания, командиру пришлось принимать решение. Отца нахального мальчишки и его семью изгнали с заставы. Простым солдатам это не понравилось. Они понимают, что нечто подобное может произойти с любым из них.
– Командир позволил солдату ударить разведчика, – сообразил я.
– Да. Он сделал это для того, чтобы у него появился повод наказать солдата вовсе не за оскорбление, которое нанес его сын дочери разведчика. Однако командиру не следует действовать так трусливо, и тем самым он совершил постыдный поступок. А я стал тому свидетелем – значит, часть стыда и ответственности за его неумение разрешить сложную ситуацию перейдет на меня и на тебя. К сожалению, я ничего не мог поделать, поскольку командир он. Если бы я поставил под сомнение его решение, то мог пошатнуть его авторитет. Офицеры не должны так поступать друг с другом.
– Но тогда… а достойно ли вел себя разведчик Халлоран? – Мне очень хотелось понять, кто в этой истории был прав.
– Нет. – Тут у отца не было ни малейших сомнений. – Поскольку он повел себя недостойно еще в тот день, когда выбрал себе жену из жительниц равнин. А потом совершил глупую ошибку, взяв дочь на заставу. Сын солдата отреагировал на появление полукровки самым естественным образом. Щеголяя яркими юбками и обнаженными руками, она всем продемонстрировала свое происхождение. Для мальчишек это стало своеобразным сигналом. Они знали, что она не сможет стать достойной женой гернийца, более того, и большинство жителей равнин не будут иметь с ней дело. Рано или поздно она попадет в солдатский бордель. Вот почему эти мальчишки так себя вели.
– Но…
Отец тронул поводья своего коня. Мы поехали дальше.
– Пожалуй, став участником сегодняшних событий, ты получил хороший урок. Мы больше не будет об этом говорить, и ты не станешь ничего рассказывать матери или сестрам. До заката нам предстоит проделать большой путь. И я хочу, чтобы, вернувшись домой, ты написал длинное сочинение о долге сына подчиняться отцу. Я считаю, это будет достойным завершением, ты согласен со мной?
– Да, сэр, – тихо ответил я.
ГЛАВА 2
– Пожалуйста, отойдите в сторону. Мы идем на рынок. Ворон ухмыльнулся.
– Нет, вы только его послушайте! Мы не стоим на твоем пути, сын полковника. Мы здесь для того, чтобы проводить вас. Есть короткий путь на рынок. Мы его покажем. Вон там, через переулок.
– Но вон же рынок, его даже видно! – глупо запротестовал я.
Девочка попыталась высвободить руку, но я ее не отпускал. Неожиданно я сообразил, в чем состоит мой долг. Джентльмен всегда защищает женщин и детей. Я инстинктивно догадался, что мальчишки хотят причинить ей вред. Будучи невинным, как младенец, я не мог даже предположить, что они задумали, в противном же случае я испугался бы куда сильнее. Так или иначе, но я был полон решимости охранять девочку.
– Уйдите с дороги, – приказал я.
Но они плотнее сомкнулись вокруг нас, и мы оба невольно отступили на шаг. Они подошли еще ближе, и мы вновь отступили. Нас оттесняли к переулку – так действуют собаки, заставляя овец двигаться в нужном направлении. Я посмотрел через плечо на мальчишек у меня за спиной, и Карки омерзительно засмеялся. И тогда девочка остановилась и аккуратно высвободила руку, которую я по-прежнему сжимал в своей ладони. Парни приблизились еще на шаг. Они вдруг показались мне гораздо выше и страшнее, чем когда я наблюдал за их игрой. Я уловил запах дешевой пищи и немытых тел и быстро огляделся по сторонам, рассчитывая увидеть взрослых, которые могли бы прийти к нам на помощь, но солнце жарило вовсю, и эта часть улицы была пустынной. Люди либо сидели по домам, где было чуть более прохладно, либо толпились на рынке. Немного дальше, возле входа в таверну болтали между собой солдаты. Даже если бы я закричал, взывая о помощи, едва ли кто-нибудь из них обратил бы на нас внимание. Мы находились рядом с переулком, и я понимал, что еще немного – и нас затащат туда, а тогда уж нам никто не поможет. Собрав волю в кулак, я обратился к мальчишкам:
– Мой отец будет очень недоволен, если узнает, что вы не давали нам пройти.
Карки оскалился.
– Твой отец не найдет твоего тела, офицерский щенок. Меня никогда так не обзывали, и никто мне не угрожал с такой злобой. Мой отец всегда утверждал, что солдаты любят и уважают хороших офицеров. И я считал, что все солдаты к офицерам относятся с почтением. Ненависть мальчишек меня поразила.
Однако девочка сохраняла присутствие духа.
– Я не хочу никому причинять вред, – негромко проговорила она.
Она старалась говорить спокойно, но ее голос слегка дрогнул.
Ворон рассмеялся.
– Неужели ты думаешь, что мы ничего не знаем, кобылка? Ты в ошейнике. Ты укрощена железом. Ты не можешь сделать больше, чем обычная женщина. Ну а если ты немножко покричишь или даже будешь лягаться, никого из нас это не напугает.
Должно быть, он подал своим дружкам какой-то сигнал. А возможно, подобно стае птиц или своре диких псов, парни действовали, повинуясь инстинкту. Двое младших в этой компании мальчишек – даже они были старше и крупнее, чем я, – схватили меня и с криками потащили к узкому проходу между домами. Ворон и Карки бросились на девочку. Я успел увидеть, как их грязные пальцы вцепились в ее белую блузку. В одно мгновение они подняли юную дочь разведчика и поволокли за мной. Остальные мальчишки, возбужденно смеясь и блестя глазами, толпой следовали за нами. На секунду девочка стала похожа на хрупкую испуганную птицу, а потом ею овладела ярость. Пока меня тащили все дальше, она резким движением высвободила одну руку. Я увидел, как ее изящные пальцы нарисовали в воздухе непонятный знак. Движение напомнило мне короткое заклинание, которое использовал отец, когда, седлая лошадь, застегивал подпругу. Но сейчас я стал свидетелем чего-то иного – куда более древнего и могущественного.
Магию описать трудно. Не было ни вспышки молнии, ни зеленых искр, ни даже удара грома, о чем непременно упоминается в старых гернийских легендах. Девочка лишь сделала едва уловимое движение пальцами. Нет, я не могу его описать или повторить, но тем не менее какая-то древняя часть моей души узнала это заклинание. И хотя девочка направляла свою магию против Ворона и его дружков, меня тоже задело. Все мои мышцы сократились, и на один страшный миг мне показалось, что я утратил контроль над кишечником. Я извивался в руках своих врагов и, если бы не потерял самообладания, то легко вырвался бы на свободу, поскольку они дергались так, словно их кололи иголками.
Двоим парням, державшим девочку, пришлось гораздо хуже. В то время я еще не видел, как люди бьются в судорогах, и только спустя годы понял, что же на самом деле произошло. Оба потеряли контроль над своими телами, а затем Ворона и Карки в буквальном смысле отбросило от девочки, и они упали на землю в нескольких футах от нее, взметнув тучу пыли. Один из младших мальчиков, судя по внешнему сходству, брат Ворона Дарда, завопил от ужаса и бросился в сторону таверны.
Она пошатнулась, когда руки мальчишек резко разжались, и едва не упала на колени, но тут же выпрямилась и поправила блузку, которую нападавшие успели стащить с ее плеч, частично обнажив маленькую грудь. Приведя себя в приличный вид, девочка сделала несколько быстрых шагов вперед.
– Отпустите его! – сквозь стиснутые зубы приказала она двум юным оборванцам, по-прежнему удерживающим меня.
Ее голос прозвучал негромко, но угрожающе.
– Но… твой железный ошейник! – изумленно воскликнул один из мальчишек.
Он смотрел на нее, разинув рот, с испуганным и оскорбленным видом, словно она нарушила правила игры. Второй отпустил меня, и вся ватага бросилась бежать, завывая точно стая собак, которым крепко досталось, хотя я не сомневался, что никто из них не пострадал. Она ничего не ответила бессовестному мальчишке. Ее пальцы задвигались, и смельчак, задавший вопрос, не стал дожидаться, когда она закончит творить заклинание. Он, как и я, знал, что заклинания жителей равнин имеют ограниченную дальность действия. Он резко толкнул меня на девочку, повалив в пыль у ее ног, а сам помчался за своими дружками. Карки уже исчез, скрывшись за углом в переулке. Пока Ворон поднимался на ноги, девочка помогла встать мне. Потом она повернулась к обидчику, словно намереваясь пожелать доброго дня, и сказала:
– Черная краска на бронзе, и никакого железа. Мой отец никогда не наденет железо на одну из нас. Он не приносит железо в наш дом.
Ворон медленно отступал от нас. Его лицо покраснело от злобы, в черных глазах сверкала ярость. Решив, что находится в безопасности, Ворон остановился и принялся обзывать девочку самыми отвратительными словами, какие только знал, – большинство из них я раньше даже не слышал. Напоследок он заявил:
– Твой отец опозорил себя, когда вставил свой член твоей матери. Уж лучше бы он проделал это с ослицей и произвел на свет мула. Вот кто ты есть – кобыла, лошачка. Мул. Помесь. Уродец. Ты можешь обрушить на нас свои гнусные чары, но наступит день, когда один из нас оседлает тебя. И прольется кровь. Ты еще поплатишься.
Ворон становился все смелее, быть может, мой разинутый рот добавил ему уверенности. И тут разведчик, совершенно бесшумно подошедший сзади к Ворону, схватил его за плечи. Одним стремительным движением он развернул мальчишку и тыльной стороной ладони ударил его по лицу. Он нанес удар, совершенно не сдерживаясь, похоже, даже не пытаясь сделать скидку на то, что перед ним подросток. Я услышал треск ломающихся костей и понял, что Ворон еще долго не произнесет ни одного бранного слова – до тех пор, пока у него не заживет челюсть. Казалось, этот звук послужил заклинанием, привлекающим любопытных – люди срывались со своих мест в тени возле казарм и таверны и торопливо двигались к нам. Среди них я заметил Дарду, который за руку тащил Вева, своего отца. Тут же появился мой отец, яркий румянец гнева заливал его щеки.
Казалось, все заговорили одновременно. Девочка подбежала к отцу. Он обнял ее за плечи и, склонив к ней голову, негромко сказал:
– Мы уезжаем, Сил. Прямо сейчас.
– Но… Я так и не побывала на рынке! Папа, это была не моя вина!
Вев опустился на колени возле Ворона, затем посмотрел на разведчика и завопил:
– Проклятье, он сломал моему мальчику челюсть!
Из таверны выходили все новые люди, щурясь от яркого солнечного света, словно ночные животные, которых разбудили тревожные крики. Они злобно смотрели на разведчика, а потом с сочувствием на лежащего на земле мальчика.
– Невар, – резко обратился ко мне отец, – как ты оказался вовлечен в эту историю? И где Парт?
Парт, усы которого еще не успели просохнуть от пива, возник за спиной отца – он едва ли не последним вышел из таверны. Подозреваю, он распивал очередную кружку пива вместе с Вевом, когда тот выскочил из-за стола и бросился на улицу. Парт тут же закричал, заглушая остальных:
– Слава добрым богам! Вот мальчишка. Невар, немедленно иди сюда! Я тебя искал. Ты ведь знаешь, что нельзя убегать и прятаться от старого Парта. Форт – это не место для баловства.
Голос моего отца мог перекрыть шум битвы. Однако он не кричал. Все дело было в том, как он говорил.
– Можешь возносить хвалу, кому пожелаешь, Парт, но меня ты не обманешь. Ты больше на меня не работаешь. Забирай свое седло.
– Но, сэр, во всем виноват мальчишка! Он убежал, как только вы вошли в дом…
Парт смолк. Мой отец уже не обращал на него внимания. Впрочем, как и все остальные. Командир заставы спустился по пенькам с крыльца и решительно направился к нам, а его помощник, старавшийся не отставать, что-то быстро ему говорил. Потом он вышел вперед, расчищая начальнику гарнизона дорогу толпе зевак, и наконец они приблизились к нам. Следует отдать должное командиру – он выглядел совершенно спокойным, даже равнодушным.
– Что здесь происходит? – строго спросил он.
Все, кроме Вева, замолчали, а тот заявил:
– Он ударил моего мальчика и сломал ему челюсть, сэр! Это сделал разведчик! Подкрался к моему мальчику и ударил его!
– Разведчик Халлоран. Ты можешь объяснить свои действия?
Лицо Халлорана превратилось в маску. Во мне что-то сжалось, хотя я не смог бы объяснить, что означала такая перемена в лице. Разведчик ответил, тщательно подбирая слова:
– Сэр, он оскорблял мою дочь и угрожал ей. Командир нахмурился.
– И все? – спросил он, дожидаясь более подробных объяснений.
Наступило долгое молчание. Я пришел в замешательство и поежился. Девочек нельзя оскорблять. Даже я это знал. И тогда я исполнил свой долг. Мой отец часто повторял, что мужчина обязан всегда говорить правду. Я откашлялся и проговорил:
– Они схватили ее за руки и попытались затащить в переулок. Потом Ворон назвал ее лошачкой, а после того, как она его отшвырнула, сказал, что оседлает ее. И прольется кровь.
Я повторил только те слова, что были мне знакомы, однако их взрослый смысл от меня ускользнул. Насколько я понял, он назвал девочку мулом. Мне было хорошо известно, что меня бы выпороли, если бы я осмелился обозвать так своих сестер. Ворон вел себя грубо, и его за это наказали. Я говорил громко и четко, а потом добавил больше для отца, чем для командира:
– Я пытался ее защитить. Ты говорил мне, что девочек бить нельзя. А они едва не сорвали с нее блузку.
Я замолчал, и вновь воцарилась тишина. Даже Вев прекратил свои жалобы, а Ворон стал стонать тише. Я огляделся по сторонам, все смотрели на меня. Меня смутило лицо отца, на котором гордость мешалась со смущением. Потом заговорил разведчик:
– Я бы сказал, в целом мальчик верно обрисовал то, что произошло, и я действовал в соответствии с обстоятельствами. Найдется ли среди вас отец, который сможет меня в чем-нибудь обвинить?
Никто не выступил в его защиту, все продолжали помалкивать, и тогда командир холодно заметил:
– Всего этого можно было бы избежать, если бы у тебя хватило здравого смысла оставить ее дома, Халлоран.
Похоже, слова начальника заставы позволили Веву вновь дать волю собственной злобе. Он вскочил на ноги, бросив мальчика, и тот жалобно вскрикнул. Вев приближался к разведчику, опустив руки и слегка согнув ноги в коленях, – все понимали, что он ждет малейшего повода, чтобы броситься на Халлорана.
– Это ты во всем виноват! – прорычал солдат. – Зачем ты привез девчонку в город и позволил ей гулять без присмотра, соблазняя парней? – Затем его голос поднялся до крика: – Ты разрушил жизнь моего мальчика! Его челюсть не срастется так, как положено, и он никогда не станет солдатом! И что ему тогда делать, скажите мне? Добрый бог объявил, что ему следует быть солдатом, – сыновья солдат всегда становятся солдатами. Но ты сломал ему жизнь из-за своей полукровки! – Кулаки Вева тряслись, словно безумный кукольник дергал за невидимые веревочки.
Я боялся, что дело вот-вот дойдет до драки. Люди опасливо подались назад, образуя круг. Разведчик бросил быстрый взгляд на командира. Потом мягко поставил дочь себе за спину. Я принялся в растерянности озираться по сторонам, но мой отец находился на противоположной стороне круга и даже не смотрел на меня. Он не сводил взгляда с командира, по-видимому ожидая от него какого-то приказа.
Однако командир молчал. Солдат набросился на разведчика, но тот уклонился и дважды быстро ударил Вева в лицо. Мне казалось, что солдат тут же упадет. Наверное, Халлоран по-думал так же, но Вев нарочно прикинулся неуклюжим, чтобы разведчик расслабился. Халлоран совершил ошибку – солдат неожиданно развернулся и с силой саданул его под ребра. Разведчик потерял равновесие и повис на противнике, и тот успел нанести еще два удара. Оба получились сильными и точными. Девочка вскрикнула и закрыла лицо руками, когда глаза Халлорана закатились. Вев громко рассмеялся.
Он попался на собственную уловку. Разведчик и не собирался падать, больше того – внезапно он перешел в контратаку. Последовал молниеносный удар в лицо. Солдат пронзительно закричал. Халлоран сделал подсечку, и Вев упал в пыль. Несколько человек в толпе закричали и бросились вперед. Вев не смог сразу же подняться на ноги. Он с трудом повернулся на бок, прижимая руки к лицу. Между пальцев текла кровь. Солдат закашлялся.
– Стойте! – наконец вмешался командир.
Я не знал, почему он ждал так долго. Его лицо потемнело от прилившей к нему крови – никакой командир не захочет, чтобы подобные драки происходили у него на заставе. Конечно, Халлоран был всего лишь разведчиком, но еще сыном дворянина и офицером. Командиру не следовало разрешать простому солдату вроде Вева начинать драку. Откуда-то появились солдаты в форме. Я сообразил, что их привел помощник командира. Теперь, когда за его спиной появилась стена зеленых мундиров, начальник заставы отдал серию резких приказов:
– Окружите всех, кто здесь собрался. Наших отведите в казармы. Пришлым следует покинуть город. Передайте часовым, чтобы их не пускали в течение трех дней. Сыновья должны следовать за своими отцами.
Я знал, что у командира было такое право. Наступит день, и сыновья солдат сами станут солдатами. И если он командовал отцами, то мог в случае необходимости отдавать приказы и сыновьям.
– Он ударил офицера, – негромко проговорил мой отец. Он не смотрел ни на командира с разведчиком, ни на меня.
Его взгляд был устремлен в пустоту. Отец произнес эти слова вслух, но оснований считать, будто они обращены к командиру, не было. Однако начальник заставы счел возможным их услышать.
– Эй, ты! – обратился он к Веву. – Собери вещи и своих щенков и покинь форт. Поскольку я человек милосердный, а последствия твоего проступка заденут твою жену и дочерей, я разрешаю показать сына лекарю, чтобы он вправил ему челюсть перед тем, как вы все покинете заставу. Но завтра к вечеру чтобы духу твоего здесь не было!
Толпа недовольно зароптала. Наказание было суровым. Другие поселения находились далеко, а это означало изгнание в засушливые равнины. Я сомневался, что у Вева имелся фургон или лошади. Солдата и всю его семью ждали серьезные лишения. Кто-то из его друзей подошел, чтобы помочь ему поднять сына. Они бросали злобные взгляды в сторону командира и разведчика, пока возились со стонущим Вороном, но молчали. Солдаты в зеленой форме выдвинулись вперед, чтобы никому не пришло в голову бунтовать. Толпа начала расходиться.
Разведчик молча стоял, положив руку на плечо дочери. От полученных ударов в живот его лицо слегка позеленело. И я не понимал, защищает ли он дочь или опирается на нее. Она рыдала, захлебываясь слезами. Я ее не винил. Если бы кто-нибудь так ударил моего отца, я бы тоже расплакался.
– Мы уезжаем домой, – успокаивающе сказал разведчик.
– Халлоран, – сурово проговорил командир.
– Сэр?
– Никогда больше не привози с собой дочь. Это приказ.
– Можно подумать, я собирался. – От досады разведчик даже забыл о субординации. Однако опомнился, понизил голос и опустил глаза. – Сэр.
Только тогда я понял, как сильно Халлоран ненавидит командира. Но командир сделал вид, будто ничего не заметил, и я подумал, что он боится разведчика.
Больше ничего сказано не было. Для меня весь мир вдруг замер, и, погрузившись в оцепенение, я пытался осмыслить то, чему стал свидетелем. Солдаты разгоняли толпу, сопровождая свои действия толчками и руганью. Мой отец молча стоял рядом с командиром. Они наблюдали за тем, как разведчик вместе с дочерью направляется к лошадям. Девочка перестала плакать. Теперь ее лицо сделалось спокойным, словно с него стерли все чувства, и если они и говорили между собой, то я ничего не услышал. Халлоран помог девочке сесть на лошадь, легко вскочил в седло сам, и они поехали прочь. Я долго смотрел им вслед. Когда я перевел взгляд на отца, то заметил, что возле переулка остались только командир, отец и я.
– Подойди, Невар, – позвал отец, словно я был потерявшимся щенком, и я послушно приблизился к нему. Он положил мне руку на плечо и спросил: – Как ты ввязался в эту историю?
Мне и в голову не приходило солгать ему. Я подробно рассказал все с той самой минуты, как Парт оставил меня на улице, и до появления отца. Взрослые молча выслушали меня. Когда я повторил угрозу Карки о том, что отец никогда не найдет мое тело, глаза полковника Бурвиля сверкнули. Он посмотрел на командира заставы, и тот заметно побледнел. Когда я закончил свой рассказ, отец покачал головой.
Я встревожился.
– Отец, я что-нибудь сделал не так?
Командир ответил прежде, чем успел заговорить отец.
– Взяв с собой дочь-полукровку, Халлоран привез в форт беду. Но, Кефт, пусть твой сын не беспокоится из-за нее. Если бы я знал, что Вев такой наглый негодяй, я бы не позволил ему и его семье поселиться на моей заставе. Сожалею, что твой сын видел и слышал все это.
– Я тоже, – мрачно согласился отец. Слова командира его не удовлетворили.
– В конце месяца, – торопливо добавил командир, – я пришлю человека, который заполнит бумаги о закупке овечьих шкур. У вас не будет конкурентов, и вы получите заказ. Имея дело с вами, я знаю, что вступаю в сделку с честным человеком. Искренность вашего сына тому гарантия. – Казалось, для командира было важно заслужить уважение моего отца. – Вы делаете мне честь, сэр, – с некоторой неохотой ответил отец и едва заметно поклонился, принимая комплимент.
Они попрощались. Мы направились к нашим лошадям. Парт стоял неподалеку, седло лежало у его ног, лицо выражало отчаяние. Мой отец даже не взглянул в его сторону. Он помог мне сесть в седло, поскольку лошадь была для меня высоковата, привязал к луке своего седла поводья коня, на котором раньше ехал Парт, и мы молча тронулись в путь. Когда мы миновали часовых у ворот, я с грустью посмотрел в сторону прилавков на рыночной площади. Мне так хотелось побродить между ними с хорошенькой дочерью разведчика! Однако мы не остановились даже для того, чтобы поесть, и я понимал, что сейчас не стоит жаловаться. В наших седельных сумках лежали бутерброды с мясом и фляжки с водой. Солдат всегда должен о себе заботиться сам. Тут у меня возник вопрос.
– Почему Ворон назвал дочь разведчика лошачкой? Отец не смотрел в мою сторону.
– Потому что она полукровка, сын. В ее жилах течет кровь жителей равнин и гернийцев, а таких полукровок всюду не любят. Так мул – помесь лошади и осла – не является ни лошадью, ни ослом.
– Она сотворила заклинание.
– Да, ты говорил.
Его тон показывал, что отец не хочет обсуждать со мной эту тему. Я почувствовал смущение, но не удержался от следующего вопроса:
– Я поступил неправильно?
– Тебе не следовало отходить от Парта. Тогда бы ничего не произошло.
Я немного подумал. Слова отца показались мне несправедливыми.
– Если бы меня там не было, они бы не послали меня к девочке. Но мне кажется, что они все равно попытались бы заманить ее в переулок.
– Весьма возможно, – неохотно согласился отец. – Однако в этом случае ты не оказался бы свидетелем этих событии.
– Но… – я попытался довести свою мысль до конца, – если бы меня там не было, девочка пострадала бы. А это очень плохо.
– Верно, – согласился отец, и некоторое время тишину нарушал лишь цокот копыт наших лошадей.
Наконец отец остановил своего скакуна, и я последовал его примеру. Он вздохнул, облизнул губы – я видел, что он колеблется. Я молча смотрел ему в глаза. Еще раз глубоко вздохнув, он заговорил:
– Ты не сделал ничего постыдного, Невар. Ты защищал женщину и сказал правду. Я ценю оба этих поступка. После того как ты стал свидетелем происходящего, ты не мог поступить иначе. Однако твои слова поставили командира заставы в трудное положение. Было бы лучше, если бы ты остался с Партом.
– Но тогда девочка пострадала бы.
– Вполне вероятно. – В голосе отца появилось напряжение. – Но она пострадала бы не по твоей вине, и нас бы это не касалось. Скорее всего, никто не поставил бы под сомнение право ее отца наказать обидчика. А так разведчик сломал челюсть сыну солдата только за то, что тот угрожал его дочери, и столь жестокое наказание вызвало у людей недовольство. Хент не самый сильный командир. Он просит у своих людей разрешения вести их, вместо того чтобы требовать повиновения. Из-за того что ты вступился за девочку, а потом дал показания, командиру пришлось принимать решение. Отца нахального мальчишки и его семью изгнали с заставы. Простым солдатам это не понравилось. Они понимают, что нечто подобное может произойти с любым из них.
– Командир позволил солдату ударить разведчика, – сообразил я.
– Да. Он сделал это для того, чтобы у него появился повод наказать солдата вовсе не за оскорбление, которое нанес его сын дочери разведчика. Однако командиру не следует действовать так трусливо, и тем самым он совершил постыдный поступок. А я стал тому свидетелем – значит, часть стыда и ответственности за его неумение разрешить сложную ситуацию перейдет на меня и на тебя. К сожалению, я ничего не мог поделать, поскольку командир он. Если бы я поставил под сомнение его решение, то мог пошатнуть его авторитет. Офицеры не должны так поступать друг с другом.
– Но тогда… а достойно ли вел себя разведчик Халлоран? – Мне очень хотелось понять, кто в этой истории был прав.
– Нет. – Тут у отца не было ни малейших сомнений. – Поскольку он повел себя недостойно еще в тот день, когда выбрал себе жену из жительниц равнин. А потом совершил глупую ошибку, взяв дочь на заставу. Сын солдата отреагировал на появление полукровки самым естественным образом. Щеголяя яркими юбками и обнаженными руками, она всем продемонстрировала свое происхождение. Для мальчишек это стало своеобразным сигналом. Они знали, что она не сможет стать достойной женой гернийца, более того, и большинство жителей равнин не будут иметь с ней дело. Рано или поздно она попадет в солдатский бордель. Вот почему эти мальчишки так себя вели.
– Но…
Отец тронул поводья своего коня. Мы поехали дальше.
– Пожалуй, став участником сегодняшних событий, ты получил хороший урок. Мы больше не будет об этом говорить, и ты не станешь ничего рассказывать матери или сестрам. До заката нам предстоит проделать большой путь. И я хочу, чтобы, вернувшись домой, ты написал длинное сочинение о долге сына подчиняться отцу. Я считаю, это будет достойным завершением, ты согласен со мной?
– Да, сэр, – тихо ответил я.
ГЛАВА 2
ПРЕДВЕСТНИК
Мне исполнилось двенадцать лет, когда посланец принес первое сообщение о наступающей с востока чуме.
Как ни странно, тогда это известие не произвело на меня особого впечатления. Тот год не слишком отличался от всех прочих. Ранним утром мы с сержантом Дюрилом, моим наставником в искусстве верховой езды, как всегда, отправились на тренировку. У моего отца был мерин по кличке Гордец, которым он ужасно гордился. Тем летом мне впервые разрешили на него сесть. Гордец был прекрасным скакуном каваллы, его не нужно было обучать боевым ударам копыт или выездке, но я сам еще мало что умел и учился у лошади не меньше, чем у сержанта Дюрила. Любые ошибки, которые мы совершали, делались по моей вине. Всадник должен составлять единое целое со своим скакуном, предвидеть каждое его движение, ему не следует слишком приникать к шее или, наоборот, отклоняться в сторону.
Как ни странно, тогда это известие не произвело на меня особого впечатления. Тот год не слишком отличался от всех прочих. Ранним утром мы с сержантом Дюрилом, моим наставником в искусстве верховой езды, как всегда, отправились на тренировку. У моего отца был мерин по кличке Гордец, которым он ужасно гордился. Тем летом мне впервые разрешили на него сесть. Гордец был прекрасным скакуном каваллы, его не нужно было обучать боевым ударам копыт или выездке, но я сам еще мало что умел и учился у лошади не меньше, чем у сержанта Дюрила. Любые ошибки, которые мы совершали, делались по моей вине. Всадник должен составлять единое целое со своим скакуном, предвидеть каждое его движение, ему не следует слишком приникать к шее или, наоборот, отклоняться в сторону.